Загробный мир. Мифы разных народов Петрухин Владимир
О сошествии во ад самого Иисуса повествует апокрифическое Евангелие от Никодима. Сатана, готовивший казнь Иисуса и гвозди для распятия, уже возрадовался его смерти и явился в преисподнюю, повелевая Смерти взять вновь явившегося туда. Но Смерть с ужасом признает в Иисусе того, кто отнял у нее Лазаря, воскресив его на четвертый день после смерти. Более того, он явился в преисподнюю не мертвым, а живым.
Нам уже известно, что живые герои и языческие боги спускались в преисподнюю (вспомним Инанну, Геракла и Орфея), но они оказывались во власти преисподней и ее повелителей, а Иисус пришел в ад как победитель Смерти.
Напрасно ад велит своим служителям закрыть медные ворота и запереть железные засовы. Один из Отцов Церкви IV века Ефрем Сирин в своих гимнах воспроизводит знакомый нам диалог между силами преисподней и спустившимся туда божеством. Смерть вопрошает Иисуса, зачем он явился в шеол:
И если ты ищешь Адама, уходи отсюда,
ибо из-за своих прегрешений он заключен здесь:
не могут ни херувимы, ни серафимы
стать заменой ему.
Нет среди них мертвого,
который бы отдал себя за него…
Ведь шеол поглотил его и связал его —
и это навеки!
По форме этот диалог напоминает призыв стражей преисподней к Инанне. Рефреном христианского гимна становится благословение мессии от лица самой Смерти: «Благословен победивший меня и воскресивший мертвых во славу Свою!» Завершается гимн знакомым нам сюжетом: Христос «умножил пагубу тем, кто ошую его»:
Злым духам и бесам он – смущение,
сатане и смерти – страдание,
греху и шеолу – плач.
А тем, кто одесную,
вернулась ныне радость.
В Евангелии от Никодима плененные адом святые во главе с библейским царем Давидом и пророком Исаией велят отпереть ворота. Запоры не выдержали пришествия мессии: ослепительный свет проник в вечный мрак преисподней, когда затмение распростерло тьму над Голгофой.
Сам ад обращается к Сатане. Вельзевулу с упреками: как посмел он, безумный, решиться на умерщвление Бога? Сатана потерял через крестное древо то, что обрел через искушение Адама и Евы у древа райского. Ад попрекает Сатану: как мог он осмелиться на казнь невинного? Теперь сам Сатана должен занять его место в преисподней. Согласно христианской традиции, Христос перехитрил Сатану, приняв добровольную крестную смерть: дьявол проглотил «наживку», и в утробе ада оказался «небесный хлеб», который тот не в состоянии был переварить. Преисподняя должна была извергнуть содержащихся в ней, как библейский кит изверг проглоченного им пророка Иону, говорится в гимне Ефрема Сирина.
Древняя символика смерти как инициации, поглощения умершего чудовищем-преисподней оказывается перевернутой в христианской традиции: преисподяя оказывается в состоянии поглотить лишь грешника. В диалогах Григория Великого рассказывается, как один умирающий хулитель веры был окружен монахами, молившимися за его душу. Отправляющийся в преисподнюю, однако, попросил их прекратить молитвы, ставшие для него пыткой, ибо адское чудовище, пытавшееся его поглотить, давилось из-за молитв. В «Видении Тнугдала» рассказывается о грешниках, которых пожирало чудище с железным клювом: они переваривались в его желудке и извергались в виде кала, вновь возвращаясь к жизни в аду.
Умирающий мессия не усваивается, не переваривается Смертью, ведь он приготовлен не для преисподней, а для вечной жизни. Евхаристия – христианское причастие жертвенному телу и крови Спасителя – делает его причастным вечной жизни. Победа Христа над Смертью далека и от традиционного фолькорного сюжета заманивания Смерти в ловушку, о котором уже шла речь.
Иисус отдает Сатану во власть ада «взамен Адама и сынов его, праведных Моих», свидетельствует Евангелие от Никодима. Иисус взял за руку Адама, чтобы вывести его из ада, и все святые восславили его подвиг: «За десницу вывел Иисус из ада праотца Адама и с ним всех святых». В раю их встретили два старца: Енох и Илия. Разбойник, уверовавший в Христа на Голгофе, также оказался в царстве небесном: знамение креста открыло ему путь в рай.
Для христианских богословов важно было, вывел ли Иисус из ада лишь праведных или Божья милость относилась ко всем умершим до явления Христа? Не в спасении лишь праведников состояло чудо – оно должно было коснуться не только избранных, но и всех умерших всех народов, на которых распространялась благодать. Евангелие от Никодима свидетельствует, что Иисус «открыл правду Свою перед лицом всех племен земных».
Но главное, чем отличаются теистические религии от религий архаических, – это различение добра и зла, принцип свободы воли человека, который призван осуществить выбор между добром и злом. В архаических «первобытных» религиях, даже в такой развитой, как египетская, господствующим был ритуал: детальное соблюдение обрядов обеспечивало благополучие на том свете. Соблюдение «ветхого» закона не спасало от ада в представлениях христиан. Лишь уверовавшие в Христа заслуживали избавления от ада. Вместе с тем ад перестал быть просто преисподней и тем более царством Сатаны; напротив, он стал местом заключения скованного Иисусом Сатаны.
В стихотворном «Видении Анселла Схоластика» (Х в.) визионеру, которому снится служба на пасхальной неделе, является Иисус, сходящий с крестного древа. Спаситель велит Анселлу следовать за ним и «быстрей мгновения» спускается в преисподнюю. Несмотря на страшные адские видения смерти и демонов, визионер с радостью следует за Христом, но тот вдруг останавливает спутника и велит ему возвращаться: час его еще не пробил. Анселл боится обратного пути, полного бесов. Тогда Иисус призывает их главу, обращаясь налево, и велит ему проводить визионера до самого монастыря. Князь тьмы приказывает своим подручным пропустить Анселла и сам провожает визионера до самого его ложа, ибо страшится гнева Христа.
Далее происходит удивительное: демон просит монаха уступить ему часть ложа, заявляя, что не будет посягать на соседа, коли уж он выпустил его из адской бездны. Монах, пододвигаясь на своем ложе, начинает доверительную беседу с дьяволом. Он просит своего адского спутника истолковать видение: зачем Спаситель спускается в преисподнюю в пасхальную ночь? Дьявол признается, что это происходит из-за непрестанных молитв клира за усопших и покаяния мирян. Лишь одно примиряет Сатану с сошествием во ад: Спаситель оставил в преисподней тех, кто хуже бесов, иначе его суд был бы несправедлив. Напоследок дьявол сетует, что с колокольным звоном монах поднимется к службе. Анселл с возмущением прерывает разглагольствования адского выходца, но запечатлевает в стихах свое видение.
Мытарства и чистилище
Вера в спасение от смерти и адских мук в библейской традиции увязывалась с пришествием и судом Спасителя – Мессии. Иисус обещал скорое Второе пришествие («Бодрствуйте, се гряду скоро!») и окончательный – Страшный – суд. Сошествие во ад и спасение праведных уже до Второго пришествия вселяло надежды на то, что не только Енох и Илия могут сподобиться царства небесного. Помимо ожидания Страшного суда в конце света, стали распространяться представления о загробном суде, на котором решается судьба каждого умершего. «Малая эсхатология» давала надежду на то, что грешник сможет оправдаться во время загробного суда или получить облегчение своей участи на том свете благодаря молитвам – заступничеству праведных и Церкви.
Мытарства
Что ждет христианина между смертью и воскресением из мертвых? Великие богословы начиная с Блаженного Августина и Григория Великого искали ответ на этот вопрос. В православной традиции нераскаявшиеся грешники должны были после смерти испытывать муки за совершенные грехи, сталкиваясь с теми бесами, которым они служили при жизни. Это воздаяние именовалось мытарствами: грешники должны были платить подать – «мыто» – за совершенные прегрешения. Один из Отцов Церкви Макарий Александрийский (IV в.) насчитывал двадцать мытарств, по числу главных грехов. Наказанием занимались бесы, «духи злобы поднебесные», терзавшие грешников между небом и землей.
Для праведников же было уготовано «лоно Авраамово», куда попал после «вторичной смерти» воскрешенный Иисусом Лазарь. Один из древних богословов, Климент Александрийский (III в.), считал, в отличие от других, что грешники не будут преданы вечным мукам: адский огонь имеет очистительную силу. Василий Великий, один из наиболее популярных на Руси Отцов Церкви, писал, что не только физические муки, но и тьма, вечный огонь и «червь, ядоносный и плотоядный» будут терзать грешников – их духовные муки будут страшнее, ибо грехи их постоянно будут перед их глазами. Василию вторил его последователь Григорий Богослов (Назианзин), писавший, что наихудшей из мук окажется осознание отвергнутости грешников Богом.
Мытарства предшествовали окончательному решению индивидуальной судьбы. После мытарств умерший мог попасть и в рай и в ад. Если чаша грехов перевешивала добродетели и прижизненное раскаяние не открывало дороги в рай, грешника не могли спасти видения совершенных проступков. Таково отношение к малой, или индивидуальной, эсхатологии или к частному и всеобщему суду в восточном православии.
Согласно Кириллу Александрийскому (V в.), перед душой, отделяющейся от тела, предстают покровительствующие ей Силы Небесные и власти тьмы, воздушные мытареначальники, от вида которых душа вострепещет и будет искать защиты у ангелов Божьих. Под их покровительством будет она взмывать в выси небесные и на пути встречать нечто вроде застав и таможен, требующих пошлин за совершенные грехи. Придется ей давать отчет за содеянное, видя мытарей и истязателей, наказующих за каждый грех. У каждой души будут заступники из Сил Небесных и обличители от сил тьмы. Грешная душа не сможет освободиться от уз и окажется в адских оковах, добродетельная будет воспринята ангелами. Но радость, равно как и муки, не будет окончательной после мытарств и этого частного судилища. В послании патриархов восточноправославной церкви о православной вере (1723) говорится, что лишь при общем воскресении душа, когда она соединится с телом, обретет либо совершенное блаженство, либо совершенные муки.
Кто ждет конца света?
В славянском фольклоре сохранилось предание о существах, которые, в отличие от людей, страшащихся апокалипсиса, с нетерпением ждут конца света.
В народных пересказах библейского сюжета об исходе евреев из Египта говорится о войске фараона, поглощенном волнами Чермного (Красного) моря: воины превратились в фараонок – подводных чудищ с рыбьми хвостами, похожих на русалок. В таком химерическом состоянии они должны пребывать до Страшного суда, когда каждый предстанет перед Господом в своем нормальном обличье. Поэтому когда фараонки видят кого-нибудь в волнах, они выскакивают из воды и справшивают, скоро ли конец света. Если им говорят о скором конце, они радостно поют, если нет – плачут.
Чистилище
Души небезнадежных грешников попадали в чистилище ( лат . purgatorium) – особый отдел преисподней, где подвергались очистительным мукам. В католичестве сформировалось представление об очистительной силе преисподнего огня, хотя сам огонь считался иногда не физическим, а символическим, воплощающим духовные муки.
Время этих мук зависело от числа грехов, но и его можно было сократить, если молиться за умершего, заказывать заупокойные мессы – вплоть до покупки индульгенций, дающих отпущение грехов. Считалось, что умерших иногда выпускали из чистилища с тем, чтобы они напомнили близким о своей загробной участи, заставив их молиться за их души. Рассказывали, как некий клирик явился из паломничества с индульгенциями и встретил отшельника, который посетовал, что у него умерла служанка, и попросил уступить индульгенции ей. Клирик согласился, и покойница явилась той же ночью, возвестив, что индульгенции избавили ее от двадцатилетних мук в чистилище.
