Темная Башня Кинг Стивен

Она обдумала его слова, кивнула.

— Не буду. Поехали.

— Удачи вам, миссис Тассенбаум, — прошептал магазинщик, когда она двинулась к двери.

— Если я не вернусь, — она посмотрела на Чипа, запомните одно: это мой муж изобрел Интернет, он и его друзья, частично в «КалТек»[83], частично в своих гаражах. Не Альберт Гор.

У Роланда вновь заурчал желудок. Он перегнулся через прилавок (магазинщик отпрянул, словно подозревал, что Роланд болен красной чумой), схватил нарезанное для женщины мясо индейки, сунул три ломтя в рот. Остаток протянул Джейку. Тот съел два куска, посмотрел на Ыша, который с большим интересом разглядывал мясо.

— Ты свою долю получишь в кабине, — пообещал Джейк.

— Бине, — отозвался Ыш, потом добавил, с куда большим энтузиазмом. — Олю!

— Святой Иисус Христос, — выдохнул Чип.

Пусть говорил магазинщик с приятным акцентом истинного янки, в его пикапе никакой приятности не было. Во-первых, у него была механическая коробка передач. Ирен Тассенбаум с Манхэттена последний раз ездила на автомобилях с механической коробкой передач, когда была Ирен Кантор со Стейтен-Айленда. Опять же, ручка переключения скоростей была, как на грузовиках, а такая ей вообще встретилась впервые.

Джейк уже сидел рядом с ней, поставив ноги с обеих сторон вышеозначенной ручки, с Ышем (тот все жевал индейку) на коленях. Роланд уселся на пассажирское сидение, едва не зарычав от боли в ноге. Ирен забыла выжать педаль сцепления, когда повернула ключ зажигания. «ИХ» прыгнул вперед, затем остановился. К счастью, он ездил по дорогам западного Мэна с середины шестидесятых, поэтому то был скромный прыжок состарившейся кобылы, а не молодого, полного сил жеребца. В противном случае Чип Макэвой потерял бы как минимум одно из лобовых стекол. Ыш, чтобы не свалиться с колен Джейка, впился когтями в джинсы мальчика, выплюнул из пасти недожеванную индейку и произнес слово, которому научился у Эдди.

Ирен округлившимися глазами вытаращилась на ушастика-путаника.

— Молодой человек, это существо сказало fuck[84]?

— Неважно, что он сказал, — ответил Джейк. Часы, которые он видел из окна, показывали, что до четырех пополудни осталось пять минут. Как и Роланд, мальчик как никогда остро чувствовал, что время, увы, им не подконтрольно. — Воспользуйтесь педалью сцепления, и поехали!

К счастью, на набалдашнике ручки выдавили ее местоположение при включении той или иной скорости, и рисунок этот стерся не до конца. Миссис Тассенбаум нажала левой, обутой в кроссовку ногой на педаль сцепления, ужасно заскрежетала шестернями, но, наконец, нашла заднюю передачу. Пикап рывками выкатился на шоссе 7, вновь остановился, успев пересечь белую полосу лишь задней половиной. Миссис Тассенбаум опять повернула ключ зажигания и лишь потом вспомнила про педаль сцепления, что привело к очередным прыжкам «ИХ». Роланд и Джейк уже упирались руками в приборный щиток с выцветшей красно-сине-белой наклейкой: «АМЕРИКА! ЛЮБИ ЕЕ ИЛИ ПРОВАЛИВАЙ!» На этот раз прыжки сослужили им добрую службу, ибо в этот самый момент огромный лесовоз (Роланд не мог не вспомнить тот, что потерпел катастрофу во время его предыдущего посещения магазина) перевалил через холм к северу от магазина. Если бы пикап успел полностью выкатиться с автостоянки, они бы угодили под колеса лесовоза. И, скорее всего, погибли бы. А так лесовоз проскочил мимо, яростно сигналя, задние колеса оплевали их пылью.

Существо на коленях мальчика, миссис Тассенбаум решила, что оно — помесь собаки и енота, вновь гавкнуло.

«Fuck». Она в этом практически не сомневалась.

— Леди, можете вы управлять этой штуковиной или нет? — крикнул мальчик. На плече у него висела вроде бы сумка. Похожая на те, с которыми ходят мальчишки, продающие газеты. Только не холщовая, а плетеная. Вроде бы в ней лежали тарелки.

— Могу, молодой человек, не волнуйтесь, — она была в ужасе, но при этом… наслаждалась тем, что происходило? Скорее да, чем нет. Последние восемнадцать лет она была лишь орнаментом великого Дэвида Тассенбаума, играла роль второго плана в его знаменитой жизни, произносила реплику: «Попробуйте вот это», передавая подносы с закусками на вечеринках. А теперь, совершенно неожиданно, оказалась в самом центре событий, и событий, по ее разумению, очень даже важных.

— Глубоко вдохни, — сказал мужчина с суровым, обожженным солнцем лицом. Его сверкающие глаза встретились с ее глазами, и она более не могла думать о чем-то еще. А вообще-то ощущения были приятными. «Если это гипноз, — подумала она, — им надо бы преподавать в школе». — Задержи дыхание, теперь выдохни. И вези нас, ради своего отца.

Она глубоко вдохнула, и внезапно краски дня стали ярче, просто засверкали. И еще она услышал поющие голоса. Прекрасные голоса. Включилось радио пикапа? На какой-нибудь оперной программе? Нет времени проверять. Но голоса чудные, откуда бы они ни звучали. И успокаивающие, как и глубокий вдох.

Миссис Тассенбаум выжала педаль сцепления и завела двигатель. На этот раз нашла заднюю передачу с первой попытки и, можно сказать, гладко выехала на шоссе. Правда, вместо первой передачи включила вторую, и пикап вновь чуть не встал, когда она начала отпускать педаль сцепления, но двигатель, похоже, сжалился над ней. Что-то застучало под капотом, а потом они покатили на север, к Лоувеллу.

