Настоящая фантастика – 2014 (сборник) Ясинская Марина
– А ведь ребенок действительно уже вырос…
– Гмур-р-р, – вздохнув, согласился махкот».
Устами своих персонажей Дмитрий Строгов еще раз задается вопросом: вправе ли «старшие братья» экспортировать «младшим» – или даже якобы «младшим», с их, «старшей», точки зрения, – революции и демократии, жизненные принципы и культурные достижения? Или же иные народы имеют право самостоятельно пройти свой путь развития, пусть и учась на опыте других государств и цивилизаций, но все же сами набивая шишки и получая синяки? Вопросы, которые являются актуальными и для второго десятилетия двадцать первого века.
Строгов, как и братья Стругацкие во многих своих романах, не дает окончательного ответа, приглашая читателя подумать над проблемами, исходя из собственного видения мира.
8
Казалось бы, все точки над «і» в романе уже расставлены, но читателя в финальной части текста произведения еще ждет эпилог. Он озаглавлен автором «БАБУШКА РАДА» – именно так, большими буквами, чтобы читающий роман не сразу понял, что это за «бабушка» и чему она «рада». Советник Иллиу Капсук приезжает в офис академессы Рагии Магаллук – влиятельной чиновницы в иерархии руководителей Пандеи, Главы Научного ведомства. Эпилог настолько выбивается из общего контекста романа, что позволим себе процитировать его почти полностью:
«Ее голос показался Максиму знакомым. И глаза… Где-то и когда-то он уже видел эти черные, словно сияющие внутренним светом глаза.
– Госпожа академесса, – советник Иллиу Капсук улыбнулся, – у меня смутное ощущение, что мы уже когда-то встречались с вами, нет?
Улыбка коснулась ее губ, ресницы взволнованно затрепетали.
– Ровно тридцать лет назад, – тихо ответила Рагия Магаллук, по-прежнему не отводя взгляда от лица гостя. – Тогда советника Иллиу Капсука звали просто Мак Сим…
– Рада… – у Каммерера перехватило дыхание. – Ты… Но твое лицо?…
– Пластическая операция, – она пожала плечами. – Я сделала ее спустя неделю после того, как ушла от тебя.
– Но почему… – в горле у Максима застрял ком. – Я же искал тебя! Я перерыл всю страну!
– Знаю, – она кивнула. – Тебе сообщили, что я пропала на курорте «Синий берег» в котле Береговой блокады Островной Империи. А я просто перебралась сюда, в Пандею. Другое лицо, новые документы. Рагия Магаллук, студентка первого курса естественно-научного факультета Иерархического университета.
– Но зачем? – Каммерер шагнул к ней и замер, не решаясь подойти ближе. – Я любил тебя!
– И я тебя любила, Максим, – лучистые морщинки обозначились у ее глаз. – Ты знаешь.
– Тогда почему?… Мы же могли быть вместе!
– И полетели бы на Землю, – с легкой иронией продолжила Рагия и вздохнула. – Сказка стала бы реальностью… Мак, а ты думал, кем бы я стала на твоей Земле? Вечным несмышленышем? Приживалкой? Я почти год была рядом с тобой, а ты так и не заметил, что я уже стала другой, совершенно другой. Та перепуганная девочка из кафе на окраине Столицы исчезла навсегда… Ты же горел внутренним огнем, понимаешь? А этот огонь имеет прекрасное свойство – зажигать другие души.
– Я мог бы остаться на Саракше…
– И мысленно все равно рвался бы на Землю… У каждого из нас есть родина. Родина, на которую мы рано или поздно возвращаемся. Я не хотела стать обузой, Мак!
Они замолчали, глядя в глаза друг другу.
– Как ты жила все это время? – Максим закашлялся.
– Как видишь, сделала неплохую карьеру, – Рагия Магаллук лукаво прищурилась. – Госпожа Академесса Иерархического Научного ведомства.
– Я не это имею в виду, – Каммерер наконец справился с комом в горле.
– Личная жизнь? – черные брови взлетели вверх. – У меня есть сын. В этом году ему исполнится тридцать. И уже четыре года как есть внук.
– Сын, которому будет тридцать… – сердце Максима замерло. – Постой, но это значит… Десять лет назад, на Островной Империи, я видел мальчишку, которого посчитал нашим сыном. Но потом он куда-то пропал…
– Это и был твой сын, Мак, – она тихонько засмеялась. – Он вернулся домой, выполнив задание пандейской разведки. Но он до сих пор ничего не знает о своем отце… Правда, я с детства рассказывала ему сказки о прекрасной Земле за облаками и о множестве миров, которые есть во Вселенной.
– Я могу его увидеть? – Каммерер не узнал собственного голоса.
– Конечно, можешь, – Рагия Магаллук пожала плечами, и веселые искры блеснули в ее глазах. – Да ты его уже и видел!
Она взяла с письменного стола небольшую рамку с фотографией и повернула ее изображением к Максиму.
С фото на Каммерера смотрели улыбающиеся темноволосый мужчина с чуть прищуренными карими глазами, красивая женщина и смешной лопоухий карапуз.
– Погоди-ка, – Каммерер застыл, вглядываясь в черты мужчины на семейном фото. – Но это же…
– Да, – сказала бабушка Рада, и голос ее дрогнул. – Твой сын – Эрладо Штертак, первый космонавт Саракша».
Сначала даже и не понимаешь, зачем эпилог понадобился Дмитрию Строгову. Завершить историю любви Мак Сима и Рады Гаал в канонах простенькой мелодрамы? Не секрет, что для читателей всегда оставалось загадкой исчезновение девушки из «Обитаемого острова» – у АБС в «Жуке в муравейнике» и в «Волны гасят ветер» нет ни словечка о ее дальнейшей судьбе.
Но, поразмыслив, приходишь к выводу: эпилог написан не столько для того, чтобы поставить «жирную точку» в романтической истории Рады и Максима, сколько для того, чтобы обозначить еще одну грань проблемы преодоления всеобщего цивилизационного конформизма. Ведь и Эрладо Штертак, и сама Рагия Магаллук – в той или иной мере «плоды» воздействия землянина Максима Каммерера на мир Саракша. Наверное, испытал идейное влияние «бабушки-академессы» и непосредственно не контактировавший с Мак Симом «ракетный» ученый Аегудо Гуртак. Вот и спрашиваешь себя: а способна ли была цивилизация Саракша самостоятельно, без инопланетного влияния прорвать «облачную» завесу? Могут ли некоторые человеческие сообщества самостоятельно идти по пути развития – без сооруженных кем-то извне «костылей» в виде разного рода «грантоедов» и «прогрессоров»? Дмитрий Строгов снова – совершенно так же, как и братья Стругацкие во многих своих произведениях, – оставляет ответы на эти вопросы в качестве «домашнего задания» для читателя.
Роман Дмитрия Строгова издан и уже полтора года живет собственной, «книжной» жизнью. Ходят упорные слухи, что одна из отечественных кинокомпаний собирается его экранизировать, и есть вполне обоснованные опасения, что в результате мы получим очередной «розовый танк» типа бондарчуковского «Обитаемого острова» или же многолетнюю «тянучку», как было в случае с германовским «Трудно быть богом». Читатели и писатели продолжают спорить о романе на страницах журналов и электронных фэнзинов, в социальных сетях и блогах, на конвентах и форумах, находят свои ответы на заданные автором романа мировоззренческие вопросы.
Был ли роман «Над Саракшем звездное небо» действительно написан Аркадием и Борисом Стругацкими осенью 1983 года? Или же это хоть и добротная, но все-таки поделка анонимных мистификаторов и окололитературных проходимцев?
Почему АБС – если авторство произведения все же принадлежит им – отсрочили его публикацию на целых три десятилетия? Провидчески предугадали некое сходство в социально-политическом развитии СССР образца 1983 года и Российской Федерации в 2013 году и поэтому решили «придержать» роман? Или же была какая-то иная причина?
Случайно ли, что датой 27 марта 1983 года, которая была написана на склейке конверта, принесенного писателем Голубевым в издательство, в опубликованных не так давно рабочих записях братьев Стругацких обозначено и начало работы над романом «Волны гасят ветер»?
Увы, наверное, ответы на эти вопросы мы не получим никогда…
Борис Георгиев, Валентин Ключко
Закат в багровых тонах
(Размышления о повести Владимира Плотникова «Закат отменяется»)
Читатель вправе спросить, почему мы избрали в качестве материала для статьи именно эту повесть Владимира Плотникова, а не более поздние и, если верить критикам, более удачные работы автора? Кажется очевидным, что сам он, единожды обратившись к модному ныне жанру альтернативной истории, счел опыт неудавшимся и новых попыток переписать историю не делал. Кажется бесспорным, что, захоти мы исследовать «жанр через артефакт», стоило бы выполнить сравнительный анализ нескольких значительных произведений, отмеченных премиями и не обойденных вниманием читателей, благо недостатка в подобном материале нет. И все-таки мы считаем, что лучшего примера для демонстрации родимых пятен жанра, чем повесть «Закат отменяется», не найти. Более того, возьмем на себя смелость утверждать: знакомство с творчеством Владимира Плотникова следует начать именно с этой работы.
