Три стильных детектива Изнер Клод
Человечек улыбался, глядя прямо на нее. Неужели померещилось?.. Джина покосилась на Кэндзи – он дремал. По дорожкам прогуливались пары, дети забавлялись, няньки вязали, болтая о пустяках. Маленькое существо в причудливом наряде казалось не менее реальным и материальным, чем они. Джина наблюдала за человечком, а он шагал к ее скамейке. Остановился, подался к ней всем корпусом и шепнул:
– Ты меня видишь?
– Да… – вконец растерялась Джина.
– Это для Кэндзи Мори. – Он положил ей на колени сверток, перевязанный розовой ленточкой. – От друга, мадам.
– Как тебя зовут, человечек?
– Это секрет. Прощайте. – Странное существо хихикнуло и в считаные секунды исчезло за пышной клумбой.
Джина собралась переложить сверток на колени Кэндзи, но внезапно посылку выхватила у нее чья-то рука в перчатке.
– Не трогайте, мадам, заклинаю вас! Это опасно!
– В чем дело? – очнулся Кэндзи и собрался уже вступить в схватку с нарушителем спокойствия – флегматичным щеголем лет сорока с серо-голубыми глазами и темными волосами, набриолиненными и уложенными на прямой пробор. Поверх элегантного костюма на незнакомце было пальто из вигоневой шерсти.
– Месье Мори, позвольте представиться: Огюстен Вальми, инспектор полиции с набережной Орфевр. – Он достал из кармана платок, затем, осторожно придерживая сверток с его помощью, развязал ленточку, развернул бумагу и извлек на свт пряничную свинку; у нее на боку глазурью было выведено имя «Кэндзи». – Я так и думал, – пробормотал инспектор.
– Что все это значит? – возмутился японец. – Вы напугали мою подругу!
– Прошу прощения, но я должен сообщить вам известия чрезвычайной важности. Мы можем побеседовать наедине?
– Мне нечего скрывать от мадам Херсон. Слушаю вас.
В нескольких словах инспектор Вальми поведал Джине и Кэндзи о недавних событиях.
– Ваш сын и ваш зять ввязались в это дело, да так, что я опасаюсь, как бы они сами не пострадали. Уже есть жертвы, теперь убийца покушается на вас – хорошо что я вовремя успел. Отдам эту пряничную свинку на экспертизу. Когда будут результаты – сообщу вам.
Кэндзи молчал. На лице его ясно читалось смятение, но, поразмыслив немного, он спокойно заключил:
– Стало быть, мальчишки снова разворошили осиное гнездо. Вы сказали, есть жертвы. Как они умерли?
– Отравлены аконитом.
– Но это ведь цветок? Борец?
– Совершенно верно. Очень ядовитый цветок. Яд убивает не сразу и безболезненно, действие его выражается всего лишь в сильном желании уснуть. Четыре грамма яда из корней приводят к смертельному исходу, отравы из листьев понадобится больше – от восьмидесяти до ста граммов, но результат будет тот же. Симптомы – замедление сердцебиения, стесненное дыхание, расширенные зрачки, дрожание членов и страшная слабость. Они проявляются через тридцать-сорок минут после того, как яд попадает в желудок. Определить наличие алкалоида из аконита в организме после смерти можно только путем химического анализа.
– И давно вы знаете об этих преступлениях и о том, что Виктор с Жозефом ввязались в расследование? – нахмурился Кэндзи.
– Какое-то время, – уклонился от ответа инспектор.
– А меня предупредили только сейчас!
– Не волнуйтесь, месье Мори, мои сотрудники не теряют бдительности. У нас уже есть подозреваемый, и мы полагаем, что в его вине можно не сомневаться. Именно он вручил сверток мадам Херсон.
– Тот человечек? – ахнула Джина. – Но он показался мне совсем безобидным!
– Только на вид, мадам. – Огюстен Вальми брезгливо встряхнул платок, держа его двумя пальцами так, будто он пропитан ядом. – Прошу прощения, мне пора в лабораторию. С вами можно связаться по телефонной линии?
– Телефонируйте мне на улицу Сен-Пер, – кивнул Кэндзи. – Но зачем я вам нужен?
– Мы установили наблюдение за вашими сыном и зятем. Если заметим что-нибудь подозрительное, я вас извещу.
Когда инспектор Вальми удалился, Джина схватила японца за руку и подняла на него полные слез глаза.
– Ведь я могла потерять тебя… – прошептала она.
– Ну что ты, – ласково улыбнулся он, – такого не могло случиться, инспектор прибыл вовремя, не переживай понапрасну. А уж с этими двумя шалопаями я еще побеседую по душам, я им…
Кэндзи осекся, и Джина смотрела на него, тоже не говоря ни слова, – оба внезапно осознали, что еще ни разу не обращались друг к другу на «ты».
– Пойдем домой, дорогая. В спальню…
Джина спала. Кэндзи слушал ее ровное дыхание, а за окном бушевал ливень, колотил по стеклу мокрыми кулаками. Кэндзи зарылся лицом в волосы возлюбленной, она открыла глаза.
– Джина, ты счастлива? – тихо спросил он, прижимаясь щекой к ее груди.