Сам Господь в рассказах-«примерах» (exempla) [26] уподоблялся купцу, который имеет три кошелька, один из которых предназначен для золота, другой – для меди, в третий идут фальшивые монеты: праведники идут в рай, те, кто еще может спастись, отправляются в чистилище, грешники обречены на адские муки. Цезарий Гейстербахский, собравший многочисленные «примеры» общения с тем светом, выделил четыре категории умерших: совершенно добрые подвергнутся суду и будут спасены, совершенно злые буду осуждены на муки без судебной процедуры, умеренно добрые буду судимы и присоединятся к спасенным, умеренно злые будут осуждены и погибнут.
Юридические расчеты перерастали в расчеты коммерческие: Рим разрешил продажу индульгенций; впрочем, протестанты, с которыми связывают формирование «духа капитализма» (М. Вебер), отрицали существование чистилища, также как и православные теологи.
Известен рассказ о французском школяре, который напоминает историю жены греческого тирана, что мучилась на том свете от холода, пока ей не послано было туда платье. Школяр завещал своему другу отдать за упокой его души матрац, однако друг задержался с выполнением завещания, и тогда умерший явился к нему во сне: он лежал на раскаленной железной кровати без матраца. Друг поспешил отдать матрац в странноприимный дом и после этого узрел своего друга покоящимся на том свете на матраце.
Отношение к ритуалу оказывается еще важнее человеческой драмы. В одном из «примеров» некая дама попала в чистилище за то, что при помощи магии пыталась приворожить к себе охладевшего мужа. Ситуация изменится лишь в эпоху Ренессанса, о чем мы узнаем на примере «Божественной комедии» Данте.
Кроме этого, продолжали судить по одежке. Некий умирающий монах страдал от жары и попросил дозволения снять свое монашеское одеяние. Так он и скончался, как думала окружающая братия; но вот умерший очнулся и рассказал, как оказался у райских врат. Там святой Бенедикт спросил его, кто вновь преставленный, монах назвал орден, к которому принадлежал, и выяснил, что недостоин входа в рай в неподобающем одеянии. Тогда он вымолил возможность вернуться в тело и попросил братию одеть его достойным образом.
Неясность топографии загробного мира в древней библейской традиции была причиной довольно смутных представлений о месте в преисподней, где помещались души невинных – умерших в младенчестве и библейских патриархов. В латинской традиции эта область называлась лимб ( лат . «кайма»), то была пограничная зона преисподней, место между небом и землей. Неясным оставалось и место прибежища Еноха и Илии, которых живыми взяли на небеса. Считалось, что они перемещены в земной рай, рассказы о котором сохранялись в средневековом мире в связи с чудесными недостижимыми странами на Востоке (в Индии и т. п.). Данте в «Божественной комедии» отождествлял лимб с первым кругом ада, чистилище же помещал на горе среди океана. Это место оказывается в топографической близости к раю, и одной из страшных мук чистилища считалась невозможность лицезреть божество и райское блаженство.
Представления о пространстве чистилища были столь же парадоксальными, что и представления о времени, там проведенном. Это было ирреальное время того света.
Рассказывали о рыцаре, которого забрал с собой на тот свет Карл Великий; рыцарь вернулся через три года, хотя ему показалось, что он пробыл с королем всего три дня. Согласно другому рассказу, тело монаха, простившегося с душой, вдруг поднялось в воздух и тотчас опустилось. При этом самому вернувшемуся к жизни монаху привиделось, что он мучился в чистилище тысячу лет.
Длительность мук в чистилище и их интенсивность зависели от «степени греховности». Известны «примеры», согласно которым муки могли ограничиваться лишь невозможностью созерцать Бога; девочка, что шепталась с подружкой во время молебна в церкви, должна была усердно молиться.
Множество рассказов о чистилище, окрашенных чисто народным, фольклорным, воображением, сохранилось в средневековой письменности. В одном из «примеров» умерший демонстрировал молящимся за него результаты их молитв: его тело – почерневший после смерти разлагающийся труп грешника – наполовину побелело в результате заупокойных месс. Следовательно, нужно было умножить молитвы.
«Чистилище святого Патрика»
«Чистилище святого Патрика» – трактат, составленный английским монахом в конце XII века, стал весьма популярным в западном средневековом мире.
Святой Патрик с разрешения Господа показал некоему ирландскому рыцарю Овейну вход в чистилище, который располагался на острове Исланд, посреди Красного озера на севере Ирландии. Овейн спустился туда и оказался во власти бесов, что норовили ввергнуть его в адский пламень и погубить навечно. Но имя Господне спасало Овейна в критические моменты: ему удалось даже выбраться из пропасти, которая находилась на дне чистилища и куда зашвырнули его бесы, иначе он навеки попал бы в самый ад. Терпящие муки в чистилище пребывали вне адской пропасти: чистилище как преддверие ада располагалось на плоской равнине. Мучимые видели явившегося к ним живого и умоляли передать родным, чтобы они молитвами сократили их муки. Выход оттуда был лишь по узкому и скользкому мосту над бездной, он вел в земной рай, откуда открывался вид на врата рая небесного.
Мотив моста над адской пропастью известен многим религиям. В упоминавшихся диалогах Григория Великого рассказывается о кузнеце Стефане, который попал на тот свет и споткнулся на мосту: немедленно демоны стали увлекать его в адскую пучину, но ангелы бросились на помощь его душе, увлекаемой вниз грешной плотью, вступив в борьбу с бесами.
В соответствии с мрачной средневековой традицией, пытки были дифференцированы: мучимых, в зависимости от степени греховности, могли погружать в расплавленный металл по самые брови, губы, до шеи, пупка и т. д. Демоны истязали грешников вместе с нечистыми животными – гадами (драконами, змеями, жабами), пожирающими их плоть. Как видим, хотя в аду и пребывают души умерших, они терпят телесные муки, а пространство чистилищ наполнено их криками, зловонным запахом.
Бесы пытаются подвергнуть мукам и Овейна, но он защищается именем Христа. Рыцарь минует разные отсеки чистилища: черный луг, огромное огненное колесо, увлекающее души, парильню с нестерпимым жаром и гору, омываемую ледяным потоком. Оттуда путь ведет к мосту через огненную реку; падающие туда навеки пропадают в адской пропасти. Бесконечные переходы от нестерпимого жара к страшному холоду – характерный сюжет адских мук. Пространство пересекаемых визионером отсеков не поддается исчислению, даже парильня, устроенная в виде дома, не имеет видимого конца.
Не все визионеры, посещавшие преисподнюю, возвращались оттуда целыми и невредимыми, как Овейн; не верящие в существование святилища и силу имени Божия, могли погибнуть там, погубленные бесами. В одном из «примеров» священник-визионер, незаметно пристроившись у входа, наблюдал, как сам Сатана разбирается с явившимися к нему душами. Дьявол, однако, обнаружил незваного пришельца и велел подручным бесам опустить в горючую жидкость некое одеяние, которое те затем швырнули в лицо наблюдателю. Выяснилось, что это одеяние священник получил от умирающего, но при этом не позаботился должным образом о его душе. Несчастный визионер очнулся от ожогов, и его унесли в больницу.
Душа и тело в видениях того и этого света
Вопрос соотношения духовного и телесного относительно загробных мук и райских наслаждений оставался сложной проблемой теологии: могут ли души испытывать телесные муки или адские пытки лишь видимое выражение мук духовных, причина которых разлучение с Божеством? Перед Страшным судом умершие должны восстать из гроба в невредимом телесном состоянии. Древние фольклорные сюжеты, согласно которым могила отождествлялась с преисподней, продолжали существовать и в христианскую эпоху.
Рассказывают о некоем священнике, который, получая пожертвования, не заботился о душах прихожан. Однажды он проходил по кладбищу и рука мертвеца ухватила его за ногу и держала до тех пор, пока не явился епископ, чтобы освободить клирика. Мертвец успел посетовать, что схваченный за ногу священник не молится за умерших.
В другом рассказе злословивший близких не находит упокоения на кладбище: один отшельник увидел его вышедшим из могилы с изрезанным и свисающим до пояса языком. Его окружали прочие мертвецы, клянущие его за то, что он не давал им покоя своим злословием ни до, ни после смерти.
Мертвые тела сохраняли прижизненные привычки: однажды главы двух враждующих крестьянских кланов были погребены в одной могиле. Мертвецы повернулись в могиле спинами друг к другу и принялись драться, как пара жеребцов. Пришлось выкапывать их и хоронить в разных могилах. Известно было и о том, как в самом аду души не прекращали вражды и бросались одна на другую с топором; таким, конечно, не могли помочь и заупокойные молитвы.
Тело неотделимо от души, и дьяволу – князю мира сего, мира материального, – бывает мало одной души. В одном из «примеров» дьявол подстерег грабителя, явившегося к могиле ростовщика и пытавшегося отобрать у него золото, в которое тот по привычке вцепился. Удушив грабителя, дьявол заявил, что теперь завладел и телами грешников, швырнув оба трупа прямо в ад.
Разделение материального и духовного не могло быть абсолютным в культуре, где даже грехи и добродетели имели определенный вес, ибо взвешивались архангелом во время Страшного суда. Бесы пытались надавить на чашу с грехами, чтобы она перевесила добродетели, но архангел отгонял их мечом. Кроме этого, Богородица в «примерах» часто помогала увеличить вес добродетелей.
Проблема грядущего воскресения из мертвых перед Страшным судом волновала людей не меньше, чем посмертный суд над душой. Это касалось в первую очередь погребального обряда, ведь воскресение должно было быть телесным, то есть тело должно встать из могилы на звук архангельских труб. В Европе христиане первым делом начали отказываться от языческого обряда кремации: тело в могиле стали класть лицом на восток, откуда должен был появиться мессия при Втором пришествии. Но как быть с людьми, не сохранившими до смертного часа целостности тела: погибшими в пожарах, пожранными дикими зверями (так, например, расправлялись с христианами в римских цирках)? Уже великий учитель Церкви Блаженный Августин со ссылкой на Евангелия («Не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить». Мф. 10: 28) утверждал, что Господу под силу совершить воскрешение из мертвых.
Способ смерти, столь важный для язычества (считалось, что от него зависела посмертная судьба: погибший в битве попадал в воинский рай и т. п.), не имел значения для христианина. Тем не менее Церкви приходилось постоянно вести борьбу с предрассудками: в конце XIII века владимирский епископ Серапион убеждал верующих, что засуха, неурожай и прочие бедствия не зависят от «нечистых» покойников (которых потом стали называть заложными), якобы оскверняющих своими телами землю. Наиболее благочестивые христиане, особенно в среде русских старообрядцев, проявляли заботу о целостности тела после смерти, собирая остриженные ногти и волосы (в народных верованиях считалось, что ногти пригодятся, когда придется взбираться на гору, ведущую на тот свет). Поэтому указ Петра I о бритье бород воспринимался многими как исходящий от Антихриста, не верящего в воскресение из мертвых.
Вампиризм
Естественно, вера в то, что тело в ожидании воскресения и Страшного суда, продолжает жить в могиле, способствовала и возникновению народных суеверий о живых мертвецах, встающих из могилы и нападающих на живых. То были мертвецы, умершие без покаяния: самоубийцы, опойцы, отлученные от Церкви и т. п. Страх перед вредоносными мертвецами принимал массовый характер после эпидемий вроде «черной смерти», опустошившей Европу в XIV веке. Древние верования о календарном возвращении мертвецов, дикой охоте, хэллоуине, а также дне всех святых, поддерживали эти представления.
Тела «нечистых» покойников не подвергались разложению (пока не избудут отпущенного им срока «жизни»), но эта нетленность была противоположна нетленности мощей святых: злые духи, вырвавшиеся из чистилища, вселялись в эти тела и, чтобы вселить в них жизнь, должны были напитать их свежей кровью. Кровь считалась источником жизненной силы и вместилищем души в верованиях многих народов: еще Одиссей привлекал души в Аиде жертвенной кровью. С XII века, одновременно с кровавыми наветами об использовании крови младенцев для ритуальных целей, стали распространяться рассказы о демонах, вселявшихся в живых людей и заставлявших их пить кровь, перегрызая горло жертве. Вампиры выходят ночью из могил и, нападая на людей, высасывают у них кровь, после чего те угасают, а по позднейшим верованиям, сами превращаются в вампиров. Целые деревни могли оказаться жертвами выходца из могилы.
Два исторических персонажа XV века традиционно ассоциируются c вампирами. Один из них Жиль де Рэ, сподвижник Жанны д’Арк, который увлекся поисками философского камня для добывания золота и использовал для этого кровь; его экспериментам приписывают гибель трехсот младенцев. Другим кровавым злодеем считают валашского воеводу Влада Цепеша, или Дракулу. Бесконечные войны и расправа с пленными (традиционная казнь – сажание на кол, откуда и его прозвище: Цепеш, что значит «кол») превратили его в полумифического Дракона – Дракулу. Ассоциации с драконом привели к представлениям о летучих кровососущих тварях-оборотнях. Кол же был лучшим средством избавления от ходячего покойника: так его можно было пригвоздить к могильной земле.
Дракулу характеризует одна из рассказанных о нем средневековых историй.
Однажды он велел собрать в своей резиденции всех убогих – нищих и калек – и досыта накормил и напоил их (дело богоугодное, этими пирами славился и русский князь Владимир Святославич после выбора им христианской веры). Насытившиеся бродяги предались веселью, и Дракула спросил их, что им еще нужно. Довольные угощением отвечали, что Господь должен подсказать правителю, какие благодеяния он может еще совершить. Воевода спросил, хотят ли они и впредь ни в чем не нуждаться и, естественно, получил утвердительный ответ. Тогда Дракула велел запереть двери покоев и сжечь всех собравшихся там заживо, отправив их прямиком в рай…
Представления о вампирах наиболее характерны как раз для Центральной Европы, где жил Дракула. Само слово «вампир» считается производным от венгерского обозначения ведьмы – «убыр». Вероятно, к тому же слову восходит и славянское «упырь». Недаром у славян считается, что в упырей превращаются после смерти колдуны. Но в упырей могли превратиться и обычные покойники, если через их гроб перед похоронами перескочило животное или перелетела птица, если хоронящие оборачиваются от гроба к дому, показывая дорогу мертвецу, и т. п. Поэтому упыри могут быть оборотнями. Представления о них близки вере в волколаков, или волкодлаков, – волков-оборотней, нападающих на людей.
Одним из первых, кто ввел сюжет о вампирах в литературу, был Проспер Мериме, описавший случай, свидетелем которого он стал в Сербии в 1816 году.
Однажды ночью его вместе с хозяином разбудили женские крики. Мать держала потерявшую сознание дочь и вопила: «Вампир! Вампир!» Девушку удалось привести в чувство, и она рассказала, как через окно в комнату проник человек в саване, укусил ее и пытался задушить. Крики вспугнули злодея, но жертва успела узнать в нем местного жителя, похороненного две недели назад. На шее несчастной обнаружилось красное пятно, но просвещенный французский автор сомневался, был ли это укус чудовища.
На рассвете весь городок поднялся на ноги, мужчины были вооружены кто ружьями, кто ножами, женщины несли раскаленное железо, дети – камни и палки. Когда могилу разрыли, обнаружилось, что тело не тронуто тлением; с криками люди принялись палить в труп, размозжив выстрелами его голову. Родственники пострадавшей терзали тело ножами, а женщины собирали жидкость, текущую из трупа. Тряпьем, которым собирали жидкость, обмотали шею жертвы, чтобы девушка не стала вампиром. Труп же потащили к костру и под дикие выкрики сожгли.
Типичный рассказ о смерти колдуньи, которую именовали упырем, записан у русского населения Дербента в Дагестане.
Перед смертью женщина долго мучилась, что свойственно людям, чья грешная душа слишком привязана к телу. Наконец ее уложили со скрещенными руками и образком, но, когда стали переносить тело в гроб, увидели, что ведьма перевернулась, а образок лежит внизу. Сказать об этом священнику побоялись: ведьма стала бы мстить. Так ее и схоронили, но после похорон у соседки умер ребенок, а следом другой. Осмотревший детей врач нашел на их руках следы зубов упыря. В присутствии знахаря и священника могилу разрыли: покойница лежала лицом вниз, саван ее был покрыт кровью. Знахарь велел прибегнуть к испытанному средству: вбить в труп осиновый кол, но священник воспротивился этому суеверию, он заверил, что труп холодный и не мог встать из могилы. Над старухой прочли молитву и зарыли могилу опять, но знахарь все же забил в могилу три осиновых кола.
В самарской сказке умирающий колдун велел нанять постороннего человека, чтобы тот похоронил покойника. Совершить обряд согласился солдат, который не знал, что умерший колдун и горький пьяница. Правда, он набил на гроб железные обручи, но провозился до ночи и лишь к полуночи на тройке достиг леса по дороге к кладбищу. Тут лошади встали, обручи сорвались, и из гроба поднялся мертвец… Солдату осталось спасаться, залезши на березу. Мертвец принялся грызть березу, и дерево упало, но солдат успел вскочить на одну из лошадей. Тогда упырь вцепился в пристяжную и, съев ее с хвоста до гривы, принялся было за вторую, но солдат увидел огонек и бросился к нему, пытаясь спастись. Выяснилось, что огонек теплился в келейке над гробом, откуда также поднялся упырь, намеревающийся съесть солдата. Тут, откуда ни возьмись, выбежал пес, который бросился на упыря и таскал его до тех пор, пока не пропели петухи. Мертвец улегся обратно в гроб, солдат же зарекся наниматься на чужие похороны.
Сюжет этой сказки контаминирован: в других сказках, в том числе записанных А. Н. Афанасьевым (№ 360), не собака нападает на мертвеца, а два выходца из могил дерутся друг с другом из-за добычи, пока не запоют петухи. Это и позволяет солдату спастись. Появление собаки также не случайно: собака – древний страж того света, который не допускает выходцев из преисподней в мир живых.
Мертвецы русских сказок хоть и не являются благодетельными предками, но оказываются все же ближе к миру живых людей, чем нечистой силы. Сказка о Силе-царевиче из сборника Афанасьева (№ 575) рассказывает о младшем сыне царя, что напросился в дальнее заморское путешествие со старшими братьями.
Кораблю было суждено натолкнуться на гроб с железными обручами. Царевич высадился с ним на земле, похоронил мертвеца, а сам отправился дальше. По дороге его догнал человек, назвавшийся Ивашка Белая рубашка: то был преданный земле мертвец, решивший сопровождать своего благодетеля (ясно, что белая рубашка – это саван). Был он колдун – великий «еретик», и грехи его были так велики, что мать прокляла его и после смерти велела забить гроб обручами и бросить в море.
Ивашка направил царевича к чудесной невесте, заморской королевне, но предупредил, что жених не должен вступать с ней в связь в брачную ночь, ибо ее посещает нечистая сила – шестиглавый летучий змей (летучий змей – традиционный соблазнитель женщин в русской и византийской традициях). Напротив, учил Ивашка, невесту следует избить палкой, чтобы она не могла встретить змея. Царевич последовал «доброму» совету, а мертвец три дня бился с прилетающим змеем, пока не срубил все шесть его голов. Тогда царевич зажил со своей женой и наконец отпросился с ней в обратный путь. По дороге Ивашка разжег костер и рассек королевну своим мечом надвое. Царевич расплакался, но увидел, что из рассеченного тела жены поползли всякие гады: то были злые духи, зародившиеся от змея. Ивашка пожег всех гадов, тело королевны спрыснул живой водой, и та ожила, сменив злобный нрав на кроткий. Ивашка же исчез перед возвращением на родину облагодетельствованного им царевича.
«Божественная комедия»
Жанр видений того света повсеместно распространен как в фольклоре (уже шла речь о «божественной комедии» у австралийцев-аборигенов), особенно в многочисленных рассказах о путешествиях шаманов в иной мир, так и в книжности начиная с «Одиссеи». Книга Еноха послужила основой средневековой традиции видений. Венчала эту традицию «Божественная комедия» великого флорентийца Данте Алигьери, созданная в начале XIV века.
Югорская «Божественная комедия»
Обско-угорское «священное сказание» о культурном герое хантов и манси (югры) Мир-сусне-хуме – Желанном Богатыре, Купце Нижнего Света, Купце Верхнего Света – повествует о путешествии героя в иной мир у народов северной окраины ойкумены. Оно именовалось священным, потому что слушать его можно было только посвященным: женщины во время исполнения мифа не допускались в дом.
Верховный бог Нуми-Торум предназначил Желанному Богатырю и его супруге-утке (которую тот обрел в чудесной Птичьей стране) одну-единственную дочь. Странствуя по всему свету, покупая и продавая дорогой русский товар, Богатырь собрал для нее невиданное по богатству приданое. Но не суждено было родителям выдать невесту замуж…
Из священного темноводного северного моря выплыли берестяные лодки со стрелками; невелики были их стрелы, но разили насмерть и мужчин и женщин. Поразила стрела, выпущенная злыми духами болезней, явившимися с того света, и единственную дочь Богатыря. Как ни пытались родители отпоить ее наваром из гусиного и утиного мяса, душа ее угасла. Приданое ушло на погребальные дары…
Через некоторое время горе забылось, и Богатырь вернулся на свою веселую купеческую дорогу. Кони понесли его сани к устью Оби и дальше – в устье темноводного священного моря. Так он ехал, уже не ведая дороги, пока не попалась ему нарта с белоснежными оленями: хозяин нарты предложил поменять товар Богатыря на меха. Отправились они дальше, но заслышали шум от вырываемых с корнем деревьев. Страшный мертвец, почуявший живую кровь, стал угрожать им, но спутник спрятал Богатыря меж своих оленей. Еще дважды приходилось попутчику спасать купца от мертвецов, пока они не прибыли к дому, где в переднем углу сидел седовласый старик. Хозяин велел некоей женщине накормить путников, и, пока та занималась приготовлением еды, Богатырь не мог отвести от нее глаз – так напоминала она его дочь.
Тут хозяева раскрыли перед гостем тайну: сам повелитель загробного мира, Куль-отыр, прослышав о богатствах, что собирает впрок на приданое купец, послал духов болезней, чтобы они отняли жизнь у невесты. Пусть люди не загадывают о будущем – его предопределяют боги и духи. Дочь Желанного Богатыря стала снохой Куль-отыра – женой его сына.
Встреча отца и дочери была радостной и долгой, но со временем герой стал скучать по своей земле и жене. Он решил отправиться домой и перед отъездом получил подарки: соболью шапку, сапоги с семислойной медной подошвой и семисуставный посох. Пришла пора думать о том, как пробиваться через землю злых мертвецов, что подстерегали на пути в иной мир. Зять дал тестю своих оленей, а сам хозяин-старик – семь вожжей: в дороге можно порвать шесть из них, но потеря седьмых может стать роковой. И правда, герою удалось уйти от двух мертвецов и даже вырваться от третьего, но при этом он порвал последние вожжи и лишился чувств.
Предметы, подаренные герою в ином мире, состоят из семи частей: чтобы выбраться с того света, нужно пройти все семь слоев вселенной.
Когда герой очнулся, он был уже не в сумрачном загробном мире, а в мире солнечном, но олени его обессилили, лишившись последних вожжей. Человеческим голосом они поведали хозяину, что силы к ним вернутся, когда он доберется до семи берез, растущих из одного пня. Путник снова отправился в путь и уже сбился с ног, когда наткнулся на гнилой березовый пень. Оттуда выскочила старуха, белая, как заячья шкура, и едва не изрубила героя своим топором за то, что тот чуть не разрушил трубу ее чувала – очага. Герой помирился со старухой, и та пригласила его в дом. В этот дом заходили пушные звери – старуха оказалась хозяйкой зверей и родственницей путнику. Герой заметил, что уже стоптал к этому времени свои медные подошвы и стер весь посох. Когда за самобраным столом он стал расспрашивать о семи березах, хозяйка образумила его: он прошел почти весь мир, это и есть семь берез, воплощение Мирового дерева.
У основания семи берез – Мирового дерева – пребывает сама Калтащ-эква, воплощение матери-земли, тотемическим символом которой был заяц. В угорских похоронных причитаниях упоминается не только мрачная преисподняя Куль-отыра; умерший отправляется также к владычице подземного мира, которая живет на берегу озера, богатого гусями и утками. Ясно, что речь идет о земле Калтащ-эквы, расположенной у корней Мирового дерева и в низовьях Оби, неподалеку от входа в преисподнюю, но оказывающейся райским местом. Тогда герой вернулся к своим оленям и двинулся дальше. На пути его стояли три города: Медный, Серебряный и Золотой (как царства в русских волшебных сказках). Хозяева этих городов жестоко расправлялись с незваными странниками: оленей они рубили на куски. Но герой умел оживлять животных, соединив кончики носов и кончики ушей. Тогда духи (а это были духи верхних миров) сделали на носах оживших оленей зарубки своими волшебными саблями, наказав, чтобы они переносили на тот свет людей, которым предопределили судьбу духи верхнего мира, а не духи преисподней. В Золотом городе некий человек (сам Торум) дал герою золотую бумагу, которую тот должен прочесть во время священного праздника на своей земле.
Манси рассказывают, что, когда видишь во сне, будто тебя посадили в лодку, – это к болезни и смерти: Куль-отыр везет тебя на тот свет. Правда, за больного может заступиться сын Нуми-Торума Тайт-котл-Торум и заставить Куль-отыра вести его обратно. Тот же, кого пропускает вниз по реке сын Торума, обречен: он попадает в загробный мир. Тайт-котл-Торум может появляться в виде железного или серебряного ястреба; как и все сыновья Нуми-Торума, он одновременно и небесный дух, и земной покровитель людей.
Но и дальнейший путь купца был неблизким: герой видит, как наказываются проступки людей на том свете. Того, кто пожалел рубанок для товарища, стругают в загробном мире, ссорившиеся супруги не могут поделить покрывала. Зато дружно прожившая пара счастливо живет на том свете, наслаждаясь изобильным столом.
Смысл увиденных сцен растолковывают герою волшебные олени, которые исполняют роль проводников по царству мертвых, подобно Гермесу в греческих мифах или Вергилию в «Божественной комедии» Данте.
Наконец, олени довезли героя до дома, и он отпустил их. Путник зашел в дом, увидел работающую жену и радостно поприветствовал ее. Трижды обращался он к ней, но она его будто не слышала. Тогда Богатырь рассердился и ударил женщину – та же только принялась ковырять в ухе да приговаривать: «Кажется, покойные предки кричат мне что-то в ухо». Тут купец понял, что он еще не снял шапки, подаренной ему на том свете, поэтому живые люди его не видят. Когда же он снял загробный дар, жена бросилась к нему на шею, а герой рассказал ей о своей встрече с дочерью и о странствиях на том свете.
Земная жизнь продолжалась, пока не наступил священный день, и Богатырь собрал вокруг пиршественного стола весь народ, чтобы прочесть данную ему золотую грамоту. В грамоте говорилось о том, что Торум назначил герою и его жене отправиться на священный мыс на беловодной Оби, где им будут приносить бесконечные жертвы с каждого охотничьего лука. На этот мыс у священного озера Торум спустил лиственницу с золотыми корнями и ветвями, а на ее вершину – волшебный город с необъятным домом и сотней слуг. Превратившись в речных гусей, герой с женой отправился туда. В доме новые хозяева нашли грамоту, где Богатырь назначался царем с данью весенней белки и с данью осенней белки и получал прозвание Золотая Коса Восходящего Солнца. Там, за самобраным столом с пивом и медовухой, они праздновали обретение нового жилища.В архаических мифах, обско-угорском и австралийском, главным остается описание того света и его персонажей; о загробном возмездии почти не говорится. Шаманы и многочисленные герои, напоминающие Орфея, пускаются на тот свет, чтобы вернуть оттуда своих возлюбленных или похищенные злыми духами болезней души.
«Книга о праведном Виразе»: зороастрийский Енох
В религиях, ожидающих спасения от бедствий телесного мира, отношение к тому свету было принципиально иным, чем в архаических верованиях: на тот свет не смотрели, как на враждебную чужую область мира, откуда следует вернуть пропавшие ценности или добыть их там (как действует герой волшебной сказки). Иной мир становился областью вечного, отличной от преходящего мира земного: там ожидало вечное блаженство или вечные муки. Свидетельства визионеров воспринимались не как шаманский ритуал, но как подтверждение смысла земного существования, истинности загробного воздаяния.
Одна из религий спасения, ожидающая мессию, – Саошьянта, иранский зороастризм, – сталкивалась с теми же проблемами, что и средневековое христианство. Так же малая эсхатология дополняла великую, и суд над душой после смерти должен был предшествовать Страшному суду.
Подобно тому как Иудея была завоевана Римом, Иран был завоеван Александром Великим. Отношение к нему было неоднозначным: одни тексты включали его в генеалогию праведных иранских царей, другие считали губителем истинной веры, тем более что некоторые цари из рода Ахеменидов, разгромленного Александром, сами считали себя мессиями – саошьянтами. Так или иначе, после македонского завоевания нужно было укреплять зороастрийскую веру и подтвердить истинность воздаяния за благие и дурные мысли, слова и дела. Для этого был избран праведный посланник на тот свет – Вираз.
Любопытно, что к визионерскому путешествию его подготовили при помощи знахарских (шаманских) снадобий: дали белены, смешанной с вином. Прежде чем принять зелье, вызывающее видения, Вираз велел благочестивым зороастрийцам бросить в него три символических копья, воплощающих добрую мысль, доброе слово и доброе дело. Копья вошли в тело Вираза, и тот готов был к загробному странствию. Затем он испил три кубка, воплощающие те же главные зороастрийские добродетели, и уснул на семь дней; жрецы и его сестры-супруги (таков был брачный обычай благочестивых зороастрийцев) читали молитвы, пока он странствовал.
Через семь дней Вираз очнулся как после доброго сна и передал приветствия от самого Ормазда, Заратуштры (Зардушта), Сроша и прочих благих существ рая. Затем он велел призвать писца, чтобы тот записал повествование о том свете. Там его встретили боги Срош и Адур (Атар, воплощение огня) и приветствовали, хотя еще не пришло время для его прихода. «Я посланник», – отвечал Вираз. Три ночи душа пребывала среди благоухающих кущ, а затем с юга повеяло благовониями и появилась прекрасная дева – воплощение благой веры Вираза. Она сказала визионеру, что своими молитвами он сделал ее такой прекрасной. Настало время ступать на мост Чинват: для Вираза, ведомого богами Срошем и Адуром, он стал шириной в девять копий. Вираз увидел справедливого судью Рашну и его золотые весы. Фраваши праведных и прочие обитатели небес склонились перед праведным Виразом, но божественные спутники вязли его за руки повели показывать рай и ад.
Вначале они оказались в чистилище – Хамьястаган («Высокое собрание»). Праведный Срош и бог Адур сказали: «Это называется Хамьястаган, и даже будущие тела этих душ должны оставаться в этом месте. Они являются душами тех людей, чьи добрые и злые дела равны…Их наказанием является холод или жара в зависимости от действия атмосферы. И они не испытывают других страданий». В авестийской «Ясне» (33.1) также упоминается «Место смешанных» (подобное иудейскому шеолу), в котором души ведут мрачное существование, лишенное и радости и печали. Там души должны пребывать до последнего суда, окончательной победы Ахурамазды.
Далее следует небесная обитель тех, кто не молился, но не совершал дурных дел, – то было небо звезд. Местом тех, кто говорил при жизни добрые слова, была стоянка луны. Тех, кто совершал добрые дела, ждала стоянка солнца с золотыми ложами, на которых наслаждались блаженством те, кто на земле «хорошо властвовал, правил и повелевал». Наконец, Вираз сподобился посещения горнего мира, где обитали сам Ормазд, Зардушт и первосвященники. Здесь Виразу пришлось отвечать за проступки, о которых он и не подозревал. Воплощение главной святыни зороастризма – огонь Адур обратился к нему как человеку, который подкидывал в него сырые дрова. Это считалось страшным грехом, и Вираз отвечал, что использовал только дрова семилетней просушки. Адур, однако, показал ему целое озеро, которое образовалось из воды, что вытекла из сырых дров.
Воплощение Благого Духа Воху Мана (Вахман) за руку отводит пришельца к Ормазду, и верховное божество велит показать Виразу места обители святых и ад. В раю предназначались места для всех, кто совершал благие дела: в роскошных одеяниях они наслаждались блаженством; то были правители на своих золотых колесницах, женщины, заботившиеся о хозяйстве и мужьях, и обо всех тварях Ормазда, воины, ремесленники, земледельцы и пастухи.
За райскими кущами Вираз увидел реку, которая образовалась из слез, что пролили живые по умершим. Перейти ее пытались многие души, но не всем это удавалось: те, кто слишком предавался скорби, не в состоянии были выбраться из потока.
И вновь Вираз оказался у моста Чинват, где души грешников пронизывал холодный ветер, дующий с севера. Грязная распутница, воплощение грешных деяний, встречала их проклятиями, ибо ее мучил огонь, пока они предавались злым делам.
Далее Вираз увидел, как сонмы вредных тварей терзали грешные души. Среди них был человек, которому змея, подобная бревну, заползла в задний проход и вышла через рот. Вираз спросил, чем согрешила эта душа, и узнал, что это была душа мужеложца. Рядом душа женщины должна была есть нечистоты из постоянно наполняемых сосудов: она, будучи «нечистой» (в период месячных очищений), подходила к священным огню и воде. Душа бесчестного торговца, который подмешивал песок в зерно, должна была поглощать ведрами пыль и пепел. Душу жестокого правителя пятьдесят дэвов били змеями. Язык клеветника жевали ядовитые твари. Увидел Вираз и душу некоего ленивца по имени Даванус: все его тело, за исключением правой ноги, терзали гнусные твари. Сопровождающие пояснили смысл муки: Даванус не был замечен в добрых деяниях, но однажды правой ногой он подтолкнул клок сена пашущему быку. Душа колдуньи рвала зубами и ела… собственный труп (проблема разделения души и тела была общей для всех религий, учащих о пребывании души в ином мире) и т. д. Примечательно, что муки описываются в «Книге Вираза» гораздо подробней, чем райское блаженство, – это характерное свойство всех видений того света.
Наконец Вираз оказался под мостом Чинват, и вопли самого Ахримана и его дэвов, доносившиеся из глубин, испугали визионера. Он просил провожатых не вести его туда, но боги обещали Виразу безопасность. Он увидел «чернейший ад, опасный, полный страха, ужасный, содержащий много страданий, полный демонов, издающий зловоние». Ад оказался подобным колодцу, дна которого не достичь тысячью копий, и «если все деревья [предназначенные] для огня, которые есть в мире, были бы помещены в огонь в наиболее зловонном, темном аду, они никогда не дадут благоухания… грешников так много, как волос на лошадиной гриве… Они даже не видят и не слышат друг друга: каждый из них думает: „Я одинок”. И они страдают во мраке и темноте, и зловонии, и страхе, и мучениях, и наказаниях разного рода, так что кто был один день в аду, рыдает: „Не истекли ли еще эти девять тысяч лет, когда нас должны освободить из этого ада?”» То были грешники, которые совершили массу смертных грехов, но и они надеялись на конечную победу добра.
Тут были и те, кто не верил в благую сущность Ормазда; они вынуждены были вновь и вновь пожирать собственные экскременты. Масса грешников висела в аду вниз головой, и дэвы раздирали их тела железными гребнями, а возглавлявший их Злой дух глумился над ними, вопрошая, почему они ели хлеб Ормазда, а служили ему?
Наблюдал Вираз и драму, которая сближает иранский текст с «Божественной комедией» Данте: супружескую пару пытались разлучить, ибо муж заслуживал рая, жену же волокли в ад. Та попрекала мужа – своего повелителя: почему он не позаботился о ее душе? Но было поздно, женщина была ввергнута в преисподнюю. Это омрачило райское блаженство мужа, ибо он оказался опозоренным среди праведников. Наконец спутники вновь вывели Вираза к бесконечному свету, и сам Ормазд велел ему напомнить верующим, чтобы они следовали путем праведности. Срош довел визионера до самого ложа, где его душа воссоединилась с телом.
Библейская традиция – Книга Еноха и особенно христианская литература – подчинили жанр видений того света проблеме загробного воздаяния за грехи и благодетели. Прежде всего речь шла, конечно, о грехах; видения должны были образумить тех, кто не верил в загробную жизнь и воздаяние. Популярным свидетельством загробных мук в Средние века стало латинское «Видение Тнугдала (Тунгдала)», составленное в XII веке.
Видение Тнугдала
Тнугдал – ирландский рыцарь, который «верил в красоту тела и храбрость» больше, чем «заботился о вечном спасении души». Не почитал он ни церкви, ни нищих, проводя время со скоморохами и песенниками. Но однажды, когда он собирался забрать долг у одного из должников, Тнугдал вдруг упал замертво, не успев вкусить предложенной ему пищи, и пролежал так три дня и три ночи. Лишь теплота, сохранявшаяся у него в левой стороне груди, заставила свидетелей его смерти не торопиться с похоронами. Когда рыцарь очнулся, он поведал о том, как Господь явил к нему милосердие, показав все муки, которые были уготованы ему на том свете. Рыцарь раздал бедным свое имущество и оставил прежнюю жизнь.
Он рассказывал, как душа его сначала в смятении металась вокруг тела, боясь его оставить. Толпы злых духов окружили стенающую душу, издеваясь над ней и вопрошая, почему она не веселится, как прежде. Но Господь послал ангела-хранителя, который, хотя и попрекает душу тем, что при жизни тела она не внимала его советам, но теперь готов сопровождать душу, а та должна запомнить увиденное. Душа решилась оставить тело и отправилась за ангелом. Бесы же, увидев, что лишаются добычи, возроптали на Бога, но удалились, оставив зловоние.
В непроглядной и зловонной бездне лишь сияние ангела освещало путь. Душа Тнугдала увидела, как раскаленная железная сковорода сжигала множество душ, растопляемых до подобия жира, стекавшего на уголья, что усугубляло мучения. Душа, ужаснувшись, вопросила, кто терпит такие муки. То были души убийц, особенно отцеубийц и братоубийц. Рыцарь, естественно, участвовал в войнах и, стало быть, тоже убивал, так что ангел предостерег его от греховной жизни, когда душа вернется в тело.
Далее они дошли до горы непостижимой высоты, по которой вела узкая тропа. С одной стороны был огонь, зловонный, но не дававший света, с другой – снег и пронзающий ветер с градом. По тропе брели толпы душ, а бесы с раскаленными вилами и трезубцами пронзали их, ввергая то в лед, то в пламень. Так наказывали вероломных и устраивавших козни. Далее следовали специальные муки для гордецов, скупых, воров и грабителей, обжор и блудников, распутных и порочных священников, совершивших смертные грехи. Наконец, в глубине ада ангел показывает Тнугдалу самого Сатану.
Дьявол имел человеческое обличье, но был гигантского роста. От человека его также отличали чернота, хвост и множество рук. На каждой руке было по двадцать пальцев с железными когтями, длиннее, чем пики. Длиннющий хвост был усеян иглами, и Сатана поражал им души, оказавшиеся на дне преисподней. Сам же он лежал на раскаленной железной решетке, уголья под которой раздували сонмы бесов. По всем членам и суставам он был скован железными и медными цепями. Дьявол корчился от боли, пригоршнями хватал он окружающие его души и пожирал их, раня их и сам себя своим хвостом, изрыгая зловонное пламя. На вопрос души об имени прикованного ангел ответил, что это Люцифер, восставший против Господа в начале мира, а с ним мучаются те, кто не верит в Бога, и сильные мира сего, которые использовали власть не во благо. Люцифер именуется князем тьмы не потому, что его власть реальна – ведь сам он прикован к адской решетке, – а потому, что первенствует среди прочих адских сил. К нему присоединятся те, кого не исправят более слабые муки в верхних отсеках ада. Тнугдал не в состоянии был долго выносить это зрелище и попросил ангела поскорее увести его от Сатаны.
Тогда ангел повел его в места наказания и отдохновения не слишком плохих и не слишком хороших. Здесь оказались и ирландские короли. Один из них восседал на троне, как при жизни, и толпы людей подносили ему драгоценные дары. Но ежедневно три часа он должен был претерпевать адские муки. Ангел пояснил Тнугдалу, что приносимые дары – это милостыня, которую король раздавал при жизни; грехи же его требуют воздаяния.
Затем они побывали в Серебряном городе, где находились праведные миряне, в Золотом городе – для мучеников и аскетов, монахов, строителей церквей, и, наконец, в городе Драгоценных камней, где пребывали святые и покровитель Ирландии – Патрик. Тут душа Тнугдала получила приказание вернуться в тело. Оживший рыцарь обратился к благочестивому образу жизни.
Поиски рая: святой Брендан у мирового столпа и рыба-кит
Ирландия расположена на краю Западного – Атлантического – океана; чудесное путешествие по нему, описанное в средневековых текстах, совершил святой Брендан.
Монахи рассказали ирландскому подвижнику о том, что в поисках уединенной обители они заселили некие острова в океане. Господь открыл монахам «землю, святым обетованную» – остров, который населят блаженные после Страшного суда. Хотя океан был западным, плыть на чудесном корабле пришлось на Восток – ведь там, по христианской традиции, находился рай. Пятнадцать дней бродили по этому острову монахи и не видели ни одной травы, которая не давала бы цвета, и ни одного дерева, которое не плодоносило бы. Камни же там были только драгоценные. Когда же они дошли до чудесной реки, протекавшей посреди острова, то им явился удивительной красы человек, который запретил странникам переходить реку и велел вернуться к кораблю.
Один из монахов спросил чудесного встречного о его имени, и тот ответствовал, что скорее следовало бы спросить о самом острове, где путники пребывают уже год и не нуждаются ни в пище, ни в сне: ведь на острове царит вечный день. Это райский остров, где все сохранилось в первозданном виде со времен творения, и свет Христов сияет над раем. Незнакомец довел странников до корабля и исчез; корабль же отправился обратно, в монашескую обитель.
Когда путники прибыли, братия стала упрекать настоятеля в том, что он так надолго оставил свою паству, но тот успокоил монахов: теперь они знают, что их обитель расположена недалеко от рая, вход в который охраняет ангел Господень. И правда, одежда странников издавала райское благоухание.
Брендан, услышавший этот рассказ, избрал четырнадцать монахов, чтобы с ними отправиться на поиски райской земли. Сорок дней постились избранные, а затем построили корабль из легчайшего дерева и наполнили его припасами на сорок дней. Еще три монаха бросились к ногам Брендана, чтобы он допустил их до благочестивого плавания, и тот согласился, но предрек, что лишь один из них движим благочестивыми помыслами, двоим же другим не миновать Страшного суда.
Корабль тронулся в полуденную сторону. Когда гребцы обессилили, Брендан доверился воле ветра и корабль сам пошел под развернутым парусом. Наконец, паломники приплыли к скале с отвесными склонами и с трудом нашли гавань, куда помещался лишь один корабль. Тут перед путниками появился пес и стал ластиться к ним, как к хозяевам. Он привел их в некий город, где открыты были ворота дворца, полного всякой богатой утвари. Только лишь Брендан велел приготовить трапезу, как они увидели накрытый стол, полный яств. Так три дня отдыхали путники, Брендан же предупредил спутников, что их может смутить Сатана и поэтому нельзя ничего брать из богатств во дворце. Святому привиделось во сне, что один из монахов взял уздечку, которой помахивал перед ним дьявол в образе эфиопа. И правда, один из монахов сознался, что присвоил драгоценную вещь, и тут же выбросил ее из-за пазухи. Брендан изгнал дьявола, притаившегося там же в виде чернокожего. Тут раскаявшийся монах испустил дух, но душа его была спасена.
Пора было трогаться в путь, и некий отрок явился на корабль с корзиной яств, пообещав, что этого хватит путешественникам до самой Пасхи. И правда, еды хватило на два дня – ровно столько они плыли до следующего острова. Когда наступил Великий четверг, странники достигли острова, где было изобилие рыбы и бесчисленное множество овец, которые размерами превосходили быков. Из их числа был взят агнец для святой трапезы. Там провели путники время до субботы, а в воскресенье должны были плыть дальше, к острову, что называется Птичьим раем. Чудесный слуга предрек им достаток в пище вплоть до Пятидесятницы, приготовив все на дорогу.
Но следующий остров, который был у них на пути, был пустынен, и на нем не росло ни одного дерева. Святой понял, что это за остров, но не стал сразу пугать монахов. Те успели высадиться на острове, и когда они разожгли костер, остров пришел в движение. В ужасе монахи бросились к кораблю, и Брендан помог им подняться на борт. «Этот остров – самая большая в мире рыба, – поведал им Брендан. – Она настолько огромна, что не может носом дотянуться до своего хвоста».Вспоминается скандинавский Ёрмунганд – Мировой змей, опоясавший Вселенную. Однако у христианских авторов были собственные представления о морском чудовище, обитающем в мировом океане: то был библейский Левиафан. Правда, в странствии Брендана Левиафан – уже воплощение преисподней, а «рыба-кит» Мирового океана носит иное имя.
Но странникам нужно было поспешать, и скоро они достигли другого острова, где у чудесной реки росло огромное древо, вершина которого терялась в небесах. Путники не видели его листьев, ибо оно сплошь было усеяно белыми птицами. Святой взмолился, чтобы ему был явлен смысл этого чуда, и одна из птиц спустилась, чтобы поведать Брендану об их судьбе.
Птицы оказались теми падшими ангелами, что примкнули к Сатане, но не успели согрешить, ибо были низвергнуты в тот же день, что и сотворены. Они могут лицезреть Бога, но отделены от ангелов, что служат Ему. Уже год длится странствие паломников и будет длиться еще шесть лет, но каждый раз Пасху им предстоит праздновать на этом острове, предрекла Брендану чудесная птица. Затем птицы принялись славить Господа, ибо наступила Пасха.
До Пятидесятницы обитали странники в Птичьем раю, пока не последовали дальше и не достигли следующего пристанища – острова, где их встретил некий старец. Они пытались выспросить у него, что это за земля и что за монастырь, к которому их подвел встречный, но тот безмолвствовал. Тогда путники поняли, что перед ними молчальники, не оскверняющие уста пустыми словами, пока не освятят их молитвой. После богослужения аббат поведал путникам, что сам Господь снабжает их удивительными хлебами и им не нужно заботиться о пище. У них есть два источника: чистый – для питья и мутный, но теплый – для омовений. В церкви вся утварь была из хрусталя и светильники зажигались сами собой. Там Брендан желал бы остаться навечно, но ему со спутниками позволено было лишь встретить в святом монастыре Рождество.
И вновь пустились они в плаванье, и достигли того острова, где уже встречали Великий четверг, а затем обнаружили котелок, оставленный на спине морского зверя, и достигли Птичьего рая. До того дня, когда позволено им будет достичь земли, святым обетованной, оставалось пять лет. Они двинулись в путь, и тут их принялось преследовать морское чудовище. Но святой не отчаивался, полагаясь на Господа. И правда, внезапно появилось еще более страшное чудище, разорвало на части преследователя; его мясо странники вскоре обнаружили на острове, к которому причалил их корабль. Так они насытились тем, кто собирался их пожрать.
Странствие продолжалось, и путники достигли еще одного острова. На нем были белые и красные скалы, с которых открывался красивый вид на море. Три хора – детей, отроков и старцев – славили там Господа. Один из монахов сподобился счастья остаться в этом святом месте, как и предсказал Брендан. Прочие же продолжили свой путь, и святой наложил на них пост, пока некая птица не принесла им ветвь, полную чудесных плодов. Вскоре они достигли острова, где росли деревья, в изобилии дававшие эти плоды. Подкрепив силы, странники отправились дальше. В пути гигантский гриф напал на их корабль, но та же птица, что принесла пищу путникам, победила грифа, вырвав ему глаза. И вновь продолжились бесконечные странствия с остановками на тех островах, где уже приходилось праздновать Рождество и Пасху.
Но вот они увидели посреди океана некий мраморный столп, вершина которого исчезала в небесах. Серебряная сеть покрывала эту колонну. Путники оттянули сеть и поплыли вдоль столпа: четыре дня длилось плавание, пока в нише они не обнаружили серебряный кубок и чашу, которые взял Брендан с благодарной молитвой, ибо Господь послал их ему в подтверждение чудес, совершенных во время путешествия. Ветер же понес путников на север, и вскоре они увидели суровый остров, лишенный растительности. Многочисленные кузницы стояли на берегу. Кователи, мрачные и косматые, заметили корабль и принялись бросать в путников раскаленные куски руды, так что море закипало вокруг корабля. Брендан призвал братию молиться, ибо они оказались в пределах преисподней (вспомним кузнецов – кователей перунов, заключенных в Тартар в греческом мифе).
Ветер же гнал корабль дальше, на север, где возвышалась черная, как уголь, гора с отвесными склонами и дым клубился у ее вершины. Только корабль остановился у горы, как один из трех монахов, последними примкнувших к паломникам, оказался у ее подножия во власти демонов, а ветер понес корабль к югу. Отплывая, путники увидели, как вся гора оказалась охваченной огнем.
Плавание продолжалось, и путники увидели голую скалу посреди океана, где сидел некий человек, скрываемый от волн лишь подвешенным куском ткани, но и тот нещадно хлестал его на ветру. То был Иуда. Господь выпустил его из преисподней, ибо был воскресный день, но с заходом солнца предателю предстояло вернуться в огненную гору, где он должен был попеременно мучиться в холодном аду и горячем аду. Кусок же ткани, который был некогда дан Иудой нищему, не принадлежал злодею, поэтому не приносил ему облегчения. Молитва Брендана отдалила муки Иуды, ибо демоны не решились приблизиться к нему в присутствии святого.
Сами демоны сетовали на то, что Брендан лишил их власти: они не смогли привести ни одной пленной души Сатане, пока Брендан пребывал в преисподней. За это они были нещадно выпороты повелителем и стенали над бездной.
Брендан же поплыл дальше, пока не приблизился к утесу, где пребывал отшельник, заросший седыми волосами и не нуждавшийся в земной пище. Он возвестил странникам о близящемся конце их путешествия. И правда, приближалась седьмая Пасха, и само морское чудище, так испугавшее первый раз братьев, доставило их к Птичьему раю. Там покровительствовавший им ангел Божий взошел на их корабль, и сорок дней плыли они на восток. Наконец путники увидели клубящийся туман, скрывающий от них вожделенный остров. Когда они приблизились к райской обители, туман рассеялся и непреходящий свет явил их взорам райский сад. Ангел поведал, что Господь не стал сразу открывать перед ними райские кущи, ибо желал показать путникам многие чудеса иного мира. Брендан взял с собой от чудесных плодов и драгоценных камней, коими был усыпан остров, и отправился в обратный путь, чтобы через семь лет странствий поведать об увиденном всем честным христианам.
Исра ва-л-Мирадж
Видение, посетившее Мохаммеда, основателя ислама, когда он спал у святой Каабы в Мекке, возвестило о его пророческом даре.
Ночью к нему явился посланник Божий архангел Гавриил – Джибрил с чудесным конем Бураком. На нем пророк отправился в Иерусалим (это путешествие и называется исра), где по преданию руководил молитвой пророков – предшественников Авраама – Ибрахима, Мусы – Моисея, Исы – Иисуса. Ангелы очистили сердце Мохаммеда, после чего пророк с Джибрилом вознесся на небеса (мирадж), достигнув всех семи небес, встретив там всех праотцев и пророков начиная с Адама и представ перед Аллахом. Всевышний заповедал мусульман пятьдесят раз в день возносить молитвы, но пророк умолил его сократить их количество до пяти. Пророк увидел Мировое древо на вершине небес, небесную Каабу, а также рай (джанна) и ад (джаханнам) с блаженными и мучениками, после чего вернулся в Мекку. Когда пророк вернулся, то обнаружил, что постель его не успела остыть, а вода не вылилась из опрокинутого кувшина – время в потустороннем мире имело иную длительность.
Аллах сотворил «семь небес рядами», одно над другим. На небесах располагаются рай и ад, хотя они и не занимают всего пространства небес. Рай чаще всего располагают на седьмом небе, ад – ниже первого неба. Доступ на небо охраняют от злых духов ангелы и звезды. Ангел Ридван поставлен стражем рая, ангел Малик возглавляет стражу ада.
Множество рассказов, хадисов, сохранилось в мусульманской средневековой традиции о мирадже. Один из них повествует об ангеле огромного роста, состоящем из огня. Джибрил на вопрос Мохаммеда объяснил, что ангел возник из гнева Аллаха и мстит тем, кто прогневил Всевышнего – восставших против Бога и тиранов. Тогда Мохаммед попросил ангела показать ему адские муки, но тот отвечал, что смертный не может их увидеть. Однако голос с небес повелел ангелу не перечить пророку, и тот увидел как бы сквозь игольное ушко адский пламень, но и этого было достаточно, чтобы все творение покрылось пламенем.
В первом из семи кругов ада пребывали те, что совершили смертные грехи. Там было семьдесят огненных морей, на берегу каждого был огненный город с семьюдесятью тысячами огненных домов. В них были мужчины и женщины, терзаемые змеями и скорпионами. Джибрил поведал пророку, что это люди, посягнувшие на чужое, возгордившиеся и угнетавшие других, в то время как лишь Аллаху пристали сила и гордость.
Далее Мохаммед увидел людей с губами, отвисшими как у верблюдов; черти цепляли их огненными баграми за губы, внутрь вползали змеи, пожирая их внутренности. Эти люди при жизни покусились на имущество сирот. Теперь их пища – огонь, а закончатся их муки тем, что их зажарят на костре. Далее следовали люди, животы которых раздулись, словно горы, и были наполнены змеями и скорпионами; это были ростовщики. Потом пророк увидел женщин, подвешенных за волосы: они не скрывали своих волос и лиц перед посторонними мужчинами. Далее следовали подвешенные за языки на огненных крюках. Они раздирали себе лица собственными ногтями; то были лжесвидетели и сеятели раздоров. Люди, обретшие на том свете тела свиней и морды собак, пренебрегали при жизни омовениями и молитвами.
Далее мучились люди, страдавшие от жажды. Черти подносили им кубки с огнем, пожиравшим их внутренности. Это были нечестивцы, которые пили вино. Женщины, которым черти резали языки, были плакальщицами и певичками. Люди, которые сидели по горло в печах и из срамных органов которых истекал гной, были виновны в прелюбодеянии. Другую категорию грешников черти обезглавливали огненными ножами: то были подлые убийцы. Хуже всего было пренебрегавшим при жизни молитвами: в глубине геенны они были распяты на огненных столбах, так что плоть отваливалась от костей.
Пророк не мог более вынести зрелища мук и попросил ангела закрыть их вид завесой, но Джибрил ответил, что Мохаммед должен свидетельствовать перед народом о муках семи адских кругов, чтобы отвратить людей от грехов.
Ад в Коране обозначается словом нар (огонь) или словом джаханнам (геенна, ср. др. – евр . гехинном). В некоторых описаниях и комментариях он образуется сочетанием семи концентрических воронкообразных кругов. Ад имеет ворота (в одном из описаний – семь ворот). В некоторых местах Корана он представляется в виде дрожащего движущегося чудовища (аналогично некоторым западноевропейским средневековым представлениям). Ад – место грядущего наказания грешников; в него попадут и люд и джинны, причем одни будут пребывать там временно, а другие вечно.
Главные мучения в аду – от жгучего огня: «А те, которые несчастны, – в огне, для них там вопли и рев» (Коран 11: 108). «Поистине, тех, которые не верили в наши знамения, мы сожжем в огне! Всякий раз, как сготовится их кожа, мы заменим ее другой кожей, чтобы они вкусили наказания». Грешники связаны цепями, «одеяние их из смолы, лица их покрывает огонь… огонь обжигает их лица, и они… мрачны». Их питье – кипяток, который «рассекает их внутренности», и гнойная вода. Когда грешник проглатывает эту воду, «приходит к нему смерть со всех мест, но он не мертв, а позади него – суровое наказание». В аду растет дерево заккум, у которого вместо плодов головы шайтанов (дьяволов). В аду грешники «в самуме и кипятке, и тени черного дыма, не прохладной и не благой» (Там же. 56: 41–43). Им заповедано: «Будете есть с дерева заккум, и наполнять им животы, и пить за этим кипяток, и пить, как пьют истомленные жаждой» (Там же. 56: 52–55). Пламя геенны ненасытно – из глубин ада раздается рев: «Нет ли еще добавки?»
Рай обозначается как джанна (буквальное значение «сад»), либо как «сад вечности», «сады благодати», «сады Эдема» «обиталище мира» (это могут быть различные части рая, расположенные на разных небесных сферах). Первоначально, до грехопадения, в раю обитали первые люди – Адам и Хавва. Согласно Корану (47: 16–17; 55: 54–76; 56: 12–39; 76: 12–22), праведники в раю – «те, которые уверовали», «последовали за истиной» и «творили благие дела» – обитают в садах «темно-зеленых», где внизу текут реки. Там есть «реки из воды не портящейся и реки из молока, вкус которого не меняется, и реки из вина, приятного для пьющих, и реки из меда очищенного». В саду этом «плоды, и пальмы, и гранаты… лотос, лишенный шипов… и талха, увешанная плодами». В суре 55 называются два сада и два вида каждого плода.
В раю нет ни солнца, ни мороза. Праведники возлежат на «ложах расшитых», «на коврах разостланных», «на них одеяния зеленые из сундуса и парчи, и украшены они ожерельями из серебра». Они питаются «плодами из тех, что выберут, и мясом птиц, из тех, что пожелают», и «напитком чистым» из чаши, «смесь в которой с имбирем», из текущего источника – «от него не страдают головной болью и ослаблением». Им прислуживают «мальчики, вечно юные», «отроки вечные»; когда увидишь их, сочтешь за рассыпанный жемчуг. Они обходят праведников «с сосудами из серебра и кубками из хрусталя». В воздаяние за то, что они делали, праведникам даны в супруги гурии (черноокие) – «большеглазые», «подобные жемчугу хранимому», «скромноокие девственницы», «мужелюбящие сверстницы», которых «не коснулся ни человек, ни джинн». Как «супруги чистые» они лишены и духовных, и телесных недостатков.
Согласно комментариям, время, на которое гурии предоставляются праведникам, зависит от числа благочестивых поступков последних. При этом гурии всегда остаются девственницами (восстанавливают свою девственность к утру). Они имеют тот же возраст, что и праведники (по одному из комментариев, им всем по 33 года). Позднее предание описывает гурий созданными из шафрана, мускуса, амбры и камфары; они почти прозрачны и благоуханны, живут во дворцах, украшены драгоценностями; на груди у каждой написано имя Бога и имя ее супруга. Земные супруги, если они вели праведную жизнь, также живут в раю со своими мужьями.
Чувственное описание рая в Коране, видимо, порождено экстатическими образами, характерными для жителей пустыни. Комментаторы считали описания райских утех лишь метафорами, иносказаниями, хотя теологи ал-Газали и ал-Ашари допускали чувственные наслаждения в раю, но только после воскрешения.
В мусульманском предании рай разделен на восемь ярусов (на один больше, чем ад). Один из разделов рая называется фирдаус (это заимствование из персидского языка, соответствующее греч . «парадеисос», ср. иран . «парадиз» – место блаженства и успокоения духа). На вершине рая растет «крайний лотос», который определяет его границы и осеняет его тенью. Над раем находится трон Аллаха. В раю хранятся подлинник Корана (прото-Коран) и книги, в которые записаны деяния людей. Восемь ярусов рая покоятся на морях, разлившихся под небесами.В ироническом повествовании философа XI в. ал-Маари визионером изображается филолог Ибн ал-Карих, который прибегает к уловкам и ухищрениям, чтобы попасть в рай. Он попадает к ангелу – хранителю Книги, где записаны все добрые и злые дела, сочиняет панегирики всем, от кого зависит его райское будущее, доходит до зятя пророка Али и дочери пророка Фатимы, добиваясь того, чтобы его дело было скреплено большой печатью и он бы получил доступ в рай. Усилия визионера повторяют бюрократические процедуры прохождения дел в Арабском халифате. При этом выясняется, что праведники, оказывающиеся в райских кущах, не все реально заслуживают блаженства, между ними происходят ссоры, напоминающие античные литературные сюжеты в стиле «разговоров в царстве мертвых», да и проводником ал-Кариха оказывается не ангел, а дьявол – иблис. В то же время в аду, где также сподобился побывать ал-Карих, среди грешников оказались не худшие люди.
Эти литературные произведения нередко считаются предшественниками «Божественной комедии» Данте, а начало этой традиции положено еще Аристофаном (вспомним лягушек и Диониса в Аиде).
По направлению к кибле
В погребальной обрядности и представлениях о загробной жизни ислама возникали те же проблемы, что и в традициях других теистических религий. Немедленным или отложенным до Страшного суда будет загробное возмездие? Насколько правильная обрядность может гарантировать спасение от загробных мук?
Мусульманина, находящегося при смерти, следует положить на спину так, чтобы его ступни были обращены в сторону Мекки (то есть по направлению киблы), либо, во всяком случае, повернуть его лицом к кибле. Киблой называют направление, в котором полагается обращать лицо во время молитвы. (Первоначально Мохаммед и его сподвижники молились, обратившись к востоку, к Иерусалиму, затем лицом к Мекке, к главной святыне ислама – Каабе.) Предпочтительным считается захоронение у мест, почитаемых как святые, прежде всего у могил особо почитаемых мусульман: имамов, суфийских шейхов и т. п. Это объясняется верой в то, что близость могилы умершего к могиле святого освобождает его от могильной тяжести и вопросов ангелов-опрашивателей Накира и Мункара. Благодаря покровительству святого увеличивается и вероятность попадания души умершего в рай.
Умирающему произносят формулы шахады (мусульманский символ веры: «нет Бога, кроме Аллаха, а Мохаммед – посланник Аллаха»), определенные молитвы и суры Корана. Считается, что в момент смерти гаснет и падает звезда, которая есть у каждого человека. Если на лице покойника застыла улыбка, значит, он отправится в рай, а если же у него «плохой вид», он, должно быть, грешник и не попадет в рай. Если глаза умершего открыты, «он не сможет оторваться от этого мира», поэтому глаза ему следует закрыть и завязать. Покойника боятся, поэтому его следует как можно скорее предать земле. На грудь покойного, не перенесенного в мечеть, кладут Коран, чтобы ночью, когда он останется один, шайтан не вошел в его тело. Если труп находится в мечети, Коран не кладут, так как там шайтан не осмелится появиться, к тому же при покойном будут находиться чтецы Корана.
Покойного обмывают (кроме тех случаев, когда он погиб на войне, за веру или в катастрофе), умащивают и завертывают в кафан, состоящий из трех кусков материи. Кафан мусульманин старается приготовить себе загодя, его берут с собой в паломничество, обходят с ним вокруг главной святыни ислама – Каабы, трут о священный камень, полощут в водах Евфрата, так как эта вода имеет Божью благодать и уменьшает тяжесть грехов, иногда пишут на нем айаты из Корана, связанные со смертью и воскресением из мертвых.
В русском Средневековье принято было вкладывать в правую руку умершего «разрешительную грамоту», адресованную святому Петру или Николаю (культ которого чрезвычайно популярен в России). Грамота содержала молитву и должна была служить пропуском в рай.
На месте смерти мусульманина зажигали свечу или светильник (у суннитов его соблюдают только в случае смерти шахидов). Этот обычай унаследован у зороастризма и связан с почитанием огня. В Иране светильники, свечи и огонь зажигают у могил также в особо почитаемые вечера: накануне пятницы, в день смерти имама Хусейна, в праздник жертво-приношения и ниспослания Мохаммеду откровения.
Покойного оплакивают и совершают по нему намаз.
Главенствует над смертью ангел Израил (Азраил). Он сумел вырвать из сопротивляющейся земли глину для сотворения Адама, за что и получил свой пост. Он огромен, многоног и многокрыл, у него четыре лица, а тело состоит из глаз и языков, соответствующих числу живущих. Он знает судьбы людей, но не знает срока кончины каждого. Когда этот срок настает, с дерева, растущего у трона Аллаха, слетает лист с именем назначенного умереть, и Израил в течение сорока дней должен разлучить душу и тело человека. У праведных он вынимает душу осторожно, а у неверных резко вырывает из тела. Многие люди пытались разными способами сопротивляться Израилу (вспомним хитроумного Сисифа и марийские рассказы о заключенном ангеле смерти Азырене), но в конце концов он всегда побеждает.
Ал-Газали приводит предание о том, что ночами в середине месяца шабан ангелу смерти дают в руки список с именами тех, души которых следует забрать в текущем году. Кто-то строит, кто-то женится, а их имена уже занесены в список. Рассказывают, продолжает ал-Газали, как ангел смерти пожаловал к Сулайману (библейскому Соломону) и пристально взглянул на одного из его приближенных. Когда он удалился, приближенный спросил: «Кто это так пристально посмотрел на меня?» – «Ангел смерти, – сказал Сулайман. – Не иначе как он хотел забрать твою душу. Прикажи ветру, чтобы он отнес тебя в Индию. Когда он вновь придет, то не увидит тебя». Когда же ангел смерти появился вновь, Сулайман спросил его: «В чем причина того, что ты так пристально взглянул на моего приближенного?» «Мне приказали, чтобы я сей же час забрал в Индии его душу, а он находился здесь. Я подумал, как же он за час сможет оказаться в Индии? Прибыв же туда, я с удивлением обнаружил его там». Время жизни и время смерти только в руках Аллаха. «Где бы вы ни были, захватит вас смерть, если бы вы были даже в воздвигнутых башнях» (Коран 4: 80).
Мертвых в могиле допрашивают ангелы – Накир и Мункар. Верующих они оставляют в покое до воскресения, а неверных избивают в могилах столько времени, сколько пожелает Аллах. «Если бы ты видел, как завершают жизнь те, кто не веровал; ангелы бьют их по лицу и по спинам: „Вкусите наказание пожара!”» (Там же. 8: 52). Могила превращается таким образом в нечто вроде предварительного ада или чистилища. Иногда считается, что наказание в могиле продолжается до дня воскресения, однако наиболее распространено представление, что после допроса ангелами душа человека идет в рай или в ад. Добро следует делать в течение всей жизни: не может очиститься тот, кто обратился лишь на смертном одре (Там же. 4: 22): «Но нет обращения к тем, которые совершают дурное, а когда предстанет пред кем-нибудь из них смерть, он говорит: „Я обращаюсь теперь…”») (Там же. 4: 22).
Между раем и адом находится некое неопределенное пространство, от которого получила название 7-я сура Корана, – «Араф» (Преграды). Это пространство не то нечто вроде чистилища, не то преддверие рая. Между обитателями рая и обитателями огня – «завеса, а на преграде люди (обычное толкование «единобожники, дела которых недостаточны»)… И воззовут к обитателям рая „Мир вам!” те, которые не вошли в него, хотя и желали. А когда взоры их будут обращены к обитателям огня, они скажут: „Господи! Не помещай нас вместе с людьми неправедными!”» (Там же. 7: 44–45).
Представление о конце света и Страшном суде во многом заимствовано мусульманами из христианства. Правда, видимо, этот суд не будет всеобщим. Некоторые предания гласят, что несколько тысяч верующих войдут в рай, не отчитываясь за свои дела; кроме того, там уже пребывают души мучеников за веру. Конец света наступит, когда в мире воцарится ложный мессия, искуситель людей чудовищный Даджжал. Его появлению будут предшествовать тяжелые времена и распространение нечестий среди людей. Даджжал прикован к скале на острове в Индийском океане и охраняется джиннами.
Когда распространяющие нечестие народы йаджудж и маджудж (библейские гог и магог) прорвут железную плотину, которой их запер Зу-л-Карнайн (Александр Македонский), и начнут покорять землю и истреблять человечество, Даджжал также освободится от оков и появится во главе войска, восседая на огромном осле. Повсюду на земле, кроме священных городов Мекки и Медины, он установит свое царствование, которое продлится сорок дней (или сорок лет). Даджжал учинит гонения на верующих и разрушит храмы. Однако настоящий мессия – ведомый Аллахом обновитель веры из рода Мохаммеда, называемый махди, – уничтожит царство Даджжала и убьет его ударом копья в Святой земле (в некоторых версиях предания эта роль отводится Иисусу – пророку Исе).
Махди установит на земле царство справедливости и любви, вернет людей на путь Аллаха и возродит общину, живущую по законам ислама. Его царствование продлится от трех до девяти лет и будет царством изобилия. После царствования махди, одновременно с которым вернется на землю и умрет пророк Иса, наступит воскресение мертвых и Страшный суд. (Концепция махди, воспринимаемого как «скрытый имам», которому предначертано явиться и уничтожить зло, направив человечество на путь истины, является одной из основ идеологии шиизма.)
Стоя на иерусалимской горе, ангел Исрафил звуками трубы возвестит о конце света и воскрешении мертвых. При первом звуке трубы природа начнет содрогаться, а люди побегут в ужасе. При втором звуке все люди испустят дух. За всеобщей смертью последует период в сорок лет, в конце которого пойдет проливной дождь, а затем раздастся третий трубный звук, призывающий к всеобщему воскрешению и сбору в Иерусалиме на Страшный суд. День Страшного суда будет длится тысячелетия. Люди, нагие, держа в руках книгу, в которой записаны все их деяния, под палящим солнцем будут стоять перед лицом Аллаха. Аллах одного за другим будет допрашивать, взвешивая на весах поступки каждого. Затем люди должны идти по мосту Сират, тонкому, как волос, и острому, как меч; он переброшен над адом и ведет в рай. Праведники свободно идут по мосту, а грешники низвергаются в геенну. Мохаммед выступает перед Аллахом с ходатайством за грешников и благодаря его вмешательству в аду остаются только те, кто, согласно Корану, должен пребывать там вечно.
Мусульманский теолог ал-Газали (1058–1111) в книге «Эликсир счастья» говорит о страданиях в могиле, телесных и духовных, связанных с тем, что дух, не нуждаясь для своего существования в оболочке, после смерти остается там. Причиной духовных страданий в могиле является любовь к мирскому, и они для тех больше, у кого больше мирских страстей. А для того, кто всего себя отдавал мирскому, мучения невыносимы. В Коране сказано: «Это – за то, что они возлюбили жизнь дольнюю пред будущей» (16: 109). Когда неверного, всей душой привязанного к мирскому, укладывают в могилу, на него нападают 99 драконов, у каждого из которых по девять голов, и они день за днем кусают и жалят его, произрастая в нем же, до дня воскрешения. Эти драконы состоят из душевных качеств человека, а число их голов равно количеству порицаемых черт его характера, то есть каждый уносит с собой причину своих будущих страданий, и она находится внутри него самого.
Те люди, которые, несмотря на естественную любовь к мирским вещам, Всевышнего возлюбили больше, не будут мучиться. Те же, кто совсем не любил Всевышнего, будут мучиться вечно. Поминающий смерть отрешается от любви к мирскому и тем обеспечивает себе загробную жизнь. По преданию, Мохаммед после отправления естественной потребности совершал омовение песком. Ему сказали, что вода неподалеку. На что он ответил: «А вдруг я не доживу до этого?»
Согласно ал-Газали, когда в могилу укладывают достойного человека, его благие деяния опускаются на него со всех сторон и охраняют его. При появлении ангелов Накир и Мункара у ног вперед выходит намаз, а когда они появляются со стороны головы, то натыкаются на пост. Появившись со стороны рук, они видят милостыню, а когда появляются со стороны тела, то хаджж и газават говорят: «Нет, он много выстрадал». После этого ангелы отвечают: «Будь счастлив и благословен!» Они милуют его, спускают райский ковер, расширяют могилу настолько, что не окинуть взором, и подвешивают светильники из рая, чтобы он пребывал в свете до дня воскрешения.
Житие Василия Нового и видения его ученика отрока Григория
В восточнохристианской традиции, в том числе в русской, начиная с древнейших времен – первого века крещения, – популярным было Житие Василия Нового, жившего в Византии в Х веке, когда Русь, еще языческая, совершала походы на Константинополь – Царьград и только знакомилась с красотами церковного строительства и обряда.
В Константинополе святой был подвергнут несправедливым преследованиям, как во времена языческого Рима, но чудесно избавился от них. Григорий стал преданным учеником святого и составил его житие. Он, как и все близкие к святому, скорбел о кончине его прислужницы Феодоры, которая умерла, приняв иноческий чин. Григорий мечтал узнать об участи Феодоры в ином мире, и Василий обещал молить Господа о ниспослании Григорию этого знания.
И действительно, Григорию привиделся сон, в котором ангел позвал его и Василия посетить Феодору на том свете. Юноша отправился к наставнику, но тот уже ушел. Обеспокоенный Григорий пошел следом: путь его напоминал лабиринт, упирающийся в запертые ворота. Подойдя к воротам, через замочную скважину Григорий увидел служанку и узнал, что двор принадлежит самому Василию. Он попросил впустить его к наставнику, и с разрешения Феодоры служанка открыла ворота.
Григорий принялся расспрашивать Феодору о муках кончины, и та рассказала, как перед смертью множество злых духов в облике черных эфиопов окружило ее, угрожая похитить. Они принесли книги с перечнями ее грехов. Но вот умирающая увидела справа от одра двух ангелов в золотых одеждах, и злые духи стали отступать, упорно перечисляя при этом известные им грехи. Тут Смерть подошла к одру и дала Феодоре выпить некую чашу, а затем отсекла ей ножом голову, отделив душу от тела.
Ангелы приняли душу на руки и начали восхождение к небесам, душа же видела оставленное внизу тело, которое было подобно сброшенному одеянию. Злые же духи не отставали, продолжая называть прегрешения, но ангелы стали перечислять добрые дела покойной: накормленных голодных и напоенных жаждущих, утешенных пребывающих в темницах, больных, примиренных враждующих и т. д.
Тут явился святой Василий и вручил ангелам некий ковчежец, содержимым которого ангелы должны были искупать грехи Феодоры во время небесных мытарств. Духи злобы принялись громко сокрушаться – ведь их труды оказались напрасными. Святой же велел ангелам отвести Феодору в предуготовленную ему самому Господом обитель и дал им множество флаконов с ароматическими веществами.
Ангелы же с душой Феодоры поднялись до первого мытарста, где требовали ответа за празднословие и сквернословие, распевавшиеся при жизни дурные песни и непристойный смех. Ангелы оградили вверенную им душу от мук. Следующим было мытарство лжи. Злые духи указывали людей, которых оболгала Феодора, но получили откуп из ковчежца Василия. Из ковчежца получили и духи, наказывающие за клевету и осуждение. Также искуплены были грехи чревоугодия (нарушения поста) и пьянства. Тех, кто не совершал добрых дел и не может откупиться от духов злобы, отведут в темные места, где они будут ждать Страшного суда, так сказали ангелы.
Затем следовали мытарства праздности и воровства, но за это лишь немного нужно было дать отступного, ибо Феодора не была повинна в этом грехе. Не пришлось задержаться и у мытарства сребролюбия и скупости, равно как лихоимства, неправды, тщеславия и гордости. Пришлось приносить откуп за гнев, но у мытарства злопамятства злые духи напрасно искали обвинительных записей. Неповинна была Феодора и в грехах разбоя (рукоприкладства) и, конечно, чародеяния и призывания бесов: там обитали змеевидные бесы, вводящие людей в соблазн и склоняющие к разврату.
Ангелы поведали Феодоре, что она подвергается мытарствам с перечислением грехов, ибо не исповедалась чистосердечно перед смертью – благодаря исповеди исчезают письмена в бесовских книгах. Когда достигли мытарства блуда, бесы пытались клеветать на Феодору и ей пришлось долго оправдывать себя. Трудным оказалось и мытарство прелюбодеяния, ибо до прихода к Василию Феодора имела супруга и знала других мужчин, но мытарство содомских грехов они миновали быстро. Миновать эти мытарства душам сложнее всего, ибо редко кто удерживается при жизни от телесного соблазна.
Девятнадцатым по счету было мытарство идолослужения, в чем Феодора была неповинна, равно как и в последнем мытарстве жестокосердия.
Затем они подошли к вратам небесным, которые были как хрусталь, здания же за ними блистали как звезды. Небесные облака спустились на них, и они улицезрели престол Божий, о красоте которого Феодора поведать не могла – это было выше человеческих возможностей. Глас невидимого Бога повелел ангелам показать Феодоре праведных и грешников. Они отправились в прекрасные палаты, где были обители для апостолов, пророков и мучеников, святителей, преподобных и праведников, дошли и до жилища патриарха Авраама. Была там даже палата для христианских младенцев. Красоту тех мест невозможно было описать.
Настал черед увидеть страшные муки грешников, испускающих крики в преисподней, но о них Феодоре тяжело было вспоминать. На сороковой день она оказалась в жилище, уготованном в раю для Василия. То был дворец, украшенный золотом, где пировали избранные. Чудесные кушания менялись, но не исчезали, бесконечно пополняясь. И сам Василий оказался в чудесном чертоге и велел Феодоре показать Григорию райский сад с золотыми листьями, исполненный плодов. Но и тому саду далеко было до чудес, которые существовали в раю на Востоке, насаженном самим Господом. Григорий вернулся в чертог, но уже никого не было за трапезой, и он двинулся в обратный путь.
Очнувшись на ложе, Григорий отправился к Василию узнать, было ли то видение от Бога или от бесов. Святой и сам знал о видении отрока и о том, что тот видел Феодору, рассказал и о посещении уготованного ему чертога. Святой Василий велел Григорию записать увиденное.
Видение Страшного суда
Видения не оставили отрока. Однажды он размышлял о собственных грехах и о вере избранного народа Ветхого Завета, которому сам Господь возвестил десять заповедей. Увлеченный такой мыслью, он перечитал Ветхий Завет и решил посоветоваться об этом с духовным отцом. По дороге был ипподром, Григорий засмотрелся на традиционную для греков спортивную игру и лишь затем пришел к молчальной келье Василия и поклонился наставнику. Тот, как и после чудесного сна Григория, уже знал, в чем дело: к нему пришел «мудрстующий об иудеях», забредший к тому же на позорное зрелище конских бегов, – обе идеи внушены ему были дьяволом!
Наставник напомнил ученику, что «ветхий» иудейский закон отвергнут христианским мессией, что за грехи иудеи были рассеяны по странам и Новый Израиль – это христианский народ. Григорий вновь обратился в святому с просьбой о знамении, которое утвердило бы его в вере, и Василий велел надеяться на Божью помощь. Видение посетило Григория в ту же самую ночь.
Григорий увидел себя на прохладном поле, полном цветов, и прекрасный муж в светлой одежде велел ему следовать за ним. Они двинулись на восток и поднялись на облаке в страну светлую, чистую и прозрачную, откуда видны были все концы мира. Ангелы с огненными лицами славословили Троицу. Горевший там огонь устрашил отрока, но он убедился, что то был не испепеляющий пламень, а горний свет жертвенника Господня, над которым парили ангелы. После этого им пришлось подняться на высочайшую гору, и к востоку Григорий увидел небесный Иерусалим, построенный из двенадцати драгоценных камней; он сиял золотом, и в него вели двенадцать ворот. Ангел поведал, что град сей по Вознесении был построен Христом для последователей Его.
Над градом высился чудесный холм, на котором был воздвигнут сияющий крест, и ангел, сияющий как молния, спустил с небес престол, ожидающий Царя Небесного. Четыре ангела спустились туда с горящими чудесным пламенем свечами и воспели славу Господу. И еще один ангел возвестил, что здесь будут Суд и Воскресение из мертвых и каждый получит возмездие. Огненный столп спустился с неба и рассеялся по всем концам земли, а глас, подобный грому, разнесся над всеми костями человеческими: он возвестил, что явит себя созидательная сила Господня. Так собрались они – кость к кости и сустав к суставу. Явился и ангел с огненным свитком в руках: в нем Сатане объявлялось о конце его власти. Ангел повлек Сатану к краю земли, где его с воинством ожидало сожжение.
Затем Григорий увидел полки Сил Небесных, которые истребляли тех, что поклонились антихристу, и другое воинство, которое ожидало пришествия Господня. Тут появились двенадцать ангелов с золотыми трубами, на звук которых открылись гробы, и мертвецы от начала времен вышли из них. Ангелы явились в бесчисленном множестве, они вели души, чтобы соединить их с телами. На третий трубный звук все мертвые ожили и стали по родам и народам, супруг с супругой. Среди них особым сиянием выделялись пророки, апостолы, мученики – они были с надписями на венцах и с книгами в руках. Надписи были на челах у всех, кто был наделен добродетелями: нищие духом, смиренные сердцем, милостивые и добрые. На других были записаны пороки: злоба, нечистота, лукавство и прочие. Лица их были мрачны и цветом подобны земле или черны, как у Сатаны; тела покрывали смердящие струпья. Они горевали, ожидая безжалостного приговора.
Язычники самонадеянно ждали, что их боги помогут им. Иудеи же, ожидая благодеяний от Бога Моисеева закона, беспокоились, ибо не видели среди судимых Того, кого распяли они. Когда же ангелы принесли сияющий крест, иудеи, язычники и еретики отчаялись.
Но вот явился Судия и грянул гром, после которого праведники начиная с Адама, сияя радостью, приблизились к престолу. Воздух исполнился Силами Небесными, окружающими парящий Божий престол. Земля же была наполнена людьми. Мистическая колесница Божия спутилась с неба, и херувимы восславили Иисуса Христа, что повергло в ужас иудеев и мусульман – они не ждали пришествия Его.