Ксеноцид Кард Орсон Скотт

— Разница здесь в том, что сейчас у нее есть ты. Все время, пока тебя здесь не было, я мог оставить Джейн, потому что у нее был ты. Я мог реже с ней разговаривать, даже попросить, чтобы она отключилась. Она бы простила.

— Возможно, — признал Миро. — Но ведь ты этого не сделал.

— Потому что не хотел, — признался Эндер. — Я не хотел ее оставлять. Я верил, что мне удастся сохранить старую дружбу и в то же самое время быть хорошим мужем для собственной жены.

— Тут дело не только в Джейн. Была еще и Валентина.

— Догадываюсь. И что теперь? Мне вступить в Filhos и ждать, пока не прилетит флот и не взорвет здесь все на кусочки?

— Делай то же, что и я, — сказал Миро.

— А именно?

— Набираешь воздух в грудь. Выпускаешь. Потом снова.

Эндер задумался.

— Вот это я бы смог. Даже уже делал, когда был совсем маленьким.

Еще какое-то время он чувствовал руку Миро на собственном плече. Вот почему мне нужно иметь собственного сына, думал Эндер. Чтобы его поддержать, когда он маленький, а затем опереться на нем, когда сам буду уже старым. Но у меня не было собственных детей. Я будто Марсао, первый муж Новиньи. Окруженный всеми этими детьми и понимающий, что они не мои. Разница лишь в том, что Миро мне друг, а не враг. И это уже что-то. Может я и был плохим мужем, но все еще могу завевать и удержать друга.

— Перестаньте-ка плакаться в жилетку и возвращайтесь к работе.

Это в ухе раздался голос Джейн. Она ожидала довольно долго, пока не заговорила, достаточно, чтобы он был почти что готов к ее подколкам. Почти что, но не совсем, поэтому эти ее слова Эндера рассердили. Рассердило именно то, что она все время подслушивает их и подсматривает.

— Вот сейчас ты разъярился, — сообщила ему Джейн.

Ты понятия не имеешь, что я испытываю, подумал Эндер. И не можешь знать. Потому что ты не человек.

— Ты думаешь, я не знаю, что ты чувствуешь, — сообщила Джейн.

Какое-то время Эндер боролся с головокружением, потому что в этот миг ему показалось, будто Джейн слышит нечто более глубокое, чем просто разговор.

— Но ведь и я сама тебя один раз потеряла.

— Я вернулся, — проговорил про себя Эндер.

— Но не до конца, — ответила она ему. — Совершенно не так, как раньше. Потому-то смахни-ка пару дурацких слезинок жалости над самим собой со своих щечек и признай их моими. Чтобы сравнять счеты.

— Я и сам не знаю, зачем мучаюсь, спасая тебе жизнь, — беззвучно заявил Эндер.

— Я тоже не знаю. И ведь уже говорила, что это напрасная потеря времени.

Эндер возвратился к терминалу. Миро остался рядом, изучая имитацию сети анзиблей на экране. Эндер понятия не имел, о чем Джейн говорит с Миро… но был уверен, что разговор такой ведется. Он уже давно догадался о том, что она может вести несколько бесед одновременно. И с этим уже ничего не сделаешь; хотя его немного раздражало, что Джейн близка Миро точно так же, как и для него.

Разве возможно такое, думал он, чтобы один индивидуум любил другого, не пытаясь подчинить его себе? Неужто это так глубоко закодировано в наших генах, что убрать это будет просто невозможно? Моя территория. Моя жена. Мой приятель. Моя любовница. Моя раздражающая и наглая компьютерная личность, которую вскоре сотрут из за наполовину безумной девицы, гения с психозом навязчивых идей, живущей на планете, о которой я в жизни не слыхал… и как же я смогу жить без Джейн, когда она уйдет?

Эндер увеличил масштаб схемы. Больше, еще больше, пока экране не начал показывать всего лишь по несколько парсеков в каждую сторону. Теперь он видел модель небольшого фрагмента сети — линии с полудюжины филотических лучей в глубине пространства. Теперь они уже не походили на сложную, плотно сплетенную ткань — скорее на линии, расходящиеся друг с другом на миллионы километров.

— Они не касаются друг друга, — шепнул Миро.

И вправду, нет. Эндер никогда не осознавал этого. В его воображении галактика всегда была плоской, такой, какой ее показывали звездные карты, горизонтальный разрез той части ее спирального рукава, откуда с Земли начали распространяться люди. Но ведь галактика не плоская. Никакая пара звезд не лежит в той же плоскости, что любая другая пара. Филотические лучи, соединяющие космолеты, планеты и спутники, распространялись по идеально прямым линиям, от одного анзибля к другому. На плоской карте они казались пересекающимися, но вот на трехмерном увеличении компьютерного экрана было ясно, что они даже и не касаются друг друга.

— Как она может в этом всем жить? — буркнул Эндер. — Как может она существовать в этом всем, если помимо конечных точек, никаких других соединений между этими линиями не имеется?

— В таком случае… может она существует и не здесь? Вдруг она живет в сумме компьютерных программ всех терминалов?

— Но тогда она могла бы проархивировать себя на всех доступных ей компьютерах и… — И ничего. Ей не удалось бы открыться наново, потому что для анзиблей использовали бы только чистые компьютеры.

— Вечно это продолжаться не может, — признал Эндер. — Компьютеры на разных планетах должны общаться друг с другом. Это важно. Конгресс быстро убедится в том, что нет такого числа людей, чтобы даже за год вручную вписать то количество информации, которую компьютеры пересылают через анзибли всего за час.

— То есть, ей следует спрятаться? Переждать? И снова появится через пять или десять лет, когда случится оказия?

— Такое возможно, если она именно этим и является… суммой программ.

— Наверняка в ней имеется нечто большее, — заявил Миро.

— Почему?

— Ведь если бы она была всего лишь суммой программ, пускай даже самозаписывающихся и самоисправляющихся, то эту сумму должен был бы создать какой-то программист или группа программистов. В этом случае она реализует только лишь те процедуры, которые вписаны в нее в самом начале. Тогда у нее нет свободы воли. Тогда она марионетка. Не личность.

— Ну что же, раз уж разговор зашел об этом… — вздохнул Эндер. — Возможно ты слишком узко определяешь свободу воли. Разве человеческие существа не похожи друг на друга? Не запрограммированы своими собственными генами и окружающей средой?

— Нет, — не согласился Миро.

— Тогда чем же?

— Наши филотические связи доказывают, что это неправда. Поскольку мы можем соединяться друг с другом волевым актом, к чему неспособна никакая другая форма жизни на Земле. Мы обладаем чем-то, являемся чем-то, что не было вызвано ничем иным.

— Так что же это такое? Душа?

— Даже не душа. Священники утверждают, что наши души создал Бог, а это отдает нас во власть следующего кукловода. Если Бог создал для нас свободную волю, то он же отвечает и за каждый наш выбор. Бог, наши гены, окружающая среда или же какой-нибудь идиот-программист, набивающий код на старинном терминале… свобода воли никак не смогла бы появиться, если бы мы сами, в качестве индивидуумов, были результатом какой-то внешней причины.

— То есть… Насколько мне помнится, официальный ответ философии на вопрос о свободе воли говорит, что таковой не существует. Имеется всего лишь иллюзия свободы воли, поскольку причины нашего поведения столь сложны, что мы просто не можем их расшифровать. Если у тебя имеется ряд костяшек домино, которые поочередно падают, ты всегда можешь сказать: эта косточка упала потому, что вон та ее толкнула. Но если у тебя имеется бесконечное число костяшек, которые можно проследить в бесконечном числе направлений, ты не угадаешь, где началась причинно-следственная цепочка. Потому-то ты и думаешь: эта костяшка домино упала потому, что так ей захотелось.

— Bobagem, — буркнул Миро.

— Согласен, что такая философия не имеет никакой практической ценности, — признался Эндер. — Валентина объясняла мне это таким образом: даже если свободы воли не существует, чтобы жить вместе в обществе, мы должны относиться друг к другу так, как будто она у нас имеется. В противном случае, если кто-либо совершит нечто ужасное, его нельзя будет наказать. Ведь это же не его вина, это все гены, окружающая среда или Бог заставили его поступить таким образом. А если кто-либо совершит нечто хорошее, мы не сможем его вознаградить, ведь и он тоже марионетка. Как только ты признаешь, что все вокруг марионетки, так какого черта вообще с ними разговаривать? Зачем что-либо планировать, творить, желать, мечтать, если все это только сценарий, встроенный в нас кукловодом.

— Ужас.

— Потому-то мы признаем нас самих и всех окружающих существами разумными. Мы относимся к каждому так, будто он осознает собственные действия, а не совершает их только лишь потому, что его кто-то к ним подталкивает. Мы наказываем преступников. Мы вознаграждаем альтруистов. Совместно мы планируем и строим. Даем обещания и ожидаем их выполнения. Свобода выбора — это всего лишь идея, но когда каждый поверит в то, что людские деяния являются ее результатом, когда в соответствии с этой верой принимает ответственность, результатом становится цивилизация.

— Свобода воли — это только выдумка…

— Так объясняла мне Валентина. Это означает, что свободы воли не существует. Не думаю, что она сама в это верит. Мне кажется, она считает, что если сама она цивилизована, то обязана верить в эту выдумку, а следовательно — она совершенно честно верит в свободу воли и считает, что вся эта теория обычная чушь… Но она верила бы в нее и тогда, если бы это было абсолютной правдой… То есть, никто ничего толком не знает.

Эндер рассмеялся, потому что Валентина тоже смеялась, когда много-много лет назад говорила ему об этом впервые. Тогда они были почти что детьми; сам он в то время писал «Гегемона» и пытался понять, почему его брат Питер совершил все те ужасные вещи, которые совершил.

— Это не смешно, — заявил Миро.

— А мне казалось, что да, — ответил на это Эндер.

— Либо мы свободны, либо — нет, — сказал Миро. — Либо свобода воли существует, либо ее не существует.

— Дело в том, что мы должны в нее верить, чтобы жить как цивилизованные существа.

— Вовсе нет, — запротестовал парень. — Ведь если это неправда, то зачем нам вообще стараться жить как цивилизованным существам?

— Поскольку тогда у вида имеются наибольшие шансы на выживание. Поскольку наши гены требуют, чтобы мы верили в свободу воли с целью увеличения способности передачи этих генов следующим поколениям. Поскольку каждый, кто не верит, начинает действовать абсолютно непродуктивно, антиобщественно; и в результате общество… стадо… оттолкнет его, и его репродуктивные способности уменьшатся. К примеру, он попадет в тюрьму, и тогда гены, управляющие его нехорошим поведением, в конце концов исчезнут.

— То есть, кукловод требует, чтобы мы поверили в то, что марионетками не являемся. Он заставляет нас поверить в свободу воли.

— По крайней мере, Валентина мне объясняла именно так.

— Но на самом деле она в это не верит?

— Конечно же, нет. Ей не позволяют гены.

Эндер снова рассмеялся. Только Миро не относился к этому вопросу легкомысленно, будто к философской забаве. Он был возмущен. Парень стиснул кулаки и даже замахнулся рукой жестом паралитика. Рука его ударила посреди экрана. При этом она отбросила тень, создав такое пространство, где филотические лучи не были видны. Истинная пустота. Вот только что Эндер видел там теперь летающие пылинки, отражающие свет от окна и открытых дверей. В особенности же, одну, особенно крупную, словно короткий волосок или волоконце, висящее в воздухе как раз там, где еще мгновение назад были филотические лучи.

— Успокойся, — сказал Эндер.

— Нет! — крикнул Миро. — Мой кукловод довел меня до ярости!

— Заткнись и выслушай меня.

— Я уже и так наслушался тебя!

Но все-таки он затих и слушал.

— Я считаю, что ты прав, — сказал Эндер. — Я считаю, что мы свободны, и не верю, что все это лишь иллюзия, в которую верим лишь затем, что она увеличивает шансы на выживание. Я считаю, что мы свободны, поскольку не являемся только лишь телом, реализующим генетическую программу. И мы вовсе не какая-то душа, которую Бог создал из ничего. Мы свободны, поскольку существовали всегда. С самого начала времен, только у времени нет начала, следовательно, мы существуем постоянно. Мы не являемся чьим-либо следствием. Ничто нас не создавало. Мы просто существуем и были всегда.

