Многобукаф. Книга для (сборник) Бормор Петр
— Продолжай, — кивнул командир.
И Маленький Трубач, отложив Иерихонскую, взял вторую трубу. Под её звуки, торжественные и чарующие, из города вышли вереницей дети — невинные создания, которых было решено пощадить.
— Вот теперь можно и повоевать! — потер руки командир и дал сигнал двигаться в атаку.
Маленький Трубач радостно улыбнулся, откинул со лба светлую челку и поднес к губам третью, витую трубу Армагеддона.
— Ну что «мее», что «мее»? Козел ты, Иванушка!
— Мее.
— Говорила я тебе, не пей из козлиного копытца. А ты? Потерпеть не мог?
— Мее.
— Вот именно.
Аленушка шагала по тропинке, сердито размахивая корзинкой, Иванушка понуро плелся следом.
— Сам ведь знаешь, что бывает, когда выпьешь из чужого копыта. И всё равно пьешь. Кто ты после этого, не козел?
— Мее.
— А я говорю, козел. Учишь тебе, учишь, воспитываешь…
Иванушка не выдержал и, подавшись вперед, боднул Аленушку ниже талии острыми рожками.
— Ай! А вот кого я сейчас хворостиной огрею!
Иванушка проворно отскочил в сторону и показал длинный козлиный язык.
— Не корчи рожи, — строго нахмурилась Аленушка, — а то таким и останешься. Хотя…
Она махнула рукой.
— Ну ты хоть понял, в чем была твоя ошибка? Будешь впредь меня слушаться?
— Понял, — кивнул козленок. — Надо было с самого начала тебя не слушать, напиться из первой лужи. Был бы сейчас конём.
— Тьфу на тебя. И вообще, замолчи, козлы не разговаривают.
Иванушка пожал плечами и взмемекнул.
— Вот, так уже лучше.
Аленушка развернулась и пошла дальше по тропинке; до дома оставалось уже недалеко.
— Ничего, — с угрозой в голосе бормотала она. — Я еще сделаю из тебя человека.
Иванушка вздрагивал, но покорно шел за сестрой. В лесу всё-таки волки…
Аленушка завела братца во двор, велела никуда не отходить, и ушла в избу. Через минуту она вернулась с ковшом воды. Сняла лапоть, с силой вдавила пятку в глинистую землю и налила в ямку воды.
— Давай, пей.
Козленок подозрительно присмотрелся к следу. След был маленький и узкий, явно женский. Иванушка вздохнул, скривился, но послушно выпил.
— Ну вот, теперь ты снова человек.
— Сама ты человек!
— Безусловно.
Иванушка шмыгнула носом.
— И долго мне теперь так девчонкой ходить?
— Не нравится? Могу исправить! — сестрица Аленушка многозначительно указала на козьи следы, оставленные братцем. — Да ладно тебе, всё не так страшно. Потерпи немножко, авось приедет добрый молодец ко мне свататься, обязательно во дворе наследит.
— Тебе хорошо рассуждать, — насупилась сестрица Иванушка. — А если он приедет свататься ко мне?
Математик сидел за рабочим столом, обреченно сжимая голову ладонями. В голове гудело.
— Ну почему ничего не получается? Такое простое уравнение… Нутром чую, что всё правильно! А доказать не могу.
Математик застонал. Не справиться с такой ерундой! Если кто-нибудь только узнает!.. Ему представились лица товарищей, снисходительные усмешки, укоризненные взгляды разочарованных учеников. Позор, позор!
Математик смахнул слезу, воровато огляделся и, взяв в руки перо, вывел на полях тетради: «Я нашел воистину удивительное доказательство…»
Ученик отложил заступ, вытер пот со лба и водрузил над свежей могилой Учителя угловатый камень.
— Покойтесь с миром, — произнес он с поклоном, повернулся и пошел домой. Домой… как странно звучит: «дом». Место, где он жил последние годы с Учителем. И где теперь ему предстоит жить одному. Этого Ученик представить не мог.
«Не верь в эти сказки про реинкарнацию, — говорил Учитель перед смертью. — Природа не настолько расточительна, чтобы из раза в раз возрождать одного и того же скучного старого хрыча. Зачем, когда в ней царит такое многообразие? Это же гораздо интереснее!»
Ученик потряс головой. Зачем Учитель это сказал? И как такое может быть — мир без Учителя?
Он распахнул дверь хижины. Вот постель, на которой спал Учитель. Вот его старые сандалии. Рукописи, исписанные тонким рваным почерком. На всём лежит отпечаток его неповторимой личности. В каждый предмет, сам того не желая, Учитель вложил по кусочку себя. А как же иначе?
