Проклятый дом Баранов Евгений

– Отлучусь на секундочку, пойду, отнесу букет в опочивальню.

– И не возвращайся оттуда, – едва слышно процедила Розалия. – Поганка!

За столом Цицилия Лазаровна попробовала Наткин фирменный салат, скривилась и отодвинула от себя тарелку, заявив, что после шести часов вечера она пищу не принимает.

– А может, сочку? – залебезила перед ней Розалия.

– Зря вы от пищи отказываетесь, – влезла в разговор Лизка. – Тепереча немодно на диетах сидеть.

– Лизонька, а почему ты так разговариваешь? – не удержался Леопольд Самуилович.

– Как – так?

– Ну… Не совсем современно, что ли.

– Польди, не приставай к ребенку. Это чистое создание достойно быть занесенным в Книгу рекордов Гиннесса! Сейчас все дети развращены до безобразия, да, да, Польди, и не смотри на меня волком. Мама знает, что она говорит! В десять лет дети уже пьют, курят, сквернословят. Я лично видела документальный фильм о современных детках.

– Точняк, – поддержала Цицилию Лизка, говоря с набитым ртом. – Я тоже тот фильмец зыркала. Там еще одна девка в тринадцать лет залетела, да? Жесть!

Цицилия Лазаровна прикусила язык. А может, не только язык, а и что-то еще, во всяком случае, вид у нее был более чем потерянный.

– Книга рекордов откладывается, – прошептала Наталья.

Лиза виновато уставилась на Розалию:

– Ой, я сказала что-то не то, да?

Свекровь нервно тарабанила пальцами по столешнице.

– Ну, и как ты собираешься исправлять положение, ангелоподобное чистое дитя?

Лизавета засопела:

– Могу удариться челом о стену.

– Но сначала верни предоплату!

– Польди. – Цицилия закатила глаза. – Мама не понимает, что сейчас здесь перед нами развернулось?

Леопольд Самуилович усмехнулся:

– Ничего особенного, давайте выпьем, у меня есть тост.

– Нет, Польди, я должна-таки знать правду.

– Леопольд, я скажу твоей маме правду. Дорогая Цицилия Лазаровна, я не хотела вас расстраивать, поэтому и сказала неправду касательно Лизаветы.

– Зачем вы соврали?

– У Лизы не все дома, она… немного не в себе. Девочке одиннадцать лет, а она, как вы уже заметили, до сих пор в бантиках ходит. Иногда у нее случаются вспышки гнева, она бывает раздражительна, агрессивна. И личность у нее частенько раздваивается. Но что поделать, такова жизнь! Мы не можем отказать в помощи соседям, когда они нас просят, и всегда оставляем у себя Лизоньку на пару-тройку дней.

Цицилия зацокала языком:

– Бедный ребенок! А какой у нее диагноз, и… это не заразно?

– Что вы?! Идиотизм в стадии кретинизма не передается воздушно-капельным путем.

– Мне жаль кроху, я сочувствую ее родителям. Для них это огромное горе, ведь мы, родители, всегда переживаем за своих детей. Все мои сыновья, кроме Польди, живут со своими семьями, а он…

– Мама, давай сейчас не будем затрагивать эту тему.

– Польди, помолчи, не заставляй мамины нервные клетки гибнуть на чужой жилплощади. Мама у тебя не дура, я сразу догадалась, зачем ты привез меня в дом своей… старой знакомой.

Цицилия Лазаровна специально сделала ударение на слове «старой», а Розалия нарочно сделала вид, что ничего не услышала.

– Ты ждешь моего благословения, – продолжала Цицилия.

– Мы все его ждем, – пискнула свекровь.

– А мне больно! Больно и тяжело видеть, как мой старший сын собственноручно ломает себе жизнь!

– Почему же ломаю, мама? У нас с Розалией много общего, в компании друг друга мы чувствуем себя великолепно. Чего еще надо?

– Она не еврейка! – завела старую пластинку Цицилия. – Да, да, не надо хмуриться, ты знаешь, Польди, я желаю тебе добра. Но ты такой упертый, а с возрастом вообще становишься неуправляемым. Тебе должно быть стыдно, сынок, ты причиняешь маме неудобства.

– Цицилия Лазаровна…

– Но! Мне также известно, что ночная кукушка дневную перекукует.

– Я не собираюсь вас перекуковывать, давайте дружить.

– Это так тяжело, так трудно для моего почтенного возраста. – Цицилия дотронулась до сердца. – Польди, ты упрям, как мой младший брат – Фима. Ты помнишь дядю Фиму, помнишь этого толстого предателя с неправильным прикусом?

– Помню, мама.

– Так вот. – Цицилия Лазаровна обвела взглядом всех присутствующих. – Мой брат Фима женился на русской! Он был совсем ребенком, ему было всего тридцать восемь, но эта женщина его околдовала. Наверное, опоила каким-то зельем, иначе не скажешь. Мы все отговаривали Фиму от этого безумного поступка. И я, и его мать, из Хайфы даже приехали дядя Яша и тетя Сима. Но Фима был непреклонен. Он стоял на своем, как осел! И таки женился на этой русской.

– И как сложилась их совместная жизнь? – простодушно спросила Наталья.

Розалия была готова наброситься на Натку с кулаками.

– Я сразу сказала Фиме: не обижайся на свою старую тетку, но твоя жена скоро тебя бросит. И что вы думаете? Она таки его бросила! Через двадцать три года совместной жизни. Умудрилась получить инфаркт и умерла накануне Фиминого дня рождения! Ну и кто, я вас спрашиваю, в итоге был прав? Конечно же, я! Умереть накануне юбилея любимого мужа – это неправильно! Можно же было чуть-чуть подождать, так нет, все внимание на себя перетянула. А я тогда напомнила Фиме наш давний разговор, я ему сказала: Фима, ты помнишь, что двадцать три года тому назад тебе говорила твоя старая тетя? Она тебя предупреждала, вот теперь иди и подумай над моими словами.

Леопольд Самуилович поспешно наполнил бокалы вином:

– Предлагаю выпить за дружбу!

– Между кем? – нахохлилась Цицилия Лазаровна. – Между Америкой и Ираком?

– Просто за дружбу, – миролюбиво ответил Леопольд.

– Просто за дружбу пить глупо. – Почтенная дама подняла бокал и провозгласила: – Выпьем за Розалию Станиславовну! Надеюсь, вы действительно цените моего сына и в дальнейшем мне не придется жалеть о своем тосте.

У Катки отвисла челюсть. Впрочем, похожую реакцию выдали и Леопольд, и Наташка, и, собственно, сама Розалия.

– Цицилия Лазаровна, я не ослышалась, вы хотите поднять бокал за меня?!

– Я слишком стара, чтобы бросать слова на ветер, – залпом осушив вино, Цицилия хлопнула в ладоши: – Ну, как там говорится у вас, у русских, между первой и второй – перерывчик небольшой!

После третьего тоста Цицилия Лазаровна изъявила желание переговорить с Розалией с глазу на глаз.

– Конечно-конечно, – засуетилась свекровь, – давайте пройдем в мою спальню. Там нам никто не помешает.

Стоило Розалии закрыть дверь, как Цицилия сразу взяла быка за рога:

– Роза, я буду с вами откровенна – вы мне не нравитесь.

Свекрища выпала в осадок:

– Но вы же… Минуту назад…

– Не перебивайте меня! Да, вы мне не нравитесь: ваше поведение, излишняя раскованность, весь ваш образ жизни меня пугают. Но тем не менее я не буду препятствовать вашим встречам с Польди.

– Не совсем вас понимаю…

– На самом деле все очень просто. Из двух зол я выбрала меньшее.

– Меньшее?

– Видите ли, после того как Польди вас бросил…

– Минуточку, Цицилия Лазаровна, не он меня бросил. Я сама его выгнала.

– Кому вы это рассказываете, Польди от вас ушел!

– Бежал с позором.

– Не будем спорить. Уважайте-таки мои преклонные года! После разрыва с вами Польди сильно страдал, он похудел на семь килограммов, я за него переживала. Но время лечит, не прошло и трех месяцев, а Польди уже набрал потерянный ранее вес, повеселел, стал шутить, смеяться и…

Повисла пауза.

– А потом?

– Я стала замечать, что Польди странно себя ведет. Домой возвращается поздно, ссылается на занятость в офисе, а у самого глаза светятся. И духами женскими от него частенько попахивает.

– У Леопольда появилась женщина?!

– К сожалению, – закивала Цицилия Лазаровна. – Я узнала об этом слишком поздно. А когда узнала, потребовала, чтобы Польди немедленно привел ее к нам домой.

– И?

– Он ее привел. Но лучше бы не приводил. Розалия, она тоже русская!

– Ужасно!

– Но не это самое страшное.

– Господи, у нее что, много дефектов внешности?

– Ни одного! – последовал жесткий ответ. – Ни одного дефекта. Красавица! Настоящая русская красавица, эдакая кровь с молоком.

Розалия заерзала.

– Ей тридцать семь лет, – продолжала изливать душу Цицилия. – Она молода, красива и, судя по всему, умна, если закрутила роман с Польди. Я сразу поняла: ей не мой сын нужен, она охотится за его капиталами. Как и вы.

– Вы ошибаетесь.

– Я не дура, – повторила Цицилия. – Вам нужен Польди, потому что у него есть деньги. Не отрицайте! И той русской Польди тоже нужен из-за денег.

