Разбуженная страсть Грант Сесилия

Глава 11

Второй день молотьбы лишь укрепил его взгляды. Как он сможет теперь наслаждаться тостом, зная, какой за всем этим стоит тяжкий труд? Интересно, какой самодовольный болван первым выразил недовольство такими плодами земли, как фрукты и дичь, и обратил расчетливый взор на колосья? Он бы хотел встретиться с этим человеком и как следует огреть его чем-нибудь тяжелым по голове. Если, конечно, он все еще умеет быстро бегать. Почти четыре недели без отдыха в гостиной могли нанести непоправимый вред его здоровью.

– Хотите, чтобы я взял поводья, сэр? – спросил мистер Куигли. Этот маленький человечек пришел в замешательство, когда хозяин выразил желание самостоятельно управлять повозкой, вместо того чтобы ехать рядом верхом, как всегда делал Гранвилл.

Тео решительно покачал головой:

– Нет, не надо. На прошлой неделе вы хорошо поработали на току. А теперь отдыхайте и любуйтесь пейзажем, пока мы не доберемся до мельницы.

Куигли уперся ладонями в колени и стал смотреть по сторонам. Перед глазами разворачивались пейзажи, вполне достойные того, чтобы задержать на них взгляд. Вскоре показался город, а на его окраине находилась маленькая речка с серой кирпичной мельницей на берегу. Струи водопада падали на мельничное колесо и двигали его с силой, достаточной для того, чтобы работал жернов. Гранвилл говорил, что для этого существовал особый механизм. Большие и маленькие шестерни взаимодействовали каким-то волшебным образом, заставляя жернов вращаться быстрее, чем само колесо. Мельничное колесо было установлено прямо, в то время как жернова, неподвижный и движущийся, расположены горизонтально. Гранвилл изобразил чертеж, и Тео с умным видом кивал в ответ, мысленно представляя спальню вдовы.

На мельнице они выгрузили мешки с зерном – Куигли с сомнением смотрел, как это делал Тео, – и теперь ждали, когда на цепи их поднимут наверх, где работник высыпал зерно по желобу на жернова. Дальше оставалось только ждать, когда зерно перемелется в муку.

Тео огляделся и потянулся за шляпой, которую снял, когда они разгружали повозку.

– Если я вам больше не нужен, мне бы хотелось прогуляться по городу, – сказал он управляющему. – Я привык к долгим прогулкам в это время дня, но ни разу не посещал окрестные города. – Бессмысленная ложь! Но в любом случае управляющему он сейчас был не нужен. Куигли тоже не возражал, и Тео направился к городу.

Город оказался довольно живописным, со множеством кирпичных и деревянных домов. А по довольно широкой главной улице грохотали телеги – был рыночный день. Из окна второго этажа одного из домов выглядывал ребенок с льняными волосами, с любопытством взиравший на уличную суету. Встретив его взгляд, Тео приподнял шляпу и был вознагражден радостным приветствием – словно он был любимым дядюшкой, вернувшимся из морского плавания с подарками в карманах.

Подарки… Тео нащупал несколько монет в кармане сюртука. Возможно, он что-нибудь купит. Может быть, хороший сыр для мистера Барроу. Или что-то для миссис Расселл. Он направился к концу улицы, чтобы потом медленно пройтись по рынку и посмотреть, чем там торгуют.

По пути он не раз ловил на себе взгляды симпатичных девушек. Даже в простой одежде, которую Тео выбрал для работы, он, должно быть, производил впечатление. Тео оправил сюртук и улыбнулся очередной девушке.

Так нередко все и начиналось. Взгляды встречались, задерживались чуть дольше, чем позволяли приличия, а потом – улыбка, по которой он мог прочесть все, что требовалось.

Черт бы побрал его легкомыслие! Неужели он не способен на большее? Ему казалось, что недавно он обнаружил некоторую нежность в своих мыслях о миссис Расселл. Нечто, способное устранить мысли о других женщинах. Но сейчас…

Что ж, просто его тело не желало отказываться от удовольствий. В нежных мыслях о миссис Расселл не было никакого проку. Если он и впрямь был так глуп, чтобы в нее влюбиться, – а всем известно, что он совершал немало глупостей, – то это будет неразделенное чувство. Ему останется лишь смотреть на нее, словно со дна колодца, в который он так бездумно упал. Потому что ей нравятся надежные мужчины, а он настолько ненадежен, что временами даже не видит, куда идет.

Но все равно он будет хранить ей верность. Он пообещал вдове, что целый месяц будет только с ней, а мужское слово должно чего-то стоить.

Тео повернулся к тележке, у которой стояла непривлекательная коренастая женщина в лиловом платье – такие носили во втором периоде траура. Очередная вдова. Что же, так даже лучше. А женщина с серьезным видом изучала содержимое тележки. Салат…

Тео шагнул поближе к тележке.

– Прошу прощения, – пробормотал он. Почему бы не вести себя дружелюбно, если им придется терпеть присутствие друг друга? Он говорил тихо, чтобы их не услышал торговец зеленью. – Я не очень-то знаю, как выбрать хороший салат. Темные листья лучше?

Дама оценивающе посмотрела на него. Потом отщипнула лист салата.

– Это отличный салат, – доверительно сообщила она. – Но не давайте за него больше двух пенсов, как бы он ни просил.

Теперь ему оставалось только купить салат. Выбрав пучок, Тео сунул руку в карман в поисках мелочи.

– Хотите взять этот салат, сэр? – дружелюбно поинтересовался торговец. – Пять пенсов.

Очевидно, ему придется оскорбить торговца своими попытками сэкономить три пенса. Тео взглянул на свою соседку, но она сосредоточенно выбирала петрушку и не обратила на него внимания. Он заплатил пять пенсов.

– Плохо, – поджав губы, буркнула женщина, как только торговец отвернулся. – Он заметил вашу дорогую одежду и поднял цену. Они всегда так поступают, если им позволять.

– Я потерял всего три пенса. Когда чистил карманы, примерно столько же и высыпалось.

– Он и это тоже понял. Прошу прощения, но у вас такой вид, словно вы не знаете цены вещам.

– Это правда. – В последнее время он привык выслушивать нотации от женщин в трауре. – Я хотел купить еще и сыра, но понятия не имею, сколько стоит платить.

Эта тема увлекла женщину.

– Тогда вам лучше купить корову. В этих краях всего одна молочная ферма, и сыр у них плохой. Вы просто переплатите за него, как и за салат.

– Мне не жалко трех пенсов. Почему бы не позволить этому человеку немного заработать? Если он получит по несколько пенсов от людей, для которых они не имеют значения, разве это не поможет снизить цену для остальных? – Это был веский аргумент.

Женщина критически оглядела его.

– Я серьезно опасаюсь за вас, если вы пойдете в молочную лавку. Не успеете вы ничего купить, как они уже обчистят ваши карманы.

– Тогда не могли бы вы пойти туда со мной, чтобы помочь мне избежать такой опасности? За ваши труды я отдам вам этот пучок салата. – В голове у него появились мысли о добрых делах, которые можно будет сделать и в которых этой женщине будет отведена своя роль.

– Оставьте салат себе. Я не смогу его есть за такую цену, даже если он и был куплен кем-то другим. Но думаю, что смогу уделить вам пять минут.

Они направились вверх по главной улице. Тео представился. Женщину звали миссис Каннинг, и она овдовела уже несколько лет назад, но отчего-то не спешила снимать траур.

– Я сам живу по соседству со вдовой, – заметил Тео. – Хотя она ею стала совсем недавно. Вы знакомы с миссис Расселл из Сетон-парка?

Он понял, что дама сделала очередной вывод относительно его умственных способностей, причем не в его пользу. Но к такому обращению со стороны женщин в трауре он уже привык.

– Она из мелкопоместных дворян, владеющих землей. Но мы с ней никогда не встречались.

– Да, понимаю, – кивнул Тео. – Просто вы с ней так похожи своим здравым смыслом и манерой говорить, а также серьезностью, с которой воспринимаете свое положение. Поэтому я решил, что вы, возможно, знакомы.

Наконец они добрались до молочной лавки, где Тео остановился, скрестив руки, и сделал вид, что разглядывает круг сыра.

– Я бы не стала его есть, даже если бы мне грозил голод, – заявила миссис Каннинг. – Хотите сказать, вы заходили к миссис Расселл?

– Несколько раз. Сколько попросят за этот несъедобный сыр?

– Восемь или десять пенсов за фунт. У них нет никакого стыда. Могу поклясться, он наполовину сделан из опилок. – Дама сурово нахмурилась. – Неженатому человеку не пристало заходить к вдове.

– Я тоже так думаю. Жаль, что я не привез с собой сестру, чтобы она следила за домом, тогда я мог бы отправить ее вместо меня. В подобных случаях от одинокого джентльмена немного проку. К тому же я не в состоянии поддерживать разговор. – Он с сожалением вздохнул.

– Вам не стоит ни о чем говорить. Неужели у нее нет родственников?

– Боюсь, никого. Они в основном заняты своими делами. – Тео прошелся вдоль прилавка. – Адвокат и тому подобное… Насколько я понял, она была замужем недолго и не успела обзавестись друзьями среди соседей. Масло должно быть такого цвета?

– Не говорите мне о масле. – Женщина сурово взглянула на него. – Знаете, что они туда добавляют, чтобы получить такой цвет? Медь!

– Медь? Поразительно! Знаете, миссис Расселл как раз интересуется такими вещами. Что едят бедняки, которым не под силу завести корову… и прочее в этом роде. Мне надо ей рассказать… Нет, лучше к ней не заходить. Вы совершенно правы. Хотя она угостила меня восхитительным пирогом. А теперь не могли бы вы выяснить для меня цены? – Тео достал карандаш и блокнот. – Сам не осмелюсь спросить, иначе куплю все.

Миссис Каннинг согласилась и принялась сурово допрашивать продавцов, недоверчиво повторяя каждую цифру, чтобы Тео расслышал и успел записать. А у него появилась пища для размышлений. Вскоре он сунул карандаш и блокнот в карман, поблагодарил женщину и настоял, чтобы она взяла салат – хотя бы на корм для свиньи.

Он собирался купить подарки, но, возможно, ему удалось сделать кое-что получше. Однако джентльмен должен уметь завершать начатое, поэтому он остановился у пекарни и выбрал булочку с изюмом. Оказавшись на улице, он кинул булочку светловолосому мальчику в окне, и тот со смехом поймал ее.

– Понятия не имею, как начать этот разговор. – Марта стояла у окна и смотрела, как Шеридан убирает только что постиранное белье. – Ее манеры не внушают мне оптимизма. Как только она узнает, что мне нужен ребенок, тут же поймет причину, после чего я окажусь в ее власти. А ей, насколько я поняла, сочувствия как раз и не хватает.

Шеридан провела щеткой по траурному платью, висевшему на дверце шкафа.

– Сомневаюсь, чтобы она до этого додумалась. Простым работникам не интересны интриги богатых людей. Возможно, ей все равно, кому будет принадлежать Сетон-парк.

– Сомневаюсь… не думаю… возможно… – пробормотала Марта, разглядывая потолок. Тяжко вздохнув, она добавила: – Если бы я знала, сколько мистер Джеймс Расселл собирается тут пробыть… Ведь если он не уедет до родов… Тогда у меня ничего не получится.

– Родится сын – все получится. – Служанка наклонилась и принялась чистить оборку платья.

– Да, но не стоит рассчитывать на такой исход. – Чем больше Марта увязала в этом предприятии, тем менее благоразумным оно ей казалось. Ребенок миссис Уивер мог оказаться девочкой. И вообще, как ей подступиться к этой теме? Может, договориться с разными женщинами, чтобы быть уверенной, что родится хотя бы один мальчик?

И все же она не жалела о содеянном. Потому что в противном случае оставалось бы только ждать, когда все достанется мистеру Джеймсу Расселлу.

– Сначала мне нужно добиться доверия этой женщины. – Марта скрестила руки на груди и посмотрела в окно. – Не сомневаюсь, что мне понадобится много сил. А о том, как начать разговор, подумаю потом.

– Верно. Только оставьте немного сил для мистера Мирквуда. – Лицо Шеридан было бесстрастным, когда Марта взглянула в ее сторону, хотя последние слова служанка произнесла с улыбкой.

– Мистер Мирквуд стал вполне благоразумным. – Марта снова посмотрела в окно – в сторону леса, через который он должен был прийти. – И в нем больше здравого смысла, чем я думала вначале. Сейчас я беспокоюсь за него менее всего.

– Поговорите со мной, как в то первое утро. – По его лицу, наполовину скрытому тенями, скользил слабый свет. После двух темных ночей он оставил зажженной одну свечу, и ее пламя озаряло его аристократические черты; в глазах же у него появились какие-то дьявольские огоньки.

– Не понимаю, о чем вы… – Ей было приятно спорить с ним.

– Нет, понимаете. Вы сказали, что этим можно разбудить и мертвого. – Он откинул голову и посмотрел на нее из-под полуопущенных век. – Только в этот раз скажите слово полностью. Чем именно разбудить мертвого?

– Очевидно, вашими гениталиями.

– Гениталиями? Боже! Неужели ваш муж так и не научил вас правильным словам?

– Мой муж был почтенным человеком. Он знал разницу между женой и проституткой.

– Неудивительно, что вы с ним не получали никакого удовольствия. – Тео приподнялся на руках и выгнул спину. Отблески пламени плясали на его груди и обрисовывали очертания мускулов на животе. Он мог бы оставаться в таком положении очень долго, и ей не надоело бы на него смотреть. Не надоело бы соприкосновение их тел. Она знала, на что способна, а чего не сделает никогда. Но она хорошо представляла, на какие его движения могла бы ответить.

Он чуть склонил голову и взглянул ей прямо в глаза.

– Скажите, чего вы хотите от меня.

По телу ее пробежала холодная волна страха. Он знал! Он прочел ее мысли!

– Мне от вас нужно лишь семя. Вам это известно. Вы опять пили? – поспешно спросила она.

В ответ он прижался губами к ее губам.

– Попробуйте! – властно произнес он, отстраняясь. – Ну как?

– В этом не было необходимости.

– Возможно, для вас.

Ему не следует позволять себе таких вольностей. Несомненно, она лишь приободрила его, позволив ему слишком многое в то первое утро. Но сегодня-то он точно не был пьян.

– Я жду. – Его голос был нежен, как весенний дождь, соблазнявший выйти на улицу из уютного дома. – Скажите что-нибудь неприличное, Марта. То, что вы никогда не сказали бы своему мужу.

Она невольно поежилась.

– Не знаю, что вы хотите услышать.

– Неужели? – Казалось, его взгляд проникал в самую душу.

И Марта вдруг почувствовала, что краснеет. Проклятый свет, который позволял ему видеть ее лицо!

– Я не могу этого сказать.

– Не можете? – Его улыбка стала шире.

– Вы же знаете, что мне неприятно говорить непристойности. К тому же все это бессмысленно.

– Говорите, бессмысленно? – Он склонил голову к плечу и приподнял бровь.

– Да. Зачем же просить вас сделать то, что вы и так уже делаете?

– Что ж, очень хорошо. Как пожелаете. Теперь вам придется просить меня. Или умолять, если я окажусь упрямым.

Она забудет его слова. И не позволит этому человеку управлять ею. Какое-то мгновение Марта смотрела прямо ему в глаза. Потом подняла руку и провела ладонью по его груди.

Он задрожал.

– Что вы делаете? – Его голос звучал хрипло.

Ее пронзила волна удовольствия, и она поняла: это ему придется произнести эти слова. Ему придется недоумевать и гадать, что она задумала.

– Прикасаюсь к вам, – ответила Марта. И провела пальцем по его соску.

В пламени свечи от его ресниц падали длинные тени.

– Но если вы не заметили – их два, – прохрипел Тео.

Он сейчас походил на кота, требующего, чтобы его погладили. Почему бы и нет? Она подняла другую руку. Он закрыл глаза и подался вперед. Его дыхание стало тихим и ровным – как будто все его силы были брошены на то, чтобы наслаждаться этими ощущениями.

– Не думаю, чтобы… – Он чуть нахмурился, но глаза были по-прежнему закрыты. – Вы не могли бы прикоснуться и губами тоже?

Губами? Если она коснется его груди губами, то потом захочет большего. Об этом известно любой женщине, побывавшей замужем.

Что ж, если он будет требовать от нее непристойностей, она просто ответит «нет». Она положила ладони ему на плечи и привлекла к себе поближе. Ее губы коснулись его груди, и он с шумом перевел дыхание.

Она заставит его позабыть об этом. Мужская слабость к женским губам… Странно, но его вкус не показался ей неприятным. Из его горла вдруг вырвалось рычание, и он, поежившись, прошептал:

– Марта, еще…

Она выполнила его просьбу, и из его горла вырвался сдавленный стон.

– Колдунья, – пробормотал он. – Волшебница. Вы не успокоитесь, пока не лишите меня последних остатков мужества.

Волшебница? Колдунья? Ничего подобного! Но Марта все-таки продолжала целовать его, чтобы он не принялся уговаривать ее произносить неприличные слова. И она чувствовала его дрожь, чувствовала, как он сдается на ее милость.

– О Боже!.. – выдохнул он. – Я уже собирался назвать сегодняшний день моим лучшим днем с того момента, как приехал в Суссекс. Но сейчас у меня просто нет слов. – Он приподнялся и тут же тяжело упал рядом с ней.

– Вам понравилась поездка на мельницу? Расскажете о ней? – Это была самая безопасная тема.

– Надеюсь, что больше мне никогда не придется туда ездить. – Он натянул на себя и на любовницу одеяло и положил руку ей на бедро. – У меня появилась отличная мысль. – В тусклом свете в его глазах блеснули надежда… и опасение – как будто ее мнение было для него очень важно и он опасался ее неблагоприятного ответа. – Я подумываю о том, чтобы отказаться от поля пшеницы в пользу молочной фермы. Речь не об одной из этих огромных современных ферм с коровниками и тому подобным. Я хочу… что-нибудь маленькое. Чтобы снабжать округу качественными продуктами, а не тем, что продается поблизости.

Какое-то время Марта молчала. К своему стыду, она никак не ожидала, что ему придет в голову подобная идея.

– То, что продается в ближайшем городе, очень плохого качества, – сказала она наконец. – Мне говорили, они разбавляют молоко водой.

– Знаю. – Он уже немало узнал. – И если у меня вместо посевов будут коровы, я мог бы пасти их на общинных землях. Тогда не было бы необходимости в огораживании. Только мне нужно все об этом узнать. – Он с улыбкой пожал плечами. – Я даже не знаю, где взять дойных коров и сколько они стоят.

– Я вам помогу. Мы можем спросить у моего управляющего. Хорошее молоко поможет многим окрестным беднякам.

– Полагаю, мне придется убедить Гранвилла. И моего отца.

– И мы узнаем, каковы будут расходы. Вы объясните своему управляющему, что ферма будет приносить больше денег, чем пшеница. – Уж теперь-то она не позволит ему тянуть с осуществлением его идеи.

– Думаю, нам надо сначала все выяснить, прежде чем убеждать других. – Тео улыбнулся, радуясь поддержке. – Я уже знаю, сколько стоят все продукты в городе. Я записал цены. И по крайней мере один из моих работников в курсе того, как раньше велись дела на молочных фермах.

– Замечательно! Прекрасное начало. А что… Что делает ваша рука? – Она могла бы и дальше продолжать разговор, не замечая его действий, а потом бы вскрикнула от неожиданности. Так бы и случилось, будь она слабой и глупой.

– Марта, – он понизил голос, – дайте мне восемь минут.

Очередные уловки, на этот раз замаскированные под разговор, который пришелся бы ей по душе. Ее сердце сжалось от холода, хотя в глубине души она мечтала, чтобы он не останавливался.

– Мы уже этот вопрос обсуждали. – Ее голос не стал холодным, скорее полным отчаяния. – Я ведь уже вам сказала, что не хочу…

– А мне кажется, хотите, – осторожно ответил он, продолжая водить ладонью по ее бедру. – Разве вы сами не чувствуете?

– Это ваша вина.

– Конечно. Но неужели вы не в состоянии довериться своему телу?

– Моим телом управляет разум. А не наоборот. – И снова она не сказала «нет». Почему? Ее бедра чуть дернулись, словно в опровержение слов.

– Я доставлю удовольствие и вашему разуму. Буду все время говорить об управлении землями.

– Ваша испорченность превосходит мои худшие ожидания. – Когда она потеряла способность говорить «нет»?

– Завтра мы пойдем к вашему управляющему, чтобы он дал мне советы насчет коров и крыш. Возможно, я даже поговорю с вашим викарием про обучение детей моих работников. – В его голосе слышалось явное торжество. Он заметил ее слабость и теперь был полон самодовольства – как лев при виде хромого оленя. – Позвольте мне это сделать. – Его пальцы были безжалостны. – Позвольте. И хотя это звучит как просьба, на самом деле это приказ.

– Вы не имеете права командовать мной! – Свеча начала оплывать, отбрасывая на стены комнаты причудливые тени. Казалось, что-то подобное происходило и у нее в душе.

– Наоборот, я как раз имею полное на это право. – Он улыбнулся, уверенный в своей победе, и наконец у нее появилось основание для сопротивления, которого ей так не хватало.

– Нет, прекратите! Я хочу, чтобы вы перестали.

Его пальцы замерли. И ее тут же охватило бессмысленное разочарование. В этот момент свеча наконец погасла, и в темноте раздался его голос:

– Марта, почему вы так сопротивляетесь?

У нее были на это ответы. Она знала их наизусть.

– Вы всего лишь незнакомец. Моя совесть этого не позволяет. И вы не тот мужчина, которым бы я могла…

– Восхищаться, – подсказал он. – Вам действительно это нужно? Притворитесь, будто моя рука – ваша. – Он коснулся пальцем ее лона. – Следуйте за желаниями вашего тела всего восемь минут. Не надо ничего усложнять.

Она вздрогнула и пробормотала:

– Вы сами все усложняете. Вы хотите мной командовать. – Зачем она пыталась ему это объяснить? – Вы хотите, чтобы я отдала вам все.

– Совсем ненадолго. И я все верну вам обратно. – Он все же убрал руку и опустил голову на подушку.

– Ох, простите, – прошептала Марта. Почему ей стало вдруг так жаль потерять то, чего она не хотела?

– Ничего страшного. Возможно, когда-нибудь вы передумаете.

Какой несгибаемый оптимизм! Оставалось надеяться, что он всегда будет полон такой уверенности – тогда она бы могла принять ее за высокомерие и найти в себе силы противостоять ему.

Глава 12

Всем хочется вести себя разумно, но никому не хочется анализировать свои слова и поступки, потому что тогда стало бы ясно, что многие из них непоследовательны.

Может, сдаться? Почему она так ревностно следила за тем, чтобы не уступить мужчине, который уступал ей каждый день? Точнее – каждую ночь, а теперь и каждое утро. Но она ведь так и не сказала ему, чтобы перестал будить ее подобным образом. Не сказала ничего и о том, как он обнимал ее во сне, удерживая рядом с собой.

Надо быть благоразумной. Так говорила себе Марта, почти не слушая подробные объяснения мистера Смита насчет дойных коров и местных работников, занимающихся кровлями, в то время как мистер Мирквуд делал пометки. «Ты и так уже ему уступила. Оставь себе то, что еще можно удержать», – уговаривала она себя.

Уступила – кому? Он ведь не был ее врагом. Если он и хотел командовать ею – да и то совсем немного, – то разве это хуже восхитительных минут, пережитых ею с ним наедине?