Тростниковые волки Савочкин Дмитрий

Посыпь меня сахарком

Мужики были одеты и лежали, аккуратно свернувшись калачиком справа и слева от женщины. Их лиц я не видел, но, присмотревшись, подумал, что не такие уж они и великовозрастные, как мне показалось сначала, – скорее, это были двое парней. Головы их ритмично шевелились – еле-еле, но, если смотреть на них не отрываясь, было понятно, что они не просто лежат, а сосут груди женщины.

–Чего ты? – спросила меня женщина. – Садись.

Я осмотрелся. Кроме дивана, занятого сразу тремя людьми, в комнате не было больше никакой мебели. Я аккуратно сел на пол, подложив ноги под себя.

–Я хотела тебе кое-что сказать, – сказала она, – не копай там. Ты ничего там не найдёшь.

–Совсем ничего? – спросил я.

–Совсем ничего, – ответила она.

–Почему же вы тогда просите меня не копать?

Она посмотрела мимо меня в окно и задумчиво проговорила:

–Значит, ты не хочешь меня слушать.

–Ну почему же? – спросил я. – Я просто хочу понять.

–Есть вещи, которых тебе не надо понимать, – сказала женщина и покачала головой. – Того, что ты ищешь, там нет. Ты найдёшь это совсем в другом месте. Тебе не надо там копать.

–Чего вы боитесь? – спросил я. – Почему мне нельзя копать? Что я найду там?

–Ты ничего там не найдёшь, – сказала мне женщина, – кроме, может быть, нескольких пуговиц.

Пока я пытался сообразить, при чём тут пуговицы, раздался громкий голос проводницы: «Подъезжаем!»

Комната с диваном, женщина и парни медленно растворились.

Я открыл глаза.

Мы подъезжали к дому.

–Душ прямо и направо, туалет прямо и направо, кухня прямо и направо. Вопросы есть?

–Есть. После того как прямо, потом куда?..

–Направо, – сказал я голосом мёртвого конкистадора, ожившего только для того, чтобы кого-нибудь убить. – Ты лучше не теряй времени, иди делай, что тебе нужно, потому что у меня для тебя ещё пара заданий на сегодня.

–Ладно. Тогда в душ я первая!

–Хорошо-хорошо. – Я пошёл к себе в спальню, бросил на пол сумку и включил компьютер. Проверил почту, болталки, личные сообщения. Ничего интересного.

Я снял трубку и набрал номер. Ответили почти сразу:

–Алё?

–Пап, привет, это я. Вы дома сегодня?

–А, привет, да, дома. В гости придёшь?

–На полчасика заскочу.

–А когда?

–Да прям сейчас. В течение часа, может.

–А, хорошо, ждём тебя тогда.

–Всё, давай. – Я сбросил звонок и набрал другой номер. Тут пришлось ждать ответа восемь гудков. В конце концов трубку сняли, и ещё через несколько секунд раздался сонный голос Чеги:

–Да?.

–Привет, это я, Клёст.

–Клёст? Ты знаешь, сколько времени? Блин, сегодня суббота…

–Я знаю, сколько времени, все нормальные люди встали давно. Просыпайся, давай, погода отличная, солнышко светит, удача улыбается смелым!

–Блин…

–Я, в общем, вернулся и смогу прийти. Во сколько вы собираетесь?

–Блин, а чего ты мне звонишь? Звони Бороде, мы ж у него встречаемся.

–Потому что мне тебя надо увидеть, балда! Ты придёшь?

–Нууу… а что мне за это будет?

–Я тебя поцелую. Потом. Если захочешь.

–Господи, ужас какой, я тогда не приду и телефон сменю вместе с адресом. Блин…

– Я серьёзно, ты будешь?

–Ну если серьёзно, то я не решил ещё. Ты для этого меня разбудил посреди ночи?

–Посреди какой ночи?! Полдень скоро. Солнце в зените. Приходи, короче. Я приведу девушку с пятым размером груди.

–Чувак, я приду.

–Вот, я знал, что это сработает. Только ответь всё-таки на мой первый вопрос: вы во сколько собираетесь?

–В семь. Но пятому размеру там будут рады в любое время, зуб даю.

–Это я и без тебя знаю. Давай, до вечера.

Я положил трубку, протёр пальцами глаза и вышел в коридор. Ванная только что освободилась.

На полочке под зеркалом стояла батарея незнакомых мне баночек, тюбиков и бутылочек. А я уже отвык от всего этого. Самое странное и неуловимое в изменении статуса – вот ты живёшь сам, а вот с кем-то, а вот опять сам – это всякие бытовые мелочи. Одежда, которая пахнет человеком, ушедшим из твоей жизни навсегда. Чулок, неожиданно найденный во время генеральной уборки через полгода. Осиротевшая полочка под зеркалом. Но со временем к этому привыкаешь. И если снова что-то меняется, надо привыкать опять. Я замер на несколько секунд, изучая новый облик моей ванной. Конечно, это всего на несколько дней. Но, чёрт возьми, это будут чертовски странные несколько дней.

Может, в гостиницу её поселить?

Да ладно, мужик, расслабься.

Я с силой выдохнул и полез под душ.

После напряжённой поездки оказаться опять дома было хорошо. К моменту, когда я наплескался, я успел поверить, что сегодня – суббота, и почти полностью расслабиться. Верба тем временем обжила гостевую комнату и сидела на кухне с блокнотом на изготовку в ожидании чайника.

–А блокнот тебе зачем? Без него чай в горло не польётся?

–Без него я не буду выглядеть всегда готовой к бою, и ты меня выгонишь. Чай будешь?

–Нет, спасибо, попей сама. Значит, задание номер один. Вот тебе компьютер, – я показал пальцем, – там в нём есть Интернет, если поискать. И в нём наверняка есть телефон игренской клиники. Позвони туда и выясни, где этого Клочко можно найти. Если будут задавать дурацкие вопросы, скажи, что по срочному личному делу, предложи оставить свой номер, чтоб он перезвонил. Этот трюк обычно работает.

–Сегодня же суббота? – спросила Верба, оторвавшись от блокнота, где тезисно записывала мои слова. – Там кто-то есть вообще?

–Это больница, они круглосуточно работают. И круглогодично. Там всегда кто-нибудь есть.

–А если я его найду, что дальше делать?

–Скажи, что нам нужно поговорить с ним по поводу тростниковых волков. И спроси, когда и где это можно сделать. Скажешь, что это не телефонный разговор, если что. Я думаю, трудностей не будет.

–И на когда забивать стрелку?

–Любой день, любое время. Более важных дел у нас сейчас нет.

–Ага, поняла.

–Теперь задание номер два. Когда везде дозвонишься и со всеми поговоришь, сходи в банк.

–Ну, банки точно по субботам закрыты.

–Этот открыт. Он здесь, за углом, вот я тебе адрес написал, если заблудишься. Вот тебе деньги… – Я дал ей стопку купюр. – Тебе надо с их помощью пополнить вот этот карточный счёт, я здесь всё написал. Если будут вопросы – звони, мой телефон ты знаешь.

–Сумма пополнения должна совпасть с той суммой, что ты мне дал? – игриво спросила Верба.

–Можешь на большую сумму пополнить.

–А ты сам где будешь?

–Мне надо кое-куда съездить, я потом вернусь, и мы пойдём пообедаем.

Я поднялся, похлопал себя по карманам, проверив, ничего ли я не забыл, и пошёл к выходу.

–Клёст?

–Что?

–А ты мне ключи дашь?

Вот чёрт!

–Да, конечно. – Я залез в комод, достал связку ключей и снял ключ от входной двери. – На, держи. Извини, из головы вылетело. С непривычки.

Дверь открыла мама. Мы обнялись.

–Сыно-ок, – ласково протянула она и начала причитать, сетуя на то, как редко я прихожу к ним в гости. Вот в такие минуты начинаешь жалеть, что не живёшь в другом городе.

–Мам, я на прошлой неделе заходил.

–Не обманывай. Ужасно давно тебя не видела!

Отец сидел на своём обычном месте, в кресле возле окна. На столе перед ним, как обычно, лежал гигантский цветной каталог, раскрытый на рулонах нихрома.

–Привет, привет, – степенно произнёс он и привстал с кресла, чтобы пожать мне руку. – Как твои дела? Как одесситы?

–Идиоты твои одесситы. В плохом смысле этого слова, прости. Я им кучу рекомендаций давал и сначала, и в прошлый приезд – они ничего не слушают. Я думаю, они себе отольют какую-то безумно дорогую болванку, расписанную, как Сикстинская капелла, с глубоким звуком гигантской кастрюли.

Отец грустно развёл руками:

–Что ж, ты не можешь отвечать за решения заказчика. Увы, таков этот хлеб. Ты говоришь, тебе платят на это деньги, но слушать тебя или нет – решают другие люди.

–Моя совесть чиста. Я хорошее заключение им написал.

–Ну, – отец подумал и кивнул головой, – это главное.

–Слушай, пап, у меня к тебе дело. Ты же ещё общаешься с этим… волшебником, который может определить состав сплава по образцу? Можно к нему обратиться с очередной просьбой? Я ещё его терпение не исчерпал?

–А что такое? Что тебе нужно определить?

Я достал из кармана половину жетона и протянул отцу. Он аккуратно взял её, поднёс к свету и присмотрелся.

–Да нечего тут определять, – сказал он и пару раз щёлкнул по жетону ногтем, – обычная латунь.

–Меня смущает блеск. Я хочу знать, чем её легировали, есть ли там какие-то особенности, короче, всё, что он сможет сказать.

Отец покрутил жетон вправо-влево и кивнул головой:

–Ладно, попрошу волшебника.

Он закрыл книгу перед собой и ещё раз внимательно посмотрел на жетон.

–Знаешь что…

–Что?

–Не нравится мне это. Это ведь… как он там называется…

–Это солдатский жетон времён Второй мировой войны, папа. Не переживай, тут всё легально и честно. Меня попросили кое-что выяснить, и всё. Раз уж у меня есть опыт…

–Я бы предпочёл, чтобы у тебя не было этого опыта.

Отец сердито посопел, потом успокоился, встал, обнял меня за плечи, и мы пошли на кухню.

Мама уже накрыла на стол, причём похоже было, что они собираются принимать в гости футбольную команду, которая не ела три дня. С большим трудом мне удалось отбиться и убедить их, что у меня сегодня обед со специально приглашённым коллегой, который очень обидится, если я поем без него. Потом ещё пятнадцать минут ушло на объяснение, что это за коллеги могут быть мною специально приглашены и зачем. И ещё пять минут – чтобы объяснить, почему я не пригласил этого коллегу к ним, ведь они бы с удовольствием накормили нас обоих. Я искренне поблагодарил сам себя за то, что сразу повёл разговор о коллеге в мужском роде и мне не пришлось ещё полчаса объяснять, что это у меня за коллега-женщина.

Мы попили чаю с прекрасной маминой выпечкой, и я откланялся.

Верба выполнила оба задания с честью. Пока нам несли заказ, она вкратце описала мне свои телефонные злоключения. По её словам, ей пришлось пробить железобетонную оборону целого батальона медсестёр, прежде чем у неё всё-таки взяли номер мобильного телефона с обещанием передать его доктору Клочко. И уже через пять минут перезвонил доктор. Едва он услышал волшебное словосочетание, тут же предложил встретиться. Она договорилась на завтра, на одиннадцать утра.

–Надеюсь, это не слишком рано? – спросила она лукаво.

Я сказал, что готов встречаться с доктором хоть ночью в бурю на каю земли.

Деньги она Хаиму перевела, в доказательство чего дала мне квитанцию о пополнении счёта. Я похвалил её и без паузы начал готовить Вербу к знакомству с моими друзьями. Мне этот трюк всегда удавался с трудом, потому что практически невозможно объяснить неискушённому человеку, что одетые в рваные свитера небритые недоросли, матерящиеся через слово, на самом деле умнейшие люди с душой кристальной чистоты. Но Верба, похоже, была из искушённых.

–Нечего меня пугать своими друзьями, – сказала она уверенно, – у меня у самой такие друзья, что приснятся ночью – топором не отмахаешься. Я думаю, что ты дружишь с милыми и приятными людьми, и с удовольствием схожу с тобой к ним в гости.

Я успокоился и уже с некоторой иронией наблюдал дома за её предвечерними приготовлениями, не слишком, впрочем, интенсивными: подкрасилась, расчесалась и что-то совершенно неуловимое поменяла в гардеробе. Вот ещё одна вещь, от которой я уже успел отвыкнуть: эта женская одежная неуловимость. Вроде бы одета во всё то же самое – но выглядит как-то… по-другому. И всё тут. Я сказал ей какой-то дежурный комплимент, мы загрузились в такси и поехали.

Уже войдя в подъезд, я услышал обычный громогласный смех и голоса, пытавшиеся его перекричать. Я позвонил, и через несколько секунд Борода открыл мне дверь со словами:

–Правда, да? Клёст, подтверди. – И кивнул в сторону комнаты.

–Конечно, – сказал я и крикнул громче, чтобы в комнате было меня слышно: – Разумеется.

–А о чём речь? – переспросил я Бороду, снизив голос до шёпота.

–О ЧМЯКе, – так же тихо ответил мне Борода. – Я говорю, это был позор, а не футбол.

–А ты не прячься за чужие спины! – кричал из комнаты Кун.

Мы разделись и прошли внутрь.

Квартира, где мы всегда собирались, досталась Бороде по наследству, сам он жил в другом месте. Борода собирался эту квартиру продать, но для этого вроде бы надо было сделать здесь ремонт, а для этого надо было выделить деньги и время, и всё это было лень, в общем, квартира оставалась в своём первозданном виде. Сейчас уже редко увидишь такие советские интерьеры в домах у людей моложе сорока – комната со старыми, отклеивающимися обоями, туалет с крашеными стенами и, главное, чудовищно ностальгическая советская кухня с разваливающимся столом и табуретами, покрытыми уже выцветшей белой краской, эмалированной раковиной, советской газовой плитой и цветными ПХВ-плиточками на полу. Мы прошли в комнату, где вокруг стола, ломящегося от яств – салатов, блюда с окорочками и трёх бутылок текилы, стояли кровать, кресло и три стула.

–А тебя чемпионат чем не устраивает? – спросил Кун, когда мы вошли.

–Это был первый серьёзный удар по футболу, – сказал я, – от которого он так и не оправился.

–Вот-вот, – сказал Борода, входя на кухню вслед за нами, – футбол умер.

Все уже были в сборе. Очевидно, слухи о пятом размере распространялись у нас дома быстрее, чем слухи о поисках мёртвых людей в Одессе.

–Футбол умер в две тысячи четвёртом, – поправил я Бороду и представил всем Вербу, а затем по очереди представил ей сидящих за столом. Все приветливо поздоровались, кроме Высокого, который буркнул что-то нечленораздельное.

–Как дитё? – спросил я его, пока Китюня рассуждала, что наконец-то она перестала быть здесь единственной особой женского пола, не считая настурции; кто-то рассказывал Вербе, что со мной нельзя связываться; Борода рассуждал о смерти футбола, а все присутствующие мужчины стоически боролись со взглядом, который притягивался магнитом пятого размера. – Какает?

Я смутно представлял себе, что такое маленькие дети, но точно знал, что самый важный вопрос – какает ли малыш.

–То какает, то не какает, – тоскливо ответил Высокий.

–А жена как? – спросил я.

–Тоже то какает, то не какает, – ответил он равнодушно и посмотрел на меня.

–Что с ним? – спросил я Бороду.

Борода пожал плечами.

–С женой поссорился?

– Не знаю, спроси его сам.

–Что с тобой? – спросил я Высокого.

–Жизнь – дерьмо, – сказал он, и я понял, что он всё-таки поссорился с женой.

–Вот-вот, – сказал Кун, – давайте лучше выпьем.

Борода критиковал сборную Греции с её чудовищным антифутболом, а Кун прибавил громкости на магнитофоне, чтобы его заглушить.

–Ты не затыкай оппонентам рот, – сказал я, – я вообще перестал смотреть футбол после победы Греции в финале.

–Ну вот что это за снобизм? Вот этот вот, – Кун показал на Бороду, – мне всё время твердит про какие-то «футбольные страны» и «нефутбольные страны». Где он нашёл этот «футбольностраномер», который определяет, в какой стране можно проводить чемпионат мира, а в какой – нельзя?

Я пожал плечами:

–Ты же смотрел игру Италии и Южной Кореи? Ты ведь это видел, верно?

–Видел. Ну что, бывают хорошие игры, бывают лажовые игры. В этом вся суть! Без этого было бы неинтересно. Вот скажи, ты тоже, как этот придурок, не смотришь больше футбол?

–Не смотрел действительно, – кивнул я, – с 2004-го и до этой весны. Потому что выяснилось, что на любой антифутбол может найтись свой антиантифутбол, что и показала нам сборная Украины, высадив греков из отбора.

Магнитофон заиграл первые аккорды «Work it out», а потом запел голосом Джо Эллиота.

–Ой, выключи это, – сморщился Высокий.

–Ты не любишь «Деф Леппард»? – поражённо спросил Чеги.

–А за что их любить? За педерастическое это блеянье? «Посыпь меня-а сахарком». – Высокий не попадал в ноты, и строчка прозвучала действительно ужасно.

–Ну хотя бы за офигенное название, – сказал Чеги.

–Вот, кроме зачётного названия, у них ничего больше и нет.