— Ты знаешь, где находится Тэтлбек-лейн? — спросил ее Роланд. Впереди, под рекламным щитом «ТУРИСТИЧЕСКИЙ КОМПЛЕКС „МИЛЛИОН ДОЛЛАРОВ“, на шоссе выехал потрепанный синий минивэн.

— Да, — ответила она.

— Ты уверена? — меньше всего стрелку хотелось тратить драгоценное время на поиски проселочной дороги, на которой жил Кинг.

— Да. У нас там живут друзья. Бекхардты.

Поначалу эта фамилия ничего не сказала Роланду, разве что он сразу понял, что уже слышал ее. Потом все сложилось: Беркхарду принадлежал дом, где он и Эдди в последний раз беседовали с Джоном Каллемом. При мысли об Эдди вновь кольнуло сердце. В тот грозовой день он был таким сильным, таким энергичным.

— Хорошо, — кивнул Роланд. — Я тебе верю.

Она посмотрела на него поверх мальчика, который сидел между ними.

— Вы чертовски торопитесь мистер… прямо-таки, как белый кролик из «Алисы в стране чудес». Что за очень важная встреча, на которую вы едва не опаздываете?

Роланд покачал головой.

— Неважно, просто веди машину, — он посмотрел на часы на приборном щитке, но они не работали, остановились давным-давно, а стрелки (естественно), показывали 9:19. — Возможно, еще не поздно.

Синий минивэн, который ехал впереди, начал от них отрываться. В какой-то момент пересек разделительную полосу шоссе 7, выехав на встречную полосу движения, и миссис Тассенбаум едва не отпустила шутку насчет людей, которые начинают пить до пяти вечера, но синий минивэн вернулся на северную полосу движения, перевалил через вершину очередного холма, и покатил дальше, к городу Лоувеллу.

Миссис Тассенбаум сразу забыла про него. У нее в голове вертелись куда более интересные вопросы. К примеру…

— Вы можете не отвечать мне, если не хотите, — начала она их озвучивать, — но, признаюсь, меня разбирает любопытство. Мальчики, вы — приходящие?

Брайан Смит провел пару последних ночей, вместе со своими ротвейлерами, близнецами из одного помета, которых он назвал Пуля и Пистоль, в туристическом комплексе «Миллион долларов», расопложенном практически на границе между Стоунэмом и Лоувеллом. Это местечко у реки ему нравилось (местные называют эту шаткую деревянную конструкцию, переброшенную через реку, мост за миллион долларов, Брайан понимает, что это шутка, и клянусь Богом, очень забавная). Опять же, другие местные, в основном хиппи из лесов около Суидена, Гаррисона и Уотерфорда иной раз привозят туда наркотики на продажу. Брайану нравится курить травку, нравится словить кайф, если вам угодно, он его и словил в эту субботу… немного, не так, как он любит, но достаточно для того, чтобы потянуло что-нибудь пожевать. В Центральном магазине Лоувелла продают батончики «Марс». А если хочется пожевать, лучше батончиков «Марс» ничего не найти.

Он выезжает с территории комплекса на шоссе 7, не посмотрев ни направо, ни налево, потом восклицает: «Это ж надо, опять забыл!» Впрочем, шоссе пустынное. Это позже, между Четвертым июлем и Днем труда[85], машин будет много, даже здесь, в этих пустынных местах, но тогда он, пожалуй, не будет далеко отъезжать от дома. Он знает, что водитель он — не очень. Еще один штраф за превышение скорости или погнутый бампер, и его, возможно, лишат водительского удостоверения на шесть месяцев. Опять.

Но на этот раз, впрочем, никаких проблем. Лишь старенький пикап ползет следом, и до него почти полмили.

— Жри мою пыль, ковбой! — говорит он и смеется. Он не знает, почему сказал, ковбой, когда в голову пришли другие слова: «Сукин сын», как и положено в «жри мою пыль, сукин сын», но получилось неплохо. Очень даже неплохо. Он видит, что заехал на полосу встречного движения, и выворачивает руль, возвращаясь на свою полосу. «Опять на трассе!» — кричит он и вновь пронзительно смеется. «Опять на трассе» — тоже хорошая фраза, и он всегда говорит ее, если едет с девушкой. Есть еще одна хорошая фраза, которую ему нравится произносить, поворачивая руль из стороны в сторону, отчего автомобиль мотает по асфальту: «Ах, черт, должно быть, перебрал этого сиропа от кашля!» Он знает много таких фраз, даже как-то думал о том, чтобы написать книгу под названием «Безумные дорожные шутки», круто, однако, Брайан Смит пишет книгу, как этот Кинг из Лоувелла!

Он включает радио (минивэн выкатывается на обочину слева от асфальта, поднимает шлейф пыли, но в кювет не сваливается), натыкается на группу «Стили Дэн»[86], которая поет «Эй, девятнадцать». «Хорошая песня! — восклицает Брайан Смит. — Да, сэр, чертовски хорошая песня!» Под музыку он прибавляет скорости. Смотрит в зеркало заднего обзора и видит своих собак, Пулю и Пистоля, которые сверкают глазами на заднем сидении. На мгновение Брайан решает, что они смотрят на него, может, даже думают, какой же он славный парень, потом сам себя спрашивает, ну разве можно быть таким глупым? За водительским сидением стоит сумка-холодильник, а в нем лежит фунт свежего гамбургера. Он собирается приготовить его на костре в «Миллионе долларов». Да, и съесть на десерт еще пару батончиков «Марс», клянусь волосатым старым Иисусом! Батончики «Марс» чертовски хороши!

— Вы, мальчики на сумку-холодильник не заглядывайтесь, — говорит Брайан Смит собакам, которых видит в зеркале заднего обзора. На этот раз минивэн бросает вправо, он пересекает белую разделительную полосу, поднимаясь на очередной холм. К счастью, или к несчастью, в зависимости от вашей точки зрения, никто не едет навстречу, поэтому Брайан Смит продолжает продвижение на север.

— Не заглядывайтесь на гамбургер, это мой ужин, — последнее слово он произносит с интонациями Джона Каллема, но лицо, отражение которого смотрит с зеркала заднего обзора на собак со сверкающими глазами, похоже на лицо Шими Руиса. Практически неотличимо.

Шими мог бы быть близнецом Брайана Смита из одного помета.

Теперь Ирен Тассенбаум вела пикап более уверенно, несмотря на механическую коробку скоростей. Сожалела разве что о том, что через четверть мили предстояло поворачивать вправо, то есть задействовать педаль сцепления, на этот раз для того, чтобы переключиться на более низкую передачу. Но они приближались к Тэттлбек-лейн, и именно на Тэттлбек хотели попасть эти парни.

Приходящие! Они так сказали, и она им поверила, но кто еще мог последовать ее примеру? Чип Макэвой, возможно, и, естественно, преподобный Петерсон из этой безумной церкви приходящих, расположенной в Стоунэм-Корнерс, но кто еще? Ее муж, к примеру? Нет. Никогда. В реальность того, что нельзя выгравировать на микрочипе, Дэвид Тассенбаум не верил. Она подумала, и в последнее время мысль эта приходила к ней не раз, может, и в сорок семь еще не поздно подавать на развод.

Перешла на вторую передачу без особого скрежета шестеренок, но потом, когда свернула с шоссе на проселок, ей пришлось переходить на первую, потому что двигатель старого пикапа начал чихать и кашлять, грозя заглохнуть. Она подумала, что один из пассажиров отпустит по это поводу шутку (возможно, собака-мутант мальчика опять скажет fuck), но мужчина на пассажирском сидении сказал лишь: «Не так здесь все выглядит».

— А когда вы побывали здесь в прошлый раз? — спросила Ирен Тассенбаум. Подумала о том, чтобы вновь вернуться на вторую передачу, но решила оставить все, как есть. Не зря же Дэвид любил говорить: «Пока что-то не ломается, лучше не чинить».

— Довольно-таки давно, — признал мужчина. Она то и дело бросала на него короткие взгляды. Что-то в нем было странное и экзотическое… особенно глаза. Словно они видели такое, чего она и представить себе не могла.

«Прекрати, — сказала она себе. — Возможно, он всего лишь ковбой из Портсмута, штат Нью-Хэмпшир».

Но она в этом сильно сомневалась. Мальчик, конечно, тоже был странный, он и его экзотическая собака-полукровка, но куда им было до этого мужчины с осунувшимся лицом и необычными синими глазами.

— Эдди говорил, что это петля, — заметил мальчик. — Может, в прошлый раз вы заезжали с другой стороны.

Мужчина обдумал его слова и кивнул.

— Второй въезд находится со стороны Бриджтона? — спросил он женщину.

— Да, конечно.

Мужчина с синими глазами кивнул вновь.

— Мы едем к дому писателя.

— «Cара-Хохотушка», — без запинки уточнила женщина. — Прекрасный дом. Я видела его со стороны озера, но не знаю, какая подъездная дорога…

— С номером девятнадцать, — перебил ее мужчина. В тот момент они проезжали мимо номера 27. С этого конца Тэтлбек-лейн номера уменьшались.

— А что вам от него нужно, извините за любопытство?

На этот раз ответил мальчик.

— Мы хотим спасти ему жизнь.

Роланд сразу узнал уходящую вниз подъездную дорожку, пусть даже в последний раз видел ее под черными, грозовыми небесами, и смотрел, главным образом, на сверкающего летящего тахина. Но в этот день они не увидели ни тахинов, ни прочей редко встречающейся живности. Крыша дома теперь сверкала медью (за прошедшие годы ею заменили прежнюю кровельную плитку), на месте леса появился луг, но подъездная дорожка осталась прежней. Слева стоял столб с надписью на щите «CАРА-ХОХОТУШКА», справа — с числом 19, большими цифрами. А за домом в ярком послеполуденном свете сверкало синевой озеро.

С лужайки доносился стрекот маленького двигателя. Роланд посмотрел на Джейка, и ему очень не понравились побледневшие щеки и широко раскрытые, испуганные глаза мальчика.

— Что? Что не так?

— Его здесь нет, Роланд. Ни его, ни семьи. Только мужчина, который косит траву.

— Ерунда, ты не можешь… — начала миссис Тассенбаум.

— Я знаю! — рявкнул на нее мальчик. — Я знаю, леди! Роланд посмотрел на мальчика, как зачарованный, изумляясь и ужасаясь… но Джейк то ли не понял взгляда, то ли не заметил.

«Почему ты лжешь, Джейк?» — подумал стрелок, но тут же пришла вторая мысль: «Он не лжет».

— А вдруг это уже произошло? — спросил Джейк, и да, он тревожился о Кинге, но Роланд полагал, что Кинг — не единственный повод для его тревоги. — Что, если он уже мертв, а родных здесь нет, потому что их вызвала полиция…

— Этого не произошло, — ответил Роланд, и только в этом он был полностью уверен. «Что ты знаешь, Джейк и почему не говоришь мне?»

Мужчина с синими глазами говорил спокойно, обращаясь к мальчику, но Ирен Тассенбаум он не казался спокойным; отнюдь. И эти поющие голоса, которые она впервые заметила, выйдя из «Универсального магазина Ист-Стоунэма», изменились. Нет, по-прежнему оставались нежными, но в них появились нотка отчаяния, не так ли? Он решила, что да. А еще в них слышалась мольба, и звучали они теперь так пронзительно, что у нее заболели виски.

