Книга Тьмы (сборник) Олди Генри

Лицо юноши неуловимо изменилось. На мгновение в нем промелькнула тень, настолько похожая на мрак взгляда хищной твари, что девушка машинально попятилась.

«Ты с ума сошел, Пол!» — хотела крикнуть она. И не смогла.

«Как тебе удалось?!» — хотела спросить она. Эти слова тоже застряли у Эми в горле. Девушка понимала: Пол не ответит. Он ждал от нее чего-то другого… совсем другого.

И девушка произнесла именно то, чего он ждал:

— Я никому не скажу, Пол.

Пол молча кивнул и пошел одеваться.

— …ну, с некоторой натяжкой я могу допустить, что парень плавал НЕПОДАЛЕКУ от белой акулы и та не тронула его, — задумчиво пробормотал доктор Флаксман, дергая себя за подбородок. — Но что он плавал с ней чуть ли не в обнимку?! Зная репутацию «белой смерти»… хорошо, допустим и это — чисто теоретически! Но ты, милочка, утверждаешь, будто акула потерлась о твоего приятеля боком и при этом не содрала с него кожу, а то и мясо до кости… Я склонен принимать на веру слова молоденьких девушек, особенно когда они мне симпатичны, но всему есть предел! На родине уважаемого Мбете Лакембы мне довелось видеть много чудес, но здесь, извините, не Океания, а Южная Каролина; и твой Пол, детка, вряд ли принадлежал к явусе На-ро-ясо!

Эми смущенно заморгала, пытаясь вникнуть в смысл последнего заявления коротышки; Малявка Лэмб довольно хмыкнул, а остальные на всякий случай промолчали.

Но доктор Флаксман не собирался останавливаться на достигнутом.

— Вы, мисс, видели когда-нибудь вблизи акулью кожу? Пробовали ее на ощупь? А я видел и пробовал! Так называемые плакоидные чешуйки, которыми покрыта кожа акулы, способны освежевать человека еще до того, как акула пустит в ход зубы! Собственно, плакоиды и есть зубы, со всеми основными признаками, только не развитые окончательно! Это вам не шерстка котенка, и даже не всякий наждак! Кстати, молодой человек, подойдите-ка сюда! — окликнул ихтиолог Барри.

Парень дернулся, как от внезапного толчка, но послушно встал и подошел к доктору.

— Повернитесь-ка… да, лицом к свету. Именно так и выглядят последствия прямого контакта человека с акульей кожей! Классический образец! — Флаксман вертел Барри перед собой, словно экспонат, демонстрируя сетку шрамов на левой половине лица парня всем собравшимся в баре.

— Небось пробовал с акулой поцеловаться, — проворчал себе под нос Кукер, ловко прикуривая одной рукой самодельную сигарету.

Шутка бармена показалась смешной одному Ламберту Мак-Эвансу, в силу своеобразного чувства юмора у рыбака.

— Вы ошиблись, мистер, — выдавил вдруг Барри. — Это не акула. Это меня Пол ударил.

— А ну-ка рассказывай! — немедленно отреагировал капрал, расправившийся к тому времени с сэндвичами и потягивавший пиво (расторопный Пако успел снабдить Джейкобса новой кружкой). — Я смотрю, история быстро обрастает новыми обстоятельствами! И знаете, что мне сдается? Что вы все почему-то не спешили сообщать подробности нашему общему знакомому — сержанту Барковичу… Давай, парень, я жду. Что там у вас произошло?

— Да тут и рассказывать-то нечего. — Барри смущенно уставился в пол. — Шли мы как-то с Чарли Хэмметом мимо Серых скал, смотрим: Пол идет. Со стороны Акульей Пасти. Это уже было после того, как сбежала акула Маляв… простите, мистера Мак-Эванса! Она-то сбежала, а Пол все возле бухты околачивался, вроде как ждал чего-то…

— Короче! — Капрал Джейкобс отер лиловые губы ладонью и выразительно сжал эту самую ладонь, палец за пальцем, в весьма внушительный кулак.

— Хорошо, мистер Джейкобс! Чарли Хэммет мне и говорит: «Помнишь, Барри, ты его предупреждал, чтоб за Эми не таскался?» Я киваю. «Так вот, я их вчера видел. На берегу. Закатом любовались…» Ну, меня тут злость взяла! Прихватил я Пола за грудки — он как раз до нас дошел, — сказал пару ласковых и спиной о валун приложил. Для понятливости.

— Сволочь ты, Барри, — задушенно бросила девушка. — Тупая здоровая скотина. Хуже акулы.

— Может, и так, Эмми. — Изуродованная щека Барри задергалась, заплясала страшным хороводом рубцов. — А может, и не так. И скажу я тебе вот что: Пол твой замечательный одну руку высвободил и тыльной стороной ладони меня по морде, по морде… наотмашь. Хорошо еще, что я сознание сразу потерял. Доктор в Чарлстоне потом говорил: от болевого шока. — Барри машинально коснулся шрамов кончиками пальцев, по-прежнему глядя в пол. — Очнулся я от стонов Чарли. Он на меня навалился и бормочет как полоумный: «Барри, ты живой? Ты живой, Барри?» Живой, отвечаю, а язык не поворачивается. И к левой щеке словно головню приложили. Не помню, как домой добрались. Родителям соврали, что в Серых скалах в расщелину сорвались. Они поверили — зря, что ли, у меня вся рожа перепахана, а у Чарли правое запястье сломано? Чарли мне уже потом рассказал: это его Пол за руку взял. Просто взял, пальцы сжал… вот как вы, мистер Джейкобс! Только у вас лапища, не приведи Бог, а Пол всегда хиляком был…

Тишина.

