Неосторожность Тургенев Иван
– У них все замечательно. Они остались в Риме. Как ты?
– Отлично, – отвечает Клэр. – Правда, хорошо. Слушай, мне очень жаль, что все так вышло. Тогда, у нас. Надеюсь, ты на меня не сердишься.
– Не на что сердиться, – отвечает он. – Скорее я должен быть польщен. Было и утекло, да?
Они берут по бокалу. Усталость Гарри исчезла. Они говорят о Риме. Клэр там никогда не была. Это волшебство, утверждает он. Каждому нужно там пожить хотя бы недолго.
– Хорошо выглядишь, – говорит Гарри.
Клэр изменилась. У нее новая работа. Редактор в журнале. Зарплата выше, уважения больше. Она идет в гору. Есть еще кое-что. Клэр постриглась. Летом у нее были длинные волосы. Сейчас прическа короче, более стильная. Так она выглядит старше, утонченнее.
Я с ней тоже встречался. Мы выпили по коктейлю вскоре после того, как Уинслоу уехали в Рим. Никогда раньше не видел ее на высоких каблуках.
– Ну, так уж вышло, – говорит Клэр. – Что ты тут делаешь?
– Меня Рубен привел. Мой агент. Помнишь, ты с ним как-то встретилась на улице? Он решил, что мне надо познакомиться с молодым поколением.
– Он представляет Джоша?
– Его так зовут?
– Да. Это вечеринка в его честь.
– Вы с ним друзья?
– Встречались какое-то время.
– Ты представить не можешь, как я рад тебя видеть. Я на этой вечеринке ни души не знаю, кроме Рубена.
– Давай, я тебя с кем-нибудь познакомлю? – предлагает Клэр.
Вскоре вокруг них собирается небольшая толпа желающих познакомиться со знаменитым Гарри Уинслоу. Худые, старательно небрежные мужчины в черном. Женщины, похожие на бродяжек, многие пьют пиво из бутылок. Его усаживают на диван. Он в центре внимания. Торговец историями открывает свой мешок. Достает одну историю, потом другую. Клэр приносит ему виски со льдом. Гарри сбился со счета и забыл, сколько уже выпил. Но точно знает, когда она отходит и когда возвращается. Он дает представление для нее.
Все вокруг как в тумане, но ему хорошо. Молодые мужчины и женщины хотят узнать о его новой книге, о его взглядах на современную литературу, терроризм, Ближний Восток. Он действительно был военным летчиком? Один молодой человек спрашивает, приходилось ли ему сбивать вражеские самолеты.
– Нет, – отвечает Гарри. – Я служил в мирное время.
Он рассказывает, как ему однажды пришлось совершить вынужденную посадку в Северной Африке во время тренировочного полета и провести ночь в марокканском борделе. Все смеются.
Клэр примостилась рядом с ним на подлокотнике дивана. Их тянет друг к другу, как магнитом. Он сегодня любимец публики, она знала, что так и будет. Его успех – ее успех. Я не знал, что ты знакома с Гарри Уинслоу, говорят ей. А, да. Мы старые друзья.
Уже полночь. Официанты убирают посуду. Вечеринка завершается.
– Мы идем в бар, – говорит Клэр. – Хочешь с нами?
Гарри оглядывается. Рубена не видно.
– Конечно, почему бы нет, – отвечает он.
В Риме уже утро.
На улице они останавливают такси. Клэр называет адрес. Гарри несет ее ноутбук и спортивную сумку.
– Куда мы едем? – спрашивает он.
– Сначала надо заехать ко мне. Хочу бросить сумки. Минутное дело. Бар практически за углом. Не возражаешь?
– Нет.
Она живет в Ист-Виллидж. Новая квартира, Клэр сняла ее в начале сентября. Неприметное здание, старый многоквартирный дом. Швейцара нет. Над тротуаром висят ржавые пожарные лестницы. Входная дверь открывается ключом, есть домофон с отчеканенными возле кнопок фамилиями жильцов, многие заклеены бумажками с именами новоселов, некоторые написаны от руки. Тяжелая вторая дверь с противоударным стеклом.