– Да. С тех пор как тебя встретила, я живу в радости, я забыла о возрасте. Раньше я занималась любовью потому, что считала это супружеским долгом. О нет, у меня был прекрасный муж, но… только с тобой я узнала, что значит истинное наслаждение, какое это пьянящее чувство…
Кэндзи был благодарен Джине за то, что она никогда не требовала от него пустых пафосных слов – банальностей, которыми принято обмениваться у влюбленных. Люди злоупотребляют словами, и слова теряют смысл. Сколько ночей провел он рядом с женщинами, которые умоляли его: «Скажи, что ты меня любишь! Ну что же ты молчишь?!»
Джина накинула пеньюар и подошла к окну.
– Дождь закончился, солнышко вернулось… Кэндзи, меня беспокоит поведение Жозефа и Виктора. Я за них боюсь. Неужели они настолько безрассудны?
– Не надо за них бояться.
– И все же я боюсь. Всего боюсь. Боюсь счастья, которое на меня обрушилось, боюсь, что оно не продлится долго, боюсь времени, которое мчится вскачь, и бед, которые не смогу вынести…
– «Уступи страху несчастья – и познаешь несчастье страха».
– Опять твои поговорки! – невольно улыбнулась она.
– Это не моя поговорка, а слова Бомарше из «Севильского цирюльника». Если хочешь, могу привести такую цитату: «Любовь и страх не ходят парой», – серьезно проговорил Кэндзи.
Джина вернулась в постель, легла рядом с ним и шепнула:
– В твоих объятиях я чувствую себя в безопасности.
Кэндзи нахмурился, по его лбу и от уголков глаз разбежались морщинки. Он молчал некоторое время, глядя на гравюру Хиросигэ «Побережье Майко», и вдруг предложил:
– А не съездить ли нам на море? Вдвоем – только ты и я.
– Нашим дочерям скоро рожать…
– И мы станем бабушкой и дедушкой. А их мужья тем временем совсем совесть потеряли. Ничего, я этих оболтусов еще приведу в чувство! Прежде всего надо предупредить Эфросинью, чтобы приглядывала за сыном.
– Она же в обморок упадет, если ты ей расскажешь историю пряничных свинок.
– Ну я-то, в отличие от некоторых, уж точно не безрассуден – изложу в лучшем виде. Умолчание не есть ложь. Попрошу ее отчитать Жозефа за то, что его частые отлучки вредят нашему общему книжному делу… Всё, милая, решено, едем на море – имеем же мы право немного пожить свободно! А я мечтаю побывать в краях Барбе д’Оревильи[368]. Как только наши шалопаи прекратят играть в воров и полицейских – а они прекратят, уж я об этом позабочусь, – Котантен[369] будет безраздельно принадлежать нам с тобой!
…Эфросинья отлучилась из столовой во время семейного обеда и беседовала по телефону с неизвестным абонентом. Жозефу было страшно любопытно, кто ее вызвал и зачем, но матушка плотно закрыла за собой дверь, а аппарат стоял на геридоне у входа, и возможности подслушать не предвиделось. Вернулась Эфросинья, когда супруги уже добрались до десерта, и выражение лица у нее было угрожающее.
– Матушка, кто звонил? – не выдержал Жозеф.
– Кое-кто по личному делу. Что это, вам не понравился мой английский крем?
– Очень понравился, но мы ждали тебя.
– Не ори так – Дафнэ разбудишь. Айрис, милая моя, может быть, вам прилечь на софе? Вы совсем бледненькая. А ты, бездельник, пойдешь со мной – поможешь маме вымыть посуду. Мне надо с тобой поговорить.
Из кухни Жозефа выпустили через полчаса, и вывалился он оттуда с видом маленького мальчика, которому только что устроили хорошую трепку. В довершение всех бед Айрис тотчас нежно ему улыбнулась – это было невыносимо, поскольку предстояло ей солгать, ведь Жозеф вопреки всему не собирался отказываться от вечернего похода в «Фоли-Бержер».
– Мне нужно сходить за покупками, это будет сюрприз! – заявил он. – Вот увидишь, тебе понравится! Ты хорошо себя чувствуешь? Малыш не толкается?
Айрис глубоко вздохнула, покачала головой и, направляясь к спальне, бросила через плечо:
– Нет, просто я немножко устала. Посплю.
– …Жозеф, вы гений! Ну и обалдели же продавщицы «Магазэн дю Прентан»! Еще бы – двое мужчин увлеченно выбирали игрушки-погремушки у них перед носом!
– Да уж, надеюсь, теперь у Кэндзи и моей неистовой матушки не будет ни малейшего повода для подозрений, если им вздумается проверить наше алиби.