По заявлению автора, повесть написана для сборника «Империум» одного известного московского издательства. Насколько удалось выяснить, она была отклонена на том основании, что переломная точка исторического процесса по замыслу составителей сборника должна быть в промежутке времени между 1913 и 1917 годом. После поверхностного знакомства с текстом повести у читателя может сложиться впечатление, что условие выполнено, мы же беремся доказать, что это не так, и составители были совершенно правы, отказав Плотникову в публикации по формальному признаку.
События, описанные в повести, охватывают значительный период времени – с мая 1891 года и до мая 1929-го. Когда мы пишем «значительный», подразумеваем не только и не столько протяженность во времени, сколько значительность перемен в общественной жизни страны и убийственную их скорость. Кому сейчас придет в голову отрицать трагизм и величие того, что происходило тогда в России? Почему же в первых строках повести автор, спрятавшись под маской главного героя, пытается убедить нас, что все сложилось как должно, все правильно и жалеть главному герою не о чем «первого мая, года одна тысяча девятьсот двадцать девятого от Рождества Христова, в час небывало жаркого заката»? Чтобы понять это, выведем судьбу главного героя, известного московского врача-венеролога Михаила Афанасьевича Булгакова, из тени намеренных умолчаний и нарочито случайных «оговорок» автора.
Возраст героя нигде в тексте не указан прямо, однако его легко определить, опираясь на тот факт, что к началу действия «…одиннадцать с лишком лет прошло с того суматошного дня, когда, вырвавшись из ненавистной ему уездной больницы, после тяжких походов, службы и бед лекарь Булгаков окунулся в целительную атмосферу московской клиники». Припоминая беседу с профессором Покровским, у коего главный герой вместе с женою остановился на первых порах, Михаил Афанасьевич замечает в числе прочего: «…удержал меня, двадцатипятилетнего обормота, от безрассудного шага – ехать тотчас в Киев. Положительно, они с Тасей заключили тогда тайный сепаратный договор».
Стало быть, когда главный герой искал под липами сквера у Патриарших прудов убежище от небывалого зноя, было ему около тридцати семи лет.
Обращаем внимание читателя на некоторые малоприметные детали – их мы намереваемся использовать в рассуждениях ниже. Во-первых: в декабре 1917 года Покровский приютил молодого коллегу с женой и уговорил его остаться. Во-вторых: автор, когда пишет о жаре, изводившей Михаила Афанасьевича 1 мая 1929 года, употребляет выражение «накануне светлого праздника». В-третьих: герой, характеризуя соглашение профессора Покровского с Тасей, использует газетный штамп «тайный сепаратный договор».
У нас есть возможность убедиться в том, что возраст героя определен нами верно – размышляя о событиях сентября 1911 года, Михаил Афанасьевич отмечает, что «от первой встречи с этим Богровым память осталась прегадкая». Далее мы узнаем, что у господ Булгакова и Яновского после встречи с Богровым «вид был предосудительный: у одного наискось была рассечена губа и рукав висел на нитке, а у другого отлетели пуговицы не только на блузе, но и на разрезе брюк спереди». Обоих, невзирая на мольбы о пощаде, уволок к директору гимназии Преподобный Макс, однако господин Богров как-то вывернулся, «хоть по совести наказать следовало именно его, ибо нет такого закону, чтобы шестиклассникам второклассников безнаказанно уродовать». Получается, Богров старше Булгакова на четыре года. В «процитированном» Плотниковым полицейском протоколе 1911 года о самоубийстве Дмитрия Григорьевича (Мордко Гершковича) Богрова значится, что он родился в 1887 году, следовательно, мы можем установить год рождения Булгакова и Яновского – 1891-й.
Итак, придуманный Владимиром Плотниковым Михаил Афанасьевич Булгаков родился в 1891 году, в семье профессора Киевской духовной академии Афанасия Ивановича Булгакова и Варвары Михайловны (в девичестве Покровской). В 1901 году он поступил в 1-ю киевскую гимназию, где в 1903 году и произошла его первая встреча с Богровым.
О втором пересечении судеб Богрова и Булгакова автор сообщает вскользь. Случилось это «в середине пыльного жаркого августа», когда Миша, «не успевший еще расстаться с гимназическими привычками, растратил все карманные деньги на мороженое и прогуливался по Крещатику с Тасей Лаппа». На углу Прорезной они встретили Витю Яновского с франтоватым каким-то студентом. Того удалось прилично спровадить, а Витьку затащить в Купеческий сад (в открытом театре давали Шуберта), куда проникли втроем на один билет. По дороге Яновский с таинственным видом сболтнул: спроваженный франт – тот самый Богров, с коим некогда случилась у Миши в гимназии стычка. Он пару лет валял дурака в университете Мюнхена и сделался там социалистом. Социалистов Миша не уважал и не терпел вранья, о чем и сообщил Виктору «сей же час после того, как тот потребовал от господина Булгакова строгой конспирации». Они чуть было не поссорились, однако «игра в прятки со сторожем выбила политику из гимназических голов вон». Обращаем внимание читателя: использованный автором оборот «не успевший еще расстаться с гимназическими привычками» указывает на то, что описанные события происходили в августе 1909-го, в год, когда придуманный Плотниковым Булгаков поступил в университет.
Третью встречу главного героя с Богровым мы вправе назвать роковой, но можно ли вообще считать описанное событие встречей? Давайте разберемся с этим эпизодом детально, нам еще придется к нему вернуться. В августе 1911 года у Булгаковых гостит брат Варвары Михайловны, профессор Николай Михайлович Покровский. Однажды, беседуя с племянником за обедом о литературе, он рассказывает в виде анекдота о недавнем случае с профессором Лапинским Михаилом Никитовичем – о происшествии таком странном, «ровно его Достоевский выдумал».
Некто из Киевского охранного управления пригласил профессора Лапинского для консультации в отношении доносителя: тот утверждал, что во дни визита государя императора в Киев на сановника из его ближайшего окружения будет совершено покушение. Доноситель «вел себя манерно, закатывал глаза, поднося руку к голове, как бы отдавая честь кому-то невидимому. То говорил бессвязно о победе духа над плотью, об анархии масштабов космических и об однообразной пошлости земного существования, а то вдруг, словно бы кто-то у него внутри перекладывал стрелку, вновь заводил речь о покушении, масонском заговоре и тайном обществе Управителей». Лапинский установил расщепление психических процессов и конфиденциально сообщил об этом чиновнику охранного управления.
Булгаков посмеялся вместе с Покровским над космической анархией и победой духа, но обедавший у Булгаковых Яновский заинтересовался случаем и долго еще расспрашивал о деталях. Что за тайное общество Управителей? Какое отношение к этому имеют масоны? Как выглядел доноситель? Как его звали?
Заметим, что автор, будто бы желая скрыть от читателя нечто, обрывает эпизод, сообщая лишь о том, что Яновский некоторое время «беседовал с дядей Колей приватно» и вслед за тем поспешно отбыл. Отметим также – после его ухода Покровский заводит разговор о предателях вообще и об Иуде в частности.
Далее в общем светлом тоне повествования о визите государя императора в Киев и о встрече Таси с Петром Аркадьевичем Столыпиным, в дом коего в бытность Петра Аркадьевича саратовским губернатором отец Татьяны Лаппа был вхож, проскальзывают темные нотки. Яновский сообщает Булгакову о самоубийстве Богрова – тот повесился в гостинице «Мадрид», оставив записку: «Я все равно бы кончил тем, чем сейчас кончаю». Отметим противоестественное равнодушие Яновского к собственному сообщению. «Причины самоубийства не выяснены», – говорит он и тут же, без явной связи упоминает Иуду. Окончание эпизода омрачено описанием внезапного и необъяснимого отъезда профессора Покровского в Москву. Прощаясь с племянником, Николай Михайлович говорит о совести и о врачебной тайне.
Мы проанализировали текст, сопоставили даты и пришли к выводу, что автор, желая намекнуть на причастность Яновского к «самоубийству» Богрова, пытается скрыть от читателя истинное значение события. В дальнейшем мы еще вернемся к бегству Покровского из Киева, просим пока запомнить, что отъезд состоялся 3 сентября 1911 года и что, прощаясь с «дядей Колей», Миша и Тася огорчены «тем лишь только, что завтра и Тасе уезжать, кончаются ее вакации».
Что происходило с главным героем после 3 сентября 1911 года и до начала декабря года 1917-го, мы можем определить косвенно, по значительным переменам в его характере.
Перед нами теперь не легкомысленный студент медицинского факультета, вчерашний гимназист, чей патриотизм основан отнюдь не на твердых убеждениях и выглядит несколько карикатурно, а состоявшийся специалист, «лекарь с отличием», успевший хлебнуть войны и «службы в тяжелом трехсводном госпитале зауряд-врачом», материалист, изверившийся и в боге, и в людях. Не только к войне, но и к любому проявлению милитаризма Михаил Афанасьевич относится с отвращением. Он легко поддается на уговоры дяди и остается в Москве.
Диалог профессора Покровского с Булгаковым о «разрухе в умах» весьма показателен по нескольким причинам. Во-первых, в нем проявляется авторский взгляд на противоречие между общественной необходимостью и свободой личности, во-вторых, в разговоре намечен путь главного героя к нравственному обновлению, в-третьих, именно тогда Покровский признается, что «и он не без греха». Когда Булгаков издевательским тоном осведомляется, «не мучают ли господина профессора призраки погибших на операционном столе шариков и жучек», тот вместо ответа сует племяннику газетную вырезку и выходит из комнаты.
Автор, не пересказывая содержания вырезки, сообщает читателю, что в заметке речь шла об убийстве на Финском вокзале Петрограда «какого-то Льва Бронштейна». При нем нашли американский паспорт, выписанный на неблагозвучную фамилию, но подлинная личность убитого следствием установлена быстро, поскольку человек этот неоднократно попадал в поле зрения охранного управления. Убийца, вооруженный автоматическим пистолетом системы «браунинг», стрелял дважды с короткой дистанции в грудь и в голову. Найти преступника властям не удалось, отчасти потому, что в придуманном Плотниковым Петрограде мая 1917 года «власть не могла саму себя найти и определить, является ли она до сих пор властью или уже низложена», отчасти же из-за того, что люди, «считавшие себя властью, испытывали к убийце признательность за избавление от хлопот».
То, с какой настойчивостью Плотников пытается внушить читателю мысль о важности событий, описанных в газетной вырезке, выдает его замысел с головой.
Прежде чем заняться разоблачением авторских умолчаний, отметим следующий, вроде бы проходной эпизод – прислуга Покровского, Аннушка, колет на кухне лед. Автор не называет прямо фамилию, под которой читателю известен Лев Бронштейн, но «вкладывает» ее в звукоряд – удары стального острия, треск, шорох осколков. Малоинформативная, но в высшей степени экспрессивная сцена, очевидно, задумана автором как предкульминация и, нужно сказать, исполнена умело, внимание читателя захвачено.
Что же автор преподносит нам в кульминационном эпизоде? Исповедь профессора Покровского, которую, будь она оформлена отдельной главой, следовало бы назвать «Я убил».
Внешне диалог выглядит так, будто Покровский уступает настояниям племянника, мы же, следя за развитием внутреннего действия, понимаем: к рассказу его побуждает совесть. Булгаков узнает от дяди, что в конце апреля к нему «на прием в клинику Кончаковского явился худенький и желтоватый молодой человек», в котором профессор не сразу признал Яновского, «хоть шесть последних лет дня не прошло, чтобы тот не был помянут». Из рассказа Покровского, чрезвычайно похожего на покаяние, мы узнаем, что в сентябре 1911 года профессор, узнав о самоубийстве Богрова, побывал в клинике Лапинского и снял копию с того, что «записывали за сумасшедшим». Эти записи и нужны были Яновскому.
Вместо ответа на вполне резонный вопрос племянника: «Зачем Витьке эта чепуха?» – Покровский рассказывает о тайном обществе Управителей, планы коих старался расстроить Яновский.
Мы не видим смысла в подробном разборе мифа о заговорщиках, «делавших историю», опираясь на выдуманную автором социоколлаптическую теорию управления. В двадцатом веке не было недостатка ни в социальных теориях, ни в людях, которые пытались с их помощью влиять на судьбы мира. Для разоблачения умысла автора нам достаточно того факта, что исчисленная Управителями коллаптическая точка приходилась, по свидетельству Богрова, как раз на май 1917 года, и фамилию Управителя, «коему поручено было вызвать в социальной системе коллапс», Богров тоже назвал.
Мы не станем также тратить время на анализ весьма эмоционального монолога профессора Покровского, выражающего суть вспомогательного конфликта повести: «общественное благо против жизни человека».
В свете предпринятого нами исследования интересно иное. Легко заметить, что реальные исторические события, произошедшие между 1 сентября 1911 года и 4 мая года 1917-го, автор показывает расплывчато, замалчивая точные даты, имена сановников и топонимы. Даже военные события, повлиявшие на судьбу Михаила Афанасьевича, Плотников обрисовывает скупо, легкими штрихами. В тексте, где исторические реалии используются только в качестве антуража, это оправданно, но ведь в повести «Закат отменяется» на них построен сюжет! Заметим, что после того самого «коллаптического» момента текст уплотняется, описания становятся точными, «резкими» и с нашей точки зрения даже избыточно натуралистичными. Почему?
Автор лукавит, играя на контрасте между альтернативной и реальной Россией. Когда он показывает нам вывески магазинов, надписи на бортах машин «Его Императорского Величества электробусного парка», заметки в литературной газете «Осколки», каковую газету Михаил Афанасьевич читает в сквере на Патриарших первого мая 1929 года (выше мы уже отмечали, что дата выбрана не случайно), – нарочно сгущает краски. Зачем? Затем же, для чего фокусник машет платком, зажатым в правой руке, отвлекая внимание зрителя от руки левой.
Кажется очевидным: нас пытаются убедить, что именно убийство Бронштейна предотвратило коллапс российской государственности и послужило переломной точкой исторического процесса. Мы же, не уподобляясь обманутому зрителю, вернемся к «самоубийству» Богрова и спросим себя: могла ли Татьяна Лаппа 3 сентября 1911 года печалиться лишь о том, что кончаются ее вакации, если бы события шли своим чередом и «самоубийство» несчастного сумасшедшего в гостинице «Мадрид» ничего не меняло? Конечно, нет. В реальной истории 1 сентября 1911 года Дмитрий Богров совершил покушение на Петра Аркадьевича Столыпина, которому Тася особо симпатизировала. Вот что прячет от нас автор – настоящую коллаптическую точку.
Восстановим теперь истинную последовательность событий в альтернативной ветви исторического процесса. Богров, состоявший в тайном обществе Управителей после учебы в Мюнхене, получает задание осуществить во время визита государя императора в Киев покушение на Столыпина. Подготавливая террористический акт, Богров – человек психически неуравновешенный, неврастеник, теряет рассудок. Он обращается в охранное управление и сообщает о возможности теракта. Ему не верят, не без причин подозревая умственное расстройство, и подвергают обследованию. Затем Богрову помогают совершить «самоубийство» люди, с которыми связан Яновский, они же в мае 1917 года устраняют Бронштейна – эмиссара Управителей. Коллапс предотвращен.
Указания на то, что история шла по альтернативной ветви с осени 1911 года, в тексте имеются. Автор как бы нехотя сообщает нам, что Россия вошла в Мировую войну вяло, придерживалась оборонительной стратегии и воевала больше в тылу, чем на передовой. Благодаря многочисленным «авторским оговоркам» мы узнаем, что армия не испытывала недостатка в боеприпасах и не несла серьезных потерь, и понимаем – это стало возможным именно потому, что убийство Столыпина не состоялось.
Нелепо предполагать, что Плотников выстроил такую сложную, двухступенчатую сюжетную структуру только лишь ради подгонки повести под условия сборника «Империум». Нам представляется, истинная коллаптическая точка «загнана в подтекст» ради того, чтобы донести до подготовленного читателя оценку возможности сохранения монархии в России после начала Мировой войны. В сжатом виде мнение автора можно выразить такой формулой: «После сентября 1911 года сохранить в России монархический строй малыми силами было невозможно». Мы считаем, что повесть «Закат отменяется» была отклонена составителями именно поэтому, а то, что точка бифуркации приходится на 1911 год, – всего лишь формальный повод для отказа.
Вернемся теперь к утверждению, что повесть «Закат отменяется» как нельзя лучше подходит для демонстрации «родимых пятен» жанра. Что мы имели в виду? При всем уважении к автору, не можем не заметить: труд, проделанный для придания повествованию исторической достоверности, напрасен. Казалось бы, все хорошо: язык измененной реальности проработан великолепно, детализация описаний достаточна, притом не чрезмерна, стилизация удачна и сюжетно оправданна, чего же не хватает, чтобы воскликнуть: «Верим!» и поставить повести высший балл?
Автору не следовало так вольно обращаться с математической терминологией. Не стоит употреблять слова только потому, что они красиво звучат. Представляет ли автор размерность «фазового пространства», в котором коварные его Управители строили «траектории движения общества»? Полагаем, что нет, поскольку двумя абзацами ниже он, забывшись, вместо фазового пространства говорит о фазовой плоскости. Ну, это полбеды, Покровский, исповедуясь перед племянником, вполне мог перепутать, к тому же он не математик. Представляет ли автор объем вычислений, потребных Управителям для «расчета траекторий в фазовом пространстве» такой мерности? Знает ли автор, когда возник термин «теория катастроф»? Осознает ли он, какой математический аппарат использовался для создания теории динамического хаоса? Мы вынуждены ответить отрицательно. К сожалению, исповедь профессора Покровского, запланированная автором как кульминация, вызвала у нас парадоксальную реакцию – гомерический хохот. Впечатление от повести, в общем положительное, было подпорчено. Господа альтернативные историки! Может быть, для изменения вывесок на общественных институтах и достаточно вовремя убить какого-нибудь Богрова, но никакими терактами вы не добьетесь от науки исполнения семидесятилетней работы тысяч ученых за один день. Лучше вызывайте джиннов или заклинайте древних богов, выйдет достовернее.