– Я на четвертом этаже, – сообщает Клэр. – Лифта нет, придется идти пешком.
Гарри несет ее сумки.
Мраморные ступени стерлись от времени. Здесь была станция отправления для многих поколений ньюйоркцев. Разница в том, что сейчас этот район стал модным, за квартиру берут дорого. Вытоптанная плитка на полу. Чугунные перила. Потеки на стенах. Меню из китайского ресторана, подсунутые под двери.
– Пришли, – говорит Клэр.
Еще один ключ. Сейфовый замок.
– Здесь на самом деле не так опасно, – улыбается она. – Замки остались от восьмидесятых.
Квартира маленькая, почти без мебели. Непонятно, неделю она здесь живет или год. Вдоль одной стены расположены книжные полки. С другой стороны маленькая кухня, совмещенная с комнатой. Диван, небольшой обеденный стол, на котором разбросаны бумаги, пара туфель, пустой винный бокал с засохшим осадком на дне. В мойке грязная посуда. В углу составлены коробки. Неприбранная одинокая жизнь. Спальня слева. Гарри с первого взгляда определяет, что холодильник тут из тех, в которых пусто – разве что обнаружится скисшее молоко, засохший лимон, вино, разлагающаяся китайская еда да банки с горчицей.
– Ничего выдающегося, но не приходится ни с кем делить жилье, – объясняет Клэр. – Хочешь выпить? Я сейчас.
Она находит почти пустую бутылку виски и выливает остатки в кофейную кружку.
– Извини, – говорит Клэр. – Я нечасто принимаю гостей.
– Ничего. Это ты?
На книжной полке выставлены фотографии. Девочка на парижской улице. Рядом стоит мальчик помладше, явно ее брат. Цвета поблекли. У нее лицо печального ребенка.
– Да. Мне было лет восемь.
– А это кто?
– Мама.
Маленькая семейная история. Эти фотографии стоят на виду, чтобы помнить, что у тебя за спиной. На одной она с друзьями по колледжу, кажется на футбольном матче. На другой – с подругой на вечеринке в саду. Обе в белых платьях. На полках стоят обычные книжки. Т.С. Элиот, Воннегут, Толстой, Джебран. Несколько новинок. Обе его книги. Первую только что переиздали. Гарри смущенно улыбается и проводит пальцем по их корешкам.
– Если не возражаешь, то мне бы как минимум надо их подписать, – произносит он, вынимая ручку.
– Буду рада.
Он пишет с росчерком: «Клэр, которая прекрасно разбирается в литературе. Гарри Уинслоу».
Он протягивает ей книги. Она читает надписи.
– Спасибо, – говорит Клэр и тянется поцеловать его в щеку.
– Когда-нибудь они будут стоить как раз столько, сколько ты за них заплатила, – улыбается Гарри.
Она улыбается в ответ.
– Я сейчас, – говорит она.
Гарри валится на стул. Он устал. Он слишком много выпил. Пора уходить.
Из другой комнаты слышен шум. Звук бьющегося стекла.
– Твою мать, как больно!
– Ты цела?
В спальне темно.
– Клэр?
– Я тут, – отвечает она. – Ногу порезала.
Гарри проходит через маленькую темную спальню в ванную. Там горит свет. На стене висит плакат французского кинофестиваля. Клэр сидит на унитазе. Ступня у нее в крови. На полу рассыпаны осколки стекла.
– Извини, – говорит она. – Уронила. Я такой лох.
Он осматривает порез на ее ступне.
– Могу перевязать. Не так все страшно.
Гарри берет аптечку и ищет антисептик.
– У тебя есть перекись? Или что-либо подобное?
– Вряд ли.
– Давай-ка сначала сделаем вот что.
