Загробный мир. Мифы разных народов Петрухин Владимир
Всем прочим в ней лишь горе суждено.
Не все могли быть допущены до посвящения в культ мистерий. Первоначально лишь жители самого святилища Элевсин да близких Афин могли принимать участие в священных обрядах. Впоследствии не могли стать мистами или должны были пройти очистительные обряды варвары, не владевшие эллинской речью, и те, кто совершил убийство, пусть даже неумышленное.
Это относилось и к величайшему герою – Гераклу, который совершил немало убийств. Даже если речь шла о чудовищах, он все равно должен был снять скверну. Герой должен был пройти мистериальные испытания перед своим последним подвигом – сошествием в Аид, где он освободил Тесея и вывел самого Кербера.
По одной из легенд, Гераклу предложили пройти посвящение в Элевсине, но тот ответствовал, что прошел иные испытания: в огне преисподней он видел саму Кору – Персефону и нуждается лишь в очищении от потустороннего мира.
Очищение должно было проходить в месяц анфестерий (февраль), связанный с выходцами с того света. В водах реки Илис, на Балканах, вода в феврале холодная, так что очистительный обряд напоминал русское купание в проруби на Богоявление (Крещение), тем более что и в крещенской иордани должны были проходить очищение те, кто участвовал в «бесовских» святочных игрищах.
Знаменитый афинский оратор Исократ говорит, что Деметра дала человечеству два великих блага: хлебные зерна, при помощи которых избавила людей от животной жизни, и посвящение в элевсинские мистерии, которые давали надежду на загробные блага.
Плутарх так описывает разыгрывавшуюся во время Элевсинских мистерий драму. Посвященные как бы проводятся через Тартар в Элисиум: «Сначала трудное, утомительное хождение и блуждание; наводящее ужас бесконечное странствие во мраке. Затем, непосредственно перед заключительным действием, всевозможные ужасы и страшилища, дрожание и оцепенение от страха. Наконец появляется внезапный удивительный свет – посвященные приходят в чистое место, в долину, где можно слышать пение и видеть танцы и различные возвышенные предметы и священные явления. Здесь-то, наконец, ходит посвященный совершенно свободно и, увенчанный, празднует торжество вместе со святыми и чистыми мужами. При этом он видит, как непосвященная толпа лежит в глубокой нечистоте и тумане и вследствие неверия своего в загробные блага остается всегда подверженной страху перед смертью».
Действительно, само шествие мистов в Элевсине предполагало прохождение через святилище Гекаты, как богини врат загробного мира, во внутренний двор грандиозного храмового комплекса к гроту Аида – Плутона, входу в преисподнюю и храму Телестрион, из трубы в крыше которого в ночь мистерий (19 боэдромиона – в октябре) вырывались пламя и дым. Крышу поддерживал целый лес колонн. Внутри храма было сакральное помещение Анакторон, где на троне восседал иерофант, тот, кто вызывал видение мистического огня. Он и возглашал процессии о чуде, содержание которого осталось неизвестным непосвященным: «Владычица родила священного мальчика, Бримо родила Бримона, Могущественная – Могущественного!»
Возможно, новорожденного воплощал колос, который демонстрировали мистам. Символика хлеба как воплощения младенца и воскресения из мертвых была известна и христианам, но христианские авторы с негодованием упоминали элевсинские мистерии – ведь они были «языческими». Именем Бримо именовали богинь преисподней – Гекату, Деметру и Персефону.
Чудо рождающей смерти и было содержанием мистерий: младенец должен стать спасителем, избавляющим от страха смерти и холодного мрака преисподней. Миф о Деметре и похищенной Аидом Персефоне предшествовал мистическому учению о смерти, ведущей к новому рождению. Недаром афиняне сеяли зерно на могилах, а умерших называли деметриями. Мистериальные шествия напоминают сюжет «Божественной комедии», где поэт через бездны преисподней поднимается в рай.
Участие в элевсинских мистериях давало надежду на лучший удел в загробном мире. Но оно никак не связано с добродетельной жизнью. Например, философ Диоген не искал посвящения в мистерии, говоря, что не желает обеспечивать себе лучший удел, раз он открыт вору Патакиону и закрыт великому герою Эпаминонду.
