Страсть в жемчугах Бернард Рене
– В доме же леди… Хоть она и не обитает здесь, но появляется достаточно часто, так что надо иметь гарантии. Я не собираюсь рисковать вашей безопасностью.
– А своей рискнули бы?
– Вы выхватываете фразы из контекста и меняете направление разговора, мисс Бекетт. Я вам уже говорил, что какое-то время обдумывал, как сделать дом более безопасным. Ваше появление побудило меня действовать быстрее.
Элинор толком не понимала, почему ей не хотелось оставлять эту тему.
– Так вы просто последовали совету мистера Радерфорда? – спросила она.
– Именно так.
– Но почему мистер Радерфорд… так озабочен безопасностью? Он что, беспокоится за нас с вами? Неужели вы ожидаете, что мистер Перринг выскочит из переулка и снова позволит вам сломать ему нос или выследит меня по дороге к миссис Клей и попытается похитить?
Джозайя рассмеялся.
– Я-то ничего подобного не ожидаю. Но натура Радерфорда так же загадочна и неведома мне, как Амазонка. Что же до остального, то я про мистера Перринга и не вспоминал. Конечно, теперь, когда вы упомянули о похищении, я чувствую себя болваном, мне следовало бы поставить внизу батальон охранников.
– Вы дразните меня, мистер Хастингс. – Элинор скрестила на груди руки. – Сэр, могу я переодеться? А потом посмотрим, не добьетесь ли вы некоторого прогресса, прежде чем у ворот появится дракон.
Он со вздохом покачал головой:
– Нет, сегодня освещение… совсем не то.
– Но карета… – Элинор уронила руки. – Вы ведь послали за мной…
– Да, но мой оптимизм оказался неуместным. Хотя, возможно, мы как-то сумеем спасти это утро. Мне нужно сменить обстановку, мисс Бекетт. Давайте отправимся на прогулку? Небеса серые, но не грозят немедленными осадками, а быстрый шаг разгонит кровь и поможет мне сосредоточиться. – Джозайя указал на дверь, но Элинор не двинулась с места.
– Прогулка?.. – пробормотала она.
– Здесь поблизости есть небольшой парк. Мы немного пройдемся, а потом остановимся купить жареных каштанов. Что скажете, мисс Бекетт?
Предложение на миг взволновало ее.
– Вы просите меня… прогуляться с вами?
Джозайя тут же кивнул:
– Да, но не как поклонник, мисс Бекетт. Я прошу вас как художник, которому просто надо прочистить мозги и подышать свежим воздухом. И, естественно, мы будем не одни.
– Не одни?.. – Элинор не могла скрыть разочарования. Да, разумеется, это соблюдение приличий, что их будут сопровождать. Но почему теперь, после стольких дней, проведенных наедине с Джозайей в студии, Элинор вдруг поняла, как много правил она начала забывать, наслаждаясь его обществом.
– Эскер будет идти следом за нами. На почтительном расстоянии, разумеется.
– Мистер Эскер? – изумилась Элинор. Пожилой управляющий годился на роль компаньонки еще меньше, чем маленький Талли. – Ладно, хорошо. Уж если вы пошли на все эти хлопоты, чтобы сберечь мою репутацию…
– Вот и прекрасно, – улыбнулся Джозайя.
А Элинор, нахмурившись, подумала: «Ну почему этот человек всегда заставляет меня соглашаться и уступать, поворачивая дело так, будто идея первоначально исходила от меня?» Но хуже всего было то, что каждое ее поражение всякий раз получалось просто замечательным.
Дорожка в парке оказалась грязной, и Джозайя даже при своем слабеющем зрении смог заметить, что зелени там было не много. Но так приятно размять ноги после бессонной ночи… а затянутой в перчатку руки Элинор, лежавшей на его руке, было вполне достаточно, чтобы не обращать внимания на проклятую серую мглу, расползавшуюся у ног. Если же он смотрел прямо перед собой, то глядел как бы поверх стены. Все утро до приезда Элинор Джозайя боролся с ирреальным ужасом – ему казалось, он не мог разглядеть собственные башмаки.