– Вы меня окончательно запутали… если у Леопольда есть женщина, зачем он соглашается на встречи со мной?

– Вы ему нравитесь, по-настоящему нравитесь. Ради вас он готов бросить ту.

– Даже так?!

– Если я встану на вашу сторону, Польди незамедлительно расстанется с этой.

– А вы встанете на мою сторону, Цицилия Лазаровна?

– Встану.

– Но почему, я же вам не нравлюсь?

– Из двух зол, Розалия, – повторила Цицилия Лазаровна, – умный человек выберет меньшее. Пусть уж лучше Польди будет с вами, чем с ней. Как ни крути, а у вас есть одно огромное преимущество перед той девицей.

Розалия Станиславовна зарделась. Выпрямившись, она растянула губы в улыбке и тихо спросила:

– О каком преимуществе идет речь?

– Вы старше Польди, а той соплячке еще нет и сорока. Уж лучше пусть он с вами чуток попутается, чем с той акулой долгие годы мучиться.

– Чуток?! Вы меня уже совсем со счетов списали? Да, мне не тридцать семь, но я еще не старуха.

– Не обманывайте саму себя.

– Мне пятьдесят!

– Я смеюсь!

– Но вы сами назвали меня ночной кукушкой.

– В сравнении со мной вы действительно ночная кукушка, а в сравнении с той вы – кукушка старая.

– Очень интересно!

– Что вам интересно? Интересно было мне, когда моя племянница Бэлочка, увидев женские гигиенические тампоны, спросила – зачем они нужны? Дай бог ей здоровья! И ей, и ее двенадцати деткам!

– Мне пятьдесят!

– Бедные те женщины, которые, убавляя себе года, полагают, что от этого они действительно молодеют! Вы можете обманывать всех: родных, друзей, знакомых. Наконец, вы можете обмануть Польди, но меня, старую еврейку, вам вокруг пальца не обвести. Посмотрите на свои руки, Розалия. Руки – истинный и самый главный документ женщины! У двадцатилетней девушки могут быть некрасивые руки с неухоженной кожей, но это все равно будут руки двадцатилетней девушки. У сорокалетней колхозницы могут быть натруженные мозолистые руки с грубой морщинистой кожей, но это все равно будут руки сорокалетней женщины. А у семидесятилетней дамы могут быть ухоженные ручки с гладкой кожей, но это все равно будут руки семидесятилетней женщины.

– У меня молодые руки.

– На них тонкая кожа.

– Это наследственное!

– Я таки уже все сказала, решать вам. Только прошу: дарите Польди хоть немного тепла, он очень чуткий.

– Вы и в качестве своей невестки готовы меня увидеть? – с сарказмом спросила Розалия.

Цицилия Лазаровна сказала что-то на иврите. Судя по тону, это «что-то» было отнюдь не в пользу свекрови.

– Не надо забегать вперед, зачем вам Польди в качестве мужа, он и так потакает всем вашим прихотям.

В спальню несмело постучались, затем дверь открылась, и показалась голова Леопольда Самуиловича:

– Секретничаете? А мы уже вас заждались.

– Иди, Польди, мы скоро придем.

Когда Леопольд исчез, Цицилия Лазаровна резко притянула к себе Розалию, поцеловала ее в щеку и прохрипела:

– Береги моего сына.

В десять часов гости откланялись. Розалия Станиславовна пребывала в растерянных чувствах: с одной стороны, ей дали зеленый свет, с другой – унизили.

– Она разрешила Лео встречаться со мной только потому, что я старше его пассии! А если бы Леопольд никого не встретил, Цицилия на пушечный выстрел не разрешила бы сыну подойти ко мне. Это унизительно!

– Вовсе нет, – возразила Ката. – Есть еще один вариант: вы с Леопольдом Самуиловичем можете быть просто друзьями.

– Просто друзьями! – передразнила Розалия. – Еще предложи мне стать его доброй феей и переписываться с Леопольдом по аське. Постыдись! Перспектива быть для Лео просто другом меня не устраивает. Друзьям не дарят дорогие подарки, а я в них нуждаюсь!

– Зачем из мухи слона раздувать? – проворчала Наташка, убирая со стола. – Посидели мы славно, по-семейному, даже Лизка больше из комнаты не высовывалась.

– Кстати, где она? Уже несколько часов в квартире как-то подозрительно тихо… Лизун? Лизка, отзовись!

Насупившаяся Лизавета сидела возле окна и всем своим видом показывала, что в настоящий момент она не расположена к длительным беседам.

– Лизун, гости уехали, пойдем, чайку попьем.

– Сами пейте свой чай, мне от вас ничего не надо!

– Что с тобой? – Розалия села рядом и попыталась обнять Волкову за плечи.

Лиза вывернулась:

– Вы выставили меня идиоткой, сказали, что я больная!

– Ты сама виновата, кто тебя просил так коверкать свою речь? Давеча, нонче, бяда… Откуда только ты слов таких набралась?

– Вы же и просили! Вы же сказали, что не хотите слышать ни одного новомодного словечка, вот я и вошла в роль.

– Роль не удалась. Ты сильно переигрывала, а под конец лоханулась по полной программе.

– Ну и пусть, главное, что вы со своим котом не поругались.

Розалия выдержала паузу и заявила:

– Цицилия дала добро на наши встречи.

– Поздравляю, – буркнула Волкова.

– Ты не рада за меня?

– Честно? Я не пойму, зачем вам такой мужик нужен, который за материнскую юбку держится? Ну, богатый он, а характер-то – фиговый. Так под каблуком у мамаши и проживет. Нашли бы себе крутого бизнесмена и зажигали бы в свое удовольствие. Вы еще ничего, на вас смотреть можно.

– Спасибо, детка. – Розалия решила принять слова Лизки за комплимент. – Только богатые бизнесмены на дорогах не валяются, а Леопольд – рядом, и его ко мне влечет.

– Тогда я за вас рада.

Некоторое время они сидели в тишине. Розалия задумчиво гладила обивку кресла, Лизка смотрела в окно. Внезапно свекровь спросила:

– Скажи честно, я старая?

Явно не ожидавшая ничего подобного, Лизка слегка растерялась. Уж от кого-кого, а от Станиславовны услышать столь странный вопрос она никак не ожидала.

– Почему ты молчишь? Ответь правду, я не обижусь.

– Вы не старая, Розалия Станиславовна. Я не знаю, сколько вам лет и почему мои мамка с отцом называют вас Мафусаилом в юбке, но выглядите вы отпадно. Вы красивая! Я бы хотела, чтобы у меня была такая модная… Э-э… Тетя! Внешне вы похожи на Джоан Коллинз, а она мне нравится.

– Спасибо за правду, детка. Предоплату можешь оставить себе.

– Розалия Станиславовна, научите меня краситься.

– Рано.

– Мне уже одиннадцать!

– Ты еще ребенок.

– Ну, конечно! Все так говорят. Ребенок-ребенок… надоело слушать. Когда я буду взрослой, через сто пятьдесят лет?

– Лет через десять ты повзрослеешь.

– Через десять?! Мне исполнится двадцать один год. Я превращусь в стареющую тинейджерку!

– Пошли пить чай, стареющая тинейджерка.

На кухне Лизавета неожиданно обратилась к Катке с вопросом:

– Кат, тебе тридцать шесть лет, ты ощущаешь себя старой?

– С какой стати, нет, конечно.

– А ты, Нат?

Наташка тяжело вздохнула:

– Знаешь, Лизок, честно говоря, иногда возраст чувствуется. Мне сорок три…

– Начинается, – прохрипела Розалия.

– А что такого, я действительно чувствую свой возраст, не всегда, но бывает. Вот недавно я кровь сдавала, оказалось, холестерин повышен, а раньше в норме был.

– Возраст здесь ни при чем! – отрезала Розалия. – Жареного жрать меньше надо. Ты ж картошку жареную через день трескаешь, она у тебя в сковороде в масле буквально плавает. Возраст она в сорок три года чувствует, мать вашу! Не смеши людей. Стукнет тебе семьдесят – ты все готова будешь отдать, чтобы тебе снова сорок три было. Причем вместе с повышенным холестерином. Гадюка сорокатрехлетняя, все настроение испортила!

– Скучно как-то сидим, – подала голос Лизавета. – Драйва не хватает, тоскливое чаепитие получается.

– Допивай с драйвом чай и ложись спать.

– Одиннадцать только, я в такую рань не привыкла ложиться.

– Тогда телевизор посмотри.

– Тоска зеленая! Телик уже меня достал, там одну муть крутят. Сейчас бы вечеринку замутить! А может, замутим, а?

Все промолчали. Лизавета хотела было задать свой вопрос повторно, но тут Розалия Станиславовна вдруг подалась всем телом вперед и завопила:

– А-а-а!.. Сволочи!..

– Что случилось?! – Ката в испуге уставилась на покрасневшее лицо свекрови.

– Вспомнила. Я вспомнила!

– Кого вы вспомнили?

– Мерзавцы! В порошок сотру! Задушу и скажу, что они от ОРЗ погибли!

– Розалия Станиславовна, вы что?!

– Лизка, дрянь такая, ты сказала, что твои отец с матерью называют меня Мафусаилом в юбке?! Меня? Мафусаилом?! А-а-а… Придушу обоих!

Так Лиза Волкова поняла, что замутить сегодня вечеринку ей не удастся.