Темная Башня Кинг Стивен
Теперь они были в безопасности, хотя бы на время, и это радовало. Но где задержался самый большой начальник? Куда подевался Прентисс, главный человек в этом ужасном месте? Роланд хотел разобраться и с ним, и с сэем тахином-Горностаем одновременно: отрежь змее голову, и змея умрет. Но слишком долго жать они не могли. Поток Разрушителей иссякал. Стрелок сомневался, что сэй Горностай будет дожидаться отстающих. Ему, конечно, не хотелось, чтобы кто-то из его драгоценных Разрушителей вышел за пределы поселения через брешь в заборе, но он понимал, что идти в этой отравленной и темной стране им некуда. Понимал он и другое: если кто-то напал на поселение с севера, другие нападавшие могли затаиться и на юге…
И в этот самый момент, спасибо богам и Гану, появился сам сэй Пимли Прентисс, волоча ноги, тяжело дыша, явно в состоянии шока, и револьвером в плечевой кобуре, болтающейся под левой рукой. Кровь текла из ноздри и из уголка глаза, словно напряжение момента вызвало разрыв нескольких сосудов. Он направился к Горностаю, чуть пошатываясь (и именно его пьяное покачивание потом винил Роланд за исход утреннего противостояния), возможно, с тем, чтобы взять командование на себя. Их быстрое, но крепкое объятье, в котором оба, возможно, черпали уверенность, рассказало Роланду все, что он хотел знать о близости их отношений.
Он нацелил револьвер на затылок Прентисса, нажал на спусковой крючок, наблюдал, как в разрые стороны полетели брызги крови и волосы. Ректор Прентисс вскинул руки, пальцы попытались схватить темное небо, после чего он рухнул у ног пораженного Горностая.
И в этот самый момент вспыхнуло атомное солнце, залив мир ярким светом.
— Хайл, стрелки, убейте их всех! — крикнул Роланд, взвел курок револьвера, древней машины-убийцы, ладонью правой руки. Четверо упали после его выстрелов, прежде чем охранники, выстроившиеся рядками, как мишени в тире, услышали грохот выстрелов, не то, чтобы отреагировали на них. — За Гилеад, за Нью-Йорк, за Луч, за наших отцов! Услышьте меня, услышьте! Пусть никто не останется стоящим! УБЕЙТЕ ИХ ВСЕХ!
И они взялись за дело: стрелок из Гилеада, бывший наркоман из Бруклина, мучающийся одиночеством мальчик, которого когда-то миссис Грета Шоу называла Бама. А с севера, сквозь дым, по прямой (только однажды ей пришлось отклониться от выбранного курса: чтобы объехать раздавленное тело другой домоправительницы, по имени Тамми), к ним уже спешила на ПТС подмога: четвертый стрелок, Сюзанна, которую когда-то учили ненасильственному противодействию властям молодые и убежденные в собственной правоте молодые люди из Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения[76]. Но со временем она избрала путь оружия и ни разу об этом не пожалела. Она подстрелила трех отставших охранников-челов и одного убегающего тахина. На плече у тахина висела винтовка. Но он не воспользовался ею, вскинул покрытые лоснящейся шерстью руки, головой он отдаленно напоминал бобра, и взмолился о пощаде. Помня о том, что здесь происходило, не говоря уже вытяжке из мозга детей, которую скармливали Убийцам Луча, чтобы максимально повысить эффективность их работы, Сюзанна не пощадила его, но избавила как от страданий, так и от раздумий над своим будущим.
К тому времени, когда она вкатилась в проулок между кинотеатром и парикмахерской, стрельба прекратилась. Финли и Джекли умирали; Джеймс Кэгни умер, его человеческая маска наполовину слезла с отвратительной крысьей головы. Лежали на Главной улице и еще три десятка покойников. По ранее безупречно чистым сливным канавам Плизантвиля струилась их кровь.
Какая-то часть охранников, несомненно, еще осталась на территории Алгул Сьенто, но все они попрятались, в полной уверенности, что на них набросилась добрая сотня отъявленных головорезов, неизвестно откуда взявшихся сухопутных пиратов. Большинство же Разрушителей собрались на полоске травы между задворками Главной улицы и южными сторожевыми башнями, сбившись в кучу, как стадо овец, каковыми, собственно, они и были. Тед, не обращая внимания на кровоточащую руку, уже начал приводить их в чувство.
А тут и северный контингент нападавших появился из проулка, примыкающего к кинотеатру: одна безногая, черная женщина на трехколесном электромобиле. Управляла она им одной рукой, а второй твердо держала пистолет-пулемет «Койот», положив ствол на руль. Увидев груды тел на Главной улице, удовлетворенно кивнула.
Эдди вышел из кассы и обнял ее.
— Эй, сладенький, эй, — прошептала она, осыпая шею поцелуями, от которых по его телу пробегала дрожь. Появился Джейк, побледневший после стольких убийств, но держащийся молодцом, и она обхватила его за плечи и подтянула к себе. Ее взгляд упал на Роланда, стоящего на тротуаре позади тех троих, которых он «извлек» в Срединный мир. Револьвер смотрел в землю, покачиваясь у левого бедра, и знал ли он о страстном желании присоединиться к ним, написанном на его лице? Она в этом сомневалась, и всем сердцем потянулась к нему.
— Иди сюда, Гилеад. Это групповое объятие, а ты — часть группы.
На мгновение она подумала, что он не понимает приглашения, или делает вид, что не понимает. А потом подошел, предварительно сунув револьвер в кобуру и подхватив Ыша. Встал между Джейком и Эдди. Ыш запрыгнул на колени Сюзанны, так естественно, словно сидел там всегда. Стрелок одной рукой обхватил талию Эдди, другой — Джейка. Сюзанна приподнялась (ушастик-путаник заскреб когтями, чтобы удержаться на внезапно накренившихся бедрах), обняла Роланда за шею и звонко чмокнула в загорелый лоб. Джейк и Эдди рассмеялись. Роланд присоединился к ним, улыбаясь, как улыбаемся все мы, когда нам внезапно сообщают о чем-то очень приятном.
Я бы хотел, чтобы вы увидели их такими. Я бы хотел, чтобы таким вы увидели их очень хорошо. Вы видите? Они сгрудились вокруг прогулочного трайка Сюзанны, обнявшись после одержанной ими победы. Я хочу, чтобы вы увидели их такими не потому, что они победили в великой битве (они знают, что не это главное, каждый из них), по другой причине: в последний раз они — ка-тет. Здесь история их дружбы заканчивается, на этой нереальной улице под этим искусственным солнцем; остальная часть истории будет короткой и жестокой в сравнении со всем тем, что вы уже прочитали. Потому что, когда разрушается ка-тет, конец всегда наступает быстро. Скажите, беда.
Залитыми кровью, умирающими глазами Пимли Прентисс наблюдал, как более молодой из двух мужчин разорвал групповое объятье и направился к Финли из Тего. Молодой человек увидел, что Финли все еще жив, и опустился рядом с ним на колено. Женщина, теперь она слезла со своего моторизированного трайка, и мальчик, начали проверять остальные жертвы и добивать тех, кто еще дышал. Даже лежа с пулей в голове, Пимли понимал, что действия их, скорее, милосердие, чем жестокость. Пимли полагал, что покончив с этим, они позовут остальных своих сообщников и вместе с ними начнут методично осматривать сохранившиеся здания Алгул Сьенто в поисках спрятавшихся охранников и, естественно, перебьют всех, кого найдут. «Многих вы не найдете, — трусливые собаки, — подумал он. — Потому что две трети моих людей вы положили здесь «. А скольких атакующих убили ректор Пимли, начальник службы безопасности Финли и все их люди? Насколько знал Пимли, ни одного.
Но, возможно, вот тут он мог что-то сделать. Его правая рука начала медленное и болезненное продвижение к плечевой кобуре и лежащему в ней «Миротворцу».
Эдди, тем временем, приставил ствол гилеадского револьвера с рукояткой, отделанной сандаловым деревом, к виску Горностая. Его палец напрягся на спусковом крючке, когда он увидел, что Горностай, пусть раненый в грудь, истекающий кровью, умирающий, смотрит на него, полностью отдавая себе отчет, что сейчас должно произойти. Читалось во взгляде и кое-что еще, определенно не понравившееся Эдди. Он подумал, что это презрение. Поднял голову, увидел, что Сюзанна и Джейк проверяют тела, лежащие в восточной части зоны смерти, увидел Роланда, который стоял на дальнем тротуаре, что-то говорил Динки и Теду, перевязывая руку последнего. Два бывших Разрушителя слушали внимательно и, хотя на лицах обоих отражалось сомнение, оба кивали.
Эдди вновь посмотрел на умирающего тахина.
— Ты на конце тропы, друг мой. Как мне представляется, пуля пробила твой насос. Хочешь что-нибудь сказать, прежде чем ступишь в пустошь?
Финли кивнул.
— Так говори, приятель. Но только покороче, если хочешь выговориться до конца.
— Ты и тебе подобные — стая трусливых собак, прошептал Финли. Ему, похоже, действительно прострелили сердце, но он не желал сдаваться, пока оно продолжало биться. А уж потом собирался умереть и уйти в темноту. — Провонявших мочой трусливых собак, убивающих людей из засады. Вот что я хочу сказать.
Эдди невесело усмехнулся.
— А как насчет трусливых собак, которые используют детей, чтобы убить весь мир из засады, мой друг? Всю вселенную?
Горностай моргнул, словно не ожидал услышать такой ответ. Вообще не ожидал ответа.
— У меня был… приказ.
— Я в этом не сомневаюсь, — теперь кивнул Эдди. — И ты выполнял его до конца. Наслаждайся адом или Нааром, или как там он у вас называется, — он вновь приставил ствол револьвера к виску Финли и нажал на спусковой крючок. Горностай дернулся и застыл. Поморщившись, Эдди поднялся.
В этот момент уловил движение краем глаза, и, повернувшись, увидел, что человек, главный босс, приподнялся на локте. Его револьвер, «Миротворец» калибра 0,4 дюйма, из которого когда-то казнили насильника, смотрел на него. Эдди обладал отменными рефлексами, но среагировать времени ему не оставили. Раздался выстрел, ствол «Миротворца» полыхнул вспышкой, изо лба Эдди хлестанула кровь. Клок волос вырвало из затылка, в том месте, откуда вышла пуля. Он прижал руку к дыре, которая появилась над правым глазом, как человек, который вспомнил что-то очень важное, но, к сожалению, чуть позже, чем следовало.
Роланд развернулся на стоптанных каблуках, одновременно выхватывая из кобуры револьвер. Обернулись и Джейк с Сюзанной. Сюзанна увидела, что ее муж стоит, прижимая ладонь ко лбу.
— Эдди? Сладенький?
Пимли пытался вновь взвести курок, его верхняя губа растянулась от усилий, обнажив зубы в зверином оскале. Роланд прострелил ему горло, и ректор Алгул Сьенто повалился на левый бок, револьвер вылетел из его руки и, отскочив от земли, застыл рядом с телом его друга Горностая. Практически у ног Эдди.
— Эдди! — закричала Сюзанна, и на руках и коленях поспешила к нему. «Ранение не тяжелое, — говорила она себе. — Ранение не тяжелое. Господи, не допусти, чтобы моего мужа тяжело ранили…»
Потом она увидела кровь, бегущую из-под руки, льющуюся на землю, и поняла, что ранение тяжелое.
— Сюзи? — спросил Эдди. Ясно и отчетливо. — Сюзи, где ты? Я ничего не вижу.
Он сделал шаг, второй, третий… а потом упал лицом вниз, как и предчувствовал дед Джеффордс, ага, с того самого момента, когда впервые увидел его. Ибо молодой человек был стрелком, ты говоришь правильно, а стрелок может умереть только так и не иначе.
Глава 12. Teт распадается
В тот вечер Джейк Чеймберз сидел в одиночестве около таверны «Клевер» в дальнем конце Главной улицы Плизантвиля. Тела охранников увезли роботы-дворники, и хоть с этим проблем не было. Ыш уже час или около того лежал на коленях мальчика. Обычно с ним такого не бывало никогда, но он, похоже, понимал, что нужен Джейку. Несколько раз Джейк плакал, уткнувшись в лицом в мягкую шерсть ушастика-путаника.
Большую часть этого бесконечного дня мысли Джейка говорили на два голоса. Такое с ним уже случалось, но лишь многими годами раньше, когда он был совсем маленьким мальчиком и подозревал, что может страдать от какого-то странного, непонятного родителям нервного расстройства.
«Эдди умирает, — заявлял первый голос (тот самый, что раньше уверял: в стенном шкафу живут чудовища и скоро они вылезут оттуда, чтобы пожрать его живьем). — Он в комнате в Корбетт-Холл и Сюзанна с ним, и он говорит, не умолкая, но он умирает».
«Нет, — возражал ему второй голос (тот, который пытался доказать ему, без особой уверенности, что никаких чудовищ нет и в помине). — Нет, такого не может быть. Эдди не… Эдди! И потом, он — часть ка-тета. Он может умереть, когда мы доберемся до Темной Башни, мы все можем умереть, когда мы доберемся туда, но не здесь, это безумие».
«Эдди умирает, — повторял первый голос. Неумолимый. — У него дыра в голове, достаточно большая, чтобы в нее пролез твой кулак, и он умирает».
На это второй голос мог лишь ответить, что такого просто не может быть, но возражения с каждым разом слабели.
Даже от осознания того, что они, скорее всего, спасли Луч (Шими в этом не сомневался, он ходил на притихшему кампусу Девар-тои, выкрикивая во всю мощь легких новости: «ЛУЧ ГОВОРИТ, ВСЕ БУДЕТ ХОРОШО! ЛУЧ ГОВОРИТ ВАМ СПАСИБО!»), настроение Джейка не улучшалось. Потеря Эдди была слишком дорогой ценой за спасение Луча. А распад ка-тета еще больше повышал эту цену. Всякий раз, когда Джейк думал об этом, у него начинало сосать под ложечкой, и он молился Богу, Гану, Человеку-Иисусу, каждому и всем сразу, прося сотворить чудо и спасти жизнь Эдди.
Он даже молился писателю.
«Спаси жизнь моего друга, и мы спасем твою, — молил он Стивена Кинга, человека, которого никогда не видел. — Спаси Эдди, и мы не позволим этому вэну наехать на тебя. Клянусь в этом».
Потом опять подумал о Сюзанне, выкрикивающей имя Эдди, старающейся перевернуть его, и Роланде, обнимающем ее со словами: «Ты не должна этого делать, Сюзанна, ты не должна тревожить его». Вспомнил, как она боролась с ним, вспомнил ее безумное лицо, которое изменялась ежесекундно, в зависимости от того, какая личность обретала контроль над телом. «Я должна ему помочь!» рыдала она голосом Сюзанны, который Джейк знал, а потом кричала уже другим, более грубым: «Отпусти меня, махфах! Дай мне сделать над ним мах вуду, сделать мах хунган, он встанет и пойдет, ты увидишь! Отпусти!» И Роланд все время держал ее, держал и покачивал, а Эдди лежал на мостовой, не мертвый, хотя было бы лучше, если б он умер (хотя смерть клала бы конец разговорам о чудесах, конец надежде), но Джейк видел, как покрытые пылью пальцы дергались, и слышал, как он что-то непрерывно бормочет, что-то несвязное, словно человек, который говорит во сне.
Потом подошел Тед, следом за ним Динки, за ними еще двое или трое Разрушителей. Тед опустился на колени рядом с кричащей, вырывающейся из рук Роланда женщиной и знаком указал Динки, что он должен сделать то же самое, но с другой стороны. Тед взялся за одну ее руку, кивнул Динки, который взялся за вторую. И что-то вырвалось из них, что-то мощное и успокаивающее. Это что-то не предназначалось Джейку, нет, совсем не предназначалось, но он его все равно уловил и почувствовал, как замедляется бешеный бег сердца. Посмотрел на лицо Теда Бротигэна и увидел, что зрачки глаз пребывают в постоянном движении, сокращаются и расширяются, сокращаются и расширяются.
Крики Сюзанны стихли, превратились в стоны боли. Она посмотрела на Эдди, потом наклонила голову, слезы из ее глаз закапали на рубашку Эдди, оставляя темные пятна, как капли дождя. Именно в этот момент из одного из проулков появился Шими, радостно сообщая всем, кто мог его услышать: «ЛУЧ ГОВОРИТ ЕЩЕ НЕ ПОЗДНО! ЛУЧ ГОВОРИТ ВОВРЕМЯ, ЛУЧ ГОВОРИТ СПАСИБО ВАМ И МЫ ДОЛЖНЫ ДАТЬ ЕМУ ЗАЛЕЧИТЬ СВОИ РАНЫ!» — он сильно хромал, но никто из них не подумал об этом, может, даже и не заметил. Динки что-то прошептал растущей толпе Разрушителей, глазеющих на умирающего стрелка, несколько человек подошли к Шими, что-то ему сказали, и он замолчал. В северной части Девар-тои по-прежнему гудели сирены, но пожарные машины, те, что приехали следом за Командой „Браво“, справились с тремя самыми большими пожарами, в Дамли-Хауз, доме ректора и Феверел-Холл.
Потом Джейку вспомнились пальцы Теда, невероятно нежные, откидывающие волосы на затылке Эдди и обнажающие большую дыру, заполненную темным кровяным желе. В крови виднелись белые крупинки. Джейку хотелось верить, что эти крупинки — осколки кости. Все лучше, чем кусочки мозга Эдди.
При виде этой ужасной раны Сюзанна выпрямилась на коленях и опять начала кричать. Начала вырываться. Тед и Динки (он был белее мела) переглянулись, еще крепче сжали ее руки и вновь послали
(умиротворенность, расслабленность, спокойствие подожди успокойся не суетись угомонись)
мысленное успокаивающее послание, как цветовую гамму, холодные синие тона с толикой серого, так и слова. Роланд, тем временем, продолжал держать ее за плечи.
— Можно что-нибудь для него сделать? — спросил Роланд Теда. — Хоть что-нибудь?
— Его можно перенести в более комфортабельное место, — ответил Тед. — Это нам по силам, — он обвел взглядом Девар-тои. — Разве вам не нужно довести дело до конца, Роланд?
Поначалу Роланд не понял, о чем речь. Потом посмотрел на тела убитых охранников, и сообразил, что к чему.
— Да, пожалуй. Джейк, сможешь мне помочь? Если оставшиеся найдут нового командира и перегруппируются… это нам ни к чему.
— Как насчет Сюзанны? — спросил Джейк.
— Сюзанна поможет нам доставить ее мужа в то место, где ему ничто не будет мешать, где он сможет спокойно умереть, — ответил ему Тед Бротигэн. — Не так ли, дорогая?
Она посмотрела на него, в глазах читалась не только пустота, но и осмысленность (даже мольба), и взгляд этот пронзил сердце Джейка, как острие сосульки.
— Он должен умереть? — спросила она Теда. Тед поднес ее руку к губам и поцеловал.
— Да. Он должен умереть, а вы должны это пережить.
— Тогда вы должны кое-что сделать для меня, — и она коснулась щеки Теда своими пальцами. Джейку показалось, что они холодные. Холодные.
— Что, дорогая? Сделаю все, что смогу, — он обхватил ее пальцы
(умиротворенность, расслабленность, спокойствие подожди успокойся не суетись угомонись)
своими.
— Прекратите делать то, что делаете, пока я не попрошу вас об обратном.
Он бросил на нее удивленный взгляд. Потом посмотрел на Динки, который лишь пожал плечами. Вновь повернулся к Сюзанне.
— Вы не должны использовать свой «светлый разум», чтобы красть мое горе, — объяснила ему Сюзанна, — ибо я хочу открыть рот и выпить его до дна. До последней капли.
Какие-то мгновения Тед стоял, уставившись в землю, хмурясь. Потом поднял голову и одарил Сюзанну самой ослепительной улыбкой, какую только доводилось видеть Джейку.
— Да, леди. Мы сделаем все, как вы скажете. Но, если мы вам понадобимся… когда мы вам понадобимся…
— Я вас позову, — и Сюзанна вновь наклонилась к продолжающему что-то бормотать мужчине, который лежал на мостовой.
Когда Роланд и Джейк приблизились к проулку, чтобы вернуться в северную часть Девар-тои и, забыв на время скорбь о павшем друге, разобраться с теми, кто еще мог оказать сопротивление, Шими протянул руку и дернул Роланда за рукав.
— Луч говорит спасибо тебе, который был Уиллом Диаборном, — криками он сорвал голос и теперь едва слышно хрипел. — Луч говорит, что все будет хорошо. Он станет, как новенький. Лучше.
— Это здорово, — ответил Роланд, и Джейк не мог с ним не согласиться. Но особой радости не испытывал, теперь радоваться было нечему. Перед глазами Джейка стояла дыра, которую открыли нежные пальцы Бротигэна. Дыра, заполненная красным желе.
Роланд обнял Шими за плечи, прижал к себе, поцеловал. Шими улыбнулся, осчастливленный.
— Я пойду с тобой, Роланд. Ты возьмешь меня?
— Не в этот раз.
— Почему ты плачешь? — спросил Шими. Джейк увидел, как счастье уходит с его лица, уступая место тревоге. Тем временем Разрушители возвращались на Главную улицу, собирались маленькими группами. Во взглядах, которые они бросали на стрелков, Джейк видел испуг… любопытство… а в некоторых случаях открытую неприязнь. Почти что ненависть. Не просматривалось только благодарности, ни грана благодарности, и за это он их ненавидел.
— Мой друг ранен, — ответил Роланд. — Я грущу по нему, Шими. И по его жене, которая тоже моя подруга. Ты пойдешь к Теду и сэю Динки и попытаешься успокоить ее, если она скажет, что ей это нужно?
— Если ты хочешь, да! Для тебя я готов на все!
— Спасибо тебе, сын Стенли. И помоги, если они будут переносить моего друга в другое место.
— Твоего друга Эдди! Того, что лежит раненый!
— Да, его зовут Эдди, ты говоришь правильно. Ты поможешь Эдди?
— Ага!
— И вот что еще…
— Что? — спросил Шими, а потом вроде бы что-то вспомнил. — Да! Ты хочешь, чтобы я помог тебе отправиться далеко-далеко, тебе и твоим друзьям! Тед говорил мне. «Сделай дыру, — сказал он мне, — такую же, какую сделал для меня». Только они привели его обратно. Эти плохие парни. Тебя они обратно не приведут, потому что плохих парней больше нет. Лучу ничего не угрожает! — Шими рассмеялся, и смех этот как ножом резанул по скорбящему уху Джейка.
По уху Роланда, скорее всего, тоже, потому что улыбка его вышла натянутой.
— В свое время, Шими… хотя я думаю, что Сюзанна может остаться здесь и дождаться нашего возвращения.
«Если мы вернемся», — подумал Джейк.
— Но у меня есть для тебя еще одна работенка, если ты сможешь это сделать. Не помогать кому-то отправиться в другой мир, но что-то в этом роде. Я уже сказал об этом Теду и Динки, а они скажут тебе, как только Эдди устроят поудобнее. Ты их выслушаешь?
— Да! И помогу, если сумею! Роланд хлопнул его по плечу.
— Хорошо! — а потом Джейк и стрелок пошли в направление, которое могло считаться севером, чтобы покончить с начатым.
За три последующие часа они обнаружили четырнадцать охранников, главным образом, челов. Роланд удивил Джейка (немного, но удивил), убив только двоих, тех, что принялись стрелять по ним, укрывшись за пожарной машиной, колесо которой провалилось в нишу над лестницей, ведущей в подвал. Остальных он обезоружил и помиловал, сказав каждому, что любой охранник Девар-тои, оставшийся на территории поселения после того, как прозвучит горн вечерней пересменки, будет убит на месте.
— Но куда же мы пойдем? — спросил тахин с белоснежной головой петуха и ярко-красным гребнем (Джейк подумал, что он похож на Фогхорна Легхорна[77], мультяшного персонажа).
Роланд покачал головой.
— Мне это без разницы, при условии, что вас не будет здесь, когда в следующий раз протрубит горн, понимаешь? Вы занимались той работой, что делают в аду, но теперь ад закрыт, и я приму все меры к тому, чтобы эти конкретные двери больше не открылись никогда.
— О чем ты? — спросил тахин-петух, чуть ли не застенчиво, но Роланд ничего объяснять не стал, только сказал тахину, чтобы тот передал его слова остальным охранникам.
Большинство оставшихся тахинов и кан-тои покинули Алгул Сьенто по двое и по трое, не споря, и каждые несколько минут нервно оглядываясь. Джейк полагал, что у них были основания бояться, потому что лицо его дина, погруженного в свои мысли, почернело от горя. Эдди Дин лежал на смертном одре, и Роланд из Гилеада не потерпел бы возражений.
— Что ты собираешься сделать с этим местом? — спросил Джейк после того, как протрубил послеполуденный горн. Они проходили мимо обгоревшего остова Димли-Хауз (вокруг него роботы-пожарные через каждые двадцать футов поставили таблички с надписью: «ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН. ПОЖАРНЫЙ ДЕПАРТАМЕНТ ВЕДЕТ РАССЛЕДОВАНИЕ»), направляясь к Эдди.
Роланд покачал головой, не отвечая на вопрос.
На Молле Джейк заметил шесть Разрушителей, стоявших кружком, взявшись за руки. Они напоминали участников спиритического сеанса. Он узнал Шими, Теда, Дани Ростову. Компанию им составляли молодая женщина, еще одна, постарше и полный, похожий на банкира, мужчина. И чуть дальше, в ряд, с ногами, торчащими из-под одеял, лежали почти пятьдесят охранников, убитых во время утреннего боя.
— Ты знаешь, что они делают? — спросил Джейк, говоря про Разрушителей. Остальные-то были мертвыми и ничего больше делать не могли.
Роланд бросил короткий взгляд на стоящих кружком разрушителей.
— Да.
— Что?
— Не сейчас, — ответил Роланд. — Сейчас мы должны отдать последний долг Эдди. И для этого нам нужно быть максимально спокойными, то есть освободить свой разум от всех забот и тревог.
И теперь, сидя с Ышем около пустующей таверны «Клевер» с ее светящимися неоном марками пива и молчащим музыкальным автоматом, Джейк в полной мере понимал правоту Роланда. Он был очень признателен стрелку, когда тот, сорок пять минут спустя, увидев рвущую душу печаль Джейка, отпустил его из комнаты, где медленно умирал Эдди, по каплям, в отчаянной борьбе, отдавая свою жизнь.
На носилках, которые раздобыл Тед Бротигэн, молодого стрелка перенесли в Корбетт-Холл, где и положили в просторной спальне апартаментов проктора[78] на первом этаже. Носильщики остались во дворе общежития и по мере того, как день клонился к вечеру, к ним присоединились остальные Разрушители. Когда появились Роланд и Джейк, пухлая рыжеволосая женщина заступила стрелку дорогу.
«Леди, я бы этого не делал, — подумал Джейк. — Во всяком случае, сегодня».
Несмотря на суету, в которой прошел этот день, женщина, которая напомнила Джейку пожизненного председателя садоводческого клуба матери, нашла время, чтобы сильно накраситься: пудра, румяна, помада, такая же ярко-красная, как борта пожарных машин Девар-тои. Она представилась, как Грейс Рамблоу (из Олдершота, графство Гэмпшир, Англия) и пожелала узнать, что их ждет: куда они пойдут, что будут делать, кто о них позаботится. Те же вопросы задавал и тахин-петух, пусть и другими словами.
— Потому что о нас заботились, — подчеркнула Грейс Рамблоу, с нажимом на последнее слово, — и у нас нет возможности, во всяком случае, на какое-то время, заботиться о себе самим.
В толпе Разрушителей раздались крики одобрения. Роланд смерил женщину взглядом, и ее негодование сразу куда-то подевалось.
— Уйди с дороги, — процедил стрелок, — а не то я тебя оттолкну.
Она побледнела под толстым слоем пудры и подчинилась, более не произнеся ни слова. Ропот неодобрения поднялся, лишь когда Роланд и Джейк вошли в Корбетт-Холл и скрылись из виду: Разрушители более могли не бояться, что тяжелый взгляд синих глаз стрелка остановится на ком-то из них. Чем-то они напомнили Джейку некоторых из учеников школы Пайпера, где он когда-то учился, кретинов, которые могли кричать: «Хер в жопу» или «А может дать тебе отсосать», но только когда учитель выходил из класса.
Коридор первого этажа Корбетт-Холла ярко освещался флуоресцентными лампами. Сильно пахло дымом, поскольку сгоревшие Дамли-Хауз и Феверел-Холл находились поблизости. Динки Эрншоу сидел на складном стуле справа от двери с табличкой «АПАРТАМЕНТЫ ПРОКТОРА», курил сигарету. Вскинув голову, посмотрел на приближающихся Роланда и Джейка. Ыш, как обычно, семенил рядом с Джейком.
— Как он? — спросил Роланд.
— Умирает, — ответил Динки и пожал плечами.
— А Сюзанна?
— Держится. Когда он уйдет… — Динки вновь пожал плечами, как бы говоря, что не знает, как тогда поведет себя Сюзанна, и ждать можно, чего угодно. Роланд тихонько постучал в дверь.
— Кто там? — послышался приглушенный голос Сюзанны.
— Роланд и Джейк, — ответил стрелок. — Ты нас впустишь?
Джейк решил, что пауза между вопросом и ответом очень уж затянулась. Роланда, однако, пауза эта не удивила. Динки, кстати, тоже.
— Заходите, — наконец, ответила Сюзанна. Они вошли.
Сидя с Ышем в успокаивающей темноте, ожидая зова Роланда, Джейк вспоминал открывшееся его глазам в полутемной комнате. Это, и сорок пять минут, которые он провел там, прежде чем Роланд понял, в каком он состоянии, и разрешил ему уйти, сказав, что позовет, когда придет «время».
После того, как его «извлекли» в Срединный мир, Джейк часто видел смерть, непосредственно сталкивался с ней, даже испытал на себе, хотя вот это помнил смутно. Но сейчас умирал член ка-тета, и то, что происходило в спальне апартаментов проктора, казалось совершенно бессмысленным. И бесконечным. Джейк всем сердцем хотел остаться за дверью, рядом с Динки. Не хотел запомнить таким своего остроумного, иногда вспыльчивого друга.
Прежде всего, Эдди (Сюзанна держала его за руку), лежа на постели проктора, выглядел не просто хрупким, но старым и (Джейк ненавидел себя за такие мысли) глупым. А может, следовало сказать, что он вдруг превратился в старика-маразматика. В углах рот запал, образовав глубокие ямки. Сюзанна омыла ему лицо, но из-за щетины на щеках и подбородке оно все равно казалось грязным. Под глазами появились большие лиловые мешки, словно этот мерзавец Прентисс избил его, прежде чем застрелить. Под опущенными веками глаза непрерывно двигались, словно Эдди что-то снилось.
И он говорил. С его языка непрерывным потоком срывались слова. Какие-то фразы Джейку удавалось разобрать, другие — нет. В некоторых был хоть какой-то смысл, но большинство были полной галиматьей, ки'кам, как сказал бы его друг Бенни. Время от времени Сюзанна смачивала тряпку в тазике, что стоял на столе у кровати, выжимала ее и протирала лоб и пересохшие губы мужа. Однажды Роланд поднялся, взял тазик вылил из него воду в ванной, наполнил вновь, принес к кровати. Она поблагодарила его ровным, доброжелательным, лишенным всяких эмоций голосом. Чуть позже воду поменял Джейк, и она поблагодарила его теми же словами и тем же тоном. Словно и не знала, что рядом с ней сидят именно они.
«Мы идем туда ради нее, — сказал Роланд Джейку. — Потому что потом она вспомнит, кто был рядом, и будет нам благодарна».
Но будет ли? Джейк задумался над этим в темноте, окружавшей таверну «Клевер». Будет ли она благодарна? Именно из-за Роланда Эдди Дин лежал сейчас на смертном одре в свои двадцать пять или двадцать шесть лет, не так ли? Но, с другой стороны, если бы не Роланд, она никогда бы не встретила Эдди. Нет, все слишком сложно и запутано. Как идея о множественности миров, с Нью-Йорком в каждом из них, от которой у Джейка сразу начинала болеть голова.
На смертном одре Эдди спрашивал своего брата Генри, почему тот всегда забывает погасить свет, выходя из сортира.
Он спрашивал Джека Андолини, кто сделал его таким уродом.
Он кричал: «Посмотри, Роланд, это Джордж Большой Нос, он вернулся!»
И: «Сюзи, если ты расскажешь ему историю о Дороти и Железном Дровосеке, я расскажу все остальное».
И, отчего сердце Джейка холодело: «Я не стреляю рукой; тот, кто целится рукой, забыл лицо своего отца».
После этой фразы Роланд в полумраке (окна затянули портьерами) взял Эдди за руку и сжал ее: «Да, Эдди, ты говоришь правильно. Ты откроешь глаза и увидишь мое лицо, дорогой?»
Но Эдди не открыл глаза. Вместо этого, и сердце Джейка похолодело еще сильнее, молодой мужчина, с бесполезной повязкой на голове, зашептал: «Все умолкает в чертогах мертвых. Вот комнаты руин, где паутину плетут пауки и светочи гаснут один за другим».
После этого какое-то время Эдди лишь что-то невнятно бормотал, Джейк, во всяком случае, не мог разобрать ни слова. Он сменил воду в тазике, а когда вернулся к кровати, Роланд, увидев его мертвенно-бледное лицо, сказал, что он может идти.
— Но…
— Иди, иди, сладенький, — поддержала стрелка Сюзанна. — Только будь осторожен. Кто-то из них мог остаться, чтобы отомстить.
— Но как я…
— Я тебя позову, — пообещал Роланд и прикоснулся к виску оставшимися пальцами правой руки. — Ты меня услышишь.
Джейку хотелось поцеловать Эдди перед уходом, но он побоялся. Не потому, что смерть могла передаваться, как простуда, он знал, что это не так, но боялся, что прикосновения его губ будет достаточно, чтобы отправить Эдди на пустошь в конце тропы.
И тогда Сюзанна могла обвинить его в смерти мужа.
В коридоре Динки спросил его, как Эдди.
— Очень плох, — ответил Джейк. — У тебя есть сигарета?
Динки изогнул бровь, но сигарету Джейку дал. Мальчик постучал ею по ногтю большого пальца, как делал стрелок с самокрутками, прикурил от зажигалки, предложенной Динки, глубоко затянулся. Дым по-прежнему жег горло, но не так сильно, как в первый раз. Голова только чуть закружилась, и он не закашлялся. «Скоро стану курильщиком, — подумал он. — Если удастся вернуться в Нью-Йорк, может смогу поступить на работу в телевещательную корпорацию, в отдел отца. Я уже наловчился устранять конкурентов».
Он поднял сигарету на уровень глаз, маленькую белую ракету с дымком, идущим из носовой, а не задней части. Прочитал слово «CAMEL», написанное у самого фильтра.
— Я говорил себе, что никогда не буду курить, — признался он Динки. — Никогда в жизни. И вот стою с сигаретой в руке, — он рассмеялся. Горько и невесело, взрослым смехом, от которого по его телу пробежала дрожь.
— Прежде чем попасть сюда, я работал на одного парня, — ответил Динки. — Его звали мистер Шарптон. Так он говорил, что никогда — то самое слово, которое слушает Бог, если хочет посмеяться.
Джейк не ответил. Думал о том, как Эдди говорил о чертогах мертвых, о палатах, в руинах лежащих. Джейк проследовал за Миа в такую палату, когда-то давно и во сне. Теперь Миа мертва. И Каллагэн мертв. И Эдди умирает. Он подумал о телах, лежащих под одеялами, пока гром в отдалении перекатывал кости. Подумал о мужчине, который покатился влево после того, как его прикончила пуля Роланда. Попытался вспомнить праздничную вечеринку, которую устроили в их честь в Калья Брин Стерджис, с музыкой, танцами, цветными факелами, но на память пришла смерть Бенни Слайтмана, еще одного друга. В этот вечер в мире, похоже, не было ничего, кроме смерти.
Он сам умер и вернулся: вернулся к Срединный мир и к Роланду. Всю вторую половину дня он пытался убедить себя, что такое же может произойти и с Эдди, но каким-то образом знал, что не произойдет. Участие Джейка в этой истории еще продолжалось. Эдди — закончилось. Джейк мог бы отдать двадцать лет своей жизни… тридцать! — чтобы не верить в это, но верил. Должно быть, он все-таки обладал даром ясновидения.
«Комнаты руин, где паутину плетут пауки и светочи гаснут один за другим».
Джейк знал одного паука. Малой Миа наблюдал за сражением? Получал удовольствие? Может, даже кричал, подбадривая одну или другую команду, как гребаный болельщик «Янки» из сектора с самыми дешевыми местами?
«Он и сейчас наблюдает. Знаю, что наблюдает. Я его чувствую».
— Малыш, ты в порядке? — спросил Динки.
— Нет, — ответил Джейк, — не в порядке.
И Динки кивнул, словно получил вразумительный ответ. «Может, такой он и ожидал, — подумал Джейк. — Он же, в конце концов, телепат».
И словно в подтверждение его мыслей Динки спросил, кто такой Мордред.
— Тебе не захочется это узнать. Поверь мне, — он затушил наполовину выкуренную сигарету («Твой рак легких именно здесь, в последней четверти дюйма», — любил говорить его отец, указывая на одну из своих сигарет без фильтра, тем же тоном, что и диктор телевизионного магазина) и покинул Корбетт-Холл. Воспользовался черным ходом, чтобы избежать встречи с толпой встревоженных, не знающих, как жить дальше, Разрушителей, и ему это удалось. И теперь находился в Плизантвиле, сидел на тротуаре, как один из бездомных, которых он видел в Нью-Йорке, ожидая, когда его позовут. Ожидая конца.
Он подумал о том, чтобы зайти в таверну, может, налить себе пива (если уж он был достаточно взрослым, чтобы курить и убивать людей из засады, то, понятное дело, мог позволить себе и выпить пива) или хотя бы посмотреть, будет ли играть музыкальный автомат без брошенных в него монет. Он мог поспорить, что Алгул Сьенто был тем местом, каким, по твердому убеждению отца, должна была стать Америка, обществом, забывшим, что такое наличные деньги, так что старенький «Сиберг» наверняка отрегулировали таким образом, чтобы музыка включалась лишь от нажатия кнопок. И он мог поспорить, что взглянув на полоску с названием песни рядом с кнопкой 19, увидел бы «Кто-то сегодня спас мне жизнь» в исполнении Элтона Джона.
Он вскочил, как только его позвали. Не только он услышал зов. Ыш печально тявкнул. Роланд словно возник рядом с ними.
«Ко мне, Джейк, и поторопись. Он уходит».
Джейк поспешил в один из проулков, обогнул все еще дымящийся дом директора Девар-тои (Тасса, слуга, который проигнорировал приказ Роланда или не имел о нем ни малейшего понятия, молчаливо сидел на крыльце в килте[79] и футболке, закрыв лицо руками) и побежал через Молл, бросив короткий взгляд на лежащие рядком тела. Участники спиритического сеанса, что стояли кружком на траве, давно разошлись.
«Я не буду плакать, — мрачно пообещал он себе. — Если я достаточно взрослый для того, чтобы курить и думать, а не налить ли себе пива, то смогу контролировать мои бестолковые глаза. Я не буду плакать».
Зная почти наверняка, что будет.
Шими и Тед присоединились к Динки у двери апартаментов проктора. Динки уступил стул Шими. Тед выглядел усталым, но Шими, решил Джейк, был просто никакой: глаза вновь налились кровью, кровь корочкой запеклась под носом и одним ухом, щеки посерели. Он снял один из шлепанцев и массировал ногу, словно она у него болела. Однако, чувствовалось, что он счастлив. Вне себя от восторга.
— Луч говорит, что сможет оправиться, юный Джейк, — сообщил мальчику Шими. — Луч говорит, еще не поздно. Луч говорит, спасибо вам.
— Это хорошо, — Джейк потянулся к ручке. Он едва слышал Шими, сосредоточившись (не плачь и тем самым не усугубляй ее горе) на том, чтобы взять под контроль свои эмоции с того самого момента, как он переступит порог. Но потом Шими продолжил, и вот эти слова заставили Джейка забыть про возможные слезы.
— Еще не поздно и для Реального мира. Мы знаем. Мы заглянули туда. Видели движущийся знак. Не так ли, Тед?
— Действительно, заглянули, — Тед, как обычно, держал в руке банку с «Нозз-А-Ла». Теперь поднес ко рту, глотнул. — Когда будешь там, Джейк, скажи Роланду, если вас интересует 19 июня девяносто девятого года, то пока все нормально. Но временной запас невелик и постоянно тает.
— Я ему скажу, — пообещал Джейк.
— И напомни ему, что время здесь иногда соскальзывает. Как прокручивается старая коробка передач. И это будет продолжаться, несмотря на то, что Луч пойдет на поправку. А как только 19-ое уйдет…
— Больше оно не повторится, — закончил фразу Джейк. — Во всяком случае, там. Мы знаем, — он открыл дверь и проскользнул в темноту апартаментов проктора.
Единственный круг желтого света, на столике у кровати горела настольная лампа, падал на лицо Эдди Дина. Свет этот отбрасывал тень носа на левую щеку, а закрытые глаза превращал в темные глазницы. Сюзанна на коленях стояла у кровати, держала руки Эдди в своих, не отрывала от него глаз. Ее тень дотягивалась до стены и частично ложилась на нее. Долгий монолог-бормотание умирающего прекратился, регулярность дыхания осталась в прошлом. Теперь он делал долгий вдох, надолго задерживал воздух в груди, после чего он с хрипами и свистом выходил наружу. Грудь его застывала так надолго, что Сюзанна всматривалась в лицо Эдди, а ее глаза тревожно блестели, пока не следовал очередной вдох.
Джейк сел на кровать рядом с Роландом, посмотрел на Эдди, на Сюзанну, потом перевел взгляд на лицо стрелка. В глубоком сумраке не увидел на нем ничего, кроме усталости.
— Тед просит передать, что на американской стороне скоро пойдет 19-ое июня. А также напоминает, что время может и соскользнуть.
Роланд кивнул.
— И однако, думаю, мы подождем, пока все закончится. Много времени это не займет, и это наш долг перед ним.
— Сколько еще это продлится? — прошептал Джейк.
— Не знаю. Я думал, он уйдет до того, как ты успеешь добраться сюда, даже бегом…
— Я и побежал, как только вышел на траву…
— …но, как сам видишь…
— Он борется изо всех сил, — сказала Сюзанна, и у Джейка защемило сердце: ничем другим гордиться она уже не могла. — Мой муж борется изо всех сил. Может, он еще что-то скажет.
И он сказал. Через пять бесконечных минут, которые Джейк провел в спальне, глаза Эдди открылись.
— Сю… — начал он. — Сю… зи…
Она наклонилась ближе, по-прежнему держа его руки, улыбнулась его лицу, не видя ничего вокруг. И с усилием, Джейк не мог поверить, что такое возможно, Эдди освободил одну руку, поднял, ухватился за ее кудряшки. Если вес руки и тянул волосы вниз, вызывая боль, она не подала вида. На губах расцвела радостная, приглашающая, даже чувственная улыбка.
— Эдди! С возвращением!
— Не обманывай… обманщика, — прошептал он. — Я ухожу, любимая, не прихожу.
— Это же чистая глу…
— Замолчи, — прошептал он, и она замолчала. Рука, вцепившаяся в волосы, тянула ее вниз. Она с готовностью наклонилась, поцеловала его еще живые губы. — Я… буду… ждать тебя, — каждое слово давалось ему с огромным трудом.
Джейк увидел капли пота, выступившие на его коже, последнее послание умирающего тела миру живых, и только тут сердце мальчика наконец-то поняло то, что его голова знала уже не один час. Он заплакал. Эти слезы жгли и очищали. Когда Роланд взял его за руку, мальчик яростно сжал пальцы стрелка. Он не только грустил, но и боялся. Случившееся с Эдди могло произойти с любым. Могло произойти с ним.
— Да, Эдди. Я знаю, что подождешь.
— На… — последовал очередной долгий вдох. Его глаза сверкали, как драгоценные камни. — На пустоши, — еще вдох. Рука не отпускала волосы. Свет лампы держал их обоих в мистическом желтом круге. — Той, что на конце тропы.
— Да, дорогой, — голос ее звучал спокойно, но слеза упала на щеку Эдди и медленно поползла вниз. — Я слышу тебя очень хорошо. Подожди меня, я тебя найду, и дальше мы пойдем вместе. Там я смогу ходить, на своих ногах.
Эдди ей улыбнулся, потом перевел взгляд на Джейка.
— Джейк… ко мне.
«Нет, — запаниковав, подумал Джейк, — нет, я не могу, не могу».
Но он уже наклонялся к кровати, в запах смерти. Уже видел тоненькую полоску грязи, на лбу Эдди, у самых волос, которая превращалась в пасту по мере того, как на коже выступали все новые и новые крохотные капельки пота.
— Подожди меня тоже, — губы Джейка онемели. — Хорошо, Эдди? Дальше мы пойдем вместе. Снова станем ка-тетом, как и прежде, — он попытался улыбнуться, но не смог. Слишком сильно болело сердце, какие уж тут улыбки. Он даже задался вопросом, а не разорвется ли оно, как иногда разрываются камни, брошенные в сильный огонь. Об этом ему рассказал его друг, Бенни Слайтман. Смерть Бенни была ужасна, но эта — в тысячу раз хуже. В миллион.
Эдди покачал головой.