–Ты не прав, – сказал Борода Высокому, – у них полно отличных песен: «Make love like a man», «Action».

–Лучшая песня «Деф Леппард» – «Now», – сказал Кун. – Семинотный гитарный переход от куплета к припеву в этой песне, по-моему, вообще один из лучших гитарных ходов в истории рок-н-ролла.

–Лучшая песня «Деф Леппард» – «From the Inside», – сказал я, – только она почему-то малоизвестна, и ни в одном сборнике лучших песен её нет.

Чеги произнёс тост, мы выпили. На магнитофоне заиграла «Kickstart my heart».

–Ой, выключи, – опять сморщился Высокий. – Ну что ты тут какое-то старпёрское дерьмо насобирал…

–А что тебе поставить? – зло спросил Борода. – «Рутс блади рутс»?

–Борода, не слушай его, – сказал Кун, – отличная песня. В ней слышен треск шприца, пробивающего грудину.

–Треск чего? – спросила Верба.

–О, Борода, твой выход, – сказал я, – среди нас есть человек, не знающий всех достоинств Никки Сикса.

–Есть такая группа – «Мётли Крю» – вот это они играют сейчас, – начал Борода, – и у них есть басист, Никки Сикс. Отвязный малый. Однажды, кажется в восемьдесят седьмом, он кололся в гостиничном номере у Слэша из «Guns-n-Rouses» – это, впрочем, тут совсем ни при чём. Слэш потом лет десять оправдывался и рассказывал, что он лежал в другой комнате пьяный в стельку и ко всему этому разврату не имеет отношения. Так вот, Сикс укололся, расслабился и улетел. И улетел так далеко, что у него пошла пена изо рта и начались… как это по-русски… «лёгкий конвульсиё». Какие-то парни, развлекавшиеся там вместе с Сиксом, пока Слэш спал где-то под столом, вызвали «Скорую», и «Скорая» приехала как раз в тот момент, когда сердце Никки Сикса остановилось.

–Что, совсем? – спросила Верба.

–Совсем. Совсемее некуда. Сикс умер. Но по совершенно дурацкому стечению обстоятельств оказалось, что один из врачей в «Скорой» был фанатом «Мётли Крю». Он попробовал было делать искусственное дыхание или, там, дефибрилляцию, но быстро понял, что кина не будет. Тогда он сказал что-то пафосное. Что именно – есть много разных версий, но приходится признать, что история об этом умалчивает. И, как это всегда бывает, когда человек ляпнет что-нибудь пафосное, в нём просыпается герой. Вот и наш врач почувствовал, что что-то такое в нём просыпается. И тогда он взял в руки шприц, полез в холодильник «Скорой», достал оттуда дозу адреналина, набрал его в шприц, а затем с размаха всадил его в грудь Ники Сиксу.

–Как в «Криминальном чтиве»?

–Почти. В «Криминальном чтиве» после этого Мия Уоллес встала и раскрыла глаза. А Никки Сикс не встал. Он был по-прежнему мёртв. Поэтому наш безымянный врач – герой дня – снова полез в холодильник, достал ещё одну дозу адреналина, набрал его в шприц и сделал Никки ещё один укол в сердце. И со второго раза сердце Никки Сикса забилось. Как в «Криминальном чтиве». После этого Сикс написал песню «Kickstart my heart» – «Запусти моё сердце». Вот она, сейчас играет.

Высокий к этому моменту уже разлил и теперь ждал, пока Борода закончит, чтобы сказать свой тост:

–Давайте… давайте выпьем за водку.

–Тогда уже лучше за текилу, – сказал Чеги.

–Отличный тост, – сказала Китюня, – всё равно что прийти на день рождения без подарка и сказать «Лучший твой подарочек – это я».

–Ну всё! Сами говорите себе тосты! – зло выбросил Высокий и выпил.

Китюня кинулась успокаивать Высокого, и все восприняли это как сигнал к тому, что надо пойти покурить.

Потом мы выпили ещё.

Потом Кун что-то колдовал с музыкой.

Потом Китюня пыталась вылезти на стол, чтобы станцевать, опрокинула две миски с салатом, и её еле удержали от того, чтоб она не развалила стол окончательно.

Потом мы выпили ещё.

Потом заиграл «Life is a lemon and I want my money back» Мит Лоуфа, и Высокий стал ко всем приставать с вопросом – не знают ли они, вернули ли всё-таки Мит Лоуфу деньги и где можно занять очередь на возврат.