Смех без причины Винокур Владимир
Часть первая
Винокур о друзьях и близких и близких и понемногу обо всех
Мне никогда в жизни ничего не доставалось даром, я всегда всего добивался сам. Хотя часто шли навстречу, и нередко попадались на жизненном пути хорошие люди. Об этом и о многом другом моя книга.
Глава 1
Вспоминая о Курске
Родной город, где прошло мое детство. Самые светлые воспоминания из детства, из юности, из Курска. Запах хорошей еды помню. Очень хорошо готовила бабушка и мама тоже. С бабушкой и дедушкой связано совсем раннее детство, когда мы все вместе жили в частном доме, который мне казался гигантским. У деда во дворе постоянно жили собаки. Овчарки, дворняги. Дед их на улице подбирал, кормил. Во дворе стояла будка, в ней собаки ночевали. Те, которым места в будке не хватало, ночевали под крыльцом. Ждали, когда дед выйдет и вынесет им поесть.
Дед был очень добрый человек. Собаки его узнавали, радовались ему, виляли хвостом. Помню, они были ужасно худые, ободранные. Были одноухие, были с отрубленными хвостами. Дед их жалел.
Долгое время я собак боялся, потому что однажды одна из овчарок набросилась на меня и искусала. Я никак не мог забыть этот эпизод. Думал, всю жизнь буду бояться собак. Но потом, когда стал взрослым, понял: собаки – умные и верные ребята. Просто они очень хорошо чувствуют, как человек к ним относится. И злыми бывают оттого, что люди с ними жестоко обращаются.
У нас была русская печь, в которой готовили еду, пекли пироги. Пироги получались невероятно вкусные. С дымком. Приготовленные на газовой или электрической плите, они тоже вкусные. Но какие-то формальные. Так официальные слова отличаются от слов, сказанных от души. Бабушкины пироги были какие-то особенные, как я уже теперь понимаю, с привкусом детства.
В печке всегда стояли горшки, казанки. Бабушка ловко цепляла ухватом казанок и легко ставила его на стол. Я тоже решил попробовать повторить бабушкино движение. Казанок был полон еды, и даже слегка приподнять его оказалось мне не под силу. Как-то бабушка сварила щи с огромным куском мяса. Поставила на стол. Дед подошел, взял казанок и вышел во двор. Через несколько минут вернулся с казанком, поставил обратно. Бабушка хотела деду щей налить, а казанок пустой. Дед собак покормил.
Дед был родом из Белоруссии, из местечка Калинковичи Гомельской области. Уже став артистом, я выполнил волю моего отца, свозил его на родину. Раньше там были два маленьких местечка – Куридичи и Новоселки. Когда дед к бабушке сватался, ее фамилия была – Винокурова. А деда – Винокур. На самом деле они были однофамильцы. Так получилось, потому что у бабушки было много братьев. Периодически братья уходили в армию. А когда в царскую армию брали евреев, им прибавляли окончание «ов». Отсюда и взялись Винокуровы.
Сама фамилия образовалась от старинной профессии винокуров. Людей, которые делали вино. Рассказывали, за несколько поколений до этого мой прапрапрадед владел винокуренным заводом. Там делали вино, водку. В Белоруссии это было известное хозяйство. С прапрапрадеда-винокура начался наш род Винокуров. Родни было очень много, несколько десятков семей, и все очень дружные. Это был целый семейный клан. Я думаю, что у меня нет однофамильцев. Все Винокуры на земле мои дальние родственники.
Дед в одиночку мог выпить целый стакан водки. Он был простой человек, кузнец. Раньше на Путиловском заводе работал, в империалистическую воевал, в Гражданскую. Дед никогда не брал бюллетень, просто не было случая, чтобы он болел. Только однажды, помню, дед сильно заболел. После того, как по пьянке возвращался домой и попал под мотоцикл. Целую неделю пролежал в кровати. Бабушка каждый день йодом обмазывала ему ссадины. А дед лежал под одеялом и просил: «Дайте выпить-то хоть немножко…»
В нашем маленьком домике не было ванной. Каждую субботу дед брал полотенце, мочалку, мыло и шел в баню. В ту самую, что находилась «посередине» города. А потом, когда мы получили современную квартиру, стал приходить к нам. Я тер ему жесткой мочалкой спину. Мне была оказана такая высокая честь как младшему внуку. Потом мама накрывала на стол, и дед садился обедать. Отец ему всегда наливал стакан водки к обеду. Мой отец боготворил деда, как принято говорить, почитал. Это у нас семейное качество – уважать родителей. Не потому, что так надо. Не потому, что так положено. Почитание родителей заложено где-то внутри каждого члена нашей семьи. И мне это качество генетически передалось, к счастью. К счастью потому, что любовь к родителям – это первое, что делает человека полноценным.
Помню, на майские праздники отец налил деду водки. Дед отпил немножко, попробовал. Потом стакан поставил, посмотрел на всех нас, вздохнул глубоко и говорит:
– Да, детки. Что-то я неважно себя чувствую. Наверное, помру.
И через неделю умер…
Став взрослым, я видел наш домик и до сих пор не понимаю, как мы все помещались в этом теремке. Наша семья, бабушка с дедушкой, а еще гости приезжали. Этот дворик уютный. Шесть соток казались гектаром.
Бабушка летом накрывала во дворе столы, и после переезда в свою квартиру мы традиционно в воскресенье приходили в гости. Во дворе потрясающе вкусно пахло печеным. А когда я учился в строительном техникуме, как раз на бабушкиной улице во время практики рыл траншею. В обед приходил к ней грязный, снимал сапоги, мылся, она меня кормила вкусным обедом, после чего я шел опять работать. Это были первые радости рабочей юности. Бетонщиком был, потом уже выбился, стал мастером, прорабом.
Мама всегда устраивала так, что дом был полон гостей. Соседи приходили, друзья, родственники. Позже, когда я учился в институте в Москве, приезжали мы с моими сокурсниками. Мы все жили в квартире моих родителей, ели-пили там. До института в армии служил, и мама пригласила всех моих друзей-солдат, служивших вместе со мной в Ансамбле песни и пляски Московского военного округа. Это были не простые солдаты, а артисты, певцы, танцоры, музыканты. Человек двадцать, представляете? Позже, уже работая в Театре оперетты, мы приезжали на гастроли в Курск, и мама принимала немыслимое количество людей. Потом стал работать на эстраде, в «Самоцветах», всем составом в восемнадцать человек шли к моим родителям. Даже рабочие сцены, все вместе. И это было так здорово!
В Курск я всегда приезжаю с чувством покоя. Периферия в моем понятии – это некая общность людей. Соседи как родственники. Друзья как братья. Очень мало коварства, хитрости, лжи и лицемерия. Чистые люди.
Хорошо помню, как много работали мои родители. С утра до ночи вкалывали! Но они умели и отдыхать. Я никогда не забуду, в Новый год мы в окошко смотрели – а внизу находился красный уголок Стройтреста, где обычно проводились все празднества. Отец был начальником этого треста, и сотрудники такие вечера устраивали! Пели, танцевали, веселились от души. Не было такой цели – напиться и упасть, а выдумывались какие-то немыслимые карнавалы, ряжеными ходили, просто фонтанировали весельем.
А майские праздники какие устраивали! Были же и такие, коммунистические, но они были ПРАЗДНИКИ. Мы с братом с балкона смотрели, когда пройдет демонстрация, потому что мама накрывала стол и сразу после демонстрации все шли к нам. Это был праздничный обед с необыкновенными вкуснотами, с соленостями и печеностями, когда за один общий стол собирались все друзья и родственники. Девятое мая – это святой праздник, традиционно он вне политики.
Глава 2
Брат Борис
Борис старше меня на четыре года. На самом деле все думали, что артистом станет именно он. Добрый, веселый, любящий и тонко чувствующий музыку, Борис до последнего дня жил в Курске и сохранял традиции. Мало того, что Боря инженер-строитель, как папа, потом он еще и шоу-бизнесом занимался, и благодаря мне в какой-то степени перетаскал в Курск практически всех артистов. Огромное количество зрителей Боре благодарны: артисты были лучшие из лучших.
В Курске был большой цирк на тысячу семьсот мест, пока не сгорел; был и стадион, и Дом офицеров – на всех этих площадках выступали мои друзья, а Борис долгое время был продюсером.
Артисты очень любили приезжать в Курск, потому что Борис чрезвычайно радушно их принимал. Он не зарабатывал на этом. Не накопитель по природе своей, он всегда старался принять людей по высшему разряду, устраивал веселье, угощал всех. Тратил все, что зарабатывал. Накрывал огромные «поляны», причем праздник начинался уже с аэропорта или с вокзала. Всегда угощение отличное, артисты довольны, а Боря потом подсчитывал свои убытки.
Пока создавалась книга, которую вы держите в руках, Борис Натанович Винокур ушел из жизни. Буквально неделю назад, двадцать восьмого июля две тысячи десятого года, на шестьдесят шестом году жизни Борис, мой любимый брат, покинул этот мир.
Часто в таких случаях говорят: «Скоропостижно скончался». Но Боря долго болел. Диабет такая болезнь, которая пожирает человека изнутри, не дает нормально воспринимать внешний мир, потому что уходит зрение, разрушаются внутренние органы…
У Бориса была почечная недостаточность, онкология одной почки. Мы все скрывали от него эту горькую правду. Жизнелюбивый, праздничный Боря периодически нуждался в гемодиализе. Человек, который любил друзей, любил их принимать, угощать, ухаживать, был всегда веселым и радушным хозяином, был вынужден часто прибегать к помощи врачей.
Все мои друзья проехали через город Курск, все знали и любили Бориса. Филипп Киркоров, Алла Пугачева, Лев Лещенко, София Ротару, Иосиф Кобзон, Александр Розенбаум, я со своим театром, Коля Басков – мы все с удовольствием ездили. Боре важно было прежде всего нести радость людям. Ему было присуще одно качество, которого лишены многие продюсеры, – Борис искренне любил артистов. Для него артист не был источником наживы.
Вчера вечером мне звонил Слава Добрынин, плакал как ребенок. Вспоминал, что лучшие гастроли в жизни у него были именно с Борькой. Круглосуточно смех, анекдоты, веселье, праздник при встрече, застолье при прощании. Не так, как зачастую бывает: после выступления об артисте забывают, даже не всегда по-человечески проводить удосуживаются. Боря делал все от самолета до порога. Из Америки позвонил Коля Басков, тоже с рыданиями. Когда Николай был на концерте в Курске по приглашению Бориса, то со сцены сказал много добрых и искренних слов о нем. Коля вообще очень сблизился не только со мной, но и со всей нашей семьей и принял наше горе очень близко к сердцу. Так же, как и Филипп Киркоров, звонивший мне в слезах и вспоминавший очень тепло о Боре. Иосиф Кобзон звонит по десять раз в день, очень волнуется о здоровье мамы. Он всегда говорил, что нас с ним объединяет любовь к матери. Мама Иосифа, которую он боготворил, давно покинула этот мир, как и мама Левы Лещенко и многих других, и мою маму они называют «нашей мамой», почитая ее как родную.
Борю все любили, потому что он вообще был очень заботливым и внимательным. Он же не всегда был больным и слабым. До того как его подкосила болезнь, это был сильный красивый мужчина, душа любого застолья, способный одним махом выпить стакан водки! Так делал Ян Абрамович Френкель. Он выпивал стакан водки и говорил:
– Догоняйте… – И больше в этот вечер не пил.
А Боря говорил: «Догоняйте» – и пил еще несколько стаканов.
Никто не был обойден Бориным вниманием. Он был физически очень крепким, просто пропустил момент, когда надо было заняться своим здоровьем. Оно ведь у каждого не бесконечно. Перед роковой операцией, когда ничто не предвещало трагедии, я разговаривал с братом. Он сказал, что готов к победе и ждет меня из Юрмалы, где мне предстояло участвовать в фестивале «Новая волна».
Я со спокойным сердцем улетел. Потом мне позвонил начальник госпиталя, сообщил, что операция прошла успешно. Позже позвонил врач и сказал, что сердце Бориса, к сожалению, не выдерживает, «не заводится». Я ответил: «Заводи!» Врач произнес: «Дайте мне минут двадцать». Минуты превратились в вечность. Через двадцать минут мне сообщили о смерти брата.
Жуткое совпадение: на параллельную линию моего мобильного телефона в это самое мгновение звонила мама. Она беспокоилась о Боре. До утра я врал ей, что Боря в реанимации. А сам тем временем собрал вещи и вылетел в Москву. Тамаре и Насте не удалось взять билеты на тот же рейс, они прилетели утром.
Самое страшное было сказать о случившемся матери, которая вместе с мамой моего друга и соратника Александра Достмана отдыхала в санатории, она знала, что я накануне улетел в Юрмалу. Поэтому, когда мы с Александром приехали в санаторий, мама, встретившая нас на крылечке, все сразу поняла. Она не могла осознать, как это возможно, что мать в восемьдесят восемь лет жива, а сын в шестьдесят шесть ушел. Я пытался объяснить ей, что Боря отмучился, потому что у него были страшные боли, ему все время кололи какие-то лекарства. Бедное сердце брата не выдержало таких испытаний.
Ко мне приехала большая курская диаспора, все рыдали, говорили, как им его не хватает. Брат до конца продолжал работать. Говорил, что если будет сидеть дома, то умрет еще раньше. Общение с людьми было для него очень важно. Все помнят Борьку светлым, ярким, веселым и артистичным, красивым и музыкальным. Он много добра сделал, много построил в Курске. Будучи сам пациентом онкологического центра, бесконечно хлопотал за других больных земляков, чтобы они тоже могли пройти необходимое лечение. Добрейшей души был человек, и потому очень сдружилась с ним моя жена Тамара. Она была последней, кто видел его перед операцией. Я выступал на концерте, а Тамара встретила его на вокзале, привезла на дачу, окружила вниманием и заботой, потом отвезла в больницу и уже приготовилась сама ухаживать за ним в период послеоперационной реабилитации. Отвела ему апартаменты на даче – самые прохладные и удобные комнаты. Как раз это все произошло в период страшной жары, обрушившейся на Москву и соседние регионы. Тамара очень жалела Бориса, сочувствовала ему и любила как родного. Для Тамары, для Насти, для Бориной семьи и для нас с мамой его уход стал настоящей трагедией. Особенно для мамы. Мы все сравнительно молоды, а маме трудно пережить это горе. Дай бог сил ей и всем нам. Пока живы наши родители, мы остаемся детьми. А так хочется продлить детство.
Приняли решение похоронить Борю здесь, в Москве, потому что и отец тут похоронен, а в Курске у нас уже, кроме Аллочки, никого не осталось. Аллочка – жена брата, теперь вдова, много лет в нашей семье. Преданный, добрый, милый человек. Дружит с моей женой, мама ее очень любит. Я сделаю все возможное, чтобы она жила с нами.
Аллочка с Борей сына вырастили. Мой тезка Володя Винокур. Никто ведь не знал, что я стану популярным, вот и назвали ребенка Володей. И тот, когда маленьким был, называл меня Федей, чтобы в семье не было двух Владимиров. Так что у меня есть подпольная кличка Федя. А племянник сейчас в Москве живет, бизнесом занимается.
И всех теперь буду поддерживать я. Я ведь теперь старший.
Глава 3
Любимые женщины Винокура – Тамара и Настенька
Во времена моей работы в Театре оперетты я познакомился с очаровательной балериной Тамарой Перваковой. Мы играли с ней в одном спектакле для детей, где я был Двоечником, а Тамара танцевала Куклу. Красивая, дерзкая, с выразительными глазами и выдающейся фигурой, она произвела на меня сильное впечатление. Плюс ко всему на Тамару совершенно не действовали мои отработанные приемы охмурения девушек. Я получал отказ за отказом.
Долго она отвергала мои наглые ухаживания, зная, что я знаком с половиной балета. Обращалась ко мне исключительно на «вы» вплоть до самой свадьбы, не говоря уже ни о чем другом. Держалась как Железный Феликс. Чего я только ни предпринимал, чтобы ее завоевать! А она в свои двадцать видела во мне, двадцатишестилетнем, взрослого мужика. По сравнению с балетными мальчиками, возможно, именно так я и выглядел.
Когда я сказал, что не всю жизнь собираюсь оставаться стажером театра, а буду очень известным и стану много зарабатывать, она ответила: «Я попробую вам поверить». До сих пор оправдываюсь.
Тамара у нас человек непростой, и судьба ей выпала тоже непростая. Она не взяла мою фамилию, так и осталась Первакова, но у балетных принято под своей фамилией жить и выступать. Настя, слава богу, носит фамилию Винокур. Теперь Тамара говорит, что она обслуживает звезд, Настю и меня, разрывается между дачей и нами. Приедет в Москву, обстирает, наготовит всего и опять на дачу. Там у нас собачка. Было две, а теперь одна осталась.
Тамара очень хорошая жена и мать, с Настей они подруги, хотя Настя и поздний ребенок. Когда родилась дочка, мне было тридцать семь, а Тамаре тридцать один. По европейским меркам это нормально.
Тамару друзья называют Мать Тереза за высокие человеческие качества. Не только потому, что она подбирает больных бродячих собак и отвозит в лечебницу, но и потому, что за многие годы не только сохранила отношения со всеми своими друзьями, но и помогает по мере сил всем, кому только может. И родственников своих поддерживает, и всех окружающих. Она находит способ очень ненавязчиво оказать человеку помощь, не унижая его достоинства.
Моя жена выросла в простой семье. Отец рано умер, и мама поднимала двух дочерей, Тамару и ее сестру Людмилу, работая на авиационном заводе в Лыткарине. Дошла до начальника цеха, закончила Тимирязевскую академию. Вообще Тамарина мама, Нина Михайловна, была очень интересная женщина. Такая Васса Железнова, жесткая по натуре, но справедливая и добрая. Она жила в Ленинграде, была блокадницей. Одна дочь пошла по ее стопам, получила образование химика, работала на заводе, а вторая, Тамарочка, рано, как говорится, ушла в люди.
Ездить каждый день из Лыткарина в Москву на учебу было сложно, поэтому она жила в интернате при училище Большого театра, а потом на квартире у бабушки. Тамара была по-настоящему хорошей балериной, из Театра оперетты перешла потом в Театр им. Станиславского и Немировича-Данченко. Как она сама говорит, «не выдающаяся, но стабильная». В том, что она не до конца реализовалась в своей профессии, отчасти и моя вина.
Я всегда хотел, чтобы она домом занималась или совмещала две ипостаси. Моя мама, например, успевала и за нами, двумя пацанами, присмотреть, и за отцом, и тетради проверить. Она у меня учительница. Когда бы мы ни пришли домой, всегда было чистенько прибрано и на столе нас ждал горячий обед. В первый год нашей совместной жизни с Тамарой, пока мы работали в одном театре, нам тоже удавалось вместе завтракать, вместе ходить на работу, вместе ужинать, обсуждая какие-то общие дела, лежа вечером рядышком на диванчике перед телевизором, и спать ложиться в десять часов. Мы все время были вместе, и наша двадцатиметровая квартирка стала для нас на всю жизнь олицетворением семейной идиллии. Там мы были вдвоем, вместе, за руку день и ночь.
Но моя профессия артиста и моей жены, балерины, – это некий образ жизни, полностью подчиненный интересам зрителя и требующий полной самоотдачи. Я ушел из театра, стал много гастролировать. Тамара тоже часто со своим театром на гастроли уезжала. Я очень хотел, чтобы она больше времени уделяла семье, не понимал, что и время другое, и жизнь другая, что у жены творческий и в то же время каторжный труд. Конечно, Тамарочка всегда была очень талантливой. Она весь свет объездила с Театром Станиславского. Я с такой благодарностью говорю о жене, потому что редкий человек сможет на протяжении тридцати шести лет героически терпеть меня.
За то, что столько лет она остается мне женой и подругой, ей можно поставить памятник. И рядом еще один, за доброту и участие. Она, несмотря на то что доктором философских наук не является, иногда говорит удивительные вещи. Тамара отлично разбирается в людях и всегда поддерживает мои начинания. Самую мою крупную авантюру – уход из Театра оперетты в никуда – она поддержала, хотя жутко переживала. В ущерб, конечно, каким-то семейным женским радостям, она помогла мне стать сейчас тем, кем я стал, и я за это очень моей Тамарочке благодарен.
Она как ядро атома, которое всех нас объединяет. Маму мою она называет Анечкой и сумела построить с ней теплые отношения. Своей необыкновенной энергетикой Тамара оживляет все и душевным теплом согревает всех нас. Она всегда в великолепной форме. Это я большую часть жизни просидел за столом, потому что работа такая: до выступления есть не можешь, а после концерта банкет, да и проголодался.
Когда я сегодня на тренажерах прохожу несколько километров, то задаю себе вопрос: почему я раньше этого не делал? Почему я не слушал свою жену, которая всю жизнь говорила мне простые и правильные вещи? Не было бы никаких хондрозов и радикулитов. Тамара удивительная, и следующую книгу можно смело писать о ней, о Тамаре Перваковой.
Когда появилась Настя – подарок за все наши многочисленные мучения, Тамара ушла со сцены и полностью посвятила себя семье. Она отдала дочке частицу себя. Независимо от того, что Настя жила всегда дома и была окружена заботой и вниманием, девочка не превратилась в неженку. То, что у нас такая дочка замечательная, полностью Тамарина заслуга, ее воспитание. Именно Тамара развила в дочери нечеловеческую работоспособность. И в фигурное катание ее отдавала, и на гимнастику водила, и в театры вместе с ней ходила, и на балетную подготовку. И хотя она начинала учиться в спецшколе с углубленным изучением английского, но если мама живет балетом, то судьба ребенка по сути уже решена.
Тамара сама трудяга и Настю приучила не ждать подарков от судьбы, а всего добиваться самой. Впитав с малолетства любовь к балету, дочка показывала нам дома разные номера, входила в образ. Мы так смеялись ее трогательно-серьезному отношению к своему творчеству.
Теперь уже не смеемся, потому что она добилась своего и стала настоящей артисткой, хотя в училище Настя не была самой-самой. Пачечные балерины высокие, а Настя у нас очень миниатюрная. И при всей своей хрупкости она великолепная характерная артистка. Это я не как отец сейчас говорю, а как профессионал. Редкое сочетание, когда хорошая балерина обладает еще и актерским талантом. За время, истекшее со дня появления Настеньки, много чего произошло. Дочка закончила хореографическое училище и была принята в труппу Большого театра.
Девочка она замечательная. Я ею очень горжусь еще и потому, что у нее потрясающий характер.
– Понятно, что мне, как дочери известного человека, – говорит Настя, – нужно постоянно доказывать, что я не блатная. Больше всего мне бы хотелось, чтобы меня воспринимали не как Настю Винокур, дочь артиста Винокура, а как Анастасию Винокур, известную балерину.
Она делает все возможное и невозможное, чтобы это было именно так. Ее выступления удивительные и во Дворце съездов, и на вечерах Валентина Юдашкина, и в «России» говорят сами за себя. Совсем недавно увлеклась цирком Дю Солей. Полетела под купол, хулиганит без страховки, владеет и кольцом, и канатом. Мы переживаем, конечно. Но она очень волевой человек. Я ей пророчу, что она попадет в Книгу рекордов Гиннесса, потому что ни одна балерина не поднялась над землей на высоту более двух метров. А она это сделала.
Больной вопрос нашей семьи – это беспокойство бабушки о личной жизни любимой внучки. Я на это смотрю проще: всему свое время. Сейчас Настя занята работой, у нее много творческих проектов. А личную жизнь что толку планировать? Это ведь дело такое. Любовь не спрогнозируешь.
Настя по праву гордится, что прошла кастинг в огромный российско-французский танцевальный проект «Апокалипсис» (музыка – Лоран Гарнье, хореография – Анжелен Прельжокаж, сценография Субода Губта). Французы отбирали для участия в этом необычном проекте всего пять девочек и пять мальчиков и Настю приняли. Премьера блестяще прошла в сентябре две тысячи десятого года в Большом театре и вызвала серьезный резонанс. Ничего подобного раньше на этой сцене не ставили.
Дочь говорит мне:
– Французы тебя, папа, не знают, и ты за меня не станцуешь, так что это полностью моя заслуга!
Она счастлива, конечно. Но впереди у нее очень много дел. В перспективе один проект, предложенный Аллой Сигаловой. Это балет «Раймонда». Настя – Раймонда, страстный восточный красавец Абдерахман – Фарух Рузиматов, известнейший в мире танцовщик, и европейский герой – Меркурьев Андрюша. Настя загорелась этим проектом, работает взахлеб. К тому моменту, когда выйдет книга, уже будет все ясно с судьбой постановки «Раймонды». Предполагаю, что это может быть шлягер, тем более что состав удивительный. В мире балета многие мечтают оказаться на сцене в окружении стольких мировых звезд. Это мастера. Фаруху уже за сорок, но это значения не имеет, у него закалка, воля, фактура, дух, как и у Майи Плисецкой, которая до семидесяти на сцене танцевала.
В театре у Насти тоже много работ. Она настоящая артистка! Не пачечная, характерная. В кино пока не пробовала, но мой друг, известный продюсер Александр Достман, считает, что она могла бы сниматься в кино, все данные для этого у нее есть. Она закончила ГИТИС, но не хореографический, а продюсерский факультет, ведь женщине сложно всю жизнь работать в балете. Она в совершенстве владеет английским, французским, учит иврит. Когда я спросил, зачем ей иврит, она ответила, что в Израиле у нее много знакомых и друзей, с которыми она хочет говорить на родном для них языке. И это несмотря на то, что у них у всех второй язык английский. А ведь нагрузка серьезная: с утра в Большой театр на репетиции, оттуда на другую репетицию, потом заниматься ивритом, а после еще на английский, чтобы не забыть.
Она очень волевая, но коммуникабельная и добрая девочка, поэтому ей трудно пережить какие-то вещи. Был у нее недавно совершенно сумасшедший роман, но я, как отец, сразу увидел, что этот мужчина не ее герой. Тяжело было молчать. Она поняла все сама, но только эмоционально сильно пострадала. Потому что она человек ранимый, очень искренний, наивный даже в чем-то, верящий людям. Такой вот характер у моей дочки.
Что касается женихов, так тут она сама разберется. Правда, в желтой прессе всякое пишут. Но, отбросив шутки в сторону, как я мечтаю, чтобы пришел достойный молодой человек к Насте, чтобы дать ей счастье. По этому поводу я шучу, что нам сирота нужен. Не люблю детей олигархов, это очень накладно, потому что крайне редко бывают приятные исключения. Обычно это избалованные парни, которые ничего не хотят, кроме тусовок. Настя, слава богу, все понимает.
Глава 4
Надо делать добрые дела
Многие не могут разобраться, когда я шучу, а когда говорю серьезно.
Вот, к примеру, в советское время главным дирижером оркестра Советской армии был Николай Михайлов, офицер в звании полковника. И на одном банкете, увидев начальника Главного политического управления армии генерал-полковника Лизичева, я сказал:
– Вы знаете, обидно, что всегда на парадах на Красной площади дикторы объявляли: «Главный дирижер оркестра Советской армии генерал Назаров!..» А тут вдруг прозвучало: «Главный дирижер оркестра Советской армии полковник Михайлов».
А Коля рядом стоит. Его спрашивает Лизичев:
– Сколько в полковниках ходишь?
– Уже восемь лет.
– Да, пора уже!
И вскоре после этого разговора Николай Михайлов получил генерала. Потом всегда на концертах во Дворце съездов, увидев меня, он подходил ко мне, печатая шаг, и рапортовал:
– Спасибо, товарищ маршал, за правительственную награду!
Доволен был. А сколько я квартир «понадавал»! Помню, когда еще Кравчук был президентом Украины, на встрече после концерта Игоря Крутого присутствовали мы с Левой и Соня Ротару. Соня мне рассказывает, что, будучи народной артисткой Украины, постоянно приезжая в Киев выступать, не имеет здесь своей квартиры, остановиться даже негде, кроме гостиницы. Ну я послал Леву специально поближе встать с президентом и через стол озвучиваю:
– Представляешь, Лева, у Сони Ротару нет квартиры в Киеве, она по гостиницам мыкается, а ведь народная артистка Украины все-таки!
Естественно, президент принял участие в разговоре, дал задание помощникам напомнить ему об этом, и получила Соня квартиру через какое-то время.
Глава 5
Мне везло
В течение долгих лет со мной работало большое количество прекрасных артистов. У меня были удивительные партнеры по сцене: артисты, состоявшиеся уже в далекие восьмидесятые годы. Такие творческие глыбы, как Левон Оганезов, – это отдельная глава. Мой друг, пианист, артист и просто человек с большой буквы. С Левоном мы делали совместный спектакль под названием «Выхожу один я…», в создании которого непосредственное участие принимали Аркадий Арканов как автор и Александр Ширвиндт в качестве режиссера. Саша не только великолепный артист, но и режиссер блестящий, и герой всех застолий, и непревзойденный мастер театральных капустников. И Арканов тоже.
Это был такой моноспектакль, но в лице Левона со мной на сцене присутствовало «стерео». Он великолепный партнер, артист, со многими известными людьми работал. С Иосифом Кобзоном, с Валей Толкуновой, да просто нет артиста, которому не аккомпанировал бы Левон Оганезов. Кстати говоря, из молодежи с ним уже поработал Максим Галкин. Да и телевизионная программа «Жизнь прекрасна» Михаила Швыдкого не обошлась без Левона Оганезова.
У нас с Левоном были феноменальные номера, вошедшие в историю эстрадного искусства как классика. «Попутная песня» назывался номер, как два человека, певец и пианист, впервые встретились на концерте. Певец не знает пианиста, пианист не знает певца. Такая смешная ситуация. Пианист впервые видит ноты, которые в таком «порядке», что на них жирные пятна. Запоминающийся номер. Но это надо не рассказывать, а смотреть. С Левоном нас связывают долгие годы совместной работы и дружбы.
Работали со мной молодые и очень талантливые артисты Роман Казаков и Илья Олейников. Хорошая пара, они были просто как сиамские близнецы. Во-первых, из одного города, из Кишинева, росли вместе. Дружили с детства. Потом закончили эстрадно-цирковое училище здесь, в Москве. Учились с Геной Хазановым. Мы вместе участвовали во Всероссийском конкурсе артистов эстрады. Я стал лауреатом второй премии, а ребята третью получили. Они уехали в Питер, сделали там несколько хороших номеров, и потом я пригласил их в программу.
Это был уже следующий спектакль известного писателя-сатирика Аркадия Хайта, который назывался «Нет лишнего билетика?». Аркаша автор многих спектаклей и Геннадия Хазанова, и Евгения Петросяна. Это был папа таких мультфильмов, как «Ну, погоди!» и «Кот Леопольд». Крылатая фраза «Давайте жить дружно» Аркадия Хайта живет до сих пор. Режиссером спектакля был Александр Левенбук. Концерты шли на «ура»!
Роман замечательный артист, но, к сожалению, рано ушел из жизни. Илюша остался работать, но вскоре после смерти Ромы ушел из коллектива. Ему повезло с партнером Юрой Стояновым, и теперь они с успехом делают передачу «Городок». С Илюшей у нас много номеров было эстрадных, пародийных.
Еще хочу рассказать о Фиме Александрове. Выпускник ГИТИСа, с которым мы сделали множество замечательных номеров, запомнившихся и полюбившихся публике. Про доктора, например. Первую серию номеров «Склероз на двоих» мы делали с Романом Казаковым, а вторую – уже с Ефимом Александровым. Я его надоумил сделать в Америке программу «Песни еврейского местечка» на идише.
Сделал он сначала одну песню, вторую, а потом создал большую программу. И занял свою творческую нишу. Поет для определенной еврейской аудитории. У него в репертуаре есть самые разные песни, он вообще очень талантливый артист. Вместе с ним выступали две не менее талантливые выпускницы ГИТИСа Светлана Григорьева и Татьяна Масликова.
Профессиональные артистки, но, к сожалению, рано покинули сцену, зато, как положено женщинам, обзавелись семьями. Он же, Фима, в восемьдесят шестом году привел ко мне молодого человека и отрекомендовал его как очень хорошего администратора. Это был Александр Достман, с которым мы дружим уже двадцать пятый год. Он вырос из администратора, из директора театра в известного продюсера, которому обязаны своим существованием и «Аншлаг», и «Высокая мода» с Валей Юдашкиным. Он президент благотворительного фонда «Артэс». Горжусь Александром. А ведь, кажется, не так давно Фима Александров привел молодого скромного парня и сказал:
– Я за него отвечаю!
Надо было доказать свой профессионализм, и Александр Достман сдал экзамен. Он очень благодарный человек.
Когда-то Леночка Воробей приехала ко мне из Питера и сказала:
– Возьмите меня!
Я не взял, потому что она уже была готовой, состоявшейся артисткой и вполне могла работать сама. Единственное, в чем я ей помог, так это придумать псевдоним. Предложил Эдит Пиаф. Лена подумала и сказала:
– Нет. Я не хочу «Воробышек». Хочу «Воробей».
А была нормальная украинская фамилия Либенбаум.
Коля Лукинский ездил со мной в Америку на гастроли. Миша Грушевский запомнился – он тогда заканчивал Институт стали и сплавов и все ходил ко мне на концерты советоваться, нужно ему идти на эстраду или нет. Первые пародии у него были на государственных деятелей. Мы «водили его по банкетам». Из Миши получился хороший артист.
Миша Евдокимов, когда приехал с Алтая, тоже со мной работал. Я много ему помогал. И даже ходил в ЦК комсомола, чтобы выбить хоть какую-нибудь комнатенку, потому что жить Мише было негде. Видя Мишин талант, я бесконечно устраивал ему разные встречи. С Аркадием Аркановым, например. И с Аркадием Хайтом. Была такая смешная история, когда мы встречались в клубе фабрики «Дукат» на Маяковке. Попросили время, чтобы Миша показал свои номера, пародийные и не только. Хайт и Левенбук смотрели. Мы с Евдокимовым перед выступлением стояли за опущенным занавесом, и Миша все время бубнил:
– Ну зачем мне эти авторы? Зачем мне эти авторы, я сам себе пишу! Нет, ну на фиг они мне нужны?
А Хайт с Левенбуком по ту сторону кулис стояли, слышали все и умирали от смеха, потому что Хайт по тем временам был самым востребованным автором и Левенбук, соответственно, режиссером. А когда открыли занавес, они были уже в хорошем настроении. Миша показал немыслимое количество пародий и разных номеров, после чего Хайт изрек:
– Ему действительно не нужен автор.
И Миша пошел семимильными шагами по эстраде. Я рад, что имел возможность ему помогать когда-то, в самом начале карьеры. Человеку неизвестному, пусть даже и талантливому, очень сложно заявить о себе. Мы много вместе работали. Я познакомил его с редакторами, режиссерами и артистами, за что Миша был очень благодарен. Он удивительный человек, и я рад, что мне посчастливилось работать и дружить с ним.
Из тех, кто сегодня работает на эстраде, перспективен Игорь Маменко. Мы делали несколько совместных номеров, в том числе и на телевидении. Смешной, думающий и в то же время хулиган, он настоящий артист.
Есть еще у нас заметный артист – Юра Аскаров. Он занимается пантомимой, делает очень интересные миниатюры. Например «Женщина за рулем»… Мы с ним сделали несколько серий номеров. Он исполнял Орла, а я Фотографа. Были Фото с Орлом, Фото с Обезьяной… много зверюшек перебрали. Очень интересный актер, отлично снимался в «Танцах со звездами», без особой балетной школы, но безумно пластичный и очень талантливый артист.
Особой удачей я считаю знакомство и дружбу с великолепным человеком и гениальным композитором Игорем Крутым. Когда проходят годы, уже как-то стирается разница в возрасте, но Игорь был и остается младшим нашим с Левой товарищем. Когда мы стали известными на эстраде людьми, Игорь был совсем молодым пианистом, работал с прекрасными артистами. Серов Саша, например, стал открытием именно благодаря Игорю.
А как Валечка Толкунова Игоря обожала! У нее вообще было только два любимых пианиста – Игорь Крутой и Давид Ашкенази. Игорь обладает удивительной способностью вносить какую-то свежую ноту в творчество. Я очень трогательно к нему отношусь, у нас дружат мамы. Они каждый день перезваниваются, встречаются, нас обсуждают – не без этого. Они даже внешне похожи. Мама Игоря рано потеряла мужа, воспитала двух достойнейших людей: Игоря, гениального музыканта, и его сестру Аллочку, талантливую журналистку.
В отличие от многих композиторов Игорь еще и великолепный продюсер. Не каждому удается сочетать в себе мировосприятие творческого человека и качества настоящего бизнесмена. Многим этого не хватает. У нас с Игорем восемь шикарных песен, две из них святые. Мы оба потеряли отцов, и первая песня – «Отец», и вторая – «Я вернулся, мама» посвящается нашим матерям.
При всем своем внешнем спокойствии Игорь обладает великолепным чувством юмора. Во времена его сотрудничества с Валей Толкуновой он рассказал один невероятно смешной случай. Еще в советскую эпоху тотального дефицита, когда купить машину было настоящей проблемой, Игорь и Валя ехали из Тольятти, где Валечке в благодарность за великолепный концерт позволили вне очереди купить машину прямо с завода. На этой машине они и возвращались в Москву. Валя водить не умела, поэтому за рулем сидел Игорь.
Концерт закончился поздно, нужно было срочно ехать в Москву, и Валя как была в роскошном концертном костюме, с косой, так и не успела переодеться. Утром съемки в «Останкине», надо было торопиться. Короче, побросали сумки в машину, выехали в ночь. Несколько часов едут уже, рассвет забрезжил. Буквально каких-то два или три часа ехать осталось, и Валя скромненько так Игоря просит притормозить, если у дороги будет туалет.
Но в те времена, не то что сейчас, какие туалеты вдоль дороги? И Игорь, проезжая мимо какой-то деревни, углядел, что калиточка одного из домов открыта и во дворе стоит классического типа деревянный туалет. Собак нет, час ранний, все спят. И вот Валечка, вся такая красивая, практически только недавно сошедшая со сцены, идет в эту будочку. И дальше Игорь рассказывает:
– Стою я у машины, открыл капот, уровень масла проверяю. И тут вижу, выходит на крыльцо мужик, зевает. Явно с бодуна. Пару слов мне сказал про машины, которые не заводятся, про заводы, про дорогу и прямиком направился в туалет. Тут открывается дверь, и у него из туалета в полшестого утра выходит сама народная артистка РСФСР Валентина Толкунова, всенародно любимая и известная каждому. Выходит вся нарядная, как из телевизора, и своим красивым голосом очень нежно говорит:
– Здравствуйте!!! Доброе утро!!!
После чего садится в машину и уезжает. Я смотрю в зеркало заднего вида, а мужик стоит, бедолага, на дороге и крестится.
Надо сказать, что у нас с Игорем не самые простые отношения, потому что мы оба люди прямолинейные. Я раньше на правах старшего товарища высказывал ему некоторые замечания, и до сих пор случается. Были и разногласия, но для творческих людей это норма. По прошествии многих лет могу сказать, что в чем-то был не прав. Признаю. А в чем-то оказался прав, как показало время. Когда на него оказывали серьезное давление, я встал на сторону Игоря. Он это почувствовал и благодарен, но все-таки собственное мнение мы друг другу продолжаем регулярно высказывать. Это честные мужские отношения. Когда дружат матери, когда столько общих друзей, не стоит обижаться друг на друга за прямолинейность.
Игорь немало сделал в музыке. Его муза – дочка Игоря и его любимой супруги Ольги – Сашенька, которую он безумно любит. Сын Коля уже совсем скоро сделает его дедом. Дочь Ольги, красавица Вика, которую Игорь считает своей и относится к ней соответственно, уже взрослая и живет своей жизнью. А вот Сашенька у них поздний ребенок, и эта чудесная девочка огромная радость для Игоря. Она говорит, что самый любимый мужчина – это папа и она хотела бы выйти за него «в детский замуж».
Нашим дочкам сложно в жизни, потому что они ищут себе идеал мужчины, ориентируясь на папу. А мы высоко планку держим, не всякий дотянется. Игорь с Сашенькой носится, как я в свое время носился с подрастающей Настей. Узнаю себя!
Крутой – талантливый организатор. Его конкурс «Новая волна», придуманный им и воплощенный в реальность, намного интереснее и показательнее Евровидения, ведь там даже жюри нормального нет. Голосование по СМС. Но, заметьте, ни одного настоящего мужика Евровидение не выпустило. А у Игоря какие удачи, и организовано все профессионально. На фестивале всегда достойные гости, знаменитости мирового уровня: Лара Фабиан, Тони Брекстон, Стиви Уандер…
Со Стиви Уандером у меня интересная история приключилась. Поскольку этот артист незрячий, его на сцену обычно выводит сопровождающий, а после выступления провожает со сцены. А тут вдруг вместо сопровождающего к Стиви Уандеру подошла Лайма, и они вместе ушли со сцены, мило беседуя. Меня за кулисами поймали местные журналисты и спрашивают:
– Как вам этот альянс, наша землячка и всемирно известный артист? О чем, как вы думаете, они могли беседовать на английском?
Я отвечаю:
– Вы ошибаетесь. Они разговаривали на латышском. Просто вы не знаете, что дедушка Стиви Уандера был латышский стрелок и дедушка Лаймы тоже. Они вместе служили в Кремле, и в период репрессий дедушка Стиви рванул через Латвию в Америку, встретил там негритянскую девушку, женился на ней. Пошли дети, внуки, и один из этих самых внуков Стиви. Он очень хорошо говорит по-латышски. Лучше, чем по-английски, потому что воспитывал его дедушка.
Короче, наврал я журналисту с три короба! Мне потом рассказывали, с каким выражением лица пришел он в редакцию и стал взахлеб доказывать главному редактору, умудренному жизнью еврею, что у него сенсационный материал. В редакции спросили, кто ему все это рассказал. В ответ услышали: «Винокур» – и… дружно поздравили. Кстати, тогда по телевизору это интервью передали, но там было видно, что я просто дурака валял.
Однажды мне посчастливилось познакомиться с удивительным человеком – генералом Борисом Всеволодовичем Громовым. Когда шла война в Афганистане, о нем много говорили в прессе, Иосиф Кобзон с ним дружил. А мы сдружились чуть позже, когда я с концертами прилетел в Афганистан выступать перед нашими военными для поддержания боевого духа. Особенно сблизило нас то, что пришлось пережить концерт под обстрелом. Ведь шла война. Я выступал на сцене, а Борис Всеволодович сидел в зале. Вокруг взрывались реактивные снаряды. И мы оба делали вид, что ничего особенного не происходит, чтобы не вызвать паники. Он профессиональный военный, я профессиональный артист, на том и сошлись. Потом Боря был командующим округом на Украине, потом у нас заместителем министра внутренних дел: нелегкая жизнь, полная испытаний.
Судьба нанесла ему страшный удар, когда первая жена погибла в авиакатастрофе. А у Фаи, его нынешней супруги, в этом же самолете погиб муж, молодой лейтенант, и его отец – генерал. В свои двадцать четыре Фаина осталась с двумя полуторамесячными дочками, а сорокалетний Борис – с двумя сыновьями. Борис Всеволодович часто навещал Фаину, поддерживал морально и материально. Через четыре года, сразу после окончания афганской войны, генерал Громов предложил Фаине стать его женой. У них родилась дочка. Легендарный боевой генерал Борис Громов и его жена Фая, женщина удивительной внешней и духовной красоты, вместе уже много лет. У них в общей сложности пятеро детей, и в этой семье атмосфера любви и счастья.
Боря невероятно честный, открытый, принципиальный, настоящий офицер, белая кость русской армии. Я больше не встречал такого ранга чиновника, который был бы столь простым человеком. Он даже к телефону сам всегда подходит, без всяких секретарей и помощников. Специалист своего дела международного класса. Может с военачальником любой страны мира говорить на равных. И чувством юмора обладает великолепным, и потрясающими человеческими качествами. Мне повезло – все мои друзья достойнейшие люди, и за это я искренне благодарен судьбе.
Глава 6
Артисты внутреннего употребления
Когда много летаешь и ездишь и нет уголка в стране, где бы ты не побывал, да и за рубежом тоже, то особенно отчетливо видишь некоторые вещи. Несмотря на перемены последних лет, неизменным осталось одно – отношения между зрителем и артистом. Ничего нового не было придумано. С отделением Украины, не в обиду будет сказано, кроме Верки Сердючки, в нашем жанре никто не появился. Так же и в Прибалтике, в Белоруссии, в Азии. Поэтому у людей память на «артистов с происхождением», так я называю артистов, имеющих биографию со времен Союза. Нас запомнили.
Я часто езжу в Америку, недавно мы с театром были в Австралии, в Израиле, впереди поездка в Германию… везде русскоговорящая публика – люди, которые уехали из Советского Союза. Они прекрасно принимают нас, как принимают известных артистов, таких как Иосиф Кобзон, Лев Лещенко, Гена Хазанов, Женя Петросян, Клара Новикова, как когда-то принимали Муслима Магомаева. Поэтому, когда удивляются менеджеры и администраторы новых артистов, что они тут, у себя в стране, популярны и вдруг не продаются билеты на их концерты за рубежом, мы не удивляемся.
Точно так же, как, например, выпускники «Фабрики звезд». Они милые ребята, талантливые, но чудес не бывает. Не может человек за три месяца сделать то, чему учат с юности музыкальные училища, театральные институты и академии, консерватории и т. д. Сольфеджио, сценическая речь и сценическое движение, музыкальная грамота, танец, вокал – все это невозможно выучить за три месяца. А их объявляют звездами, слегка поднатаскав. И когда в жернова шоу-бизнеса выбрасывают таких ребят, они теряются просто-напросто. Это уже не учеба, нет нянек, есть только тот, кто потратил деньги и хочет их вернуть с прибылью. Совершенно коммерческая идея. Потому этих детей собирают в группы и начинают гонять по стране, чтобы зарабатывать деньги. Загубленные души, судьбы, жизни. Молодые ведь свято верят, что они звезды! А на зарубежную площадку приходит – нет, не звезда, оказывается.
Но все просто. Там вырастает молодое поколение, ровесники нашим «фабричным» звездам, но они уже впитали в себя ту культуру, западную и всемирную, где прочно утвердились свои кумиры. Поэтому молодое поколение мы как зрителя не рассматриваем. Те, кому тридцать или сорок лет, хотя и выучили местный язык, от отцов и матерей впитали какие-то вещи, которых сами не застали. Они еще идут на наши выступления. А вот от сорока до восьмидесяти, те бегом бегут на наши концерты, потому что это их прошлое, их жизнь.
Молодых «фабричных» они не знают, не понимают и не могут их любить. Такой вот диссонанс. Мы должны здраво мыслить и понимать, что мы все – артисты русской сцены. Все, кроме классиков, таких как Юрий Башмет, Владимир Спиваков, Анна Нетребко и т. д. – хватит пальцев двух рук пересчитать тех, кто способен за рубежом собрать залы и вызвать ажиотаж. Разве что балет еще.
Мы же, при всей нашей шоу-бизнесовской звездности, никак не можем уяснить простых вещей. При всей известности моих коллег, которые зачастую соревнуются друг с другом, у кого лучше автомобиль, круче апартаменты в Майами, больше охраны или что-то там еще, они не понимают одной очень простой вещи: все мы, и я в том числе, являемся артистами внутреннего употребления. Во всех жанрах. Хотя и выдающиеся среди нас есть. Но мы все русскоговорящие артисты строго российского шоу-бизнеса. Никакого отношения к мировой культуре мы не имеем.
Вклад наш в мировую культуру очень невелик, особенно за последние годы. Было несколько всплесков кинематографа, когда за батальные сцены «Война и мир» получает Оскара. Когда «Москва слезам не верит» получает Оскара. И снова на пальцах можно пересчитать оскароносцев, узнаваемых на Западе. При всем уважении и любви к кинематографу как к жанру, когда я вижу, как наши киношные деятели играют в Голливуде и толпами идут по красной дорожке в Каннах те, кто известен по сериалам, мне смешно.
Я не считаю, что роль в сериале – художественное достижение, это некая жвачка для глаз, для мозгов. Вот «Остров» Лунгина – понятный фильм, который не нужно разжевывать американцу. Или «Солярис» Тарковского.
Я несколько раз был на могиле Андрея Арсеньевича в Париже. Это история, когда при жизни человека уничтожали, а после смерти вдруг стали о нем говорить. Он был гениальный, свободный, инакомыслящий. Такова судьба всех гениев. Как Нуриев, как Марис Лиепа. Когда говорят о Барышникове, ясно, что это мировая звезда, но никто не помнит, что его считали предателем. В балете не так много великих танцовщиков. И жизнь у них очень сложная.
Но именно они привнесли кусочек русской культуры в культуру мировую. Это они прославили страну, потому что про них все равно говорили «русский».
А Юра Башмет? Скромный человек, выдающийся, одержимый музыкант. Он из аккомпанирующего инструмента, из альта, сделал сольный. В мире не было подобного прецедента. А Владимир Спиваков? Тоже выдающийся музыкант, создавший уникальный коллектив. Он желанный гость в любом уголке света. Из наших музыкантов, имеющих отношение к шоу-бизнесу, я не могу назвать человека, кого бы знали за рубежом и песни которого на Западе распевали бы. Вот о чем речь. И когда кто-то из наших пафосных звезд говорит о своих каких-то победах, гонорарах, машинах, виллах, это смешно звучит, потому что они не Башметы и не Барышниковы.
Мне их жалко, временных. Многих ведь уже сейчас забыли, даже внутри страны. Но поет до сих пор Лева Лещенко, все время видоизменяя репертуар. Иосиф Кобзон, несмотря на то что жизнь его ударила сильно несколько раз, поет и песни, и романсы, и арии. Держится, борется с недугом, показал себя волевым человеком. Я преклоняюсь перед его силой воли. Но никто почему-то не говорит, что живет рядом с нами Герой Нашего Времени. Сколько благотворительных проектов он возглавил, сколько творческих конкурсов существует благодаря его стараниям, сколько детских программ! А случись что, сразу налетят и будут говорить, что он совершил подвиг. Да Иосиф каждый день совершает подвиг! Как и Валя Толкунова в свое время.
Глава 7
Светлой памяти Валечки Толкуновой [1]
Сегодня траурный день – проводили в последний путь замечательную певицу Валечку Толкунову. Попрощаться с ней и отдать последний долг приехали многие люди, в том числе многочисленные представители прессы. Я тяжело переживаю всегда утрату близких и друзей, а тут только вышел от Вали, только выразил соболезнования ее маме, иду весь в слезах, и вдруг на меня набрасываются журналисты! Камер штук десять, микрофоны в лицо суют, вопросы задают наперебой, я аж онемел, а потом вызверился на них:
– Ребят, а где ж вы раньше-то все были? Почему раньше меня не спрашивали о том, какая Валечка Толкунова замечательная? Где вы были лет десять, когда эту великолепную артистку предавали забвению? Вы ждете, когда человека не станет, чтобы заговорить о нем?!
Так уходил Слава Тихонов, так уходил Саша Абдулов. А Олег Янковский когда болел, все только и обсуждали, какой степени у него рак. Про Валю Толкунову написали, что она недавно совсем была в Белоруссии и давала концерт! Кто-нибудь спросил, как она себя чувствовала? Вы спрашиваете, какой она была? Многострадальной, талантливой, доброй, лучезарной, улыбчивой и приветливой всегда. При этом обладала необыкновенной силой воли. Откройте любую интернетную страницу и прочитайте, какая она была великая! А у вас все мысли только об одном: собирать сведения о «Фабрике звезд», о Евровидении и так далее. И нечего вам сюда соваться. Тут трагедия, тут похороны человека, которого вся страна любила. Из жизни ушла великая певица, получившая настоящее образование, не трехмесячное.
Зная, что она смертельно больна, Валечка смогла общаться с друзьями, нашла в себе силы пригласить священнослужителя, чтобы исполнить свою последнюю волю. Она знала, что уходит. И продолжала улыбаться. Я бы удивился, если бы у Вали Толкуновой увидел охранника. Кого ей было бояться? Ее вся страна обожала.
Мне о смерти ее сообщили не родные, не близкие, позвонила девушка из одной желтой телепередачи и пригласила «обсудить обстоятельства жизни и кончины Валентины Толкуновой». Я понимаю, что девушка, которая звонила, она нормальная, хорошая, просто такие люди живут как бы на другой планете. У них критерии жизни и системы ценностей другие.
Помню, когда я попадал в больницу, сразу в СМИ шла информация; что-то с женой моей происходило или с мамой – сразу шла информация. Поговорить-то больше не о чем, проблем в обществе нет. Бог им судья. Это грустно очень. Никому из нас не уйти от судьбы, раньше или позже, но настигнет.
Можно только преклоняться перед такими людьми, как Валя, которые, зная о недуге, преодолевая его, вновь и вновь выходили на сцену. Ведь Валя не зря обратилась к богу. К людям она обращалась, только те ее не услышали. Она даже дачу купила рядом с храмом. Чтобы ближе быть. Просто надо сказать, я не люблю похороны. Да и кто их любит… Я кланяюсь человеку, которого знал, выражаю соболезнование близким и ухожу. Никогда не езжу на кладбище и на поминки. Потому что на таких мероприятиях сидят, пьют и врут. Потом будут еще обсуждать, хорошая была еда или нет.
На похоронах часто встречаешь неожиданных людей, тех, кого не видел по двадцать лет, и, с трудом узнавая, понимаешь, что они тоже просто не могли не прийти. Например, сегодня я встретил одного бывшего секретаря обкома из Свердловска. Ельцин был первым, а он вторым. Это Володя Андрианов, который встречал нас с Геной Хазановым на вокзале во время нашей поездки в Свердловск на День города. И тут вдруг вижу Володю среди тех, кто пришел проститься с Валечкой. Как будто вчера расстались. Вспомнили, как ездили на фестиваль, Валечка тогда была молодая, красивая! А сегодня мы ее провожаем, как проводили уже многих и многих артистов и просто замечательных людей, встречи и дружбу с которыми нам подарила судьба.
Глава 8
Муслим Магомаев
Муслим Магомаев был тем человеком, который открыл мне мир. Когда я учился вокалу в институте, все пластинки, которые у меня были тогда, – это записи Муслима. Даже такие гибкие голубенькие из журнала «Кругозор». Я их вырезал, ставил на проигрывателе и пел голосом Магомаева. Он был удивительный человек. Певцов с такой культурой пения больше нет.
Выдающийся певец, прекрасный человек, он был очень близок мне, и тем страшнее стали для меня все эти сложности, связанные с его кончиной. Все эти административные проволочки. Эти непонятные вопросы: дать место на Новодевичьем или не дать, в Москве или в Баку захоронить… Большую часть своей жизни, около сорока лет, Муслим провел в Москве. Будучи азербайджанцем, он русской культуре принес огромную пользу, на его примере воспиталось целое поколение артистов. Но чуда не произошло, и таких певцов, как Муслим, не появилось ни тогда, ни сегодня.
Я свято отношусь к памяти этого человека, мы дружили при жизни, хотя я был младше. Для меня было честью, что он меня пригласил в восемьдесят шестом году в Штаты. С гастролями мы объездили всю русскоговорящую Америку, нас принимали великолепно, носили на руках. Его как идола своей молодости, а меня как молодое открытие. Это время было потрясающим. Мы очень с ним сдружились, и потом много лет подряд я знал, что раздастся звонок:
– Володя, это Муслим. Ты помнишь, что у меня день рождения?
Он очень любил, когда я вел застолья, шутил. У него были два тамады, я и Саша Ворошилов, прекрасный певец из Большого театра. Муслим всегда любил юмор, но сам был очень скромным. И совестливым. Я считаю, что его уход со сцены – это не малодушие, а особенность человеческого характера. Понимая, что с возрастом поешь не так, как раньше, он хотел, чтобы его запомнили на взлете.
Сегодня, если открыть фонотеку Муслима, там и арии из опер, и романсы, и песни, исполненные в разной манере. По своей профессиональной подготовленности он был недосягаем, ему не было равных. Когда я слышал какие-то высказывания по этому поводу – обойдемся без персоналий, – для меня это чистой воды злопыхательство. Когда Муслим был в форме и выступал на сцене, к нему никто не мог приблизиться.
Я с уважением отношусь ко всем нашим звездам. Алла Борисовна Пугачева непререкаемый авторитет, но и она признает, что Муслим был неподражаем. Она с большим уважением относилась к нему, а теперь к его памяти. Хоть и время было иное, и не было такой информации телевизионно-радийно-интернетной, но все, от мала до велика, были поклонниками Магомаева. И любители классической музыки, потому что он всю классику пел. И молодежь, потому что он пел эстрадные песни. Муслим для меня человек легендарный, недосягаемый. Муслим, потом большой промежуток, и только потом все остальные.
Однажды, когда мы были в Америке на гастролях, Муслим, представляя меня, сказал со сцены:
– Пародисты – это люди, в меру своего таланта делающие пародии на известных артистов, и Винокур делает пародии на меня. И пусть я не всегда согласен, но мне приятно. Приятно, потому что это реклама, и за нее в любой стране платят большие деньги. А Винокур делает мне рекламу бесплатно. Я люблю его творчество и хочу представить его вам. Это молодой артист, и, поверьте мне, он вам должен понравиться. Владимир Винокур!
Я вышел и сразу показал на Муслима пародию. Был бешеный успех.
Жаль, очень жаль, что Муслим так рано сгорел. Честно говорю, я все время держу в голове мысль, что на Новодевичьем кладбище к нему на могилку ходило бы огромное количество народу поклониться этому великому человеку.
Но наши чиновники, видимо, хотят быть вечными и не понимают, что, когда они сами уйдут из жизни, мало кто положит цветы на их могилку.
Глава 9
Борис Ельцин
С Борисом Николаевичем я познакомился в начале восьмидесятых, когда он был секретарем обкома партии в Свердловске. Сдружились мы на одном необычном событии. В Свердловске был День города, и первый секретарь обкома партии Свердловска Борис Николаевич Ельцин пригласил двух артистов эстрадного жанра: Геннадия Хазанова и Владимира Винокура. При том, что образ Бориса Николаевича – был очень строгого, волевого и серьезного человека, который никогда не использовал ненормативную лексику. Все его близкое окружение подтвердит.
Несмотря на то что отработал в строительстве много лет и мастером, и прорабом (поверьте, я знаю, о чем говорю, я сам строитель, и отец у меня строитель, и брат работал на стройке – там невозможно существовать без мата). Так вот, при всей своей серьезности, он вдруг приглашает на концерт двух юмористов.
Мы прилетаем с Геной, нас встречает Володя Андрианов (спустя много лет мы встретились на похоронах Вали Толкуновой), бывший комсомольский секретарь, а тогда секретарь обкома партии по идеологии. Нам известен по ЦК комсомола, по комсомольским фестивалям. Володя говорит:
– Мне шеф поручил с вами поработать. Кстати, он дарит вам по пыжиковой шапке.
Если помните, в таких шапках ходили тогда все секретари обкома, и, несмотря на то что госцена у такой шапки была тридцать семь рублей, достать ее было невозможно, даже на черном рынке, даже втридорога. Потом нас повезли в облпотребсоюз и позволили купить две канадские дубленки по госцене. Это был праздник жизни! Тогда не было корпоративов, как сейчас, где артист отработал и получил за свой труд определенную сумму.
Мы официально ехали от Москонцерта и получали по ставке пятнадцать рублей. Нас поселили в хорошую гостиницу, завтраки– обеды-ужины, все как полагается. Вечером был концерт. На сцену Дворца спорта Борис Николаевич вывел нас сам. Он встал посередине, высокий, красивый, седой, и мы с Геной с двух сторон. Два веселых… клоуна. Полный зал, тысяч пятнадцать, и Борис Николаевич лично представил нас собравшимся.
Мы, как могли, смешили публику. Был прекрасный прием, отличный концерт, настроение у людей – лучше не бывает. После концерта традиционный банкет, на котором произошла смешная история. Ельцин подошел к нам с Хазановым, сказал какие-то слова благодарности. А я встал и говорю ему:
– Борис Николаевич, вы такой руководитель, волевой, жесткий и в то же время внимательный и добрый. Мне кажется, вы – потенциальный москвич. Это точно.
Он мне отвечает:
– Да ладно, перестань ты, я здесь у себя дома. Я тут учился, тут женился. У меня такая жена!
Наина Иосифовна тоже присутствовала на концерте. Действительно, очень интересная женщина. Короче, посмеялись и забыли.
Мы с Геной долго с теплом вспоминали, как нас принимали. Артисты, они ведь как дети – погладил по голове, он и вспоминает добрых людей. А финансовое вознаграждение не главное.
Проходит пара лет, и вдруг мы узнаем, что первым секретарем горкома партии Москвы назначают Бориса Николаевича Ельцина. В честь пленума горкома партии в Колонном зале в Москве идет концерт. Участвует много артистов, в том числе Борис Брунов как ведущий и мы с Геной Хазановым. Борис Сергеевич Брунов придумал оригинальный выход: все участники концерта выходят на сцену в самом начале и что-то поют, приветствуя зрителей.
Мы с Геной стоим на авансцене, и вдруг я вижу в ложе человека, закрытого от нас газетой. Я говорю Хазанову:
– Гена, вот что значит, человека перевели в Москву, даже в нашу сторону не смотрит.
Он мне отвечает:
– Да нет же, просто только что прошло серьезное заседание, он, видимо, тезисы пленума читает.
Гляжу, убрал газету, смотрит концерт, смеется… А после нашего выступления к нам подошел человек и очень вежливо передал, что Борис Николаевич просил нас зайти в комнату президиума. Мы заходим, и он широко раскрыл объятия, обнял нас с Генкой и мне говорит:
– Ну, ты накаркал!
После этого мы много раз встречались. Какие-то праздники, банкеты государственные, приемы и личные празднования. А когда у Бориса Николаевича был юбилей, нас с Геной Хазановым пригласили. Не как артистов, а как гостей. Но мы все равно выступали. Помню, там казус случился. Я из Афганистана привез сувенир, который мне подарили таможенники. Это была фляжка, имитированная под книгу. «Вечный зов» называлась. И я, дурак, туда залил водку и дал Барсукову и Коржакову попробовать за кулисами. Выхожу с этой книгой, а Наина Иосифовна и Борис Николаевич сидят впереди. Короче говоря, идет банкет, все выпили… Ну я возьми и скажи:
– Борис Николаевич, прежде чем начать выступление, я, понимая, что президента удивить сложно, хотел вас просто поздравить и вручить небольшой презент – книгу «Вечный зов».
Он в руки взял и чувствует, как там булькает что-то. Улыбнулся, спрятал в карман:
– Этот экземпляр я никому не отдам!
И потом оказалось, что Наина Иосифовна увидела подарок, поняла, что это такое, и восприняла это как провокацию. Она на меня обиделась, некоторое время со мной не общалась, пока ей жена Грачева не объяснила, что это просто сувенир и что точно такой же я подарил и Грачеву абсолютно без задней мысли. Потом я понял, что Наина Иосифовна очень переживала из-за того, что супруг выпивал…
У нас с Борисом Николаевичем было много встреч, и одна из них особенно интересная. Ельцин работал с Коржаковым много лет, и тот был практически его тенью, и охранником, и советником. Когда Саша Коржаков с женой праздновали серебряную свадьбу, тамадой на этой свадьбе был Борис Николаевич, он произнес приблизительно такие слова:
– У меня две дочери и нет сына, но я считаю, что Саша мой сын, а его супруга мне как третья дочь.