Гарри достает носовой платок, смачивает его водой и смывает кровь с ее ноги. Потом заклеивает порез пластырем. Пятка у Клэр розовая, ногти на ногах выкрашены красным лаком. У нее красивые ступни, тонкие щиколотки. Ему приходится неуклюже двигаться в крохотной ванной. Гарри терпелив, как родитель.
– Ампутация не понадобится, – с улыбкой говорит он. – Идти сможешь?
– Попробую.
Гарри обнимает Клэр и поднимает ее, удивляясь, какая она легкая. Ему приходится повернуться боком, чтобы пройти в дверь.
– На кровать, – говорит она.
Он кладет Клэр на кровать, и вдруг ее руки обвиваются вокруг него, тянут вниз. Губы Клэр прижимаются к его губам. Ладони скользят по его телу, по рукам. На сей раз Гарри не сопротивляется, не может. Потом она перебрасывает ногу и садится на него верхом. Стаскивает платье через голову и беспечно бросает на пол. Темные вершины ее грудей выделяются на бледном теле в синеватом свете из окна. Его охватывают ее руки, запах, мягкость кожи, тепло. Язык Клэр ощупывает рот Гарри, живой и теплый. Она берет его за руку, направляя к своей твердой груди, потом между ног, прижимает его пальцы к тонкому шелку, давая ему почувствовать влажность, прежде чем снова потянуть руку вверх. Гарри оказывается сверху, она обхватывает его ногами, тянет к себе. Ее руки расстегивают его ремень, раскрывают ширинку, пальцы скользят под его трусы. По-прежнему обвиваясь вокруг Гарри, Клэр расстегивает его рубашку, спускает брюки, запускает пальцы в волосы на груди. Опускает руку и берет его, чувствуя, как он твердеет, как стучит кровь, как скачет сердце. Обнимая его, она шепчет ему на ухо:
– Я люблю тебя. Я твоя.
Она встает возле него на колени. Ее язык касается его уха, ласкает сосок, живот, медленно опускаясь, потом она берет его в рот, сначала медленно, потом дольше, глубже, и Гарри уже не может терпеть.
– Не могу, – шепчет он. – Не могу. Прости. Мне надо идти.
Но Гарри бессилен. Сила, мышцы подводят его. Завеса разодрана, граница пересечена; теперь есть только другая сторона. Он падает туда. Он тайно этого желал. Клэр тянет его обратно на кровать, ласкает, обвивает ногами, ее тело обжигает его, ее ступни взлетают в воздух, ритмично, вперед-назад, не хватает дыхания, ближе, дальше, скользя в поту, ее рот ищет его губы, его губы на ее груди, ключицах, шее, ее пальцы царапают спину, задыхание, стоны, ее вскрики, его рычание, и они обрушиваются вместе.
– Не выходи, – шепчет Клэр.
Она крепко прижимает Гарри к себе.
Полежать, отдышаться. Его голова лежит на ее подушке, они смотрят друг другу в глаза, сцепив руки, мешая дыхание, слившись телами. Он не помнит, когда в последний раз ощущал такой покой.
– По-моему, я тебя тоже люблю, – произносит Гарри.
Говорит ли? Может, он это только думает, и эта мысль его смущает. Может, для него слова означают не то, что для остальных?
Клэр вздыхает и целует его, уже спящего, утомленного перелетом, виски и сексом.
3
Утром Гарри просыпается оттого, что Клэр возвращается в постель, слегка прихрамывая из-за пореза на ноге. Сквозь занавески смутно просачивается раннее солнце.
– Я подумала, тебе может оказаться кстати, – говорит она и целует его в губы.
Дыхание у нее несвежее. Клэр ставит две кружки чая на столик у кровати. Гарри садится, прислоняясь к подушкам. Она голышом. У нее белая, мягкая, упругая кожа. На бедре родинка. Волосы между ног густые и черные. Клэр двигается так, словно всю жизнь готова провести без одежды. Хотел бы он на это посмотреть.
– Доброе утро, – произносит Гарри. – Иди сюда.
Клэр идет к нему на четвереньках, как животное, не сводя с него глаз. Жадно целует его. Он укладывает ее на спину, опускаясь лицом между ее ног. Она уже влажная. Стонет, хватая его за затылок, пока его язык снует внутрь и наружу.
– Ох, да. Еще.
В том, чтобы заниматься любовью при свете, есть особая близость. Спрятаться некуда. Все остальные собираются на работу. Гарри входит в нее. Они молча смотрят друг другу в глаза, у нее карие, у него серые, общение без слов. Потом веки Клэр опускаются, и она запрокидывает голову, открывает рот, толкает бедрами, коротко, долго, коротко, любовная морзянка, пока наконец ритм не ускоряется, глаза ее не раскрываются снова, и они движутся быстрее, быстрее, быстрее, глядя друг на друга, и она кричит:
– Да, да, да!
– Я хотела проснуться рядом с тобой с тех пор, как мы встретились на пляже, – позднее говорит Клэр. Они лежат, распластавшись на кровати, утомленные, словно атлеты. – Ноникогда не думала, что получится.
– Ну, получилось. Это то, на что ты надеялась?
– Лучше. – Она целует его.
– Сколько времени?
– Почти восемь. Я не хочу, но мне надо собираться. Что ты сегодня делаешь?
– У меня опять встречи. Ланч. Бар. Обед.
– Хочу тебя увидеть. Можешь не ходить на обед?
– Я так и планировал. Мне куда больше хочется увидеться с тобой.
Клэр ослепительно улыбается.
– Когда встретимся? Я постараюсь уйти пораньше.
– В половине восьмого?
– Отлично.
В душе она намыливает волосы и грудь, прижимаясь ложбинкой между ягодицами к Гарри, возбуждая его. Медленно, молча, она расставляет ноги, нагибается спиной к нему, упираясь руками в кафель. Он приседает из-за разницы в росте. Смотрит, как входит в нее. Сейчас все происходит быстро. Вода скатывается с их тел, плещет на пол. У Клэр красивая спина.
– Хочу трахаться с тобой без остановки, – произносит она.
– Может, и придется остановиться, – улыбается Гарри. – Не уверен, что выдержу такой ритм. Мне уже не семнадцать лет.
– Значит, надо кормить тебя устрицами.
На улице они прощаются, поцеловавшись. Она диктует ему свой телефон.
– Я позвоню тебе позже, – говорит Гарри.
Он смотрит, как Клэр уходит в холодное серое утро, помня ее тепло.
После поездки на такси Гарри входит в свой отель. Это его любимый отель в городе. Тихий, уединенный, в квартале от парка. Черно-белый мраморный пол. В баре делают лучший буллшот на Манхэттене.
– Доброе утро, мистер Уинслоу, – улыбается швейцар.
Здесь провел последние два года своей жизни отец Мэдди, разрушенный алкоголем.
В его номере мигает на телефоне красный огонек. Сообщение от Мэдди: «Привет, это я. Наверное, у тебя встреча утром. Позвони нам. Джонни тебя целует. Мы скучаем!»
Еще есть сообщения – от Рубена, от Норма и от меня. Мы должны встретиться вечером и выпить. Гарри звонит в обслуживание номеров и просит принести кофе и яичницу с беконом. Потом раздевается и идет в ванную, где стоит несколько минут под обжигающим душем, прежде чем побриться. Приносят завтрак. Гарри расписывается в счете и оставляет чаевые наличными.
Он позвонит Мэдди позднее.
В три часа Гарри звонит Клэр.
– Я ждала твоего звонка целый день, – говорит она. – Постоянно думаю о тебе.
– Прости, только освободился. Вечер наш?
– Если по-прежнему хочешь.
– Конечно, хочу. Я встречаюсь с Уолтером в его клубе в шесть часов, выпьем по стаканчику. А потом к тебе.
Клэр смеется:
– О боже. С Уолтером?
– Да. Отказаться нельзя. Кстати, мне нравится Уолтер.
– Мне тоже, но все как-то совпало. Думаешь, он что-нибудь заподозрит?
– С чего бы? Он не знает, что мы виделись.
– Где встретимся?
– Мне все равно – лишь бы там подавали устрицы, и много.
Она смеется.
– Я знаю одно место на Спринг-стрит. Там отличные устрицы. – Клэр называет ресторан и адрес.
Гарри вешает трубку и сам удивляется тому, насколько взволнован.
Мы с Гарри встречаемся в шесть часов. Он, как обычно, забывает надеть галстук, но в моем клубе их дают напрокат, держат специально для таких, как он. Он хорошо выглядит, правда, немного устал, но, учитывая разницу во времени, этого можно было ожидать. Мы сидим в баре. Рядом несколько членов клуба играют в нарды.
– Как твои встречи?
– Хорошо. – Гарри пожимает плечами. – Все в этом бизнесе сейчас нервничают, поэтому хотят отслеживать, как движется работа над книгой. В конце концов, они в меня серьезно вложились. Не могу представить, чтобы Хемингуэй так работал. Он бы их, наверное, послал куда подальше.
Мы говорим о Риме, о планах на Рождество, о Мэдди, о здоровье Джонни. О новой книге.
– Как она продвигается?
Гарри отпивает из бокала.
– Медленно.
– Почему?
– Не знаю. Я думал, что переезд в Рим вдохновит меня, но это оказалось даже слишком возбуждающе. Сажусь работать и не могу сосредоточиться. Вместо этого часами гуляю.
– Помогает?
– Нет. Но Мэдди там нравится. Она ходит на кулинарные курсы, на уроки итальянского. И Джонни в полном восторге. Один из его лучших друзей – сын австралийского посла. Учит Джонни играть в крикет.
Гарри как всегда обаятельный. Рассказывает смешную историю, как они заблудились, поехав на Виллу Д’Эсте. Но что-то изменилось. Исчезла непринужденность. Потом мне придет в голову, что это один из немногих раз, когда я видел его без Мэдди. Без десяти семь он поднимается:
– Прости, Уолт. Мне пора.
Мы пожимаем друг другу руки, и Гарри устремляется к выходу. Я не возражаю. Речь шла всего лишь о том, чтобы выпить вместе. Я заказываю себе еще и жду, чтобы кто-нибудь пришел. Если мне повезет, кто-то из членов клуба явится без компании, и мы вместе пообедаем. Позже, когда я буду уходить из клуба, мне сообщат, что Гарри забыл вернуть галстук.
4
Когда Гарри входит в ресторан, Клэр уже там. На улице темно. Она встает из-за стола, красивая, полная ожидания, и шепчет ему на ухо:
– Устрицы могут подождать, а я нет. Идем со мной.
Гарри шагает за ней вниз по лестнице. Здесь большие туалеты. На двери замок. Клэр обнимает его, словно наверстывая упущенное время, одной рукой привлекает его к себе, а другой тянется к его ширинке.
– На мне нет белья, – шепчет она, задирая платье.
Клэр уже влажная. Гарри поднимает ее, прижимает к стене, она хватается за его плечи, он поддерживает ее руками, она коротко, тяжело дышит, закрыв глаза, зажимая рот, чтобы не закричать.
Они возвращаются за стол, разрумянившиеся, объединенные еще одной тайной среди многих. Официант принимает заказ на напитки. Клэр наклоняется и заговорщицки спрашивает:
– Думаешь, он понимает?
Гарри откидывается на стуле и медленно, мелодраматически обводит взглядом зал, подняв одну бровь. Она хихикает.
– Да, безусловно, – отвечает он. – Все понимают. По лицам видно. Но они, конечно, пытаются соблюсти приличия.
– Разумеется.
– Поэтому на нас никто не смотрит, а официант обращается с нами, как со всеми остальными клиентами, но все равно заметно.
Клэр кивает, подавляя смех.
– Ты прав. Я вижу.
– Мы бы могли неоновую вывеску над столом зажечь: «Только Что Потрахались в Туалете», – эффект был бы тот же.
– Неудобно. Как нам это пережить?
