Рыцарь Корчевский Юрий

– Всё в руках Господа, он милостив.

– Придётся в Переяслав возвращаться без него.

Хлопнула дверь, наступила тишина.

Алексей ощущал слабость, боль в ноге. Но главное – он пока жив. Ему стало интересно: если бы он погиб в хватке с секачом, тело тоже бы исчезло, как у Конрада? Вот бы монахи удивились!

Захар ухаживал за ним, как за малым дитём. Менял повязки, давал противные на вкус снадобья, посыпал рану толчёным мхом, кормил, поил и обтирал влажной тряпицей. Даже коровьим молоком поил несколько дней, хотя в монастыре коров не было, Алексей это точно знал.

Только через неделю Алексей смог разговаривать.

– Как нога? – спросил он Захара.

– Очнулся? Тогда на поправку пойдешь, – улыбнулся тот.

– Нога цела?

– Кости целы, а мясо нарастёт.

– Послушник как? – Алексей спросил про монаха, на которого напал секач.

Захар отвернулся:

– Схоронили, четвёртый день как.

– А Ефрем?

– Третьего дня уехал. Оба монаха переяславских с ним и наших четверо – из бывших воев, кто оружием владеет. Обещал по весне вернуться – вроде даже с князем Владимиром. К тому времени фундамент крепость примет, можно будет и за стены браться.

– Выходит, я здесь до весны застрял?

– Можно и так сказать. А куда тебе в поход? В седле не удержишься, а уж в сече биться и вовсе не горазд.

Не горазд, это точно, поговорил – и то устал.

А ещё через неделю зарядили дожди – нудные, противные, и лили они целыми сутками. День стал сокращаться.

Алексей уже подсаживался на жёстком топчане, ел сидя. К нему стали наведываться монахи. По дождю ни в лес не пойдёшь, ни фундамент будущего храма Успенского не выведешь. И потому они за здоровье Алексея молились да проведывали его. С некоторыми из них Алексей сошёлся – почти подружился, особенно с молодым, Павлом.

– Я бы с секачом не сладил, – как-то однажды вдруг разоткровенничался тот. – Видел я его опосля – огромен! Чтобы не протух, братия разделала его и засолила. Представляешь – четыре кадки полных!

– Ну, это смотря какая кадка…

– Всё равно огромный. Я бы не смог, смелости не хватило.

– Я воин, мне перед любым врагом отступать не пристало, зазорно. Секач ведь и так одного послушника живота лишил. Что же мне делать было? Ждать, когда он остальных убьёт или искалечит?

– Верно. Потому я и говорю – смелый ты. Братия тебя уважает и молится за твоё выздоровление.

– Привет им передавай. Да сам заходи ещё, поболтаем.

– Привет передам, а заходить – время не всегда есть.

– Так дождь, промозгло, что на улице делать?

– Как не льёт, так печь делаем.

– На поварне?

– Зачем? Для обжига клинфы.

– Это что такое?

– Кирпич большой и плоский.

Камни под фундамент собирали на подводах со всей округи, а на стены их и вовсе не было. Вот настоятель и решил печь делать – до весны просохнет. А глины в округе полно, знай вози.

– Умно.

– В Суздале подсказали. Там из клинфы несколько храмов отстроены.

От монахов Алексей узнавал о новостях в монастыре, в миру, только вот новостей почти не было. Случись даже какое крупное событие, пока слух о нём до монастыря дойдёт – тут и весна наступит.

Лёжа на топчане, Алексей иногда тихонько поглаживал камень-талисман. Даже подумывать стал – не пора ли вернуться в своё время? Только и останавливало его, что рана ещё не зажила – как с ней в московскую квартиру возвращаться? Только жену испугать. К тому же он не знал, сколько времени прошло там, пока он был здесь. Может быть, часы, но вполне возможно, что и годы.

Мысль эту он отверг – пока отверг. Полнолуние нужно, да и рану подлечить надо, чтобы ходить смог. Сейчас же он даже оправлялся в бадейку деревянную, что у топчана стоит, потому как слаб очень после кровопотери. И так уходом Захара да молитвами братии ногу сохранил, а то и жизнь. Антонов огонь, или гангрена, по-современному – дело не шутейное, Захар рассказывал, как червей из раны на ноге вытаскивал. Хорошо, Алексей в беспамятстве был, не видел.

Но всё же он отъелся, набрался сил и ещё через неделю уже сам стал ходить. В монашеской плотницкой ему костыль сделали, вот на него он опирался и бродил по монастырю. Даже на утреннюю службу пришёл, чем вызвал неподдельную радость братии.

С тех пор Алексей сам стал выходить в трапезную и очень быстро пошёл на поправку. Погулять бы ему ещё, свежим воздухом подышать, только на дворе уже морозец лёгкий, и землю первым снежком укрыло. На своих двоих скользко, а уж с костылём – просто опасно. Упадёшь – рану растревожишь.

На торгу в Суздале ему купили новые порты вместо порванных секачом да тулуп овчинный с шапкой лисьей на зиму.

Чтобы занять себя, Алексей, не утруждая ногу, принялся в плотницкой учиться делать из липы деревянные ложки. Вещь в хозяйстве нужная, да и на продажу монахи их тоже возили. Кроме того, самому интересно, да и навык за плечами не носить, авось пригодится.

Так он провёл время до января. Зимой уже в полную силу вошёл, стал сторожевую службу нести – на башенке, обочь от ворот: не приближается ли враг, не видны ли пожары окрест? Всё лучше, чем ложками забавляться. В конюшню захаживал, чтобы его лошадь от хозяина не отвыкла, иногда кусок хлеба совал – баловал, одним словом. Застоялась коняга, промчаться бы на ней, да всё вокруг снегом замело.

В монастыре запас дров для печей есть, мука, крупы, в подвалах – соленья да овощи. Бывали недели, когда из-за непогоды ни в монастырь, ни из него никто не выходил. А по ночам из леса доносился леденящий душу волчий вой.

До весны, когда просохнут дороги да приедет князь и епископ для освящения первого камня, ещё далеко, месяцев пять. И дождаться трудно, каждый день на предыдущий похож. Утром молитва с братией, завтрак – постный из-за Великого поста, потом – на сторожевую башню, потом – вечерняя молитва, трапеза и – спать. И так каждый день. Для деятельного Алексея такая жизнь была в тягость.

Однажды увидел он в кладовке у ключаря лыжи охотничьи, широкие, камусом снизу подбитые. Ездил как-то он в молодости на таких – удобные. В снег, даже глубокий, не проваливаются, и на склон в таких взобраться не проблема. И не «ёлочкой», как на обычных лыжах, а прямиком. Камус – это короткий мех с брюха лося, лыжи хорошо скользят на нём, и назад скатываться он им не позволяет.

Попросил он у ключаря лыжи.

– Зачем тебе? – удивился тот. – Либо на охоту собрался? Так у тебя и лука нет.

– В Суздаль хочу. Ведь рядом же, а не был ни разу.

– Хм, я настоятеля спрошу. Позволит – езжай. Только я бы на твоём месте туда не совался.

– Почему?

– О прошлом годе князь Олег с дружиной город почти дотла сжёг. Не отстроился ещё город, пепелища одни.

– А торг?

– А что торг? Площадь пустая, да и по зиме торг только по воскресным дням.

Алексей разочарованно вздохнул.

– Тогда не надо лыжи, не пойду.

– Да ты не знал разве про Суздаль-то? Так с послушниками поговори, едва ли не половина из них раньше в Суздале жила.

– Спасибо за совет.

Как-то про город не удосуживался он раньше с братией поговорить. И город-то недалеко, три версты всего – на другом берегу Каменки. Полагал посмотреть только, запечатлеть в памяти – ведь в его время Суздаль входил в Золотое кольцо.

Силки на зайцев на опушке леса от скуки поставить? Но нет, братии мясо вкушать нельзя. Так зачем тогда серых ушастиков губить?

Один из монахов как-то в приватной беседе спросил его, почему Алексей монашеский постриг не примет?

– Живёшь ведь, как мы, даже послушание несёшь – сторожевым на башне.