Улица Фобур-Монмартр празднично сверкала в желтом свете фонарей. Полуночники, спешившие по тротуарам, замедляли шаг, сливаясь в плотный, бурлящий жизнью поток у входа в кабаре, на фасаде которого пылали огнем буквы: «Фоли-Бержер». Виктор и Жозеф, оба с набитыми свертками карманами, выскочили из фиакра и смешались с толпой, окружившей лотки торговцев лимонадом и сладостями. Жозеф задержался купить два миндальных пирожных и бросился догонять Виктора – тот уже ступил в зимний сад, разбитый под широким тентом. Под ногами заскрипели мелкие камушки, шум фонтана заглушили фанфары. Сыщики-любители начали лавировать между столиками, стульями и кадками с растениями. Вокруг на английском, немецком, испанском болтали кутилы. Солдат муниципальной гвардии неодобрительно косился на компанию молодых оболтусов в кепи и с сигаретами в зубах, готовый в любой момент призвать их к порядку. Сомнительное общество разбавляли добропорядочные семейства, пришедшие сюда поглазеть на клоунов, акробатов и борцов. Виктор и Жозеф следом за ними добрались до окошка кассы, купили билеты и вошли в зрительный зал, имеющий форму подковы. В нос сразу ударил резкий запах табака. На сцене тем временем заканчивался балет с сюжетом из древне-римской истории – патриции и сабинянки зажигательно отплясывали на Форуме.
– «Похищение сабинянок», – прочел Жозеф в програмке. – Не думал, что здесь уделяют внимание просветительской деятельности.
– Только на предмет анатомии, Жозеф.
Служительница провела их в украшенную алым бархатом тесную ложу. Оттуда сыщики-любители попытались рассмотреть сцену сквозь клубы табачного дыма, поднимающиеся до потолка, – галерея вверху, над которой нависала витая, в форме купола люстра, показалась им облаком, населенным бледными призраками, и Виктор, несмотря на желание закурить, не стал доставать сигарету.
– Ты уже видела, как мисс Океана пляшет на железном тросе? Такое выделывает! – прозвучало из соседней ложи. Там тучная дама беседовала с тощей, не в меру напудренной соседкой.
– Нет еще, но я в восторге от человека-змеи: у него чешуйчатая кожа, и он умеет извиваться, как гадюка!
– Мерзость какая, даже подумать страшно, не то что посмотреть!
– Не переживай, сегодня программу изменили.
Свет сделался приглушенным, загремели барабаны, жалобно взвыли кларнеты. Прекрасная Миранда, королева диаболо, исполняя номер в луче прожектора, держала публику в напряжении до тех пор, пока ей на смену не пришла девица, которая принялась крутиться вокруг своей оси на трапеции, держась зубами за специальное приспособление.
– Лишь бы она всю челюсть на этой трапеции не оставила, – прокомментировала тощая соседка.
Далее боксирующий кенгуру, вальсирующий верблюд и петух, совершающий арифметические действия, убедительно продемонстрировали публике равенство между животными и человеком. Виктор и Жозеф уже ерзали от нетерпения в ожидании, когда на сцене появятся две обезьянки и гадалка с кофейником. Объявили антракт, а Королева Маб так и не выступила.
– Наверное, ее номер приберегают напоследок, – проворчал Жозеф.
Они вышли из ложи размять ноги. Ни один, ни другой не заметили человека в пальто из вигоневой шерсти и в шляпе, надвинутой до бровей, стоявшего возле уборной.
Инспектор Вальми с омерзением взирал на публику «Фоли-Бержер», то и дело вытирая платком лоб. Вокруг в избытке были представлены сводники в цилиндрах и лайковых перчатках, при всем респектабельном облике ничем не превосходившие своих подзаборных собратьев, а девицы легкого поведения ловили клиентов, не опасаясь полиции нравов. В действительности представления в этом кабаре были всего лишь прикрытием – главные спектакли здесь давали не на сцене, а в залах и коридорах, особенно на первом этаже, прозванном «мясным рынком», где вовсю шла торговля женским телом.
«Разодеты в шелка – так свиней на сельских праздниках украшают лентами, – мысленно высказался инспектор Вальми про местных барышень и снова перенес внимание на двоих книготорговцев. – Где же этот японец, что он себе думает? Я ему протелефонировал час назад! Надобно, чтобы он увидел воочию проделки своих родственничков. Да уж, вся она такая, буржуазия!» Охваченный приступом отвращения, он метнулся в уборную, достал пилочку и принялся яростно вычищать несуществующую грязь из-под ногтей. Брезгливо покосился на засаленное полотенце рядом с умывальником, протер руки одеколоном и вышел из уборной. Дверную ручку, открывая створку, он обернул туалетной бумагой и немедленно выбросил смятый комок в урну. Оглядевшись, замер: «О боже, куда они подевались?!» Но, взбежав по лестнице, вздохнул с облегчением: двое повес как раз возвращались в зрительный зал.
Тут к инспектору, покачивая обширными бедрами, подступила блондинистая девица с пурпурными губами и щедро выставленной напоказ грудью, повисла на руке:
– Угостишь даму стаканчиком, красавчик? Даме очень не хватает стаканчика лимонада и капельки любви!
Огюстен Вальми отшатнулся, воздел палец и взревел:
– Убирайся прочь, потаскушка!
– Разорался, недотрога, – фыркнула «дама». – Или ты жадина? А рожа-то у тебя такая, что сразу ясно: в твоей постельке разве только клопы частые гости!
