Страсть в жемчугах Бернард Рене
– Потребуется какое-то время, чтобы найти нужную позу. Но я не хочу, чтобы портрет был обыкновенным, мисс Бекетт. Я буду ждать нужный момент.
– Нужный момент?
– Когда придет вдохновение. Но не беспокойтесь, так обычно и случается.
– Вы говорите слишком уверенно. – Элинор нервно коснулась волос, водворяя на место выбившийся завиток. – А что, если этого не случится?
– Тогда мы будем часами ждать, и я выплачу вам штраф, когда время контракта закончится.
Но Джозайя об этом ничуть не тревожился. Черт, да он уже вдохновился! Хотя… Эта женщина стоит перед ним в своем лучшем платье для визитов, но ясно, что зеленый габардиновый наряд не предмет мечтаний художника, не тот туалет, от которого можно в обморок упасть. Что ж, тогда…
– Сюда, мисс Бекетт. Постарайтесь сесть лицом к столу и к мольберту.
Элинор послушно поднялась на помост и устроилась на диване, усевшись с чопорностью герцогини. Разгладив юбки, ждала.
Джозайя чуть подвинул жаровню – не только для того, чтобы гостье было теплее, но и на всякий случай, чтобы, забывшись, не опрокинуть, если ему понадобится подойти и поправить позу модели. Он отмахнулся от серой пелены, которая сегодня грозила особенно густо затуманить его зрение, и сосредоточился на лице Элинор. Минуту спустя он зажег на столе все свечи и осмотрелся, чтобы оценить освещение.
Эффект был поразительный.
Даже при том что волосы Элинор были убраны назад, он видел, как пламя отражалось в каждом ее медном локоне, глаза же сияли необычайной красотой.
– Если вы не возражаете, мисс Бекетт, я стану позади вас и посмотрю, нельзя ли улучшить фон.
Он снял со стены веревку и натянул ее от щеколды на окне до ближайшей колонны позади Элинор. Потом набросил на веревку черную ткань в виде драпировки и обошел модель кругом, чтобы снова проверить освещение.
– Так я выгляжу лучше? – спросила Элинор.
– Да, немного помогло, теперь свет не рассеивается. – Джозайя наклонил голову, изучая, как свет падает на лицо девушки. – Вы можете еще немного повернуться? Вот так… – Он указал направление.
Элинор послушно повернулась, и художник снова стал за ее спиной.
– Вы позволите?..
Она кивнула, и он осторожно коснулся ладонью ее спины между лопатками, так что она чуточку подалась вперед. Его чувствительные пальцы ощутили то, что можно было бы описать как инженерную конструкцию повышенной жесткости, – корсет с металлическими вставками. Эта женщина была не из тех, кто рискует своей добродетелью в кружевах и пластинках из китового уса.
– Какая у вас чудесная осанка, мисс Бекетт.
– Вы надо мной смеетесь, мистер Хастингс.
Он улыбнулся.
– Только самую малость. – Отступив в сторону, Джозайя увидел ее ответную улыбку. – Если нам предстоит много времени провести вместе, то, думаю, это хороший знак, что мы можем сообща посмеяться.
– Я думала, что искусство – дело серьезное.
– А теперь кто над кем смеется?
Элинор откровенно рассмеялась – чопорная леди, на миг сбросившая путы этикета, – и у Джозайи перехватило дыхание от ее безыскусной красоты.
– Вы начинаете рисовать только тогда, когда приходит вдохновение? – спросила она неожиданно.
– Сначала я делаю набросок. И рисую несколько эскизов на бумаге, пока не решу, что можно перейти к холсту. Полагаю, что и сейчас я поступлю именно так.
– Я спросила… просто из любопытства. У нашего соседа был его портрет, но он был такой… непривлекательный человек. Но, думаю, это не важно. Ведь портреты – они для потомков?
«Ну разве не уникальная женщина?» – мысленно улыбнулся Джозайя.
– Эх, если бы люди задумывались об эстетике, прежде чем настаивать на том, чтобы их замечательный дядюшка Уолтер непременно оставил свой портрет… – Джозайя присел на край стола, чтобы на минуту вытянуть ноги. – Я видел слишком много портретов людей – теперь уже давно покойных, – которые постоянно пугали потомков, следя за ними из рамы, куда бы те ни встали. Черт, я и сам подумывал нарисовать парочку таких, когда мне нужны были деньги!
