Лишь время покажет Арчер Джеффри
— Никак, — отрезал Смоленый и положил трубку.
Пока он складывал свой сценарий и прятал его в карман, ему показалось, что снаружи по гравию захрустели шаги. Он поспешно погасил свет и выскользнул из кабинета мистера Хьюго в коридор.
Он услышал скрип открывшейся двери и голоса на лестнице. Меньше всего ему было нужно, чтобы его застали на шестом этаже, который строжайше воспрещалось посещать всем, кроме руководства компании и мисс Поттс. Он не хотел поставить сэра Уолтера в неловкое положение.
Смоленый Джек начал быстро спускаться по лестнице. Он добрался до четвертого этажа, когда увидел направлявшуюся к нему миссис Неттлс со шваброй в одной руке, ведром в другой и незнакомой ему женщиной рядом.
— Добрый вечер, миссис Неттлс, — поздоровался Смоленый. — В такой вечер и обход делать приятно.
— Привет, Джек, — откликнулась она, проходя мимо.
Свернув за угол, он остановился и прислушался.
— Это Смоленый Джек, — донесся до него голос миссис Неттлс. — Ночной сторож. Совершенно чокнутый, но вполне безобиден. Если наткнешься на него, просто не обращай внимания…
С каждым шагом ее слова делались тише, пока не смолкли окончательно. Смоленый негромко фыркнул.
По дороге к себе в вагон он раздумывал, как скоро Гарри придет к нему советоваться, стоит ли ему подавать заявление на стипендию хориста в школу Святого Беды.
30
Гарри постучал в дверь вагона, вошел и сел напротив Смоленого в купе первого класса.
Покуда длился триместр в школе Святого Беды, мальчик мог видеться с ним только по утрам в субботу. Смоленый, в свою очередь, отвечал ему тем, что посещал заутреню в церкви Святой Марии в Редклиффе, где наслаждался, наблюдая с последнего ряда за тем, как мистер Фробишер и мистер Холкомб сияют от гордости за его протеже.
На каникулах Смоленый никогда не знал точно, когда появится Гарри, поскольку тот явно воспринимал железнодорожный вагон как второй дом. Едва же Гарри возвращался в школу Святого Беды к началу очередного триместра, Смоленый начинал тосковать по обществу мальчика. Он был тронут, когда миссис Клифтон назвала его отцом, которого Гарри никогда не знал. Сказать по правде, он сам всегда хотел такого сына.
— Никак уже разнес газеты? — спросил Смоленый, протирая глаза и моргая, когда Гарри вошел в вагон тем субботним утром.
— Нет, ты просто задремал, старичок, — заявил Гарри, передавая ему номер вчерашней «Таймс».
— Зато ты, юноша, с каждым днем все больше дерзишь, — с усмешкой заметил Смоленый. — Так как идут дела с газетами?
— Хорошо. Думаю, мне удастся сэкономить достаточно, чтобы купить маме часы.
— Разумный подарок, учитывая ее новую работу. Но хватит ли тебе?
— Я уже накопил четыре шиллинга, — сообщил Гарри. — К концу каникул должно набраться около шести.
— А часы ты уже присмотрел?
— Да. Сейчас они в витрине у мистера Дикинса, но им недолго осталось там лежать, — с улыбкой заявил Гарри.
Дикинс. Фамилия, которую Смоленый никогда не забудет.
— И сколько они стоят?
— Понятия не имею, — ответил Гарри. — Я собираюсь спросить мистера Дикинса перед школой.
Смоленый не знал, как сказать мальчику, что шести шиллингов никак не хватит на часы, поэтому сменил тему.
— Надеюсь, работа не мешает тебе заниматься. Вряд ли нужно напоминать, что экзамены приближаются с каждым днем.
— Ты хуже Фроба, — заявил Гарри, — но не переживай. Я каждое утро провожу по два часа в библиотеке с Дикинсом и еще по два, без него, — почти ежедневно после полудня.
— Почти?
— Ну, мы с Джайлзом иногда ходим в кино, а на следующей неделе Глостершир играет с Йоркширом на поле графства — посмотрим, как отбивает Герберт Сатклифф.
— Ты будешь сильно скучать по Джайлзу, когда он уедет в Итон, — заметил Смоленый.
— Он все еще обрабатывает отца, чтобы тот разрешил ему присоединиться к Дикинсу и ко мне в БКШ.
— К вам с Дикинсом, — поправил Смоленый Джек. — И имей в виду, если мистер Хьюго принял решение, Джайлзу его уже не поколебать.
— Мистер Баррингтон меня не любит, — сообщил Гарри, застав Смоленого врасплох.
— С чего ты взял?
— Он относится ко мне иначе, чем к другим мальчикам из школы. Как будто я недостаточно хорош, чтобы дружить с его сыном.
— С этой бедой тебе придется иметь дело всю жизнь, Гарри, — напомнил Смоленый Джек. — Англичане — величайшие снобы на земле, и по большей части без малейшей на то причины. По моему опыту, чем меньше таланта, тем заносчивей человек. Это единственный способ выжить для так называемых высших слоев общества. Не забывай, мой мальчик, им не по душе выскочки вроде тебя, которые без приглашения вторгаются в их круг.
— Но ты же ко мне так не относишься, — возразил Гарри.
— Это потому, что я не отношусь к высшим классам, — рассмеялся Смоленый.
— Может, и нет, но мама считает тебя первоклассным, — заявил Гарри, — и я тоже хочу таким стать.
Увы, Смоленый не мог рассказать Гарри о настоящей причине грубости мистера Хьюго. Иногда он жалел, что оказался не в том месте не в то время и собственными глазами видел, как на самом деле развивались события в день, когда погиб отец мальчика.
— Ты что, снова заснул, старичок? — окликнул его Гарри. — Я не могу болтать тут с тобой весь день напролет. Я обещал маме встретиться с ней в «Кларкс» на Брод-стрит, она хочет купить мне новую пару обуви. Непонятно, чем ей не нравится старая.
— Незаурядная леди твоя мама, — заметил Смоленый.
— Вот почему я и собираюсь купить ей часы, — подтвердил Гарри.
Колокольчик над дверью звякнул, когда он вошел в магазин. Смоленый надеялся, что прошло достаточно времени, чтобы рядовой Дикинс наверняка его не узнал.
— Доброе утро, сэр. Чем могу быть вам полезен?
Сам Смоленый узнал мистера Дикинса безошибочно и сразу. Он улыбнулся, подошел к шкафу-витрине и окинул взглядом двое часов на верхней полке.
— Мне хотелось бы знать, сколько стоят эти «ингерсолл».
— Дамская или мужская модель, сэр? — уточнил мистер Дикинс, выходя из-за прилавка.
— Дамские, — отозвался тот.
Дикинс одной рукой отпер шкаф, ловко снял часики с подставки и сверился с ярлычком.
— Шестнадцать шиллингов, сэр, — объявил он.
— Хорошо, — сказал Смоленый и выложил на прилавок купюру в десять шиллингов.
Мистер Дикинс выглядел несколько озадаченным.
— Когда Гарри Клифтон спросит у вас, сколько стоят часы, пожалуйста, мистер Дикинс, назовите ему цену в шесть шиллингов, потому что именно столько он должен накопить к тому времени, как закончит работать у вас, а мне известно, что мальчик хочет купить их в подарок матери.
— Должно быть, вы Смоленый Джек, — догадался Дикинс. — Он будет тронут, узнав, что вы…
— Не говорите ему, — попросил Джек, глядя продавцу прямо в глаза. — Я хочу, чтобы он поверил, будто часы стоят шесть шиллингов.
— Понимаю, — сказал мистер Дикинс, убирая часы обратно на полку.
— А сколько стоят мужские?
— Один фунт.
— Вы позволите мне дать вам еще десять шиллингов в задаток и в течение следующего месяца выплачивать по полкроны в неделю, пока не наберется полная стоимость?
— Это вполне приемлемо, сэр. Но может, сначала примерите?
— Нет, спасибо, — отказался Смоленый. — Это не для меня. Я собираюсь вручить их Гарри, когда он получит стипендию Бристольской классической школы.
— Я подумывал о таком же подарке, — заметил мистер Дикинс, — если моему сыну Элджи повезет добиться того же.
— Тогда вам лучше поскорее заказать еще одни, — ответил Смоленый Джек. — Гарри уверяет меня, что уж ваш-то сын точно ее получит.
Мистер Дикинс рассмеялся и внимательнее пригляделся к Смоленому Джеку.
— Мы с вами прежде не встречались, сэр?
— Не думаю, — сказал тот и вышел из магазина, не сказав больше ни слова.
31
«Если Мухаммед не идет к горе…» — улыбнулся он сам себе, вставая, чтобы приветствовать мистера Холкомба и предложить ему сесть.
— Не желаете ли заглянуть в вагон-буфет на чашечку чая? — пригласил Смоленый. — Миссис Клифтон была так любезна, что угостила меня превосходным «Эрл грей».
— Благодарю вас, но нет, сэр, — отказался Холкомб. — Я только что позавтракал.
— Итак, мальчик самую малость недотянул до стипендии, — заметил Смоленый, предположив, что именно об этом учитель и пришел с ним поговорить.
— Сам Гарри считает, что это провал, — уточнил Холкомб, — хотя занял семнадцатое место из трехсот и ему предложили класс «А».
— Но сможет ли он принять это предложение? Оно возложит на его мать дополнительные расходы.
— Если не случится ничего непредвиденного, она сможет платить за обучение Гарри в ближайшие пять лет.
— Даже если так, мальчику не светят те мелкие излишества, которые большинство его сверстников воспринимает как нечто само собой разумеющееся.
— Возможно, но мне удалось покрыть некоторую часть мелких расходов из его школьного списка, так что он сможет записаться по меньшей мере на два внеклассных занятия из трех, которые пришлись ему по душе.
— Позвольте я угадаю, — перебил его Смоленый. — Хор, театральный клуб и?..
— Общество ценителей искусства, — подсказал Холкомб. — Мисс Манди и мисс Тилли берут на себя ответственность за все разъезды хора, я покрываю театральный клуб, а…
— …а мне досталось Общество ценителей искусства, — заключил Смоленый. — Его новая страсть. Я пока не сдаю позиций, когда речь заходит о Рембрандте и Вермеере и даже этом новом малом, Матиссе. Теперь Гарри пытается заинтересовать меня испанцем по фамилии Пикассо, но сам я ничего в нем не нахожу.
— Никогда о таком не слышал, — признался Холкомб.
— И сомневаюсь, что услышите, — подхватил Смоленый, — только не говорите Гарри, что я так сказал.
Он взял небольшую жестяную коробочку, открыл ее и достал три купюры и почти все монеты, которыми располагал.
— Нет-нет, — возразил Холкомб, — я не за этим пришел. На самом деле я собирался попозже днем зайти к мистеру Краддику, и он, я уверен…
— Как видите, я в состоянии обскакать мистера Краддика, — настоял на своем Смоленый, протягивая деньги.
— Весьма щедро с вашей стороны.
— Деньги, потраченные не зря, — заметил Смоленый, — даже если это и вдовья лепта. По крайней мере мой отец одобрил бы.
— Ваш отец? — переспросил Холкомб.
— Он каноник в Уэльском соборе.
— Я и не знал. Значит, по крайней мере, вы можете время от времени его навещать.
— Увы, нет. Боюсь, я современный блудный сын, — возразил Смоленый и, не желая углубляться в эти материи, сменил тему: — Так зачем же вы прибыли, молодой человек?
— Не припоминаю даже, когда меня в последний раз называли «молодым человеком».
— Ну так радуйтесь, — посоветовал Смоленый Джек.
Холкомб рассмеялся:
— Я раздобыл пару билетов на школьную постановку «Юлия Цезаря». Поскольку в ней играет Гарри, я подумал, что вы, возможно, захотите составить мне компанию на премьере.
— Я знал, что он собирается на прослушивание, — подтвердил Смоленый. — И какая же роль ему досталась?
— Он играет Цинну.
— Значит, мы узнаем его по походке.
Холкомб низко поклонился:
— Означает ли это, что вы пойдете со мной?
— Боюсь, что нет, — ответил Смоленый Джек, вскинув руку. — Очень любезно с вашей стороны подумать обо мне, Холкомб, но я пока не готов к живому представлению, даже в качестве зрителя.
Смоленый был огорчен тем, что не увидел игру Гарри, и ему пришлось удовольствоваться лишь рассказом мальчика. На следующий год, когда Холкомб намекнул, что ему все же стоит появиться в зрительном зале, ибо роли Гарри становятся все значительнее, он едва не уступил, но удержался. И лишь еще годом позже, когда мальчик играл Пака, все же позволил мечте воплотиться.
По-прежнему боясь большого скопления народа, Смоленый решил проскользнуть в задние ряды школьного зала, где никто не сможет его увидеть или, хуже того, узнать.
Он как раз подравнивал себе бороду в уборной на шестом этаже конторы Баррингтона, когда заметил броский заголовок в забытой кем-то местной газетенке: «Чайная „У Тилли“ сгорела дотла. Полиция подозревает поджог». При виде фотографии чуть ниже ему стало дурно: миссис Клифтон, стоя на тротуаре в окружении своих работниц, обозревала обугленные руины чайной. «Читайте весь репортаж на одиннадцатой странице». Смоленый так бы и сделал, но одиннадцатой страницы не обнаружил.
Он поспешно вышел из уборной, надеясь найти отсутствующий лист на столе мисс Поттс, но не слишком удивился, увидев, что на ее рабочем месте чисто и даже корзина для бумаг пуста. Он осторожно приоткрыл дверь в кабинет исполнительного директора, заглянул внутрь и заметил пропавшую страницу на столе у мистера Хьюго. Усевшись в кожаное кресло с высокой спинкой, он принялся за чтение.
Первое, о чем подумал Смоленый, закончив читать, — это не придется ли Гарри бросить школу.
В статье упоминалось, что, если страховая компания не выплатит компенсацию полностью, миссис Клифтон грозит банкротство. По словам репортера, представитель «Страховой компании Бристоля и запада Англии» дал ясно понять, что его фирма не выплатит ни единого фартинга, пока полиция не исключит всех подозреваемых, рассматриваемых следствием. Смоленый задался вопросом, какое еще несчастье может обрушиться на бедную женщину.
Репортер со всей тщательностью избегал упоминать Мэйзи по имени, но Смоленый отлично понимал, почему ее портрет помещен на самом видном месте первой полосы. Он продолжил читать статью. Когда выяснилось, что дело ведет инспектор полиции Блейкмор, это его несколько обнадежило. Этому джентльмену не понадобится много времени, чтобы установить, что миссис Клифтон добилась процветания чайной; она не стала бы ее поджигать.
Положив газету обратно на стол мистера Хьюго, Смоленый увидел письмо. Он не обратил бы на него внимания — какое ему дело до чужих писем, — не заметь в первом же абзаце имя: «миссис Клифтон».
Он начал читать письмо и счел совершенно невероятным, что именно Хьюго Баррингтон вложил те самые пятьсот фунтов, которые позволили миссис Клифтон приобрести чайную. Интересно, почему он захотел помочь Мэйзи? Возможно ли, что он испытал раскаяние из-за гибели ее мужа? Или устыдился того, что отправил в тюрьму невинного человека? Ведь взял же он Танкока на прежнее место, едва того выпустили на свободу. Смоленый задумался, не следует ли ему относиться к Хьюго менее предвзято. Он вспомнил, как сэр Уолтер твердил, что его сын не настолько плох.
Он прочел письмо еще раз. Мистер Прендергаст, управляющий Национальным провинциальным банком, писал, что оказывает давление на страховую компанию, чтобы та выполнила обязательства по договору и возместила миссис Клифтон полную сумму, составляющую шестьсот фунтов. Миссис Клифтон, как подчеркивал Прендергаст, является пострадавшей стороной, и инспектор полиции Блейкмор недавно уведомил банк, что его расследование ее больше не затрагивает.
В последнем абзаце Прендергаст писал, что им с Баррингтоном следует встретиться в ближайшем будущем и уладить вопрос, чтобы миссис Клифтон полностью получила причитавшуюся ей сумму. Небольшие часы на столе прозвонили семь раз, и Смоленый Джек поднял взгляд.
Он выключил свет, выбежал в коридор и бросился вниз по лестнице. Ему не хотелось опаздывать на выступление Гарри.
32
Когда тем же вечером Смоленый вернулся домой, он взялся за выпуск «Таймс», который Гарри занес ему раньше на неделе. Он никогда не утруждался просмотром частных объявлений на первой странице, поскольку не нуждался ни в новой шляпе-котелке, ни в подтяжках, ни в первом издании «Грозового перевала».
Перелистнув страницу, он обнаружил фотографию короля Эдуарда Восьмого, наслаждающегося отдыхом на яхте в Средиземном море. Рядом с ним стояла американка по имени миссис Симпсон. Статья была выдержана в обтекаемых выражениях, но даже «Громовержцу» [41] было непросто поддерживать юного короля в его желании жениться на разведенной даме. Это опечалило Смоленого, поскольку он восхищался Эдуардом, в особенности после того, как тот посетил уэльских шахтеров и принял их бедственное положение близко к сердцу. Но, как говаривала его старая нянюшка, «добром это дело не кончится».
Затем он потратил немало времени на статью о законопроекте тарифной реформы, только что прошедшем второе чтение в палате общин, несмотря на весь пыл, с которым Уинстон Черчилль провозглашал его «ни рыбой ни мясом» и утверждал, что от него не выиграет никто, в том числе и правительство, когда дело дойдет до выборов. Смоленый с нетерпением предвкушал, как сэр Уолтер выскажется на сей счет в самых недвусмысленных выражениях.
Он перевернул страницу и узнал, что Британская радиовещательная корпорация провела первую телевизионную передачу из дворца Александры. Такое он не мог осознать в принципе. Как можно переслать по лучу картинку? У него даже радиоприемника не было, и он не имел ни малейшего желания обзаводиться телевизором.
Перейдя к спортивному разделу, он обнаружил фотографию элегантно одетого Фреда Перри под заголовком «Трехкратный победитель Уимблдона намерен выиграть Открытый чемпионат США». Дальше корреспондент предполагал, что некоторые из иностранных участников могут появиться в Форест-Хиллс в шортах — еще одно новшество, с которым никак не мог примириться Джек.
Как всегда, читая «Таймс», некрологи Смоленый приберег напоследок. Он уже достиг того возраста, когда вокруг умирают люди младше его самого, и не только на войне.
Он перелистнул страницу, и краска отхлынула от его лица, а сердце сжала неодолимая печаль. Он медленно прочел некролог преподобному Томасу Александру Тарранту, постоянному канонику Уэльского собора, названному в заголовке «праведным человеком». Когда Старый Джек закончил читать отцовский некролог, его обжег стыд.
— Семь фунтов четыре шиллинга? — повторил Смоленый. — Но я думал, вы получили чек на шестьсот фунтов от «Страховой компании Бристоля и запада Англии» в счет «полного и окончательного удовлетворения требований», если я верно помню формулировку.
— Получила, — подтвердила Мэйзи, — но после того, как выплатила изначальную ссуду, сложный процент по ней и банковские издержки, у меня осталось семь фунтов и четыре шиллинга.
— Как же я простодушен, — посетовал Смоленый. — Подумать только, на миг — на какой-то миг — мне и впрямь показалось, что Баррингтон пытается вам помочь.
— Вы и вполовину не так простодушны, как я, — возразила Мэйзи. — Потому что подумай я хоть на миг, что этот человек имеет какое-то отношение к делу, то ни за что не приняла бы у него ни единого пенни. Но я взяла — и потеряла все. Даже свое место в отеле.
— Но почему? — удивился Смоленый. — Мистер Фрэмптон не уставал повторять, что вы незаменимы.
— Что ж, похоже, теперь это уже не так. Когда я спросила, почему он меня увольняет, он отказался назвать причину и только сказал, что на меня поступила жалоба из «достоверного источника». И вряд ли может быть совпадением, что меня уволили на следующий же день после того, как этот «достоверный источник» заглянул в отель «Рояль» побеседовать с управляющим.
— Вы видели, как Баррингтон зашел в отель?
— Нет, но я видела, как он оттуда вышел. Не забывайте, я как раз пряталась на заднем сиденье его машины и караулила.
— Да, конечно, — спохватился Смоленый. — Так что же произошло, когда вы обратились к нему насчет Гарри?
— Пока мы находились в машине, — сообщила Мэйзи, — он, в сущности, подтвердил, что несет ответственность за смерть Артура.
— После стольких лет он все же признался? — с недоверием переспросил тот.
— Не совсем так, — уточнила Мэйзи, — было больше похоже на обмолвку. Но когда я положила на переднее сиденье конверт со счетом за учебу в следующем триместре, он убрал его в карман и пообещал посмотреть, чем он сможет помочь.
— И вы на это клюнули?
— Заглотила наживку до самого поплавка, — призналась Мэйзи. — А когда он остановил машину, то даже вышел, чтобы открыть заднюю дверцу. Но стоило мне шагнуть наружу, как он сбил меня с ног, порвал счет и уехал.
— Оттуда и синяк?
Мэйзи кивнула.
— И еще он предупредил, что упечет меня в сумасшедший дом, если мне взбредет в голову связаться с его женой.
— Это блеф, — заверил ее Смоленый, — потому что даже ему не сошло бы такое с рук.
— Возможно, вы правы, — кивнула Мэйзи, — но я не готова идти на такой риск.
— И даже если вы скажете миссис Баррингтон, что ее муж виновен в смерти Артура, — добавил Смоленый, — ему достаточно будет объяснить, что вы сестра Стэна Танкока, и она отметет ваши слова без раздумий.
— Возможно, — согласилась Мэйзи. — Но она вряд ли отметет без раздумий, если я скажу, что ее муж может быть отцом Гарри…
Смоленый, онемев от изумления, пытался осознать все последствия заявления Мэйзи.
— Я не только простодушен, — в конце концов выдавил он, — но еще и крайне глуп. Хьюго Баррингтона не заботит, верит ли жена в его причастность к смерти вашего мужа. Больше всего он боится, что Гарри когда-нибудь узнает о его возможном отцовстве…
— Но я никогда не расскажу Гарри, — возразила Мэйзи. — Меньше всего на свете я хочу, чтобы он до конца своих дней гадал, кто же приходится ему отцом.
— Именно на это и рассчитывает Баррингтон. И теперь, сокрушив вас, он от всей души захочет уничтожить Гарри.
— Но почему? — удивилась Мэйзи. — Гарри в жизни не делал ему ничего дурного.
— Конечно нет, но если мальчик сумеет доказать, что он старший сын Хьюго Баррингтона, то унаследует не только титул, но и все, что к нему прилагается, а Джайлз останется ни с чем.
Настал черед Мэйзи лишиться дара речи.
— Итак, теперь, когда мы установили настоящую причину, по которой Баррингтон так стремится выкинуть Гарри из классической школы, пора мне навестить сэра Уолтера и поделиться с ним неприятной правдой о его сыне.
— Нет, пожалуйста, не делайте этого, — взмолилась Мэйзи.
— Почему нет? Возможно, нам не представится иного шанса добиться, чтобы Гарри остался в БКШ.
— Может быть, но мой брат Стэн лишится работы — и один Бог знает, на что еще способен Баррингтон.
Некоторое время Смоленый молчал.
— Если вы не позволите мне сказать сэру Уолтеру правду, — наконец заговорил он, — придется мне опуститься до сточной канавы, где ныне обитает Хьюго Баррингтон.
33
— Чего-чего вы хотите? — переспросила мисс Поттс, не уверенная, что правильно его расслышала.
— Личной встречи с мистером Хьюго, — повторил Смоленый Джек.
— А можно мне поинтересоваться, какой вопрос вы намерены с ним обсудить? — осведомилась та, даже не пытаясь скрыть сарказма в голосе.
— Будущее его сына.
— Подождите минутку. Я узнаю, согласится ли мистер Баррингтон вас принять.
Мисс Поттс вежливо постучалась в кабинет исполнительного директора и скрылась внутри. Мгновением позже она вернулась с удивленным выражением на лице.
— Мистер Баррингтон примет вас немедленно, — объявила она, придерживая дверь открытой.
Смоленый, проходя мимо нее, не удержался от улыбки. Сидевший за столом Хьюго Баррингтон поднял взгляд. Он не предложил старику сесть и не протянул руки.
— С какой стати вас волнует будущее Джайлза? — спросил Баррингтон.
— Ни с какой, — признал Смоленый. — Меня интересует будущее другого вашего сына.
— Что за чушь вы несете, черт побери? — излишне громко изрек Баррингтон.
— Если бы вы не знали, о ком идет речь, то не согласились бы меня принять, — с презрением отрезал Смоленый.
Кровь отхлынула от лица Баррингтона. Смоленый даже подумал, что тот грохнется в обморок.
— Чего вы хотите от меня? — спросил Баррингтон наконец.
— Всю жизнь вы были торговцем, — молвил Смоленый. — В моем распоряжении находится нечто любопытное для купли-продажи.
— И что же это такое?
— На следующий день после того, как Артур Клифтон загадочно исчез, а Стэн Танкок был арестован за преступление, которого не совершал, инспектор полиции Блейкмор попросил меня записать показания насчет всего, что я видел в тот вечер. Поскольку вы позаботились о том, чтобы отстранить Блейкмора от дела, они остались у меня. У меня сложилось впечатление, что эти сведения окажутся небезынтересным чтением, если попадут не в те руки.
— Надеюсь, вы понимаете, что это шантаж, — выплюнул Баррингтон, — за который вы надолго окажетесь за решеткой?
— Кое-кто мог бы счесть, что гражданский долг прямо взывает ко мне обнародовать сей документ.
— И кого, по-вашему, заинтересуют стариковские бредни? Определенно, не прессу, как только мои юристы разъяснят им законы об ответственности за клевету. И, коль скоро полиция закрыла дело много лет назад, не представляю, чтобы главный констебль пошел на такие хлопоты и расходы и открыл его заново по слову старика, которого в лучшем случае можно назвать чудаковатым, а в худшем — полоумным. Так что я вынужден поинтересоваться, с кем вы намерены поделиться этими нелепыми заявлениями?
— С вашим отцом, — сблефовал Смоленый.
Баррингтон не знал об обещании, которое Смоленый дал Мэйзи. Хьюго обмяк в кресле — он слишком хорошо знал о влиянии, которое Смоленый имел на его отца, пусть никогда и не понимал причин этого.
— И сколько я, по-вашему, должен заплатить за этот документ?
— Триста фунтов.
— Да это грабеж среди бела дня!
— Это не больше и не меньше платы за обучение и всех дополнительных расходов на то, чтобы Гарри Клифтон провел в Бристольской классической школе ближайшие два года.
— Почему бы мне просто не оплачивать его счета в начале каждого триместра, как я делаю для собственного сына?
— Потому что вы перестанете это делать, как только получите мои показания.
— Вам придется взять эту сумму наличными, — сообщил Баррингтон, доставая из кармана ключ.
— Нет, спасибо, — отказался Старый Джек. — Я слишком хорошо помню, что произошло со Стэном Танкоком после того, как вы вручили ему тридцать сребреников. И я не испытываю ни малейшего желания провести ближайшие три года в тюрьме за преступление, которого не совершал.
— Тогда мне придется позвонить в банк, раз я должен выписать чек на столь крупную сумму.
— Прошу, — указал Смоленый на телефонный аппарат на столе Баррингтона.
Хьюго мгновение помешкал, а затем поднял трубку.
— Три-семь-три-один, — назвал он номер, когда из динамика послышался голос.
Новое ожидание.
— Да? — раздался наконец голос.
— Это вы, Прендергаст?
— Нет, сэр, — ответили в трубке.
— Отлично, вы-то мне и нужны, — заявил Баррингтон. — В ближайший час я пришлю к вам мистера Тара с чеком на триста фунтов, подлежащим оплате Муниципальным благотворительным учреждениям Бристоля. Будьте любезны проследить, чтобы он был незамедлительно обработан, и сразу же мне перезвоните.
— Если вы хотите, чтобы я перезвонил, просто скажите «да, именно так», и я свяжусь с вами через пару минут, — предложил голос.
— Да, именно так, — повторил Баррингтон и повесил трубку.
Он выдвинул ящик стола, достал чековую книжку, начертал: «Выплатить Муниципальным благотворительным учреждениям Бристоля» — и на отдельной строке: «Триста фунтов». Затем подписал чек и передал его Смоленому, который тщательно изучил его и кивнул.
— Я только положу его в конверт, — сказал Баррингтон.