Люди молчали, переглядывались; Малявка Лэмб даже открыл рот, но не осмелился выдать что-нибудь скабрезное (что было на Мак-Эванса совершенно не похоже) — время шло, а люди молчали…

— Может быть, мы все же вернемся к акуле? — наконец просительно сказал доктор Флаксман, нарушив затянувшуюся дымную паузу, во время которой успели закурить чуть ли не все, исключая самого доктора, старого Лакембу и Эми. Дым сгущался, тек клубами, искажая лица, превращая их в лупоглазые рыбьи морды, проступающие сквозь сизые потоки за стеклом гигантского аквариума.

— Барри говорил, что акула в итоге «сбежала». — Рыба с кличкой Флаксман чмокнула губами. — Как это случилось? В конце концов, здесь не федеральная тюрьма, а Carcharodon Linnaeus — не террорист, готовящий подкоп!

Увы, мудреное название белой акулы, вызывавшее однозначное возбуждение на ученых коллегиях, в баре Кукера успеха не имело.

— Когда ваши дружки, «мозговые косточки» из Чарлстона, даже не почухались в ответ на нашу с Хью депешу… — изрядно набравшийся Ламберт с трудом ворочал языком, и, произнеся эту мудреную фразу, он с минуту отдыхал. — Так вот, мы неделю подождали — и отбили им… о чем это я?.. да, верно, вторую телеграмму отбили, вот! А надо было поехать лично и отбить почки — потому что они соизволили отозваться! Дескать, хрена вам, рыбари мокрозадые, а не денег, подавитесь своей раздерьмовой акулой — или пусть лучше она вами подавится!

— Идиоты! — пробормотал доктор Флаксман, комкая край скатерти. — Бездельники! Если бы я узнал хоть на неделю раньше…

Однако рыбак то ли не расслышал слов ихтиолога, то ли попросту не обратил на них внимания.

— Все вы, яйцеголовые, одинаковы! — рычал Малявка. — Ломаного цента от вас не дождешься! А потом в газетах про нас, простых людей, кричите: невежи, мол, тупицы! Из-за них пропала эта, как ее… уми… муми… уникальная научная находка! Не скупились бы на хрустящие — ничего б и не пропадало! Все бы вам тащили, море вверх дном перевернули бы!

— Вот это точно, — вполголоса буркнул ихтиолог.

— А так — что нам оставалось? Поперлись мы с Хью к Биллу в бар…

— …Я бы этим умникам… — Хьюго в очередной раз оборвал фразу, не находя слов от возмущения, и залил горечь внушительным глотком чистого, как и его ярость, «Гордон-джина». — Пошли, Лэмб, пристрелим чертову тварь! Плавники китайцам продадим — все равно от нее больше никакого толку нет!

— Верно! — поддакнул тоже изрядно подвыпивший Нед Хокинс, приятель братьев Мак-Эвансов.

Впрочем, Нед был скорее собутыльником и идеальным партнером для пьяной потасовки — нечувствительность Хокинса к боли была притчей во языцех всего острова.

— Охота тебе, Хью, тащиться невесть куда на ночь глядя! — лениво отозвался Малявка Лэмб. — Лучше с утра.

— Нет уж, Ягненочек! — рыкнул, оборачиваясь, Хьюго. — Раз денежки наши накрылись, так хоть душу отведем! Одни убытки от этих в белых рубашках, дьявол их сожри вместе с ихними акулами!

Хлопнула дверь. Околачивавшийся в баре сын Плешака Абрахама, который все пытался увести домой набравшегося папашу, выскочил наружу; но исчезновение придурка Пола никого не заинтересовало.

За Мак-Эвансами и Недом Хокинсом увязались еще пара рыбаков — за компанию. Пока они ходили за ружьями, пока спускались к «Акульей Пасти» — стемнело окончательно, так что пришлось еще раз возвращаться, чтобы прихватить фонари.

И запечатанную (до поры) бутыль с «молочком бешеной коровки».

Наконец вся компания, должным образом экипированная, воздвиглась на берегу бухты. Шакалом выл подгулявший норд-ост, скрипели под ногами прогнившие мостки, лучи фонарей лихорадочно метались между пенными бурунами, швырявшими в лица рыбаков пригоршни соленых брызг.

— Ну, где эта зараза?! — проорал Ламберт, с трудом перекрикивая вой ветра и грохот волн. — Говорил же: до утра подождем!

В ответ Хьюго только выругался, и луч его мощного галогенного фонаря метнулся к горловине бухты. Между «челюстями», стискивавшими вход в Акулью Пасть, была натянута прочная проволочная сетка. Но свет галогена сразу вызвал сомнения в реальной прочности заграждения: коряво топорщилась проволока у кромки воды, да и сама сетка была то ли покорежена, то ли порвана — отсюда не разберешь…

Может, померещилось?!

Один из увязавшихся за братьями рыбаков умудрился подвернуть ногу, пробираясь по скользким камням к горловине бухты; если раньше возбуждение и горячительные напитки поддерживали его энтузиазм, то сейчас, остыв и продрогнув, он обложил братьев Мак-Эвансов на чем свет стоит и заковылял домой. Однако остальные благополучно добрались до южной «челюсти» и остановились, переводя дух, всего в нескольких футах от ревевших бурунов и перегораживавшей горловину сетки.

Сразу три плотных луча света уперлись в рукотворное заграждение, заставив клокочущую тьму неохотно отодвинуться.