Элинор нахмурилась в ответ на его высказывание, но искорки в ее глазах свидетельствовали о том, что она оценила шутку.
– Но вы же никогда этого не делали… И я попрошу вас не придавать мне такой пугающий вид.
– Сделаю все, что в моих силах. – Джозайя скрестил на груди руки и попытался затронуть более деликатные темы, пока его модель чувствовала себя непринужденно. – А можете вы… принести завтра свою одежду, чтобы мы смогли выбрать что-нибудь для работы?
Элинор улыбнулась.
– Предупреждаю вас: в моем гардеробе нет ничего волшебного. У меня всего три платья, и… – Она вздохнула. – И одно из них совершенно не подходит.
– Почему?
– Это то самое злосчастное красное платье, и я не хочу позировать в нем!
– Понятно. – Джозайя прикусил губу, обдумывая ситуацию. – А жаль… Вы бы выглядели в красном ошеломляюще, мисс Бекетт. Я знаю, что этот цвет вызывает ассоциации…
– Я буду выглядеть как блудница! И это вовсе не ассоциация, а факт, мистер Хастингс!
– Вы не блудница, и это главное. Более того: если вас оденут в пурпур, то это не сделает вас императрицей.
Его логика была безупречной, но Элинор с трудом принимала ее – как и признавалась в том, что она уже колебалась.
– Но если красное вас так беспокоит, – продолжал Хастингс, – то мы просто купим вам новую одежду и…
– Нет, исключено! Я не позволю мужчине покупать мне одежду. Хозяйка магазина вообразит… Женщине не подобает принимать такие подарки от малознакомого мужчины.
– Тогда – красное. Согласен. Я понимаю и поддерживаю ваши моральные принципы и мужественное решение. – Джозайя встал, словно дело было улажено, подошел к столу и начал переставлять баночки с красками и кистями в поисках угольного карандаша.
– Сп-пасибо, мистер Хастингс.
Он перехитрил ее, и они оба понимали это. Заметив румянец на щеках девушки, Джозайя едва не отказался от своей маленькой победы.
«Мне уже грозит опасность опьянеть от этой женщины, – думал он. – Господи, пожалуйста, позволь мне нарисовать ее».
Глава 8
Элинор сняла в холле гостиницы шляпку и пошла вверх по лестнице; причем ее шаг был гораздо легче, чем накануне. Первый день перед глазами мистера Хастингса показал, что ее страхи оказались беспочвенными. Не было ни косых взглядов, ни предосудительных намеков. Он спрашивал позволения всякий раз, когда ему нужно было подойти к ней или прикоснуться, чтобы поправить позу. И эти прикосновения были… мимолетные, мягкие, без всякой непристойности.
В мастерской художника она даже развеселилась и забыла о своем беспокойстве. Мистер Хастингс превратил их работу в весьма приятное занятие. Элинор сидела на диване и совершенно не замечала времени. Джозайя же рисовал, занимая ее беседой. Он сидел в нескольких футах от помоста и иногда, как и обещал, просто смотрел на нее, словно изучал.
Выдержать его пристальный взгляд оказалось самым трудным делом. Никогда ни один мужчина не смотрел на нее так, как он, и странный жар в его взгляде согревал ее. Но во взгляде Джозайи было нечто большее, чем восхищение. Она назвала бы это поклонением, если бы позволила себе столь экстравагантную мысль. Однако Элинор знала: практичные и независимые женщины не одобряют подобных причуд.
И не радуются неожиданной возможности рассматривать мужчину, потому что… Ох, чем дольше смотришь на Джозайю Хастингса, тем красивее он становится. Так что Элинор изо всех сил старалась не слишком уж на него таращиться. Но искушение было весьма велико, когда он опустился на колени рядом с диваном, чтобы начать новый набросок; опустился достаточно близко к ней, так что она могла во всех деталях рассмотреть его восхитительную фигуру.
