Так убивать нечестно! Хейер Джорджетт
– Пусть он сам с ней рассчитывается! – вспыхнула Эрминтруда. – Сам нашкодил, должен сам и платить! Не хватало только мне расплачиваться с его паршивыми девками! Это просто невыносимо! Нет, Мэри, так продолжаться не может! Нужно положить этому конец! Раз и навсегда! Подумай сама: что мне уготовлено в будущем? Женщина в самом соку, по рукам и ногам связанная таким мужем, как Уолли, который об меня разве что ноги не вытирает. Сам он потихоньку совсем сопьется, а я – из-за его чудовищного поведения – не смогу даже завести себе горничную моложе семидесяти!
– Не обижайтесь, тетушка Эрми, но ведь вы Уолли уже сто лет знаете! Все его недостатки видны невооруженным глазом. Давайте я принесу вам чай со свежим тостиком, и вам сразу станет лучше.
– Да я и кусочка в рот не возьму! – заявила Эрминтруда. – Сама знаешь, как я себя чувствую, когда Уолли меня доводит. Пощупай, как у меня лоб горит! Должно быть, на неделю теперь слягу. Ах, как плохо иметь утонченную натуру – ты просто обречена на страдания!
Если Эрминтруда планировала растянуть свой нервный кризис на неделю, то ее домочадцы, как подумала Мэри, были обречены на ничуть не меньшие страдания. Она поспешила согласиться, что щеки Эрминтруды пылают, но воздержалась от замечания, что день выдался на редкость жарким, а в пышной постели трудно найти прохладу. Вместо этого она предложила позвонить доктору Честеру и пригласить его прийти.
Это предложение неожиданно нашло живейший отклик у Эрминтруды.
– Пусть принесет мне что-нибудь успокаивающее, – слабым голосом попросила она. – Никого другого я видеть не желаю, но Морис всегда действует на меня умиротворяюще. Он меня понимает. С ним я могу говорить по душам.
Мэри отправилась выполнять поручение. Хотя она и предпочла бы, чтобы Эрминтруда не слишком распространялась о случившемся, но по зрелом размышлении решила, что раз уж избежать этого невозможно, то пусть тетя лучше выплачется в жилетку Морису Честеру, которого знает едва ли не с детства, нежели князю или Роберту Стилу.
Спустившись в холл, она увидела, что Вики разговаривает по телефону. Юное создание расцветило свой очередной выход, нацепив теннисные шортики и легкомысленную маечку без рукавов. Положив трубку, она обернулась и увидела Мэри.
– О, приветик, Мэри! Опять этот паскудный Гарольд Уайт звонил. Тебе не кажется, что он уже становится назойливым?
– А что он хотел на сей раз?
– Позвать Уолли, разумеется. Как думаешь, никто на меня не обидится, если я поиграю в теннис? А то я сказала Уайту, чтобы он прислал Алана. Я хотела посидеть с мамочкой, но она предпочла уткнуться носом в стенку.
– Ты уж, Вики, оставь ее в покое, пожалуйста. Я хочу позвать к ней Мориса. А ты могла бы и Джанет пригласить. Тогда сыграете в паре с князем.
– Нет, благодарю покорно – твоя Джанет просто редкостная зануда! К тому же она отправилась в церковь. Между прочим, я пригласила Алексиса поиграть! Поступок истинной самаритянки, учитывая, как он меня утомил.
– И меня тоже! – невольно вырвалось у Мэри. – Но ведь завтра он уедет, да?
Вики наморщила хорошенький лобик:
– Я не уверена. Более того, я всерьез опасаюсь, что он собирается задержаться. Я уже сказала ему – со свойственным мне тактом, разумеется, – что Эрминтруда относится к тем старомодным женщинам, которые никогда не согласятся на развод, однако боюсь, что последняя выходка Уолли расчистила ему сцену для благородства и самопожертвования. Кстати, ты сама не хочешь поиграть с нами в теннис?
– Нет, я не могу. Я должна присматривать за тетей Эрми. А вот что нам делать целый день с этим дурацким князем, ума не приложу! Надо все-таки организовать парный теннис. Впрочем, пока я должна вызвать Мориса и…
Оборвав фразу на полуслове, Мэри сняла телефонную трубку и набрала номер доктора.
Доктор Честер подошел к телефону сам. Он спросил, что с Эрминтрудой, а в ответ на слова Мэри, что «тетушка понервничала», сказал:
– Понятно. Хорошо, я сейчас приеду. – Голос его прозвучал успокаивающе.
Доктор как раз собирался объезжать своих пациентов, поэтому и прибыл в Пейлингс всего десять минут спустя. В холле он нос к носу столкнулся с князем Варасашвили, который, переодевшись в спортивный костюм, направлялся на теннисный корт, где уже перебрасывались мячами Вики с Аланом.
Несмотря на все обиды и недомогания, не та была женщина Эрминтруда, чтобы принимать у себя в спальне мужчину, не наведя марафет и не уложив волосы. Доктору Честеру передали, что миссис Картер готова принять его через десять минут, если он соблаговолит подождать. Услышав это, князь тут же увлек доктора на залитую светом веранду и завязал непринужденную беседу. Когда Мэри пришла звать доктора (это случилось отнюдь не через десять минут, а через добрых двадцать), разговор на веранде шел о раскопках – любимом коньке доктора, давно и всерьез увлекавшегося археологией. Он не раз ездил на раскопки в Дордонь и в Восточную Англию, где приобрел немало глиняных черепков и образцов старинного оружия, тогда как князь, по его словам, побывал на раскопках в Анау, что в Южном Туркестане.
Доктор Честер провел у Эрминтруды почти полчаса. Мэри дожидалась его, сидя на подоконнике в широком алькове возле лестницы. Увидев волнение на лице девушки, доктор улыбнулся и присел рядом.
– Ничего страшного, – ободряюще произнес он.
– Она вам все рассказала?
– Да, конечно.
– На сей раз Уолли уже перегнул палку, – со вздохом сказала Мэри. – Я прекрасно понимаю состояние тетушки Эрми. Жаль только, не знаю, как ей помочь.
– От вас ничего не зависит, – заметил доктор.
– Я понимаю, вот и кляну себя за беспомощность. Я предложила развод, но тетушка не хочет.
– Да, этого ей хотелось бы избежать, – согласился доктор.
– А что вы ей посоветовали? Можете мне рассказать – она от меня ничего не скрывает.
– Я посоветовал заплатить и улыбаться.
– О, Морис, но как же так? С какой стати она должна платить за грехи Уолли? Нет, все у меня внутри восстает против этого.
– Милая моя девочка, если она не заплатит, то разразится страшный скандал, которого наша Эрми больше всего и боится. Его нужно избежать любой ценой.
– А сколько требует Бейкер? Кто-нибудь знает?
– Пятьсот фунтов.
– Морис, но ведь это шантаж!
Доктор пожал плечами.
– Может быть, она вовсе и не беременна!
– Тем не менее Картер, судя по всему, такой возможности не отрицает.
– Неужели вы согласны, чтобы бедненькая Эрминтруда выложила такую сумму?
– Эрминтруде, конечно, не повезло, но ведь и Глэдис Бейкер понять можно. Девушка-то за что страдает?
– Можно подумать, что речь идет о целомудренной овечке, честь которой опорочили, – сварливо возразила Мэри. – Насколько мне известно, эта девица вполне способна отвечать за свои поступки.
– Не нам об этом судить, – кротко заметил доктор Честер.
– Вот уж не думала, что вы посоветуете тетушке Эрми такое, – с чувством произнесла Мэри. – Напротив, я боялась, что вы надоумите ее порвать с Уолли, чтобы не связываться с этой историей.
Брови доктора Честера поползли на лоб.
– С какой стати?
– Я же знаю, как вы к ней относитесь, – многозначительно произнесла Мэри. – Да и вряд ли вы всерьез ожидаете, что с возрастом Уолли исправится.
– Да, это верно, я очень люблю нашу Эрми, – признал доктор, – но я также искренне убежден, что развод доставит ей немало страданий. Что же касается Уолли, то он получит хороший урок.
– Вы прекрасно знаете, что он не способен учиться на своих ошибках, – вздохнула Мэри.
Доктор поднялся.
– Мне пора, – сказал он. – Я оставил Эрминтруде кое-какие порошки, хотя особой надобности в них и нет. Пусть сегодня отлежится, а завтра будет уже как огурчик.
– Боюсь, что этот мерзкий грузин не даст ей отлежаться, – покачала головой Мэри. – По мнению Вики, все сложилось просто идеально для того, чтобы он разыграл роль великодушного спасителя. Я тоже не хочу, чтобы тетя Эрми развелась с Уолли, хотя отлично понимаю, какую свинью он ей подложил. Я бы, кажется, все отдала, чтобы они помирились, но Уолли упрям как осел, а тетушка не сделает первый шаг, пока вокруг вьется этот гадкий обольститель. А что, кстати, ему от вас было нужно?
– Сам не понял. Боутри, похоже, заинтриговал его моим жеребцом. Впрочем, вполне возможно, что это был просто предлог, чтобы завязать беседу. Он также набивался ко мне в гости, чтобы полюбоваться моими находками, но я сделал вид, что не понял. Однако если вы хотите от него отдохнуть, я готов его пригласить.
– О, Морис, как вы великодушны! – растрогалась Мэри. – Хотя не представляю, зачем бы это ему понадобилось.
Вдруг лицо ее просветлело.
– Поняла! Он собирался попытать вас насчет денег тети Эрми! Он хочет знать, не отойдет ли ее состояние Вики, когда девочка станет совершеннолетней. Он и ко мне приставал, но я его отшила.
– Что ж, пусть попытается, – с расстановкой произнес доктор Честер.
Мэри и доктор вышли в залитый солнцем сад и зашагали по направлению к теннисному корту. Вики играла против Алана, а князь наблюдал за ними. Увидев приближающегося доктора, Вики со всех ног помчалась к нему навстречу, чтобы узнать про маму. Доктор Честер заверил девушку, что жизнь Эрминтруды вне опасности, а несколько секунд спустя повторил те же слова в ответ на взволнованные расспросы подоспевшего князя. После чего добавил, что хотел бы показать ему свои сокровища, и тут же пригласил пожаловать сегодня к чаю.
Князь превзошел самого себя, рассыпавшись в благодарностях, но сказал, что не вполне уверен, сможет ли принять приглашение, поскольку не знает, не уготовили ли для него иных планов гостеприимные хозяева. Однако Вики мигом рассеяла его сомнения.
– Нет, конечно! – громко заявила она. – Я точно знаю, что бедняжке Эрминтруде нужно отдохнуть, а Уолли намылился в гости к Гарольду Уайту. Так что – полный вперед! Я даже дам вам свою машину.
– Значит, около пяти? – уточнил князь.
Честер надтреснутым голосом заверил, что будет просто счастлив. Затем, кинув взгляд на часы, провозгласил, что должен обойти еще нескольких пациентов, и откланялся.
Мэри проводила его до парадного подъезда, где они столкнулись с выходящим из дома Уолли. Заметив доктора, он замер как вкопанный.
– Так и знал, что вы заявитесь, – процедил он. – Только вас тут и не хватало! И нечего смотреть на меня как на вампира! Эрми сторонится меня, словно я Синяя Борода. Или прокаженный. Послушайте моего совета, доктор: никогда не женитесь на актрисе! Если, конечно, не хотите заполучить жену, которая ведет себя как леди Макбет, Мата Хари и гремучая змея в одном обличье. – В его голосе появились горестные нотки. – Надо же, устроить такую сцену еще до завтрака! Если кто и имел право вас вызвать, так это я! Однако стал бы кто сочувствовать мне, вздумай я запереться в своей спальне и, жалобно стеная, отказываться от еды? Да ни за что на свете! Никому я не нужен!
Казалось, Уолли вот-вот расплачется.
Презрительно фыркнув, доктор Честер забрался в машину.
– Я оставил вашей супруге кое-какие снадобья, – сказал он. – Если ее больше не волновать, то часа через два она уже полностью успокоится и придет в себя. Всего хорошего!
Проводив взглядом его автомобиль, скрывшийся за поворотом, Уолли сердито проворчал:
– Снадобья он ей, видите ли, дал! Небось какие-нибудь мятные пилюли подсунул, подлюка, а содрал втридорога! Эскулап чертов!
– Дядя Уолли, это правда, что Бейкер пытается раскошелить вас на пятьсот фунтов? – спросила вдруг Мэри.
«Дядя» Уолли метнул на воспитанницу преисполненный подозрительности взгляд.
– Что значит, правда ли это? Не думаешь же ты, что я решил сделать ему такой подарок ко дню ангела?
– Нет, – покачала головой Мэри. – Но сумма кажется мне несуразной. Если хотите знать, то это вообще смахивает на шантаж!
– Не суйся не в свое дело! В таких случаях всегда дерут три шкуры. К тому же для Эрми пятьсот фунтов – сущие пустяки.