— Твою мать! — только и смог выговорить Малявка Лэмб, чем выразил общее мнение по поводу увиденного. Добавить к этому емкому выражению было нечего.

Над водой, стремительно несущейся через сетку, виднелся край уходившей вниз рваной дыры, в которую свободно могла бы пройти и более крупная акула, чем изловленный братьями Мак-Эвансами Н’даку-ванга.

— Прогрызла! — ахнул увязавшийся за братьями рыбак. — Во зубищи у твари!

— Или башкой протаранила, — предположил Нед Хокинс.

— Или кусачками поработала, — еле слышно пробормотал рассудительный Хьюго, но тогда на его слова никто не обратил внимания.

— …Как же, как же! Когда вы вернулись сюда, мокрые и злые, как морские черти, Хьюго еще орал, что это работа мальчишки Абрахама! — гася сигарету, припомнил однорукий Кукер. — Только вряд ли: ночью, в шторм, нырять с кусачками в горловине Акульей Пасти, чтобы сделать проход для бешеной зверюги, которая, того гляди, тебя же в благодарность и сожрет! Нет, Пол хоть и был при… ну, немного странным! — но такое даже ему бы в голову не пришло!

— Так она его потом и сожрала, Билли! В благодарность! — Ламберт коротко хохотнул, но все вокруг нахмурились, и Мак-Эванс резко оборвал смех.

— После Хью и Неда, — добавил он мрачно.

— Может, и так. — Низкий голос капрала Джейкобса прозвучал чрезвычайно весомо. — Но запомни, Ламберт: перед тем как мальчишку сожрала акула, кто-то, похоже, всадил в него заряд картечи.

— Да кому он был нужен? — буркнул Малявка Лэмб и присосался к банке с тоником.

Капрал не ответил.

— Не знаю насчет картечи… — пробормотал один из сидевших за соседним столиком сумрачных рыбаков. — Может, Пол был и не при чем, только с того дня у нас всех начались проблемы…

Набившиеся в бар стрим-айлендцы загалдели, явно соглашаясь с рыбаком и спеша высказать свое мнение по этому поводу. Доктор Флаксман близоруко щурился, растерянно вертя головой по сторонам, а Мбете Лакемба, про которого все забыли, сидел и возил кусочком хлеба по фольгированной сковородке. Нет, он не станет рассказывать этим людям о том, что произошло в ночь побега Н’даку-ванга.

Барабан-лали глухо пел под ладонями. Длинный ствол метрового диаметра, по всей длине которого была прорезана канавка, а под ней тщательно выдолблено углубление-резонатор. Концы барабана были скруглены внутрь, и руки жреца неустанно трудились — правая, левая, правая, левая, пауза…

Лали-ни-тарата, похоронный ритм, плыл над Стрим-Айлендом.

Правая, левая, правая, левая, пауза… пока мальчишеское лицо не ощерилось из мглы острозубой усмешкой.

— Эйе, эйе, тяжела моя ноша, — тихо затянул старый жрец на языке своих предков, — лодка табу идет на воду! Эйе, эйе…

— Эйе, эйе, — прозвучало в ответ, — собачий корень! Светоносный шлет юношу к мудрому Мбете!

— Зачем? — Ладони подымались и опускались; лали-ни-тарата, начало смерти, преддверье Тропы Туа-ле-ита.

— Для Вакатояза, Дарования Имени.

— Светоносный вкусил твоей плоти? Ответь, ты, желающий стать правильным человеком и большим, чем просто правильный человек!

Рука юноши поднялась в жесте, который здешние жители считали оскорбительным; только на месте презрительно выставленого пальца переливался блестящим кровавым сгустком короткий обрубок.

— Вкусил, мудрый Мбете; и я ответил Ему поцелуем.

— Что вначале: рана или иглы?

— Сам знаешь, мудрый Мбете…

— Какую татуировку ты хочешь?

Мальчишка не ответил. Только ослепительно улыбнулся матушке Мбете Лакембы, престарелой Туру-ноа Лакембе, матери явусы «Повелевающих акулами», которая уже стояла на пороге дома, держа в трясущихся руках котомку, привезенную с Вату-вара.

К утру ритуал был завершен. Пол натянул подсохшую футболку, скрыв от досужих глаз татуировку на левом боку, посмотрел на стремительно заживающий обрубок пальца — и, поклонившись, молча вышел.

Нет, Мбете Лакемба не станет рассказывать этим людям о ночи Вакатояза, ночи Дарования Имени. Как и о том, что Плешак Абрахам, отец Пола, уже давно не спит и прищуренный левый глаз пьяницы-эмигранта внимательно следит за происходящим в баре.

Как и о том, что шаги Предназначения слышны совсем близко, оно уже на подходе и душный воздух, предвестник завтрашней грозы, пахнет скорой кровью — об этом жрец тоже не будет говорить.

Владыки океана мудры, потому что умеют молчать.

— …Житья от этих тварей не стало! В море хоть не выходи: рыба попряталась, а сети акулы в клочья рвут, как специально, вроде приказывает им кто!

— Да ОН же и приказывает!

— Тише ты, дурень! От греха подальше…

— А я говорю — ОН!..

— Динамитом, динамитом их, сволочей!

— Можешь засунуть свой динамит себе в задницу вместе со своими советами! Вон Нед Хокинс уже попробовал!

— Куда правительство смотрит? Власти штата?

— Туда же, куда тебе посоветовали засунуть динамит!

— Но-но, ты власти не трожь!..

— ДА ЗАТКНИТЕСЬ ВЫ ВСЕ!!! — Трубный рык капрала Джейкобса заставил содрогнуться стены бара, и рыбаки ошарашенно умолкли.

— Вы что-то хотели спросить, доктор? — вежливо осведомился капрал, сверкая белоснежными зубами. — Я вас внимательно слушаю.

— Как я понял, на Стрим-Айленде имели место человеческие жертвы… Мне очень жаль, господа, но не мог бы кто-нибудь внятно объяснить: люди погибли из-за акул?

— Нет, из-за Микки Мауса! — рявкнул Малявка Лэмб. — И что это вы, мистер, все выспрашиваете да вынюхиваете, будто какой-то говенный коп?

— У каждого своя работа, — развел руками доктор Флаксман. — Я ихтиолог; говоря попросту, изучаю морских рыб. Специализируюсь на селахиях… на акулах, — поспешил поправиться он, глядя на готового взорваться бармена.

— Ну раз ты такой грамотный ихний олух — может, присоветуешь, как нам быть?!

— Но для этого я хотя бы должен знать, в чем проблема! Не находите? — хитро сощурился Александер Флаксман.

— Ты и так уже слышал достаточно, — пробурчал, сдаваясь, Ламберт Мак-Эванс. — Ладно, док, уговорил. На следующий день, как сбежала эта грязнопузая мразь, мы с Хью вышли в море… ну и все остальные, понятно, тоже. — Лэмб кивнул в сторону заполнивших помещение рыбаков. — Только море как сраной метлой вымело: ни трески, ни сельди — одни акульи плавники кишмя кишат! Ну, я и говорю Хью, вроде как в шутку: «Слышь, братан, это наша белая бестия подружек навела!» А Хью хмурится и чего-то под нос бормочет, словно псих. Поболтались мы туда-сюда — нет лова и все, хоть наизнанку вывернись! Ну, закинули крючки — акул-то вон сколько, думаем, наловим и плавники китаезам продадим! Все лучше, чем попусту море утюжить… Ан нет, не берут гады приманку! Поумнели, что ли?

Хор одобрительных возгласов поддержал последнее заявление Ламберта.

— Ну, плывем мы обратно, смотрим: болтается в миле от острова ялик. Мотор заглушен, на корме этот самый Пол сидит, глаза закрыты и вроде как улыбается, гаденыш; а вокруг акула круги наворачивает — только плавник воду режет. Я и опомниться не успел, а Хью уже ружьишко выдернул — и навскидку как шарахнет по твари!

— Это была та самая акула? — не удержался доктор Флаксман.

— А кто его знает, док! Хрена отличишь-то, когда один плавник из воды торчит! Короче, пальнул Хью, а парень в лодке аж дернулся — будто в него попали, хотя я-то точно видел, как заряд в воду вошел! Глазищи распахнул, на нас уставился, нехорошо так, не по-людски… и снова зажмурился. Мы глядь — акулы уже и след простыл. То ли грохнул ее Хью с первого же выстрела, а скорее — просто удрала. — Ламберт крякнул от огорчения и расплескал джин себе на колени. — На следующий день мы в море, смотрим: опять у острова ялик болтается, а в нем Пол-паршивец сидит. И опять акула вокруг него, навроде жеребца в загоне! Ладно, на этот раз Хью стрелять не стал, только обругал мальчишку рыбацким загибом, когда мимо проплывали. А с ловом та же история… одна морока! И акулы приманку не брали. Пару штук мы таки подстрелили — так их свои же в клочья порвали, какие там плавники! Вернулись ни с чем, глядь — а парень тут как тут, ялик к причалу швартует. Ну, Хью не сдержался и влепил ему затрещину. Ты, мол, говорит, паршивец, скотину эту выпустил! А теперь еще и пасешь ее! Из-за тебя весь остров без рыбы, половина сетей порвана, одни убытки…

Черноглазая Эми что-то хотела сказать, но Флаксман выразительно посмотрел в сторону девушки, и она сдержалась.

Только губу закусила.

— А парень выслушал молча, — продолжил Малявка, — скосился на Хью, как тогда, из лодки, щеку потрогал и говорит: «Я бы не советовал вам, мистер Мак-Эванс, завтра выходить в море. И тем более — охотиться на акул». Хью аж побелел, ка-а-к врежет сукину сыну — потом плюнул, повернулся и домой пошел. А на следующий-то день беда с братаном и приключилась…

Порывистый ветер гнал свинцовые волны прочь от острова, серая пелена наглухо затянула небо; дождь медлил, но набухшие тучи были готовы разразиться им в любую минуту.

Ялик придурка Пола болтался на том же месте, что и в предыдущие два дня, и когда «Красавчик Фредди» проходил мимо, Хьюго сквозь зубы пожелал мальчишке благополучно перевернуться и вплотную познакомиться со своей шлюхой-акулой.

Позади из горловины бухты выходил баркас Неда Хокинса — ветер, все время меняющий направление, то доносил до ушей тарахтение сбоившего двигателя, то отшвыривал звук прочь. Кажется, сегодня только Мак-Эвансы и бесшабашный Хокинс решились выйти в море.

Не считая рехнувшегося сына Плешака Абрахама.

Погода погодой — выходили и в худшую. Но смутное облако гнетущего предчувствия висело над Стрим-Айлендом, заставив большинство рыбаков остаться дома. Вдобавок ночью над островом волнами плыл скорбный ритм барабана Старины Лайка, громче обычного, и в снах стрим-айлендцев колыхалась сине-зеленая равнина, сплошь поросшая треугольными зубами.

Сны, понятное дело, снами, а все душа не на месте…

Братья Мак-Эвансы и Нед Хокинс считали предчувствия уделом педиков и выживших из ума старух. Что же касается мальчишки… кто его знает, что у поганца между ушами!