За этой перепалкой с удовольствием наблюдал Кэндзи, прячась за спинами прожигателей жизни. Сделав каменное лицо, он приблизился к инспектору, когда «дама» отошла, и тот шепнул ему, проходя мимо:
– Они вернулись на свои места в зале. Мой человек глаз не спускает с их ложи.
Второе действие шло полным ходом. После номера на роликовых коньках публика освистала двух незадачливых клоунов, затем, отчаянно чихая, бисировала полуголой кавалерист-девице, которая, вздымая тучи опилок, отработала на славу. Апофеозом представления стал сиамский балет – танцовщицы в чем-то похожем на кимоно и в головных уборах в виде пагод выделывали замысловатые па вокруг шестирукой богини в трико и символическом бюстгальтере из двух морских раковин. Она грозно размахивала двумя трезубцами, потом демон, вымазанный гуталином, их отобрал и растоптал копытцами, а сиамские танцовщицы тотчас разоблачились, и полуголая труппа исполнила бесстыдную сарабанду под гром аплодисментов и какофонию оркестра.
– Эй, а где Королева Маб?! Королеву Маб давай! – не выдержав, заорал Жозеф.
– Королева Маб? Здесь вы ее нескоро увидите – она готовится к выступлениям на Тронной ярмарке, – просветила его тучная дама из соседней ложи. – Впрочем, невелика потеря для «Фоли-Бержер»: эта девка со своими мартышками только и умеет, что людям головы дурить. Мне она заявила, что я в этом году выйду замуж, да еще и за богача, потому что, дескать, ей привиделись на блюдце ровненькие кружочки из кофейной гущи – монеты, то бишь. И что в результате? Ни мужчины на горизонте, ни денег!
Помощник инспектора Вальми тихо отошел от ложи и бросился бегом к начальству передать сведения, любезно предоставленные толстой кумушкой.
Представление закончилось, Виктор и Жозеф побрели по коридору к выходу. Если бы они были повнимательнее и снизошли до того, чтобы приглядеться к веселой толпе, приумноженной зеркалами, непременно заметили бы среди кутил и добропорядочных семейств инспектора Вальми и следующего за ним тенью Кэндзи Мори. Но оба были погружены в свои мысли – беспокоились, какой прием им окажут дома, – и сосредоточенно работали локтями, пробираясь на улицу.
С ботинками в руках Жозеф бесшумно переступил порог квартиры.
– Ага! Явился-таки! – Эфросинья Пиньо, настроенная агрессивнее обычного, стояла в проеме кухонной двери.
– Матушка, ты еще здесь? – обомлел Жозеф.
Тут уж Эфросинья дала волю своему гневу, но при этом изо всех сил старалась говорить тихо, отчего было еще страшнее:
– Ты, значит, где-то шляешься, домой под утро возвращаешься, а твоя жена, между прочим, в обморок упала! Иисус-Мария-Иосиф, чем же я Господа так прогневала, что он послал мне такого сына?! Я дома была, спокойно себе спала, а тут прибегает соседка и кричит, что Айрис сделалось дурно! У меня чуть сердце не остановилось!
– Айрис дурно? Обморок? – Жозеф устремился было в спальню, но мать заступила ему дорогу:
– Бедняжка погибает, а ты шатаешься где ни попадя!
Совсем обезумев от тревоги за жену, Жозеф оттолкнул Эфросинью и ворвался в спальню. Айрис лежала на кровати, рядом сидел доктор Рейно со стетоскопом на шее и, глядя на часы, считал ее пульс. Закончив, он улыбнулся Жозефу:
– Ничего страшного не случилось, мальчик мой. Ну-ка вдохните-выдохните и успокойтесь, не то у меня станет пациентом больше, а мне и одного в такой час достаточно. Ну-с, как себя чувствуете, милочка?
– Хорошо, доктор, – тоже попыталась улыбнуться Айрис. – Просто голова закружилась.
– Прекрасно, прекрасно. Это ведь будет ваш второй ребенок? – обернулся врач к Жозефу.
Тот кивнул. Он был бледен, но, похоже, уже пришел в себя.
– Что ж, посмотрим, как у малыша дела. Месье Пиньо, извольте-ка выйти. Мадам, поднимите ноги.
– Но… – начал было Жозеф.
– Молчи и выметайся отсюда, – зашипела на него Эфросинья.
Молодой человек неохотно вышел в коридор и тотчас приник ухом к двери, которая захлопнулась у него перед носом. Но ему так и не удалось ничего услышать. Пришлось ждать, когда впустят обратно. Наконец дверь снова открылась.
– Нет никаких причин для беспокойства, – сообщил доктор, – срок еще не подошел. Сегодня семнадцатое апреля, а ваш наследник планирует появиться не раньше середины мая. Все, что вам нужно до тех пор, – покой, сон и здоровое питание. Вы собираетесь рожать дома или в больнице?
– Разумеется, дома, – влезла Эфросинья. – Ну вы придумали – в больнице! Там ужасные условия. Надеюсь, вы будете присутствовать при родах, доктор?
– Конечно. Как поживает малютка Дафнэ?
– Мы с ней уже подружки, доктор, – заулыбалась Айрис.