Отметим, что не слишком удачные «математические» изыски носят антуражный характер. Полагаем, автор поступил бы правильнее, заменив реальные термины придуманными: неспециалист не заметит разницы между инцидентным пространством и пространством фазовым, а специалист, встретив незнакомый термин, выдумает соответствующий математический объект. Нам кажется, автору приятней, когда журят за умышленное умолчание, чем когда бранят за вранье или уличают в невежестве. Впрочем, как мы уже говорили выше, указанные огрехи нельзя считать недостатком одной лишь повести «Закат отменяется». В большей или меньшей степени сказанное относится к любой попытке достоверно поговорить об истории в сослагательном наклонении.
Мы готовы простить Плотникову варварское отношение к математике и несколько «смазанную» кульминацию – за великолепный финал. При первом прочтении может показаться, что прогулка Михаила Афанасьевича по скверу у Патриарших прудов всего лишь рамочная сцена, устроенная отчасти для того, чтобы дать герою повод вспомнить о киевских событиях и разговоре с Покровским, отчасти для демонстрации читателю «контрастирующих» с реальностью бытовых мелочей. Все эти «электробусы», «вертопланы Сикорского» упоминаются равнодушно, как и фантоматическое оборудование частного врачебного кабинета Булгакова, и к финалу нам становится понятно почему. Не радуют Михаила Афанасьевича, известного врача-венеролога, ни деньги, ни воля, ни слава. Смутное недовольство главного героя собственной, вполне удачно сложившейся судьбой в финальной сцене усиливается. Наблюдая глазами Булгакова, как «осколки заката плавятся в оконных стеклах», мы понимаем, что он несчастлив первого мая тысяча девятьсот двадцать девятого года, в час небывало жаркого заката. Мысль о том, что нужно бы вернуться домой, в семикомнатную удобнейшую квартиру, к Тасе, ему ненавистна. Вовсе не жара удерживает его в сквере под липами, он медлит, вспоминая пережитое, словно бы ждет кого-то. Его беспокойство передается нам, и, когда «зрелая луна в потемневшем небе наливается живым серебром», достигает наивысшей точки. Мы ждем развязки. Господин престранного вида – клетчатый, в кургузом пиджачишке, с жокейской шапочкой в шарнирной руке, – приставший к Булгакову с предложением составить гороскоп по новейшей астрологической методе, кажется нам знакомым. Мы готовимся к страшным чудесам, но Михаил Афанасьевич отвечает клетчатому гаеру, что никогда не разговаривает с неизвестными, беспрепятственно покидает сквер, садится на «электробус марки 201-бис» и едет к себе на Садовую.
Примечательно то, что автор дважды в коротком фрагменте упоминает дутые электробусные шины. Нет рельсов на Патриарших, там не ходит трамвай. Ничто не грозит Михаилу Афанасьевичу, ничто не может помешать ему вернуться домой. Страшных чудес не будет.
Кажется, мы поняли, о чем хочет сказать автор. Он сообщает, что в альтернативной реальности роман «Белая гвардия» не написан и не будет написан никогда. Почему? Да потому что в декабре 1917 года военный врач Булгаков не вернулся с последним поездом в Киев – его с женою смог приютить Покровский. Он не пережил немецкой оккупации и победного вступления в Город Петлюры – Россия заключила с Германией тайный сепаратный договор. Не было никакой оккупации. Не было скорых на расправу немецких военно-полевых судов, не прятался от мобилизации в развалинах предместья Михаил Афанасьевич, потому если и напишет – так что-нибудь вроде сборника рассказов «Записки врача», да и то вряд ли. И уж конечно, последний свой закатный роман не создаст Мастер, ведь если не будет заката – не будет и Мастера. Хорошо ли это? На такой вопрос, само собой, ни Плотников, ни Булгаков, ни сам черт ответа не даст, и от нас, читатель, не ждите никаких заявлений.
Алекс Бор
Главное – успеть оглянуться…
(Делина Русо. Краткий очерк жизни и творчества. К 170-летию со дня рождения)
1
Есть писатели, которые были широко известны при жизни, их книги читали, о них спорили критики – однако их забыли через какое-то время после того, как они ушли из жизни.
Другие при жизни были почти неизвестны, издательская фортуна была к ним не очень благосклонна, однако именно смерть стала началом их новой жизни.
А есть и такие, которые добились успеха при жизни, но и после смерти их продолжают читать и помнить. Они составляют меньшинство.
Но именно к таким писателям можно отнести Делину Русо, «кубинскую Жорж Санд», сто семьдесят лет со дня рождения которой все культурное человечество отмечает в наступающем году.
Многие, наверное, задавались вопросом: почему именно Делина Русо осталась от рубежа ХХ – ХХI веков, в чем секрет ее бессмертия? Особенно если учесть, что она писала преимущественно фантастику, а этот жанр всегда считался низким.
На этот вопрос можно ответить по-разному, в том числе и так: а в чем секрет бессмертия Гомера и Вергилия, Данте и Петрарки, Сервантеса и Шекспира, Пушкина и Некрасова, Чехова и Бальзака, Толстого и Куприна, Гюго и Дюма, Уэллса и Стругацких, Лорки и Пастернака, Борхеса и Карпентьера, Пелевина и Лема?
В чем секрет бессмертия сотен других писателей и поэтов, которые вошли в золотой фонд человеческой культуры и по-прежнему являются нашими друзьями, советчиками и собеседниками?
Думается, что ответа на этот вопрос не существует. Или каждый из нас найдет на него свой ответ – тот, которые подскажут разум и сердце.
И Делина Русо вот уже 170 лет живет рядом с нами и будет жить до тех пор, пока людям интересна мудрость ушедших поколений.
2
Фиделина Росси (именно таково подлинное имя Делины Русо) родилась 24 января 1971 года на Кубе, в городе Камагуэй.
Имя «Фиделина» девочка получила в честь Фиделя Кастро – выдающегося политического деятеля Кубы, который много десятков лет стоял во главе этого небольшого островного государства в Карибском море и оказал огромное влияние не только на судьбу латиноамериканского континента, но и всего человечества.
На закате жизни Делина Росси напишет роман о Фиделе – «Мессия», который станет одной из лучших ее книг.
Но до заката еще было очень далеко, да и жизнь юной Фиделине в то время казалась очень длинной, почти вечной. Особенно если детство проходит на тихих улочках старинного Камагуэя…
Камагуэй был в то время музеем под открытым небом, он полностью сохранил старинный облик колониальных времен – и оставался таким вплоть до страшного Кубинского землетрясения, которое унесло сотни тысяч жизней и разрушило десятки городов и мелких населенных пунктов.
Фиделина, будучи ребенком, бегала по узким и извилистым улочкам Камагуэя вместе со своими школьными друзьями и подругами, каждый раз открывая для себя новые уголки родного города. Спустя всего лишь 10 лет впечатления детства найдут свое отражение в неоконченной повести «Город кувшинов», написанной в жанре «магического реализма». В этой юношеской повести чувствуется влияние классиков латиноамериканской прозы, в первую очередь Габриэля Гарсия Маркеса, который и считается основателем данного литературного направления в далекие 60-е годы двадцатого века.
Однако, несмотря на влияние предшественников, эту повесть нельзя назвать эпигонской. «Город кувшинов» – в целом самостоятельное произведение, в котором Город – именно так, с прописной буквы, называет Камагуэй своего детства Фиделина, – предстает перед глазами читателя как живое существо, которое проникается нежной отцовской любовью к маленькой 10-летней девочке и открывает перед ней свою душу. Каждый домик, каждая улочка, каждый тупичок, мимо которых проходит юная героиня, рассказывают ей свою историю, и маленькая зрительница и слушательница становится частью города, впитывая память тех, кто жил здесь задолго до нее, и в итоге сама становится душой Города. На последних страницах рукописи юная героиня стоит на колокольне, вглядываясь в очертания родного Города, освещенного лучами закатного солнца, словно пытаясь разглядеть не только будущее Камагуэя и будущее своей страны, но и будущее всего человечества…
Последняя фраза, которой обрывается рукопись повести «Город кувшинов» – «Она стояла на колокольне собора, перед ней расстилался весь Город, но почему-то в душу вползал непонятный, ничем не объяснимый страх, ей очень хотелось оглянуться, но она не могла сдвинуться с места, потому что чувствовала, что позади – бездна. Она не понимала, откуда там могла взяться бездна – сзади были такие же черепичные крыши Города. И когда страх коснулся сердца девочки, Город пришел ей на помощь: подул прохладный ветерок, остужая разгоряченное лицо, и она услышала знакомый голос, который был с ней всегда: «Не надо сейчас смотреть назад, гляди прямо, только вперед… Ты еще успеешь оглянуться…»
Повесть, как уже было сказано ранее, осталась незаконченной – Фиделина писала ее весной 1988 года, когда уже жила и училась в Гаване. Ей недавно исполнилось 17 лет, а в этом возрасте не очень хочется сидеть над рукописями, придумывая фантастические миры. Это возраст весеннего цветения, возраст любви. Возраст, когда хочется жить и дышать…
Позднее в творчестве Делины Русо тема «оглянуться назад» вошла как архетип. Герои ее книг постоянно вспоминают прошлое – и свое собственное, и прошлое человечества. Почти всем им прошлое кажется лучшим временем жизни. И в то же время и герои книг Делины Русо, и сама писательница понимают: нельзя жить одним только прошлым, каким бы счастливым оно ни было. Надо двигаться в будущее. Строить будущее своими руками, делать его светлее и чище, удобнее для жизни людей.
И в то же время – надо не забывать оглядываться на прошлое. Потому что прошлое – это память. А тот, кто потерял память, обречен на прозябание, хотя ему самому может казаться, что он счастлив…
Многие современники – а тем более критики – не всегда понимали душевных устремлений Делины Русо, но жизнь показала, что права была она, а не те, кто не давал хода ее книгам, кто требовал переписать некоторые эпизоды и выбросить отдельные главы – именно те, которые, по мысли писательницы, были в них ключевыми.
3
В 1982 году, когда Фиделине исполнилось 11 лет, в ее жизни случилось чудо – она поехала жить и учиться в СССР. Дело в том, что отец будущей писательницы – Рауль Росси – был военным, служил в войсках ПВО Кубы, и государство отправило его на обучение в советский город Волжск, в котором тогда находилась военная академия, где обучались офицеры из тогдашних социалистических стран.
По обычаям того времени майор Росси должен был ехать в СССР вместе со своей семьей. Вот так Фиделина и ее маленький брат – тоже Рауль – и оказались в далеком Советском Союзе, побывать в котором в то время мечтали почти все кубинцы. Можно сказать, что Фиделина вытащила счастливый лотерейный билет и выиграла.
Так в жизнь будущей писательницы вошел еще один город – русский, советский город Волжск, в котором она прожила два года. Вначале этот город казался девочке чужим, серым и неприветливым. Но Фиделина очень быстро освоилась в новом для нее мире, выучила русский язык и обзавелась множеством друзей, среди которых был и Андрей Бородин, тоже впоследствии писатель, однако в настоящее время о его творчестве знают исключительно историки русской фантастики, которые специализируются по тому времени.
Спустя двадцать с лишним лет Фиделина Росси (которая уже к тому времени обзаведется псевдонимом Делина Русо, и в этом литературном имени ясно слышна «русскость») напишет автобиографическую трилогию «Книга дружбы», в состав которой входят романы: «Двор», «Среди друзей» и «Последний год».
Издательская судьба этой книги очень драматична, однако мы не будем на ней останавливаться. Заметим только, что в полном объеме трилогия вышла только спустя пять лет после смерти писательницы.
Трилогия тесно связана с повестью «Город кувшинов». В прологе героиня повести, 11-летняя девочка, ходит по знакомым улочкам родного Камагуэя, как бы прощаясь с ним. Ведь она понимает, что не скоро увидит родной Город. И не знает, сможет ли далекий советский город, о котором она почти ничего не знает (ведь Ворлднета в те годы еще не было), стать для нее родным.
И правда – в самом начале осенний Волжск кажется юной героине неприветливым, хмурым. Но постепенно она понимает, что Город – писательница также называет Волжск с большой буквы – такой же уютный и добрый, каким был родной Камагуэй. Ведь в нем живут друзья, с которыми она могла бы никогда и не встретиться, если бы ее отец не был военным…
«Книга дружбы» – очень добрая и светлая книга, которая по интонации напоминает лучшие романы русского писателя Ивана Бунина и кубинского писателя Алехо Карпентьера (с творчеством которых Делина была хорошо знакома). Юная героиня чувствует себя счастливой в этом чужом для нее, но тем не менее прекрасном мире.
Очень много места в трилогии занимают описания Волжска – его улочек и проспектов, гранитных волжских набережных и берегов, заросших душистыми травами. Описывает она и двор, в котором героиня встречается со своими друзьями (большинство из них, как известно, названы реальными именами).
Именно это и вызывало неприятие, почти ярость европейских издателей, которые считали, что книга перегружена описаниями и рефлексией, а сюжет неимоверно затянут. В итоге «Книга дружбы» была издана в 2004 году в Париже, в одном из крупнейших в Европе издательств «Lit-Evropa-ltd», но с большими купюрами. Делина Росси была очень недовольна, однако ей пришлось смириться с издательским произволом, так как она очень хотела, чтобы главная книга ее жизни увидела свет.
В последнем романе трилогии, «Последний год», появляются и трагические нотки: героиня, которой уже исполнилось 13 лет, понимает, что детство уходит, а вместе с неизбежным взрослением приходит понимание того, что она скоро покинет Город, вернется домой. Но радость возвращения получается с налетом грусти: ей не хочется расставаться с друзьями и Городом. И в эпилоге романа, который носит название «Домой!», девочка стоит на мосту, смотрит на Волгу и старинные домики на набережной и твердит, как заклинание: «Я сюда вернусь! Вернусь! Вернусь!»
Этими словами и кончается роман.
Однако Фиделина Росси, как мы знаем, так и не вернулась в Волжск. Хотя такая возможность у нее была: в 2000–2010-х годах Делина Русо подолгу жила в Европе, а границы СССР в то время были открыты почти для всех, в особенности для граждан дружественной Кубы.
Один раз Делина Росси побывала даже в Москве, где состоялась презентация советского издания «Книги дружбы». Представитель издательства уговаривал писательницу устроить презентацию и в Волжске, до которого на скоростном поезде можно было доехать всего за час, однако Делина Росси вежливо отклонила предложение, сославшись на сильную занятость.
Некоторые биографы Делины Русо считают, что писательница отказалась посетить город, в котором прошли два года ее детства, по той причине, что она боялась разочароваться, увидев, как город изменился за эти десятилетия.
Скорее всего, так оно и есть. Возможно, пролить свет на эти факты биографии великой писательницы могли бы ее дневниковые записи, которые она вела всю свою жизнь. Однако большую часть дневников она уничтожила незадолго до смерти – как будто предчувствовала финал и не хотела, чтобы ее сокровенные мысли и чувства стали всеобщим достоянием. Также стерла она и все свои записи в блоге, которые носили личный характер.
Сохранился лишь листок тетрадного листка со словами, торопливо написанными красным карандашом: «Нельзя не только дважды войти в одну реку, но и вернуться туда, где ты был счастлив».
И дата – 25 декабря 2021 года.
4
Стоит ли говорить, какое огромное влияние оказали на будущую писательницу два года, проведенные в СССР?
Живя в русской среде, Фиделина Росси в совершенстве освоила русский язык, тем самым приобщилась к русской культуре. С юного возраста в ее культурный багаж вошла русская классика – сначала, разумеется, это были произведения из школьной программы (Александр Пушкин, Михаил Лермонтов, Николай Некрасов, Александр Куприн, Сергей Есенин, Антон Чехов, Аркадий Гайдар). Однако девочка отличалась любознательным умом и живым нравом, ей была интересна страна, в которой она была вынуждена жить, поэтому она по своей инициативе знакомилась с творчеством русских писателей – в первую очередь, разумеется, тех, что писали для детей: Виталий Бианки, Михаил Пришвин, Константин Паустовский, Владислав Крапивин, Анатолий Алексин. Спустя некоторое время – когда Фиделина уже вернулась на Кубу – она познакомилась с творениями (опять же на русском языке) Ивана Тургенева, Льва Толстого, Федора Достоевского, Ивана Бунина, Михаила Булгакова, Михаила Шолохова, а также современных советских писателей.
Русская литература и русская культура в целом вошли в плоть и кровь Фиделины Росси. «Я – человек русской культуры. Я – почти русский человек!» – не раз говорила писательница в своих интервью. «Если бы у меня была возможность родиться заново, выбрав страну, где я хотела бы жить, – я бы родилась и жила в России», – заявила Делина в январе 2010 года в интервью советскому журналу «Огонек».
И тем не менее за всю свою творческую жизнь она побывала в России только один раз.
«…Нельзя не только дважды войти в одну реку, но и вернуться туда, где ты был счастлив».
В июле 1984 года Фиделина Росси вернулась на Кубу. Около года она прожила в Камагуэе, а потом ее отец получил новое звание и повышение по службе, и семья перебралась в столицу, в Гавану.
В Гаване в 1988 году Фиделина окончила школу, затем училась в Гаванском университете, на отделении русской словесности, где получила специальность «переводчик». После окончания университета в 1993-м в течение пяти лет работала в издательстве «Habana Vieja», где переводила с русского на испанский книги советских писателей, в основном фантастику, которая начала бурно развиваться именно в 90-е годы, когда Советский Союз, преодолев политические и экономические трудности, сделал стремительный рывок вперед. Правда, большинство этих авторов ныне забыты, и их может вспомнить только историк литературы, однако в 90-е годы ХХ века советская фантастика была известна и популярна во всем мире. А читатель дружественной Кубы знакомился с новинками советской фантастки именно благодаря переводческой деятельности Делины Русо.
Именно для издания своих переводов она первоначально взяла этот псевдоним.
А потом псевдоним стал именем, под которым кубинскую писательницу узнал весь мир.
5
Свои собственные произведения Фиделина начала писать в возрасте 15 лет. Дата рождения писательницы Делины Русо известна точно: 14 января 1987 года, за неделю до своего дня рождения, Фиделина закончила свой первый рассказ. Вернее сказать, небольшую фантастическую повесть: «Экскурсия в будущее».
Повесть, как уже ясно из названия, была фантастической. С очень сильными элементами ностальгии по уходящему детству. История начиналась с того, что кубинская девушка по имени Долорес, которой скоро должно исполниться 16 лет (понятно, что это – альтер эго самого автора), рано утром проснулась, и оказалось, что она находится не в своем доме в Гаване, а в городе Тверецке, и ей снова 12 лет. А рядом все ее русские друзья…
Такова завязка истории. Разумеется, Фиделина скучала по далеким советским друзьям, которые остались в прошлом. Правда, с некоторыми из них она вела общение при помощи переписки. Большинство из читателей этой статьи, которые не специализировались в школе по истории, плохо знакомы с реалиями ХХ века, поэтому им требуется пояснение, что такое «переписка».
В 80-е годы ХХ века еще не было эль-почты и личных телескефов. И люди, которые жили в разных городах и странах, общались друг с другом при посредстве писем, которые писали от руки на бумаге, затем вкладывали в специальный пакет – он назывался «конверт», писали на конверте имя человека и координаты места, где он жил, а потом опускали в специальные ящики, которые стояли на улице почти у каждого дома. Затем из этих ящиков пакеты забирали специальные люди – работники организации, которая называлась «почта», и передавали другим специальным людям, которые занималась перевозкой бумажных конвертов в другие населенные пункты. Перевозка осуществлялась поездами и самолетами. Когда конверт попадал в нужный город, там другие специальные люди – тоже работники почты – находили координаты того, кому предназначалось письмо, и оставляли пакет в специальных ячейках, которые обычно располагались на первом этаже жилого дома, и назывались они «почтовые ящики». Если ящика не было или он был сломан, а также в тех случаях, когда было специальное указание отправителя письма, пакет отдавали лично в руки, под роспись на специальном бланке. Очень сложная, многоступенчатая система, малопонятная современному человеку. И главное – очень долгая. Это сейчас мы мгновенно получаем на телескеф сообщение, отправленное из другого полушария, – а тогда надо было ждать несколько недель, а то и месяцев, пока письмо дойдет. В те времена человеческая жизнь текла неторопливо, не было того бешеного ритма, который накрыл человечество, когда были изобретены Ворлднет и эль-почта.
Именно так и жила Фиделина Росси. Правда, к концу 90-х годов ХХ века уже появились прообразы современной эль-связи, возникла комп-сеть, и люди постепенно стали отходить от долгой «переписки» посредством пересылки бумажных конвертов, однако в конце 80-х годов таких технологий еще не было.
Кстати, к концу 80-х относится и возобновление переписки Фиделины с Андреем Бородиным, который, судя по всему, испытывал к ней самые искренние чувства еще в те времена, когда девочка жила в Волжске. И Фиделине, по всей вероятности, тоже нравился Андрей Бородин. Сейчас очень трудно сказать, имела ли Фиделина Росси намерение выйти замуж за своего советского воздыхателя, но в дневниковых записях Андрея Бородина, которые, в отличие от аналогичных дневников Делины Росси, дошли до нас практически полностью, есть одна очень интересная запись, датированная 2 мая 1987 года: «Если бы Она не уехала, мы могли бы, наверное, пожениться…»
Переписка между Фиделиной и Андреем прервалась как раз в мае 1987 года – видимо, по инициативе самой девушки, которая, судя по всему, пришла к пониманию, что продолжать общение дальше – это значит жить в мире грез и фантазий, которые, скорее всего, никогда не сбудутся. В конце 80-х годов ХХ века не только бумажные письма шли очень медленно – не так уж и просто было вообще попасть с одного конца Земли на другой… Это сейчас скоростной ракетолет доставит вас в любую точку планеты всего за 3–4 часа, а тогда даже переезд твоего друга в другой город (не говоря уже о других странах) был равносилен расставанию навсегда…
Тем не менее в повести «Экскурсия в будущее» Фиделина (Долорес) и Андрей (который так и остался Андреем) встречаются. Причем так, как будто и не расставались вовсе…
И действие повести стремительно срывается с места в карьер: пятерым друзьям (троим мальчишкам и двум девчонкам, русским и кубинским) вдруг захотелось побывать в будущем – в середине ХХI века. Чтобы узнать, наступил ли наконец в мире всеобщий коммунизм.
И они в этом будущем тут же оказываются. Причем начинающая писательница не объясняет, как ее герои попали на 150 лет вперед. Да это, по всей видимости, и не важно – просто 15-летний автор захотел представить себе будущее и представил, показав их глазами своих героев, которые были чуть младше самой девушки-писательницы. Герои повести путешествуют по СССР будущего, в котором уже наступил коммунизм, и поэтому в мире живут только добрые и приветливые люди, и любой желающий может полететь на Луну и даже на Марс… Наивное юношеское произведение – как, впрочем, и большинство книг, написанных в прошлые времена в жанре фантастики, в которых писатели (и молодые, и опытные) пытались предугадать будущее. Однако первая повесть Делины Русо интересна в первую очередь не картинами будущего, а тем, как показаны отношения между героями. Делина Росси пыталась показать зарождение первого чувства между Долорес и Андреем, которые всячески стараются скрыть его. А когда решают, что настала пора объясниться, – будущее исчезает, словно снег, что растаял под лучами апрельского солнца, и 12-летняя девочка Долорес возвращается в Гавану, снова превращаясь в 16-летнюю девушку, сердце которой открыто любви. И она, эта девушка, к которой вдруг пришла мудрость, понимает, что возвращение в детство и встреча со старыми друзьями – это всего лишь мираж, который мешает жить реальной жизнью. И финальным аккордом звучат драматические слова: «Я туда никогда не вернусь. Не смогу вернуться. Я буду жить здесь. Но я буду иногда вспоминать. И мечтать, что все-таки вернусь…»
Повесть «Экскурсия в будущее» – это сублимация девушки-подростка, которую преследует ее собственное прошлое, и чтобы порвать с этим прошлым окончательно, окончательно расстаться с детством – надо выплеснуть эмоции на бумаге…
И тогда они не будут мешать жить.
…Спустя 20 лет Делина Росси переделала свою юношескую повесть, издав ее под названием «В глубину галактики».
Сюжет остался практически без изменения, только на этот раз юные герои путешествуют не в будущее, а в космос. Вместе с девочкой-инопланетянкой по имени Лада, с которой они познакомились и подружились опять-таки в Тверецке, и она вдруг захотела показать им свою планету…
Повесть вышла в 2009 году одновременно в Париже и Москве.
6
Кубинские писатели обращались к фантастике (в том числе и научной) и до Делины Русо – достаточно вспомнить имена Анхеля Аранго (1926–2012) и Даины Чавиано (1957–2029, дата смерти требует уточнения), однако именно Делина Русо вывела этот жанр на тот же мировой уровень, на которые вывели кубинскую реалистическую прозу Дора Алонсо (1910–2001), Хосе Солер Пуиг (1916–2003), Лисандро Отеро (1932–2008) и Алехо Карпентьер (1904–1980). Впрочем, в своем творчестве эти и другие кубинские писатели тоже не раз обращались к фантастике, преимущественно мифологической.
Кстати, очень большое влияние на становление Делины Русо как писателя оказало именно творчество Алехо Карпентьера, с книгами которого она впервые познакомилась еще в 14-летнем возрасте. Кубинец по рождению и гражданству, он был сыном французского архитектора и русской художницы (которая приходилась родственницей поэту русского Серебряного века Константину Бальмонту) – в начале 1920-х годов она покинула Россию, не приняв народной революции. Будучи наполовину русским, Алехо Карпентьер всю жизнь интересовался Россией и русской культурой, и его последний роман – «Весна священная» – повествует о судьбе русской женщины, которая покинула революционную Россию, десятилетиями скиталась по миру, а в итоге обрела свою вторую родину на Кубе, которая тоже прошла через очищение революцией. Делина Русо многократно перечитывала этот роман, особенно находясь на чужбине после вынужденной эмиграции, и находила в себе черты Веры – героини романа Карпентьера. Такой же несчастной и неприкаянной, как и сама Делина….
7
В 1996 году в Гаване вышла первая книга Делины Русо – сборник «Окно», в который вошли 10 рассказов. Рассказов очень странных и необычных. Очень трудно определить их жанр. С одной стороны, это фантастика. Но не та, которую принято называть научной. И к фэнтези их трудно отнести. Но и реалистическими их назвать очень сложно. Судите сами: герои рассказов – шляпа, в спешке потерянная хозяином, и которая хочет к нему вернуться («Шляпа»); раненый птенец чайки, который заблудился в переулках приморского города, очень похожего на Гавану («Морская стихия»); гитара, которая вспоминает всех, кому она когда-то играла («Гитара»); капли дождя, которые мечтали достичь поверхности земли, а когда их мечта осуществилась – они с ужасом поняли, что им уже никогда не вернуться на небо («Капли дождя») …
Особняком в сборнике стоит рассказ «День последний…», который повествует о девочке, которая уезжает из города, где прошло ее детство. Это очень чистый, грустный рассказ, в котором опять-таки чувствуются биографические нотки. Правда, Делина Русо завуалировала реальность, в рассказе не упоминаются существующие географические названия, действие происходит в каком-то вымышленном мире.
К какому литературному жанру можно отнести эти рассказы? Скорее всего, это так называемая «странная проза», или «новый магический реализм», который в середине 90-х пришел на смену прежнему «магическому реализму».
В начале 1998 года на прилавках книжных магазинов Кубы появился роман «Чудовище», который стал переломным в судьбе молодой писательницы. Это был первый (и, увы, единственный) опыт Делины Русо в жанре философско-мистической фантастики. Единственным – скорее всего, потому, что кубинская критика не приняла этот роман, посчитав его «эпигонским, подражанием худшим американским образцам». «Зачем кубинскому писателю писать так, как принято писать по ту сторону Мексиканского залива? – вопрошал один из рецензентов. – Чтобы потрафить нездоровым вкусам тех, кто в сложный период оставил Родину, окопался в Майами и, получая иудины тридцать сребреников, презрительно плюется сквозь зубы в сторону народа, который строит новую жизнь?»
Роман был признан контрреволюционным, и перед молодой писательницей, которую еще совсем недавно называли «надеждой новой кубинской литературы», возникла дилемма: эмигрировать или покаяться. После некоторых раздумий писательница выбрала покаяние.
16 августа 1998 года Делина Русо выступила с покаянным письмом в молодежной газете «Juventud Rebelde». Писательница попросила прощения у своего народа за «уступку вражеской идеологии» и поклялась в верности социалистическим идеалам. Извинения были приняты – через неделю главная газета страны «Granma» поместила пространный материал, в котором говорилось, что некоторые молодые кубинские писатели и поэты, в силу своей молодости, не смогли самостоятельно разобраться в политической ситуации в стране и мире и едва не ступили на дорогу, «ведущую в никуда, однако страна и народ простили своих заблудших детей, приняв их извинения». Имена писателей перечислены не были, однако всякий, кто был в курсе, понимал, что речь идет в том числе и о Делине Русо.
Страна простила свою писательницу – однако роман «Чудовище» был изъят из книжных магазинов и библиотек Кубы. Тем не менее в 1999 году книгу были готовы издать в СССР, где идеологический гнет был не такой жесткий, однако писательница, не объясняя причин своего решения, не дала на это согласия. Правда, в скором времени запретную книгу можно уже было свободно найти в Ворлднете.
Роман был свободно издан на Кубе только в 2019 году, когда президент Конфедерации Социалистических Боливарианских Республик объявил творчество Делины Русо «национальным достоянием всех свободных народов Центральной и Южной Америки».
Сейчас, перечитывая «Чудовище», очень трудно понять, почему тогдашнее кубинское руководство посчитало книгу контрреволюционной, что крамольного нашли в нем ревнители социалистической идеологии. Действие романа разворачивается, как всегда у Делины Русо, в неком вымышленном мире, который мало соприкасается с современной реальностью: у стен Города, который расположен на границе Леса и Моря, поселилось чудовище, которое никого не впускает в город и не выпускает из него. Правда, никто этого монстра в глаза не видел – но все знают, что он существует. Потому что об этом на каждом углу вещают глашатаи, которые просят горожан вести себя тихо, чтобы не злить чудовище, иначе оно войдет в город. Горожане в панике: если чудовище не прогнать от городских стен или не убить, закончатся припасы, и все умрут от голода. Бургомистр объявляет о создании особого положения, вводит комендантский час, запрещает горожанам собираться больше двух человек, поднимает цены на продовольствие – во имя борьбы с чудовищем.
В том, что чудовище на самом деле существует, усомнился только один человек – юный менестрель Анрике. «Никаких чудовищ нет, – говорил он. – Все монстры, все чудовища – это наши собственные страхи. И наше нежелание быть свободными…» Городские власти объявляют Анрике сумасшедшим – ибо только сумасшедший не может верить в то, во что верят все.
Тогда, чтобы доказать свою правоту, Анрике решает покинуть город. «Если я смогу выйти за стены – значит, я прав!» – заявляет он.
Однако Бургомистр и его окружение понимают, что если никакого чудовища и правда нет, то горожане поймут, что их просто обманывали, они поднимут восстание и свергнут тех, кто ими правит. Чтобы не допустить этого, они решаются убить менестреля, свалив его смерть на чудовище. «И так будет со всяким, кто усомнится в нашей правоте!..» – высокопарно заявляет Бургомистр на заседании городского совета.
Свободолюбивый Анрике погибает, однако, когда его тело приносят на площадь, чтобы продемонстрировать горожанам, что бывает с теми, кто бросает вызов чудовищу и городской власти, – выясняется, что огонек жизни еще теплится в израненном теле. Анрике, прежде чем умереть, говорит горожанам, собравшимся на площади: «Никакого чудовища за стенами нет. Оно внутри… Оно в вас. Во всех нас. Мы все – монстры, чудовища…»
Именно этими словами Анрике кончается роман. Таким образом, финал получился открытым, читатель не знает, как отнеслись горожане к смерти менестреля и его словам и что последовало дальше. Возможно, именно поэтому некоторые критики высказывали мнение, что этот роман – о втором пришествии Христа, который в очередной раз потерпел поражение в борьбе за души людей – ибо в них, как и две тысячи лет назад, живут чудовищные монстры, и люди не стремятся их изгнать, чтобы впустить Бога. Правда, все традиционные конфессии – от католиков до православных – посчитали такую трактовку богохульством. Тем не менее к роману со стороны духовенства претензий не было, чего нельзя сказать о последнем романе Делины Русо – «Мессия», который был написан спустя двадцать с лишним лет и вызвал не только бурную дискуссию в мире, но и резкое неприятие со стороны всех христианских конфессий.
На рубеже 1998–1999 годов, когда скандал, связанный с романом «Чудовище», уже затих, в Гаване выходят одна за другой две новые книги Делины Русо: романы «Поворотик на двенадцать парсеков влево» и «Странница». Эти книги очень разные по стилистике и настроению, и можно только удивляться, что они написаны практически одновременно.
«Поворотик на двенадцать парсеков влево, или В сторону от Вселенной» – это очень смешная, живая книга, в которой рассказывается о похождениях незадачливого звездоплавателя Ура Чадоса, чем-то похожего на лемовского Ийона Тихого. И сходство героев было отнюдь не случайным: Делина посвятила роман великому польскому фантасту, с книгами которого познакомились еще в детстве. Герой книги Делины – бесстрашный покоритель пространства и времени, много раз пересекший из конца в конец Вселенную и открывший край света. Ур Чадос постоянно попадает в разные комические ситуации. Например, он постоянно пролетал мимо нужных ему планет, но свое неумение управлять звездолетом объяснял «происками бессердечного пространства». Ссылки на объективные причины сопровождались непременным восклицанием: «Ничего себе поворотик на 12 парсеков влево!»
Роман был практически сразу переведен на все европейские языки, в том числе польский. Скорее всего, пан Станислав книгу прочитал, однако никогда не высказывался о ней.
А вот роман «Странница» написан совсем в другом ключе: он не комичен, а трагичен, хотя и представляет собой увлекательный сплав любовного романа и традиционной научной фантастики.
Героиня романа – Лаура, девушка семнадцати лет, которая неожиданно поняла, что может свободно перемещаться во времени. Она не понимает, откуда у нее взялся этот Дар, – но понимает, что это подарок свыше, и потому, не раздумывая, совершает одно за другим путешествия в прошлое – в основном времена европейского Средневековья.
Перед читателем предстают города и страны, описанные так, что читатель чувствует: прошлое – реально, стоит протянуть руку – и ты сможешь прикоснуться к давно ушедшему времени… Некоторые критики считали, что повествование затянуто, перегружено лишними описаниями, однако именно это и является особенностью авторского стиля Делины Русо, которая не раз говорила и писала, что главное – это не о чем ты пишешь, а как. «Вы сидите у окна и смотрите на дождь. Можно просто рассказать о дожде и описать, как по оконному стеклу барабанят капли. А можно передать свое отношение к дождю». Почти все книги Делины Русо – это не описание миров, а описание отношения писательницы к этим мирам.
…Лаура никому не рассказывает о своем Даре, да и не хочет она, чтобы все знали, что она счастлива, потому что может вырваться за пределы унылого современного мира и жить в прошлом столько, сколько сама захочет. Однако через некоторое время девушка понимает, что одно и то же время и пространство она может посетить только один раз. Вначале данное обстоятельство совсем не тревожит Лауру – ведь она еще совсем молода, а впереди – столько интересного и неизведанного! Однако во время одного из своих перемещений девушка попадает во Флоренцию 1470 года, и, гуляя по городу, который еще не похож на тот, каким он будет пятьсот лет спустя, знакомится с молодым художником. Художника зовут Леонардо. Между молодыми возникает вначале симпатия, которая перерастает во влюбленность – и завершается страстью. (Эти страницы романа очень откровенны – и в то же время целомудренны. Читатель понимает, что происходит между молодыми героями, мужчиной и женщиной, однако писательница мудро не показывает физиологию – только эмоциональный фон.) Лаура решает остаться с Леонардо в его времени – она понимает, что больше не сможет без него жить, ведь у девушки в ее родном будущем личная жизнь не складывается (как, впрочем, она не складывается и у самой писательницы, несмотря на то, что она успела побывать замужем и родить дочь). Но девушка не властна над своим Даром – и ее выбрасывает из этого времени и пространства, как до этого не раз выбрасывало из других пространств и времен, и влюбленные расстаются – по всей видимости, навсегда, ибо, как уже было сказано ранее, Лаура не может повторно посетить одну и ту же историческую эпоху. (В очередной раз мы видим привычный творчеству писательницы архетип: как нельзя дважды войти в одну и ту же реку, так и невозможно вернуться туда, где ты был когда-то счастлив.)
В эпилоге романа молодая женщина решает бросить вызов судьбе – вернуться туда, где нашла свою любовь. Но попадает во Флоренцию середины XVI века, где узнает, что любимый давно уже умер… Лаура находит могилу Леонардо (который оказывается совсем не тем Леонардо, который должен был стать да Винчи) – и проклинает свой Дар, который не принес ей счастья… И с ужасом понимает, что больше не сможет перемещаться во времени…
И опять перед нами – открытый финал: писательница оставляет читателя на распутье, как бы предлагая ему стать своим соавтором и домыслить, как сложится судьба Лауры дальше. То ли Лаура потеряла Дар навсегда и навсегда останется в XVI веке, где у нее есть только могила любимого, то ли способность перемещаться во времени к ней вернется, и она снова бросится на поиски мира, где Леонардо еще жив…
Роман «Странница» вызвал массу самых положительных отзывов на Кубе, критики наперебой величали Делину Русо «самым молодым классиком кубинской и латиноамериканской прозы», пророчили ей блестящее писательское будущее.
Однако то, что произошло в марте 1999 года, повергло Кубу в шок: Делина Русо заявила, что намерена уехать из страны. «Мое решение не политическое, – написала она в письме главе государства Фиделю Кастро. – Никто не может сомневаться в моем патриотизме и верности идеалам Революции. Мое решение носит сугубо частный характер».
Власти не стали чинить препятствий известной писательнице, и в начале июля 1999 года Делина Русо покинула любимую Родину, сохранив при этом кубинское гражданство.
Вначале Делина жила в Майами и даже напечатала в эмигрантской газете несколько рассказов. Однако эмигрантская среда относилась к Делине Русо настороженно – писательница не раз говорила публично, что не разделяет идеологию «антикастризма» и верит в победу Революции и социализма. При такой позиции найти точки соприкосновения было очень трудно, если вообще возможно.
Возможно, именно поэтому уже в конце ноября 1999 года Делина переехала в Европу, в Париж – по приглашению крупного французского издательства «Lit-Evropa-ltd», которое предложило заключить уже набиравшей в мире популярность писательнице эксклюзивный контракт на 10 лет.
Новый 2000 год – первый год нового, двадцать первого века Делина Росси встретила в Париже – но уже в январе улетела в Венесуэлу, где прожила почти восемь лет.
…Но жаркий март 2008 года, когда во Франции случился известный политический кризис и к власти чуть было не пришло просоветское правительство, Делина Русо встретила в Париже…
8
Венесуэльский период жизни и творчества стал очень плодотворным для Делины Русо. Именно в этой стране, где к власти пришел команданте Чавес и народ при помощи Кубы и СССР приступил к строительству боливарианской модели социализма, она заканчивает автобиографическую «Книгу дружбы» (1999–2002). А в 2003 году приступает к работе над циклом «космических» романов – «Из жизни будущего», очень пафосных и в то же время лирических, пронизанных идеалами гуманизма. Всего в этот цикл входит 20 романов, в том числе «Книга моего папы», «Считается символом», «Среди юных», «Это они – герои!», «Классическая миниатюра», «Экслибрис», «Два веселых олененка».
Мир романов цикла – это очень далекое будущее, когда человечество практически свободно перемещается по нашей Галактике и даже выходит за ее пределы, устанавливая контакты со множеством космических рас. Тема контакта – ключевая в цикле, а главное, по мысли писательницы, это уметь понять Чужого – разумное существо, которое думает и чувствует совсем иначе, нежели человек. Человек коммунистического будущего, считает писательница, должен суметь понять не-человека, ибо войны кончились вместе с эпохой власти капитала…
Не вызывает никаких сомнений, что Делина Русо, конструируя миры далекого будущего, отталкивалась как от традиций ранней советской фантастики (Ефремов, Стругацкие), так и от лучших образцов прогрессивных писателей-фантастов умирающего капиталистического мира (в первую очередь Азимова, Саймака и Ле Гуин). Действие цикла охватывает без малого период в пять тысяч лет – от полета на первом сверхсветовом звездолете к ближайшей звезде («Герои Вселенной») до попытки установить контакт с обитателями Большого Магелланова облака («Считается символом»).
Но Делина Русо не могла бы быть самой собой, если бы в ее книгах не присутствовала она сама – в образе 11-летней девочки по имени Алиса, которая появляется в каждом романе. Алиса не принадлежит мирам, о которых рассказывает писательница, – она своего рода странница по этим мирам, и ей ведомо их прошлое и будущее. А в романе «Книги моего папы» Алиса вообще заявляет, что это будущее она придумала сама…
Таким образом, маленькая девочка выступает в качестве Демиурга, творца Вселенных. Что же хотела сказать этим писательница? Что жизнь человечества – это сон Бога? Мысль не нова. Но никогда еще Бог не представал перед своими созданиями в образе ребенка…
9
Вернувшись весной 2008 года в Париж, Делина Русо включается в политическую борьбу. Западная Европа продолжала оставаться капиталистической, но капитализм уже давно стремительно сближался с социализмом, чтобы не проиграть соревнование двух систем. Франция, как и вся Европа, бурлит: коммунисты как никогда близки к победе, что, конечно же, приведет к усилению влияния СССР и Китая на весь континент.
Понимая, что часы капитализма почти сочтены, реакционные силы готовят во Франции фашистский переворот, и Делина Русо, отбросив на время перо и бумагу, выходит на парижские улицы, где кипят митинговые страсти. Она пытается убедить французов поверить коммунистам – ибо только коммунисты, как уже было в середине 40-х годов двадцатого века, способны остановить фашизм. Да и нельзя игнорировать успехи, достигнутые в СССР, Китае и Венесуэле.
События развиваются стремительно: 24 мая Делину Русо приглашают на V канал ТВ Франции. По дороге на студию машину, в которой едет писательница, останавливает мотоциклист, одетый в полицейскую форму. И, не дождавшись, когда она выйдет из машины, открывает огонь. Делина Русо получает тяжелое ранение: две пули попали в грудь, одна – в голову, и почти две недели писательница проводит в коме, врачи борются за ее жизнь. Придя в себя три недели спустя, она узнает, что противостояние закончилось тем, что просоветским силам не удалось получить Францию – но и фашизм тоже не прошел.
Делина проводит в больнице под усиленной охраной два месяца. Оправившись после тяжелого ранения, Делина Русо возвращается в Венесуэлу, так как понимает, что в Париже оставаться небезопасно. В Каракасе она живет до 2014 года, продолжая работу над новыми романами цикла «Из жизни будущего». В августе 2014 Делина возвращается в Париж, где уже с 2009 года снова издаются ее книги. Западные издатели восстановили разорванные договоры – капиталистические воротилы издательского бизнеса, как бы они ни ненавидели социализм, понимают, что «красная фурия» (так прозвал Делину Русо один из критиков) сейчас очень популярна в мире, ее книги читают – а это значит, что приносят в карман издателям огромные доходы. Во всем мире люди устали от зубодробительных американских космических боевиков – они хотят читать светлые книги о мире без войн и насилия. О мире победившего Разума. Вот потому-то во всем мире и популярна советская гуманистическая фантастика первого десятилетия двадцать первого века. И немного странная фантастика кубинской писательницы Делины Русо…
10
Когда Делина уезжала с Кубы, то многие думали, что она проиграла.
Но те, кто так считал, ошиблись.
Читать бесплатно другие книги:
