Гражданская война. Генеральная репетиция демократии Щербаков Алексей

Веселые времена

Между тем война добралась до мест, где базировался Махно, и белые начали потихоньку теснить его отряды. Надо сказать, что первоначально всерьез они махновцев не воспринимали. Гораздо более серьезную опасность белогвардейцы видели в петлюровцах. Впрочем, махновцам было и в самом деле невесело. Главной проблемой являлось оружие и, что самое главное — боеприпасы. За красными были военные склады Российской империи, за белыми — помощь союзников, за петлюровцами — те же самые союзники. За Махно не было никого. Тем не менее несерьезное отношение белого командования позволило махновцам нанести им ряд поражений и даже захватить бронепоезд «Непобедимый».

Но недолго музыка играла. За дело взялся генерал Слащев. С 10 по 12 сентября он нанес по махновцам ряд мощных ударов и изрядно их потрепал. В итоге они оказались прижатыми к Умани, где стояли петлюровские войска. Пришлось вступать с ними в переговоры. Махно интересовали не столько совместные военные действия, сколько возможность получить у «незалежников» боеприпасы и оставить у них раненых.

Договоренность была достигнута.

«Махновцы заняли общий с армией Петлюры фронт в 44 километра у Умани. 20 сентября Петлюра подписал политический договор с махновскими представителями. По этому договору махновцам запрещалось проведение анархистской пропаганды в частях петлюровской армии и на землях, ею контролируемых. Махно была обещана автономия "махновского района" после общей победы над врагами. В оперативном отношении Махно обязывался согласовывать свои стратегические планы со штабом Петлюры. На 26 сентября была назначена встреча Махно и Петлюры в Умани, которая так и не состоялась из-за захвата Умани «белыми» и постоянных боев на махновском фронте».

(В. Савченко)

Впрочем, Махно не поступился принципами. Его культпросветотдел опубликовал листовку «Кто такой Петлюра?» Под изложенными там идеями мог бы подписаться любой большевик.

Как видим, махновские формирования отнюдь не напоминали «банды». У него имелся штаб, Реввоенсовет, культпросветотдел — все «как у взрослых». Конечно, организация его армии была весьма рыхлой — но и у остальных, включая белых, дело обстояло немногим лучше. По крайней мере, с «незалежниками» он находился примерно на одном уровне.

…Из союза с петлюровцами особого толка не вышло. Подробно о самостийниках будет рассказано в своем месте, а тут стоит только отметить, что они в тот момент сражались с красными и отнюдь не рвались воевать еще и с белыми. Поэтому при приближении Слащева ребята Петлюры тут же оставили Умань — и махновцы оказались в окружении. Казалось бы, их песенка спета. Но Гражданская война была обильна на разные неожиданности. Время от времени удивляли все. Теперь настала пора Нестору Махно показать класс — и он показал.

Бой разразился 26 сентября и длился два дня. Путем хитрых маневров батька сумел обмануть и запутать даже такого военачальника, как Слащев. (Впрочем, у того было плохо с конницей — то есть маневрировать труднее.) А потом махновцы сделали то, чего от них никто не ожидал — ударили прямо в лоб. Схватка была отчаянная — повстанцам противостоял элитный 1-й Симферопольский офицерский полк. В нем насчитывалось всего 250 человек, но это были бойцы высшего класса, каждый стоил пятерых. В итоге «черные» прорвались, а полк был уничтожен практически полностью.

Вот как описывает финал боя полковник Альмендигер, один из немногих выживших офицеров:

«Из наших шести рот оставалось не более сотни людей. Мы увидели колонны, идущие нам навстречу, мы думали, что это наши: внезапно они развернулись в цепь и стали забрасывать нас гранатами… Последние 60 человек под командованием капитана Гаттенбергера, командира 2-го батальона, развернулись в цепь и попытались достигнуть ближайшего леса. Но им это не удалось. Они еще раз отбили налет кавалерии, расстреляв последние патроны, но были скошены из вражеского пулемета. Те, кто еще остался в живых, были зарублены. Капитан застрелился. Пленных не было».

Затем махновцы погрузили свою пехоту на тачанки и повозки и спешным порядком двинулись на восток.

Для белых это оказалось тяжелым ударом, но не все было потеряно. Как отмечал Слащев — при правильно организованном преследовании махновцев можно было дожать.

Но белогвардейское командование решило иначе. Слащева отправили разбираться с Петлюрой, хотя самостийники ему были, что называется, на один зуб. А на Махно бросили других, которых его хлопцы раскатали без особого напряжения.

Кстати, в отличие от других, снобски настроенных белых генералов, Слащев умел делать выводы.

«Ему (Махно) надо было отдать справедливость… в умении быстро формировать и держать в руках свои части, вводя даже довольно суровую дисциплину. Поэтому столкновения с ним носили всегда серьезный характер, а его подвижность, энергия и умение вести операции давали ему целый ряд побед над встречавшимися армиями.

…

Махно вовсе не боится окружения, а даже сам на него напрашивается, действуя в таких случаях своими свободными от окружения отрядами конницы на тыл противника… К моменту же тактического окружения, если ему до этого еще не удалось нанести поражение противнику, он выбирал один из подходящих отрядов окружавшего его врага и, напав на него всеми силами, прокладывал себе дорогу…»

Заметим, что Антонов на Тамбовщине действовал примерно так же — с поправкой на лесной характер местности.

…А вот другим белым генералам было очень обидно. В белогвардейских штабах появилась даже легенда, что якобы в штабе махновцев заправляет некий Клейст, полковник германского генерального штаба.

Да что там! Стоит почитать «Очерки русской смуты» Деникина — там о махновцах говорится сквозь зубы. Оно конечно. Что побили красные — так, во-первых, «их было много больше», а во-вторых, у большевиков в штабах сидели царские офицеры. Не так обидно. А вот в махновском руководстве бывших офицеров не было. Вообще. Хотя, к примеру, у Антонова они имелись.

Надо сказать, что с махновцев довольно быстро слетала анархическая мишура. Анархисты «по жизни» всегда были склонны к некоторой театральности. Вот и они первоначально носили длинные волосы, наряжались в различные причудливые костюмы, и так далее. К примеру, один из самых знаменитых махновских командиров, Федор Щусь, щеголял в парадном гусарском мундире. Да и самого батьку на некоторых фотографиях мы видим в какой-то длиннополой одежде, напоминающей дворянский костюм XVI века (возможно, из гримерки какого-нибудь театра позаимствовал). Но война в XX веке не терпит никакой показухи, особенно такая война. Длинные волосы — это гнездо для вшей. Вычурные одежды не слишком удобны в носке, зато по их обладателям очень хорошо целиться. Так что со временем бойцы приобретали все более обычный для того времени военный вид — френчи, портупеи и так далее. Да и со свободой личности было все хуже. Батька закручивал гайки.

Тем временем Махно начал свой знаменитый рейд, о котором уже упоминалось в главе, посвященной Деникину За десять дней его отряды прошли 600 километров, громя белые тылы. Противопоставить им было просто некого. Гарнизоны в городах стояли смешные — так, в Кривом Роге имелось 50 человек, в Херсоне — не больше 150 офицеров. И, кроме того, им ничего о махновской лавине не сообщили! Многие полагали, что махновцы — это прячущиеся по лесам остатки разбитых красных отрядов или какие-то местные бунтующие крестьяне. В конце концов Махно стал угрожать Таганрогу, чем вызвал в ставке белых форменную панику и вынудил снимать части с фронта.

26 октября Махно взял Екатеринослав.

«И, в буквальном смысле слова разметав в разные стороны войска начальника обороны Екатеринослава, овладел этим городом с налета… После этого екатеринославского боя начальник его района был смещен ставкой, а части остались пассивно стоять против Екатеринослава. Махно не беспокоил стоящих за Днепром, а занялся овладением районом».

(Я. А. Слащев)

Далее Махно начал осваивать окрестные территории. Правда, на «своем», левом берегу повстанцев ждала неудача.

«Положение становилось грозным и требовало мер исключительных. Для подавления восстания пришлось, невзирая на серьезное положение фронта, снимать с него части и использовать все резервы. В районе Волновахи сосредоточены были Терская и Чеченская дивизии и бригада донцов. Общее командование этими силами было поручено генералу Ревишину, который 13 (26) октября перешел в наступление на всем фронте. Наши войска в течение месяца наносили удар за ударом махновским бандам, которые несли огромные потери и вновь пополнялись, распылялись и воскресали, но все же катились неизбежно к Днепру. Здесь у никопольской и кичкасской переправ, куда стекались волны повстанцев в надежде прорваться на правый берег, они тысячами встречали смерть…»

(А. И. Деникин)

Но на правый берег белые не сунулись.

Ловушка

В итоге Махно получил под контроль территорию в излучине Днепра, примерно по линии Екатеринослав — Александровск (Запорожье) — Кривой Рог — Никополь, и стал на ней осваиваться. Не остановился на отдых, а именно начал осваиваться, всерьез и надолго. Территория получила название «Южноукраинская трудовая федерация».

Зачем ему это было нужно? А вот поди пойми. Видимо, батьке все же очень хотелось реализовать свою мечту о «вольных Советах». Заметим, кстати: сам факт его остановки свидетельствует о том, что Махно не сомневался — красные разобьют Деникина. Речь идет именно о вере. Ведь конец октября 1919 года — это как раз время самых свирепых боев под Орлом-Кромами, и еще никто не знал, чья возьмет. Да и что вообще мог знать Махно о положении на фронте? Белые газеты, разумеется врали, как всегда на войне. Но в случае победы белых затея с «анархистской территорией» не имела смысла. Так что, скорее всего, был расчет: поставить подошедших красных перед фактом.

В листовке махновского Реввоенсовета говорилось:

«Ваш город занят революционной повстанческой армией махновцев. Эта армия не служит никакой политической партии, никакой власти, никакой диктатуре. Напротив, она стремится освободить район от всякой политической власти, от всякой диктатуры. Ее задача — охранять свободу действий, свободную жизнь трудящихся от всякого неравенства и эксплуатации».

Красивые слова, конечно, говорили все. Но вот грабежи были запрещены батькой под угрозой расстрела. Точнее, грабеж проводился в лучших традициях большевиков — централизованно. Для начала махновцы изъяли деньги из банков, затем — ценности из ломбардов, что было куда серьезнее. Деньги, как уже неоднократно говорилось, являлись тогда сомнительной ценностью, а вот золотые побрякушки… В ломбардах их скопилось очень много — жители попрятали их там от «белых освободителей». Заодно махновцы наложили на местную буржуазию контрибуцию в 50 миллионов рублей.

Как бы то ни было, но определенный порядок поддерживался. Хотя… тут стоит рассказать о махновском понятии правосудия. Как мы помним, у большевиков оно было весьма своеобразным — особенно если учесть трибуналы. Но махновцы пошли дальше. Анархисты отрицали любую судебную систему. В декларации Реввоенсовета повстанческой армии сказано: «Истинное правосудие должно быть не организованным, но живым, свободным, творческим актом общежития». Что-то знакомое? Правильно. Это называется суд Линча. Екатеринославская «федерация» прожила недолго — а то интересно, как бы это работало на практике.

Что касается собственно армии, то там было все суровее. Пить запрещалось вообще. Под угрозой расстрела. Такого не было ни у белых, ни у красных.

…А Махно носился с идеей «Съезда вольных Советов». Правда, тут возникли сложности. Рабочие ее в упор не понимали — особенно железнодорожники. Им было не очень ясно, как можно организовать производство методом «свободной федерации». Но Махно слабо разбирался в том, что представляет из себя промышленность — как, впрочем, и большинство более образованных анархистов.

Кстати, во время подготовки съезда была запрещена любая предвыборная агитация. Предполагалось, что люди сами знают, кого послать. Но дело даже не в этом. Как видим, принципы анархизма реализуются совершенно стандартным государственным образом — регламентацией.

На съезде же случился полный цирк. Присутствовавшие там в некотором количестве эсеры и меньшевики по своему обыкновению начали бузить — дескать, а откуда тут председатель-анархист? В ответ Махно выскочил на трибуну — в портупее, обвешанный оружием, и в непарламентских выражениях предложил им идти куда подальше. Те и пошли.

Я на месте батьки поступил бы точно так же. Но! Вот вам и все «свободные Советы»…

Это снова к вопросу о «драконе». Махно просто следовал логике событий. Ведь выбор был: или что-то делать, или придерживаться принципов. Кстати, съезд принял решение о «добровольной мобилизации». Чем она отличается от обычной — поди пойми. До реквизиций продуктов дело не дошло, но продержись «федерация» чуть подольше — непременно дошло бы.

Тут уж стоит упомянуть и о махновской контрразведке. Вопреки общепринятому мнению, ей руководил не Лева Задов, а другой товарищ — Лев Голик. Но главное — она действовала абсолютно такими же методами, что и ЧК, и соответствующие белые структуры. А как иначе? На войне как на войне.

Примерно то же самое наблюдалось во всех крестьянских восстаниях, которые смогли продержаться сколько-нибудь долго. В конце концов создавалась система, напоминающая противника.

Но в случае с Махно это были только цветочки…

Тем временем выяснилось, что, «перейдя на оседлый образ жизни», махновская армия загнала себя в ловушку. Как оказалось, она могла существовать только в движении. В прифронтовой полосе бойцы довольно быстро уничтожили все съестное — а что такое организация снабжения, Махно просто-напросто не знал. К тому же начался тиф. С медицинской помощью в повстанческой армии было вообще никак.

Дальше — больше. Несмотря на угрозы расстрела, бойцы стали пить. И что хуже всего, начал запивать Махно. Дело тут не в самом факте — кого на Гражданской войне можно было удивить пьянством? Но если ты не выполняешь собственные приказы — особенно в такой армии, где власть держится исключительно на личном авторитете… Бойцы начали потихоньку разбегаться. Характерно, что белые бронепоезда целый месяц обстреливали из-за Днепра Екатеринослав — а повстанцы даже не попытались их унять.

В приказе по армии Махно писал:

«Видите ли вы, что армия разлагается, и что чем дальше будет царить халатность командиров к своему делу… тем скорее армия себя разложит и умертвит… Революция погибнет…»

Вообще-то ему стоило бросить все к черту и уходить, пока не поздно. Но очень уж хотелось сохранить свою «Южноукраинскую трудовую федерацию».

И тут появился генерал Слащев. К этому времени белые уже отступали, но масштабы катастрофы в тылу были неизвестны. Харьков еще находился в их руках. Да и вообще, в близком тылу фронта заноза в виде махновской территории становилась все более неприятной.

Много времени ликвидация «занозы» не заняла, хотя махновцы численно превосходили части Слащева. Повстанческая армия насчитывала 40 тысяч пехоты и 15 тысяч конницы, у Слащева имелось всего 15 тысяч человек. Но махновцы были деморализованы и растянуты по фронту К тому же умение обороняться не входило в число достоинств батьки.

8 декабря Слащев одним ударом через днепровский мост овладел городом.

«Во главе всех частей в 10 часов утра в город ворвалась 13 п. дивизия со своим начдивом, и махновцы, потеряв два бронепоезда, три броневика, 4 орудия и около 3000 пленных, бежали из города…»

(Я. А. Слащев)

Махно три дня бросал своих бойцов в контратаки — но только зря клал людей. В итоге повстанческая армия, точнее, то, что от нее осталось, была отброшена. С батькой ушли несколько тысяч человек, «ядро» армии. В конце концов они оказались в Гуляй-Поле[143].

Продолжение следует

Как только пришли большевики, восстания начались по новой. Махно тут, в общем-то, и ни при чем. Точнее, он сыграл роль катализатора, а причины того, что крестьяне, вчера сражавшиеся против белых, начали воевать против красных, очевидны. На смену офицерам с их реквизициями пришли продотряды, и действовали… Ну, так, как они действовали. Дело тут не только в общей традиции Гражданской войны. Представьте парня-продотрядовца из Нечерноземья, где хозяин, имеющий две лошади, считается богачом — и он видит, как живут на юге Украины. Тут и комиссарам особо стараться не нужно. «А, кулацкая сволочь, вы тут жиреете, а люди с голоду пухнут!»

Характерно, что крупные крестьянские восстания происходили именно в тех районах, где крестьяне жили относительно зажиточно. Потому что бедняков большевики не трогали. Точнее, бывало — но за это они нередко расстреливали своих же. Да и что взять с нищего Нечерноземья? По этой же причине нечерноземные районы достаточно спокойно переварили мобилизацию, на которой надорвалась власть Колчака.

Тут стоит сказать и о продразверстке — кстати, на белой стороне реквизиции были еще похлеще. Но самое главное — что делать-то было? Оппозиция большевикам, в частности, левые эсеры выступали за свободу торговли. Оно, конечно… Но стоит вспомнить, что на большевистской территории находились крупнейшие города, в которых на тот момент не существовало ничего, что можно было бы дать деревне взамен. Те из заводов, которые кое-как работали, — работали на армию. К примеру, клепали или чинили бронепоезда.

Насчет свободной торговли можно привести одну ассоциацию. В 1989–1990 годах в питерских магазинах было хоть шаром покати. Даже талоны отоварить — и то проблема. Но на рынках было всё! Почему же большинство людей не шли туда за продуктами, а бегали по пустым магазинам и давились в очередях? Потому что цены на рынках того-с… Кусались.

А в 1919–1920 годах ситуация была на два порядка хуже. К примеру, столицы просто вымерли бы на фиг.

Но это все большая политика — а мужичкам не нравилось, когда у них хлеб выгребают. И вот тут-то снова появился батька Махно…

Все началось с того, что повстанческой армии сделали предложение, от которого невозможно отказаться. В начале 1920 года командовавший 14-й армией И. П. Уборевич приказал махновцам двигаться на Польский фронт, где в тот момент шли довольно вялые боевые действия.

Можно спорить, что это было — глупость или провокация. Вообще-то Уборевичу Махно не подчинялся никоим образом. Но главное даже не в этом.

Белые для повстанцев были не просто заклятыми врагами. Сам Махно, его земляк Семен Каретников и многие другие их товарищи имели к белогвардейцам личные счеты. Дело в том, что после своего прихода в 1919 году в Гуляй-Поле белогвардейцы устроили расправу над жителями.

«Здесь был учинен погром: жгли дома махновцев и евреев, издевались, расстреливали; более 800 гуляйпольских евреек, вполне в духе петлюровцев, были изнасилованы казаками Шкуро. Жену батькиного брата Саввы Федору, прежде чем расстрелять, господа офицеры долго и вдумчиво пытали: били, кололи штыками, отрезали ей грудь».

(В. Голованов)

Что же касается поляков — так их никто из махновцев даже не видел. Как говорится, «сердца против них не было». А для партизан это немаловажно.

Потому-то некоторые историки и полагают: этот приказ был своеобразной «проверкой на вшивость». Если повстанцы подчинятся — то они рано или поздно интегрируются в Красную Армию. Не подчинятся — значит, надо давить. Интересно, что сама 14-я армия двинулась отнюдь не на Польский фронт, а на белых — именно она взяла Кривой Рог, Херсон, Николаев, Одессу.

На тот момент возиться с Махно ни у кого из большевиков желания не было. В начале 1920 года казалось, что война на Юге скоро закончится — да, в общем, к этому все и шло. Кто ж знал, что на пути Красной Армии в Крым встанет генерал Слащев?

Так или иначе — Махно отказался. Уговаривать его никто не стал. Он был объявлен вне закона — и его «столицу», Гуляй-Поле, атаковали красные. Они захватили 13 орудий, 8 пулеметов, 120 винтовок, 60 лошадей, 50 седел, полевой телефон, 100 сабель, 4 пишущие машинки и 300 пленных. Повстанческая армия была рассеяна. Казалось бы, на махновском движении поставлена жирная точка.

Однако, гут сработал механизм, впоследствии сформулированный Фрунзе:

«Если от роты останется один человек — значит, рота уничтожена. Если от партизанского отряда останется один человек — будет создан новый партизанский отряд».

Разумеется, так происходит далеко не всегда — а когда имеются определенные условия. В начале 1920 года они на Екатеринославщине имелись… Вот и пошло все по новому кругу.

Тем более что ситуация накалилась не только за счет продразверстки. В мае 1920 года правительство Советской Украины издало декрет о «комитетах незаможных крестьян» — аналогах российских комбедов. Бедняки получали свою долю от изъятого хлеба. То есть, если раньше продотрядовцы были чужаками, то теперь у них появились союзники на местах. Можно представить, как на это смотрели односельчане. Вот типичный эпизод того времени:

«В Ряжской волости Константиноградского уезда, Полтавской губернии 30 комнезаможников были вырезаны кулаками за одну ночь. Оставшиеся незаможники в другую ночь вырезали 50 кулаков»…

…Между тем армия Махно возродилась как Феникс. Дождавшись, когда регулярные красные части ушли из Гуляй-Поля, батька снова обосновался в своей «столице», где к нему начали стекаться повстанцы. К концу февраля у него было уже две тысячи человек и три орудия.

В это время Махно мало чем отличался от Антонова. Он занимался тем, что методически уничтожал продотряды и комбеды. Разница была только в тактике, которая, в свою очередь, определялась местностью. Антоновцы действовали в лесах, а махновцы — в голой степи, поэтому они вынуждены были постоянно передвигаться. Действовали по старой схеме — пехота ехала на тачанках, так что скорость перемещения батьки была фантастической.

Нарезая круги по Левобережной Украине, Махно время от времени возвращался в Гуляй-Поле — так что Советской власти там не было. Никто из большевиков не рисковал в этом населенном пункте оставаться.

Да красным, по большому счету, было и не до Махно. На польском фронте войска Пилсудского начали наступление, летом двинул и Врангель…

…К этому времени махновцы уже полностью утратили какие-либо анархические черты. Ни о какой выборности командиров и речь не шла, Реввоенсовет превратился в чистую декорацию. Все решал батька. Его власть была больше, нежели у любого красного комдива — у того был комиссар, над ним стояла партия. Над Махно не стоял никто.

Повстанцы не ограничивались действиями против продотрядов — хотя бы потому, что им требовались боеприпасы. Разведка у батьки всегда работала неплохо. Он выискивал красные части, с которыми гарантированно мог справиться, подкарауливал — и разоружал.

По отношению к пленным Махно опять же до слез напоминает Антонова. Продотрядовцев и коммунистов хорошо, если расстреливали, а могли учинить что-нибудь и похуже. Командиров просто ставили к стенке. Солдатам предлагали переходить к повстанцам, отказавшихся отпускали. Единственно, Махно не додумался до идеи Антонова — выдавать отпущенным красноармейцам справки о пребывании в плену.

Случалось, красноармейцы переходили на сторону повстанцев и добровольно. К примеру, 25 июня к батьке перешла большая группа бойцов 522-го полка. Впоследствии махновцы распространяли листовку:

«Мы, красноармейцы 522-го полка, 25 июня 1920 года без сопротивления и добровольно, со всей амуницией и вооружением перешли на сторону махновских повстанцев. Коммунисты… объясняют наш переход… разнузданностью и склонностью к бандитизму. Все это низкая и подлая ложь комиссаров, которые до сих пор использовали нас как пушечное мясо. За время двухлетней службы в рядах Красной армии мы пришли к заключению, что всякий социальный режим в наше время опирается лишь на господство комиссаров, что в конце концов приведет нас к такому рабству, которого до сих пор не знала история…»

Хотя не всегда все было так красиво. Дело в том, что к концу лета энтузиазм населения по отношению к Махно начал падать. Причина — все та же логика борьбы. Понятно, что, расправляясь с комбедами, повстанцы не особенно-то разбирались — что плодило им противников. Продовольствие и лошадей добывали тоже далеко не всегда с помощью сбора добровольных пожертвований. С вербовкой новых бойцов — то же самое. К примеру, в селе Рождественское после неудачной попытки набрать добровольцев ребята Махно село подожгли, а потом открыли по нему пулеметный огонь… Соответственно, стали появляться «красные» деревни, в которых батьку видеть не желали. Логика понятна: Махно оказывался ничем не лучше большевиков. А что сила-то за красными — было уже понятно…

И вот что еще существенно. Антоновский мятеж в значительной степени подпитывала бездарная борьба с ним. Нелепые действия власти походили на тушение пожара керосином. К примеру, каратели сжигали дома всех, кто был заподозрен в сочувствии к повстанцам. И куда после этого идти крестьянину, как не к Антонову? А на Украине красным было не до Махно.

И повстанцев начинало заносить… К примеру, в городах Зенькове и Миргороде ворвавшиеся махновцы, разогнав и постреляв большевиков, не изъяли, а уничтожили запасы продовольствия! В том числе — сахара, который в деревне был, по сути, «валютой» (дороже ценилась только соль). Как на это реагировало население — можно представить. Однако самый позорный эпизод махновского движения 1920 года случился в селе Успенском.

Тут необходимо кое-что пояснить. Махно старался действовать вдали от фронта. То есть он как бы демонстрировал: мы сражаемся с теми, кто обижает крестьян, но не мешаем большевикам воевать с Врангелем. Про его переговоры с посланником «черного барона» я уже рассказывал. Но декларациям и широким жестам уже мало кто верил — тем более что красная пропаганда выставляла Махно как бандита и пособника контрреволюции. И появилась идея «ответить за базар» — послать в тыл белых рейдовую группу в 800 человек. По пути повстанцы узнали, что в Успенском находится много денег, предназначенных для выплаты жалованья красноармейцам. Про Врангеля тут же забыли — налетели на тачанках, прихватили денежки и дали деру.

Но на этот раз не вышло. На махновских тачанках было написано: «Хрен догонишь» — однако озверевшие от потери жалованья красноармейцы грабителей догнали и очень хорошо им наподдали. Большая часть «рейдового» отряда была уничтожена, да и сам батька едва ушел.

Повстанцы откатились в Старобельск (город на севере Луганской области). Там они приходили в себя почти месяц, никого особо не трогая. Существует легенда, что именно в этом городе Махно спрятал свою казну. Дело в том, что в Старобельске имеются многочисленные подземные ходы, соединяющие монастырь и городские церкви. Хорошие такие ходы, облицованные кирпичом. А ведь именно из Старобельска батька снова отправился на войну…

Забавы товарища Троцкого

Положение у Махно было не ахти. Стало очевидно, что сколько ни истребляй продотряды — от этого ничего не изменится. Придут новые. А крестьянам эта кутерьма начинала надоедать. Массового движения Махно поднять уже не мог.

Дело усугублялось тем, что на привычную зону действий повстанцев накатывался Врангель. Надо сказать, что пропаганда большевиков использовала активность Врангеля на полную катушку. В ней наступление белых выглядело куда опаснее, чем оно было на самом деле. «Вот видите — снова идут офицеры…»

Так что Махно оказался в несколько двусмысленном положении. Что ему оставалось делать? Это Антонов мог спокойно воевать против большевиков — Тамбовщина находилась очень далеко от фронта. Батьке было тяжелее.

Идти в тыл к Врангелю и снова действовать на свой страх и риск? Но территория, занятая белыми, не слишком-то большая и набита войсками — там особо не разгуляешься. Оставалось одно: договариваться с красными. Махно стал подумывать об этом еще в августе. Так, он обратился к харьковской группе «Набат» с просьбой похлопотать («набатовские» анархисты были типичными болтунами-теоретиками, поэтому большевики их не трогали).

Кончилось все тем, что 20 сентября в Старобельск прибыла делегация во главе с уполномоченным РВС Южного фронта В. Ивановым с предложением о совместных действиях. Троцкий по этому поводу разразился брошюрой «Что означает переход Махно на сторону Советской власти?» Там были такие слова:

«Мы, конечно, можем только приветствовать тот факт, что махновцы хотят отныне бороться… вместе с нами против Врангеля… Только таким путем мы получим в лице лучших махновцев действительных друзей. Не нужно, конечно, преувеличивать силы Махно, как это делает обыватель. На самом деле махновцы представляют собой очень небольшой отряд. Но в борьбе против бесчисленных врагов рабочий класс дорожит даже небольшой помощью. Нужно только, чтобы союзник, который ее предлагает, был действительно честным и надежным союзником…»

В отличие от прошлой «дружбы», на этот раз Махно не вступал в Красную Армию. Это было именно соглашение о взаимодействии — то есть сделка. А при заключении как коммерческой, так и политической сделки всегда подразумевается, что каждый при удобном случае «кинет» партнера. На что рассчитывал Махно? Он недооценил красных, полагая, что война с Врангелем продлится дольше. Это позволило бы ему укрепиться на подконтрольных территориях. А потом?

Так ведь не только батька, а многие люди с куда более широким кругозором полагали, что большевики себя исчерпали. То есть — доигрались, соколики, до всеобщей крестьянской войны. Эсеры, стоявшие за Антоновским восстанием, тоже рассчитывали именно на падение красной власти. И многие белые в это верили. И каждый полагал, как пел Виктор Цой, что «дальше действовать будем мы». С этой точки зрения все логично. Врангеля они совместными усилиями расколошматят, а там… Недаром ведь с красными Махно отправил только «экспедиционный корпус», а сам, как только белых вышибли из Гуляй-Поля, начал активно укреплять там свое влияние.

Рядовым повстанцам Реввоенсовет пояснил это так:

«Неудержимо врезается все глубже и глубже в сердце Украины душитель народа немецкий барон Врангель. Зарвавшиеся было коммунисты и комиссары получили снова хороший урок… Учитывая вышесказанное, Совет Революционно-Повстанческой армии Украины (махновцев) принял решение временно до разгрома наседающих внешних врагов и царских наймитов идти в союзе и рука об руку с советской Красной Армией».

Как бы то ни было, но соглашение подписали — начали действовать. Махновцы перешли в наступление совместно с 13-й красной армией. Забавно, что командовал ей… И. П. Уборевич, с приказа которого вся каша и заварилась[144]. Вот такие вещи случались на Гражданской войне…

30 октября красные и махновцы захватили Мелитополь. Однако, как мы уже знаем, отсечь белых от Крыма не удалось.

Следующий эпизод с участием махновцев — это их переход через Сиваш совместно с бойцами 52-й дивизии. В боях на Литовском полуострове не последнюю роль сыграли их тачанки, отразившие контратаки белой конницы. Как писал командарм 6-й красной армии А. И. Корк, красным «оказал поддержку отряд Каретника, который быстро развернулся и встретил конницу противника убийственным пулеметным огнем. Конница бросилась назад… левый фланг 15-й дивизии был быстро приведен в порядок». В самом деле, огонь вели 200 тачанок. Кавалерийский корпус генерала Бобровича был буквально выметен…

Собственно, на взятии Перекопа совместные действия красных и махновцев и закончились. Дальше началась достаточно гнусная история. Повстанческую армию решили ликвидировать…

Сделано это было по прямому указанию Троцкого. Как известно, Лев Давидович вообще очень подозрительно относился к крестьянам, а к Махно он испытывал личную неприязнь.

Самого батьки в Крыму не было, он находился в своей «столице» — Гуляй-Поле. Так что операция разворачивалась одновременно в двух местах.

Для начала один из ведущих махновским командиров С. Каретников получил от Фрунзе приказ № 00119. В нем частям корпуса предписывалось, войдя в состав 4-й армии, выступить на Кавказ для ликвидации остатков сил контрреволюции. Фактически же это было повторение событий начала года, только в более жесткой форме. Приказ означал, что махновцев расформируют и вольют в красноармейские части. Это снова было предложение, от которого невозможно отказаться. Либо махновцы подчиняются — и, значит, перестают существовать как самостоятельная боевая сила, либо их расценивают как мятежников — со всеми вытекающими. Одновременно была перерезана связь Каретникова с Гуляй-Полем, а махновцев окружили красные части.

Главная проблема была в самом Каретникове. Он большевиков откровенно не любил, зато у своих бойцов пользовался большим авторитетом. 24 ноября командиру анархистов пришел вызов на совещание в Гуляй-Поле, и он отбыл туда с группой бойцов. Вызов оказался ложным, Каретников был перехвачен по пути и расстрелян в Мелитополе.

Однако планы товарища Троцкого дали сбой. Лев Давидович не учел одной мелочи — попытался ликвидировать анархистов силами тех людей, которые совсем недавно сражались с ними бок о бок. Повстанцы получили сведения о том, что против них готовится силовая акция. Скорее всего, «слил» информацию кто-то из красноармейцев. Махновцам сочувствовали многие, а уж тем более те, с кем вместе они брали Крым.

Это подтверждают и дальнейшие события. Махновцы «двинулись на прорыв». В кавычки я это взял потому, что красные никакого серьезного противостояния анархистам не оказали. Да и преследование получилось каким-то вялым… Как известно, приказы можно выполнять по-разному. А командир 3-го кавалерийского корпуса Каширин вообще заявил, что корпус «совершенно не в состоянии двигаться и нуждается в трехнедельном отдыхе».

Крымскому корпусу удалось вырваться из Крыма, но 1 декабря его все-таки нагнали и обложили. Бой длился целый день. Интересно, что против махновцев сражался будущий Маршал Советского Союза Тимошенко. В конце концов повстанцы были разбиты — прорваться сумели лишь около 250 человек.

Одновременно с этими событиями, началась операция в Гуляй-Поле. Село было окружено значительными силами красных, включая артиллерию. 26 декабря они начали атаку. У батьки было всего около 300 человек — как это ни смешно, ему удалось вырваться.

Если говорить цинично, то красным рано или поздно все равно пришлось бы что-то делать с Махно. Потому как об анархистских «вольных Советах» всерьез могут говорить только мечтательные интеллигенты. На самом-то деле «махновская республика» не могла являться ничем иным, нежели бандитской территорией. Трудно представить, что анархисты-махновцы вдруг изменили бы своим привычкам и пошли бы мирно пахать землю. Среди них слишком много было «людей войны». Тот же Нестор Иванович — а что он умел еще делать, кроме как воевать?

Другое дело, что все это можно было решить как-нибудь поумнее. А товарищ Троцкий, как всегда, наломал дров. И Махно продолжал доставлять Советской власти «радости»…

Отморозки

Последний период действий Махно сильно отличается от остальных. Именно благодаря ему слово «махновец» стало нарицательным, синонимом термина «беспределыцик». В 1921 году батька стал именно бандитом. И это тоже закономерность — даже если бы его не «кинули» красные, результат был бы тот же. Антоновцы, после того как восстание пошло на спад, тоже скатились в откровенный бандитизм.

Особой поддержки у населения он уже не имел. Но тем не менее, целых восемь месяцев Махно оставался неуловимым. Возможно, именно потому, что ему не просто нечего было терять — у него уже не имелось никакой конкретной цели. Попробуй такого просчитай…

Вот что писал о махновской тактике комбриг Павел Ашахманов, который сам за ним гонялся:

«На одном месте более одного дня или ночи не остается, чтобы не быть основательно окруженным. В случае неудачи отходит врассыпную… Как образцовый партизан, не обременяет себя пленными и под Андреевкой бросает нам 1200 красноармейцев (42-й) дивизии. Так же решительно разделывается со своими хвостами-обозами и в нужную минуту бросает эту приманку нашей кавалерии, а сам тем временем уходит быстро и далеко».

Подробно описывать его метания по Украине нет смысла, но стоит привести отдельные эпизоды. Чтобы было понятно.

В начале декабря махновцы ринулись на Бердянск. Это казалось полным безумием. Дело в том, что город находится не просто на берегу Азовского моря, он расположен на узком полуострове. Следом за Махно шли красные. Однако батька мало того, что рванул на Бердянск, он отбил телеграмму: «иду на вы». И пришел, пострелял местных коммунистов — а потом прорвался сквозь красных.

Это настолько всех шокировало, что красных командиров отдали под трибунал. Правда, все же оправдали. В решении трибунала четко сформулирован один из законов антипартизанских действий: «Подавляющий перевес в людском составе и технических средствах не обусловливает победы вообще и победы над партизанами в особенности».

Так оно и было. Махно внезапно появлялся, внезапно исчезал — и ничего с ним поделать не могли. При этом вели себя его ребята своеобразно. То, что они расстреливали всех, кто им не нравился, — понятно. Обычным делом стало и уничтожение всего, до чего они могли дотянуться.

«Залетев впервые в Россию, на юг Курской губернии, в конце января 1921 года, махновцы в Корочанском уезде похитили всю литературу из Центропечати, перебили грампластинки, как могли, испортили библиотеку и музей, растворили и дали разворовать продсклады».

(В. Я. Голованов)

Постепенно красные стали понимать, что надо делать. Один из принципов — «гнать не переставая». Для этой цели был выделен специальный конный корпус В. С. Нестеровича, который долгое время упорно «сидел на хвосте» у Махно. В конце концов батьке удалось ускользнуть, но рецепт был найден.

Еще один принцип сформулировал Р. П. Эйдеман, главный специалист по антипартизанской борьбе на Украине:

«Казалось, что его гонят и ведут, но в результате выходило, что ведет-таки он и, хоть и кругами, приходит в назначенное место. Значит, нужно было понять, куда он захочет двинуться, чтобы разбить встречным ударом».

Интересно, что примерно к тем же выводам пришел М. Н. Тухачевский, сумевший разобраться с Антоновским восстанием.

Тем не менее долгое время Махно удавалось уходить. Но силы его постепенно таяли. Ведь в чем сила партизана? В народной поддержке. Если она имеется — воевать можно сколько угодно. А если нет — значит, нет…

Обычно перемену настроений крестьян объясняют тем, что 21 марта 1921 года продразверстка была-таки отменена и заменена продовольственным налогом.

«…Мы не должны стараться прятать что-либо, а должны говорить прямиком, что крестьянство формой отношений, которая у нас с ним установилась, недовольно, что оно этой формы отношений не хочет и дальше так существовать не будет. Это бесспорно. Эта воля его выразилась определенно. Это — воля громадных масс трудящегося населения. Мы с этим должны считаться, и мы достаточно трезвые политики, чтобы говорить прямо: давайте нашу политику по отношению к крестьянству пересматривать. Так, как было до сих пор, — такого положения дольше удерживать нельзя».

(В. И. Ленин)

Это так, да не совсем. Во время Гражданской войны люди чего только не наслушались! Веры в слова уже не было. А налог-то собирали осенью! Так что убедиться в правдивости слов советского руководства возможности не было. Да только люди устали от всей этой кровавой карусели. Особенно это видно на примере Махно, чьи действия стали уже очевидно бессмысленными. Его желание отомстить большевикам как-то не находило особенного понимания.

Одновременно чекисты вычисляли махновских помощников. Дело в том, что у батьки имелась не только агентура, в разных местах у него были оборудованы схроны с оружием и боеприпасами. Люди Махно об этих складах знали. Так что сперва ловили его помощников — а потом выходили и на склады.

…Последние и решающие события начались 7 июля возле железной дороги Лозовая-Константиноград. Махновцам в очередной раз удалось прорваться через «железку», по которой передвигались пять бронепоездов. Действовали они привычно — разбивались на мелкие группы, потом снова собирались.

Но на этот раз уйти не вышло. В ход пошла техника. Махно стали загонять броневиками.

Целую неделю 7 бронеавтомобилей, два грузовика с красноармейцами плюс два разведывательных мотоцикла упорно гнали махновцев. Так волки гонят лося. Он может от них стремительно оторваться — но волки выносливее…

Положение у махновцев было хреновое. С броневиками еще можно как-то справиться. Но броневики плюс «мотопехота» — это уже всё. Закончилась погоня 15 июля, когда махновцы укрылись в балке реки Ольховая. Броневики сунуться туда не могли из-за крутизны склонов. Но и махновцам было носа не высунуть…

«Кончилось тем, что один бронеавтомобиль подъехал почти к самому краю балки и, дав сигнал ракетой, включил сирену. Для издерганных махновцев этого оказалось достаточно, чтобы потерять хладнокровие: приняв ракету и гудок за сигнал к атаке (хотя пехота так и не подошла), они в панике бросились из оврага в поле, под беспощадный пулеметный огонь…»

(В. Голованов)

Уцелели немногие. Махно еще некоторое время продолжал метаться, но становилось понятно, что ничего больше не сделать. Для самого батьки потрясением стал эпизод, когда в одном из сел на его отряд набросились крестьяне и попытались их перебить… Оставалось уходить на запад. Его преследовали, но как-то без особого энтузиазма. В конце концов 28 августа 1921 года махновцы достигли Днестра. В Румынию ушло семьдесят восемь человек.

Несколько слов о дальнейшей судьбе Нестора Махно. Он сидел в пересыльном лагере в Румынии, потом перебрался в Польшу. Там тоже угодил в тюрьму — по явно сфабрикованному обвинению в подготовке восстания в Галиции. Затем — Данциг, где его снова упрятали за решетку — на этот раз по обвинению в расстрелах немцев-колонистов, с которыми он воевал.

В конце концов в 1925 году Махно очутился в Париже. Тут тоже было не слава Богу. Он оказался, по сути, в изоляции. Как к нему относились белые эмигранты — понятно. Но и для французских левых он был чужой — бандит и враг Советской власти. Поддерживали его немногочисленные европейские анархисты, да и то не все. Анархистское движение находилось в полном завале — так что все начали бурно дискутировать. И многие сочли, что батька — неправильный анархист. В Париже он выпустил пять томов воспоминаний. Читать их очень трудно. В них слишком много мелких подробностей, за которыми не видно сути.

Тем временем здоровье Махно, подорванное развеселой жизнью и четырнадцатью плохо залеченными ранениями, ухудшалось. Так что когда в 1931 году испанские анархисты предложили ему возглавить герилью в Каталонии, он на это был уже не способен. Умер Махно 25 июля 1934 года.

Отступление. Эти страшные ОВ

Когда сегодня вспоминают о Тухачевском, редко кто не упомянет о том, что он, сволочь такая, стрелял газовыми химическими снарядами по тамбовским крестьянам. Это воспринимается как запредельное зверство то ли Тухачевского лично, то ли большевиков вообще.

Жуть какая, а?

Но только, собственно, почему этот эпизод был окутан такой страшной тайной? Химическое оружие было признано антигуманным только на Женевской конференции в 1927 году. До этого химические снаряды являлись совершенно обычным оружием.

«Вот в начале 1980-х годов мне пришлось несколько раз беседовать со своей дальней родственницей бабой Нюрой. В свои 16 лет она оказалась в центре боевых действий — в деревне Стежки Тамбовской губернии. Баба Нюра подробно, в красках рассказывала о повстанцах и красных. Я несколько раз расспрашивал ее о применении химического оружия, но о нем она и слыхом не слыхивала.

Позже я узнал, что ряд историков проводили аналогичный опрос стариков — уроженцев Тамбовской губернии и также получили отрицательные ответы. С другой стороны, я достаточно хорошо знаю военно-техническую литературу 1920-х годов. Тогда никто не стеснялся применения химического оружия, и любой случай успешного использования отравляющих веществ был бы по косточкам разобран в военно-технической литературе, причем не обязательно в закрытой (повторяю, речь идет о 1920-х — начале 1930-х годов, позже началось полное засекречивание всего и вся, что связано с химическим оружием РККА). Но, увы, никаких сведений там о применении химического оружия в Гражданской войне я не нашел. Возникает резонный вопрос: а был ли мальчик?»

(А. Широкорад)

Зато имеются другие сведения о применении большевиками химического оружия.

«Так, например, химическое оружие применялось моряками Флотилии Верхнего Дона в мае 1918 г. 28 мая отряд красных судов в составе буксирного парохода "Воронеж", вооруженного одним пулеметом, баржи с двумя 3-дюймовыми (76-мм) полевыми пушками обр. 1900 г. и парового катера с двумя пулеметами вышел из Котояка и отправился вниз по Дону.

Отряд шел по реке и периодически постреливал по казацким станицам и отдельным группам казаков, которые, как предполагалось, принадлежали к повстанцам, поднявшим мятеж против советской власти. Применялись как фугасные, так и химические снаряды. Так, по хуторам Матюшенскому и Рубежному огонь велся исключительно химическими снарядами, как сказано в отчете, "с целью нащупать неприятельскую батарею". Увы, нащупать ее не удалось».

(А. Широкорад)

Главком М. А. Муравьев, докладывая в 1918 году Ленину о взятии Киева, утверждал, что обстреливал город химическими снарядами. Кстати, англичане во время интервенции применяли ОВ… Но дело даже не в этом.

Эффективность химического оружия, по крайней мере тогдашнего, мягко говоря, несколько преувеличена.

Во время Первой мировой войны газы применяли неоднократно все стороны. А результат… Да, в общем, никаких особенных результатов ни разу достичь не удалось. В лучшем случае это был тактический успех — то есть в итоге атакующие занимали первую траншею противника. А толку-то — если дальше идет вторая, третья и так далее…

«Командование и германских войск, и войск союзников очень быстро разочаровалось в боевых качествах химического оружия и продолжало его применять только потому, что не находило иных способов вывести войну из позиционного тупика и судорожно хваталось хоть за что-то, что хоть призрачно обещало успех».

(Ю. Вермеев)

Дело-то в чем? Возьмем самую распространенную русскую пушку того времени — трехдюймовое орудие образца 1902 года. Газовое облако при разрыве трехдюймового снаряда охватывало двадцать пять квадратных метров. При этом ядовитое облако было крайне нестойким, оно достаточно быстро рассеивалось. То есть для того, чтобы достигнуть какого-то эффекта, требовалось произвести одновременный залп из множества орудий. Такого количества пушек ни у Тухачевского, ни у Муравьева не было, да и быть не могло. Это в Первую мировую, когда шла позиционная война, можно было, не спеша, натащить на нужный участок фронта сколько угодно стволов и боеприпасов. Но даже если у Тухачевского была бы такая возможность… Тамбовские повстанцы, если они не законченные идиоты, сто раз успели бы уйти, пока шла подготовка.

Да и то… В Первую мировую войну стреляли по разведанным позициям противника. Вон в бинокль видны окопы и дзоты. Ну и лупим по ним. Как было уже сказано — без особенного эффекта.

Несколько отвлекаясь от темы. Не все знают, что системы залпового огня — как советская «катюша», так и немецкий шестиствольный миномет — первоначально предназначались именно для стрельбы газовыми снарядами. Чтобы одномоментно накрыть площадь… Это потом до военных дошло, что если стрелять фугасными снарядами, то тоже неплохо выходит…

А химическое оружие не применялось на Второй мировой войне именно ввиду его неэффективности.

Что же касается стрельбы по лесам… Посчитайте, сколько нужно положить снарядов, чтобы накрыть даже небольшую рощу. У Тухачевского же имелось 2000 химических снарядов. А уж лупить с пароходов из нескольких пушек по батарее… Занятие совершенно бессмысленное.

Но ведь стреляли? По крайней мере, что касается флотилии Верхнего Дона — это факт. Заметим, в двадцатых годах никто его не скрывал. В этом случае, скорее всего, других боеприпасов у моряков просто не имелось в наличии. Это ведь весна 1918 года, полный бардак. Обнаружили на каком-то складе химические снаряды — стали пулять ими… В 1918 году порой стреляли и учебными болванками, и холостыми, и из орудий без панорам (то есть в белый свет). Так, для моральной поддержки пехоты.

С Муравьевым дело вообще темное. Мало ли что он сказал. Товарищ был странный, большой позер и явно не очень здоровый на голову. Вот фрагмент его доклада, где речь идет о газах:

«Я занял город, бил по дворцам и церквям… бил, никому не давая пощады! 28 января Дума просила перемирия. В ответ я приказал душить их газами. Сотни генералов, а может и тысячи, были безжалостно убиты… Мы могли остановить гнев мести, однако мы не делали этого, потому что наш лозунг — быть беспощадными!»

Скорее всего, товарищ Муравьев просто загнул для эффекта. А насколько загнул и было ли что-то вообще — кто ж его знает…

Теперь что касается Тухачевского. Достоверно известен один эпизод применения газовых снарядов. Это обстрел 2 августа 1921 года острова на озере Кипец.

Размеры этого самого острова таковы. Длина — около 200 метров, ширина порядка 80 метров. На таком клочке суши — посреди озера — могут попытаться укрыться только полные придурки. Ведь сила партизан — в маневренности, а тут повстанцы сами загнали себя в мышеловку. Уж кем не были антоновцы — так это придурками. Они очень неплохо освоили тактику партизанской войны. Так что скорее всего никого на острове и не было. А стреляли так, для тренировки.

Историк Елена Прудникова предполагает, что байка о газовых обстрелах была специально запущена в народ большевиками.

Газовое оружие было неэффективным. Но моральный эффект угроза его применения оказывала. Вот и запустили слух, чтобы повстанцы подергались и задумались: а стоит ли продолжать бунтовать?