– Через шесть недель у вас будет еще одна подружка или дружок. Ну-с, месье Пиньо, кого вы на сей раз ждете – сына или дочку?
– Ему без разницы, – проворчала Эфросинья. – Он, видите ли, считает, что главное – чтобы ребеночек был хорошо сложен. Я вот никогда не слыхала про папаш, которых не волнует пол наследника…
– Матушка!
– …но мне-то главное, чтобы он не унаследовал твой скверный характер!
Жозеф не решился спорить – закусил губу и умолк.
– Я прописал пациентке полный покой, – напомнил доктор Рейно Эфросинье. – Идемте, оставим их.
– Любимая, обещаю: никогда больше тебя не брошу! – кинулся Жозеф к Айрис, как только дверь за матерью и врачом закрылась. – Завтра не пойду на работу! И вообще не пойду, если ты хочешь, – в лавке и без меня справятся!
– Ну что ты, – засмеялась Айрис, – так много от тебя я не требую. И не обижайся на матушку – она и в самом деле страшно перепугалась. Ты бы видел, как она врача вызывала по телефону – взяла аппарат приступом и одержала молниеносную победу! Ну же, перестань нервничать милый. Ты – лучший отец на свете! Кстати, Дафнэ мечтает посмотреть на медведей в Зоологическом саду. Сводишь ее завтра?
Жозеф обнял жену. Он уже забыл о погремушках и пеленках, купленных в «Магазэн дю Прентан».
Глава шестнадцатая
Виктор стоял у ярмарочного тира, где у них с Жозефом была назначена встреча. Он уже жалел, что взял с собой треножник и массивный фотографический аппарат в футляре на ремне, который сейчас оттягивал плечо. Но он клятвенно заверил Таша, что собирается увековечить несколько ярмарочных сценок, а стало быть, пришлось волей-неволей захватить орудия труда. Погода, по счастью, благоприятствовала. Виктор рассеянно понаблюдал за посетителями тира, палившими по скверно нарисованным портретам Феликса Фора[370], Альфреда Дрейфуса, Вильгельма II, Бисмарка и иже с ними… Жозеф предупредил, что задержится, потому что позавчера ночью Айрис нездоровилось и он за нее до сих пор переживает, но вот наконец Виктор заметил его в толпе. В глазах молодого человека читалась победа, доставшаяся в нелегкой борьбе с беспокойством за любимую жену.
– Как себя чувствует Айрис? – сразу спросил Виктор.
– Хорошо, иначе я не пришел бы. Айрис меня почти что вытолкала за дверь – сказала, мне нужно прогуляться. Не знаю, что бы я без нее делал… Вчера вот удалось вырваться с дочкой в Зоологический сад, а так матушка решила мне устроить кошмарную жизнь, это каторга какая-то, я долго не выдержу!
– Жозеф, старина, вы слишком покладисты. Дайте ей уже наконец отпор раз и навсегда, вам ведь двадцать девять лет!
– Не могу, у матушки, кроме нас с Айрис и Дафнэ, никого нет. Она сделалась незаменимой, убирает, готовит, на ней весь дом держится… А мы смирились. Кстати, она не запрещала мне сегодня отлучаться из квартиры, даже хотела, чтобы я взял с собой Дафнэ и мы погуляли по ярмарочной площади, но по счастью, Айрис убедила ее, что девочку испугает шумная толпа. Да и опасно это – тащить в такую сутолоку малютку, которой и трех лет не исполнилось.
Они зашагали по украшенной гирляндами и серпантином улице, простиравшейся более чем на километр – от железной дороги до площади Нации. Пригородный квартал, обычно тихий, заполонили крикливые торговцы сладостями. Жозеф восторженно глазел по сторонам: знакомый пейзаж изменился до неузнаваемости, превратившись в сказочную страну – подмостки, повозки бродячих артистов, зверинцы преобразили серость повседневности. Как будто учебник грамматики вдруг обернулся приключенческим романом. Виктора же быстро утомили и прогулка, и суета вокруг – все толкались, куда-то спешили. Он остановился у маленького шапито с вывеской «Ноев ковчег Марио Дзанфреди».
– Что? – забеспокоился Жозеф.
– Вы-то молодой, вам этот марш-бросок в радость. А у меня уже ноги подгибаются, нет сил тащить на себе амуницию…
– Ох, да вы совсем побледнели! Давайте сюда ваш треножник.
«Дзынь! Бум! Бам! Трам-пам-пам!» – неслось со всех сторон. Приходилось кричать, чтобы перекрыть вой тромбонов, какофонию шарманок и свист паровых двигателей. Неподалеку колотили в огромный барабан, призывая всех желающих за два су стать свидетелями эпической битвы женщины-омара и самого настоящего каннибала с Сандвичевых островов. Виктор залез на кучу досок, оттуда перебрался на крышу каретного сарая и обозрел ярмарочные задворки. Ему открылся истинный Двор Чудес: латаные шатры, пестрые, как плащ Арлекина, а среди них мужчины и женщины, все заняты делом – орудуют молотками, забивая гвозди, стругают доски для подмостков, репетируют цирковые номера, стирают белье в чанах, разбрызгивая мыльную воду; вокруг мельтешат ватаги ребятишек в обносках.
