Древние чары и Синдбад Шахразада
– Быть может, если бы я успел, я бы смог обогатиться. Но, говорю тебе, твое войско нас окружило настолько стремительно, что мы и сообразить ничего не успели…
– Ложь, – устало откинулась Повелительница на подушки. – Ложь от первого до последнего слова. Ты не мог не понять, что под ногами сокровища. А потому должен был бы мгновенно набить камнями все карманы своего платья. Но я не буду вас проверять. Пусть и ваши сокровища, и ваше никчемное оружие останутся при вас. Наказание я придумаю вам всем завтра. А сейчас…
Анаис сделала в воздухе сложный знак, и над головами незваных гостей соткалась из ничего огромная клетка, похожая на птичью, которая медленно накрыла всю пятерку смельчаков.
– Адригард, прошу тебя, позаботься о том, чтобы никто из них не смог сделать и шагу за пределы ловушки.
Старшина храбрецов поневоле вздрогнул, когда вокруг клетки обвилась одна из огромных змей, загнавших их сюда. Толщиной ее тело было по пояс взрослому мужчине, а длина его составляла, должно быть, более сотни локтей. В глазах чудовища незваный пришелец прочитал лишь несгибаемую решимость. И потому не пытался сделать ни единого движения, которое могло бы разозлить такого стража.
Текли неторопливые минуты. Повелительница, казалось, уснула на своем троне. В спокойной неподвижности застыли чудовищные кобры по сторонам престола. Тишина объяла все вокруг.
– Теперь мы здесь погибнем, – прошептал Фархад-стрелок. – И даже наши кости останутся непогребенными…
– Придержи язык, глупец, – ответил ему Синдбад. – Помни, что мы всегда сами хозяева своей жизни. Этой разряженной кукле, быть может, и под силу отобрать у нас жизни, но мы просто обязаны сделать что-то для собственного спасения. Не забывай – где-то неподалеку, быть может, умирает от удара или от укусов подобных созданий Синдбад-Мореход, которого нам следовало беречь как зеницу собственного ока. И мы обязаны найти его и спасти…
– Теперь мы уже ничего не сможем, глупый ты вояка! Нас ждет лишь смерть… И более ничего мы сделать не можем – только дожидаться решения этой скверной твари, которая прячется под человечьим обликом.
– Прежде всего, Фархад, мы должны оставаться теми, кто мы есть – мы гвардия и охрана. Мы будем сопротивляться и биться до последнего.
«Хотя я бы сейчас не отказался ни от палаша, ни от тесака, это правда… Не отказался бы и от умения, о котором говорил когда-то Хасиб-маг… Ни за что не отказался бы…» Однако этих слов мудрый Синдбад-воин не произнес.
– Мы не гвардия, глупец… Мы корм… Может быть, для вон того чудовища… а может быть – для вот этого. – Палец с обкусанным ногтем ткнулся сначала в одну кобру-стража, а потом в другую.
– Прекрати, стрелок! Я приказываю тебе замолчать!
– Ты? Приказываешь? Кто ты такой?… Все мы – лишь одушевленный кусок свежеприготовленного мяса, как и я. И потому я сам решу, что мне теперь делать.
«Ну вот, а я пыталась придумать, как же мне развлечься, – подумала Анаис, слушая эту склоку. – Да они сами все за меня придумают… Мне же остается только выбирать, кто станет первым…»
Синдбад бросил взгляд на своего бывшего товарища и замолчал. Более того, он отвернулся и сел к нему спиной. Так же поступили трое других пленников. Анаис молча удивилась, но ничего не поняла. Зато хорошо понял Фархад-стрелок. Этим простым движением друзья отреклись от него, отказались признавать его членом своей команды и человеком, за которого можно сражаться и нужно отдать жизнь. Теперь стрелок был предоставлен самому себе. И решение сие было неоспоримо.
Анаис села чуть прямее на своем троне и раскрыла глаза. Похоже, она готовилась произнести какие-то слова, но Фархад-стрелок, которому нечего было терять, заговорил первым.
– Позволишь ли ты мне задать вопрос, прекрасная Повелительница?
Анаис лишь молча склонила голову. Она даже не пыталась угадать, чего именно захочет воришка – она это просто знала. «Сейчас он начнет торговаться… Может быть, попытается сбежать на свободу…»
– Скажи мне, удивительная женщина, дозволено ли нам будет выкупить у тебя свободу?
– Выкупить? – Анаис рассмеялась. – У меня?! У женщины, владеющей неисчислимыми богатствами? На что мне ваши несчастные деньги? Или ты хочешь отдать мне за собственную свободу мои собственные камни?
– О нет, – Фархад приосанился. – Ты богата, сказочно и необыкновенно. Но я готов поспорить на половину твоего царства, что ты лишена любви и ласки… Что ты обделена страстью и нежностью, которые может подарить тебе только настоящий мужчина…
– Что ж, ты прав, – усмехнулась своим мыслям Анаис. – Этого я и впрямь лишена.
– Тогда, прекраснейшая, – теперь голос Фархада был сладким и теплым, словно мед, – быть может, я смогу подарить тебе их? Ведь негоже такой красавице оставаться без нежности и ласки…
«Глупый человечек думает, что ему под силу будет подарить мне подлинную страсть… Что ж, пусть попытается…»
«Безумец… Вот что он задумал… Хотя, быть может, это тоже выход. Как то, давнее воспоминание о горящем масле… Но посмотрим, насколько сильной окажется его мужская натура…»
– Ну что ж, стрелок, – проговорила Анаис. – В твоих словах слышна уверенность настоящего мужчины. Я подарю тебе свободу, если ты сможешь наполнить мою ночь любовью и нежностью.
В тот же миг Фархад почувствовал, что вихрь поднял его вверх и опустил уже перед помостом, на котором стоял трон Повелительницы. Он был свободен… Но на одно лишь сладкое мгновение. Ибо вокруг него встал шатер. Стрелок огляделся и увидел столики, уставленные подносами с яствами, источавшими головокружительные ароматы, и кувшинами, которые, без сомнения, могли содержать лишь вино. Увидел Фархад и огромное ложе, устланное роскошными шелками.
– Ну что ж, девчонка, – проговорил вполголоса он. – Я куплю свою свободу… А ты еще когда-нибудь вспомнишь о том, какие уроки смог тебе преподать Фархад-стрелок из рода аль-Захария!
Ни этих слов, ни ответа Повелительницы чудовищ, конечно, не слышали воины, оставшиеся в клетке под надежной стражей огромного змеиного тела. Более того, воины не обменялись ни единым словом – да и что им было говорить, о чем спорить?
Недобрые предчувствия терзали и душу Синдбада-воина. Он прислушивался к каждому звуку, пытаясь догадаться, сколь успешной стала попытка Фархада, меткого стрелка. О нет, сейчас не было места зависти: ибо как можно завидовать человеку, который столь низменным способом, воистину недостойным воина, пытается купить свободу, и лишь для себя самого…
В тиши текли минуты. Но полог шатра, сколь тонким бы ни был его шелк, не пропускал ни единого звука. Или, быть может, усилий Фархада недостало и для того, чтобы хоть один вздох удовольствия вырвался из уст красавицы, владычицы чудовищ.
Так оно и оказалось. Она, Анаис, почувствовала лишь прикосновение страсти. И теперь ощущения тускнели и она вновь становилась холодна. Нет, она вовсе не пыталась сопротивляться, более того, она старалась присоединиться к ощущениям этого человека. Но прикосновения его были столь же наполнены страстью, сколь наполнен медом дырявый кувшин. Он думал лишь о себе. О том, как завоевать свободу. И за это поплатился.
Анаис решительно встала с ложа и одним движением вернула себе платье. Диадема вновь увенчала сложную прическу, а стены шатра растаяли, будто их никогда и не существовало.
Фархад, кусая губы, сидел на полу. Он стал понимать, что проиграл. Ужас приковал его к месту. Ибо каким бы высоким ни было самомнение этого человека, разум все же не покинул его. И он отчетливо представлял себе, какова будет казнь.
– Ну что ж, человечек. Ты сдержал свое слово – попытался выкупить свою свободу. Увы, в твоем кошеле нашлось столь же мало монет, сколько огня в твоих чреслах. Теперь сдержу слово и я.
Растаяли шелка шатра. Нагота Фархада среди мехов огромного ложа открылась взорам каждого в невероятной пещере Повелительницы гигантов.
– Эй, малыши, я жду вас!
Анаис не повысила голоса. Но, повинуясь ее зову, с разных сторон пещеры послышались звуки, способные испугать и самого смелого человека. Фархада же они просто превратили в камень: то было оглушительное шуршание песка под огромными телами. Да, стрелок в последнем своем предположении не ошибся – в зал вползли четыре гигантских твари, вероятно, родившиеся змеями миллионы лет назад. И с тех пор они только росли и набирались сил.
– Вот, мои подданные. Этот человечек не сдержал слова, данного вашей Повелительнице. А потому я отдаю его вам. Думаю, вы примерно накажете наглеца…
Анаис договорила и отвернулась к спутникам Фархада. Она не произнесла ни звука, но ее взор был красноречивее любых слов. Повелительница лишь окинула взглядом лица затихших в ужасе воинов. Убедившись же, что никаких слов не требуется, она безмолвно оседлала свою верную Митгард и покинула пещеру, по-прежнему освещенную самоцветами, что висели на разной высоте и придавали каменным чертогам вид богатого дворца.
Цветное сияние не погасло и на миг. И потому Синдбаду-воину и его спутникам прекрасно было видно, как огромная змея подбросила вверх Фархада-стрелка, было слышно, как с последним своим криком упал он на камни.
– Аллах всесильный и всевидящий, – прошептал рядом старшина мамлюков. – Они играют с ним, словно щенки с игрушкой…
Да, это было именно так: огромные змеи были детенышами Митгард – и они просто играли с новой игрушкой. Не их вина была, что сила их оказалась слишком велика, а игрушка столь хрупка…
Не в состоянии наблюдать все это, Синдбад-воин вновь отвернулся, упершись взглядом в извивы и полосы на теле окружающей клетку чудовищной твари, поставленной охранять их. Но уши закрыть он не мог и потому услышал и последний крик стрелка, когда глупые малыши разрывали на части его тело, услышал и возню змеенышей, весело охотившихся за кусками одеяния Фархада.
Когда же все стихло, Синдбад вновь обернулся, дабы отдать своему глупому соратнику последние почести. И не увидел ровным счетом ничего – ни клочка одежды, ни клочка волос, ни пятна крови. Пещера вновь сияла подобно роскошному дворцу, ее ковры были чисты и упруги, помост высок, а трон блистал в лучах самоцветов, словно освещенный полуденным солнцем.
– Прощай, Фархад-стрелок, глупый, но отважный человек. Пусть Аллах всесильный позаботится о том, чтобы твой дух покоился с миром, – проговорил старшина мамлюков.
– А кто позаботится о нас, скажи? – спросил Синдбад.
– А нам придется понадеяться на собственную силу. И, быть может, на то, что Мореход, отважный купец, не погиб в волнах.
Свиток тридцать первый
К счастью, надежды Ингмара-варвара оправдались. Синдбад-Мореход остался жив. Один как перст, вымокший до нитки, он стоял на клочке суши посреди безбрежного океана. «Спасся ли кто еще так же, как спасся я? – вновь и вновь задавался он вопросом, на который не было ответа. – Или мне предстоит странствовать в одиночку?»[7]
Тучи тем временем быстро расходились. Поголубело небо, появилось солнце. И он смог наконец осмотреться. Первое впечатление оказалось обманчивым. Это был не крошечный клочок суши, а гигантская равнина. Вдали виднелись горы, за спиной простиралось море, а прямо перед Мореходом, насколько хватало глаз, колыхались травы. Что ж, надо было идти.
И он сделал несколько шагов вперед. Под ногой хрустнула веточка. В испуге странник остановился и начал оглядываться. И вдруг по правую сторону от себя увидел что-то огромное и белое, ослепительно блестевшее на солнце. «Что бы это ни было, я узнаю это очень скоро!» – подумал Мореход и отправился в сторону этого блеска.
Чем дальше уходил он от берега, тем выше становились деревья вокруг. Среди них не видно было ни одного знакомого листка, да и травы, что расстилались вокруг, были все до одной неизвестны. «Что ж, – подумал Синдбад. – Если так, то надо собирать и травы. Ведь халиф послал меня за диковинами, а вокруг одни диковины…»
Чем ближе подходил странник к этому белому и огромному, тем выше оно становилось. Наконец стало понятно, что это огромный купол. Белый как снег, он не имел ни входов, ни лазеек, а в высоту был так велик, что накрыл бы самый высокий минарет прекрасного, как сон, но сейчас неизмеримо далекого Багдада. Синдбад, стараясь ступать бесшумно, подошел к куполу как можно ближе, обошел вокруг… Никаких следов ворот или хотя бы высоких бойниц.
«Должно быть, – подумал Мореход, обходя белый купол, – это тоже цель моего путешествия – невероятная диковина!» Но, увы, он понимал, что никаких сил не хватит, чтобы доставить этот огромный и таинственный белый предмет в сокровищницу.
Синдбад все осматривался, пытаясь понять, что это за чудо и каково его предназначение, как вдруг солнце померкло, будто началось затмение. Мореход в испуге поднял голову и увидел невероятных размеров птицу, парившую высоко в голубом небе. Оба ее крыла были так велики, что она закрыла ослепительный солнечный диск. Птица плавно спускалась вниз, и тут Синдбада осенило: «Это не купол! Это гигантское яйцо чудовищной птицы!»
(О, если бы его тезка, Синдбад-воин, увидел сей предмет! Увидел бы осуществление своих самых смелых надежд! Слов не нашлось бы описать его ликование!)
– О Аллах всесильный и всевидящий! – прошептал Синдбад, хотя мог и громко закричать. – Это может быть только птица Рухх, о которой мне говорили на острове царя аль-Михрджана… Это птица Рухх, которая кормит новорожденных птенцов слонами… Горе мне, горе…
От страха Синдбад застыл, словно пригвожденный к месту. Сил его хватило лишь на то чтобы восхититься Аллахом всесильным, создавшим такое чудо.
Птица плавно опустилась рядом с гнездом. Когда она сложила крылья, сильный порыв ветра едва не сбил человечка с ног. Он упал в траву и затаился. Но птица не заметила столь ничтожного червя, она села на яйцо и уснула.
– Клянусь Аллахом всесильным и своими потерянными спутниками, что эта птица ничем не отличается от обычной курицы! В темноте, да рядом с этим гигантом я буду в безопасности…
С приходом сумерек все вокруг стало оживать. Послышались какие-то страшные звуки, будто огромные кошки крались по каменным полам и пищали мыши, за которыми охотились эти чудовищные кошки. От страха Синдбад был сам не свой. Чудовищные звуки, однако, внушили ему спасительную мысль. Он снял тюрбан, размотал его, а потом свил что-то подобное веревке, если, конечно, бывают веревки из синего шелка. Теперь он, Мореход, был вооружен. Пусть одной лишь веревкой… Но сие было куда лучше полного отсутствия любого оружия, пусть и пригодного лишь для защиты.
Подумав всего миг, Мореход обвязался этой веревкой, привязал себя к ногам чудовищной птицы и изо всех сил затянул узел, пробормотав: «Может быть, Рухх отнесет меня в обитаемую страну. Ведь ей же надо будет искать корм своим птенцам. А слоны родом из страны Хинд, пусть далекой, но все же вполне достижимой для любого подданного нашего любопытного халифа».
Конечно, понадеяться на птицу было вполне разумно, но это вовсе не успокаивало, и Синдбад провел без сна страшную ночь. Вокруг раздавались непонятные звуки, и он прижимался к яйцу, словно мышь к стене. Но и за толстенной скорлупой было неспокойно – там рос птенец, которому тоже предстояло превратиться в чудовище.
Наконец настал день. С первыми лучами солнца проснулся и гигантский Рухх. Испустив крик, от которого кровь стыла в жилах, птица расправила крылья и взлетела вверх. И Мореход (о, насмешка судьбы!), привязанный к ее лапе, взмыл над гнездом…
Полет длился совсем недолго, но на такой высоте, что под ногами странника видны были лишь облака да холод пронизал его почти до костей. Вскоре птица Рухх начала опускаться. Показалась зелень, потом скалы… И вот птица опустилась на возвышенное место. Сейчас или никогда! Другой возможности спастись может и не представиться, ибо неизвестно, куда в следующий раз отправится гигантская птица.
Синдбад в мгновение ока развязал узлы на веревке и отбежал как можно дальше. Чудовищная птица беглеца не увидела. Два хлопка огромных крыльев – и Рухх исчез в голубой дымке где-то у горизонта.
– О Аллах всесильный и всевидящий! – пробормотал отважный путешественник, впрочем, сейчас более похожий на оборванца. – Куда же я попал?
Холм, на котором стоял Синдбад, оказался просто огромным камнем. Внизу расстилалась широкая и глубокая долина, окаймленная горами, вершины которых скрывались в облаках.
Мореходом стало овладевать уныние, он переставал верить в свои силы, опустился наземь и стал причитать: «Зачем ты, глупый ишак, привязал себя к птице, зачем покинул то место, куда тебя вынесли волны? Быть может, туда вскоре пристанет корабль… Если б я остался на месте, я бы мог, наверное, уже возвращаться в дом, столь милый моему сердцу?»
– А если нет? – возразил сам себе Мореход. – Если бы на том островке оказались монстры более ужасные, чем глупый, пусть и огромный Рухх? И от тебя бы к утру не осталось и воспоминания… Ты просто трусишь, Мореход… Ты превратился в мальчишку, каким был в дни своего детства. Выбора у тебя нет – надо идти вперед. Может, живы твои спутники… Тогда следует их найти. Быть может, они пленены – тогда следует их освободить. А если они уже мертвы – то достойно похоронить, упокоив их так, как это повелел нам Аллах всесильный и всевидящий. Ты просто трусишь, глупец…
Звук собственного голоса успокоил Синдбада. Вновь он был человеком, облеченным невиданными полномочиями, данными самим халифом великого Багдада.
Усмехнувшись, он стал спускаться вниз. Теперь, после внушения, которое он прочитал сам себе, Мореход был полон сил, и никакие чудовища его более не пугали, хотя и задача перед ним стояла почти непосильная.
Спустившись в долину, он увидел, что под ногами его не простая земля, какой она бывает в иных местах и странах. Мелкий песок переливался всеми цветами радуги – это были мелкие драгоценные камни: изумруды, рубины, бериллы. Ослепительно блестели алмазы. Но вот этот чудесный песок сменился более крупными камешками. Вот они уже стали с голубиное яйцо… А теперь – с яблоко.
Чем ближе Синдбад подходил к скалам, тем крупнее становились камни. Наконец он увидел изумруд величиной с человеческую голову.
– О да, – проговорил Синдбад, наклонившись и покачивая необыкновенной красоты камень из стороны в сторону. – Это именно такая диковина, о которой мечтал халиф.
Вновь пригодилась уже не совсем синяя и почти не чалма – Мореход размотал ее и стал заворачивать камни побольше, а в обширных и многочисленных карманах кафтана и в складках шаровар разместил драгоценности поменьше.
– Теперь меня не поднимет и самая сильная птица в мире!
Под тяжестью удивительных находок Синдбад не шел, а едва плелся. Но все же достиг скал. И невольно вскричал от удивления и восхищения: скалы были тоже огромными драгоценными камнями! Чудовищно огромные рубины горели кровавыми огнями, изумруды разбрасывали ярко-зеленые лучи… Что ж, если не доставить в сокровищницу подобные чудеса, то хоть рассказать о них халифу он обязан.
И как ни прекрасны были картины, что окружали удивленного странника, но… среди драгоценных скал не было видно прохода.
«Неужели я попал в ловушку? – пронеслась в голове Синдбада паническая мысль. – Да за мной, таким маленьким и неповоротливым, сейчас может охотиться кто угодно. И он, увы, изловит меня в единый миг!»
Словно в ответ на эти мысли, послышалось оглушительное шуршание.
– Аллах всесильный и всевидящий, – пробормотал Синдбад, почувствовав, что звук собственного голоса ободряет его. – Это, должно быть, огромная змея ползет по камням, на ходу перетирая их своим невероятным весом в драгоценный песок.
Мореход представил себе эту ужасную картину и окаменел. Шуршание же становилось все ближе, все громче. И тогда Синдбад побежал. Так, как это позволяли ему набитые камнями карманы и чалма, по желанию далекого халифа сейчас превратившаяся в тюк.
Внезапно скалы раздвинулись – беззвучно, молниеносно, волшебно. Аллах дал Мореходу крошечный шанс. И он поспешил им воспользоваться.
Синдбад юркнул в открывшийся проход и побежал со всех ног. Страх, его подгонявший, был так велик, что он бежал, как не бежал никогда в своей жизни.
Бежал и не чувствовал ни веса камней, ни оглушительного биения собственного сердца.
Внезапно извилистый ход превратился в пещеру. Высота ее была неизмеримо, чудовищно велика, свод терялся в непроглядной тьме. Да и сама пещера была не узким коридором в скалах, а роскошным и к тому же ярко освещенным дворцом. Синдбад-Мореход замер от изумления и страха, оглядывая удивительные покои, вид которых мог поразить любого, даже самого опытного путешественника.
Каменный пол устилали дорожки из персидских ковров изумительной красоты. Освещали пещеру драгоценные камни. Неведомая сила держала их в воздухе на разной высоте, а свечение было таким ярким и радостным, словно летнее солнце подарило день своего сияния каждому из них.
Под стенами пещеры стражниками застыли громадные кобры, раздув свои чудовищные клобуки. Они были и живы и не живы – глаза их блестели, и головы слегка поворачивались, осматривая все вокруг, но приподнявшиеся мускулистые тела охватом более любой колонны оставались неподвижны. Посреди пещеры на помосте, устланном многими роскошными коврами, сидела женщина невероятной красоты. Обыкновенной ее не поворачивался назвать язык. Это была красавица обычного человеческого роста. Но что-то в ее движениях подсказывало Мореходу, что змеи – ее верные слуги и любимые существа.
Как далеко впереди был помост, Синдбад понять не мог, но отлично понял, что улыбка красавицы ослепительна, а сама она столь необыкновенно хороша, что в человеческом языке не найти слов, описывающих это совершенство.
И, конечно, Мореход почувствовал себя червем. Грязный, всклокоченный, с камнями везде, где можно их спрятать, весь в земле… Но то, что увидел он справа у дальней стены, просто пригвоздило его к месту. Огромная клетка, схожая с птичьей. А в ней… в ней заточены были спутники Морехода. Те отчаянные сорвиголовы, которые должны были стать охраной и защитой! Клетку оборачивала еще одна чудовищная змея – толщиной ее тело было в половину роста высокого мужчины. А голова, плоская и словно улыбающаяся, лежала рядом с помостом Повелительницы.
Свиток тридцать второй
За спиной Синдбада, всклокоченного и грязного, нарастало шуршание. Но он не мог сделать ни шага. Более того, он ждал, что эта картина станет последней картиной его удивительной жизни, и понимал, что она может внушить ужас любому, самому отчаянному смельчаку.
– Не бойся, незнакомец! – Голос красавицы, сильный и ласковый, прозвучал в тот миг, когда Синдбад уже простился с миром. – Мои слуги умны и послушны. Они никогда не причинят вреда никому без моего приказа. А Митгард просто недолго прогулялась и теперь возвращается к своим малышам. Верно, моя красавица?
Мимо Синдбада проползло чудовищное тело огромной змеи – каждая ее чешуйка была с ладонь взрослого мужчины. Но это страшилище даже не обернулось, чтобы посмотреть на какого-то невзрачного человечишку, о нет. Оно направилось прямо к Повелительнице, обернулось раз вокруг помоста и потекло куда-то в глубины скал за спиной у своей хозяйки.
– Входи, не бойся! Для друзей у меня всегда найдется и еда, и питье.
И тогда Синдбаду пришлось, собравшись с духом, подойти к помосту. Каждый шаг под насмешливым взглядом красавицы был невероятно тяжел, но выхода все равно не было. Когда до роскошных ковров Повелительницы оставалось совсем немного, он увидел, что его спутники наконец заметили его. Вернее, увидели, что это он, Мореход, а не иной безумец, чудом оказавшийся в этих удаленных от обитаемого мира местах.
«Аллах всесильный, какое счастье! – подумал Синдбад. – Значит, теперь я не один». Он понадеялся, что они смогут ему помочь – пусть не острым мечом, но хотя бы метким словом или советом.
Мореход взошел по ступеням, укрытым персидскими шелками, и опустился рядом с Повелительницей. Увы, она все же казалась обычной женщиной лишь издали. Кожа ее, нежная и бархатистая, была чуть зеленоватой. А глаза, насмешливые и мудрые, и в самом деле были глазами змеи – серо-зеленые и с вертикальным зрачком. Мореход почувствовал себя сейчас самым обычным человеком, игрушкой в руках насмешницы Судьбы. Как почувствовал и свой страх, нараставший, как та волна, что смыла его с надежной палубы «Невесты бриза».
Осторожно принял он из прекрасных лилейных рук Повелительницы пиалу. По вкусу неведомый напиток напоминал отвар из фруктов, но слегка кружил голову. На огромном золотом подносе высились горой самые обыкновенные плоды садов. Рядом, на золотых блюдцах, лежали орехи самых разных стран.
Как и подобает воспитанному человеку, Синдбад вкусил и фисташек, и орехов нут, и плодов далеких северных земель, которые, он знал, называются лесными орехами. И все они были вкусны и обыкновенны.
«Что ж, – пронеслось у голове у Морехода, – значит, я останусь жив. Значит, для чего-то другого подготавливает меня Повелительница».
Меж тем прекрасная хозяйка и госпожа начала разговор так, будто каждый день в ее покои вбегает, словно пойманный вор, взъерошенный незнакомец, все карманы которого набиты самоцветами.
– Что привело тебя в мои земли, чужеземец, и как зовут тебя?
– Я зовусь Синдбад-Мореход, а в путешествие меня отправило желание халифа обители правоверных, всесильного Гарун аль-Рашида.
Смелый путешественник рассказал, что повелитель узнал о невиданных диковинах и захотел иметь такие у себя в сокровищнице.
– Что ж, Синдбад, – проговорила Анаис. – Я вижу, что ты не лжешь. В награду за это я оставлю тебе все, что ты смог собрать вокруг моего скромного жилища. Завтра на рассвете я отпущу тебя. Не ведаю, как доберешься ты до своего повелителя. Но никто из моих подданных – ни птица, ни змея, ни зверь – тебя не тронет. Даю тебе слово Повелительницы гигантов, всесильной Анаис…
Счастье, что Синдбад не стал ничего утаивать, что он слово в слово повторил рассказ решительного старшины мамлюков и недалекого невезучего Фархада-стрелка.
Услышав эти отрадные для себя слова, Мореход поклонился и ответил:
– Благодарю тебя, Повелительница. Но мне этого недостаточно. Вот там, в дальнем углу, я вижу в клетке моих спутников. Это мои соплеменники, друзья и товарищи. Жизнь каждого из них так же дорога мне, как моя собственная. Чего ты хочешь за их свободу?
Повелительница разгневалась и бросила на говорящего всего один, но горящий и страшный взгляд. Теперь в ее голосе было куда больше гнева, чем насмешки.
– Ты не ведаешь, чего просишь! Свобода этих несчастных тебе не по карману. Нет ничего такого, что ты мог бы мне дать. Но ты меня удивил. Неужели твой страх не гонит тебя немедленно прочь? Ведь по моему слову ты свободен, повеление твоего владыки ты выполнил. И можешь, не медля ни секунды, бежать отсюда…
Однако Синдбад, к его чести, не показал, как он напуган всем происходящим и сколь устрашил его гнев колдуньи.
– Я уже сказал, о Повелительница. Это мои товарищи. Их жизнь не менее драгоценна, чем моя. И еще раз спрошу тебя: чего ты захочешь за их свободу?
Всесильная Анаис рассмеялась. Камни ее пещеры серебристым эхом повторили эти странные звуки.
– Что ж, чужеземец. Ты меня не только изумил, но и рассмешил. Пожалуй, я придумала цену свободы твоих спутников. – На миг Повелительница замолчала, а потом спросила: – Скажи мне, Синдбад, ведь ты мужчина? Сильный мужчина?
– Смею надеяться, о Повелительница.
Мореход ответил, сдерживая бешено бьющееся сердце. Что-то было здесь не чисто. Страшные предчувствия начали терзать его смелую душу. «Чего же она потребует взамен свободы? Чего мне придется лишиться?»
– Я решила. Чужеземец, ты сможешь купить свободу своих спутников.
«О Аллах всесильный и всемилостивый, какое счастье! Чего же ты хочешь, женщина-змея?»
И, отвечая на этот непрозвучавший вопрос, Анаис продолжила:
– Каждый из моих пленников станет свободным после того, как ты, Мореход, сможешь доставить мне своим телом невиданное мной ранее удовольствие. Сколько раз закричу я за ночь от сладости, столько твоих соплеменников выйдут утром из клетки.
Слова Повелительницы вселили ужас в разум Синдбада. Он представил себе эти страшные мгновения. Представил он и то, что с ним, нагим, сделают змеи, если не сможет он доставить того самого «невиданного удовольствия».
Его товарищи в клетке тоже слышали эти слова. От ужаса они закрыли лица руками.
Повелительница смотрела испытующе и насмешливо. И Мореход, набрав воздуха, ответил решительно:
– Что ж, прекрасная Анаис, я согласен. Сколько раз за ночь закричишь ты от страсти, столько моих спутников утром уйдут со мной! Но сейчас, пока ночь еще не наступила, позволь мне насытиться и отдохнуть. Мне предстоит тяжелое испытание, и сил понадобится много.
– Отдыхай, насыщайся, – кивнула Анаис. – Ночь наступит через несколько часов. Мои подданные сообщат нам об этом. Я разрешаю тебе прогуляться по пещере, пока буду осматривать свои владения. Жди меня!
Женщина два раза хлопнула в ладоши. Одна из кобр-стражниц, что стояли у стены, опустившись, заструилась к помосту. И вот уже Повелительница, оседлав огромную змею, покинула пещеру, оставив своих пленников одних.
– Не делай этого, Синдбад! – Голос Синдбада-воина был полон отчаяния, но тверд. – Ты не знаешь, как страшна эта женщина. Фархад-стрелок уже пытался купить свободу для одного себя. Он не смог разжечь в ней никакого огня. Разгневавшись, она отдала его на поживу вылупившимся детям одного из своих чудовищ, и они растерзали его тело так, что не осталось ни клочка ткани даже от его тюрбана.
Мореход вздохнул. Он понимал, что движет его товарищами, но надеялся, что и они понимают его резоны. И ответил просто:
– Я дал слово и потому сейчас прошу вас, мои верные спутники, быть утром готовыми бежать отсюда. Как бы ни распорядилась судьба, что бы ни произошло, будьте наготове. Держите свое оружие при себе. А я попытаюсь сдержать слово.
Впереди была ночь испытаний. Но, быть может, и ночь освобождения. Следовало и отдохнуть, и набраться сил. Но как совместить отдых с постоянной настороженностью и готовностью к внезапной смерти? Увы, людям в гостях у Повелительницы только такие вопросы и могли прийти в голову.
Но Мореход думал и о другом: «Ведь она всего лишь женщина. Неужели в моих чреслах не найдется жара, способного разжечь ее?» Быть может, это было самоуверенно, но ведь не только своими торговыми талантами гордился Синдбад-Мореход, а и несомненным искусством любви, каким обладал в совершенстве.
Незаметно для себя посланник халифа уснул, а когда проснулся, в зале раздалось шуршание многих громадных тел. Верхом на змее появилась и Анаис-Повелительница. Она спешилась и взошла на помост с троном. Ее подданные проползали мимо торжественной вереницей.
– Добрых снов вам, мои подданные, отдыхайте до утра! Да пребудет с вами спокойствие!
– Настал твой час, Синдбад, – просто проговорила Анаис. – Времени до утра много, но я вся в твоей власти. Тебе отдана самая могущественная женщина под этой луной.
И вот она подошла к Синдбаду. Миг испытания настал. По мановению руки Предводительницы вокруг них вырос шатер, прекрасный и уютный.
В тот миг, когда пали шелковые стены, старшина мамлюков прошептал:
– Проверьте же свое оружие, друзья! И дарует Аллах всесильный Синдбаду силы, каких не даровал ни одному мужчине под этой жестокой луной!
Можно не говорить, что оставшиеся в живых четверо пленников чудовищной клетки ловили каждый звук, раздававшийся в ночной тиши. Ловили его и считали, ибо каждый раздавшийся женский стон мог означать свободу одного из них.
Тишина, какой не бывать на земле, накрыла пещеру. Ни шороха, ни звука. Неподвижен был их чудовищный страж, как неподвижны были и спутники Синдбада-воина.
И тут плотное покрывало тишины разорвал женский крик – протяжный, прекрасный.
– О счастье, – прошептал старшина мамлюков, Ингмар-варвар. – Значит, Мореходу смерть не грозит.
– Как не грозит уже и одному из нас, – пробормотал Синдбад-воин.
И вновь глухое покрывало тишины обволокло мир вокруг. Но теперь у воинов халифа теплилась надежда, пусть и слабая.
Минуты слагались в часы, надежда таяла.
И вновь протяжный женской крик-стон сотряс стены пещеры.
– И да пребудет с Синдбадом вся сила Аллаха великого, творца всего и вся под этим небом!.. – прошептал Ингмар-варвар.
– Двое… Теперь избежать смерти смогут еще двое… «О, как же велико желание человека выжить! Если даже здесь, сейчас, мы считаем спасенные жизни, не думая о том, какой ценой достается эта самая жизнь…» – подумал Синдбад-воин. Он не надеялся на чудо, он его не ждал.
– Думаю, друг мой, – прошептал юноша, следует нам и самим поискать пути к спасению. Оружие при нас, так, быть может, мы будем полагаться не только на чудовищные силы достойного Морехода, но и на собственные?
– Ты что-то придумал, хитрец?
– Для начала, думаю, надо найти, где бьется сердце у той твари, что нас сторожит. Пусть это огромная змеюка, но она же просто зверь. И, значит, уязвима, как обычный червяк. Надо лишь найти ее слабое место.
Ингмар-варвар кивнул. «Должно быть, это и есть та самая плошка масла, – подумал Синдбад-воин. – Или просто ощущение бездны под ногами заставляет искать выход даже там, где его нет…»
Размышления юноши прервал третий долгий женский стон. Но теперь уже воины не молились лишь о мужской силе Синдбада-Морехода. Они, конечно, возрадовались, но продолжали всматриваться в разводы огромного тела вокруг клетки, не шевельнется ли где-то чешуйка, отразив свет и выдав биение чудовищного сердца.
Увы, тишина оглушала, и биения сердца чудовища все не обнаруживалось. Но тут от помоста раздались совсем иные звуки – кто-то босиком крался, стараясь, кажется, и дышать через раз.
То был Синдбад-Мореход. Он уже понял, что освободить своих спутников одной лишь страстью ему не удастся, что придется браться за меч.
Воины халифа уже ждали появления своего спасителя.
– Выхода нет, придется нам пробиваться на свободу. Вот только не знаю, где мы сможем найти оружие, – Мореход решил не тратить время на объяснение. Каково же было его удивление, когда Ингмар-воин сказал, что оружие осталось при них.
– Повелительница уверена, что наши кинжалы и мечи ничего не смогут сделать с ее чудовищными слугами. А потому, посмеявшись, оставила нам все.
Синдбад облегченно вздохнул.
– Это была ее ошибка. И мы воспользуемся ею. Киньте мне один из тех дамасских кинжалов, что видел я у вас в руках.
Судьба всегда милосердна к смельчакам, и потому сталь, блеснув, упала на мягкий ковер не зазвенев.
Выбора не оставалось. И стальной клинок вошел в тело сонной Повелительницы легко и бесшумно. Но все же она была великой колдуньей и потому прожила ровно столько, сколько понадобилось, чтобы страшным голосом, перешедшим в оглушительное шипение, закричать:
– Адригард, слуги мои, ко мне!
Змея, охранявшая пленников у клетки, распрямившись, мгновенно оказалась у помоста. Но пленники огромной клетки ждали этого и в тот же миг освободились. Синдбад по-прежнему стоял босиком, не в силах отвести глаз от поднимающейся над собой чудовищной головы. Вот еще секунда – и он останется здесь, в пещере, навсегда.
– Мореход, пригнись!
Голос Синдбада-воина вывел его из оцепенения. Огромный алмаз, выпущенный из пращи, ударил чудовище по голове. Удар оглушил его, и в тот же миг Мореход перепрыгнул через пятнистое тело. Острые грани камня разрезали кожу, и теперь потоки темной дымящейся жидкости окружали помост. Пора было уносить ноги.
Пленники Повелительницы бежали по боковому коридору вперед. Рассуждать сил не оставалось, и Мореход положился на своих товарищей – их боевой опыт должен был сослужить добрую службу.
Вот впереди посветлело, вот показались камни, освещенные ярким солнцем. Странники выскочили из каменного коридора. Дальше пути не было – все пространство от скал до самого берега моря было запружено чудовищами: змеи и птицы Рухх, звери с рогом на носу и ящерицы, огромные как дом… Что ж, смельчакам оставалось только как можно дороже отдать свои жизни.
– В бухте корабль, будем пробираться туда! – крикнул Синдбад-воин.
– Но как? Как нам преодолеть заслоны этих чудовищ?
И в этот миг к Синдбаду-Мореходу снизошло знание, которое может появиться лишь тогда, когда смерть подходит слишком близко.
– Бросай серебро! – закричал Мореход что было сил. – Это единственное спасение!
В глазах воинов халифа страх сменился изумлением, а изумление – отчаянной радостью. У Ингмара-варвара на поясе всегда висел кошель с серебряными монетами. Он не раз хвастался, что монеты были заговорены: от соприкосновения с волшебным серебром любое чудовище должно превратиться в камень.
Блеснув в лучах солнца, серебряные монеты упали на чудовищную охрану дороги. И, к счастью, озарение не подвело Морехода – подданные Повелительницы гигантов окаменели. Сзади слышались наводящие ужас звуки – беглецов догоняла армия чудовищ, живших в подземельях и гротах. Времени терять было нельзя!
Смельчаки бежали так, будто их несли на своих плечах самые быстрые ифриты. И вот показались берега бухты. А посреди нее, недвижимый на спокойной глади, стоял кораблик.
Пятеро беглецов решились плыть, но без помощи своих сильных товарищей Синдбад не добрался бы до спасительной палубы корабля.
Свиток последний
Берега страшного острова растаяли вдали. Умолк, закончив рассказ о своих странствиях и появлении в пещере, Синдбад-Мореход.
Сейчас он самодовольно улыбался. Ибо был чрезвычайно доволен тем, сколь успешно выполнил свою миссию – ведь в складках его платья все-таки прятались чудовищных размеров самоцветы, цель его странствия. Но этого мало – те, кто доверил ему свои жизни, не погибли. И они могут стать самым лучшим доказательством того, как усерден был он, Мореход, выполняя повеления великого халифа.
О, сему Синдбаду еще предстояло стать и мудрым и равнодушным, более всего мечтающим о дне, когда подойдет к концу его служение на благо жадного до знаний и чудес Гарун аль-Рашида. Нынешнего Морехода беспокоили мелочи – и как взглянет на его потери сей владыка, и что скажет прекрасная, но бесконечно далекая сейчас Лейла, хранительница очага и единственная любовь, и призовет ли еще раз его всесильный визирь повелителя, мудрейший Абу-Аллам Монте-Исума.
Совсем иные мысли сейчас овладели разумом Синдбада-воина, спасшегося вместе с Мореходом. Наконец остались позади и ужасы пещеры Повелительницы гигантов, и страшная ночь, и побег из распахнувшейся гигантской клетки через зал, где чудовищные детеныши огромной Митгард играли бездыханным телом их друга, Фархада-стрелка.
Наконец зашумел в парусах ветер, увлекая «Невесту бриза» к родным берегам. И в этот самый миг, расправляя для просушки насквозь промокшее платье, ощутил Синдбад-воин резкую боль – глубокий порез ладони сочился кровью.
– Аллах всесильный, что же это такое? – пробормотал он, вытаскивая из складок шаровар кусок непонятной субстанции: небольшой, размером с книгу, каменно-твердый осколок… но вот чего?
– Позволь, друг мой… – Голос Бунака, боцмана «Невесты бризов», мог распугать дюжину ифритов, однако не пугал воинов халифа. – Забавно… Если бы не размеры и не воистину сказочная крепость, я бы сказал, что это осколок скорлупы огромного яйца. Должно быть, ты немало дней валялся без памяти прямо в гнезде птицы Рухх.
– К счастью, уважаемый, эта милая птичка нам не встретилась, – проговорил Синдбад. Его сердце глухо стукнуло при словах «осколок скорлупы».
Точно так же оно стучало, когда он склонился перед спящей женой, пытаясь напоить ее молоком из скорлупки куриного яйца.
– Но тогда что же это? – пробурчал Бунак.
– Должно быть, осколок чего-то иного…
– Покажи-ка, юноша, – рядом с Бунаком появился Ахмед, капитан корабля.
Он вынул из рук Синдбада осколок с пятнами крови и зачем-то поднял его вверх, попытавшись через него взглянуть на солнце.
– Это осколок яйца, уважаемый, – проговорил он и передернул плечами. – Тут Бунак прав. Но это яйцо не птицы, а невероятной, чудовищной змеи… Мой разум не в силах представить размеры этого чудовища… Должно быть, в длину эта тварь не менее дюжины локтей…
– Увы, почтенный, куда более сотни дюжин локтей. Повелительница называла свою любимицу именем Митгард. И была сия любимица гигантской, чудовищной коброй, длины немереной, а в толщину ее тело почти равнялось росту взрослого мужчины…
– Аллах всесильный…
– Видели мы, поверь, и детей этого монстра. Малыши, вылупившиеся из яиц всего десяток дней назад, размерами не уступали матушке и играючи разорвали в клочки Фархада, посмевшего вызвать неудовольствие колдуньи, прекрасной, как сон, и жестокой, как сотня кровожадных варваров.
– Ну, не такие уж варвары и жестокие… – пробормотал Ингмар-варвар, старшина мамлюков. Он уже отказывался считать, сколько раз за это недолгое странствие ему помогли его далекие боги.
– Прости, мудрейший, конечно, нет. Ибо никакой ватаге варваров, пусть число их неисчислимо велико, не под силу проявить столь чудовищную жестокость. Так, значит, это осколок змеиного яйца…
– Осколок змеиного яйца… – со странным выражением лица повторил Синдбад-воин.