Ученик провел пальцами по столу. Вот на эту царапину он смотрел, когда Учитель толковал ему о добре и зле. А это чернильное пятно осталось с тех пор, как он пытался записать за Учителем особо сложное рассуждение о природе трусости. А вон тот сучок в стене…
Ученик поднял руку и с удивлением посмотрел на свою ладонь. «Учитель умер? А я — жив? Как такое может быть? Если даже камешек на полу помнит Учителя, если даже в гнутой оловянной ложке он продолжает жить… да сколько он вложил себя в эту ложку? А сколько вложил в меня? Сколько своей мудрости, своих мыслей, своего характера…»
Ученик подошел к тусклому зеркалу на стене и улыбнулся отражению.
— Здравствуйте, Учитель.
— Натуральная кожа, — с гордостью представил Портной.
Я только усмехнулся и потрогал материал.
— Верю, что натуральная. Грубоватая она какая-то…
— Ну так Вы же мужчина, какая Вам разница?
— Большая. А впрочем. Вы правы. Никакой.
— Ну вот видите. А тонкий материал у нас весь пошел на женские модели.
— Можно на них посмотреть?
— Ха! — фыркнул Портной. — Посмотреть ему… Нет. Нельзя.
Он покачал головой, выволок модель из стеллажа и поставил прямо передо мной.
— Вот. Ваш заказ.
Я уставился на готовое изделие, силясь представить, что вот его мне придется носить.
— Сейчас индивидуальные заказы снова вошли в моду, — доверительно сообщил Портной. — Но все равно мало, мало! Да и те, кто заказывает, никакого понимания не имеют. Так редко встретишь теперь человека, который бы носил свое тело с достоинством!
Я кивнул, продолжая придирчиво изучать свое будущее приобретение.
— Тела, они же бережного отношения требуют, — вещал меж тем Портной. — А вы посмотрите, во что их превращают. Складки, потертости, штопки! Рвут, мнут, царапают. И мы же потом оказываемся виноваты! А тело — за ним ухаживать надо. На ночь сложить аккуратно, утром почистить, плечики расправить… Разве ж кто сейчас это понимает?
— Угу, — кивнул я невпопад и обратил внимание Портного на меховую опушку модели. — Здесь вот проплешина, на подбородке, и мех какой-то невзрачный. Редкий, жесткий, да еще и с проседью.
— Мех черно-бурый, — быстро отозвался Портной. — С искрой. Сейчас так модно.
— А почему один глаз выше левого? И правое плечо короче?
— А Вы себя видели? — едко спросил Портной. — Форма точно подогнана под содержание, мы свое дело знаем.
— Точно подогнана, говорите?
— Да! А если не нравится, идите и покупайте себе стандартную модель. Вон, в лавке напротив, штабелями уложены.
Я внутренне содрогнулся. В лавке напротив я уже был, и зрелище тысяч безликих среднестатистических тел произвело на меня угнетающее впечатление.
— Ну, все-таки, знаете, какое-то оно неприглядное. Неудобное с виду.
— Зато основа прочная! — с вызовом заявил Портной. — Удар хорошо держит.
Он взял железный метр и с размаху приложил тело по голове. Что-то хрустнуло.
— Швы разошлись, — заметил я.
— Заштопаю, — с готовностью предложил Портной. — Ничего и видно не будет.
Я молча кивнул. Особо привередничать не приходилось; раз уж выбрал изделие подешевле — терпи. Чуть в стороне рядами стояли надежные, добротные тела из высококачественных материалов — каждое уникальное, индивидуальной подгонки, штучный выпуск. Но мне это было не по карману. Тем более и кармана-то еще не было.
— Набивка-то хоть хорошая?
— Нормальная набивка, — пожал плечами Портной. — Немножко того, немножко другого. Как обычно.
— А?
— Да Вы померьте, — предложил Портной.
Я натянул тело на себя и повертелся перед зеркалом.
— Ну как, удобно?
— В плечах узковато, — пожаловался я, — и грудь жмет.
— А живот? — обеспокоенно спросил Портной.
— Живот — нормально. Просторный.
— Это главное, — Портной сразу успокоился. — Ну как, брать будете?
— Буду.
— Очень хорошо, — просиял Портной. — Снимайте, я упакую.
Я снял тело, и Портной ловко сложил его в несколько раз, уложил в конвертик и перевязал голубой ленточкой.
— Старайтесь не мочить его в холодной воде, — предупредил Портной, — оно этого не любит. И на солнце долго не держите.
— Я постараюсь.
— Берегите голову, на всякий случай.
— Хорошо.
— На синие глаза гарантия пять лет.
— В смысле?
— Ну, это уцененная модель. Через пять лет эксплуатации они выцветают, становятся из синих серыми. Да Вы не беспокойтесь, хуже видеть не станете. Только не переутомляйте их и купите противосолнечные очки.
— Ладно.
— Что еще? А, неважно. Вот Ваш заказ. Как платить будете?
Я вывалил на прилавок всю наличность. Портной брезгливо скривился.
— Мда… Ну ладно. В конце концов, эти монеты еще в ходу.
Он собрал с прилавка любовь и дружбу, ссыпал в карман позвякивающее здоровье, сгреб, не считая, мелкое и среднее житейское счастье, а несколько жалких ломаных грошей оттолкнул обратно ко мне.
— Сдача.
— Спасибо.
— Пожалуйста.
— Извините… а можно один вопрос?
— Хм?
— Ведь есть же на Земле люди, которые и красивы, и богаты, и счастливы. У них куча друзей, их все любят, им рады в любой компании. Многие из них талантливы и успешны. Чем же они расплачиваются?
— Ах, эти! — засмеялся Портной. — Они заказывают одежду у другого производителя.
Однажды воины Хрумба шли через узкое темное ущелье. И услышали впереди за поворотом странный пугающий шорох.
Вождь послал вперед самого смелого воина, посмотреть, что там. Прошло некоторое время, и воин вернулся из-за поворота, весь окровавленный; он смог только сказать: «Там был пещерный медведь, я убил его!» — затем упал и умер.
Но шорох не смолк, и встревоженный вождь послал другого воина — посмотреть, что же теперь шуршит.
Второй разведчик тоже вскоре вернулся весь в крови, прошептал: «Там прятался тигр, я его убил!» — и тоже умер.
Но шорох не смолк, и воины Хрумба встревожились еще больше, никто не хотел идти дальше.
Тогда вождь решил послать самого никчемного из своих воинов. Этот отсутствовал всего несколько минут, а затем шорох смолк. Воин появился из-за поворота, держа за хвост убитую крысу: «Путь свободен, можно идти».
Этот воин стал считаться величайшим героем племени. Ибо всякий мужчина Хрумба может отыскать и убить прячущегося тигра. Но не всякий сможет опознать и убить страх.
— Это всё ты виновата, — злобно прошипела Ведьма.
— Я?! — возмутилась Добрая Фея.
— А то кто же? Это ведь ты отменила моё благословение.
— И ты называешь это благословением? Умереть в 16 лет от укола веретеном?
— Дура! Я же не о благе принцессы заботилась, а о благе народа. Ну, выросла она, ну, стала королевой. И кому это пошло на пользу?
— Ну, хватит! — рявкнула Королева Червей. — Палач, отрубить им головы!
— Итак, ты спас ребенка из огня.
— Спас.
— А сам погиб?
— Да, вот так получилось.
— Понятно. Ты уже знаешь, что от этого твоего поступка зависела дальнейшая судьба мира?
— Да, мне уже сказали.
— Ну хорошо… Давай посмотрим, что получилось. Страница 128396350992-я, шестой абзац. Угу. Из этого ребенка вырастет великий злодей, теоретик и практик геноцида, кровавый диктатор. Ну что ж, тебя можно поздравить.
— Значит, из-за меня Зло победит?..
— Это пока неизвестно. Но вот если бы ты не полез спасать из огня постороннего ребенка — можно было бы сказать, что Зло уже победило.
Принцесса вздрогнула от поцелуя и открыла глаза.
— Уже?
— Уже, — эхом отозвался рыцарь в белом.
— Спасибо.
— Не за что.
Принцесса села на кровати и улыбнулась.
— Как долго я тебя ждала… лет сто, наверно.
— Дольше, — ответил рыцарь.
— Триста?
Рыцарь помолчал, потом неохотно выдавил из себя:
— Дольше. Гораздо дольше.
— Ааа… — Принцесса неловко поежилась. — Ну… ты всё-таки пришел. Мой рыцарь на белом коне.
Рыцарь криво усмехнулся и бросил взгляд за окно, где пасся на дворцовой клумбе его конь.
— Он не белый, — тихо произнес рыцарь. — Он просто бледный.
Тезей шагал по лабиринту, держа наготове меч. Где-то впереди его ждал Минотавр, которого надо убить. Сквозь пальцы левой руки убегала и ложилась на пол тонкая шелковая нить, даря надежду на возвращение.
Одно лишь настораживало: таких нитей под ногами валялось подозрительно много…
— Эй, Василиса!
Змей вложил шесть пальцев в пасти и оглушительно свистнул.
— Чего тебе? — высунулась с балкона Василиса.
— Я подарок тебе принес. На, лови!
Змей закинул на балкон трепыхающийся сверток.
— Традиция такая есть, — пояснил он. — Ужин отдавать врагу. А ты ж у меня — самый гнусный враг!
— Ну спасибочки. А что там?
— Не «что», а «кто». Иван-царевич там. Конь был на обед, а молодец — на ужин. Ладно, приятного тебе аппетита, а я пошел.
Змей развернулся и потрусил прочь. Василиса развязала сверток, заглянула внутрь, подозрительно пощупала подарок и завязала снова.