– Ну где вы там? Спускайтесь уже! – сердито пропыхтел Жозеф, которого одолел приступ чихания от резкого запаха свежей краски.
Они подошли к эстраде, где целая команда пуделей выделывала трюки под присмотром украшенной лентами козочки. Фотографировать их Виктор не стал, зато навел объектив на заковыристый механизм, по которому несколько парней по очереди лупили деревянными колотушками, чтобы в качестве награды полюбоваться на куклу в кружевном чепчике – она должна была появиться, когда механизм сработает.
Жозеф, увидев колесо фортуны, собрался было разориться в пух и прах, но Виктору удалось отвратить его от этой идеи пинком.
– Ох, куда ж вы так торопитесь? – проворчал молодой человек, с трудом поспевая за шурином. – И вообще, сдалась вам эта Королева Маб! О чем вы собираетесь ее расспрашивать? Мы и так знаем, где живет Ламбер Паже.
– Она же его любовница. Может быть, тоже замешана в деле, – отозвался Виктор, с отвращением шарахнувшись от афиши, где была изображена барышня с головой коровы.
– «Буржуазия – корова, на голову нездорова»[371], – прокомментировал художество Жозеф. – А вы уверены, что нам удастся отыскать Королеву Маб в этом пандемониуме?
– Я ни в чем не уверен, кроме одного: назад той же дорогой нам уже не вернуться.
И правда, толпа несла их вперед, остановиться не было возможности – затопчут. Обогнав набеленного мукой клоуна (тот тщетно пытался насмешить народ красным носом, огромными прохудившимися башмаками – из дыр торчали грязные пальцы – и дудкой, через которую он плевался водой), Виктор свернул в сторону поприветствовать месье Оноре Селестена, силача с улицы Дюранс, после чего не без труда отыскал Жозефа у анатомического театра. Молодой человек, разинув рот, слушал зазывалу, а тот надрывался:
– Входите, входите и содрогнитесь при виде расчлененных трупов прелюбодеев, живых мертвецов и чудовищных младенцев о трех головах!
– Я просто обязан войти и содрогнуться – мне это необходимо, чтобы написать страшную сцену в романе «Демоническая утка»! – заявил Жозеф.
– О нет! – запротестовал Виктор. – Вы же обещали мне помочь и…
– Все на феерическое выступление Королевы Маб! – завопил другой зазывала. – В путешествиях по Персии, Китаю, Индиям и островам Малабара сия прекрасная Венера познала чудесные тайны! Ее родные братья Фиджет и Миджет были обращены злыми духами в обезьянок и с тех пор ей прислуживают! Всякий желающий узнать свое будущее да попросит их вылить заколдованный кофе на блюдце Королевы Маб – и сия Саломея наших дней откроет ему судьбу, а равно его склонности и устремления. Вы также узрите диавольские сущности, резвящиеся вокруг предсказательницы – это станет возможным благодаря новейшему проекционному аппарату, привезенному из Англии! В программе: «Пляска смерти», трехминутный показ движущихся картинок! И всё за каких-то десять су!
Виктор и Жозеф приступом взяли два места на скамейке в первом ряду. Выступление гадалки проходило в павильончике, увешанном зеркалами. Когда помещение было забито до отказа и публика начала выражать нетерпение, занавес поднялся и взорам предстал помост, задрапированный тканями с персидскими узорами. На красных лакированных подставках курился ладан. Две гипсовые корейские собаки-льва, коренастые, с налитыми кровью глазами, сторожили гору разноцветных пуфов и подушек, наваленных перед белым экраном. Жаловалась на жизнь невидимая флейта, звенел бубен, а некое создание, с ног до макушки закутанное в одежды из ткани, похожей на паутину, исполняло танец – по задумке, экзотический. Один за другим отрезы материи, служившие танцовщице нарядом, облетали с нее, словно луковые перья, и в конце концов она осталась в расшитом звездами корсете, сетчатых чулках и туфлях без задников на высоких каблуках. В финале танца она сорвала муслиновый платок, скрывавший лицо, и по плечам рассыпались белокурые кудряшки.
– Надувательство, конечно, все эти гадания, но тетка улётная, – высказался уличный мальчишка по соседству с Виктором.
«Странное дело, по-моему, я ее где-то видел», – подумал тот. Зачарованный происходящим на помосте Жозеф тем временем резво притопывал ногами в такт эротическим телодвижениям Королевы Маб. В конце концов она его заметила и щелкнула пальцами. Две обезьянки в пышных панталонах и фесках притащили кофейник с горбатым носиком, стопку блюдец и расставили все на медном подносе.
– Благодарю вас, милые мои Фиджет и Миджет. Да вернут вам злокозненные силы, некогда превратившие вас в зверей, истинный облик! – воскликнула Королева Маб пригородным говорком. – А сейчас, месье Фиджет, извольте-ка перемешать гущу в кофейнике и вылейте-ка ее на блюдце, которое подержит для вас месье Миджет.