– Показав всем, что мы выше этого. Поднявшись над этим.
– А может, просто повторить? – Клэр плотоядно смотрит на него.
Официант приносит напитки. Оба пьют мартини.
– Боже, ты ненасытна. Можно хотя бы выпить?
– Заслужил. – Клэр под столом кладет руку ему на бедро.
Они смотрят меню.
– Что будем есть? – спрашивает она.
– Ты знаешь, я для начала закажу устриц.
– Да уж закажи.
– Сколько взять?
– А есть какая-нибудь математическая формула? В смысле, столько-то устриц сгорают за столько-то оргазмов? Если съесть пять дюжин, будет пять оргазмов?
– Понятия не имею. Но не уверен, что смогу съесть сегодня пять дюжин устриц.
– Да, это многовато. Надо съесть все сразу или распределить на ночь? Ну, знаешь, съел дюжину – потрахался. Еще дюжину – еще раз.
– Отличный вопрос.
– Это разумнее звучит, чем заглотать сразу пятьдесят. А то вдруг будет всего один огромный оргазм – и все? Пятьдесят устриц, бум, и нет.
– А если это будет величайший оргазм в истории? Пятьдесят устриц могли бы такое обеспечить. Разве не лучше получить один невероятный, изменяющий сознание, переворачивающий мир оргазм, чем связку мелких?
– Я бы, наверное, предпочла много мелких. Потому что, даже если у меня будет самый невероятный в жизни оргазм, через несколько минут я захочу еще, но буду не в состоянии. Ну, или ты будешь не в состоянии.
– Умно. Женщинам не нужны устрицы.
– Может, посоветуемся с врачом, выясним правильное соотношение?
– Или ловцом устриц?
– Лучше с женой ловца устриц.
Когда они выходят из ресторана, начинается мелкий дождь. Здесь осень продвинулась дальше, чем в Риме. Почти все листья уже опали. Клэр крепко берет Гарри под руку. Он замедляет шаг, чтобы подстроиться под ее маленькие ножки. Этот город нов для них обоих. Огни горят только для них.
Они заходят выпить в бар возле ее дома, но, когда заказывают, Клэр говорит:
– Я не хочу пить. Хочу тебя. Ты не возражаешь, если мы просто пойдем?
– Хорошо, – отвечает Гарри и кладет несколько банкнот на стойку рядом с нетронутыми напитками.
Наверху, в ее слабо освещенной спальне, Клэр встает перед ним.
– Хочу, чтобы ты меня раздел, – произносит она.
Он медленно расстегивает «молнию» на спине ее платья и спускает его с одного плеча, потом с другого, пока оно не падает на пол. Клэр в бледно-розовом бюстгальтере, который Гарри осторожно расстегивает. Затем медленно он обходит ее и, как проситель, встает перед ней на колени, утыкаясь носом ей в живот. Разворачивает Клэр, сажает на постель и снимает с нее туфли. Обнаженная, она встает и смотрит на него.
– Трогай меня везде, – шепчет она.
Гарри трогает: ласкает грудь, спину, руки, между ног.
– Поцелуй меня, – говорит Клэр.
– Теперь ты меня раздень.
Она снимает через голову его взятый напрокат галстук и, держа его обеими руками, водит им по своему телу. Потом заводит его за спину Гарри и притягивает его к себе. Стоя на цыпочках, она нежно целует его в губы и, хихикая, отбрасывает галстук. Клэр расстегивает рубашку, проводя пальцами сквозь волосы на его груди, целует и лижет его, пока не добирается до пупка. Обходит Гарри, снимая один рукав рубашки, потом другой, снова оказывается перед ним, и ее руки тянутся к ремню.
– Не шевелись, – шепчет она.
Клэр стаскивает с Гарри брюки, целуя и лаская языком тыльную сторону его ног, потом ее рука проскальзывает под его трусы, чувствуя, что ткань уже натянулась. Она медленно водит рукой вперед-назад, затем стягивает с него трусы.
Читать бесплатно другие книги:
