Неосторожность Тургенев Иван

5

Автомобилей почти нет. Мимо мелькают съезды с шоссе. Клэр в бежевом свитере с высоким ребристым воротом, который она постоянно теребит. Она сидит на переднем сиденье взятой напрокат машины, настороженная, не желающая ничего упустить, как ребенок на школьной экскурсии. По пути Гарри рассказывает смешные истории, и Клэр смеется тем смехом, который я сразу у нее отметил. Серебряный колокольчик. Смех, который хочется слышать всегда.

Задолго до ланча они проехали через городок, растерявший летнее оперение. Это похоже на репетицию без костюмов, когда актеры одеты в свою уличную одежду, а в зале никого нет. Город снова стал домом для местных жителей. На главной улице скучают припаркованные пикапы. Висят объявления, предлагающие поесть спагетти в пожарной части. Под небом землистого цвета тренируется школьная футбольная команда.

– Больше всего люблю бывать тут в это время года, – говорит Гарри. – Здесь очень спокойно. Понятно, почему сюда так тянуло художников и писателей. Но старые заведения закрылись. Аренда становится дороже, местным не по карману. Большинству художников тоже не по карману. Видишь, вон там? – Он показывает на магазин, торгующий дорогой мебелью для ванных. – Там был бар. «Бар Большого Эла». Там выпивал Джексон Поллок.

Вскоре Гарри разворачивается и останавливается напротив вокзала.

– Надеюсь, это место не закроется, – говорит он. – Здесь так вкусно.

Они заходят. Справа в витрине-холодильнике выставлены цепочки колбас, сыры, острые перцы, ветчина, оливки. У противоположной стены ряды пасты, домашних соусов, супов, напитков и мороженого. Пахнет оливковым маслом и горячим хлебом. Очередь из мужчин, рабочих и строителей – белых и латиноамериканцев. Они заказывают сандвичи. На стенах фотографии и открытки от постоянных клиентов.

– Тут почти так же хорошо, как в Риме, – шепчет он Клэр на ухо.

– Эй, Гарри! – восклицает один из продавцов. – Как жизнь? Тебя не было в последнее время.

Они пожимают друг другу руки.

– Привет, Руди. Уезжал. Работаю над новой книгой.

– И как?

– Нормально.

– Как миссис Уинслоу? – Он смотрит на Клэр.

– Хорошо, Руди. Спасибо, что спросил. Это Клэр. Наша подруга. Я ей рассказывал, что у тебя лучший прошутто по эту сторону Пармы.

Руди почтительно поднимает руки, принимая комплимент.

– Чем вас порадовать?

Они заказывают хлеб, сыр, мясо. Пища рабочих, пища итальянских крестьян. Пища, которую едят руками.

– Думаю, Руди не одобряет, – замечает Клэр, когда они выходят на улицу. Она старается сказать об этом легко.

Гарри кладет пакет на заднее сиденье.

– Неловко получилось, – соглашается он.

– Может, не надо было показываться на людях?

– Чушь. Садись. Нужно еще вина купить.

На пляже пусто. Серые волны шумно бьются о берег. Слишком холодно, чтобы ходить босиком. Гарри приносит еду и одеяло.

– Вода в это время года совсем другая, – произносит Клэр. – Как будто сердится.

Гарри опускается на песок, расстилая одеяло, и вынимает из кармана штопор.

– Ты настоящий бойскаут, – усмехается она.

– «Будь готов!» – мой девиз. Надеюсь, ты умеешь пить из бутылки.

– Попробуй меня остановить.

После ланча они лежат на одеяле и смотрят в небо. Клэр кладет голову на живот Гарри. У земли не так холодно. Неподалеку садится одинокая чайка, дожидаясь подачки.

– Обломись, – говорит Гарри, бросая в нее щепкой, и птица, хлопая крыльями, перелетает подальше.

– Она голодная, бедняжка, – вздыхает Клэр.

– Голодная, да. Но если ее покормить, она приведет всех подружек на вечеринку – и прощай, тихий пикничок.

Они идут по пляжу мимо каменных молов и пустых домов миллионеров.

– У меня была тайная причина приехать сюда, – улыбается Клэр. – Здесь мы впервые встретились.

Она поворачивается к Гарри и зарывается под его куртку, он обнимает ее, волосы треплет ветром. Он еще не привык к тому, какая она маленькая.

– Разве я мог забыть?

– Ты – мой спасатель, – тихо произносит Клэр и тянется к нему губами. – Я могла утонуть, а ты бы меня спас.

– Но тебя не надо было спасать.

– Надо. И сейчас тоже.

Он ничего не отвечает.

– Я хочу все начать сначала, – объясняет Клэр. – Побывать везде, где мы были этим летом, но на сей раз мы будем вдвоем. Хочу в те же рестораны, в те же магазины, опять полетать на твоем самолете.

– Хорошо.

– И зайти в дом.

– Он заперт. Там ничего нет.

– Мне все равно. Хочу туда. Пожалуйста.

Он соглашается. Я часто размышлял, почему Гарри согласился. Я понимаю, почему туда хотела Клэр. Но он? Это дом, где Гарри жил с Мэдди, с Джонни. Особенное для них место. Для всех нас. Зачем он его осквернил? Наверное, человек, попавший в его положение, уже тратит деньги, которых у него нет. Больше, меньше – какая разница?

Они едут по знакомой дорожке и останавливаются. Дом не такой большой, как казалось Клэр. Снаружи он выглядит нежилым, пустая ракушка. С деревьев опали листья. Под ногами хрустит гравий. Гарри достает из-под цветочного горшка ключ. Внутри все серо, воздух затхлый, словно входишь в склеп. Клэр удивлена, как все прибрано. Обувь убрали, где-то сложили теннисные ракетки. Двери и окна закрыты.

– Холодно, – говорит она.

Клэр стоит посреди гостиной. Здесь все знакомое и в то же время чужое. Комната полна призраков лета. Полузабытые разговоры, стук крокетных шаров на лужайке, жужжание насекомых за сетчатой дверью, запах скворчащих на решетке стейков, смех.

– Интересно, рад ли он, что мы здесь? – произносит она. – В смысле, дом.

– Давай я разожгу камин, – говорит Гарри, проходя мимо нее.

Он открывает вьюшку. Дрова совсем сухие, газеты – от прошлого августа. Через несколько секунд в камине потрескивает огонь.

– Раз уж мы здесь, давай все осмотрим, – предлагает он. – Пару лет назад енот прогрыз крышу, и мы потом обнаружили целое семейство у Джонни в шкафу. Можешь представить, что они там устроили.

Они начинают с чердака, Гарри несется вперед, как мальчишка. На чердаке душно, пахнет нафталином, кругом пыльные сундуки, пустые чемоданы, чехлы для одежды, заброшенные игрушки, сломанные вентиляторы и стулья, старые журналы, коробки со старыми елочными игрушками, потрескавшиеся жокейские сапоги, которым больше не бывать в стременах.

– По-моему, зверьков нет, – говорит Клэр. – Слишком много барахла. Можно раскапывать неделями.

– Да, тут и наше, и то, что осталось от семьи Мэдди. Где-то здесь платья ее прабабушки. Зачем мы их храним? В моду они больше не войдут.

– А это что?

– Моя старая спортивная сумка.

– А что внутри?

– Так, всякие армейские штуки.

– Можно посмотреть?

Гарри открывает сумку. Сверху лежит его мундир.

– Интересно, влезу ли я в него? – Он снимает куртку и надевает мундир. – Тесноват.

Клэр усмехается:

– Красавец…

Они осматривают второй этаж. Сначала комнату Джонни, потом комнату для гостей. И наконец, их с Мэдди спальню. Клэр впервые туда зашла. Раньше она бы не решилась. Простая уютная комната. Стены и деревянный пол выкрашены в белый цвет. Клэр смотрит в окно, сквозь голые ветви видны поля. Кровать застелена лоскутным покрывалом. Под кроватью стоят тапочки. На тумбочке лежат книги. На письменном столе – фотографии, щетки для волос, духи, запонки, мелочь в вазочке. Тайная жизнь семьи.

Клэр передергивается.

– Мне здесь не место, – говорит она. – Идем вниз.

Гарри находит ее на диване перед камином, она сидит, упершись подбородком в ладони.

– Зря мы сюда зашли, – замечает она, глядя на горящие поленья.

– Почему?

– Это ваше место. Твое и Мэдди. Я думала, сумею его сделать своим, но ошиблась. Мечтала заняться с тобой любовью на вашей кровати. Знаю, звучит отвратительно. Прости. Я хотела что-то доказать, но, когда вошла в вашу комнату, поняла, что не смогу. Осознала, что делаю что-то нехорошее. Раньше мне казалось, будто речь идет только о нас. Что, если мы с тобой будем вместе, все будет хорошо. Но сейчас не уверена.

Гарри тянется к ней, берет ее за руку.

– Хочешь, поедем назад в Нью-Йорк?

Клэр кивает.

– Да, – говорит она. – Прости.

На обратном пути они молчат. Разговор заменяет радио. Когда проезжают мимо старых павильонов всемирной выставки, Гарри спрашивает:

– Хочешь, чтобы я сегодня ночевал у тебя?

– Да. Если ты хочешь.

– Очень.

Они паркуются у ее дома ранним вечером. Все еще на работе. Поднимаются, забирают по пути почту из ящика.

– По поводу того, что было, – говорит Клэр, когда они сидят на диване. – Это было как-то слишком, понимаешь?

– Да. Я никогда раньше этого не делал.

– Никогда?

– Нет.

– У тебя не было романов?

– Нет.

– И никогда не хотелось?

– Нет, пока не встретил тебя.

Клэр молча встает и ведет Гарри за руку в спальню.

Потом они лежат на кровати, опустошенные, простыни скомканы у них в ногах.

– Сколько у тебя было любовниц? – спрашивает она.

– Не много. Несколько девушек в школе. Одна или две на первом курсе в колледже. Но с тех пор, как появилась Мэдди, никого.

– Тогда почему я? Не верю, что не было женщин, которые тебя хотели.

– Были.

– И?

– И я не стал.

– Почему?

– Они были неважны.

– А я важна?

– Ты – это ты. Потому что это мы.

– Хочешь сказать, есть мы?

– Теперь есть.

– Ты этому рад?

– Не знаю, но понимаю, что был бы несчастлив, если бы этого не случилось.

– Почему?

Он отвечает не сразу:

– Хороший вопрос. Может, потому, что не могу перестать думать о тебе. Когда ты только появилась в нашей жизни, в тебе уже чувствовалось нечто особенное. Когда мы встретились на пляже, я заметил, что ты красивая, но это мне не запало в душу. Но когда ты пришла к нам на вечеринку в тот вечер, я разозлился, что ты встречаешься с Клайвом. Я знал, что ты заслуживаешь лучшего, хотел, чтобы у тебя был кто-то другой.

– А ты лучше? – улыбается Клэр.

– Не знаю. Но ты была для меня важна. Я это понял почти сразу.

– Правда?

– Я не хотел, чтобы ты знала. Ты была нашей гостьей. Нашим приемышем. Летним проектом Мэдди.

– Так-то ты обо мне думал?

– Нет. То есть я хотел так думать. Я бы потерял покой, если бы позволил себе думать иначе.

– Когда Клайв наговорил всякого в ресторане?

– Вот именно. Наверное, я так разозлился из-за того, что в глубине души знал, что он отчасти прав. Но только я сам об этом не подозревал. Ты была под нашей защитой, понимаешь? Мне в голову не могло прийти, что так получится.

Клэр придвигается к нему.

– Мне жаль.

– Нет. Не жалей.

– Мы совершили ужасную ошибку?

– Надеюсь, что нет.

– Но ты женат. У тебя с Мэдди целая жизнь. И Джонни.

– Да.

– Я не хочу причинить ей боль. Если бы можно было создать маленькую параллельную вселенную, где мы с тобой могли бы быть вместе, а ты бы все равно находился с ней, и никто бы не пострадал…

Гарри целует ее в макушку – как поцеловал бы ребенка, который хочет, чтобы речка была из шоколада или чтобы каждый день наступало Рождество.

– Все, что я знаю, – говорит он, – что, гуляя по Риму, часто думал о тебе. Представлял, чем ты занимаешься. Как проводишь дни. С кем дружишь. Обнимает ли тебя кто-нибудь.

– Правда?

– Да. Но я не знал, увижу ли тебя еще когда-нибудь. Так, фантазировал. Видимо, дело в возрасте. Некоторые мужчины покупают спортивные машины. Я мечтал о красивой девушке за тысячи миль от меня.

– А теперь все сбылось, – мурлычет Клэр, играя волосами на его груди.

– Да.

– И что мы будем делать?

– Завтра я возвращаюсь в Рим. Придется работать над книгой.

– Ты про нее не рассказывал, а я не хотела спрашивать. Как она?

Он вздыхает:

– Хуже, чем мне хотелось бы.

– Почему?

– Я вчера рассказывал Уолтеру, что меня отвлекает Рим – виды, звуки. Это, наверное, отчасти так и есть. Рим может отвлечь. Но и в Нью-Йорке легко отвлечься, и это меня раньше не останавливало.

– Тогда в чем дело?

– У меня в армии был друг, опытный пилот, из Техаса, такой настоящий ковбой. Квадратная челюсть, смелый, отличная реакция. Однажды попал в аварию. Не по своей вине. Техническая неисправность. Но его карьера пилота на этом закончилась. Ему давали шанс снова летать, но он не смог. Не сумел заставить себя сесть в кабину. И просто ушел в отставку. Мы с ним больше не виделись.

– И?

– И теперь я знаю, как он себя чувствовал.

– Но ты же не разбивал самолет. Твою книгу хорошо приняли. Тысячи людей по всему миру прочитали ее. Тебе присудили национальную премию.

– Мне страшно. Боюсь снова сесть в кабину, потому что не уверен, что у меня и на сей раз получится. А если новая книга окажется пустышкой?

– Так нельзя думать.

– Знаю. Но каждый раз, когда сажусь сочинять, ощущаю неуверенность, которая раньше не возникала. Пытаюсь работать, но скоро мне хочется сбежать, и я отправляюсь гулять.

– Сколько ты написал?

– Вот о том и речь. Написал сотни страниц, но почти все выбросил.

– Зачем?

– Направление постоянно меняется. То, над чем я сейчас работаю, очень не похоже на то, с чего я начинал. Борюсь с голосами, с персонажами. Сажусь, пишу что-то, что мне нравится, а потом перечитываю – такая гадость.

– Я могу чем-нибудь помочь? Понимаю, это глупо, но, если тебе нужно с кем-нибудь поговорить, на ком-то опробовать идеи, всегда рассчитывай на меня.

– Спасибо, но что мне действительно нужно – это вернуться в Рим и засесть на несколько недель, сосредоточившись на работе. Надеюсь, к тому времени у меня что-нибудь прояснится.

Клэр встает и идет в гостиную, включить музыку.

У нее белые круглые ягодицы, ноги коротковаты для ее роста. Гарри нравится смотреть, как она ходит.

– Хочешь, пообедаем? – спрашивает он. – Еще не поздно.