«Как странно он выглядит… Рафинированный джентльмен, но в то же время – немного отшельник. Мы ведь в сердце Лондона, а он… будто только что вышел из дебрей Уэльса», – думала Элинор.
Джозайя работал, пока у него пальцы не почернели от угольного карандаша и зимний свет не начал блекнуть. «Он очень увлекся», – предполагала, дрожа от холода, Элинор.
Наконец угли в жаровне догорели, и художник, заметив, что модель от холода дрожит, с тысячами извинений закутал ее в пальто и шаль, после чего проводил вниз, к карете, с уверениями, что они завтра продолжат. И на прощание в последний раз напомнил, чтобы она принесла красное платье.
Подходя к своим апартаментам, Элинор вытащила из кармана ключ, которым снабдила ее миссис Клей, и обнаружила, что дверь… уже отперта.
– Я ведь ее тщательно запирала сегодня утром… – пробормотала Элинор. И, встревожившись, распахнула дверь, высматривая злоумышленника, который мог где-то спрятаться.
Знакомая светлая головка вынырнула из-за кресел перед камином, и Элинор не сумела сдержать возгласа удивления, но постаралась быстрее оправиться и ободряюще улыбнулась мальчику. В конце концов, он любимец миссис Клей, и Элинор не хотела, чтобы он считал ее грубой или бесчувственной.
– О, моя компаньонка!.. Вчера вечером я не могла поприветствовать знаменитого Талли, о котором столько слышала.
Он казался слишком маленьким для своего возраста, если миссис Клей не ошиблась и ему действительно двенадцать. Но щеки у него были розовые и круглые, а голубые глаза светились здоровьем, так что Элинор не сомневалась: причина его небольшого роста отнюдь не в недостатке питания. Мальчик насторожился, как маленький солдат, но в нем не было страха – скорее он казался шаловливым домашним эльфом.
Талли указал на угольное ведро, показав, что оно сейчас пустое, потом ткнул пальцем в шнурок звонка и в себя, и все время улыбался, прежде чем заняться своим делом.
Элинор начала снимать пальто, и тут кто-то вдруг ворвался в комнату.
– Мисс Бекетт, с вами все в порядке?!
Такого крупного человека Элинор никогда в жизни не видела, и если бы Талли уже не удивил ее, то она бы сознание потеряла от неожиданности. Мужчина был почти семи футов ростом – стройный широкоплечий мускулистый гигант с такими пугающими габаритами, что аж дух захватывало.
Но практичной женщине оставалось только примириться с таким количеством событий за один вечер, поэтому Элинор, стараясь успокоиться, ответила:
– Да, я в порядке, просто испугалась… Я не ожидала встретить здесь юного мистера Клея.
– А… – Майкл Радерфорд мгновенно шагнул назад, ретировавшись почти так же быстро, как появился.
– Талли, извини меня… Сожалею… – пробормотала Элинор, повернувшись к мальчику.
Не обращая внимания на разыгравшуюся позади него драму, Талли с улыбкой поднял тряпку, на которую становился, прикрывая ковры, когда работал, и поклонился.
– Да. Спасибо. – Элинор очень четко выговаривала слова, хотя это едва ли имело какое-нибудь значение. – Миссис Клей сказала, что ты хозяйственный. Спасибо за уголь, Талли.
Мальчик кивнул, снова поклонился и тотчас исчез.
Элинор села и шумно перевела дух. Немного успокоившись, решила: нет более подходящего времени для того, чтобы выяснить отношения с соседом и убедиться, что он не станет вбегать каждый раз, когда она споткнется или Талли напугает ее.
Пригладив волосы, Элинор вышла из комнаты и направилась к двери мистера Радерфорда. Постучала – и дверь тут же распахнулась. Выражение лица у мистера Радерфорда было немного глуповатое. Казалось, он смутился. Элинор внимательнее присмотрелась к своему потенциальному защитнику, и гигант оказался… не таким уж пугающим. В его буйных кудрях мелькала седина, но он был совсем не стар. Да, тверд как гранит, но в его темных глазах была покорность – казалось, он готов выслушать любой упрек.
– Чем могу служить, мисс Бекетт?
– Я как раз собиралась попросить миссис Клей представить нас друг другу. Ведь мы с вами соседи, мистер Радерфорд, но… Поскольку мы уже, похоже, познакомились, я не могу допустить, чтобы у вас сложилось обо мне неверное впечатление. Я не собираюсь казаться неблагодарной за вашу попытку… спасти меня.
– Вовсе нет. Это я… Вы явно не нуждаетесь в том, чтобы вас спасали.
– Но вы ведь подумали, что нуждаюсь? – спросила Элинор, немного озадаченная. – Вы всегда так… быстро реагируете на опасность, сэр?
– Ужасная солдатская привычка, мисс. Я борюсь с ней. Я был в холле и как раз поднимался по лестнице, когда услышал, что ваша дверь приоткрылась. Естественно, когда вы вскрикнули, я не мог не отреагировать.
– Это очень любезно с вашей стороны, мистер Радерфорд, но, надеюсь, вы понимаете, что я не могу постоянно нервничать из-за того, что вы кинетесь сражаться с невидимыми убийцами, если я за шитьем уколю палец. Могу я попросить вас в будущем воздержаться от вторжений?
Он буквально съежился перед ней до размеров виноватого ребенка и с несчастным видом кивнул:
– Да, мисс.
Новая мысль внезапно пришла ей в голову.
– Мистер Хастингс просил вас приглядывать за мной, или, скорее, прислушиваться?
Он ответил не сразу.
– Хастингс, возможно, кое-что сказал… Я не телохранитель, мисс Бекетт.
– Понятно. Вот и хорошо. Поскольку я в нем не нуждаюсь, мистер Радерфорд, вам следует успокоиться. Надеюсь, теперь, когда я ясно дала понять, что способна сама позаботиться о себе, вы сможете наслаждаться досугом, сэр.
Великан с торжественным видом кивнул:
– Да, мисс Бекетт. Конечно.
– Тогда доброй ночи. – С неловким делом было покончено, и Элинор расслабилась. – Приятно было с вами познакомиться, мистер Радерфорд.
– И мне приятно. Спасибо, мисс.
Еще больше смутившись, великан закрыл дверь, и Элинор, едва не рассмеявшись, вернулась к себе.
«У независимости есть свои награды! – воскликнула она мысленно. – Я явно храбрее, чем думала».
Элинор с улыбкой закрыла и заперла дверь, удивляясь собственной дерзости.
Майкл Радерфорд почесывал в затылке, пытаясь осознать, что произошло. Маленькая красотка Хастингса только что устроила ему выговор и откровенно предупредила, что ничего подобного больше не потерпит.
Ну что ж… Оставалось лишь надеяться, что Джозайя имел представление о том, во что ввязался. Потому что, судя по всему, эта женщина не собиралась мириться с мелочной опекой.
– Думаю, ты поймал тигрицу за хвост, дружище – пробормотал Майкл с усмешкой. – И если не будешь осторожен, то, возможно, сумеешь выжить и рассказать потом эту историю.
Глава 9
Джозайя взглянул на красное платье, которое Элинор робко держала перед собой, и мгновенно понял, что сделал правильный выбор.
– Женщины с рыжими волосами обычно избегают нарядов такой расцветки, мистер Хастингс, – пояснила она, поглаживая мягкий бархат. – Я буду в нем выглядеть… как помидор.
– Не будете. – Подойдя к двери, Джозайя открыл ее и позвонил в колокольчик, который стоял на столике в коридоре. Здание строилось не для того, чтобы жить в нем, поэтому тут не было надлежащих удобств. Обычно Джозайя просто кричал с лестницы, но сейчас решил не демонстрировать столь грубоватые повадки перед своей чувствительной моделью. – Я сегодня помидоры не рисую.
– Какое облегчение! – рассмеялась Элинор.
– Мисс Бекетт, я ненавижу поднимать денежные вопросы, но вряд ли будет неприличным, если я заплачу вам за позирование скромный аванс. Вы не можете бедствовать и не иметь возможности купить себе…
– Нет, мистер Хастингс! Вы уже заплатили за мой кров и стол, и, что бы вы ни говорили, это щедрость, на которую я не рассчитывала. Аванс был бы…
– Справедливым? – с озорной улыбкой подсказал Джозайя, прекрасно сознавая, что Элинор не собирается уступать. – Немного запоздалым?
– Излишним! Условия соглашения, которые вы изложили за обедом, совершенно четкие. И я не имею желания вносить путаницу. Поверьте, мистер Хастингс, у меня есть все необходимое, и, как я уже сказала, я не позволю вам платить мне еще. – Она разрумянилась и добавила: – Порядочная женщина должна придерживаться своих принципов.
Джозайя поклонился.
– Как пожелаете.
– Вы звали? – Вошел запыхавшийся Эскер, одной рукой держась за поясницу.
– Вы можете попросить свою жену, чтобы она поднялась на четвертый этаж и помогла мисс Бекетт переодеться?
Лицо Эскера, который исполнял в доме функции управляющего и дворецкого, сделалось от изумления по-настоящему комичным.
– Моя жена?! Она не скажет «нет», но… Не стоит и говорить, что она скажет на это, сэр.
– Спасибо, Эскер. Думаю, мы сможем выдержать бурю. Если только вы попросите ее и скажете, что я буду так благодарен…
– Сделаю.
Управляющий кивнул и отправился выполнять приказания. Джозайя смотрел ему вслед, прекрасно сознавая, что вытащить Риту из кухни – это все равно что среди зимы выманить медведя из берлоги. Увы, сейчас выхода не было.
– Мисс Бекетт, я провожу вас на четвертый этаж, а миссис Эскер поднимется туда и поможет вам переодеться. Когда будете готовы, можете просто подняться в студию, где я буду ждать вас. – Он подал ей руку. – Согласны? – Это был не праздный вопрос. Щепетильной леди уже пришлось снять перчатки, и Джозайя знал, что переодеться ей будет еще сложнее.
– Да, сэр. Я не люблю создавать проблемы. – Она взяла его под руку. – Однако же… Судя по тому, как мистер Эскер смотрел на вас…
– Не обращайте внимания, мисс. Эскеры, быть может, не самые обходительные люди на свете, но, при всей их ворчливости, я им доверяю. Они стали для меня… своего рода семьей. Просто не принимайте близко к сердцу слова Риты, и все будет замечательно. – Джозайя вел Элинор вниз, втайне наслаждаясь жаром ее руки, проникавшим даже сквозь рукава его сюртука и рубашки. Свободной рукой он держался за перила, чтобы не потерять равновесие и не испортить момент. – Узнав ее, вы поймете, что она милая, как котенок.
– Вот мы и пришли. – Джозайя открыл двери, радуясь, что не забыл раздвинуть шторы, так что комната теперь выглядела более приветливой. – Вот мой дом… какой есть.
В отличие от верхнего этажа салон был со вкусом обставлен и мог соперничать с любым лондонским особняком. Но Джозайя знал, что даже при этом его обитель вызывала ощущение пустоты.
Стены украшали произведения его коллег художников и несколько собственных работ Джозайи, но он едва ли мог их теперь как следует рассмотреть, так что восклицания и одобрительные вздохи мисс Бекетт стали напоминанием о том, что когда-то, обустраивая это помещение, он обладал острым зрением. Теперь же комната больше радовала простой дорогой к ней.
Четвертый этаж был красиво отделан по собственному проекту и эскизам Джозайи. Вернувшись с друзьями в Англию, он с энтузиазмом отдался работе, собираясь показать шиш своей жизни в изгнании. До Индии, даже с пустыми карманами, его с радостью принимали в кругах элиты – из-за его происхождения, а также потому, что считалось модным иметь среди знакомых одного-двух художников, шокирующих «приличную» публику. И Джозайя частенько вращался в светских кругах – даже тогда, когда с трудом мог расплатиться со своими портными.
Но он мечтал иметь собственную обитель, чтобы не чувствовать себя дрессированной обезьянкой или бедным родственником, который отрабатывает приглашение увеселением гостей и остроумной беседой.
Именно поэтому – когда приключения «Отшельников» в конечном счете наполнили его карманы – Джозайя устроил себе дом в необычном месте, и это было жилище с самыми последними новинками вроде газа и водопровода. Его грандиозные планы включали также комнаты для гостей, музыкальный салон и небольшой бальный зал. Ему виделись встречи и вечера, где смогут встречаться художники и любители искусства, дабы наслаждаться взаимовыгодными знакомствами.
Но когда его глаза стали слабеть, он изменил эти планы и отказался от реставрации и переделки остальных этажей. Его «тайный» особняк из достопримечательности, которая весь свет привела бы к его порогу, превратился в убежище от мира.
«Черт, не припоминаю, чтобы здесь кто-нибудь побывал, кроме «отшельников», а им приглашения не нужны», – думал Джозайя.
Искушение предложить мисс Бекетт экскурсию по дому и заслужить ее одобрение было очень сильным, но Джозайя подавил его – не хотел, чтобы это выглядело как хвастовство. Да и с какой целью хвастать? Чтобы почувствовать себя более достойным в ее глазах?
«Если бы богатство делало человека более достойным и благородным, мы жили бы среди королей. К тому же… Едва ли Элинор Бекетт из тех женщин, что радостно захлопают глазами при виде пухлого бумажника мужчины».
Выпустив его руку, Элинор медленным изящным шагом обошла комнату. Затем вернулась к нему.
– Вы продолжаете удивлять, мистер Хастингс.
Он пожал плечами.
– Это просто комната.
– Ну, если вы настаиваете… – Она улыбнулась.
– Тут место для приема гостей и салон. Я когда-то… хотел быть более светским человеком.
– А теперь?
– Теперь все изменилось. Теперь тут просто комната. – Он прошел к двери, ведущей в коридор. – Здесь есть гостевая комната, где вы можете переодеться. Третья дверь слева. Я пришлю к вам миссис Эскер, как только она поднимется.
– Спасибо, мистер Хастингс.
Он в смущении попятился, по-новому осознав восхитительную чувствительность мисс Бекетт и ее приверженность этикету. Джозайя не думал, что она одобрит присутствие мужчины в двадцати футах от двери, ведущей в спальню. По иронии судьбы эта мысль мгновенно пробудила образ его собственной огромной пустой кровати. И подумалось о том, как Элинор замечательно выглядела бы, лежа поперек нее. Тотчас же на него нахлынули сотни эротических видений, и Джозайя, отгоняя их, весьма чувствительно прикусил щеку, после чего пробормотал:
– Добро пожаловать, мисс Бекетт.
Он повернулся, заслышав на лестнице стук каблуков миссис Эскер, и поспешил перехватить ее в вестибюле.
– А вот и вы, миссис Эскер.
– Я не дамская горничная, – ворчливо заявила она, – но думаю, что смогу помочь, если дело касается пуговиц.
– Вы ангел, миссис Эскер.
Эти его слова мгновенно превратили пожилую женщину в хихикающую школьницу.
– Ну вы и скажете, мистер Хастингс! Ох и хитрец же вы!
– Я отправил ее в голубую комнату и сказал, что вы сейчас придете. Спасибо вам, миссис Эскер.
Отмахнувшись, она поспешила в коридор. Джозайя немного подождал. Услышав, как Рита постучала, а потом вошла в комнату, он отправился в свою студию.
«Каковы бы ни были возражения против красного платья, все устроилось наилучшим образом», – думал Джозайя, поднимаясь по лестнице.
Элинор положила платье на кровать, подкрутила лампы и, оглядывая комнату, замерла в удивлении. Стены и обивка мебели глубокого цвета «парижская лазурь», подчеркнутого бликами серебра, а полированная изящная мебель светлого дерева украшена затейливой резьбой. Казалось, эта комната создана для женщины – с туалетным столиком и прочими деталями, устроенными с элегантностью и заботой. Постель накрыта роскошным синим покрывалом из мерцающего шелка с кружевами, столбики кровати все в резьбе, изображающей цветы и виноградные кисти, а вспышки серебра придавали всему интерьеру сказочный вид.
И при этом в углах заметна пыль и паутина. Как будто все тут было доведено до совершенства, а потом забыто.
Мистер Хастингс жил здесь, но не чувствовалось никаких признаков его присутствия. Даже красивый салон, который он ей показал, производил такое же впечатление. Салон сначала ослепил ее, а потом вызвал ощущение необитаемого помещения.