— Эй, слуги мои верные! — позвала она. — Отнесите это на кухню. Накормить, напоить, в баньке попарить. И подать мне ужин в постель.
— Уже скоро, Джимми, — бормотал Бен Ган, продираясь сквозь заросли. — Еще несколько минут — и мы выйдем на место. Да-да, я совершенно уверен, что это где-то здесь. Флинт мне сам рассказал. Конечно, старый шакал был при смерти и бредил, но у меня было достаточно времени, чтобы разобраться. Хе-хе, уж чего-чего, а времени у меня точно было достаточно!
— Как сейчас помню, — продолжил он, на ходу вытирая пот рукавом, — Флинт доживал свои последние часы, и Сильвер ни на шаг от него не отходил. Но даже Сильверу иногда надо отлучиться… ну, ты понимаешь меня, Джимми. И я улучил момент, зашел в каюту Флинта. Флинт умирал страшно, он весь горел, в его глазах стояло безумие. Но он узнал меня и подозвал к себе — таким властным голосом, как будто и не был болен. «Слушай! — прошептал он. — Всё… сложено… сто сорок восемь… от семи… тысяча двести два… от Б… как Бернард… два с половиной метра… до центра… вход закрыт взрывом… повтори…» Я повторил, Флинту не понравилось, я повторил снова, но Флинт меня уже не слышал, он опять начал бредить. Требовал, чтобы ему подали соль, потом захотел воды. Под конец он и вовсе перешел на бессвязные выкрики, я испугался и выбежал из каюты, едва не попавшись Сильверу. А через час Флинт умер.
Бен Ган тонко захихикал и, раздвинув кусты, указал рукой:
— Здесь, Джимми. Здесь старый Флинт закопал наше звонкое золото!
— Крррэкс-пэкс-фэкс! — торжественно проорал попугай.
Впереди, на поляне, широко раскинув усыпанные пиастрами ветви, зеленело Золотое Дерево.
Старый Том, позевывая и шаркая шлепанцами, спустился по лестнице и открыл дверь. В прихожую тут же ворвался закованный в латы рыцарь с обнаженным мечом и полубезумным взором.
— Где он?!
— Кто? — спросил Том, зябко ежась от сквозняка в линялый халат.
— Черный Колдун. Где его покои?
— Ааа… — Том зевнул и махнул рукой в сторону лестницы. — Там, на втором этаже.
Рыцарь помчался наверх, грохоча сапогами и перепрыгивая через ступеньки. Том пожал плечами, закрыл дверь и неторопливо поднялся следом за рыцарем.
— Где он? — набросился на Тома рыцарь. — Его здесь нет!
— Хм? — приподнял брови Том.
— Я нашел его спальню, постель еще теплая! А вот его одежда! — Рыцарь сунул Тому под нос черную мантию, зажатую в потном кулаке. Том мягко отстранил кулак от своего лица.
— Если бы ты поменьше шумел, — укоризнено произнес он, — Колдун бы и сейчас спокойно спал в своей постели.
— Но ведь он только что был здесь, — наседал рыцарь. — А где он теперь?
— Да где угодно, — пожал плечами Том. — Это же колдун.
— Ты хочешь сказать, что он может находиться прямо здесь? Невидимка?
Рыцарь резко развернулся и махнул мечом вокруг себя.
— Осторожно, в меня не попади, — попросил Том.
Рыцарь злобно выругался и сплюнул на постель Колдуна. Том поморщился.
— А зачем тебе Колдун? — спросил он.
— Чтобы убить, конечно, — рыцарь даже удивился такому странному вопросу.
Том задумался, потом уважительно кивнул.
— Понимаю. Ну что, тоже неплохое развлечение.
— Я для пользы дела!
— Еще лучше.
— Ты не понимаешь! Я — рыцарь, я давал обет бороться со злом…
— А Черный — обязательно значит плохой? — перебил Том.
— Конечно! — воскликнул рыцарь, и тут же смутился. — Ой, извини…
— Ничего, я привык, — холодно отозвался Том.
— Я не расист, ты не подумай… — начал оправдываться рыцарь.
— Спасибо, я понял.
Том подошел к зеркалу и провел пятерней по курчавым волосам.
— Вы, белые люди, мыслите стереотипами. Черное — белое, добро — зло, Тьма — Свет. А на то, чтобы представить себе черный свет или добрую тьму — вашей фантазии уже не хватает.
— Красиво говоришь, — усмехнулся рыцарь. — От Колдуна наслушался? Ты, кстати, давно у него служишь?
Том задумался.
— Да сколько себя помню, пожалуй. С рождения.
— Готовишь, стираешь?..
— Угу. И в квартире убираюсь.
— Ясно.
Рыцарь переступил с ноги на ногу.
— Как думаешь, сегодня Колдун еще вернется? — спросил он Тома.