Пир стервятников Мартин Джордж

Принцесса в башне

Арианна утешалась тем, что условия ее заключения не были строгими. Разве стал бы отец так заботиться об ее удобствах, если бы собирался казнить ее как изменницу? Не может он лишить меня жизни, говорила она себе в сотый раз. Такая жестокость совсем не в его натуре. Я его кровь, его семя, его наследница, единственная его дочь. Если так нужно, она бросится под колеса его кресла, признает свою вину, будет молить о прощении. И заплачет. При виде слез отец простит свою дочь.

Сможет ли она сама простить себя — дело иное.

— Арео, — говорила она Хотаху, когда тот вез ее через пустыню обратно в Солнечное Копье, — я не хотела, чтобы с девочкой случилось что-то дурное. Поверь мне.

Хотах только мычал в ответ. Арианна чувствовала, как он сердит. Темная Звезда, самый опасный из горстки заговорщиков, ушел от него. Скрылся в глубине пустыни с обагренным кровью клинком.

— Ты же знаешь меня, капитан, — повторяла Арианна. — С детских лет знаешь. Ты всегда охранял меня, как и мою леди-мать. Ты приехал с ней из Великого Норвоса, чтобы быть ее щитом на чужбине. Теперь я, как никогда, нуждаюсь в твоей защите. Я не хотела…

— Ваши намерения ничего не значат, маленькая принцесса, — с каменным лицом отвечал Хотах. — Только дела. Я сожалею, но здесь приказывает мой принц, а Хотах лишь повинуется.

Арианна думала, что ее отведут к отцу в Солнечную башню, в его палату под хрустальным куполом, но Хотах препроводил ее в башню Копье, где передал сенешалю Рикассо и кастеляну сиру Манфри Мартеллу.

— Простите старика, принцесса, — сказал Рикассо, — но подниматься с вами наверх я не стану, ноги не выдюжат. Сир Манфри один проводит вас в комнату, где вы будете ожидать решения принца.

— Вернее сказать, его приговора. Моих друзей тоже заключат здесь? — С Гаррином, Дрю и остальными ее разлучили сразу после взятия под стражу, и Хотах отказывался говорить с ней о них, повторяя одно и то же: «На то воля принца». Сир Манфри оказался несколько откровеннее.

— Их отвезли в Дощатый город, откуда отправят на корабле в Серую Крепость. Там они и будут содержаться, пока принц не решит их судьбу.

Серая Крепость! Полуразрушенный замок, стоящий на утесе над Дорнским морем, мрачная тюрьма, куда отправляют умирать самых отъявленных злодеев.

— Отец намерен казнить их? — Арианна не могла в это поверить. — Все, что они делали, делалось из любви ко мне. Если отец хочет крови, пусть это будет моя кровь.

— Как принцессе будет угодно.

— Я хочу говорить с ним.

— Он предвидел ваше желание. — Сир Манфри, держа ее под руку, поднимался все выше и выше — у нее уже перехватывало дыхание. Высота Копья — полторы сотни футов, а ее камера помещалась почти на самом верху. Арианна смотрела на каждую дверь, мимо которой они проходили, — не здесь ли сидит одна из песчаных змеек?

Наконец за ней заперли собственную дверь, и Арианна стала обозревать свое новое жилище. Комната, большая и полная воздуха, мало напоминала тюрьму. Мирийские ковры на полу, красное вино для питья, книги для чтения. В углу столик для кайвассы с фигурами из кости и оникса, хотя играть ей при всем желании было бы не с кем. На кровати пуховая перина, уборную с мраморным сиденьем освежают душистые травы в корзинке. Вид из окон великолепен. Из восточного можно наблюдать, как всходит солнце над морем, в другое видны Солнечная башня, Кривые Стены и Тройные Ворота.

Осмотр занял меньше времени, чем нужно на шнуровку пары сандалий, однако помог ей на время удержаться от слез. Найдя таз и кувшин с холодной водой, она умыла лицо и руки. Если бы и горе можно было смыть столь же легко. Арис, мой белый рыцарь… Слезы подступили к глазам, и она разрыдалась, содрогаясь всем телом. Ей живо помнилось, как тяжелый топор Хотаха раскроил его плоть и кости, как летела по воздуху его голова… Зачем ты это сделал? Зачем погубил свою жизнь? Я тебе этого не приказывала, я не хотела… не хотела…

Она и спать легла со слезами — в первый раз, но далеко не в последний. Даже сон не приносил ей покоя. Ей снился Арис Окхарт — он ласкал ее, улыбался ей, говорил о любви, — но в теле его торчали стрелы, и раны кровоточили, превращая белые одежды в красные. Она даже во сне понимала, что это сон, который утром исчезнет, — но утром ее по-прежнему окружали тюремные стены, и сир Арис был по-прежнему мертв, а Мирцелла… Я не хотела этого, не хотела, чтобы с ней случилось несчастье… хотела сделать ее королевой. Если бы не измена…

«Кто-то проговорился», — сказал Хотах. Воспоминание об этом каждый раз вызывало в ней гнев, и она цеплялась за него, поддерживая горящий в сердце огонь. Гнев лучше слез, лучше горя, лучше вины. Кто-то проговорился — кто-то, кому она доверяла. Шепоток этого предателя убил Ариса Окхарта еще до того, как опустился топор капитана гвардии. Кровь, струящаяся по лицу Мирцеллы, — тоже его работа. Кто-то из тех, кого она любила, проговорился, и для Арианны это было самым жестоким ударом.

В ногах кровати стоял кедровый ларь с ее одеждой. Принцесса скинула грязное дорожное платье, в котором и ночь проспала, и оделась как могла соблазнительней. Тончайший шелк прикрывал все и не скрывал ничего. Хотя принц Доран относится к ней как к ребенку, одеваться по-детски она не станет. Отец, придя отчитать ее за проделки с Мирцеллой, сконфузится, когда увидит ее наряд. На это она и рассчитывала. Если уж ей придется ползать у него в ногах и рыдать, пусть ему тоже будет неловко.

Она ждала его весь день, но когда дверь наконец открылась, это были всего лишь слуги, которые принесли ей обед.

— Когда я увижу отца? — спросила она, но они не ответили. На обед был козленок, зажаренный с лимоном и медом, а к нему свернутые виноградные листья с начинкой из лука, изюма, грибов и огненного драконова перца. — Я не хочу есть, — заявила Арианна. Ее друзьям на пути в Серую Крепость предстоит питаться сухарями и солониной. — Унесите это и пошлите за принцем Дораном. — Но еду ей оставили, а отец так и не пришел. В конце концов голод ослабил ее решимость, и она пообедала.

После этого ей стало и вовсе нечем заняться. Она побродила по своей башне, подвигала бесцельно слона по кайвассной доске, села на подоконник, открыла книгу. Но слова расплывались перед глазами, и она поняла, что опять плачет. Арис, мой милый, мой белый рыцарь, зачем? Ты должен был сдаться. Я бы так тебе и сказала, но голос мне изменил. Глупый, отважный герой, я совсем не хотела, чтобы ты умирал. И Мирцелла, эта малютка… о боги…

В конце концов она снова легла в постель. Что еще прикажете делать, когда ночь на дворе? Кто-то проговорился. Гаррин, Дрю, Сильва-Крапинка — друзья ее детства, не менее дорогие ей, чем кузина Тиена. Ей не верилось, что на нее донес кто-то из них. Значит, остается только Темная Звезда… но если предатель он, зачем ему было поднимать меч на бедняжку Мирцеллу? Надо убить эту девочку, а не короновать ее, — он так и сказал в Шандистоне. Только так, мол, Арианна получит войну, которой желает. Нет, это просто бессмысленно. Если червяк в яблоке действительно сир Герольд, зачем он поднял меч на Мирцеллу?

Кто-то проговорился. Быть может, сир Арис? Неужели чувство вины в ее белом рыцаре возобладало над страстью? Неужели он любил Мирцеллу больше нее и предал свою новую принцессу, чтобы искупить измену прежней? А после погубил себя на Зеленой Крови, чтобы не жить опозоренным?

Когда отец придет, она дознается, кто это был. Но принц не пришел и назавтра, и на следующий день. Ей предоставили плакать и зализывать свои раны в одиночестве. Днем она пыталась читать, но книги все как на подбор были скучные: труды по истории и географии с древними картами, свод дорнийских законов, Семиконечная Звезда, «Жизнеописание верховных септонов», трактат о драконах, делавший эти создания не занимательнее летучих мышей. Арианна многое бы отдала за «Десять тысяч кораблей» или «Возлюбленных королевы Нимерии», чтобы занять чем-то мысли и покинуть тюрьму хотя бы на пару часов, но в подобном развлекательном чтении ей было отказано.

Она смотрела с подоконника вниз, на цветной, позолоченный стеклянный купол отцовской палаты, и говорила себе: скоро он меня позовет.

Посетителей к ней не допускали, но слуги захаживали часто: Борс со щетинистым подбородком, напыщенно-важный Тимот, сестры Морра и Меллея, хорошенькая девочка Седра, старая Беландра, служившая прежде горничной у ее матери. Они приносили еду, меняли простыни, выносили судно из-под мраморного стульчака, но в разговоры с ней не вступали. Если она требовала вина, Тимот его доставлял. Если ей хотелось фиг, оливок или начиненного сыром перца, стоило лишь заказать любимое блюдо Беландре. Морра с Мелеей забирали грязное белье и приносили выстиранное. Каждый второй день наливали ванну, и Седра терла принцессе спину и помогала расчесывать волосы.

Но никто из них и слова не проронил о том, что происходит за стенами ее клетки.

— Темную Звезду уже взяли? — спросила она как-то у Борса, но тот повернулся к ней спиной. — Оглох ты, что ли? Вернись и отвечай, я приказываю! — Вместо ответа он затворил дверь.

— Тимот, — попыталась она на другой день, — что с принцессой Мирцеллой? Я ведь совсем не желала ей зла. — Последний раз она видела девочку на пути в Солнечное Копье. Мирцелла, слишком слабая, чтобы ехать верхом, путешествовала в носилках, с перевязанными шелковыми бинтами лицом и лихорадочным блеском в глазах. — Прошу тебя, скажи, жива она или нет. Что плохого случится, если я буду знать? Скажи, как она себя чувствует. — Но Тимот не сказал ничего.

— Беландра, — начала она снова через пару дней, — если ты любила мою леди-мать, сжалься над ее бедной дочерью и скажи, когда отец располагает со мной увидеться. Прошу тебя. — Но и Беландра словно воды в рот набрала.

Быть может, отец пытает ее таким образом? Не дыбой и каленым железом, а безмолвием? Это было так похоже на Дорана Мартелла, что Арианна не удержалась от смеха. Он думает, что действует тонко, а на деле лишь показывает свою слабость. Принцесса решила использовать свое уединение, чтобы исцелиться духовно и укрепиться перед грядущими испытаниями.

Нет смысла размышлять беспрестанно о сире Арисе — лучше подумать о песчаных змейках, особенно о Тиене. Арианна любила всех своих побочных кузин, от вспыльчивой колючей Обары до самой маленькой, шестилетней Лорезы, но лишь Тиена заменяла ей родную сестру. С братьями принцесса никогда не дружила: Квентина рано увезли в Айронвуд, а Тристан был намного младше ее. Они с Тиеной, Гаррин, Дрю, Сильва-Крапинка — вот из кого состоял их тесный кружок. К их забавам порой присоединялась Ним, и Сарелла вечно пыталась втереться, но пятерка оставалась неразлучной всегда. Они плескались в прудах и фонтанах Водных Садов, устраивали бои, сидя верхом друг на дружке. Арианна и Тиена вместе учились читать, ездить верхом, танцевать. Когда им было по десять, Арианна стащила винный штоф, и они напились допьяна. Они делили между собой еду, постель, драгоценности. Даже первый мужчина у них был общий, Дрю, — от избытка пылкости он залил Тиене всю руку, когда она извлекла предмет их вожделений из его бриджей. Арианна улыбнулась, вспомнив об этом. У Тиены опасные руки.

Чем больше принцесса думала о своих кузинах, тем сильнее скучала по ним. Насколько она знала, их держали здесь же в башне, прямо под ней. Ночью она постучала в пол подошвой сандалии, но ответа не дождалась и перегнулась вниз из окна. Там тоже виднелись окна, меньше, чем у нее, некоторые не шире бойниц.

— Тиена! — позвала она. — Тиена, ты тут? Обара, Ним? Вы меня слышите? Эллария? Кто-нибудь? ТИЕНА! — Она полночи висела в окне и звала, пока не охрипла, но ей опять никто не ответил. Это испугало ее так, что и сказать нельзя. Если песчаные змейки сидят в Копье, они не могли не услышать ее — отчего же не отвечают? Если отец что-то сделал с ними, я никогда ему этого не прощу, сказала себе Арианна.

После двух недель заточения ее терпение окончательно истощилось.

— Я желаю немедленно поговорить с отцом, — сказала она Борсу самым властным своим тоном. — Изволь сей же час проводить меня к нему. — Борс остался глух, как всегда. — Я готова поговорить с принцем, — сказала она Тимоту — с тем же успехом. На следующее утро она затаилась под дверью и проскочила мимо Беландры, разбив тарелку с вареными яйцами, но через каких-нибудь три ярда ее задержали стражники. Их она тоже знала, и они тоже остались глухи к ее мольбам. Брыкающуюся беглянку водворили обратно.

Надо действовать тоньше, решила она. Свои надежды она возлагала в основном на Седру, юную, наивную и податливую. Гаррин, помнится, хвастал, что один раз переспал с этой девочкой. Во время очередного омовения, когда Седра намыливала ей спину, принцесса принялась болтать без умолку.

— Я знаю, тебе не велят со мной говорить, но мне-то никто не запрещал говорить с тобой. — Продолжала она в том же духе — о жаркой погоде, о том, что ела вчера на ужин, о бедняжке Беландре, которая стала совсем старой и неповоротливой. Принц Оберин дал оружие каждой из своих дочерей, чтобы они всегда могли себя защитить, но у Арианны Мартелл не было оружия, кроме хитрости. Она улыбалась и щебетала, не ожидая от Седры взамен ничего, даже кивка, не говоря уж о слове.

На другой день за ужином она снова взялась за девушку, которая ей прислуживала. На сей раз она упомянула Гаррина. Седра испуганно вскинула глаза и едва не пролила вино мимо кубка. Ага, попалась, подумала Арианна.

Принимая назавтра ванну, она завела речь о своих взятых под стражу друзьях, в том числе и о Гаррине.

— За него я опасаюсь больше всего, — призналась она служанке. — Сироты не созданы для неволи, они нуждаются в солнце и свежем воздухе. Разве он переживет заключение в сырой крепости? И года там не протянет. — Седра промолчала, но сделалась бледной, а губку стиснула так, что мыло капало на мирийский ковер.

Тем не менее понадобилось еще четыре дня и две ванны, чтобы она сдалась.

— Прошу вас, не надо, — прошептала она, когда Арианна живописала ей, как Гаррин выбрасывается из окна своей камеры, чтобы вкусить свободы в последний раз перед смертью. — Вы должны помочь ему. Пожалуйста, не дайте ему умереть.

— Что же я могу, раз сама сижу под замком? — прошептала в ответ принцесса. — Отец не желает меня видеть. Только ты одна можешь спасти Гаррина. Ты любишь его?

— Да, — вспыхнув, пролепетала Седра. — Но как мне спасти его?

— Передай от меня весточку. Готова ты это сделать? Готова рискнуть ради Гаррина?

Седра, округлив глаза, кивнула.

Итак, я обзавелась вороном, торжествующе подумала Арианна. Но куда же его послать? Единственный заговорщик, ушедший из сетей принца Дорана, — это Темная Звезда. Теперь его, возможно, уже схватили, а если нет, то он, конечно, покинул Дорн. Мать Гаррина? Сироты Зеленой Крови? Нет. Ей нужен человек, облеченный властью, который мог бы сочувствовать их заговору, хотя в нем и не состоял. Не обратиться ли к собственной матери? Но леди Мелларио далеко за морем, в Норвосе. Притом принц Доран уже много лет не прислушивается к мнению своей леди-жены. Здесь требуется лорд, достаточно сильный, чтобы уговорить отца освободить Арианну.

Самый могущественный из дорнийских лордов — Андерс Айронвуд, принц крови, лорд Айронвуда и Хранитель Каменистого Пути, но не так она глупа, чтобы обращаться за помощью к воспитателю ее брата Квентина. Брат Дрю, сир Дэзиел Дальт, когда-то искал ее руки, но он слишком уж предан своему принцу. Кроме того, Рыцарь Лимонной Рощи способен внушить почтение разве что мелкому лорду — против принца Дорана он слабоват. То же самое относится и к отцу Сильвы-Крапинки. Арианна пришла к заключению, что надежды у нее только две: Хармен Уллер, лорд Адова Холма, и Франклин Фаулер, лорд Поднебесного, Хранитель Принцева перевала.

Половина Уллеров, гласит пословица, не в своем уме, а другая половина еще хуже первой. Эллария Сэнд — побочная дочь лорда Хармена. Теперь она и ее маленькие дочки угодили в тюрьму вместе с другими песчаными змейками. Это должно было вызвать гнев лорда Хармена, а Уллеры в гневе опасны. Возможно, даже слишком. Принцессе не хотелось подвергать опасности еще чьи-то жизни.

Лучше, пожалуй, остановиться на лорде Фаулере, Старом Ястребе. Он никогда не ладил с Андерсом Айронвудом. Кровная вражда между их домами существует уже тысячу лет, с тех пор, как Фаулеры во время Нимерианской войны предпочли Мартеллов Айронвудам. Леди Ним к тому же дружит с двойняшками Фаулер, но значит ли это что-нибудь для Старого Ястреба?

Свое тайное письмо Арианна составляла долго и тщательно. Начиналось оно так: «Вручите подателю сего сто серебряных оленей» — тогда его доставят наверняка. Далее она писала, что находится в башне Копье, и умоляла о спасении. «Кто бы ни избавил меня от неволи, он не будет забыт, когда я надумаю вступить в брак». Это заставит героев пошевелиться. Пока принц Доран не решит иначе, она остается законной наследницей Солнечного Копья, и ее супруг когда-нибудь совместно с ней будет править Дорном. Остается молиться, чтобы ее спаситель оказался моложе тех старцев, которых отец уже много лет предлагает ей в женихи. «Мне нужен муж с зубами во рту», — заявила ему Арианна, отказав последнему.

Она не осмелилась попросить пергамент, боясь вызвать подозрения у своих тюремщиков, и написала письмо на обороте страницы, вырванной из Семиконечной Звезды. В следующий банный день она сунула его в руку Седры.

— У Тройных Ворот есть место, где караванщики запасаются для перехода через пустыню. Найди караван, идущий к Принцеву перевалу, и пообещай купцу сто оленей, если он отдаст письмо лорду Фаулеру в собственные руки.

— Хорошо. — Седра спрятала послание за корсаж. — Я найду кого-нибудь еще до заката, принцесса.

— Прекрасно. Завтра расскажешь, что у тебя получилось.

Но назавтра Седра к ней не вернулась, не пришла и на следующий день. Ванну принцессе налили Морра и Меллея, они же помыли ей спину и расчесали волосы.

— А что Седра, не заболела ли? — спросила Арианна, но они не ответили. Все ясно — Седру схватили. В ту ночь принцесса почти не спала из страха перед возможными последствиями.

Когда Тимот утром принес ей завтрак, она попросила о свидании не с отцом, а с Рикассо. Принца Дорана она, похоже, не дозовется, но сенешаль обязан явиться на зов законной наследницы замка.

Был обязан, но не явился.

— Ты передал Рикассо, что я сказала? — спросила она, увидев Тимота снова. — Передал, что он нужен мне? — Слуга молчал, и Арианна перевернула ему на голову штоф с красным вином. Тот ретировался весь мокрый, с видом оскорбленного достоинства. Отец, как видно, решил сгноить ее здесь. Или вознамерился выдать за какого-нибудь мерзкого старого дурака, продержав ее под замком до самой брачной ночи.

Арианна Мартелл выросла в ожидании, что когда-нибудь отец подберет ей достойного мужа. Таков удел всех принцесс, говорили ей… хотя дядя Оберин смотрел на это несколько по-другому. «Хотите замуж, так выходите, — говорил он своим собственным дочерям, — а нет, так живите в свое удовольствие. В этом мире так мало радости. Но выбирайте хорошенько: если кто из вас свяжется с дураком или грубым животным, пусть не ждет от меня избавления. Я дал вам все средства, чтобы вы сами с этим справлялись».

Однако наследница принца Дорана никогда не пользовалась свободой, которую предоставлял своим незаконным дочерям принц Оберин. Она знала, что должна будет выйти замуж, и соглашалась с этим. Дрю охотно взял бы ее, как и его брат, Рыцарь Лимонной Рощи, а Дейемон Сэнд решился даже просить ее руки. Но Дейемон был бастард, и в намерения принца Дорана не входило отдавать дочь дорнийцу.

Арианна соглашалась и с этим. Однажды к ним приехал брат короля Роберта, и она всячески старалась очаровать его — но тогда она едва вышла из детского возраста, и ее ухищрения не столько воспламеняли лорда Ренли, сколько смешили. Позже Хостер Талли пригласил ее посетить Риверран для знакомства с его наследником, и она на радостях поставила Деве много свечей, но принц Доран отклонил приглашение. Она подумывала даже об Уилласе Тирелле с его поврежденной ногой, но отец не пустил ее и в Хайгарден. Вместе с Тиеной она отправилась туда без его согласия, но принц Доран перехватил их у Вервия и вернул назад. В том же году принц попытался обручить ее с Беном Бисбери, мелким лордом лет восьмидесяти, слепым и беззубым.

Пару лет спустя Бисбери умер, и она успокоилась на предмет своего ближайшего будущего. Лорд Переправы только что женился в очередной раз, и с этой стороны ей тоже ничего не грозило. Однако лорды Эстермонт, Росби и Грандисон были все еще живы и свободны от брачных уз. Грандисона называли Седобородым, но когда она с ним познакомилась, его борода успела сделаться белой, как снег. На пиру в его честь он уснул между рыбным и мясным блюдами. Дрю счел это вполне уместным, поскольку эмблемой лорду служил спящий лев. Гаррин подзадоривал ее завязать узлом его бороду и посмотреть, проснется он или нет, но она воздержалась. Грандисон в обхождении был довольно приятен и выгодно отличался характером от сварливого Эстермонта, а здоровьем — от хворого Росби, но стать его женой она отказалась наотрез. Не бывать этому, даже если Хотах встанет у нее за спиной со своей секирой.

…Прошло два дня. Женихи к ней не приходили, Седра тоже не появлялась. Арианна попыталась обольстить Морру и Меллею таким же образом, но из этого ничего не вышло. Поодиночке она, может быть, и уговорила бы их, а вместе сестры стояли горой. К этому времени принцесса уже охотно провела бы вечерок на дыбе и отведала каленого железа. Одиночество понемногу сводило ее с ума. За свои преступления она заслужила плаху, но ей даже в этом отказывали. Отец, судя по всему, намерен запереть ее здесь навсегда и забыть о ее существовании. Мейстер Калеотт, возможно, уже готовит указ о назначении Квентина наследником Дорна.

Дни шли один за другим — Арианна им уже и счет потеряла. Она все больше времени проводила в постели, вставая только лишь по нужде. Еда, которую ей приносили, остывала нетронутая. Арианна все время спала и никак не могла выспаться. Наскоро попросив милости у Матери и мужества у Воина, она засыпала опять. Вчерашнюю еду заменяли свежей, но принцесса к ней не притрагивалась. Однажды она, собравшись с силами, выбросила все в окно, чтобы не поддаться искушению, и проспала после этого целых полдня.

Наконец чья-то грубая рука тряхнула ее за плечо, и голос, знакомый ей с детства, сказал:

— Вставайте, маленькая принцесса, и одевайтесь. Принц зовет вас к себе. — Хотах, ее старый друг и покровитель, стоял рядом и говорил с ней! Арианна сонно улыбнулась. Ничему в жизни она так не радовалась, как этому лицу в боевых шрамах и басистому голосу с норвосским выговором.

— Что вы сделали с Седрой?

— Принц отправил ее в Водные Сады. Он сам вам все скажет, но сначала надо умыться и поесть.

Вид у нее, должно быть, был очень несчастный. Арианна вылезла из постели, слабая, как котенок.

— Вели Морре и Меллее приготовить мне ванну, — сказала она, — а Тимот пусть принесет еду. Ничего тяжелого. Холодный бульон, немного хлеба и фруктов.

— Хорошо, — сказал Хотах, и это слово прозвучало в ее ушах музыкой.

Пока принцесса мылась и причесывалась, капитан ждал за дверью. Она подкрепилась сыром и фруктами, выпила немного вина, чтобы успокоить желудок. Отец, которого она никогда не боялась, внушал ей страх. Поняв это, она фыркнула, и вино потекло у нее из носа. Для встречи она выбрала простое полотняное платье цвета слоновой кости, с вышитыми по корсажу и рукавам виноградными лозами и пурпурными кистями. Драгоценности ни к чему — сегодня она должна быть скромной, выражающей раскаяние всем своим видом. Она бросится к ногам принца и будет молить о прощении — иначе ей больше никогда не услышать человеческого голоса.

Когда она наконец приготовилась к выходу, стало смеркаться. Она думала, что Хотах проводит ее в Солнечную башню, но они пришли в отцовскую горницу, где принц сидел за столом для кайвассы, с ногами на мягкой скамеечке, вертя в красных опухших пальцах ониксового слона. Таким больным она еще ни разу его не видела. Лицо бледное, одутловатое, а суставы так воспалились, что на них даже со стороны больно смотреть. У Арианны дрогнуло сердце… но она почему-то не смогла заставить себя упасть на колени, как собиралась, и сказала только:

— Здравствуй, отец.

Принц поднял на нее глаза, полные страдания — из-за подагры или из-за нее?

— Диковинный народ эти волантинцы, — произнес он, поставив слона. — Я побывал как-то в Волантисе на пути в Норвос, где встретил Мелларио. В Норвосе звонили колокола, на ступенях плясали медведи. Арео должен помнить тот день.

— Я помню, — гулким басом подтвердил Хотах. — Медведи плясали, колокола звонили, а принц был одет в красные, золотые и оранжевые цвета. Миледи еще спросила меня, кто это так сверкает.

— Оставь нас, капитан, — со слабой улыбкой приказал принц.

Хотах стукнул древком секиры в пол, повернулся и вышел.

— Я и у тебя распорядился поставить стол для кайвассы, — сказал принц, когда они остались вдвоем.

— С кем мне там было играть? — Уж не помрачила ли подагра его рассудок, думала Арианна. С чего он вдруг заговорил об игре?

— С самой собой. Иногда бывает полезно как следует разобраться в игре, прежде чем ее начинать. Хорошо ли ты знакома с кайвассой, Арианна?

— Достаточно, чтобы играть в нее.

— Играть, но не выигрывать. Мой брат любил драку ради самой драки, я же играю только в те игры, которые могу выиграть. Кайвасса не для меня. — Он помолчал, пристально глядя на нее, и спросил: — Зачем? Ответь, Арианна, — зачем?

— Ради чести нашего дома. — Голос отца рассердил ее — он звучал так грустно, так слабо. Ведь ты же принц! — чуть не крикнула она. Ты должен сейчас бушевать! — Твоя мягкость позорит весь Дорн, отец. Твой брат поехал в Королевскую Гавань вместо тебя, и его там убили!

— Как будто я сам не знаю. Я вижу Оберина всякий раз, как закрываю глаза.

— Не сомневаюсь, что он велит тебе открыть их. — Арианна села за игровой столик напротив отца.

— Я не разрешал тебе сесть.

— Тогда кликни Хотаха и прикажи высечь меня за дерзость. Ты имеешь на это право как принц Дорнийский. — Она потрогала стоящего на доске коня. — Ты уже схватил сира Герольда?

— Если бы так. Ты поступила глупо, посвятив его в свой замысел. Темная Звезда — самый опасный человек в Дорне. Вы с ним причинили нам большой вред.

— Но ведь Мирцелла не… — опасливо начала Арианна.

— Она не умерла, хотя Темная Звезда сделал все от него зависевшее. Все смотрели на твоего белого рыцаря, потому о Дейне никто ничего толком сказать не может. Похоже, его конь в последний миг шарахнулся в сторону, иначе он снес бы девочке полголовы. А так он просто рассек ей щеку до кости и отрубил правое ухо. Мейстер Калеотт спас ей жизнь, но лица принцессе не вернут ни снадобья, ни примочки. Она находилась под моей опекой, Арианна, и была помолвлена с твоим родным братом. Ты обесчестила весь наш род.

— Я не хотела ей зла. Если бы не вмешался Хотах…

— …то ты объявила бы ее королевой, подняла мятеж против ее брата, и вместо уха она лишилась бы жизни.

— Только если бы мы проиграли.

— Если? Скажи лучше когда. Дорн — самое малонаселенное из Семи Королевств. Юный Дракон в своей книге сильно преувеличил численность наших войск, чтобы сделать победу над нами более значительной, а мы усердно поливали посаженное им семя, чтобы сделать себя более сильными в глазах наших врагов, но принцесса должна знать правду. Доблесть числа не прибавит. У Дорна нет никакой надежды победить Железный Трон в одиночку, а ты чуть было не навязала нам эту войну. Полагаю, ты этим гордишься? — Он не дал ей времени ответить на этот вопрос. — Что же мне делать с тобой, Арианна?

Прости меня, чуть не сказала она, но обида от его слов была слишком велика.

— То, что ты всегда делаешь, — ничего.

— Трудно подавить гнев, говоря с тобой.

— И не надо — еще подавишься, чего доброго. Откуда ты узнал о моих планах?

— Я принц, и заслужить мое расположение хотят многие.

Кто-то проговорился…

— Ты все знал и все-таки позволил нам бежать с Мирцеллой. Почему?

— Я совершил ошибку, и она оказалась роковой. Ты моя дочь, Арианна. Девочка, которая прибегала ко мне, ободрав коленку. Я поверить не мог, что ты злоумышляешь против меня. Правда далась мне тяжелой ценой.

— Я хочу знать, кто донес на меня.

— Я тоже хотел бы на твоем месте.

— Так что же?

— Не вижу причин открывать тебе это имя.

— Думаешь, я сама не смогу узнать, кто это?

— Попытайся — но пока не получишь ответ, ты не должна доверять никому из них, а толика недоверия принцессе только на пользу. Ты разочаровала меня, Арианна, — вздохнул принц.

— Кто бы говорил. Ты меня всю жизнь разочаровываешь. — Она не хотела говорить с ним так грубо, но слова вырвались у нее сами собой. Что ж, сказанного не воротишь.

— Знаю. Я слишком мягок, слаб, осторожен, слишком снисходителен к нашим врагам… но теперь ты как раз нуждаешься в таком снисхождении. Тебе бы следовало молить о прощении, а не раздражать меня еще больше.

— Я прошу снисхождения только для моих друзей.

— Как это благородно.

— Они действовали из любви ко мне и не заслужили смерти в стенах Серой Крепости.

— Знаешь, я согласен с тобой. Все твои сообщники, не считая Темной Звезды, — просто глупые дети. Но то, что вы затеяли, не безобидная игра в кайвассу, а государственная измена. Я мог бы обезглавить их всех.

— Мог бы, но не обезглавил. Дейн, Дальт, Сантагар — ты никогда не решился бы сделать эти дома своими врагами.

— Тебе и не снилось, на что я могу решиться, однако оставим это. Сир Эндрю на три года отправлен в Норвос, где будет служить твоей леди-матери. Гаррин два года проведет в Тироше. С речных сирот, его родичей, я взял пеню и заложников. Леди Сильва никакого наказания не получила. Ей пора замуж, и отец отослал ее в Зеленую Скалу, где она вышла за лорда Эстермонта. Что до Ариса Окхарта, он сам выбрал свою судьбу и встретил ее отважно. Рыцарь Королевской Гвардии… что ты такое с ним сделала?

— Я переспала с ним, отец. Не ты ли наказывал мне всячески развлекать наших почетных гостей?

Доран покраснел.

— Этого оказалось довольно?

— Я сказала ему, что Мирцелла, став королевой, даст нам разрешение пожениться. Он хотел, чтобы я стала его женой.

— Уверен, ты сделала все возможное, чтобы не дать ему нарушить свои обеты.

Теперь настал ее черед покраснеть. Сира Ариса она обольщала полгода. Хотя он и уверял, что знал других женщин до того, как надеть белое, по его неуклюжим ласкам и трепетным поцелуям этого не было видно. Во время их первого соития он излился ей на бедро. Хуже того, рыцаря постоянно жег стыд. Если бы за каждое «мы не должны», которое он шептал, ей давали золотого дракона, она бы стала богаче Ланнистеров. Быть может, на Арео Хотаха он напал в надежде спасти ее, Арианну? Или он поступил так, чтобы смыть свой позор собственной кровью?

— Он любил меня, — неожиданно для себя вымолвила она. — Он за меня умер.

— Если так, он может стать лишь первым из многих. Война, которой так хотели ты и твои кузины, того и гляди начнется. В это самое время к Солнечному Копью приближается еще один рыцарь Королевской Гвардии, сир Бейлон Сванн, везущий мне голову Горы. Мои знаменосцы стараются задержать его всеми средствами. У Вайлов на Костяном Пути он охотился восемь дней, лорд Айронвуд принимал его у себя две недели. Сейчас он в Торе — леди Джордейн затеяла игры в его честь. Затем он доберется до Призрачного Холма, и леди Толанд тоже в грязь лицом не ударит. Но рано или поздно сир Бейлон приедет в Солнечное Копье, где, естественно, захочет увидеть принцессу Мирцеллу и сира Ариса, своего брата по оружию. Что мы скажем ему, Арианна? Что сир Арис погиб на охоте от несчастного случая или свалился с лестницы? Захотел, мол, поплавать в Водных Садах, поскользнулся на мраморе, ударился головой, да и утонул?

— Нет. Мы скажем, что он погиб, защищая свою маленькую принцессу. Темная Звезда задумал убить ее, а сир Арис бросился между ними и спас ей жизнь. — Именно так полагается умирать рыцарям Королевской Гвардии — спасая тех, кого они поклялись защищать. — Сир Бейлон может заподозрить что-то, как и ты, когда Ланнистеры убили твою сестру и ее детей, но доказать ничего не сможет…

— …пока не поговорит с Мирцеллой. Или нам и ее сделать жертвой несчастного случая? Тогда войны уж верно не миновать. Никакая ложь не спасет Дорн от гнева королевы, если ее дочь погибнет, будучи под моей опекой.

Я нужна ему, поняла Арианна. За этим он меня и позвал.

— Я могла бы научить Мирцеллу, что говорить, только зачем?

По лицу принца прошла гневная судорога.

— Предупреждаю тебя, Арианна, мое терпение на исходе.

— Вот как? С лордом Тайвином и прочими Ланнистерами ты всегда был кроток, как сам Бейелор Благословенный, а для родной дочери у тебя терпения не хватает.

— Ты путаешь терпение с умением ждать. Я готовил падение Тайвина Ланнистера с того самого дня, как меня известили о смерти Элии и ее детей. Я надеялся лишить его самого дорогого, а потом уж убить, но его сын-карлик отнял у меня эту радость. Меня утешает лишь то, что смерть он принял от руки чудовища, которое породил. Так или иначе, Лорд Тайвин терпит муки в аду… где к нему скоро присоединятся многие тысячи, если твое сумасбродство обернется войной. — Принц сморщился, как будто одно это слово причиняло ему боль. — Ты этого хочешь?

Принцесса и бровью не повела.

— Я хочу, чтобы освободили моих кузин. Хочу, чтобы мой дядя был отомщен. Хочу соблюдения моих прав.

— Твоих прав?

— Я говорю о Дорне.

— Ты получишь Дорн после моей смерти. Тебе так не терпится избавиться от меня?

— Я могла бы задать тебе тот же вопрос. Ты уже много лет стараешься от меня избавиться.

— Неправда.

— Да ну? Может быть, спросим моего брата?

— Тристана?

— Квентина!

— А что с ним такое?

— Где он сейчас?

— С войском лорда Айронвуда на Костяном Пути.

— Хорошо лжешь, отец, отдаю тебе должное. Квентин уехал в Лисс.

— С чего ты взяла?

— Узнала от друга. — У нее тоже есть свои тайны.

— Твой друг лжет. Даю слово, что твоего брата нет в Лиссе. Клянусь тебе солнцем, копьем и Семерыми.

Меня не так легко провести, отец.

— Где же он тогда? В Мире, в Тироше? Я знаю, что он отправился куда-то за Узкое море — набирать наемников, чтобы лишить меня права первородства.

— Подобные мысли не делают тебе чести, — потемнел принц. — Если бы заговор против меня устроил Квентин, его бы я еще мог понять. Он уехал из дома ребенком, не понимая, что этого требуют нужды Дорна. Андерс Айронвуд ему больше отец, чем я, а между тем он остался мне послушным и верным сыном.

— Почему бы и нет? Ты всегда предпочитал его мне. Вы с ним похожи, вы мыслите одинаково, и ты намерен отдать Дорн ему. Не трудись отрицать. Я читала твое письмо. — Эти слова до сих пор горели огнем в ее памяти. — «Когда-нибудь ты сядешь на мое место и будешь править всем Дорном», писал ты ему. Скажи, когда ты задумал лишить меня наследственных прав? В день, когда Квентин родился, или еще раньше, когда родилась я сама? За что ты так ненавидишь меня? — Арианна почувствовала на глазах слезы, и это привело ее в бешенство.

— Я никогда не питал к тебе ненависти. — В едва слышном голосе принца звучало глубокое горе. — Все совсем не так, как ты думаешь.

— Ты отрицаешь, что написал это?

— Нет. Письмо было написано сразу после отсылки Квентина в Айронвуд. Я действительно желал сделать своим преемником сына. Относительно тебя у меня имелись другие планы.

— Знаю я твои планы. Джайлс Росби, слепой Бен Бисбери, седой как лунь Грандисон. — Отец хотел что-то сказать, но она ему не позволила. — Я знаю, что мой долг — дать Дорну наследника. Я охотно пошла бы замуж, но партии, которые ты находил для меня, были попросту оскорбительны. Словно ты раз за разом плевал мне в лицо. Если ты хоть немного любил меня, зачем было предлагать мне Уолдера Фрея?!

— Я делал это нарочно, зная, что ты отвергнешь его. Как только ты вошла в возраст, мне пришлось делать вид, будто я пытаюсь найти тебе жениха, — иначе дело выглядело бы подозрительно. При этом тех, кого ты могла бы одобрить, я не смел предлагать. У тебя уже был суженый, Арианна.

Суженый? Она с недоумением уставилась на отца.

— О чем ты? Или это еще одна ложь? Ты ни разу не говорил мне…

— Сговор был заключен втайне. Я хотел рассказать тебе обо всем, когда ты повзрослеешь, но…

— Мне двадцать три, и я уже семь лет как взрослая женщина.

— Я знаю, что слишком долго держал тебя в неведении, но делалось это для твоего же блага. Ты непременно поделилась бы этим секретом с Гаррином или Тиеной… той же ночью, в постели. Гаррин болтлив, как истинный сирота, а Тиена ничего не скрывает от Обары и леди Ним. Что касается их, то Обара пьет слишком много, а Ним слишком дружна с близнецами Фаулер. И кто знает, кому рассказали бы близнецы? Я попросту не мог пойти на такой риск.

Эта новость оглушила Арианну. Она невеста… у нее есть жених…

— Но кто же он? Кому я была обещана все эти годы?

— Теперь это уже не важно. Он умер.

Это озадачило ее еще больше.

— Чему же удивляться — старики так непрочны. Что это было — сломанное бедро, простуда, подагра?

— Котел с расплавленным золотом. Принцы строят планы, а боги разбивают их вдребезги. — Доран устало повел красной, распухшей рукой. — Дорн будет твоим — даю тебе слово, если мое слово еще что-то для тебя значит. Твоего брата Квентина ждет более трудный путь.

— Что за путь? — Арианной вновь овладели подозрения. — Что ты еще от меня скрываешь? Видят Семеро, меня уже просто тошнит от твоих тайн. Рассказывай все, отец… или пошли за Хотахом, назови своим наследником Квентина, а меня предай смерти, как уже предал моих кузин.

— Неужто ты в самом деле веришь, будто я способен причинить вред детям моего брата? Обара, Ним и Тиена всего лишь взяты под стражу и не испытывают недостатка ни в чем, кроме свободы, а Эллария с дочерьми живет припеваючи в Водных Садах. Дорея сшибает булавой апельсины, Элия и Обелла сеют ужас в прудах. Давно ли и ты там играла, — вздохнул принц. — Помню, ты сидела на плечах у большой девочки с прямыми желтыми волосами.

— Это либо Джейна Фаулер, либо ее сестра Дженнелина. — Арианна давно уже не вспоминала об этом. — Была еще Фринна, дочь кузнеца, но у той волосы каштановые. Но любимым моим конем был Гаррин. В паре нас никто не мог победить, даже Ним и эта тирошийка с зелеными волосами.

— Дочь архона, между прочим. Мне полагалось отправить тебя в Тирош вместо нее. Предполагалось, что ты будешь служить у архона чашницей и тайно познакомишься со своим женихом, но твоя мать пригрозила наложить на себя руки, если я отниму у нее еще одного ребенка, и я… я не смог.

Рассказ принца становился все более странным.

— Так Квентин уехал туда? Ухаживать за зеленоволосой дочкой архона?