Мэри сказала, с трудом сдерживаясь:
– Дядюшка, неужели вы сами не понимаете, в какое положение ее ставите?
Уолли пожал плечами.
– Сама виновата, – буркнул он. – Положи она мне изначально приличное содержание, я бы сейчас сам все уладил. Я понимаю, что ты ей сочувствуешь, но попробуй поставить себя и на мое место. Мне-то, по-твоему, каково просить у Эрминтруды денег на бедную Глэдис? Это для меня чертовски унизительно, но я в отличие от некоторых не валяюсь в постели и не жалуюсь на злосчастную судьбину.
Осознав, что спорить с ним бесполезно, Мэри холодно сказала:
– Стыдитесь, дядюшка. Кстати, это правда, что вы сегодня собрались в Дауэр-Хаус?
– Да, а что? – запальчиво спросил Уолли. – Что ты ко мне пристала как банный лист? Беги наябедничай Эрминтруде. Давно мы что-то с ней не цапались!
– Дядюшка, угомонитесь! И вообще, если хотите, чтобы тетушка Эрми вас простила, постарайтесь не выводить ее из себя. Вы ведь знаете, как она относится к Гарольду Уайту. Ну почему вам вдруг вздумалось именно сегодня идти к нему?
– Если хочешь знать, я собираюсь поговорить с ним о важном деле. А доносить на меня Эрминтруде вовсе не обязательно!
– Она и так обо всем узнает, – сухо произнесла Мэри и оставила его стоять с разинутым ртом.
Порошки доктора Честера или сам его приход оказали на Эрминтруду благотворное действие. Чтобы не дать жизни вконец угаснуть, Эрминтруда заставила себя проглотить несколько бутербродов и выпила изрядный стакан шампанского. Печально улыбнувшись Мэри, она сказала слабым голосом:
– Я обещала Морису хоть что-нибудь съесть. Шампанское меня взбодрило. А вот икра эта мне не понравилась – слишком соленая. Больше такую не покупай, ладно? Да и князь предпочитает свежую.
– В наших краях свежая икра – редкость, – сказала Мэри. – Да и не хранится совсем.
– А нам вовсе ни к чему ее хранить, – резонно заметила Эрминтруда. Плеснув в стакан еще шампанского, она добавила, что чувствует себя настолько лучше, что к обеду, пожалуй, спустится.
И вот уже в полдень, будучи хозяйкой своему слову и сопровождаемая горничной, которая несла за ней нюхательную соль, носовой платочек и одеколон, Эрминтруда, тяжело опираясь на руку Мэри, отважилась сойти вниз и расположилась на софе в гостиной. Ослабев от пережитого, она тем не менее поинтересовалась, как выглядит в новом чайном платье.
Однако любоваться новым нарядом Эрминтруды было некому, если не считать Мэри. Она не успела предупредить князя о намерениях Эрминтруды, и он, вместо того чтобы выражать хозяйке сочувствие и восхищение, отчаянно сражался в одиночку на корте против Вики и Алана.
По счастью для совсем было загрустившей Эрминтруды, к ней заглянул возвращавшийся из церкви Роберт Стил, и она тут же забыла про вероломство князя.
Оставив тетю Эрми в обществе Стила, Мэри отправилась по своим делам. Она знала, что рано или поздно тетушка все равно выплакалась бы своему другу, поэтому ничуть не опасалась оставлять их вдвоем.
В начале второго, столкнувшись с Робертом Стилом в дверях, Мэри спросила, не останется ли он отобедать с ними, но Стил ответил так невнятно и раздраженно, что Мэри поняла: жалуясь на свои невзгоды, Эрминтруда явно перегнула палку.
Сам устыдившись собственной грубости, Стил добавил уже более мягким тоном:
– Извините, Мэри, но я сейчас не могу сидеть за одним столом с Картером! Меня так и подмывает свернуть ему шею!
– А обо мне вы не думаете? – со вздохом спросила Мэри.
– Вас мне страшно жаль, – ответил Стил, – хотя я свято убежден, что вы его давно раскусили.
– Из этого вовсе не следует, что я должна слушать, как вы поливаете его грязью! – запальчиво воскликнула Мэри.
Стил нахохлился, но ответил вполне выдержанно:
– Ладно, прошу прощения. Но я все же поспешу домой, чтобы ненароком не столкнуться с ним.
Мэри вдруг прониклась к нему сочувствием.
– Роберт, не принимайте все так близко к сердцу! Я понимаю, что вам это очень неприятно, но, право, не стоит так нервничать из-за дела, которое не имеет к вам ни малейшего отношения.
В его глазах вспыхнул гнев.
– Дело в том, милочка, – со страстью заговорил он, – что я давно люблю Эрминтруду и мне больно смотреть, как она страдает из-за этого ничтожества! Будь моя воля, я бы давно ему башку оторвал!
Не дожидаясь ответа, Стил круто развернулся и зашагал к своему автомобилю.
После обеда Эрминтруду проводили наверх – бедняжку клонило в сон. Убедившись, что все в порядке, Мэри удалилась в свою комнату.
Когда она вышла из дома, время близилось к пятичасовому чаю. Вики качалась в гамаке, а князь, облаченный в безукоризненный серый костюм и изящные кожаные перчатки, расспрашивал Уолли, как проехать к доктору Честеру.
– Его особняк вы ни с чем не спутаете, – сказал ему Уолли. – Он высится прямо посреди деревни. Весь увит плющом, а фасад утыкан белыми столбами.
– Понятно, это я запомню, – улыбнулся князь. – А вот как найти саму деревню?
– Из гаража – направо, минуете Дауэр-Хаус, а добравшись до развилки, возьмите влево, – пояснил Уолли с видом человека, уставшего втолковывать азбучные истины тупице недорослю. – Отвезти вас некому, потому что моя благоверная по воскресеньям отпускает шофера отдыхать. Я бы вас отвез, но ухожу, – добавил он, спохватившись.
Впрочем, обидеть князя Варасашвили было явно никому не под силу. Мило улыбнувшись, князь сказал:
– Поскольку мисс Фэншоу любезно предоставила мне свою машину, никакой надобности в этом нет. Напротив, я сам готов подбросить вас до Дауэр-Хауса, если позволите.
– Спасибо, старина, но я предпочитаю прогуляться пешком. Тут через мостик всего два шага, – пояснил Уолли.
– Что ж, тогда оревуар, – с легким поклоном распрощался князь.
– До свидания! – кивнул Уолли и, дождавшись, пока светлейший гость отойдет на безопасное расстояние, добавил: – Чтоб тебе с паровым катком столкнуться, скотина!
Глава 6
Знай Эрминтруда, насколько ее справедливое возмущение по поводу дружбы между Уолли и Гарольдом Уайтом разделяется Джанет Уайт, она, безусловно, вознегодовала бы. Дочернее послушание не позволяло Джанет отнести скверный характер ее отца только на счет воспитания. Она не раз, словно невзначай, роняла при брате реплики относительно того, как мистер Картер сбивает их папочку с пути истинного. Алан, не обладавший сыновним пиететом и привыкший честить родителя на все корки, приходил после ее заявлений в неистовство. Джанет искренне огорчалась, поскольку не понимала, как можно не любить родного отца. Даже несмотря на то что последний крайне редко проявлял отцовские чувства, но зато не уставал повторять, что ему достался непутевый сын и дуреха дочь. Джанет утешалась тем, что рисовала в воображении образ идеального отца. «Должно быть, мамина смерть так озлобила папочку», – думала она, пытаясь оправдать его очередную вздорную выходку и напрочь забывая о том, какие бури сотрясали семейный очаг при жизни матери. Куда труднее ей было оправдать дружбу, которую мистер Уайт водил с разными недостойными личностями. В их доме часто толклись букмекеры, «жучки» и прочий подозрительный сброд. Ее цейлонский жених, чайный плантатор, давно раскусивший Уайта, мечтал вытащить девушку из-под папашиного крыла, но Джанет упиралась. Покуда Алан еще не зарабатывает себе на жизнь, решила она, ее долг – оставаться в доме и поддерживать мир в семье.
Джанет знала о том, что Гарольд Уайт занял у Уолли крупную сумму; знала она и о существовании многочисленных, крайне сомнительных планов быстрого обогащения, не дававших покоя обоим приятелям. Вот почему известие о том, что к пятичасовому чаю в их доме ожидаются Уолли Картер и Сэмюель Джоунс из Фриттона, не слишком обрадовало Джанет, тем более что совсем недавно Алан отозвался о мистере Джоунсе крайне нелестно.
– Этот тип не смеет находиться в одной комнате с моей сестрой! – сердито заявил он.
На что ее отец не менее сердито ответил:
– Заткнись, балбес! Прекрати молоть чепуху! Между прочим, Сэм Джоунс – член городской управы. Да и церковь регулярно посещает, кстати говоря.
– Да, и потому он, наверное, проголосовал против строительства стадиона и против переселения бедноты в новый район, – презрительно фыркнул Алан. – На редкость омерзительный субъект.
– Может, его оклеветали? – миролюбиво предположила Джанет.
– Держи карман шире! Словом, если этот паразит к нам заявится, я ухожу, так и знайте! Держу пари, что он задумал очередную авантюру и хочет втянуть в нее отца и мистера Картера.
– Алан, ты не должен так вести себя! – строго одернула брата Джанет.
Гарольд Уайт поддержал реплику дочери в таких выражениях, что побагровевший Алан пулей выскочил из-за стола, пообещав, что ноги его больше не будет в этом чертовом доме.
Когда дверь за братом захлопнулась, Джанет, никогда не страдавшая от избытка такта, сказала, что она почему-то тоже недолюбливает мистера Джоунса.
– Никто тебя и не просит его любить! – рявкнул Гарольд Уайт, совершенно взбесившись. – Он приходит ко мне вовсе не для того, чтобы полюбоваться на ваши кислые рожи! Напротив, чем меньше вы будете мозолить нам глаза, тем лучше!
– Господи, неужели вы затеваете новое дело? – всплеснула руками Джанет. – Умоляю тебя, папочка, не связывайся с ним! Он – нехороший человек.
– Замолчи! И заруби себе на носу – никому о нашей встрече ни слова! Если разболтаешь кому-нибудь, я тебе голову оторву!
– Папочка, а ты отдал долг мистеру Картеру? – невинным голосом осведомилась Джанет. – Я знаю, ты не любишь, когда я тебе об этом напоминаю, но я очень обеспокоена.
– Это не твоя забота. Мы с Картером друг друга понимаем.
– Но он так настаивал в прошлый раз! Я никогда не видела его таким раздраженным и желчным…
– Да заткнись ты наконец! – оборвал ее Уайт. – Болтаешь какую-то ерунду. Что он сделать-то может, твой Картер? Слюнями только брызгать…
– Папочка, но ведь долги принято возвращать, – укоризненно напомнила Джанет.
– Можно подумать, что я без тебя этого не знаю! – взорвался Уайт. – И вообще – хватит совать нос в мои дела! Когда мне понадобится, я сам тебя спрошу!
Джанет слишком привыкла к подобному обращению с его стороны, чтобы обижаться. Она только заморгала и сказала:
– У Флоренс сегодня после обеда выходной, папа. Приготовить вам чай?
– Да, коль скоро ты только на это и способна, – огрызнулся Уайт.
– Если бы ты предупредил меня вчера, я бы испекла пирог. Боюсь, что угостить мне вас толком и нечем.
– Разумеется, – хмыкнул Уайт. – Бутербродов хоть настрогай, черт с тобой.
– Мы могли бы попить чай в саду, – предложила Джанет, словно извиняясь за вспыльчивость отца.
– Да где угодно, – отмахнулся Уайт, присовокупив, чтобы строптивый Алан ему впредь на глаза не попадался.
Впрочем, Джанет и не надеялась увидеть брата до ужина: Алан ведь пообещал, что больше ноги его в отцовском доме не будет.
Когда пробило четыре, Джанет отправилась хлопотать на кухню. Вскоре отец заботливо справился, не уснула ли она там, добавив, что уже вынес в сад стулья, но не знает, где найти чистую скатерть.
– Сейчас, папочка, я все сделаю! – поспешно крикнула Джанет, радостная, что не ошиблась в отце – воистину под завесой внешней грубости таилось золотое сердце.
Сад Дауэр-Хауса был разбит на пологом берегу ручья, отделявшего дом Уайтов от Пейлингса, но предыдущий обитатель выровнял примыкающую к особнячку часть склона, превратив ее в террасу. Именно сюда Гарольд Уайт выволок стулья и обшарпанный столик, которые расставил в тени самого дома. Джанет, в свободное время часами просиживающая над вышивкой, накрыла стол скатертью, богато украшенной плодами своего труда, затем принесла поднос с чашками и приборами. Подобно Эрминтруде, она мечтала, чтобы ее всегда окружали цветущие рододендроны, однако сама садом всерьез не занималась, поэтому взор ее могли порадовать только чахлые георгины, несколько клумб с маргаритками, кусты блеклых роз да колючий кустарник, заросли которого простирались до самого ручья. Однако поскольку Джанет представлялось чрезвычайно маловероятным, чтобы мистер Джоунс и Уолли Картер шли к ним с целью полюбоваться садом, она, кинув завистливый взгляд на буйно цветущие клумбы, видневшиеся сквозь прорехи в кустарнике на противоположном берегу ручья, поспешила в дом заканчивать приготовления к чаю.
Когда Джанет снова вышла в сад, на ней было ярко-синее платье, поразительно дисгармонировавшее с бледным лицом. Мистер Джоунс к тому времени уже прибыл и, сидя за столом, переговаривался с Уайтом. Заметив Джанет, мистер Джоунс мгновенно замолчал и, поднявшись ей навстречу, поздоровался за руку.
Толстый, обрюзгший, с тяжелым подбородком, он чем-то походил на бульдога и имел довольно неприятную привычку покровительственно похлопывать собеседника по плечу.
Воспитание заставляло Джанет улыбаться его плоским шуткам, однако, разглядев приближающегося со стороны Пейлингса Уолли, она, с трудом скрыв облегчение, встала из-за стола и заявила, что пошла за чаем.
Ее отец, заметив, что портсигар опустел, на мгновение забыл, что в присутствии посторонних должен обращаться с Джанет повыдержаннее, и резко спросил, почему она не принесла сигареты.
– Ой, прости, папочка, – всплеснула руками Джанет. – Сейчас принесу.
– Если для меня, то не стоит, – осклабился мистер Джоунс.
– Ладно, не беспокойся! – окликнул дочь Уайт. – Я сам забыл про них.
От столь неожиданного чистосердечного признания, сопровождавшегося к тому же нежной отеческой улыбкой, на глаза Джанет навернулись слезы. Уайт прошагал по террасе к окну своего кабинета и, перегнувшись через подоконник, сграбастал со стола деревянную шкатулку с сигаретами, а мистер Джоунс заявил, что Джанет сегодня необыкновенно красива.
Джанет уже открыла было рот, чтобы возразить, но в то же мгновение ее лицо исказилось, а с губ сорвался дикий, нечленораздельный вопль.
Внизу, в зарослях рододендрона, прогремел выстрел, и Уолли Картер, который едва успел открыть калитку и ступить на мостик, вдруг осел на колени и мешком рухнул на дощатый настил.
– А? Что? Что случилось? – забормотал мистер Джоунс, глаза которого, казалось, вылезли из орбит.
Уайт, обернувшийся на крик дочери, нахмурился и потребовал объяснений; с того места, где он стоял, мостик был скрыт зарослями кустарника.
– Мистер Картер… выстрел! – пролепетала Джанет.
Уайт подлетел к ней и посмотрел в направлении, куда указывал ее дрожащий палец. Увидев распростертого на мостике Уолли, он в отличие от своей дочери и мистера Джоунса не превратился в каменное изваяние, а отшвырнул шкатулку с сигаретами на ближайший стул и пролаял:
– Ну что раззявились? А ну пошли!
Этот решительный призыв к действию вывел Джанет и мистера Джоунса из оцепенения. Толстяк проворно соскользнул со стула и затрусил вслед за Уайтом к мостику. Джанет засеменила за ними, на ходу заламывая руки и подвывая:
– Ой, тошненько, да как же это вышло-то…
К тому времени как они с мистером Сэмюелем Джоунсом подоспели к мостику через ручей, Уайт уже приподнял Уолли и пытался нащупать биение сердца. Лицо его побледнело, а рука обагрилась кровью.
– Ой, неужели он мертв? – запричитала Джанет. – Ой, тошненько! Да что же нам теперь делать-то?
– Прекрати вопить как недорезанная курица и сделай что-нибудь, чтобы остановить кровь! – рявкнул Уайт. – Помоги мне, Сэм! Может, он еще жив! Я сбегаю позвоню Честеру. Слава Богу, сегодня воскресенье и он дома!
Мистер Джоунс, пухлые щеки которого приобрели болезненно-желтоватый оттенок, неуклюже примостился возле бездыханного тела Уолли и дрожащим голосом велел Джанет оторвать полоску от нижней юбки или еще чего-нибудь.
Однако Уайт уже успел всучить дочери носовой платок, и Джанет, с трудом расстегнув окровавленную рубашку, обнажила на груди Уолли зияющее отверстие, из которого толчками лилась кровь. При виде крови у бедной Джанет закружилась голова, однако девушка нашла в себе силы окликнуть спешащего к дому отца и предупредить его о том, что звонить доктору Честеру бесполезно.
– Его сейчас нет! – крикнула она. – Я совсем недавно видела, как его машина проехала в сторону Пейлингса!
– О черт! – сплюнул Уайт, приостанавливаясь. – Хорошо, попробую разыскать его напарника!
Он скрылся из виду за кустами азалий, а Джанет, судорожно сглотнув, занялась Уолли.
Сэмюель Джоунс сбросил пиджак и, скатав его, подложил вместо подушки под голову Уолли. Веселая в разудалую полоску рубашка мистера Джоунса плохо вязалась с перекошенной, белой как мел физиономией. Прокашлявшись, он выдавил:
– Бесполезно, мисс Джанет. Он мертв.
– Ой, только не говорите так! – запричитала Джанет. – Быть такого не может! Ой, тошненько! Ой…
Она прижала носовой платок к кровоточащей ране.
– Господи, вот ужас-то! Может, нам хоть бренди ему дать? Правда, в книжках по первой помощи…
– Он мертв, – хмуро повторил Джоунс и опустил вялую руку Уолли на доски. – Пульса нет. Пуля угодила точнехонько в сердце. Господи, знай я наперед, что случится, я ни за что бы не пришел сюда!
Джанет суетилась над телом и не обратила внимания на эту черствую реплику. Повинуясь ее требованиям, Джоунс с явной неохотой расстегнул на Уолли воротничок и развязал узел галстука. Увидев, что ни эти, ни какие другие манипуляции не вернули Уолли к жизни, Джанет осознала, что он и вправду мертв, и принялась завывать, обливаясь слезами. Мистер Джоунс, растерянный и трясущийся, попытался утешить Джанет, приговаривая, что она не виновата, что она и так сделала все, что было в ее силах.
Казалось, прошло несколько часов, пока вернулся Уайт, хотя на самом деле отсутствовал он минут семь. Увидев отца, Джанет, скуля и растирая слезы, кинулась к нему навстречу.
– Он мертв! – крикнула она. – О, папочка, что нам делать?
– Мертв? – переспросил Гарольд Уайт, словно не веря своим ушам.
– Да, старик, – со вздохом подтвердил Джоунс. – Мертвее не бывает.
– Тьфу, дьявольщина! – сплюнул Уайт, глядя на Уолли. – Но кто, черт побери… Да прекрати ты вопить, Джанет! И без тебя тошно!
Джанет попыталась унять слезы, зарывшись в свой носовой платок, а мистер Джоунс крепко схватил Уайта за локоть:
– Спокойно, старик! Рядом с покойником так себя не ведут.
– Да пошел ты к свиням собачьим! – взорвался Уайт. – Мало того что Уолли пристрелили, так ты мне тут еще будешь мораль читать!
У мистера Джоунса от неожиданности отвалилась челюсть. Впрочем, он благоразумно поспешил отнести эту вспышку ярости за счет трагического происшествия.
Джанет, чтобы не упасть, уцепилась за обветшалые перила мостика.
– Ты дозвонился доктору Хинчклиффу? – спросила она. – Мне показалось, тебя целую вечность не было.
– Конечно, дозвонился! – заорал Уайт. – И ему и полиции. Они будут здесь с минуты на минуту, так что не вздумай прикасаться к телу!
– Полиция! – испуганно взвизгнула Джанет. – Но… зачем, папочка? С какой стати?
– Да, полиция, – угрюмо кивнул он. – Не думаешь же ты, что бедняга Уолли скончался от старости?
– Н-несчастный случай, – пролепетала Джанет. – Это же несчастный случай…
– Хорошенький несчастный случай, когда человеку продырявили сердце! – хохотнул Уайт.
– Оставь, Гарольд, – поежился Джоунс. – Неужели ты считаешь, что его убили намеренно? В конце концов, несчастные случаи ведь не так уж и редки…
– Особенно учитывая, что вчера Уолли уже пытались подстрелить, – заметил Уайт.
– О Господи! – в отчаянии махнул рукой Джоунс. – И как меня угораздило вляпаться в такую историю! Мне совсем не пристало…
– Если на то пошло, то мы влипли вместе, – огрызнулся Уайт. – Так что хватит нюни распускать.