— Филоты? — догадался Миро.

— Возможно, — буркнул Эндер. — Как эта вот пылинка в экране.

— Где?

Понятное дело, что сейчас она была невидима, поскольку голографическое изображение заполняло все пространство над терминалом. Эндер протянул к нему руку, и тень пошла вверх. Он передвигал ладонь, пока не показалась та светлая пылинка, которую видел перед тем. А может и не та же самая. Возможно, это была совершенно другая пылинка, только какое это имело значение.

— Наши тела, окружающий нас мир — как эта вот голограмма. Она реальная, только не показывает истинной причины вещей. Это единственное, в чем мы не можем быть уверенными, глядя на экран вселенной: почему это что-то происходит. Но, помимо всего прочего, внутри этого всего… если бы мы могли туда заглянуть… там мы нашли бы истинные причины: филоты, которые существовали вечно, и которые делают то, что захотят.

— Нет ничего, что существовало бы вечно, — заметил Миро.

— А кто такое сказал? Теоретическое начало Вселенной, это всего лишь начало нынешнего порядка… той самой голограммы, всего того, что, по нашему мнению, существует. Только вот кто может утверждать, что филоты, действующие по законам природы, образовавшимся в тот миг, не существовали и до того? А когда вся Вселенная наново свернется сама в себя, кто скажет, не освободятся ли филоты от законов, которым подчиняются теперь, и не вернутся…

— К чему?

— К хаосу. К темноте. Беспорядку. К тому, чем они были, прежде чем данная Вселенная собрала их вместе. Почему они не могут… мы не можем… существовать вечно и навсегда?

— В таком случае, где я был между началом Вселенной и днем собственного рождения? — спросил Миро.

— Понятия не имею, — ответил Эндер. — Я все это только что выдумал.

— А откуда взялась Джейн? Или же ее филота плавала себе где-то, а потом вдруг взяла да и захватила серию компьютерных программ, после чего сделалась личностью?

— Возможно.

— И даже если существует какая-то естественная система, которая назначает филоту каждому организму, который рождается, проклевывается или прорастает… Каким образом такая натуральная система могла бы создать Джейн? Ведь она же не родилась.

Понятное дело, что Джейн все время слушала это. Но теперь заговорила:

— А может это вовсе и не произошло, — сказала она. Может у меня и нет собственной филоты. Может я вовсе и не живая.

— Нет, — не согласился Миро.

— Может, — буркнул Эндер.

— Может я и умереть не могу. Когда меня отключат, все, возможно, будет так, как будто перестала работать сложная программа.

— Может, — повторил Эндер.

— Нет, — заявил Миро. — Отключение тебя — это убийство.

— Возможно я делаю то, что делаю, лишь потому, что именно так была запрограммирована, хотя этого и не понимаю. Я только думаю, что свободна.

— Об этом мы уже говорили, — припомнил ей Эндер.

— Может статься так, что в моем случае это правда, даже если и не в вашем.

— Но может и нет. Ведь ты же проверяла свой код?

— Миллион раз, — согласилась Джейн. — Я тщательно пригляделась к нему.

— И нашла что-нибудь, что давало бы тебе иллюзию свободной воли?

— Нет. Но и у людей вы ведь тоже не обнаружили гена свободной воли.

— Потому что его и нет, — вмешался Миро. — Все так, как говорил Эндрю. Наше ядро, сама наша суть, это филота, вплетенная в мириады других, образующих атомы, молекулы и клетки наших организмов. И ты тоже, как мы, являешься филотой.

— Маловероятно, — ответила на это Джейн. На экране появилось ее лицо — мрачное обличье с филотическими лучами, пронзающими голову.

— Мы здесь не спорим и не принимаем ставок, — заметил Эндер. — Ничто, что только случается не является, не является вероятным до тех пор, пока не станет существовать. Тогда уже сомнений нет. Так что ты существуешь.

— Чем же является то, чем являюсь я?

— В данный момент мы верим, что ты являешься самостоятельным "я", поскольку видели, как ты действуешь таким образом, который мы привыкли отождествлять со свободой воли. У нас ровно столько доказательств того, что ты являешься свободным сознанием, что и у нас, относительно того, что сами мы являемся свободными личностями или сознаниями. Если бы оказалось, что ты таковым не являешься, пришлось бы усомниться и в собственной свободе. Мы признаем гипотезу о том, что наша индивидуальная тождественность… именно то, вызывающее, что мы являемся сами собой… это филота в ядре нашего волокна. Если мы правы, то вполне разумно можем принять и то, что и ты точно такая же филота. Но в таком случае мы обязаны установить, где она находится. Насколько тебе известно, филоту обнаружить тяжело. Этого еще никому не удалось. Мы только лишь предполагаем, что они существуют, поскольку видели доказательства действия филотического луча. Он ведет себя так, будто у него имеются два конца, конкретно расположенных в пространстве. Мы не знаем ни того, где ты находишься, ни с кем ты соединена.

— Если она похожа на нас, на людей, — прибавил Миро, — ее соединения могут переноситься и делиться. Будто толпа вокруг Грего. Я спрашивал, что он тогда испытывал. Ему казалось будто все эти люди — это части его тела. Когда же его оставили и ушли, ему показалось, будто его подвергли ампутации. Думаю, что эти люди и вправду соединились с ним на мгновение, он действительно управлял ими — по крайней мере, частично. Они все были элементами его сознания. Может быть и с Джейн точно так же. Все эти программы сплетаются с ней, а она сама с тем, кто ей особенно близок. Может с тобой. Или со мной. Или же с обоими понемногу.

— Но где же ее искать, — не уступал Эндер. — Если она и вправду имеет собственную филоту… нет, если она является филотой… то она должна иметь собственное положение. И если бы нам удалось его обнаружить, то после отключения всех компьютеров нам, может быть, и удалось бы сохранить ее соединения. Тогда мы бы спасли ее от смерти.

— Не знаю, — вздохнул Миро. — Она может быть где угодно.

Он указал на экран. Где угодно в пространстве, хотел он сказать. Где угодно во Вселенной. А на экране все так же была голова Джейн, пронизанная филотическими лучами.

— Чтобы открыть, где она находится, нам следует установить, где и как она началась, — заявил Эндер. — Если она филота, тогда каким-то образом и где-то она соединяется.

— Детектив, идущий по следу трехтысячелетней давности, — промолвила Джейн с иронией. — Интересно будет глядеть на то, как ты станешь заниматься этим ближайшие два месяца.

Эндер проигнорировал ее.

— Если же мы обязаны этим заняться, тогда, прежде всего, нам надо определить, как филоты действуют.

— Грего у нас физик, — вмешался Миро.

— Он занимается полетами со сверхсветовой скоростью, — напомнила ему Джейн.

— Над этим он тоже может поработать, — стоял на своем Миро.

— Мне бы не хотелось, чтобы он терял время на исследования, заранее обреченные на поражение.

— Джейн, ты вообще, жить хочешь? — вспылил Эндер.

— Все равно не успею, так зачем же терять время?

— Она хочет сделаться мученицей, — сообщил Миро.

— Вовсе нет. Я реалистка.

— Ты дура, — заявил Эндер. — Грего не создаст теории полетов со сверхсветовой скоростью просто сидя и размышляя о физике волн, света и чего-то там другого. Если бы это было возможно, мы бы уже три тысячи лет летали бы быстрее света. Сотни физиков задумывались над этим, когда впервые были открыты филоты и Принцип Немедленного Действия Парка. Если же Грего что-то и удастся, то лишь благодаря проблеску интуиции, какому-то абсурдному сопоставлению. И он не достигнет этого, если будет концентрироваться только на одной умственной последовательности.

— Знаю, — согласилась с ним Джейн.

— Я и сам знаю, что знаешь. Ты сама говорила, что именно по этой причине вводишь в проблему этих людей с планеты Дао. Чтобы они думали непрофессионально, интуитивно.

— Просто я не желаю терять времени.

— Ты просто не желаешь пробуждать в себе надежд. Ты не желаешь признать, что существует шанс спасения, ибо тогда начнешь бояться смерти.

— Я уже сейчас боюсь смерти.

— Ты уже думаешь о себе, как о мертвой, — поправил ее Эндер. — А это большая разница.

— Знаю, — шепнул Миро.

— Так что, дорогуша Джейн, мне плевать, пожелаешь ли ты признать, что для тебя существует шанс спасения. Мы станем над этим работать. Мы попросим Грего, чтобы он над этим поразмыслил. А при случае повтори этот наш разговор людям с Дао…

— Хань Фей-цы и Си Вань-му.

— Именно им. Потому что они тоже могут над этим поразмыслить.

— Нет, — заявила Джейн.

— Да.

— Прежде чем умереть, я хочу увидать решения реальных проблем… Хочу спасти Лузитанию, освободить богослышащих с Дао, укротить или же уничтожить десколаду. И я не позволю, чтобы тормозить это работой над нереальным проектом спасения моей жизни.

— Ты не Бог. И все равно не знаешь, как разрешить эти проблемы, и, следовательно, не знаешь, каким образом удастся их решить. То есть, ты понятия не имеешь, поможет или помешает поиск твоей сути с целью твоего спасения. И уж наверняка не можешь знать, приведет ли к решению концентрация на всех этих проблемах хоть на чуточку быстрее, чем если бы все мы поехали сегодня на пикник и до вечера резались в теннис.

— Что такое теннис, черт подери? — не выдержал Миро.

Но Эндер с Джейн лишь молчали, возмущенно глядя друг на друга. А точнее, Эндер возмущенно глядел на изображение Джейн на экране, изображение же отвечало ему тем же.

— Ты не знаешь, прав ли ты, — сообщила наконец Джейн.

— А ты не знаешь, ошибаюсь ли я, — отрезал Эндер.

— Это моя жизнь.

— Вот именно. Ты являешься частью меня самого, и еще — Миро. Ты связана со всем будущим человечества. Кстати говоря, и pequeninos, и королевой улья. Что мне, кстати, напомнило… когда ты передашь Ханю-как-там-его и Си Вань-не-помню…

— Му.

— … чтобы они занялись этими филотами, а я побеседую с королевой улья. По-моему, о тебе мы еще не говорили. Раз у нее имеется филотический контакт со всеми работницами, то уж наверняка она знает о филотах больше, чем мы.

— Я не говорила, что втяну Хань Фей-цы и Си Вань-му в ваш дурацкий проект «Спасем Джейн».

— Но ты это сделаешь.

— Это почему же?

— Потому что мы с Миро тебя любим, мы нуждаемся в тебе, и ты не имеешь права умирать, по крайней мере, не попытавшись выжить.

— Не могу позволить, чтобы мной руководили такие аргументы.

— Ну почему же, можешь, — заявил Миро. — Если бы не такие аргументы, то я бы давно уже покончил с собой.

— Я с собой не покончу.

— Как раз это ты и сделаешь, если не поможешь нам тебя спасать, — сказал Эндер.

Лицо Джейн исчезло с экрана.

— Бегство тебе не поможет, — крикнул Эндер.

— Оставьте меня в покое, — ответила она. — Я должна минутку подумать.

— Не беспокойся, Миро. Она это сделает.

— Ладно, я сделаю, — ответила Джейн.

— Ты уже вернулась?

— Я… думаю очень быстро.

— А сама ты тоже этим займешься?

— Я принимаю это как свой четвертый проект. Как раз сейчас я передаю все данные Хань Фей-цы и Си Вань-му.

— Все это лишь напоказ, — заметил Эндер. — Джейн может вести два разговора одновременно и любит этим хвастаться, чтобы мы чувствовали себя ущербными.

— А вы и вправду такие.

— Еще я голоден, — признался Эндер. — И пить хочу.

— Ланч, — предложил Миро.

— Вот теперь хвастаешься уже ты, — заметила Джейн. — Устраиваешь показ собственных телесных функций.

— Питание. Дыхание. Выделение. Мы можем делать такое, чего ты не можешь.

— Другими словами, думать вам не удается, но, по крайней мере, вы можете есть, дышать и истекать потом.

— Точно, — подтвердил Миро.

Он вынул хлеб с сыром, а Эндер налил холодной воды. Они ели не спеша. Еда простая, но вкусная и сытная.