– Не могу. Воин я, а не монах, тесно мне в монастыре.

«И в самом деле, – думал Алексей, лёжа ночью на топчане, – на службы в церковь хожу, послушание несу, хотя настоятель не обязывал… Только пострига и подрясника мне не хватает».

Но не его это дело, точно не его. Крови и грехов на нём много. Правда, кровь та врагов, но и грехи всю жизнь отмаливать надо. Но для монашества духовно созреть необходимо, исторгнуть себя из мирской жизни, служению Богу посвятить. Только и соблазны мирской жизни велики, страсти кипят и удовольствия жизни к себе влекут. Так что не готов он пока к такому повороту.

И ещё одна мысль подспудная была у Алексея. Если удастся вернуться в своё время, хотел он съездить в Дрезден, найти родственников Конрада. Если могила его там – поклониться, а родне поведать о последнем дне рыцаря. Наверняка не поверят, сумасшедшим сочтут – но это их дело. Слишком много времени он провёл с этим немцем. Воевали вместе, ели-спали, из плена половецкого бежали – такое не забывается. Фактически – боевое братство, хотя, по сути, они врагами быть должны. Немец он, против наших воевал. Да только дружны они были, и потому память его почтить надо, не предать забвению.

В конце января Алексей увидел, как к монастырю по едва заметному, малоезженому санному пути приближаются сани. Мохноногая лошадка заботливо была укрыта попоной, из ноздрей валил пар. Да и то сказать, мороз градусов тридцать, в овчинном тулупе – и то пробирает.

В санях-розвальнях были видны две фигуры: ездовой в тулупе и лисьей мохнатой шапке и ещё один, пассажир, лежал, закутанный в шкуру, то ли волчью, то ли медвежью – издалека не разобрать.

Сани подъехали к воротам.

– День добрый! – поприветствовал ездовой.

– И тебе не хворать, – Алексей перегнулся через перила, стараясь разглядеть вторую фигуру, лежащую в санях. – Зачем пожаловал?

– Захарий нужен, лекарь.

Ага, понятно, больного привёз. Прослышав о монастырском лекаре, селяне зачастую привозили к нему хворых.

Алексей спустился с башенки и отворил ворота.

– Вот туда езжай.

– Я знаю, был уже у него.

Алексей снова запер ворота и поднялся на помост башни. В длинном тулупе по крутой лестнице подниматься неудобно, полы ложатся под ноги, того и гляди, упадёшь. От нечего делать он смотрел на въехавшие сани.

Ездовой, крепкий мужик, поднял больного на руки и занёс в длинную избу.

Алексей отвернулся и снова стал оглядывать местность.

Минут через пятнадцать из избы донёсся душераздирающий крик, причём женский. Ужель женщину привёз? Или помнилось? Крик повторился.

Алексей забеспокоился – да что там происходит? Он спустился с башенки.

И в этот момент из избы раздался звериный рык, переходящий в жуткий вой.

У Алексея по спине побежали мурашки. Он отворил дверь и вошёл в избу. Длинный коридор был пуст. Странно! Больная вопит немилосердно, а монахи как будто и не слышат.

Он подошёл к двери кельи Захара, и тут из-за неё снова раздался крик и удары. Бьёт он её, что ли?

Алексей открыл дверь.

Женщина билась перед Захаром на полу и жутко кричала. На глазах Алексея какая-то неведомая сила заставила её одним усилием перевернуться на бок и встать перед лекарем на колени. Глаза её оставались закрытыми, голова запрокинулась далеко за спину, и женщина водила ею из стороны в сторону, как бы изнывая от невыносимой боли. Жуткий крик сменился чудовищным утробным рычанием, и Алексей вдруг увидел на месте женщины смертельно раненного в схватке, но ещё живого доисторического монстра – так она была сейчас на него похожа.

Захар стоял спокойно, брызгал на неё святой водой и невозмутимо читал молитву.

Алексей подумал было, что у женщины эпилепсия, припадки.

Захар дочитал молитву, и женщина притихла. Испуганный ездовой вжался в угол.

– Падучая? – спросил Алексей – «падучей» тогда называли эпилепсию.

– Хуже. Беса изгоняю. А он идти не хочет, кричит дурным голосом.

Алексей в первый раз видел, как изгоняют беса, воистину зрелище не для слабонервных.

Он попятился и затворил за собою дверь. Сразу стало понятно, почему на жуткие вопли и стенания монахи не обращали внимания, видимо, не впервой, сталкивались уже. Алексей в изумлении покрутил головой. Об изгнании беса он слышал краем уха и даже читал, но видел впервые.

Вернувшись к воротам, он поднялся на башенку. Снег, лес, санный путь – и ни одной живой души. А ведь сегодня полнолуние. Хоть день и клонился к вечеру, но было ещё достаточно светло, и луна хорошо видна.

Жить при монастыре дальше или воспользоваться камнем-артефактом? Только какой смысл оставаться? Ждать возвращения Ефрема и Мономаха? Ну, приедут они, освятят строительство каменного собора – так ведь вновь уедут в Переяслав. И Алексей с ними. Только вот интерес его угас. Конрада с ним нет, а больше он ни с кем ни сдружился. У Мономаха впереди были большие дела: Любечский съезд князей, киевский престол, бои с половцами, после которых степняки, понеся огромные потери, надолго притихнут. Конечно, и у Мономаха потери будут, и потому Алексею можно будет продвинуться, из десятника сотником стать, а то и выше. Только вот зачем? Навоевался он вдоволь, мир чужой посмотрел, стародавний. Интересно, конечно, но и меру знать надо. Наверное, просто устал. Встреча с секачом и тяжёлое ранение – не сигнал ли? Да и по своему времени соскучился, столько лет здесь провёл. К жене Наталье тянуло – как она там? И в отношении себя сомневался – правильное решение принял или смалодушничал? Ну да тут уж судьба рассудит.

Алексей достал из укромного места перстень с бриллиантом – память об Острисе, взял в руку камень с рунами, подумал о Москве, своей квартире, потёр артефакт пальцами да и истаял, как будто не стоял никогда на сторожевой башенке.

Глава 10 «ДРЕЗДЕН»

Очнулся он в своей квартире, лежащим на полу в том самом виде, в каком стоял на башенке: в тулупе, шапке и валенках, опоясанный ремнём с саблей в ножнах. Неуклюже поднялся – то ножны по ногам били, то полы полушубка в ногах путались.

В зимней одежде стало жарко. Он прошёл в коридор, разделся и водрузил одежду на вешалку. Включив сотовый телефон, обнаружил несколько непринятых вызовов – три от жены и один от знакомого. Чтобы сориентироваться во времени, включил телевизор, на телефоне ведь только число, месяц и часы с минутами. Переключил телевизор на новостной канал. Так, понятно, его не было два дня – как раз за выходные успел. Наталья обижается небось, ведь за два дня он ни разу ей не позвонил. Женщины – они внимание любят.

Алексей набрал номер Натальи.

– Привет, это я. Докладываю – жив, здоров, сыт. А как ты?

– За тебя волнуюсь. Звоню-звоню, а абонент недоступен. Ты не заболел?

– Нет, у меня всё нормально.

Наталья помолчала.

– Мне кажется, ты от меня что-то скрываешь. Опять в другом времени был?

– Был, каюсь. Но ведь вернулся – к тебе вернулся…

– Слава богу! Я завтра к вечеру вернусь. Встретишь?

– Позвони, каким поездом выезжаешь. Если после работы – встречу.

– Целую. Расскажешь потом.

– До встречи, целую.

Алексей перевёл дух. Легко отделался, могло быть хуже. Но ещё неизвестно, что будет при встрече. Впрочем, жена у него умная, пилить не должна. Для женщины главное, чтобы других особей женского пола рядом с мужем не было. А на рыбалке он был, с мужиками пиво пил либо вообще в другом времени пребывал – это уже неважно. Муж для женщины – движимое имущество, собственность, а собственность, как известно, нуждается в защите.

Алексей принял душ – в монастыре мылся раз в неделю, по пятницам, когда баню топили. И сейчас, получается, он смыл с себя многовековую пыль. Хорошо-то как! Горячая водичка сверху течёт, шампунь, мочалка… Не ковшиком на себя лить из деревянной шайки да раствором щёлока поливать. Вроде мытьё – вещь обыденная, повседневная, привычная, и даже не замечаешь, как это приятно и комфортно – пользоваться благами цивилизации.

Он глянул на себя в зеркало. Ёлки-палки! Бородища во всё лицо! Чертыхнулся даже. К бороде привык, а бриться ежедневно отучился, непорядок. Только станок заросли на лице брать отказывался. Пришлось ножницами поработать, а потом уже бриться. Для кожи непривычно, лезвие дерёт. Одеколоном освежился и почувствовал – дома он, вернулся! Вокруг привычные вещи, не надо пребывать в постоянном напряжении, никто не нападёт исподтишка – благодать!

Даже на работу в первый день после возвращения из далёких веков выходить было страшно. Несколько часов он инстинктивно хватался за пояс, нашаривая отсутствующую саблю. А на боку – кобура с пистолетом.

– Что ты всё время ёрзаешь? – спросил его напарник.

– Чирей на заднице вскочил, – отшутился Алексей.

Ближе к концу работы позвонила благоверная:

– Лёш, я буду поздно, около полуночи. Билет взяла в восьмой вагон.

– Я встречу.

– Вот хорошо, а то я волнуюсь. Мы ещё не всё закончили, пришлось задержаться, поэтому выезжаю только сейчас.

– Буду ждать, целую.

После службы Алексей сбегал в супермаркет, набрал продуктов и приготовил картофельное пюре, решив сосиски сварить по приезде Натальи. Святая простота, он рассуждал как мужчина, как воин. Мужик ведь может есть всегда, когда ему захочется. Женщины заботятся о фигуре, и ночью если и будут есть, то только в случае действительного голода. Да и то – какие сосиски? Какое пюре?

Чрезвычайно довольный своей заботливостью и умением готовить, Алексей отправился на вокзал.

Туда добрался на метро – поезда пока ещё ходили, а обратно придётся на такси. По московским меркам да ещё ночным расценкам, получалось накладно.

Как и созванивались, Наталья вышла из восьмого вагона, бросилась на шею, поцеловала. Потом отстранилась и в неярком свете перронных ламп внимательно посмотрела на Алексея:

– Не изменился, только кожа под бородой не загорела.

– Я только вчера бороду сбрил. Да ко мне загар быстро пристаёт, три-четыре дня – и ничего видно не будет. Подожди, я такси поймаю.

Алексей остановил «бомбилу», брали они меньше, чем официалы, но и риска было больше. Сговорились.

Алексей открыл дверцу Наталье и уселся рядом сам, держа её спортивную сумку на коленях.

– Как съездилось?

– Нарыла кучу материалов, теперь надо писать. А ты?

Алексей молча показал на таксиста – не при нём же?

Едва они вошли в квартиру, Наталья потянула носом:

– Чем это пахнет?

Алексей расплылся в улыбке:

– Я картофельное пюре сварил. Теперь ещё сосисочки к нему – и славно поужинаем.

– Лёш, сейчас ночь – какое пюре? У меня фигура. Да и не картошкой пахнет. Ой, что это? – Наталья ткнула пальцем в тулуп. Под ним стояли валенки.

– Ты что, тулупа с валенками никогда не видела?

– Видела, конечно, но не у нас дома. А как они сюда попали? От него псиной несёт.

– Но-но, этому тулупу восемь веков с хвостиком! Потому попрошу с древностями попочтительнее!

– Ох, Лёшка, бить тебя некому, а мне некогда… Только я из дома, как он… Ты где был на этот раз?

– Надо много времени.

– До утра хватит?

– Хватит. Мне вечером на работу, отосплюсь. А как ты?

– Вздремну немного и статью печатать буду. Ты мой ноутбук не брал?

– Какой ноутбук, Ната! Я из седла не вылезал и с саблей в обнимку спал.

– Ты меня заинтриговал. Идём на диван.

По своей привычке Наталья забралась на диван с ногами, и Алексей начал свой рассказ. Он старался на мелочах не останавливаться, говорил только о главном, но монолог вышел длинный – до четырёх часов утра. Уже и во рту пересохло, уже и спать хотелось, но рассказ свой Алексей всё же закончил.

– Лёшка, ты уникум, герой! Вот бы написать!

– Не поверят! Да и не хочу я. Не дай бог органы заинтересуются: как это удаётся в другое время попасть, с помощью чего, где взял, почему дома оружие хранишь, и кучу других вопросов, на которые я им ответов дать не смогу. А они вопросы задавать умеют!..

– Жаль. Такой бы материал получился – все бы ахнули!

– Спать давай, а? Не могу больше, устал.

– И правда, утро скоро.

В постели Наталья прижалась к нему:

– Говорил – соскучился, а сам…

Алексей помолчал, пытаясь правильно сформулировать ответ:

– Ты меня не видела всего три дня, а я не был здесь целую жизнь. Извини, отвык. Ощущение странное, привыкать надо. Кажется, обниму тебя – и получу по морде, чтобы не лапал.

– А вот это недоразумение мы сейчас исправим, – Наталья обняла Алексея и крепко поцеловала его.

Любовные игры, начавшись, продолжались до самого рассвета.

За завтраком Алесей сидел, задумавшись.

– О чём думаешь, Лёша?

– Как родственников Конрада найти.

– Лёшка, ты в своём Средневековье совсем устарел! Есть же компьютер, Интернет. Сделай запрос на бургомистра, в архивы.

– Да, как-то я не подумал… Так я ведь и немецкого не знаю.

– Ты только текст набери. Я на английский переведу, и пошлём.

Полдня Алексей вспоминал всё, что знал о Конраде, и каждую деталь записывал на бумагу. Получалось негусто. Потом он свёл всё воедино и отдал Наталье:

– Переведи, пожалуйста.

Когда текст был переведён, он отослал его по электронной почте в бургомистрат Дрездена. Ответ, полученный на следующий день, обескуражил его. Сообщали, что в связи с массированными бомбардировками города во время войны архивы не сохранились, всё сгорело. Но тем не менее ему посоветовали обратиться в военный архив, что он и сделал.

Ответ пришлось ждать неделю, но и он мало что дал. Сообщали, что Конрад Бюллов, ефрейтор, пропал без вести во время бомбардировки 19 сентября 1944 года, и сведениями о дальнейшей судьбе ефрейтора военный архив не располагает.

И на самом деле, американцы и англичане бомбили Дрезден нещадно, практически стёрли с лица земли, город пришлось отстраивать заново. Родители Конрада могли погибнуть, и не исключено, что при первых налётах ушли в небольшой город или село, к родне – миграция гражданских лиц была велика.

Но Алексей был упорен. Он писал в Бонн и в Берлин, в федеральные архивы. Ситуация усугублялась не только войной, но ещё и разделом, а потом – и воссоединением Западной и Восточной Германии. Архивы сливались, разделялись, переезжали, и Алексей мог надеяться только на немецкую педантичность и аккуратность – у них ни одна бумага не терялась. Он сидел за компьютером каждый день, неделя за неделей, но не продвинулся вперёд ни на шаг.

Помогла Наталья, вышедшая через редакцию своей газеты на волонтёрскую, или благотворительную организацию и передавшая им просьбу.

И только через неделю пришёл ответ, который дал первую, ещё очень слабую, но надежду.

Недалеко от Дрездена был городишко – маленький, всего десять тысяч жителей. В нём и жили Бюлловы, эвакуированные во время войны из Дрездена.

Прочитав ответ, Алексей заволновался. Сердце подсказывало ему, что это они. Пусть и не родители – слишком много времени прошло, умерли они уже, но всё равно какая-то родня, может быть, дети, племянники.

И он загорелся ехать. Ведь обещал Конраду, что сообщит родителям о его судьбе, а такие обещания надо выполнять. По крайней мере, совесть его будет чиста, отдаст другу последний долг.

Наталья сначала принялась его отговаривать:

– Может быть, тех Бюлловых в Германии полно, может быть, они просто однофамильцы, и ты только время и деньги потратишь.

– С деньгами решу, а со временем – наберу отгулов и поеду.

– Езжай, тебя, видно, не переубедишь, – махнула рукой жена.

И Алексей стал готовиться. Через Интернет нашёл коллекционера, которому задорого продал саблю – не как оружие, а как хорошо сохранившуюся древность. Коллекционер попался осторожный, на слово не поверил и провёл экспертизу. После металловедческой экспертизы эксперты дали заключение, что сабля сделана не позднее одиннадцатого века. Коллекционер обрадовался и сразу отсчитал деньги.

– Зачем она тебе? – пряча деньги в карман, спросил его Алексей.

– Перепродам. Такие вещи с годами в цене только растут. Выгодное вложение капитала.

– Ну да – если есть что вкладывать.

– Если ещё что-нибудь есть – неси, сговоримся.

Но кроме тулупа и валенок у Алексея больше ничего не было. Впрочем, денег на поездку хватало, если не транжирить. Заграничный паспорт у него был, шенгенскую визу Алексей получил за неделю, поскольку раньше был в стране ЕС и ни в чём предосудительном замечен не был.

Ехал он поездом – так выходило дешевле.

Добрался до Дрездена. Хоть и смотрел по Интернету, как добраться до искомого городка, всё равно поплутал немного, благо, автобусы туда ходили. И чем ближе подъезжал он, тем сильнее билось сердце – как он будет объясняться с роднёй Конрада? Языка почти не знает, как родня настроена к Конраду – неизвестно. Да и не факт, что они родственники. Если однофамильцы, считай – и время и деньги потрачены попусту. И ещё беспокоило – не примут ли его за сумасшедшего? По возрасту он во фронтовые товарищи времён Второй мировой войны Конраду не подходит, а про рыцарство и Мономаха вообще лучше умолчать, только посмеются и вытолкают взашей.

В городишке вышел только он один, автобус пошёл дальше. Адрес у него был на бумажке, и он ткнул её под нос прохожему:

– Битте!

Прохожий объяснил, как мог, и вот Алексей уже стоял перед дверью маленького домика. Крыша из красной черепицы, цветы в палисаднике, чистота вокруг – прямо картинка. Ну да, он же в Германии, где прежде всего орднунг – порядок! Подняв руку к кнопке звонка, он почувствовал, что пальцы бьёт мелкая дрожь.

На звонок вышел молодой, лет семнадцати-восемнадцати, парень.

– Гутен таг! – первым поздоровался он.

– Конрад Бюллов! – медленно произнёс Алексей.

«Вот сколько раз уже говорил себе – учи языки, – корил он себя, – во время переносов освоил латынь и греческий, с Конрадом общался на дикой смеси немецкого, русского и латыни, а ни одного из современных языков выучить так и не удосужился».

Все цивилизованные люди кроме родного языка знают и другой – немецкий, английский, испанский, итальянский. Впрочем, в Европе чаще общаются на немецком.

К удивлению Алексея, парень улыбнулся, сделал приглашающий жест и отступил в сторону.

Алексей держал себя в руках, но сердце колотилось.

Парень провёл его в небольшую гостиную. В глаза сразу бросился небольшой чёрно-белый фотопортрет Конрада – снимок наверняка ещё довоенный. Молодое лицо, ветер треплет волосы, рубашка расстёгнута, улыбка во весь рот…

Страницы: «« ... 1112131415161718 »»

Читать бесплатно другие книги:

Чтобы изменить любое общество, достаточно изменить сущность Женщины, ее духовное и моральное предназ...
Можно ли изменить судьбу? Любовь Ивановна Панова, известная тысячам читателей по бестселлерной серии...
«Когда мы терпим поражения, удел женщин – скрашивать наши невзгоды» – так говорил великий Наполеон, ...
Эта книга великого педагога и гуманиста Януша Корчака – подлинная энциклопедия воспитания человека, ...
Это самая народная книга про Матрону Московскую, так как в ней собраны записочки с просьбами заступн...
Наша Вселенная – поле битвы высших Сил и древних цивилизаций. Наша реальность – последний Заповедник...