Ламберт стоял у штурвала, уверенно держа курс, а Хьюго тем временем деловито забрасывал крючки. Он даже не успел вывалить в воду ведро с приманкой — один из поводков дернулся, натянулся, леса принялась рыскать из стороны в сторону, и Хьюго довольно потер руки, запуская лебедку.

— Есть одна! — крикнул он брату. — С почином, Ягненочек!

Это была довольно крупная мако. «Футов десять будет», — прикинул на глаз Ламберт. Акула отчаянно вырывалась, но долго сопротивляться малочувствительной лебедке она не могла, и вскоре конвульсивно содрогающееся тело грохнулось на загудевшую палубу «Красавчика Фредди».

Хьюго не стал тратить патроны: несколько ударов колотушкой по голове сделали свое дело. Тварь еще пару раз дернулась и затихла. Малявка Лэмб заглушил двигатель, после чего спустился на палубу помочь брату.

Окажись в это время на палубе некий доктор ихтиологии Александер Флаксман — он, конечно, не преминул бы заметить, что подобная мако, разве что чуть меньшая, была поймана на Багамах мистером Эрнестом Хэмингуэем просто при помощи спиннинга; поймана как раз в тот год, когда настырный падре Лапланте имел честь наблюдать на Вату-вара обряд инициации совершеннолетних членов явусы На-ро-ясо.

Но увы, на палубе, кроме братьев Мак-Эвансов, никого не было, и столь захватывающие подробности так и остались невыясненными.

Большой разделочный нож покинул ножны на поясе, остро отточенное лезвие с хрустом вошло в светлое брюхо рыбы — обычно норовистая мако не подавала признаков жизни. Хьюго ловко извлек акулью печень, бросил сочащийся кровью орган в стоявшее рядом ведро и снова наклонился над тушей, намереваясь отрезать столь ценившиеся у китайцев плавники.

Жрут, азиаты, дрянь всякую…

И тут случилось неожиданное. «Мертвая» акула плавно изогнулась, страшные челюсти действительно МЕРТВОЙ хваткой сомкнулись на голени Хьюго Мак-Эванса — и не успел Ламберт опомниться и прийти на помощь брату, как проклятая тварь пружиной взвилась в воздух и вывалилась за борт, увлекая за собой отчаянно кричащего Хьюго.

Выпотрошенная мако и ее жертва почти сразу исчезли в темной глубине, а потрясенный Ламберт стоял, вцепившись окостеневшими руками в планшир, не в силах сдвинуться с места, и лишь тупо смотрел, как среди кипящих бурунов проступает клубящееся бурое пятно…

«Я бы не советовал вам, мистер Мак-Эванс, завтра выходить в море. И тем более — охотиться на акул», — эхом отдавались в голове Малявки Лэмба слова проклятого мальчишки.

Доктор Флаксман задумчиво пожевал губами и допил совершенно остывший кофе.

— Бывает, — кивнул коротышка. — В анналах КИА зарегистрирован случай, когда выпотрошенная песчаная акула прямо на палубе откусила руку свежевавшему ее рыбаку. И еще один, когда, вырезав у акулы внутренности и печень, наживив их на крючок и спихнув рыбу за борт, рыболов из Пиндимара (это в Австралии) поймал на своеобразную наживку… ту же самую акулу!

— Вам виднее, док. Только на этом дело не кончилось. — Ламберт с трудом поднял отяжелевшую от выпитого джина голову и обвел слушателей мутным рыбьим взглядом. — Потому что Нед со своего баркаса видел все, что стряслось с Хью, и просто озверел. Он вытащил на палубу ящик динамита, стал поджигать фитили и кидать шашки в воду, одну за другой. Третья или четвертая взорвалась слишком близко от его баркаса, и Неда вышвырнуло за борт. Больше я его не видел. И никто не видел.

— А третьим был сам Пол, — прервал тягостную тишину, повисшую в баре, капрал Джейкобс. — Только если с Хьюго и Недом все более-менее ясно, то с парнем дело изрядно пованивает. Акулы — акулами, а… Ладно, я вам обещал, док. Теперь моя очередь. В тот день мне выпало вечернее дежурство…

Ялик, тихо покачивавшийся на предзакатной зыби и медленно дрейфовавший прочь от острова, капрал заметил еще издали. Крикнув рулевому, чтоб сменил курс, Джейкобс с недобрым предчувствием взялся за бинокль.

Поначалу капралу показалось, что ялик пуст, но вскоре, наведя резкость, он разглядел, что на корме кто-то лежит. «Небось, парень просто уснул, а наш мотор его разбудил». Джейкобс собрался уж было вздохнуть с облегчением, но тут всмотрелся повнимательнее и скрипнул зубами. Ялик на глазах заполнялся водой, проседая все глубже, и вода имела однозначно-красный оттенок.

Такая вода бывает лишь при единственных обстоятельствах, предвещающих толпу скорбных родственников и гнусавое бормотанье священника.

— Быстрее, Патрик! — крикнул негр рулевому внезапно охрипшим голосом.

Ялик должен был продержаться на плаву минут пять — они еще могли успеть.

Но они не успели.

С шелестом вынырнул из воды, разрезав надвое отшатнувшуюся волну, треугольный акулий плавник — и, словно в ответ, пришло в движение окровавленное тело в тонущей лодке, игрушке пенных гребней.

Юношеская рука, на которой не хватало среднего пальца, с усилием уцепилась за борт, мучительно напряглась — и капрал увидел поднимающегося Пола. Лицо парня было напряжено и сосредоточено, будто в ожидании чего-то неизбежного, но необходимого и не такого уж страшного. Подобные лица можно встретить в приемной дантиста — пациент встал и вот-вот скроется за дверью кабинета… На приближающийся катер Пол не обратил никакого внимания; ждущий взгляд его был прикован к зловещему плавнику, разрезавшему воду уже совсем рядом. Мокрая рубашка Пола была вся в крови, и на мгновение Джейкобсу показалось, что он отчетливо различает паленые отверстия от вошедшего в грудь парня заряда картечи.

Наверное, этого не могло быть. Такой выстрел должен был уложить юношу на месте — а тот явно был до сих пор жив, хотя и тяжело ранен.

В следующее мгновение длинное акулье тело возникло вплотную к лодке. «Пленница Мак-Эвансов!» — успел подумать капрал, сам не зная, откуда у него такая уверенность.

Пол улыбнулся, будто увидел старого друга, протянул вперед беспалую руку — так хозяин собирается приласкать верного пса — и мешком перевалился через борт.

У капрала Джейкобса создалось впечатление, что юноша сделал это вполне сознательно.

Море возле тонущего ялика вскипело, расплываясь багряным маревом, капрал бессильно закричал, и в следующий момент ялик с негромким хлюпаньем ушел под воду. Какое-то время буруны еще рычали и кидались друг на друга, тщетно борясь за каждую красную струю, но вскоре водоворот угомонился, и только кровавое пятно расплывалось все шире и шире, будто норовя заполнить собой все море до самого горизонта…

— Это вы убили его, мистер Мак-Эванс! — Голос Эми зазвенел натянутой струной, и в углу тревожно отозвалась забытая мексиканцем Пако гитара.

— Не мели ерунды, девка, — без обычной наглости огрызнулся Малявка Лэмб. — Твоего Пола сожрала его любимая тварюка! Вот, капрал свидетель…

— Да, мистер Мак-Эванс. Только капрал Джейкобс упомянул еще кое-что! Что перед тем, как Пола съела акула, кто-то стрелял в него, тяжело ранил и, по-видимому, продырявил его лодку, чтобы замести следы. — Слова Эми резали, как бритвы-ногти столь любимого братьями Мак-Эвансами Фредди Крюгера, и доктор Флаксман невольно поежился.

— Тебе бы прокурором быть, Эми, — неуклюже попытался свести все к шутке однорукий Кукер, но реплика бармена осталась без внимания.

— Ну, Эми, под присягой я бы не взялся обвинять любого из присутствующих здесь людей, — протянул Джейкобс. — Ты же слышала: я сказал, что мне так ПОКАЗАЛОСЬ. В любом случае, улик теперь нет, так что концы в воду, и…

— И убийца останется безнаказанным? — Девушка на мгновение обернулась к капралу, и огромный негр потупился. — Что ж, поздравляю вас, мистер Мак-Эванс! — Сквозь горький сарказм в голосе Эми проступали едва сдерживаемые слезы. — Вы все правильно рассчитали! Накачивайтесь джином в свое удовольствие — для правосудия вы неуязвимы, а совести у вас отродясь не было! Но помните… — Мягкое лицо девушки вдруг страшно изменилось, закостенело, губы перестали дрожать и выгнулись в жуткой усмешке, напоминавшей акулий оскал. — …рано или поздно Н’даку-ванга найдет вас! И ОН не станет дожидаться вердикта присяжных! Помните это, мистер Мак-Эванс, когда выведете в море «Красавчика Фредди»; помните и ждите встречи на дне с покойным Хью!

— Ах ты, сука!..

Никто не успел помешать Малявке Лэмбу. С неожиданным проворством грузный рыбак оказался рядом с Эми и сгреб девушку в охапку.

— Да я и тебя, стерву языкатую, скормлю этой зубастой падали, вслед за твоим дружком! — прошипел Ламберт ей в лицо, разя перегаром. — Только еще раз посмей… еще хоть раз…

Говоря, Ламберт раз за разом встряхивал девушку так, что у нее клацали зубы, а голова моталась из стороны в сторону, — но тут тяжелая лапа капрала Джейкобса ухватила Малявку за шиворот.

— Поговори-ка лучше со мной, ублюдок, коли собрался распускать руки! — прорычал капрал обернувшемуся к нему Ламберту, и могучий удар отшвырнул рыбака в другой конец бара.

Этот крюк с правой в свое время принес Джейкобсу известность в определенных кругах и прозвище Ядерный Джи-Ай.

Ламберт пролетел спиной вперед футов десять, опрокидывая стулья, и тяжело грохнулся на стол, за которым сидел, уронив голову на руки, Плешак Абрахам.

И тут, казалось бы, спавший все это время Абрахам начал двигаться. Причем двигаться на удивление быстро и целеустремленно, чего никак нельзя было ожидать от безобидного пьянчужки.

Правая рука Абрахама как бы сама собой опустилась на горлышко стоявшей рядом бутылки из-под дешевого виски; в следующее мгновение бутылка, описав короткую дугу, со звоном разлетелась вдребезги, ударившись о торчавший из стены кусок швеллера с крючками для верхней одежды, — и отец погибшего Пола завис над медленно приходившим в себя Мак-Эвансом. В правой руке его сверкало бутылочное горлышко с острыми стеклянными клыками по краям.

— Это ты убил моего Пашку, гнида, — просто сказал Плешак Абрахам и одним движением перерезал Ламберту горло.

Впрочем, никто не понял сказанного — потому что Плешак Абрахам, Абраша Залецкий из далекого Харькова, произнес это по-русски.

Зато все видели, как страшным вторым ртом раскрылось горло Малявки Лэмба, как толчком выплеснулась наружу вязкая струя, как забулькал, задергался на столе рыбак, свалился на пол и через несколько секунд затих.

Кровавая лужа медленно растекалась по бару.

— Жаль. Слишком легкая смерть для подонка, — еле слышно прошептала Эми, оправляя измятое платье.

— Абрахам… ты меня слышишь, Абрахам?

Плешак Абрахам поднял взгляд от затихшего Ламберта и посмотрел на капрала. Бутылочное горлышко, отливающее багрянцем, он все еще сжимал в руке.

— Слышишь. Я вижу, что слышишь. А теперь — положи свою стекляшку… положи, Абрахам, все нормально, никто тебя не тронет, положи горлышко и иди сюда… — Джейкобс говорил с пьяницей, как с ребенком, и в какой-то момент всем показалось, что гипноз успокаивающего тона и обволакивающие, туманящие сознание слова оказывают нужное действие: Абрахам даже сделал жест, словно и впрямь собирался положить горлышко на стол и послушно подойти к капралу.

Но довести это до конца Абрахам то ли забыл, то ли не захотел. Так и двинулся к негру, сжимая в пальцах окровавленную стекляшку.

— Положи, Абрахам! Я кому сказал? — чуть повысил голос капрал.

Перекрывая сказанное, раздался грохот. Из груди пьянчужки брызнуло красным, тонко закричал Барри Хелс, зажимая разодранное плечо — за спиной Абрахама стоял однорукий Кукер с дымящимся обрезом двустволки в единственной руке. Одна из картечин, прошив Плешака навылет, угодила в Барри.

— Привет, Пашка, — отчетливо произнес Абрахам, глядя куда-то в угол; и на этот раз все прекрасно поняли незнакомые русские слова. — Вот и я, сынок. Встречай.

И рухнул на пол лицом вниз.

— Идиот! — Ладони Джейкобса помимо воли начали сжиматься в кулаки. — Я бы его живым взял! Скотина однорукая!

Капрал шагнул было к Кукеру — и застыл, завороженно глядя на уставившийся ему в грудь обрез, один из стволов которого все еще был заряжен.

— Билли, ты… ты чего, Билли? Убери сейчас же! — растерянно выдавил капрал, и черное лицо негра стало пепельным.

И тут раздался смех. Издевательский, горький, но отнюдь не истерический; смеялась Эми.

— И эти люди называли Пола придурком, а его акулу — проклятой мразью?! Посмотрите на себя! Пол нашел общий язык с тупорылой зубастой тварью; а вы — люди, двуногие акулы, изначально говорящие вроде бы на одном языке, готовы убивать друг друга по любому поводу! Так чем же вы лучше?!

«Лучше?.. лучше…» — отголоски неуверенно прошлись по онемевшему бару, опасливо миновали лужу крови и присели в уголке.

— Просто вы никогда не пытались по-настоящему ВЛОЖИТЬ ДУШУ, — добавила девушка еле слышно и отвернулась.

Хлопнула дверь, и люди начали плавно оборачиваться, как в замедленной съемке.

— Док, тут радиограмма пришла. — В заведение Кукера размашистым шагом вошел полицейский сержант Кристофер Баркович. — Кстати, какого рожна вы палите средь бела дня? По бутылкам, что ли?

Тут Баркович увидел трупы — сначала Абрахама, потом Ламберта — и осекся, мгновенно побледнев.

— Господи Иисусе… — пробормотал сержант.

Закат умирал болезненно, истекая в море кровавым гноем, и море плавилось, как металл в домне; но все это было там, далеко, у самого горизонта. Здесь же, близ пологого юго-западного берега Стрим-Айленда, струйками мелкого песка спускавшегося к кромке лениво шуршащего прибоя, море казалось ласковым и теплым, не пряча в пучине зловещих знамений. Разве что вода в сумерках уже начинала светиться — подобное явление обычно наблюдается в гораздо более южных широтах — да еще в полумиле от берега резал поверхность моря, искря и оставляя за собой фосфоресцирующий след, треугольный акулий плавник.

Наливавшаяся густым огнем вода смыкалась за плавником, словно губчатая резина.

«Патрулирует? — беспричинно подумалось доктору Флаксману. — Или ждет… чего?»

Наконец ихтиолог с усилием оторвал взгляд от тонущего в собственной крови солнца и от призрака глубин, неустанно бороздившего море. «Н’даку-зина, Светоносный, — мелькнуло в голове. — Так фиджийцы иногда называют своего Н’даку-ванга, бога в облике татуированной акулы…» Мысли путались, из их толщи то и дело всплывали окровавленные трупы в баре, искаженные лица стрим-айлендцев — живых и мертвых…

Доктор перевел взгляд на пенную кромку прибоя. С холма, где стояли они с Мбете Лакембой, на фоне светящегося моря четко вырисовывалась фигура девушки. Белые языки тянулись к ее ногам и, не достав какого-то фута, бессильно тонули в песке. «Тоже ждет. — Флаксман облизал пересохшие губы и ощутил, как чудовищно, невозможно устал за последние ночь и день. — Чего? Или — кого?»

Вторая темная фигура, скрюченная в три погибели, медленно ковыляла вдоль полосы остро пахнущих водорослей, выброшенных на берег. Женщина. Старая. Очень старая женщина. Время от времени она с усилием нагибалась, подбирала какую-то дрянь, долго рассматривала, нюхала или даже пробовала на вкус; иногда находка отправлялась в холщовую сумку, висевшую на плече старухи, но чаще возвращалась обратно, в кучу гниющих водорослей. Раковины? Кораллы? Крабы? Кто ее знает…

Матушка Мбете Лакембы подошла к Эми, и пару минут обе молча смотрели вдаль, на полыхающее море и треугольный плавник. Потом старуха что-то сказала девушке, та ответила. Туру-ноа Лакемба удовлетворенно кивнула и с трудом заковыляла вверх по склону холма.

Взбираться ей предстояло довольно долго, при ее возрасте и крутизне склона.

За это время вполне можно было сказать то, что нужно. Все лишние слова — по поводу традиционного дома жителей Вату-вара (прямоугольная платформа-яву, четыре опорных столба, под которыми наверняка были зарыты приношения духам-хранителям), построенного жрецом на Стрим-Айленде, сожаления по погибшим и многое другое — все было сказано, и у доктора больше не осталось словесной шелухи, за которой можно было бы прятаться.

Осталось только главное.

— Уважаемый Мбете, — Флаксман закашлялся, — вам не кажется, что сейчас наступила моя очередь рассказывать? Думаю, эта повесть — не для бара. Особенно после того, как я подверг сомнению слова Эми… Короче, покойный Ламберт Мак-Эванс был отчасти прав. Когда ляпнул, что я приплыл сюда верхом на ездовой мако. Шутка, конечно, — но на этот раз он почти попал в цель. Мистер Мак-Эванс ошибся только в одном. Это была не мако. Я боюсь утверждать, но мне кажется… это был Н’даку-ванга!

Мбете Лакемба медленно повернулся к доктору, и в первый раз за сегодняшний день в глазах старого жреца появилось нечто, что можно было бы назвать интересом.

— Н’даку-ванга не возит на себе людей, — глядя мимо Флаксмана, бесцветно проговорил Лакемба. — Для этого у него есть рабы.

— А Пол? Кроме того, я и не утверждал, что Н’даку-ванга возил Александера Флаксмана на себе. Когда меня, находящегося, к стыду моему, в изрядном подпитии, смыло за борт и я начал погружаться под воду — я успел распрощаться с жизнью. Но тут что-то с силой вытолкнуло меня на поверхность. Обернувшись, я увидел совсем рядом зубастую пасть здоровенной акулы. — Доктор передернулся — настолько живым оказалось это воспоминание. — Я, конечно, не принадлежу к общине На-ро-ясо, как вы, уважаемый Мбете, но в акулах все же немного разбираюсь… Не узнать большую белую акулу я просто не мог! Смерть медлила, кружила вокруг меня, время от времени подныривая снизу и выталкивая на поверхность, когда я снова начинал погружаться, — плаваю я отлично, но после коньяка, да еще в одежде… Пару раз акула переворачивалась кверху брюхом, словно собираясь атаковать, и меня еще тогда поразили ярко-синие узоры на этом брюхе. Даже ночью они были прекрасно видны, будто нарисованные люминисцентной краской. Действительно, как татуировка. Странно, — Флаксман произнес последнюю фразу очень тихо, обращаясь к самому себе, — я в любую секунду мог пойти ко дну, вокруг меня наворачивала круги самая опасная в мире акула — а я успел заметить, какого цвета у нее брюхо, и даже нашел в себе силы удивиться…

Мбете Лакемба молчал и смотрел в море.

Возраст и судьба давили на плечи жреца, и ему стоило большого труда не сутулиться.

— Потом акула несколько раз зацепила меня шершавым боком, толкая в какую-то определенную сторону; и когда она в очередной раз проплывала мимо — не знаю, что на меня нашло! — я уцепился за ее спинной плавник. И тут «белая смерть» рванула с такой скоростью, что у меня просто дух захватило! Я захлебывался волнами, накрывавшими меня с головой, но все же мог дышать: акула все время держалась на поверхности, словно понимала, что мне необходим воздух. В конце концов я потерял сознание… дальше не помню. Утром меня нашел на берегу сержант Баркович… А исследовательское судно, на котором я плыл сюда, пропало без вести, — после паузы добавил доктор. — Вот, сержант передал мне радиограмму.

Флаксман похлопал себя по карманам одолженной ему рыбацкой робы и вдруг скривился, как от боли.

— Что там у вас? — почти выкрикнул жрец.

— Ерунда, не беспокойтесь. Царапины. То ли акула приложилась, то ли сам об камни стесал…

— Покажите! — Голос Мбете Лакембы был настолько властным, что доктор и не подумал возражать. Послушно расстегнув робу, он представил на обозрение Лакембы странное переплетение подживавших царапин и кровоподтеков на левом боку, непостижимым образом складывавшееся в витиеватый узор, напоминавший…

— Я верю вам, — просто сказал Мбете Лакемба, отворачиваясь. — На вас благодать Светоносного. Можете считать себя полноправным членом явусы На-ро-ясо.

— И… что теперь? — растерялся Флаксман. — Нет, я, конечно, очень признателен Н’даку-ванга за оказанное доверие… — «Что я говорю?!» — вспыхнуло в сознании. — Он спас мне жизнь, но… в конце концов, погибли люди, рыбаки, и еще этот юноша, Пол…

— На вашем месте, доктор, я бы беспокоился не о мертвых, а о тех, кто остался в живых. — Лакемба понимал, что не стоит откровенничать с болтливым коротышкой, и в то же время не решался отказать в беседе посланцу Н’даку-ванга. Месть Светоносного здесь, на Стрим-Айленде, свершилась. И тот, кто стал орудием судьбы, сейчас имеет право задавать вопросы.

И получать ответы.