Вчерашняя работа подстегнула его творческий порыв, и он за ночь сжег коробку свечей в погоне за своей музой. Дело продвигалось споро, и это радовало, так как его зрение, похоже, продолжало слабеть.
Но сегодня Джозайя решил ненадолго ускользнуть из своего убежища, пока еще мог. Он дал себе время посмотреть, сможет ли в этот день снова сесть за работу.
Ворчание Эскера про онемевшие пальцы ног и боль в костях было хоть и приглушенным, но вполне отчетливым, и оно придавало их прогулке довольно странный юмор. Правда, Джозайя и Элинор старались игнорировать ворчание своего сопровождающего.
– Могу я спросить… А вы были в Индии во время беспорядков [3]?
– Можете, мисс Бекетт. Да, я там был в то самое время. Но эта тема не доставляет мне удовольствия. Я был в Бенгалии, но не участвовал в печально знаменитых осадах и баталиях. Индия казалась мне грезой, пока не превратилась в ночной кошмар, и я не хочу воскрешать его.
Элинор кивнула и на какое-то время замолчала. Потом вдруг спросила:
– А что художники делают в Индии?
– Рисуют, мисс Бекетт. – улыбнулся Джозайя. – У меня там возникла фантастическая идея. Я решил, что экзотическая обстановка сделает меня выдающимся художником. Я хотел вдохновиться этой странной и великолепной древней культурой.
– И как, вдохновились?
– Да. Это был спектр оттенков и красок, о существовании которого я даже не подозревал. Хотя теперь больно думать о всех тех цветах, которые навсегда потеряны для меня, – выпалил Джозайя и тут же пожалел об этом. – Зато теперь я могу наслаждаться красотой Лондона.
– Ну уж и красота, мистер Хастингс! – Элинор рассмеялась и окинула взглядом парк. Тут были лишь черные голые ветки, царапающие узкую полоску серого неба. – Неудивительно, что вы сочли меня подходящей моделью.
Джозайя остановился и с серьезнейшим видом посмотрел на нее.
– Вы все еще сомневаетесь в моем вкусе, мисс Бекетт? Сомневаетесь в моем чувстве прекрасного? Или вам просто нужно, чтобы я снова повторил, что нахожу вас прелестной?
– Я не… напрашивалась на комплимент, мистер Хастингс. Сказала глупость, вот и все.
– Вы очень неглупая женщина, мисс Бекетт. И, безусловно, самая скромная.
Запах жареных каштанов служил ориентиром, и вскоре Джозайя купил пакетик горячего лакомства, хотя и не так изящно, как планировал. Даже без перчаток на холоде трудно было вытащить монеты из кошелька, поэтому он просто сунул несколько монет продавцу, надеясь, что этого хватит.
– Вы слишком щедры! – тихо воскликнула Элинор, когда они отошли на почтительное расстояние.
Но ошибка по крайней мере была в позитивную сторону, поэтому Джозайя с улыбкой ответил:
– Когда вы так говорите, у меня возникает желание совершенно опустошить свои карманы, мисс Бекетт, но, полагаю, у вас теперь достаточно денег, чтобы наслаждаться и собственной филантропией.
– Пока нет, мистер Хастингс. Портрет не закончен, помните?
– Ах да… Если бы вы позволили мне заплатить аванс…
– Нет, я не возьму ни шиллинга, пока не выполню контракт. Это было бы неприлично, – заявила Элинор и тут же с улыбкой добавила: – Кроме того, благодаря заботам миссис Клей я живу как герцогиня. Она совсем меня избаловала…
– Очень рад, – кивнул Джозайя. Он действительно был рад, что его импульсивное решение отвезти Элинор в «Рощу» оказалось верным. – Майкл тоже ее обожает – даже несмотря на то что она постоянно пытается поставить цветы у него в комнате.
– Мистеру Радерфорду очень повезло с таким другом, как вы. Миссис Клей сказала, что именно вы указали ему на «Рощу» и проследили, чтобы у него был там дом.
– Это меньшее, что я мог сделать. – Джозайя пожал плечами. – Однако ни один из моих друзей не верит в везение. Мы невезучая компания, но нам выпало счастье познакомиться в Индии. Меня бы здесь не было, если бы не Майкл и другие. Помочь ему найти место под пухлыми крылышками миссис Клей – это мелочь, поверьте.
– Так это вы пытаетесь присматривать за ним – не наоборот?
– Нет, едва ли. Радерфорд – настоящий медведь! Попытки оказать любезность такому человеку могут грозить бедой, но я-то в безопасности благодаря таланту миссис Клей находить у людей слабые места и приручать выпечкой.
Они неторопливо шли по парку, и вскоре прогулка стала для Джозайи приятной грезой. Настолько приятной, что он, наверное, проклял бы солнце, если бы оно попыталось выглянуть, чтобы отправить его в студию.
«Господи, как хорошо! Я король своего маленького мира, и я – с первой красавицей под руку. Кто теперь скажет, что подобное невозможно? И теперь ничто не имеет значения, кроме…»
Зацепившись сапогом за край неровной каменной плиты, Джозайя потерял равновесие, и ему пришлось отпустить Элинор, чтобы не увлечь ее за собой. Сам же он приземлился на ладони и колени, разъяренный невидимой помехой на дорожке и ужасом падения на четвереньки – как несмышленый малыш.
Жгучая боль ободранных коленей и ладоней была наименьшим злом.
– Мистер Хастингс, вы в порядке?! – Элинор опустилась рядом с ним в грязный снег. – О Господи!..
– Все нормально. – Он начал отряхивать брюки и попытался восстановить попранное судьбой чувство собственного достоинства.
– Мистер Хастингс!.. Ну и вид у вас, сэр! Ох, позвольте помочь вам. – Эскер был воплощением сил природы, и такого человека не отогнать ни рычанием, ни протестами.
– Я в порядке, – проворчал Джозайя, высвобождаясь из хватки слуги. – Черт побери, Эскер! Прекратите опекать меня! Я не младенец в пеленках!
– Гм… – Эскера явно не беспокоила вспышка хозяина. – Перестану, если прекратите рычать. Почему бы вам не позволить мне найти для вас карету? Тогда не придется ковылять всю обратную дорогу. И я уверен, что мисс Бекетт не против проехаться. Правда, мисс?
– Черт побери, я не инвалид, Эскер! Фабрика рядом, мы в нескольких шагах от дома, так что довольно!
Эскер фыркнул и пробурчал:
– Хорошо, тогда я пойду вперед и скажу Рите, чтобы подогрела сидр. – Он повернулся и потопал к дому, оставив пару в неловком молчании.
Джозайя вздохнул, глядя на спутницу, и ее улыбка дала ему надежду на то, что не все еще потеряно.
– Я в эти дни… какой-то неуклюжий, это приводит к ужасным вспышкам. Так что извините. Только не думайте, что я пытаюсь произвести на вас впечатление, – добавил Джозайя поспешно.
Улыбка Элинор стала еще шире, а в глазах вспыхнули озорные огоньки.
– Слава Богу! Это было бы крайне неприлично с вашей стороны, мистер Хастингс.
Но о приличиях и речи быть не могло, потому что он вдруг подумал: «А что, если я поцелую ее – здесь и сейчас? Тут публичное место, но кто нас знает, кто обратит на нас внимание?»
Джозайя взял ее за руки, восхищаясь их миниатюрностью. Она чуть вздрогнула, но не отстранилась. И в тот же миг жажда коснуться ее стала так сильна, что он не смог справиться с собой. Осторожно держа руку девушки, Джозайя просунул два пальца в ее перчатку, чтобы погладить ладонь. Это была интимная неспешная ласка, и ему понравилось, как Элинор чуть качнулась к нему. Но она все же прошептала:
– Вам не следует…
Слова эти были сказаны с явной неохотой, и Джозайю приятно поразило то, что она не высвободила руку.
«Моя! Черт побери, моя! Элинор, скажи, что тебя не волнует, кто на нас смотрит!»
Джозайя смотрел ей прямо в глаза, и все исчезло из поля его зрения – он видел только Элинор и удерживал ее на месте жаром своего взгляда. Все его страхи также исчезли, и Джозайя упивался ощущениями, которые она пробудила в нем.
– Мне нравятся ваши руки. Такие маленькие и нежные…
– Не такие нежные, как руки настоящей леди, мистер Хастингс.
– Вы должны научиться принимать комплименты без возражений, мисс Бекетт.
– Леди привычны к комплиментам?
Он кивнул.
– Полагаю, они их ждут и даже требуют.
Элинор покачала головой и прошептала:
– Но какая женщина потребовала бы этого? Мне, например, нужно лишь смотреть в чьи-то глаза и знать…
– Мисс Бекетт, это вы?! – Женский голос разрезал холодную пустоту, и Джозайя едва не застонал от разочарования. – Послушайте, мисс Бекетт!.. Это вы?.. – повторила женщина.
Отступив от Джозайи, Элинор воскликнула:
– Миссис Данли! – Она была изумлена до крайности. В такой день, в холодную погоду, в уединенном парке, расположенном далеко от тех мест, которые она когда-то звала домом, появление миссис Мейбел Данли было столь же неожиданным, как появление призрака. – Миссис Данли, какой сюрприз!
– Да уж… Мы с моей подругой миссис Страуд занимаемся благотворительной работой в доме для женщин, вынужденных искать защиты от безнравственной жизни на улице. Это тут недалеко… И я взяла с собой новый памфлет, чтобы раздать его всем заблудшим душам в округе. В этом парке часто бывают проститутки и… сомнительные личности. – Дама пристально посмотрела на мистера Хастингса, словно была не совсем в нем уверена. – Но что привело вас в эту… – Миссис Данли снова посмотрела на художника. – Что вы делаете в индустриальной части города?
– Видите ли, я… – Элинор покосилась на Джозайю, с которым – какой ужас! – только что бесстыдно флиртовала. Маленькие глазки Мейбел смотрели на нее с осуждением. – Видите ли, я тоже навещаю друзей.
«О Господи, что еще сказать? Что я вышла погулять с человеком, который платит мне за то, что я сижу на диване в красном бархатном платье?»
Художник поклонился даме, притронувшись к полям шляпы.
– Джозайя Хастингс к вашим услугам, мэм. Я владелец фабричного здания и живу неподалеку. А мисс Бекетт – друг семьи.
– Друг семьи? Понятно… – проворчала миссис Данли. – Хотя не припоминаю, чтобы слышала ваше имя у Бекеттов.
– А я – ваше, мэм, – парировал Джозайя.
– Вы ведь художник? – фыркнула миссис Данли.
– Как вы проницательны… – Джозайя переменил позу, чувствуя себя весьма комфортно в этой конфронтации. – Спасибо, что по ошибке не предложили мне памфлет.
Лицо Элинор пылало, и казалось, она вот-вот разразится слезами.
– Мне следовало… навестить вас, миссис Данли. Столько времени прошло с тех пор…
– Моя дочь в чувствительном возрасте, мисс Бекетт, – перебила дама. – И я сейчас вообще не поощряю визиты. А поскольку вы не замужем и… – В общем, всего доброго, мисс Бекетт.
Женщина коротко кивнула и зашагала прочь так быстро, будто выскочила из охваченного огнем дома. Элинор со вздохом смотрела вслед злобной матроне, наверняка отправившейся на Орчард-стрит распространять лакомые сплетни об этой случайной встрече.
– Что она должна была подумать? Я позволила вам держать меня за руку и…
– Какое имеет значение, что она подумала? – с мягкой улыбкой перебил Джозайя.
– Она подумала, что я ваша… любовница! Она смотрела на меня с жалостью и отвращением, как если бы…
– Элинор. – Джозайя назвал ее по имени, и это казалось ей чудом. – Элинор, – продолжал он, – она что, ваша близкая подруга?
Девушка покачала головой:
– Нет, знакомая моей матери. Мы несколько раз заезжали к ней на чай.
– Она потом как-нибудь выказала заботу и беспокойство о вашем благополучии? Хоть когда-нибудь выказала?
И снова Элинор покачала головой:
– Нет.
– Тогда она для вас – никто и ничто. А вы дрожите и едва не плачете из-за того, что эта женщина попалась вам на пути. Ее мнение имеет такой же вес… как паутина в углу комнаты.
Элинор покачала головой, не зная, как сказать Джозайе, что страх все же имеет вес, причем – огромный.
– Я боюсь, мистер Хастингс.
– Чего вы боитесь?
– Боюсь, что я не такая порядочная, как мне хотелось бы. Дело вовсе не в миссис Данли и ее мнении. Все куда страшнее…
– Правда? – спросил он с ласковой улыбкой. – О чем же вы думали перед тем, как эта напористая особа явилась со своим памфлетом и вызвала слезы в ваших зеленых глазах?
Элинор судорожно сглотнула и отвела глаза. «Я была рада, что мистер Эскер ушел. Я надеялась, это может означать, что вы, возможно, снова спросите разрешения поцеловать меня. И даже теперь, когда неодобрительные взгляды миссис Данли истерзали мне нервы, я хочу, чтобы вы коснулись моих рук, как делали прежде». Но ничего этого она не сказала и ответила вопросом на вопрос.
– Почему вы всегда спрашиваете, о чем я думаю?
– Потому что хочу услышать голос разума, который, подозреваю, весьма красноречив в вашей прелестной головке. И я надеюсь, что он заглушит мой внутренний голос.
– А о чем думаете вы, мистер Хастингс? Что говорит ваш внутренний голос в эту минуту?
– Что я был бы самим дьяволом, если бы поцеловал вас прямо сейчас, в публичном месте. Но все же я не уверен, что этого не сделаю.
И тут Элинор вдруг поняла, что голос ее разума, даже не пискнув, умолк.
– Так сделайте же это, мистер Хастингс.
Глава 14
– Элинор…
Она шагнула к нему и запрокинула голову, чтобы посмотреть в глаза.
– Меня никогда еще не целовали. Я не хочу показаться невежливой, мистер Хастингс, поэтому скажу слово «пожалуйста». И я верю, что вы сделаете мне одолжение.
Джозайя не колеблясь «сделал одолжение»: наклонился, намереваясь лишь попробовать нежную сладость ее сочных губ, удовлетворить тем самым свое сластолюбивое любопытство… и покончить на этом, – но в первое же мгновение, едва их губы встретились, понял, что недооценил собственный голод и влечение к очаровательной и чопорной мисс Элинор Бекетт.
Она инстинктивно уступила ему и приоткрыла губы, позволяя Джозайе упиваться их нежным медовым теплом. С подгибающимися коленями она вкладывала в поцелуй свою собственную жажду. И это было не добропорядочное соприкосновение губ, а горячее, страстное слияние, в котором Элинор вторила каждому движению Джозайи, совершенно забыв о застенчивости и сдержанности.
Это был танец ощущений со своим собственным ритмом. Затянутая в перчатку рука Элинор скользнула под плащ Джозайи, и он вдруг обнаружил, что его скромница быстро освоилась на пути удовольствий. И если он и ожидал от нее какой-нибудь выходки в духе старой девы, за которой непременно последовала бы пощечина, то был счастливо разочарован.
Все более воспламеняясь, Джозайя крепко обнял Элинор, удерживая на месте, и снова принялся целовать, причем по страсти каждый следующий поцелуй превосходил предыдущий.
Он оторвался от ее губ только для того, чтобы провести языком по фарфоровой раковине уха, и был немедленно вознагражден.
– О, Джозайя… – Она со стоном произнесла его имя, и голос ее показался ему чудеснейшей музыкой.
По-прежнему сжимая Элинор в объятиях, он все крепче прижимал ее к себе, пока не уверился, что она способна почувствовать сквозь разделяющие их слои зимней одежды стук его сердца. Желание одолевало его, а в крови закипал жар, все более ускорявший биение сердца. Его мужское естество отвердело до боли, и после месяцев воздержания поцелуи Элинор казались невыносимо сладостными.
Для Элинор же это было словно чудесное скольжение в небеса. Губы Джозайи на ее губах казались горячим шелком, и у нее дыхание перехватывало от удовольствия. Впрочем, кое-что и смущало… Ведь в литературе, подходящей для юных леди, намекали на то, что у девушки якобы появится ощущение, будто она превратилась в некое эфирное бесплотное существо. Но это «превращение»… Оказалось, что оно имело вполне земную, физическую природу: это было новое осознание себя как существа из плоти, – если же ее дух и был вовлечен, то только для того, чтобы окончательно стало ясно: нет ничего такого, чего бы она не желала утратить в поисках удовольствия. И эти поиски казались настоящим блаженством. Все, что характеризовало ее до того момента, когда губы Джозайи коснулись ее губ – то есть добропорядочность, гордость и сдержанность, – все это исчезло и было забыто. Зато появилась свобода, та свобода, которой Элинор прежде не знала. На нее то и дело накатывали волны желания, сотрясавшие ее и разливавшиеся между ног нестерпимым жаром. От этих чудесных ощущений она ожила, как никогда прежде, и теперь мысленно твердила: «Только бы это никогда не кончалось».
Продолжая крепко обнимать ее, Джозайя легонько прикусил чуть припухшую от поцелуев нижнюю губу девушки, и Элинор задрожала от пронзившей ее вспышки вожделения. Она ждала, что на нее тотчас же обрушится чувство вины, но ничего подобного не случилось – напротив, она чувствовала удивительную легкость и беззаботность. Когда же Джозайя немного ее приподнял, чтобы прижать к своему теплому телу, она едва не заплакала от сладкой боли между ног. У нее промелькнула мысль, что не имеет значения, кто инициировал эти объятия, – она тонула в них вся.
И тут Элинор наконец сообразила, что ее ноги оторвались от земли… и обвивают бедра Джозайи. Глаза девушки распахнулись, и она мысленно воскликнула: «Нет, леди не позволяет себе… забываться! О Господи, я чуть… В общественном парке!»
Она отвернулась от Джозайи, пытаясь собраться с мыслями. Затем толкнула его в грудь, давая понять, что хочет спуститься на землю.
Он неохотно подчинился, вынужденный отпустить девушку. И Джозайя точно знал: что бы ни заставило Элинор высказать просьбу о поцелуе – природное любопытство или невинный порыв, – она не оценит, если он накинется на нее в общественном парке, как хищный зверь.
Джозайя молча смотрел на нее, ожидая реакции на произошедшее. И тут она наконец вздохнула и пробормотала:
– О-ох, это было…
– Неожиданно, – подсказал он, не желая выслушивать ее сожаления. – Нам следует вернуться, мисс Бекетт. Посмотрим, сможем ли мы с пользой провести остаток дня. Мне нужно смешать краски и закончить приготовления.
Элинор отступила, убирая под шляпку выбившийся локон. И тут же спросила:
– Неужели я погубила все, что было между нами?
Джозайя покачал головой:
– Нет, мисс Бекетт. Но я поклялся вести себя прилично, помните? Поклялся не переходить черту и не пользоваться своим преимуществом. Так что вам нужно быть со мной терпеливой, поскольку я не знаю, как далеко простирается честь и где пределы моей самодисциплины. Главное – вы невредимы, и я… – Он вдруг осекся, затем пробормотал: – Но, Элинор…
– Да-да, я вас слушаю.
– Как миссис Данли узнала, что я художник?
Девушка весело рассмеялась.
– У вас краска на воротнике рубашки, мистер Хастингс.
Распахнув плащ, Джозайя скосил вниз глаза, потом проговорил:
– Да, несколько брызг. Но это рабочая рубашка, так что ничего страшного.
Несколько брызг?! Элинор тронула рукав его плаща – локоть был совершенно испорчен пурпурной и черной красками.
– Джозайя, вы…
Он отреагировал на свое имя так, будто вдруг грянул ружейный выстрел. В карих глазах сверкнули молнии, и он, попятившись, заявил:
– Думаю, на сегодня достаточно. Давайте вернемся, и я велю Эскеру послать за каретой, чтобы отправить вас домой.
– Я вас обидела?
– Нет. О Господи, конечно, нет! Но вы не должны… переходить границы, мисс Бекетт. – Он сделал глубокий вдох. – Сегодня я не гожусь в компанию для леди. Мы продолжим работу завтра, если освещение позволит. Пожалуйста, будьте милосердны, давайте на сегодня закончим, пока у меня еще осталась крупица самообладания, хорошо?
– Да, мистер Хастингс. – Она кивнула и позволила ему проводить ее к дому.
И все это время оба молчали. Когда прибыла карета, Элинор уехала, а Джозайя остался в студии наедине со своими демонами.
«Боже милостивый!.. Она произнесла мое имя, и я едва не размяк. Когда я в последний раз чувствовал себя точно так же, если женщина называла меня по имени? Ответ: никогда. Ни разу. Даже с той, что очаровала меня много лет назад».
Он вознамерился оставить этот поцелуй в прошлом и убедить Элинор, что он – человек слова. Но за подобным отступлением было нечто большее. Поцелуй доказал ему, что его эмоции едва поддаются контролю, так что опасность остаться с разбитым сердцем казалась весьма реальной. А Джозайя не был уверен, что у него сейчас достанет сил это пережить.
«Потеряй зрение, но сбереги сердце, Хастингс. Черт, не могу вообразить ничего более жалкого, чем слепец с разбитым сердцем, бубнящий о женщине, которую не может заполучить. Не теряй голову, дружище! Напрашиваться на неприятности – глупая игра».
– Это последняя моя праздная прогулка. – Склонившись над столом, Джозайя уронил голову на руки и застонал, когда сообразил, что измазал краской волосы.
«Черт! Ну что сегодня за день?! Одни унижения! То сбитые колени, то это… Что ж, урок усвоен. Я гожусь для романтики и обольщения так же, как шут в колпаке».
Джозайя вздохнул и осмотрелся. Потом закрыл баночки с красками, подготовленные для завтрашней работы. После чего вызвал Эскера – предупредить, что ему требуется горячая ванна. Минуту спустя он покинул студию.
– Ах, это вы, мисс Бекетт! – с обычным энтузиазмом приветствовала ее миссис Клей. – Сегодня короткий день, мисс?
Элинор сняла шляпку.
– Я не могу жаловаться, миссис Клей. – Она почувствовала, как жар заливает лицо, когда нахлынули воспоминания о ее первом поцелуе. К счастью, холод уже окрасил ее щеки, превратив в красные яблоки, так что не было никаких предательских признаков, которые могла бы заметить хозяйка гостиницы.
– Вы пообедаете в общей комнате, мисс Бекетт?
– Не сегодня, миссис Клей. Я лучше… спокойно почитаю и погреюсь у огня, если можно.
– Конечно! Талли уже снабдил вас углем и почистил каминную решетку. Он вас обожает, я в этом уверена! Я позже пошлю вам поднос с горячим обедом и прослежу, чтобы вас не беспокоили.
– Спасибо, миссис Клей.
Элинор тотчас же ретировалась в свою комнату, закрыла дверь и прислонилась к ней, желая затвориться от мира. Знакомый томик советов леди М. на прикроватном столике, казалось, насмехался над ней.
Потому что сегодня она признала, что не так уж и заботится о собственной репутации. Увы, ее худшие опасения были подтверждены одним бесстыдным порывом. Всю свою жизнь она стремилась быть благопристойной и тщательно придерживаться всех правил из книги леди М. Она верила, что даже шаг за черту ведет… к своего рода забвению.
Но поцелуй Джозайи не был забвением, он открыл ей вселенную ощущений и желаний, о существовании которых она прежде не подозревала. И Элинор не хотела останавливаться на этом открытии. Она хотела большего. Хотела Джозайю Хастингса!
– Я не добропорядочная леди, – тихо проговорила Элинор. И замерла в ожидании чего-то ужасного.
Но ничего не случилось, и молния ее не поразила.
Глава 15
На следующий день Джозайя расхаживал по своей обширной студии, дожидаясь шагов на лестнице. Хоть он и читал, что потеря одного чувства обостряет прочие, ему не верилось, что его слух или другие способности хоть чуточку улучшились. Но все же он очень надеялся, что сможет услышать шаги Элинор и успеет подготовиться к ее появлению.
Что же касается поцелуев и объятий предыдущего дня, то было совершенно ясно: какое-то время оба они будут испытывать неловкость. Однако Джозайя подготовился к этому и решил, что всецело отдастся работе. Если, конечно, Элинор сегодня придет…
Эскер принес новую коробку свечей, и Джозайя начал добавлять их к восковому лесу на столе. Газовое освещение давало более ровный свет, но реконструкция здания прекратилась раньше, чем он провел трубы в студию. Вскоре свечи весело замерцали, распространяя запах воска и заставляя Джозайю задаваться вопросом: действительно ли Эскер боялся, что он подожжет дом?
– Мистер Крид сегодня почти приветлив, – донесся до него голос Элинор, и она тут же впорхнула, уже переодетая в красное бархатное платье. – Я принесла ему сырные кексы миссис Клей, и – клянусь – он почти улыбнулся!
Облегчение при ее появлении было настолько сильным, что у Джозайи перехватило дыхание. А Элинор весело продолжала:
– Вы знаете, что он работал в этом самом здании до пожара? Он был плотником и помогал обслуживать дробильные машины. Бедняга!..
Джозайя не помнил, чтобы когда-либо так нервничал рядом с женщиной. И хотел закончить работу как можно быстрее, пока низменные инстинкты не лишили его такого шанса.
– Не следует отвлекать Роджера кулинарными чудесами миссис Клей. – Направившись к Элинор, Джозайя оправил сюртук. – Роджер – сторожевой пес, а не избалованная комнатная собачка.
– Он не собака, и вы не посадили его на цепь на посту, – запротестовала Элинор. – Будьте цивилизованным…
– Вы правы, конечно. Но, пожалуйста, не надо лишать его сурового настроя, мисс Бекетт. Как мистер Крид сможет отпугнуть непрошеных гостей, если вы сделали его таким благодушным? – с улыбкой сказал Джозайя.
– Ничто не сделает мистера Крида менее устрашающим – даже если его в нижние юбки нарядить. Так что я не стану обращать внимания на ваши возражения и принесу завтра бедняге имбирные пряники, – стояла на своем Элинор.
– И ничего – для меня?
– Что ж, посмотрим, – сказала она, прекрасно копируя манеры директрисы школы для девочек. – Посмотрим, сэр…
Джозайя покачал головой, сознавая, что эта веселая перебранка нарушила его планы: он-то собирался без всяких разговоров отправить Элинор на помост и сразу заняться делом.
– Тогда давайте начнем. – Он подал ей руку, чтобы проводить к дивану.
– Сегодня освещение лучше? – спросила она.
– Не намного. Но я добавил еще свечей и решил больше не терять времени. – Нарастающее чувство беспокойства подгоняло его. К тому же со зрением сегодня было получше, и он испытывал непреодолимую жажду рисовать, касаться кистью холста.
Джозайя решил, что будет работать, пока сможет. Будет работать только при свете свечей, а если потребуется, использует свое воображение, чтобы завершить то, в чем не смогут помочь глаза.
Элинор приняла нужную позу и расправила юбки.
– Тогда я очень постараюсь не двигаться, мистер Хастингс.
– Позволите? – спросил он, указав на ее волосы.
– Да, пожалуйста.
Он поправил несколько локонов, ослабив шелковистую массу на затылке, а потом заколол волосы черепаховым гребнем, чтобы создать вдохновляющий образ женщины, не совсем свободной.