— Откуда ты можешь это знать? — прокричал мальчик, которого звали Джейк мужчине, она предположила, своему отцу. — Откуда у тебя такая гребаная уверенность?

Вместо того, чтобы ответить на его вопрос, мужчина, которого звали Роланд, посмотрел на нее. И миссис Тассенбаум почувствовала, как по рукам и спине побежали мурашки.

— Съезжай вниз, сэй, если сможешь.

Она с сомнением посмотрела на крутой склон, по которому подъездная дорожка спускалась к «Cаре-Хохотушке».

— Если и смогу, то, возможно, не сумею вытащить это ведро с болтами обратно на дорогу.

— Тебе придется, — ответил Роланд.

Роланд догадался, что мужчина, который косил траву — крепостной Кинга, или как там они назывались в этом мире. Из-под соломенной шляпы виднелись седые волосы, но спина оставалась прямой, годам не удалось ее согнуть. Когда пикап съехал по крутому склону к дому, мужчина прервал работу, облокотившись одной рукой на ручку газонокосилки. Когда дверца со стороны пассажирского сидения открылась, и из кабины вылез стрелок, выключил газонокосилку. А также снял шляпу, возможно, и не осознавая, что делает. Так, во всяком случае, подумал Роланд. Потом глаза старика узрели револьвер на бедре Роланда и широко раскрылись, заставив исчезнуть морщинки в их уголках.

— Добрый день, мистер, — осторожно поздоровался газонокосильщик. «Он думает, что я — приходящий, подумал Роланд. — Так же, как и она».

И они в некотором смысле приходящие, он и Джейк, так уж вышло, что попали в такое время и место, где подобное — не диковинка.

И где время мчалось.

Роланд заговорил, прежде чем старик успел продолжить.

— Где они? Где он? Стивен Кинг? Отвечай, мне, и говори правду!

Шляпа выскользнула из разжавшихся пальцев старика на свежескошенную траву. Его карие глаза не могли оторваться от глаз Роланда: так кролик смотрит на змею.

— Семья на другом берегу, поехали в их дом на той стороне. Раньше он принадлежал старику Шиндлеру. У них там какая-то вечеринка. Стив сказал, что приедет туда после прогулки, — и он указал на маленький черный автомобиль, припаркованный на отростке подъездной дорожки: из-за дома выглядывал только передний бампер и часть капота.

— Где он ходит? Если знаешь, скажи этой леди! Старик коротко глянул за плечо Роланда, потом на стрелка.

— Будет проще, если я сам вас отвезу.

Роланд рассмотрел этот вариант, и быстро. С одной стороны, вроде бы проще. С другой, наоборот, если учесть, что речь идет о жизни и смерти Кинга. Потому что женщину они встретили на пути ка. Какой бы малой ни была ее роль в этой истории, именно ее они нашли первой на Тропе Луча. Вот что в конце концов могло оказаться главным. А что касается ее роли, то лучше не судить об этом заранее. Разве он и Эдди не верили, что Джон Каллем, которого они встретили в том же магазине, расположенном в трех колесах севернее от дома Кинга, сыграет в их истории маленькую руль? Однако, на деле все вышло не так.

Все эти мысли пронеслись в его голове меньше чем за секунду, информация (интуитивная догадка, как сказал бы Эдди), поданная в виде некой ментальной стенографии.

— Нет, — он указал большим пальцем себе за спину. — Скажи ей. Быстро.

Мальчик, Джейк, откинулся на сидение, руки его бессильно лежали по бокам. Странный песик озабоченно всматривался ему в лицо, но мальчик его не видел. Сидел с закрытыми глазами, и Ирен Тассенбаум решила, что он лишился чувств.

— Сынок…? Джейк?

— Я его нашел, — мальчик не открывал глаз. — Не Стивена Кинга… не могу коснуться его… но другого. Я должен притормозить его. Как мне его притормозить?

Миссис Тассенбаум достаточно часто слышала, как его муж, за работой, вел долгие и нудные диалоги с самим собой, чтобы знать, что вопрос этот мальчик адресовал себе, а не ей. Опять же, она понятия не имела, о ком он говорил, знала лишь, что не о Стивене Кинге. То есть потенциально это мог быть любой из порядка шести миллиардов человек, если мыслить глобально.

Тем не менее, она ответила, потому что знала, что всегда тормозило ее.

— Жаль, что ему не нужно сходить в туалет.

Земляники в Мэне нет, во всяком случае, в начале лета, зато есть ежевика[87]. Джастина Андерсон (из Мейбрука, Нью-Йорк) и Эльвира Тутейкер (ее подруга из Лоувелла) шли вдоль шоссе 7, которое Эльвира до сих пор зовет Старой фрайбургской дорогой, с пластиковыми ведерками и собирали ягоды с кустов которые росли вдоль каменной стены, протянувшейся на полмили. Гарретт Маккин сложил эту стену сотню лет тому назад, и в этот самый момент Роланд Дискейн из Гилеада говорил с правнуком Гарретта. Ка — это колесо, если кто этого еще не понял.

Обе женщины наслаждались прогулкой, и не потому, что кто-то из них очень уж любил ежевику (Джастина утверждает, что даже не ест ее, потому что косточки застревают в зубах). Просто обе радовались возможности отдохнуть от своих близких и немного посмеяться, вспоминая те годы, когда их дружба только делала первые шаги, возможно, самые важные в жизни каждой. Они встретились в колледже Вассара[88] (похоже, тысячу лет тому назад) и вместе несли гирлянду из маргариток на выпускном вечере, когда сами заканчивали первый курс. Об этом они и говорят, когда синий минивэн (это «додж караван» модели 1985 г., Джастина знает эту модель, потому что ее старший сын купил такой же, когда его семья начала разрастаться) выезжает из-за поворота, на котором расположен «Немецкий ресторан Мелдера». Минивэн мотает по всей ширине дороги, сначала он поднимает пыль на обочине той половины шоссе, что ведет на юг, потом его выносит через асфальт на северную. Когда минивэн проделывает это второй раз, приближаясь к ним и на достаточно большой скорости, Джастина думает, что он может свалиться в кювет и перевернуться (перевернуться «вверх колесами», как говорили в сороковых, когда она и Эльвира учились в Вассаре), но водитель в самый последний момент возвращает минивэн на асфальт.

— Посмотри, этот человек пьян или с ним что-то не так! — тревожится Джастина. Отталкивает Эльвиру подальше от дороги, но путь блокирован старой стеной и кустами ежевики. Шипы цепляются за брюки («Слава Богу, они не надели шорты», — подумает Джастина… когда у нее будет время подумать) и вырывают маленькие клочки материи.

Джастина думает, что ей следует обнять подругу за плечо и обоим перевалиться через каменную стену, сделать кувырок назад, как в гимнастическом зале в стародавние времена, но, прежде чем она успевает на это решиться, синий минивэн уже рядом с ними, а мгновением позже проскакивает мимо них, более-менее на асфальте, а потому не представляя опасности.

Джастина наблюдает, как он проносится мимо, слышит приглушенную рок-музыку, доносящуюся из кабины, сердце гулко бьется в груди, во рту появляется металлический привкус, возможно, от адреналина, который выплеснулся в кровь. Поднимаясь на холм, минивэн опять пересекает белую разделительную полосу. Водитель выправляет курс, нет, слишком сильно выворачивает руль, и минивэн опять на правой обочине, поднимает желтую пыль на добрых пятидесяти ярдах.

— Господи, я надеюсь Стивен Кинг заметит этого говнюка, — говорит Эльвира. Они повстречались и поздоровались с писателем где-то за полмили до того места, где минивэн едва не заставил их делать кувырок через каменную стену. Возможно, все жители города, как местные, так и приезжающие на лето, видели его на послеполуденной прогулке.

Водитель минивэна будто слышит, как Эльвира обозвала его говнюком, потому что вспыхивают тормозные фонари. Минивэн неожиданно сворачивает на обочину и останавливается. Когда дверца открывается, женщины слышат громкую музыку. Рок-н-ролл. Они также слышат, как водитель, мужчина, на кого-то кричит (Эльвира и Джастина искренне жалеют того, кому приходится ехать с таким вот человеком в прекрасный июньский день). «Не трогать! — кричит мужчина. — Это не вам!» Потом суется в кабину, достает трость, с ее помощью перелезает через каменную стену и скрывается в кустах. Минивэн с работающим двигателем стоит на обочине, водительская дверца открыта, сизый дымок вылетает из выхлопной трубы, рок доносится из кабины.

— Что он делает? — нервно спрашивает Джастина.

— Полагаю, отливает, — отвечает ее подруга. — Но если, мистер Кинг — счастливчик, возможно, справляет большую нужду. В этом случае мистер Кинг, возможно, успеет свернуть с шоссе на Тэтлбек-лейн.

Внезапно у Джастины полностью пропадает желание собирать ягоды. Она хочет вернуться домой и выпить чашку крепкого чая.

Мужчина, прихрамывая, появляется из кустов и опять перебирается через стену с помощью трости.

— Похоже, ему хотелось только отлить, — говорит Эльвира, когда плохой водитель забирается в кабину синего минивэна. Две пожилые женщины переглядываются и начинают смеяться.

Роланд наблюдал, как старик инструктировал женщину, говорил что-то об Уоррингтон-роуд, позволяющей срезать угол, и тут Джейк открыл глаза. Стрелку показалось, что мальчик страшно устал.

— Я смог заставить его остановиться и отлить, сказал Джейк. — Теперь он что-то поправляет за спинкой своего сидения. Не знаю, что это, но много времени у него не уйдет. Роланд, все плохо. Мы ужасно опаздываем. Нам пора ехать.

Роланд посмотрел на женщину, надеясь, что его решение не менять ее на старика — правильное.

— Ты знаешь, куда ехать? Поняла?

— Да. По Уоррингтон-роуд до шоссе 7. Мы иногда обедаем в «Уоррингтоне». Дорогу я знаю.

— Не могу гарантировать, что вы пересечетесь с ним, если поедете этой дорогой, — вставил старик, — но, скорее всего, так оно и будет, — он наклонился, чтобы поднять шляпу, начал счищать с нее скошенные травинки. Медленными, долгими движениями, словно во сне. — Ага, скорее всего, — а потом, по-прежнему напоминая человека, который грезит наяву, он сунул шляпу под мышку, поднес кулак ко лбу, согнул ногу в полупоклоне перед незнакомцем с большим револьвером на бедре. Почему нет?

Незнакомца окружало белое сияние.

Когда Роланд залез в кабину пикапа магазинщика, не таким уж простым оказалось это дело, боль в правом бедре все усиливалась, его рука коснулась ноги Джейка, и вот так он узнал, что Джейк хотел утаить и почему. Боялся, что информация эта помешает стрелку сосредоточиться на главном. То, что ощущал мальчик, называлось не ка-шуме, иначе чувство это передалось бы и Роланду. Да и о каком ка-шуме могла идти речь, если их ка-тет распался? Их особая сила (сумма получалась больше составляющих) которая, возможно, черпалась из самого Луча, канула в лету. Теперь они превратились в тройку друзей (в четверку, считая ушастика-путаника), объединенных одной целью. И они могли спасти Кинга. Джейк это знал. Они могли спасти Кинга и, тем самым, сделать еще один шаг к спасению Темной Башни. Но только один из них должен был при этом умереть.

Знал Джейк и это.

Роланду вспомнилась старая поговорка, которую он слышал от отца: «Если ка чего!то хочет, пусть так и будет». Да; все правильно; пусть будет.

По ходу тех долгих лет, что стрелок отдал преследованию человека в черном, он поклялся, что никто и ничто не заставит его отречься от Башни; разве он не убил свою мать в погоне за ней, в самом начале своего ужасного пути? Но все эти годы он жил без друзей, без детей и (он бы в этом никогда не признался, но, что правда, то правда) без сердца. Его зачаровала эта бездушная романтика и он думал, что без любви можно обойтись. Теперь у него появился сын, ему дали второй шанс, и он изменился. Осознание, что один из них должен умереть ради спасения писателя, то есть их и без того маленькой группе вновь предстояло понести потери, не повергло его в отчаяние. Но он твердо решил позаботиться о том, чтобы на этот раз в жертву был принесен Роланд из Гилеада, не Джейк из Нью-Йорка.

Мальчик знал, что он, Роланд, раскрыл его секрет? Не время тревожиться об этом.

Роланд захлопнул дверцу грузомобиля и посмотрел на женщину.

— Тебя зовут Ирен? Она кивнула.

— Поезжай, Ирен. Да побыстрее, как ехала бы, зная, что за тобой гонится сам Господин с раздвоенными копытами с твердым намерением изнасиловать тебя, поезжай быстро, прошу тебя. По Уоррингтон-роуд. Если не найдем его там, по Семь-роуд. Сделаешь?

— Будьте уверены, — отметила миссис Тассенбаум и лихо врубила первую передачу.

Двигатель взревел, но пикап покатился назад, словно испугался подъема, который предстояло брать, и решил закончить свой путь в озере. Вот тут она отпустила педаль сцепления, и «Интернэшнл харвестер» рванулся вперед, на штурм крутой подъездной дорожки, оставив за собой облако сизого дыма и запах сожженной резины.

Правнук Гарретта Маккина наблюдал за ними, разинув рот. Он понятия не имел, что происходит, но чувствовал: многое зависит от того, что случится в самое ближайшее время. Может быть, все.

Странно, что у него возникло такое острое желание отлить, поскольку он, Брайан Смит, справил малую нужду аккурат перед тем, как покинуть туристический комплекс «Миллион долларов». И перебравшись через гребаную каменную стену смог выдавить из себя лишь несколько капель, хотя только что ему казалось, что мочевой пузырь переполнен и вот-вот лопнет. Брайан надеется, что у него не возникнет проблем с простатой; проблемы с простатой нужны ему, как рыбке — зонтик. У него хватает других проблем, клянусь волосатым старым Иисусом.

Ну да ладно, теперь, раз уж он все равно остановился, самое время разобраться с сумкой-холодильником, что стоит за водительским сидением. Собаки, высунув языки, по-прежнему не сводят с нее глаз. Он пытается засунуть сумку-холодильник под сидение, но ничего не выходит, сумка в зазор не влезает. Так что он наставляет грязный палец на своих ротти и вновь требует, чтобы они оставили сумку-холодильник в покое, там мясо, и это его мясо, из которого он приготовит себе ужин. На этот раз он даже думает о том, чтобы пообещать, что добавит немного сырого мяса в их «Пурину»[89], если они будут хорошо себя вести. Для Брайана Смита это довольно-таки глубокая мысль, вот и такое простое решение, как переставить сумку-холодильник с пола на пустующее переднее пассажирское сидение даже не приходит ему в голову.

— Не трогать! — опять говорит он собакам и садится за руль. Захлопывает дверцу, бросает короткий взгляд в зеркало заднего обзора, видит двух старых женщин (он не заметил их прежде, потому что не смотрел на дорогу, когда проезжал мимо), машет им рукой, они этого не видят, потому что заднее стекло «Каравана „слишком пыльное, а затем выруливает с обочины на асфальт. Радио играет «Гангста дрим 19» в исполнении «Оут—Рей—Джусс» и Брайан прибавляет звук (при этом вновь переезжает белую разделительную линию и выкатывается на встречную, идущую на север, полосу движения: он из тех водителей, которые не могут подрегулировать радио, не посмотрев на панель управления). Рэп рулит! И метал рулит! Все, что ему нужно, чтобы день полностью удался — услышать какую-нибудь песню Оззи[90] … лучше бы «Безумный поезд».

И пожевать батончики «Марс».

Миссис Тассенбаум брала подъем от «Кары-Хохотушки» к Тэтлбек-роуд на второй передаче. Двигатель старого пикапа надрывно ревел (если бы на приборном щитке стоял тахометр, стрелка наверняка бы ушла в красную зону), какие-то инструменты перекатывались по ржавому кузову.

Роланд слабо владел прикосновениями, можно сказать, совсем не владел, в сравнении с Джейком, но он встречался с Кингом, даже погрузил его в ложный сон гипноза. Эта была мощная связь, поэтому особо не удивился, что ему удалось прикоснуться к мозгу, до которого не сумел дотянуться Джейк. Возможно, не помешало и то обстоятельство, что Кинг как раз думал о них.

«Он часто думает о нас на своих прогулках, — подумал Роланд. — В одиночестве он слышит Песнь Черепахи и знает, какую работу должен делать. Ту самую, от которой увиливает. Что ж, друг мой, сегодня этому будет положен конец».

Если, конечно, они смогут его спасти.

Он перегнулся через Джейка к женщине.

— Ты можешь заставить эту проклятую богами штуковину ехать быстрее?

— Да, — ответила она, — пожалуй, смогу, — потом обратилась к Джейку. — Ты действительно можешь читать мысли, или это игра, в которую ты играешь со своим приятелем?

— Мысли я читать не могу, в чистом виде, — ответил Джейк, — но могу прикасаться к разуму других.

— Я очень надеюсь, что ты говоришь правду, потому что Тэтлбек-лейн проложена по холмам и местами такая узкая, что двум автомобилям никак не разъехаться. Если ты почувствуешь, что кто-то едет навстречу, дай мне знать.

— Дам.

— Прекрасно, — ее зубы сверкнули в улыбке. Да уж, сомнений тут больше быть не может: эта поездка — лучшее, что произошло в ее жизни. И такое волнительное. Теперь она не только слышала поющие голоса, но и видела лица в листве растущих вдоль дороги деревьев, словно за ними наблюдает множество зрителей. Чувствовала, что вокруг собирается какая-то невероятная сила, и в голове мелькнула безумная мысль: если она вдавит в пол педаль газа старого ржавого пикапа Чипа Макэвоя, эта развалюха помчится быстрее света. Подпитываясь той энергией, что окружает их, пикап может обогнать само время.

«Что ж, давай поглядим, так ли это», — подумала Ирен. Выехала на середину Тэтлбек-лейн, выжала сцепление, включила третью передачу. Старый пикап не разогнался быстрее скорости света и не обогнал время, но стрелка спидометра подобралась к 50 милям… и поползла дальше. Пикап резво поднялся на вершину холма, а когда начал спуск, на какие-то мгновения даже оторвался от земли.

По крайней мере, один человек в кабине пикапа счастлив. Ирен Тассенбаум аж вскрикнула от восторга.

У Стивена Кинга для прогулки два маршрута, короткий и длинный. Короткий выводит его к пересечению Уоррингтон-роуд и шоссе 7, потом домой, к «Саре-Хохотушке», тем же путем. Длина этого маршрута три мили. Долгая прогулка (так уж вышло, что это и название романа, который он когда-то написал под псевдонимом Бахман, задолго до того, как мир сдвинулся) ведет его мимо Уоррингтон-роуд, по шоссе 7 до Слэб-Сити-роуд, потом назад по шоссе 7 до Бери-Хилл, в обход Уоррингтон-роуд. Этот маршрут приводит его к дому через северный конец Тэтлбек-лейн, и его длина четыре мили. Именно этот маршрут он наметил на сегодня и, добравшись до пересечения шоссе 7 и Уоррингтон-роуд, останавливается, задумывается, а не вернуться ли ему коротким путем. Он всегда осторожен, когда речь идет о прогулках по обочине дорог, пусть машин на шоссе 7 мало, даже летом. Их количество резко возрастает только раз в году, во время ярмарки во Фрайбурге, но она начинается в первую неделю октября. Практически на всем протяжении шоссе видимость хорошая. Если едет плохой водитель (или пьяный) его успеваешь заметить где-то за полмили, и у тебя есть время отойти подальше. Есть только один слепой холм, и находится он сразу за пересечением с Уоррингтон-роуд. Однако, он же и аэробический холм, который заставляет сердце как следует поработать, а разве не для этого он каждый день отмеряет эти глупые мили? Чтобы улучшить, как говорят телевизионные говорящие головы, «сердечное здоровье». Он перестал пить, завязал с наркотиками, практически бросил курить, следит вот за своим здоровьем. Что еще можно от него требовать?

Однако, голос продолжает нашептывать ему: «Уйди с главной дороги, Возвращайся к дому. У тебя будет час для работы, перед тем, как поехать на вечеринку на другую сторону озера. Ты успеешь кое-что сделать. Может, даже начнешь следующую книгу цикла „Темная башня“. Ты знаешь, она уже сложилась у тебя в голове».

Ага, так и есть, но у него уже есть книга, над которой он работает, и книга эта ему нравится. Возвратиться к истории Башни — все равно, что заплыть на глубокую воду. Там можно и утонуть. И внезапно он понимает, в этот самый момент, стоя на перекрестке, что начнет писать эту историю, если вернется. Ничего не сможет с собой поделать. Придется ему прислушаться к тому, что он иногда называет Вес'-Ка Ган, Песнь Черепахи (а случается, и Песнь Сюзанны). Он забросит книгу, над которой работает, повернется спиной к безопасной суше и вновь поплывет на глубокую воду. Он уже четырежды плавал туда, но на этот раз должен будет доплыть до другого берега.

Доплыть или утонуть.

— Нет, — говорит он. Вслух, и что в этом такого? Здесь его никто не слышит. До него долетает едва различимый шум приближающегося автомобиля… или двух?

Одного на шоссе 7 и второго на Уоррингтон-роуд? Но это все посторонние шумы.

— Нет, — повторяет он. — Я пройдусь, а потом поеду на вечеринку. Сегодня я больше не пишу. Тем более, такое.

Оставив развилку позади, он начинает подниматься на крутой холм, с короткой зоной видимости. Идет навстречу шуму приближающегося минивэна «додж караван», и звук этот возвещает о его грядущей смерти. Ка рационального мира хочет, чтобы он умер; ка Прима хочет, чтобы он жил и продолжал петь свою песню. Вот так в этот солнечный день, во второй его половине, в западном Мэне непреодолимая сила устремляется к неподвижному объекту, и впервые после отступления Прима все миры и все существующее поворачиваются к Темной Башне, которая стоит в дальнем конце Кан'-Ка Ноу Рей, что означает Красные поля Ноуна. Обрываются даже злобные крики Алого Короля. Решать будет Темная Башня.

— Решение требует жертвы, — говорит Кинг, и хотя никто, кроме птиц, не слышит его, а он понятия не имеет, что означают эти слова, писателя это не тревожит. Он всегда что-то бормочет себе под нос, словно в голове у него Пещера голосов, полная блестящих, но не всегда умных, имитаторов.

Он шагает, размахивая руками, которые иной раз касаются синих джинсов, не подозревая, что его сердце отбивает последние (не последние) удары, что его разум додумывает последние (не последние) мысли, что голоса произносят последние (не последние) дельфийские пророчества.

— Вес'-Ка Ган, — говорит он, звуки эти забавляют его, и одновременно влекут. Он пообещал себе не перегружать свои истории о Темной Башне непроизносимыми словами какого-то выдуманного (если не сказать, исковерканного) языка, его редактор, Чак Веррилл из Нью-Йорка просто вычеркнет большую часть, если увидит их в рукописи, но его разум все равно наполняется и словами, и фразами: ка, ка-тет, сэй, кан-тои (это слово, по крайней мере, из другой его книги, «Безнадеги»), тахин. Может, все это идет от Сирита Ангола Толкиена и Великого слепого скрипача, Найрлатотепа, Г. Ф. Лафкрафта.

Он смеется, и начинает петь песню, с которой познакомили его голоса. Он думает, что обязательно использует ее в следующей книге о стрелке, когда позволит Черепахе обрести голос. «Кам-кам-каммала, — поет он, шагая. — Девчонка от парня сбежала. У него — пистолет, а девчонки нет, девчонка ночью удрала!»

— Этот парень — Эдди Дин? Или Джейк Чеймберз?

— Эдди! — говорит он. — Эдди — парень, от которого сбежала девчонка, — он так глубоко задумывается, что поначалу не видит крышу синего минивэна «додж караван», который появляется над вершиной холма прямо перед ним, и не понимает, что этот автомобиль едет не по асфальту, а по обочине, той самой, по которой он шагает. Не слышит он и нарастающего рева пикапа за спиной.

Брайан слышит царапанье по крышке сумки-холодильника даже сквозь грохот музыки и, с ужасом и яростью, видит в зеркале заднего обзора, что Пуля, более активный из двух ротти, уже перебрался из багажного отделения в пассажирское. Две задние лапы на грязном сидении, обрубок хвоста радостно мотается из стороны в сторону, а морда собаки уже в сумке-холодильнике Брайана.

В такой ситуации любой благоразумный водитель свернул бы на обочину, остановил автомобиль и разобрался бы с нашкодившим животным. Смиту, однако, не свойственно благоразумие за рулем, и свидетельство тому — список нарушений правил дорожного движения. Вместо того, чтобы свернуть на обочину и остановиться, он поворачивается направо, держит руль левой рукой, а правой без особого успеха пытается оттолкнуть гладкую голову ротвейлера.

— Не трогай! — кричит он Пуле. Минивэн сначала сносит к правой обочине, потом он съезжает на нее. — Ты меня слышишь, Пуля? Или ты совсем дурной? Не трогай! — на мгновение ему удается поднять голову собаки, но шерсть на ней слишком гладкая и короткая, чтобы за нее могли зацепиться пальцы. Пуля, конечно, не гений, но достаточно умен, чтобы сообразить, что у него есть еще один шанс ухватить то, что завернуто в белую бумагу и источает такой чарующий красный аромат. Голова вновь ныряет в сумку-холодильник, челюсти ухватывают завернутый в бумагу гамбургер.

— Брось его! — кричит Брайан. — Сейчас же брось его… НЕМЕДЛЕННО!

Для того, чтобы отнять мясо, чтобы сильнее изогнуться на водительском кресле, он упирается обеими ногами. Одна из них, к сожалению, на педали газа. Минивэн прибавляет скорости, взлетая на вершину холма. В этот момент, вне себя от ярости, Брайан полностью забывает, где он (на шоссе 7) и что должен делать (вести автомобиль). Его мысли заняты только одним — вырвать мясо из челюстей Пули.

— Дай его мне! — кричит он, тянет мясо на себя. С обрубком хвоста, мотающимся с удвоенной частотой (для него это не только пища, но и игра) Пуля отвечает ему тем же. Слышится треск рвущейся бумаги. Минивэн уже полностью скатился с асфальта. Едет на фоне рощи старых сосен, освещенных послеполуденным солнцем: в зелено-золотом мареве. Брайан думает только о мясе. Он не собирается есть гамбургер с собачьей слюной, будьте уверены.

— Дай сюда! — кричит он, не видя мужчины, на которого накатывает его минивэн, не видя пикапа, который поднимается на холм и уже практически настиг мужчину, не видя, как открывается дверца пикапа со стороны пассажирского сидения или долговязого парня, похожего на ковбоя, который спрыгивает на землю, не видя револьвера с большой желтой рукояткой, который вываливается из кобуры; мир Брайана Смита сузился до одной очень плохой собаки и одного завернутого в бумагу куска мяса. В борьбе за мясо кровавые розы расцветают на бумаге, как татуировки.

— Вон он! — закричал мальчик по имени Джейк, но Ирен Тассенбаум и так это поняла. Стивен Кинг в джинсах, рубашке из «шамбре» и бейсболке. Он уже миновал место пересечения Уоррингтон-роуд и шоссе 7 и поднимался на холм, оставил позади примерно четверть склона.

Она выжала сцепление, перешла на вторую передачу, как пилот НАСКАР[91], увидевший клетчатый флаг, и резко повернула налево, крепко держа руль обеими руками. Пикап Чипа Макэвоя закачался, но не перевернулся. Она увидела, как блеснуло солнце на металле автомобиля, который, двигаясь с противоположной стороны, уже достиг вершины холма, на который поднимался Кинг. Услышала крик мужчины, сидевшего у дверцы: «Пристройся к нему сзади!»

Выполнила команду, хотя и видела, что приближающийся автомобиль едет не по дороге, а по обочине, и они могут столкнуться, превратив Кинга в начинку металлического сэндвича.

Дверца открылась, и мужчина, его зовут Роланд, то ли выпрыгнул, то ли выкатился из кабины.

После этого все произошло быстро, очень быстро.