– Эй, цыпа, кончай трепаться! Давай уже предсказывай! – заорал какой-то матрос.
Королева Маб, подбоченившись, встала на краю помоста и презрительно посмотрела на парня сверху вниз:
– Тебе, мокрозадый, я предсказываю капитанское звание. Только кораблик твой потонет! – Тут она повернулась к Жозефу и, одарив его очаровательной улыбкой, медоточиво продолжила: – У нас тут есть прехорошенький юноша, обеспокоенный своим будущим. Желает ли юноша узнать судьбу?
– Э-э… ну если только вы скажете мне что-нибудь хорошее, – промямлил Жозеф.
– Вспомнил, где я встречал эту девушку! – спохватился Виктор. – На концерте в Катакомбах!
Но Жозеф уже стоял у помоста и завороженно вглядывался в узоры из кофейной гущи на блюдце.
– Ну-ка, ну-ка, – бормотала прекрасная гетера, – что тут у нас? Много четко очерченных кружочков. Ждите прибытка! О, а в серединке крест – вы доживете до глубокой старости. А вот здесь еще один круг с четырьмя белыми точками. У вас, значит, будет четверо детишек.
– О нет! – вырвалось у Жозефа.
– Эй, красотуля, а мне что напророчишь? – завопили в зале. – Что ты там про меня видишь в этом своем цикории?
Виктор дернул Жозефа за рукав:
– Посмотрите туда! Это он, человечек из Опера!
В третьем ряду сидел Мельхиор Шалюмо собственной персоной и беззастенчиво пялился на них.
– А про вас, месье, я вижу вот что… – отозвалась Королева Маб.
Свет в павильоне погас. Несколько минут в непроглядной тьме звучали шорохи и нервное перешептывание, затем воцарилась тишина, потому что белая простыня, натянутая в качестве экрана над горой подушек, осветилась и на ней зашевелились причудливые тени: бесы принялись энергично размахивать метлами, их растолкала фигура без головы и исполнила неистовый танец вокруг алхимического перегонного куба, откуда вырвалось целое облако цветов и звезд.
Виктор смотрел на экран не отрываясь, но едва включили свет, он обернулся – человечек из Опера исчез.
– Это надувательство! – завопил матрос. – У нее есть сообщник! Такие фокусы в театре «Робер Уден» показывают!
– Ошибаетесь, месье, – холодно заявила Королева Маб. – Цветы и звезды – благое предзнаменование. – И скрылась за кулисой.
Публика потянулась к выходу – кто посмеиваясь, кто выражая разочарование.
– Куда подевался коротышка? – забеспокоился Жозеф.
– Бегите вперед, разыщите его, – подтолкнул зятя Виктор, – я за вами. Если разделимся, шансы найти его удвоятся.
Однако сам он устремился в другом направлении – к владельцу павильона и проекционного аппарата. Тот как раз перематывал бабину с только что продемонстрированной фильмой.
– Вы позволите взглянуть на ваш проектор?
– Да вот он, глядите сколько пожелаете. Я вообще-то собираюсь его продать. Вот когда кто-нибудь придумает, как добиться, чтобы изображение на экране не дрожало, вот это будет зрелище! Да, месье, когда-нибудь синематограф сможет потягаться и с литературой и с прессой. Репортеры останутся не у дел: люди будут слушать новости с помощью фонографа и смотреть живые картинки. Кстати, если желаете приобрести проектор, я сделаю вам скидку. Надоело, знаете ли, крутить ручку и одновременно напевать «Самбра и Маас», чтобы четко выдерживать ритм смены картинок. Вот я и столковался о работе с месье Шарлем Пате – он открыл магазин фонографов тут неподалеку. Так сказать, делает деньги из звука. Отличная штука эти фонографы, можно послушать «Магали», представляете? Но сейчас бешеным успехом пользуется последняя речь президента Карно[372] в Лионе. Месье Пате самолично ее начитал и записал.
– А откуда этот проектор?
– Из Лондона.
– Сейчас я спешу, но непременно вернусь. Меня очень заинтересовало ваше предложение.
Жозеф ждал Виктора у павильона.
– Коротышка испарился! – возмущенно сообщил молодой человек. – И всё из-за вас – бросили меня одного!
– Да вон же он, там, у качелей! Бежим скорее!
В мгновение ока они оказались у ограды вокруг качелей в форме больших зеленых лодок, на которых молодежь, опьяненная скоростью, взлетала к небу.
– Это же гадалка! – выпалил Жозеф.
В шелках и шляпке с фиалками Королева Маб прошествовала прямиком к Мельхиору Шалюмо, и тот подхватил ее под локоток – вернее, повис на руке. Парочка направилась к Тронной площади. И следовать за ними в толкающейся гомонящей толпе не показалось Жозефу с Виктором приятной прогулкой. Неожиданно они очутились на пятачке, окруженном «русскими горками» и большими каруселями, вертящимися под завывания шарманок.
– Смотрите, они расстаются! Вы за коротышкой! – велел Виктор.
– Вот уж нет! Уже почти шесть часов, я обещал вернуться пораньше.
– Досадно, кого-то дома будет ждать скандал. За коротышкой! А я беру на себя Королеву Маб. Обменяемся впечатлениями завтра утром в лавке.
– А что мне делать с вашим треножником?
– Завтра вернете, завтра! – отмахнулся Виктор, устремляясь за гадалкой.
Жозеф прошел несколько метров прогулочным шагом и остановился, сделав вид, что его чрезвычайно увлекло представление на очередном помосте: там шимпанзе в костюме повара готовила еду для пони. Все это время молодой человек не выпускал из виду Мельхиора Шалюмо. А тот купил билет на остановке, и вскоре омнибус отправился в путь к площади Сент-Огюстен.
Первое, что бросилось в глаза Виктору за витриной кафе, куда только что вошла Королева Маб, – это огненная грива Ламбера Паже. Шея его по-прежнему была перевязана. Паже поднялся з-за столика навстречу гадалке, они заказали две кружки пива и принялись что-то оживленно обсуждать. Усевшись на лавочку, Виктор погрузился в мечты о проекционном аппарате, который собирался выставить на продажу хозяин ярмарочного павильончика. От усталости его быстро сморило, голова свесилась на грудь. А очнулся он, лишь когда мимо промчалась шумная крикливая компания. Виктор вскочил – Ламбер Паже все еще сидел в кафе, но за его столиком больше никого не было. Виктор бросился в узкий проход между двумя каруселями – в конце его как ни в чем не бывало стояла Королева Маб и неодобрительно разглядывала «стрелку» на своем чулке. Покачав головой, она пристроилась в очередь пассажиров, ожидавших на остановке трамвай маршрута G. Виктор, сгибаясь под тяжестью фотоаппарата, домчался до остановки и успел запрыгнуть на платформу трамвая в самый последний момент.
За окнами трамвая на всем пути от площади Нации до Шарантонских ворот нескончаемо тянулись улицы, возносившие дома-утесы к серому небосводу. И куда ни глянь – рельсы, пустыри, неприютность. Промчался поезд Париж – Лион – Марсель в сером, как небо, облаке пара. Кое-где еще уцелели трущобы, до которых не добрались торговцы недвижимостью; покосившиеся двери и распахнутые окна с помятыми занавесками являли взору убогое нутро квартирок.
Виктору, спрыгнувшему с подножки трамвая на мостовую, почудилось, что он попал в параллельный мир. Для многих Париж – город блеска и роскоши, прочее остается за кадром, а здесь – живые изгороди из хмеля и барбариса вокруг каких-то лачуг, над ними вдалеке громоздится темной горой дымящая фабрика…
Королева Маб шагала быстро – сохранять дистанцию Виктору было трудно, приходилось даже нагонять. По пути к нему пристала престарелая любительница абсента – он бросил ей монетку. Королева Маб маячила далеко впереди смутным силуэтом. Он прибавил шаг, почти пробежал вдоль фортификаций, нырнул в потерну[373], выскочил по другую сторону стены укреплений и оказался у кладбищенской решетки; вокруг волновалось море трав и сорняков. Чуть поодаль из этого моря прибрежным, источенным приливами валуном торчал ветхий домишко. Насколько хватало глаз, это было единственное жилище в округе. Неужели Королева Маб вошла туда?.. Виктор, не обнаружив в пределах видимости объекта слежки, со всех ног устремился по ухабистой тропинке, подскользнулся в размокшей грязи и растянулся на животе. Ударом о землю из легких выбило весь воздух. Уткнувшись лицом в локоть, он услышал женский голос:
– Матушка! Матушка, ты дома? Это я, Жозетта!
Виктор отдышался наконец, кое-как поднялся и первым делом проверил, не пострадал ли фотографический аппарат. Вроде бы все было в порядке, ничего не сломалось. Теперь он не только слышал, но и видел Королеву Маб: она изо всех сил колотила в закрытые ставни домишки, потом повернулась и прошла вдоль стены – ее скрыли кусты сирени. Виктор незаметно проник в заросший, неухоженный сад, посреди которого стоял колодезный сруб, и осмотрелся. Королева Маб ломилась в растрескавшуюся, опечатанную дверь:
– Матушка, ты где? Я к тебе пришла!
Она бросилась назад, к тропинке, и Виктор поспешно шмыгнул в кусты сирени.
– Зря вы тут надрываетесь, старушка переехала.
Королева Маб встала как вкопанная, едва не сбив с ног толстячка на деревянной ноге и с барабаном на перевязи.
– Вы кто такой?
– Когда-то я был глашатаем, – охотно принялся рассказывать толстячок. – Бил в барабан и зачитывал вслух постановления муниципального совета. А потом все оповещения начали печатать в типографиях и расклеивать на стенах, вот я и остался не у дел. Ну мне сразу, как водится, под зад коленом – мол, выметайся. Но барабан я им не отдал!
– Да наплевать на ваш барабан! – надвинулась на него Королева Маб. – Полгода назад в этом доме жила мадам Арбуа. Куда она переехала?
Толстячок ткнул пальцем в сторону кладбища.
– Матушка умерла? – попятилась гадалка. – Когда?!
– Вы что же, дочка ей, что ли?
Читать бесплатно другие книги:
