Неразменный рубль Лесков Николай
— Приятного аппетита! – врач всадил томик в клыкастую пасть.
То что мистику не внесли в различные Кодексы – ещё не доказывает то, что её не существует. От книжки повалил густой зеленый дым. Дикий женский плач заполонил пространство. Вспыхнуло зеленое пламя, пожирая сладострастные страницы и распространяясь на животное.
— Чёрт! Как бы не поджариться! – заволновался доктор, пытаясь спихнуть с себя чудовище. Халюкин кинулся на помощь, но огромная туша не двигалась.
Земля под доктором затряслась. На ней… проявились трещинки, ширясь и множась. Рядом с Бутербродовым открылась расселина, из которой высунулась трёхпалая огненная ручища, размером со слона.
— Мать твою!
Ручища схватила животное, оно потащило за собой доктора. Халюкин схватил друга за ногу, но… с ботинком Бутербродова остался наверху, тогда как всё иное ушло вниз. Земная дрожь прекратилась, расселина самозаделалась. Стало тихо, потрескивал лишь костёр.
Очкарик в отчаянии выкрикнул, колотя докторским ботинком по осенней травке:
— Ээй, вы чего беспредельничаете?! Мы всё сделали по вашим правилам! Верните моего друга, и немедленно!
Землица опять завибрировала. Прокурор, на всякий случай, шагнул назад. Из вновь появившейся щели вылетело тело Бутербродова. Врач приземлился на Халюкина, что избавило обоих от переломов. Снова всё стихло.
В аду всё просто. Тут на убийство молятся, а убийцам поклоняются. Однако подобная диалектика до сих пор пугает гомо сапиенс. Халюкин вылез из-под друга, нашарил разбитые очки. Близко поднёс их к носу, осмотрел и отбросил:
— Ты как, Бу?
— Да вроде ничего… кажется, только нога вывихнута, — Бутербродов перевалился с живота на бок, отер закопченный лоб. — Жарко там… внизу.
48. Эпилоги
На ореховой двери висела табличка под стеклом: «Заместитель главного врача Бутербродов А. В.». За столом в кабинетике сидел собственно зам главврача и пил чаёк.
— Андрей Васильевич, необходима Ваша виза на этих документах, — в кабинет, слегка стукнув, впорхнула прекрасная девушка в белом халате.
— К чему такой официоз, Юль? – удивился доктор. – Всё-таки мы муж и жена. Я понимаю, что на людях надо выдерживать тон, но без свидетелей… — он недоуменно пожал плечами.
Девушка положила перед начальником толстенькую пачку бумаг. Сказала сухо:
— На работе я не жена, а врач—психотерапевт. Фамильярные отношения расслабляют и мешают сосредоточиться. — Она повернулась на выход.
— Юлия Фёдоровна, а не подскажете, как там поживает наш малыш? – окликнул босс.
Врач—психотерапевт взялась за ручку двери… обернулась… и неожиданно улыбнулась:
— Малышу всего два месяца, — непроизвольно погладила живот. – Передаёт папе привет, — девица засмущалась и быстро вышла.
— Ну, Юлька! – в восхищении воскликнул Андрей Васильевич. – Какая она всё же – Ну-Юлька!
***
Табличка на памятнике извещала, что Барин Артём Михайлович прожил 35 лет, 2 месяца и 4 дня. Тут интимным кружком стояли 4 человека: вдова Ириша, Халюкин с Алисой, Бутербродов. Сентябрьская пятница хмурила небо и дышала сыростью. Синяя легковая машинка очкарика находилась в ста метрах, за кладбищенской оградой.
— Пусть те земля будет пухом, — очкарик полил могилку водкой, потом плеснул в стаканчики. Четверка выпила. Закусывать было нечем, да и незачем. Закурили.
— Ровно год, — задумчиво процедил прокурор. Никто не поддержал реплику, поддакивать очевидности на кладбище банально и пошло.
Заморосил дождик.
— Поедем ко мне, — попросила Ириша. – Сядем, помянем хорошо… Кстати, Андрей, а почему жена не пришла?
— Юлька у меня принципиальная и вдумчивая. Сказала, что её приход будет неэтичным, и она не желает мешать горю близких покойного. — Бутербродов усмехнулся.
— Глупости, — обронила Ириша и заспешила прочь, с подругой под ручку. – Мальчишки, догоняйте нас.
Прокурор прислонил полупустую бутылку к памятнику. Мужчины молча кивнули, закурили ещё по одной, и потихонечку двинулись вслед за женщинами.
— Кот не нашёлся? – вдруг спросил Халюкин.
— Нет. А нового не хочу заводить.
Прошли десяток метров молча, а потом… доктор почему-то обернулся. Замер. Толкнул очкарика:
— Смотри.
Когда одни стены растут – другие неизбежно рушатся. Диалектика выживания. Проще говоря, в каждой истории есть тот герой, которому надо умереть, без этого драматургия потеряет смысл. Также кого-то обязательно надо влюбить и женить, а иногда и посадить…
— …И сколько дали этому Терпилову? — вопрошала Алиса.
— Двадцать лет, – ответила Ириша. — Неуплата налогов, смерть пациентки в клинике. Её мать как раз злодея и судила, так что накрутила по полной.
— А твоя сестра Рита как?
— Ритка развелась ещё во время следствия. Продаёт квартиру в Питере, хочет переехать сюда, ко мне в усадьбу. Я и рада, одной очень тоскливо…
Жизнь – абсурдная штука. И потому веселая. Пока девочки шли к машинке, двое верных друзей разглядывали какого-то оборванца, возникшего у могилки Барина. И пившего оставленный шнапс. Драный пиджак, сизый нос…
— Буль—Буль—Буль, — половина бутылки «улетела» в горло за несколько секунд. Мужичок занюхал рукавом, громко то ли рыгнул, то ли пукнул… и подошёл к друзьям:
— Дайте закурить, ребята, — вымолвил он хриплым голосом.
Бутербродов не среагировал, опустив задумчивый взор под ноги. Пачку сигарет протянул Халюкин.
— Я возьму пару штук, — утвердительным тоном произнес оборванец. Затем высыпал себе в руку практически всю пачку. Опустил сигареты в карман штанов. Сказал просто:
— Плохо кончил Барин. — Он сдвинул кепку на затылок, и двинулся в глубину кладбища.
Андрей Васильевич взглянул на его расхлябанную, но абсолютно твёрдую, трезвую походку и грустно сказал:
— Очкарик, я знаю алкаша. Это тот крендель, что продал мне гусака. По-моему, у нас начинаются проблемы. Буду очень рад, если ты убедишь меня в обратном.
Прокурор отбросил пустую табачную коробку, отряхнул чистые руки:
— Думаю, нас уже не коснётся. Ведь два раза подряд не умирают.
— Быть может… — без интонации протянул доктор.
2004, 2017, 2020