Стук в дверь прервал ее размышления.
– Войдите!
– Я Рита Эскер. – Женщина решительно закрыла за собой дверь. – Мистер Хастингс сказал, что вам нужно помочь переодеться. Я сделаю что могу, но я не дамская горничная. Так что если речь идет о завивке волос и прочем в том же роде, то вам придется заняться этим самой.
– Спасибо, миссис Эскер. Я оценю любую помощь. – Элинор направилась к ширме в углу. – Только…
– Это совсем ни к чему! Давайте помогу вам с застежкой, и мы выпустим вас из платья. Вы ведь скромница, мисс Бекетт?
– Думаю… да, – покраснев, призналась Элинор.
– Гм… – Руки у Риты, хоть и не мягкие, были очень ловкие, и она тут же занялась пуговицами на платье Элинор. – Я бы сказала, что скромность весьма ценное хорошее качество для леди.
Элинор помогала ей как могла, улыбаясь ворчанию пожилой женщины. «Милая, как котенок»?..
– Так вы ведете хозяйство в доме мистера Хастингса?
– Я повариха. Также немного стираю и убираю когда могу. Но на этом этаже двенадцать комнат, и одиннадцать из них пустуют, поскольку он постоянно прячется у себя, если не рисует наверху… Ох, когда же я вытирала тут пыль в последний раз?..
– Такой большой дом… И вы все сами?
Миссис Эскер с гордостью ответила:
– Это нелегко, но я справляюсь. Зато с мистером Хастингсом легко, как с ребенком. С моим мужем куда труднее поладить. У нас всего две комнаты, а столько суеты! А мистер Хастингс в последнее время сторонится людей. Слишком уж сторонится, если хотите знать мое мнение.
– Возможно, мистер Хастингс предпочитает одиночество, потому что этого требует живопись.
– Гм… Все бродит там наверху, натыкается на мебель и зажигает столько свечей, что пол-Лондона осветить можно. Но мистер Эскер боготворит хозяина. Старый дурень!
«Мистер Эскер в этом не одинок, судя по вашим стараниям», – мысленно заметила Элинор.
– Мистеру Хастингсу повезло, что у него есть вы, миссис Эскер.
– Он совсем рехнулся, этот джентльмен! Денег у него, подозреваю, столько, что и не сосчитать, а из прислуги никого, кроме нас с мужем. Хотя его дом должен быть полон подхалимов, а не таких, как мы. Я не могу содержать его огромный дом так хорошо, как мне хотелось бы… А эта лестница… О Боже! Но мы умрем за него, если понадобится. Он дал моему Эскеру работу, да еще щедро платит. И позволил нам жить тут. Никогда не жалуется! Меня не волнует, что художников считают странными. Мистер Хастингс может хоть голышом разгуливать, если хочет. Я слова не скажу!
– М-мистер Хастингс разгуливает голышом?
– Никогда! Просто к слову пришлось. Пусть себе хоть кошку на голову посадит и рассуждает при этом о погоде. Я слова не скажу. – Миссис Эскер подбоченилась и заявила: – А теперь давайте займемся вот этим платьем.
Элинор, оставшись в белье и нижних юбках, взяла красное платье, обдумывая, как его надеть. Но миссис Эскер покачала головой:
– Нет-нет, ведь у этого платья тоже есть корсет, мисс. Не сказать, что я опытная горничная, но я вижу на вас какое-то металлическое сооружение… Думаю, с двумя вы не справитесь.
– Ох!.. – Элинор покраснела. Ее корсет был покрыт толстой парчой цвета слоновой кости и снабжен достаточным количеством металлических пластин, что, по уверениям мастерицы, позволяло любой женщине держаться как настоящая леди. Когда корсет был куплен, мама повторяла эти слова как заклинание, цепляясь за любую возможность для дочери стать настоящей леди. – Разве будет приличнее без?..
– Да, гораздо приличнее. Потому что если вы попытаетесь надеть платье поверх своего корсета, то оно расползется по швам. Так что давайте выпустим вас на свободу.
Корсет был принесен в жертву, но в лиф платья были вшиты легкие костяные пластинки, поэтому Элинор смирилась с потерей, когда красный бархат охватил ее стройную фигуру и тяжелые юбки зашуршали у ног.
Это было роскошное вечернее платье, но в отличие от нарядов, расшитых бисером – обычных на лондонских праздниках, – довольно простое, и казалось, что оно окружало ее темно-красным сиянием. Юбка без оборок и рюшей внизу была подшита красной лентой – чтобы защитить волочащийся подол. Декольте открывало плечи и тоже было отделано простенькой шелковой лентой в тон, без единого цветочка или банта. Украшением платья являлся сам цвет, что весьма смущало Элинор.
«Я-то думала, что мисс Лоусон будет выглядеть в персиковой органзе как пирожное. Но сама сейчас выгляжу как… греховный десерт. Неудивительно, что миссис Карлайл не купила платье! Оно дышит скандалом!»
Но шелковый бархат манил – хотелось коснуться его – и вызывал восхищение. При всем своем вызывающем цвете платье было слишком красивое, чтобы не понравиться.
– Ох, мисс! – воскликнула миссис Эскер. – Оно как мечта! Вы в нем как рубин!
Комплимент был искренним, но все же заставил Элинор мгновенно порозоветь от смущения.
– Посмотрим, подойдет ли оно мистеру Хастингсу для рисования. Спасибо за помощь, миссис Эскер.
– Вы можете просто крикнуть с лестницы, когда вам снова понадобится переодеться, и я поднимусь. Не беспокойтесь на сей счет, хорошо? И впредь я всегда буду встречать вас по утрам на лестничной площадке, так что не нужно будет постоянно меня звать. Да и мистеру Эскеру не придется подниматься по ступенькам.
– Да, хорошо, миссис Эскер. – Элинор кивнула, обрадовавшись, что прошла испытание и заслужила доброжелательное отношение этой женщины. – Спасибо.
Миссис Эскер вернулась в кухню, а Элинор снова взглянула в зеркало и пригладила волосы, заправив за ухо выбившийся из прически локон.
– Он ждет, – напомнила Элинор своему отражению. – Чем скорее мы начнем, тем скорее…
Самоуверенность покинула ее при мысли о том, что на самом деле произойдет дальше. И еще меньше Элинор была уверена в будущем, которое ждало ее после того, как портрет будет закончен.
Она будет независима – это уж точно. Но так ли хороша жизнь в одиночестве – пусть даже и безбедная?
Элинор вздохнула и направилась к лестнице. Поднимаясь по ступенькам, она думала: «Я чувствую себя грешницей, разгуливающей в вечернем платье средь бела дня. Но если это грех, то почему же мне так хочется одобрения Джозайи Хастингса?»
Эскер принес еще свечи, и Джозайя, стараясь наилучшим образом их расставить, соскребал ножом воск с поверхности стола. Многочисленные подсвечники и канделябры, казалось, жили собственной жизнью, и он отступил, любуясь маленьким лесом из тонких белых и кремовых свечей. Услышав шаги Элинор на лестнице, он умышленно не повернулся, предвкушая ее появление.
– Мистер Хастингс…
Джозайя наконец-то повернулся, взглянул на девушку и мысленно воскликнул: «О Пресвятая Дева!..» Желание пронзило его с неожиданной силой. Чопорная мисс Бекетт превратилась в сирену, и невозможно было не поддаться ее очарованию.
Она прикрыла ладонью шею.
– У меня нет к нему украшений. Надеюсь, вы не возражаете.
Он мог только кивнуть.
– Вам не нравится? – спросила она, неправильно истолковав его молчание.
– Вам больше ничего не нужно, мисс Бекетт. Вы безукоризненны.
Элинор улыбнулась в ответ на комплимент, но не опустила руку.
– Спасибо, мистер Хастингс. Не думаю, что когда-нибудь стремилась к безупречности.
Он знал, что только скромность заставила ее прикрыть рукой шею и обнаженное плечо, но этот жест еще больше привлекал к ней мужской взгляд.
– Мне сесть как раньше? – Элинор обошла его рабочий стол и направилась к помосту у окна. – Здесь?