Поэты и трагики более прочувствованно относились к мистичеким тайнам. Софокл писал: «О, трижды блаженны те из смертных, которые нисходят в Аид, узрев эти таинства; им одним дано там жить, прочих там ожидают только бедствия». Ему вторил Пиндар: «Блажен, кто сошел в недра земные, узрев эти таинства: ему открыт конец жизни, открыто и богом положенное ее начало».
Похищение Персефоны
Деметра была богиней плодородия и, как часто бывает в мифах, не имела постоянного брачного партнера.
От своего брата Зевса она родила дочь Кору и сына Иакха, который ассоциировался с Дионисом. На свадьбе Кадма и Гармонии богиня влюбилась в прекрасного потомка титана Иасиона. Страсть оказалась настолько сильной, что влюбленные удалились от стола прямо «на трижды вспаханное поле», где предались любви. Зевс увидел следы грязи на телах влюбленных и пришел в ярость: как смел потомок титанов посягнуть на олимпийскую богиню!
Перун поразил несчастного любовника, но от союза с Деметрой родился Плутос – бог богатства, прежде всего, земных плодов и плодов скотоводства; недаром он был зачат на поле. Плутос ассоциировался с Аидом (Гадесом) – Плутоном: ведь ему была подчинена преисподняя, а там было средоточие плодородия земли.
Но мифологическая драма развязалась не из-за этих ассоциаций. Аид воспылал страстью к юной Коре. Он явился к Зевсу просить руки дочери. Зевс понимал, что Деметра не отпустит дитя в преисподнюю, но не хотел и отказывать брату. Аид решился похитить возлюбленную, когда та собирала полевые цветы в Элевсине (напомним, что это любимое занятие русалок, выходящих с того света в начале сезона цветения).
В поисках дочери Деметра исходила всю Грецию, не пила и не ела, а на десятый день достигла Элевсина. В облике измученной матери она явилась к местному царю и была встречена гостеприимно. Царская дочь Ямба стремилась утешить пришелицу смешными и непристойными стишками (ее именем назван поэтический размер), однако развеселить богиню удалось старой няньке Баубо, которая заставила Деметру выпить пиво и рассмеяться ее фокусам с задиранием платья, имитирующим роды.
О том, что смерть и смех в загробном мире несовместимы, мы уже говорили в рассказе о царевне Несмеяне и в мифе о Мауи. Точно так же эротические экзерсисы и смех вывели Деметру из оцепенения, подобного смерти.
Деметра вернулась к жизни и даже решила сделать царского сына Демофонта бессмертным. Для этого малыша нужно было держать над огнем, чтобы исчезла его смертная природа, но испуганная мать помешала богине завершить ритуал, и ребенок умер. Тогда Деметра решила облагодетельствовать другого царского сына – Триптолема. Тот пас отцовский скот в Элевсине и видел, как земля разверзлась – вниз попадали его свиньи, а колесница, запряженная черными конями, увезла возничего, удерживавшего кричащую девушку, в преисподнюю.
Когда Деметра узнала о похищении дочери в преисподнюю, она позвала Гекату, и они выведали у всевидящего Гелиоса, что похитителем был сам Аид. Деметра решила не возвращаться на Олимп. Она закляла все деревья и растения, и те перестали плодоносить. Напрасно Зевс посылал к тоскующей сестре Ириду: та поклялась, что земля не будет плодоносить, пока ей не вернут дочь.
Пришлось громовержцу отправлять Гермеса к Аиду, и тот согласился отпустить похищенную, если та не успела вкусить плодов загробного мира. Кора почти ничего не брала в рот, но садовник преисподней рассказал, что дева успела сорвать в саду гранат и съесть семь зернышек. В гомеровском гимне Деметре говорится, что Аид хитростью заставил Кору вкусить зернышко, чтобы она не забыла царства мертвых и снова вернулась туда. Так или иначе, богиня не собиралась освобождать землю от заклятия. Однако она не могла отменить закон – вкусивший пищи мертвых должен был остаться в Аиде. Вмешаться пришлось Рее – матери Зевса, Аида и Деметры. Она рассудила распрю богов: четыре месяца Кора должна была оставаться в Аиде и быть царицей мертвых с титулом Персефона, а восемь месяцев пребывать с Деметрой.
Персефона справедливо правила в Аиде, но земные герои не оставляли надежды освободить ее. Царь Пирифой вместе с афинским царем Тесеем решились на такой подвиг, за что были заточены в Аиде. Пирифой был навечно прикован к скале, Тесея же, приросшего в загробному седалищу, освободил Геракл, оторвав его (поэтому у всех потомков Тесея небольшие ляжки). Богиня сохранила привязанность к земным радостям: ее растрогала музыка Орфея, и она разрешила певцу отвести свою возлюбленную Эвридику к вратам преисподней.
Европейские ученые, привыкшие к длинной зиме со снегом, думали, что удаление Коры в царство мертвых связано с зимними месяцами и сном природы. Но в Греции климат был иным: трижды совершались пахота и сев, последний раз сеяли хлеб в октябре (месяц боэдромион – время элевсинских мистерий). Знаток античной религии Мартин Нильссон предположил, что речь шла о трех самых жарких и поэтому бесплодных месяцах лета перед последней третьей запашкой, а Персефона, подобно индонезийской Хаинувеле, воплощала растительность – зерно, скрывающееся под землей, в преисподней, накануне всходов.
Деметра согласилась вернуться на Олимп. Триптолему и его отцу она доверила тайну своих элевсинских мистерий. Триптолема научила искусству земледелия, вручив зерна разных злаков, деревянную соху и колесницу, запряженную змеями – символами земли и плодородия. Недаром само имя Триптолем могло означать «трижды пашущий».
Умирающие боги плодородия
Греки были отнюдь не первыми, кому была известна идея возрождения через смерть – сошествие в преисподнюю. На Ближнем Востоке, в Месопотамии, там, где зародились земледельческие цивилизации и письменность, были открыты клинописные тексты 4—2-го тысячелетий до н. э., которые повествовали о сошествии в преисподнюю богини Инанны.
Нисхождение Инанны в подземный мир
Инанна – «царица небес», богиня войны и любви, ставшая женой бога плодородия пастуха Думузи, решает спуститься в подземный мир, где царствует ее сестра, богиня смерти и мрака Эрешкигаль, чтобы стать там владычицей и воскресить мертвых. Собрав семь свои «тайных сил» и украсившись царскими регалиями, Инанна отправляется в «страну без возврата». Опасаясь, что Эрешкигаль предаст ее смерти, она дает наставление своему послу и визирю Ниншубуру, чтобы тот, если она не возвратится через три дня, совершил «на полях погребальных» и перед собранием богов обряд оплакивания, а затем обратился за помощью в храмы великих богов – Энлиля, Нанны и Энки. «Отец Энки мудр и могуч, травы жизни знает он, воды жизни знает он, он меня и оживит!» – говорит Инанна.
Привратнику подземного царства Нети она говорит, что пришла к великой владычице Эрешкигаль, чтобы воскурить умершим погребальные травы, возлить в их поминовение погребальное пиво. Нети впускает Инанну и молвит ей:
«Войди же, Инанна!»
И у нее, когда вошла,
Венец Эдена, «шугур», снял с головы.
«Что это, что?»
«Смирись, Инанна, всесильны законы подземного мира!
Инанна, во время подземных обрядов молчи!»
И когда вошла во вторые врата,
Знаки владычества и суда у нее отобрал.
«Что это, что?»
«Смирись, Инанна, всесильны законы подземного мира!
Инанна, во время подземных обрядов молчи!»
И когда вошла она в третьи врата,
Ожерелье лазурное с шеи снял.
«Что это, что?»
«Смирись, Инанна, всесильны законы подземного мира!
Инанна, во время подземных обрядов молчи!»
И когда в четвертые вошла врата,
Двойную повязку с груди ее снял.
«Что это, что?»
«Смирись, Инанна, всесильны законы подземного мира!
Инанна, во время подземных обрядов молчи!»
И когда в пятые вошла врата,
Золотые запястья с рук ее снял.
«Что это, что?»
«Смирись, Инанна, всесильны законы подземного мира!
Инанна, во время подземных обрядов молчи!»
И когда в шестые вошла врата,
Сетку с груди ее снял.
«Что это, что?»
«Смирись, Инанна, всесильны законы подземного мира!
Инанна, во время подземных обрядов молчи!»
И когда в седьмые вошла врата,
Повязку, одеянье владычиц, с бедер снял.
«Что это, что?»
«Смирись, Инанна, всесильны законы подземного мира!
Инанна, во время подземных обрядов молчи!»
И она вошла и, склонясь, приблизилась.
Сестра ее вскочила с трона.
Затем снова на трон уселась.
Семь судей Ануннаков пред нею суд вершат.
На Инанну взглянула – взгляд ее смерть!
Слова изрекла – в словах ее гнев!
Крик издала – проклятья крик!
Ту, что вошла, обратила в труп.
Труп повесила на крюк [22] .
Ниншубура исполнил указания Инанны, но Энлиль и Нанна отказали в помощи: «Подземного мира всесильны законы, вековечны ему приношенья». Лишь Энки решается спасти Инанну. Достав грязь из-под своих ногтей, он сотворил двух существ – кургара и галатура, снабдил их травами и водами жизни и отправил в подземное царство, где Эрешкигаль лежит обнаженная и мучается родовыми муками (ведь и на земле в отсутствие Инанны ничто не может разродиться).
Смягчив заклинательной формулой муки царицы, за это кургар и галатур требуют у нее: «Труп с крюка отдай!» Они посыпают его травой жизни, поливают водой жизни, и Инанна встает. Она выходит из подземного царства, но за ней следуют демоны преисподней – гала:
[Они] не ведают голода, не ведают жажды,
Муки просеянной не едят,
Воды проточной они не пьют.
Из объятий человека вырывают жену,
От груди кормилицы отрывают дитя.
Демоны должны исполнить нерушимый закон: из «страны без возврата» можно выйти, только предоставив себе замену. В конце концов в качестве замены Инанна выбирает Думузи:
Она на него взглянула – взгляд ее смерть!
Закричала она – в словах ее гнев,
Крик издала – проклятья крик:
«Его, хватайте его!»
Светлая Инанна пастуха Думузи отдала в их руки.
С помощью бога Уту Думузи пытается спастись и бежит к своей сестре богине растительности Гештинанне. Однако и здесь демоны нашли юношу в священном загоне:
На юношу с криком накинулись, топором огромным
На землю повергли.
Чрево ножами вспороли ему,
Со всех сторон окружили его!
Тогда Инанна решает:
«Твой срок – половина года,
Твоей сестры – половина года!»
Отныне Гештинанна и Думузи должны поочередно по половине года проводить в подземном мире; с отсутствием Думузи на земле начинается летняя засуха.
Остров блаженства Дильмун и преисподняя в мифах Шумера и Аккада
Шумерское сказание об Энки и Нинхурсаг, одна из древнейших в мире поэм, повествует о блаженном острове Дильмун, ныне ассоциируемом с Бахрейном: «Дильмун страна пресветлая. Дильмун страна непорочная. Дильмун страна воссиянная».
А там, в Дильмуне ворон не каркает.
Птица смерти не накликает смерти.
Там лев не бьет.
Волк ягненка не рвет.
Там собака сторожевая, как козлят стерегут, не знает.
Там свинья зерна не пожирает.
Вдова на крыше солод не рассыпает.
Птица небесная солод не склевывает.
Там голубь головою не вертит.
Там хворь глазная – «я хворь глазная» – не говорит.
Там старица не говорит – «я старица».
Там старец не говорит – «я старец».
Там девушка не умывается, водой из окна не плещется.
Там перевозчик – «навались!» – не кричит.
Там страж вокруг зубцов не кружит.
Там певец песнопений не распевает,
Плачей за городом не заводит.
Так рисуется ситуация не просто золотого века, но некоего докультурного состояния, неведения, небытия.
В Дильмун не было пресной воды, и хозяйка острова Нинсикила («непорочная») обращается к великому богу Энки, по приказанию которого солнечный бог Уту доставляет воду с земли. Отныне «вода в полях, вода на нивах, в борозде рост дает зерну-злакам. Стал город «домом прибрежным, пристанью всей страны!».
Далее на свет появляется божество Энзаг, который делается главным богом Дильмуна. Богиня-мать Нинхурсаг при помощи сложных магических действий и последовательного рождения (без боли, как подчеркивает поэма) зачатых Энки поколений богинь выращивает здесь восемь чудесных растений. Таким образом, остров Дильмун оказывается островом совершения священного брака. После потопа на острове Дильмун получает вечную жизнь «спаситель семени человечества» Зиусудра (Ут-напишти).
Остров Дильмун принято сопоставлять с библейским Эдемом – «земным раем», хотя первоначально он мыслился как остров мертвых – страна Ут-напишти. Гильгамеш, чтобы попасть на омываемый водами смерти остров Дильмун к Ут-напишти, строит мост из мачты своего корабля и ста двадцати шестов длиной по шестьдесят локтей каждый. В первичном своем значении это был мост, по которому мертвые попадали в царство смерти. Вход туда охраняли чудовища; к ним, вероятно, можно причислить пару людей-скорпионов, мимо которых должен был пройти Гильгамеш:
Он [Гильгамеш] слыхал о горах, чье имя – Машу;
Как только к этим горам подошел он,
Что восход и закат стерегут ежедневно,
Наверху небосвода достигают,
Внизу – преисподней их грудь достает,
Люди-скорпионы стерегут их ворота:
Грозен их вид, их взоры – гибель…
Стране блаженства противопоставлялись шумерские Кур («гора», «горная страна», «чужеземная враждебная страна»), а также Ки-галь («великая земля»), Эден («степь»), Кур-ну-ги («страна без возврата»), аккадские Эрцету («земля»), Церу («степь») – названия подземного мира. Четкого представления об их местоположении нет. Иногда подземный мир мыслился персонифицированным. В некоторых текстах говорится, что от Ниппура – религиозного центра Шумера – он удален на 3600 двойных часов, в него не только поднимаются и спускаются, но и проваливаются.
Границей, отделяющей его от мира живых людей, служит подземная река. Души погребенных переправляет через нее перевозчик Ур-Шанаби или демон Хумут-Табал, в то время как души непогребенных возвращаются на землю, принося несчастья. В Кур ведут семь ворот, которые сторожит привратник Нети. Кур темен, полон пыли, его обитатели, «как птицы, одеты одеждою крыльев». Хлеб умерших горек, вода солона, но, возможно, умерший «пищи лишен, он воды лишен, отбросы он ест, помои он пьет». Чистой воды и покоя в Кур удостаиваются лишь души погребенных согласно обряду, павших в бою и многодетных.
Судьи в Кур – боги Ануннаки, обычно их семь, и они выносят только смертные приговоры. Имена мертвых заносят в таблицу женщина-писец Азимуа или богиня Гештинанна, вынужденная проводить в преисподней полгода поочередно со своим братом Думузи (у аккадцев писцом подземного мира является богиня Белет-Цери – «владычица степи»). В Кур попадают знаменитые шумерские герои Гильгамеш и Энкиду, бог – покровитель степных животных Сумукан.
Существовало представление о похитителях душ – злобных духах мертвецов, выходящих из могил «за приношеньями, за возлияньями» и хватающих жителей города. Бог солнца Уту (у аккадцев это Шамаш, «солнце мертвых душ») ночью путешествует по подземному миру, принося мертвецам свет, питье, еду. Он же творит посмертный суд.
Владычица подземного царства, направляющая на вошедшего туда «взгляд смерти», – богиня Эрешкигаль. Супругом Эрешкигаль является бог Нергал, первоначально, видимо, небесное божество, олицетворение палящего солнца. Согласно аккадскому мифу, боги предлагают Эрешкигаль послать на их пир своего посланника-советника Намтара (буквальное значение его имени «резатель», то есть судьба), чтобы он взял ее долю, так как богиня не может покинуть подземный мир. На небесах все боги приветствуют Намтара, кроме Нергала. Желая отомстить за оскорбление, Эрешкигаль требует прислать ей Нергала, чтобы предать его смерти. По совету бога Эйи Нергал берет с собой волшебные предметы-фетиши и с их помощью одолевает Эрешкигаль. Он хочет отсечь ей голову, однако, тронутый ее мольбой, целует богиню и становится ее супругом и владыкой преисподней. Существует вариант мифа, в котором после семи ночей, проведенных с Эрешкигаль, Нергал бежит, но вынужден вернуться по требованию богов, устрашенных угрозой Эрешкигаль – та готова выпустить мертвецов на землю.
Похоронный ритуал шумеров известен из двух погребальных элегий и текста «Нисхождение Ур-Намму в подземный мир». Кладбища находились за чертой города, иногда на другом берегу реки. Перевозчик – «человек реки того берега» за особую плату на лодке перевозил туда тело. Хоронили только в землю. Если покойный был состоятельным человеком, с ним в могилу клали значительные жертвы, необходимые как для личного пользования, так и для раздачи «чиновникам» подземного мира. В обряде погребения обязательно участвовали жрицы-плакальщицы.
После смерти царь города Ура Ур-Намму прибывает в подземный мир. Сперва он приносит дары и жертвы семи подземным божествам в их дворцах. Затем он одаривает жрецов и писцов, от которых, по-видимому, будет зависеть его дальнейшая участь. Добираясь до центра подземного мира, Ур-Намму встречается с героем Гильгамешем, который объясняет ему правила жизни в стране мертвых.
Гильгамеш, Энкиду и подземный мир
По просьбе богини Инанны герой Гильгамеш изгоняет исполинскую птицу Анзуда и убивает волшебную змею, поселившихся в дереве хулуппу, посаженном богиней в ее саду. Из корней и ветвей дерева он делает «пукку» и «микку» – волшебные барабан и барабанные палочки, но они упали в подземный мир: Кур и лежат перед его входными вратами. Слуга Гильгамеша Энкиду вызывается достать их, то есть спуститься в подземный мир. Гильгамеш дает ему наставления: чтобы вернуться оттуда, нельзя нарушать определенные запреты, основанные на том, что Энкиду не должен уподобиться мертвому:
В одежду светлую не облачайся —
Они тебя примут за странника духа.
Свежим жертвенным маслом не натирайся —
На его ароматы они вкруг тебя соберутся.
Копья в Кур брать ты не должен —
Копьем убитые вкруг тебя соберутся.
Кизиловый жезл не бери в свою руку —
Духи мертвых тебя непременно схватят.
Обуви не надевай на ноги —
Не сотвори шума в подземном мире.
Не целуй жены своей любимой,
Не бей жены, тобой нелюбимой,
Не целуй дитя свое любимое,
Не бей свое дитя нелюбимое —
Вопли мира подземного тебя схватят.
Вспомним запреты, данные Орфею, и сходные запреты в русских народных сказках: нельзя целовать ребенка по возвращении из тридевятого – потустороннего – царства, иначе отшибет память.
Энкиду нарушает эти запреты и не может вернуться: его хватает не Намтар (судьба), не Азаг (болезнь) – «мир подземный его схватил». Гильгамеш с плачем отправляется в храмы Энлиля и Сина, но боги не отвечают на его мольбы. Лишь Энки согласен помочь, но единственное, что можно сделать, это открыть в земле отверстие, чтобы душа Энкиду побеседовала с Гильгамешем, подобно тому как Ахилл беседовал с душой Патрокла. Порывом ветра из «дыры подземного мира» поднимается дух Энкиду и, отвечая на вопросы Гильгамеша, рассказывает о законах подземного мира. Горестна участь умершего: «…Друг мой… тело, которого ты касался… словно старую тряпку, заполнили черви, словно расщелина, забито прахом. Если бы я поведал тебе установления земли, которую я видел, ты бы целый день просидел, рыдая». Наиболее благополучна посмертная участь людей, оставивших после себя большое потомство:
Того, у кого семь сыновей, видел? —
Да, видел.
Каково ему там? —
Словно друг богов, сидит в кресле, музыкой танцев наслаждается.
Того, кто наследника не имеет, видел? —
Да, видел.
Каково ему там? —
Хлеб, кирпичу, разбитому ветром, подобный, он ест.
Горестна участь не похороненных надлежащим образом и нарушавших этические нормы:
Духа того, о ком позаботиться некому, видел? —
Да, видел.
Каково ему там? —
Кусками подобранного хлеба, что на улицу брошены, он питается.
Того, чье тело брошено в поле, видел? —
Да, видел.
Каково ему там? —
Его дух не спит в подземном мире.
Того, кого в прах бросили, видел? —
Да, видел.
Каково ему там? —
Он пищи лишен, он воды лишен, отбросы он ест, помои он пьет,
За городскою стеною живет.
Того, кто слов матери и отца не чтил, ты видел? —
Да, видел.
Каково ему там? —
Воду мутную он пьет, воду горечи он пьет, насыщенья не получает.
Того, кто проклят матерью и отцом, ты видел? —
Да, видел.
Каково ему там? —
Он наследника не имеет, его дух одиноко блуждает.
Интересно, что у сожженного человека нет духа:
В огонь брошенного видел? – Нет, я его не видел.
Духа-призрака у него нет, дым его на небо вознесся.
В аккадской версии эпоса Энкиду, друг и соратник Гильгамеша, вместе с Гильгамешем убивает стража священного кедрового леса – чудовище Хумбабу. Разгневанные боги убивают за это Энкиду. Потрясенный смертью друга, Гильгамеш бежит в пустыню, где, тоскуя, ощущает, что он смертен. Он проходит подземным путем бога солнца Шамаша, переправляется через воды смерти на чудесный остров блаженства Дильмун, где обитает спасшийся от потопа Ут-напишти (шумерский Зиусудра), мудрый правитель города Шуруппака, единственный человек, обретший бессмертие. Однако Гильгамешу не суждено ни получить бессмертие, ни обрести цветок вечной молодости.
Гильгамеш и поиски бессмертия
Ут-напишти рассказывает Гильгамешу о том, как после потопа на совете боги решили сохранить ему вечную жизнь. Но совет богов не соберется дважды, объявляет герою Ут-напишти. Жена Ут-напишти жалеет героя, напрасно совершившего столь тяжелое путешествие, и уговаривает мужа открыть ему тайну цветка, возвращающего молодость. Гильгамеш отправляется за цветком на дно океана, привязав камни к ногам. Он ранит руки о шипы, но достает чудесное растение: Гильгамеш уже мечтает, как возвратится в родной Урук и испробует силу цветка на старце.
На пути через океан герой видит прохладный источник и не может удержаться, чтобы не освежить свои силы. Змея завладевает цветком и немедленно омолаживается – сбрасывает шкуру. Лишь зрелище стен Урука утешает героя.
Самая древняя поэма Востока сохраняет известный архаичный миф: змея похищает бессмертие у людей. Поэма содержит и общую для всех людей эпическую мораль: бессмертны деяния человека – героические подвиги.
Осирис: вечное царство мертвых
В иной, также более древней, чем греческая, цивилизации была известна мистерия, связанная с сошествием в преисподнюю бога, который возрождался как пророщенное зерно.
Египетские жрецы лепили из земли и глины тело умерщвленного бога Осириса, сеяли в его изображение зерно, а когда оно всходило, «воскресшего» бога показывали народу (вспомним колос, который показывали в Элевсине мистам). Земля Геб и небо Нут родили близнецов Осириса и Исиду, а также Сета и Нефтиду. Осирису суждено было стать первым убитым и воскресшим для вечной загробной жизни, одним из главных богов египетского пантеона.
Греки знали миф об Осирисе. Плутарх рассказывал, как злобный демон Сет погубил бога Осириса и растерзал его на четырнадцать частей; все их собрала жена и сестра бога Исида. Недоставало только детородного члена – его проглотили осетры в Ниле (поэтому египтяне не едят этой рыбы), и тогда Исида велела сделать изображение недостающего члена, освятила его и даже смогла зачать мстителя Гора от уже убитого Осириса.
Осирис умерший и вечно живой
Уже в эпоху Древнего царства (конец 4–3 тыс. до н. э.) умершие фараоны отождествлялись с Осирисом. Умерший царь становится Осирисом в своей гробнице, где должен теперь начаться цикл трансформаций: мертвый бог будет рожден вновь. Осирис явится как новый Ра, умерший царь, благодаря магическому погребальному обряду, перевоплотится в своей осирической сущности в новое солнце Ра.
Начиная с эпохи Среднего царства (конец 2 тыс. до н. э. – XVI в. до н. э.) с Осирисом отождествляется не только фараон, но и каждый умерший, а в заупокойных текстах перед именем умершего ставится имя – «Осирис». Культ Осириса становится центром всех заупокойных верований. Считалось, что каждый египтянин, подобно Осирису, возродится для вечной загробной жизни, если будет соблюден весь погребальный ритуал.
Конечно, это не означало, что каждый умерший претендует на царский титул и регалии, хотя они изображались на стенах гробниц и саркофагов. Маленькие царские короны, помещавшиеся среди погребальных даров, были амулетами, придававшими высокий статус умершему перед загробными судьями.
Рядовой человек, оказывавшийся в центре важного ритуала, наделялся высоким статусом в разных традициях. Например, в русском свадебном обряде жених и невеста именовались князем и княгиней, даже если были всего лишь крестьянами.
Читать бесплатно другие книги:
