Темная Башня Кинг Стивен

В одной лежала еда: жареная свинина и курятина, коровья лопатка, кругляки розовой ветчины. Сюзанна почувствовала, как ее желудок расширяется, готовый заглотить все, и ей с трудом удалось подавить стон, поднимающийся из груди. Рот переполнился слюной, и она подняла руку, чтобы стереть избыток с губ. Они знали, что она стирает слюну, с этим она ничего не могла поделать, но, по крайней мере, она отказала им в удовольствии увидеть, как наглядное свидетельство ее голода блестит на губах и подбородке. Ыш тявкнул, но остался на месте, у левого сапога стрелка.

Во второй корзине лежали два больших толстых крупной вязки свитера, один зеленый и один красный, рождественских цветов.

— Там также теплое нижнее белье, куртки, короткие сапоги с подкладкой из овчины и перчатки, — пояснил Фимало. — Потому что в Эмпатике в это время года чертовски холодно, а идти вам долгие месяцы.

— На окраине города мы оставили вам легкие алюминиевые санки, — добавил Файмало. — Вы сможете положить их на вашу повозку, а потом использовать, чтобы везти леди и снаряжение, как только вы доберетесь до снега.

— Вы, конечно, задаетесь вопросом, почему мы это делаем, если не одобряем вашего решения продолжить путь, — вновь заговорил Фимало. — Дело в том, что благодаря вам мы остались живы…

— Мы действительно думали, что нам крышка, — вставил Фумало. — «Куотербек спекся», — мог сказать бы Эдди.

И эти слова тоже причинили ей боль… но не такую сильную, какую причинял взгляд, брошенный на всю эту еду. Или воображаемые ощущения, которые она испытывала, надевая этот толстый свитер, чувствуя, как он опускается до середины бедер.

— Я решил попытаться отговорить вас от продолжения похода, приложить к этому все силы, — сказал Файмало. Сюзанна заметила, что он — единственный кто употреблял местоимение «я». — А если мне это не удастся — снабдить вас всем необходимым, что может понадобиться вам в пути.

— Ты не сможешь его убить! — взревел Фумало. — Неужели ты этого не видишь, ты, машина-убийца с деревянной башкой, неужели не видишь? Все, что ты сможешь, так это проявить излишнюю прыть и сыграть на его мертвую руку! Как ты можешь быть таким глу…

— Замолчи, — ровным голосом оборвал его Файмало, и Фумало замолчал. — Он принял решение.

— И что вы сделаете? — спросил Роланд. — После того, как мы пойдем дальше?

Все трое в унисон пожали плечами, но ответил Файмало, так называемое супер-эго уффи: «Останемся здесь. Посмотрим, сохранится ли матрица творения или разрушится. А тем временем постараемся восстановить „Ле кас“, вернуть ему хотя бы часть прежнего величия. Когда-то это был прекрасный дворец. И его снова можно сделать таким же. А теперь, думаю, наш разговор закончен. Возьмите наши дары вместе с нашей благодарностью и самыми добрыми пожеланиями.

— Скупыми добрыми пожеланиями, — добавил Фумало, и улыбнулся. Неожиданно для Сюзанны и ослепительно.

Сюзанна едва не двинулась к корзинам. Свежая еда, конечно влекла ее (особенно свежее мясо), но куда более притягательными были свитера и теплое нижнее белье. Хотя припасов у них заметно поубавилось (и они наверняка закончились бы раньше, чем они пересекли территорию, которые уффи назвали Эмпатикой), на роскошном такси Толстяка Хо еще лежали банки с бобами, тунцом и тушенкой, и в этот день они уже поели, так что желудки не урчали от голода. Что ее убивало, так это холод. Холод она считала своим главным врагом, холод подбирался к ее сердцу, дюйм за дюймом.

На месте она осталась по двум причинам. Во-первых, осознав, что одного-единственного шага будет достаточно для того, чтобы уничтожить остатки ее воли: она со всех ног побежит к середине моста, упадет на колени перед с теплой одеждой и начнет рыться в ней, словно сорвавшаяся с цепи домохозяйка на ежегодной полной распродаже в «Файленс». После первого шага никто и ничто не смогло бы ее остановить. И потеря силы воли стала бы не самым худшим последствие этого шага; она потеряла бы и самоуважение, за которое Одетта Холмс боролась всю жизнь, несмотря на усилия маленькой саботажницы, которая затаилась в глубинах ее разума.

Однако, одной лишь первой причины не хватило бы для того, чтобы удержать ее на месте. Второй стало воспоминание о том дне, когда они увидели ворона, который нес в клюве что-то зеленое, и вместо «Кру, кру!» с неба доносилось «Кау, кау». Ворон нес всего лишь бес-траву, все так, но, однако, зеленую. То есть живую. Именно в тот день Роланд попросил ее молчать, если придется с кем-то совещаться, сказал… как он сказал? «Перед победой идет искушение». Она и представить себе не могла, что самым большим искушением ее жизни станет рыбацкий, крупной вязки свитер, но…

Она внезапно поняло то, что стрелок, похоже, знал, если не с самого начала, так с момента появления тройни Стивенов Кингов: все это сплошной обман. Она не могла знать, что именно находится в корзинах, но уже не сомневалась, что нет в них ни настоящей еды, ни одежды.

Так что с места Сюзанна не сдвинулась.

— Так что? — спросил Файмало. — Вы подойдете и возьмете подарки, которые я вам приготовил? Вы должны подойти, если хотите их взять, потому что по середине моста проходит линия, переступить которую я не могу. Фимало и Фумало стоят у барьера смерти Короля. Вы оба можете пересекать его в любую сторону. Мы — нет.

— Мы благодарим тебя за твою доброту, сэй, — ответил Роланд, — но отказываемся от подарков. Еды нам хватает, одежда ждет нас впереди, пусть еще и бегает на копытах. А кроме того, не так уж здесь и холодно.

— Да, — улыбнулась Сюзанна трем одинаковым и одинаково недоумевающим лицам. — Не так уж.

— Мы идем дальше, — и Роланд вновь чуть поклонился над выставленной вперед и согнутой ногой.

— Мы говорим, спасибо вам, мы говорим, всего вам хорошего, — вставила Сюзанна и вновь расправила в реверансе невидимые юбки.

Она и Роланд начали поворачиваться. И именно в этот момент Фимало и Фумало, каждый все стоял на одном колене, сунули руки в стоящие пред ними корзины.

Сюзанне не требовалась команда Роланда, она и так все знала. Выхватила револьвер из-за ремня и застрелила левого Стивена Кинга, Фумало, когда тот только выхватил из корзины какое-то оружие с длинным серебристым стволом. С него свисало что-то вроде шарфа. И револьвер Роланда в мгновение ока перекочевал из кобуры в руку. И он выстрелил только раз. Над ними вороны дружно снялись с насиженных мест. Фимало, тоже держащий в руках оружие с серебристым стволом, медленно рухнул на корзину, с удивлением, написанном на лице, и дырой от пули точно по центру лба.

5

Файмало застыл на прежнем месте, на дальней стороне моста. Руки по-прежнему скрещивались на груди, но он более не выглядел двойником Стивена Кинга. Теперь на них смотрело длинное, с пожелтевшей кожей, лицо старика, который умирал медленно и мучительно. И волосы у него из густо-черных превратились в грязно-серые. На черепе краснели пятна экземы. Лоб, щеки, подбородок усыпали прыщи и открытые язвы, с раздутыми белыми головками, сочащиеся кровью или гноем.

— Кто ты, на самом деле? — спросил его Роланд.

— Чел, такой же, как и вы, — смиренно ответил Файмало. — Рэндо Вдумчивый, так меня звали в те долгие годы, когда я служил премьер-министром Алого Короля. Однако, когда-то давно я был простым Остином Корнуэллом, из штата Нью-Йорк. Не в Ключевом мире, к сожалению, в другом. Одно время я управлял торговым центром «Ниагара», а до этого сделал успешную карьеру в рекламном бизнесе. Вам, возможно, это интересно. Я проводил рекламные кампании «Нозз-А-Ла» и «Такуро спирит».

Сюзанна проигнорировала это странное и неожиданное резюме.

— Так, значит, он не обезглавил свою правую руку. А что ты можешь сказать насчет трех Стивенов Кингов?

— Одна видимость, — ответил старик. — Вы собираетесь меня убить? Валяйте. Прошу только об одном, сделайте это быстро. Как вы сами видите, я неважно себя чувствую.

— В том, что ты нам наговорил, есть хоть толика правды? — спросила Сюзанна.

Слезящиеся глаза старика широко раскрылись от изумления.

— Все правда, — он двинулся вперед, на мост, где лежали два других старика, его помощники с давних времен, Сюзанна в этом не сомневалась. — Все правда, за исключением одной лжи… и этого, — двумя пинками он перевернул корзины, и их содержимое вывалилось на мост.

Сюзанна не смогла сдержать крик ужаса. Ыш мгновенно метнулся вперед, занял позицию перед ней, широко расставив короткие передние лапы, наклонил голову.

— Все нормально, — успокоила его Сюзанна, но дрожь еще не ушла из голоса. — Я просто… такого не ожидала.

Из корзины, вроде бы наполненной свежеприготовленными мясными деликатесами, вывалились полуразложившиеся человеческие конечности, сине-черные и кишащие червяками.

Во второй корзине не было никакой одежды. Так что теперь на мосту копошился поблескивающий в лучах солнца клубок умирающих змей. Их маленькие круглые глаза потускнели, раздвоенные языки лениво показывались из пасти и исчезали. Некоторые змеи уже и не шевелились.

— Вы могли бы чудесным образом их оживить, если б поднесли к своей коже, — в голосе Файмало слышалось сожаление.

— Ты же не рассчитывал, что так и будет? — спросил Роланд.

— Нет, — признал старик. С тяжелым вздохом сел. Одна из змей попыталась заползти ему на колени, но он оттолкнул ее, рассеянно и раздраженно. — Но я получил приказ, вот и выполнял его.

Сюзанна в ужасе смотрела на трупы двух других псевдо-Кингов. Фумало и Фимало, теперь два мертвых старика, разлагались с неестественной скоростью. Их пергаментная кожа рвалась и сжималась, все сильнее облегая кости, из разрывов текла черная жижа. Она видела, как глаза Фимало выперло из черепа, как два перископа, отчего на его лице на мгновение отразился ужас. Некоторые из змей ползали по разлагающимся трупам. Одна заползла в корзину с кишащими червями человеческими конечностями, надеясь найти там теплое местечко. При разложении действительно выделялось тепло, так что выбор змеи Сюзанна одобрила. Окажись на ее месте, поступила бы точно также.

— Ты собираешься меня убить? — спросил Файмало.

— Нет, — ответил Роланд, — ты сделал еще не все, что должен. На тебе еще одна работа.

Файмало поднял голову, в стариковских глазах сверкнула искорка интереса.

— Твой сын?

— Мой, и твоего хозяина тоже. Сможешь передать ему пару слов от меня во время вашего разговора?

— Если буду к тому времени жив, конечно.

— Скажи ему, что я стар и опытен, тогда как он всего лишь молокосос. Скажи ему, если он отступится, то сможет какое-то время пожить с мечтами о мести… хотя я не знаю, какими поступками мог заслужить его месть. И скажи ему, если он и дальше будет идти за мной, я убью его, как собираюсь убить его Алого отца.

— Или ты слушаешь и не слышишь, или слышишь и не веришь, — покачал головой Файмало. Теперь, обретя истинное обличье (никакой загадочности, свойственной уффи, подумала Сюзанна, всего лишь ушедший на пенсию администратор среднего звена из глубинки), он казался невероятно уставшим. — Ты не сможешь убить существо, которое уже убило себя. И ты не сможешь войти в Темную Башню, потому что вход туда только один, и балкон, на котором заперт Ушедший, расположен над этим входом. А оружия у него предостаточно. Одних только снитчей хватит, чтобы остановить тебя на подходе к Башне, они убьют тебя, прежде чем ты минуешь половину поля роз.

— Об этом тревожиться нам — не тебе, — ответил Роланд, и Сюзанна подумала, что стрелок попал в десятку: она уже тревожилась. — Что же касается тебя, ты передашь мое послание Мордреду, когда увидишь его?

Файмало махнул рукой показывая, что передаст. Роланд покачал головой.

— Не маши передо мной рукой, приятель… отвечай на вопрос вслух.

— Я передам ему твое послание, — ответил Файмало, потом добавил. — Если я его увижу и мы поговорим.

— Увидишь. Счастливо оставаться, сэр, — Роланд начал поворачиваться, но Сюзанна схватила его за руку и остановила.

— Поклянись мне, что все, сказанное тобой, правда, — потребовала она от уродливого старикана, который сидел на брусчатке моста под холодными взглядами воронов, которые начали возвращаться на прежние места. Что она хотела узнать или пыталась доказать, Сюзанна понятия не имела. Она же знала, что старик солжет, даже в такой ситуации, не так ли? Может, и нет. Во всяком случае, продолжала напирать. — Поклянись в этом именем своего отца, и его лицом тоже.

Старик поднял правую руку, ладонью к Сюзанне, и она увидела открытые язвы и на ладони.

— Я клянусь в этом именем Эндрю Джона Корнуэлла, из Тога-Спрингс, штат Нью-Йорк. И его лицом тоже. Король этого замка действительно обезумел и действительно разбил все магические кристаллы Колдовской радуги, которые попали ему в руки. Он действительно заставил своих слуг принять яд и действительно наблюдал, как они умирали, — он опустил руку, указав на корзину с отрубленными человеческими конечностями. — Где я это взял, по-твоему, Леди Галка? В магазине Боди партс-ар-ас»?

Сюзанна не поняла, о чем речь, и промолчала.

— Он действительно ушел к Темной Башне. Он — та же собака из какой-то старой басни, хочет проследить, чтобы никто не смог воспользоваться сеном, от которого ему не будет никакого проку. Если на то пошло, я даже не солгал про содержимое этих корзин. Просто показал, что в них, и позволил вам самим делать выводы, — улыбка старика светилась таким циничным самодовольствием, что Сюзанна подумала, а не напомнить ли ему, что Роланд сразу разгадал его трюк. И решила, что не стоит.

— Напрямую я солгал только в одном, — закончил Старик. — Сказал, что он обезглавил меня.

— Ты услышала все, что хотела, Сюзанна? — спросил Роланд.

— Да, — ответила она, хотя всех ответов не получила, отнюдь. — Пошли отсюда.

— Тогда забирайся в роскошное такси Толстяка Хо, и не вздумай при этом повернуться к нему спиной. Он коварен.

— Мог бы не говорить мне об этом, — ответила Сюзанна, и в точности выполнила инструкции Роланда.

— Долгих дней и приятных ночей, — крикнул вдогонку бывший сэй Корнуэлл, сидя на мосту среди извивающихся, умирающих змей. — Пусть Человек-Иисус приглядывает за тобой и твоими ближними. И путь он научит тебя здравому смыслу до того, как учить будет поздно, и убедит держаться подальше от Темной Башни!

6

Тем же путем они вернулись к перекрестку, где сошли с Тропы Луча и направились в замку Алого Короля, и вот там Роланд остановился на несколько минут, чтобы передохнуть. Чуть раньше поднялся легкий ветерок, начавший трепать флаги и гирлянды. Теперь Сюзанна видела, какие они старые и вылинявшие. А плакаты с Никсоном, Лоджем, Кеннеди и Джонсоном изрисовали граффити, и то же давным-давно. Все колдовство, то колдовство, на которое оказались способны последние слуги Алого Короля, ушло.

«Снять маски, снять маски, — устало подумала она. — Вечеринка была прекрасной, но она закончилась… и теперь Красная Смерть господствует над всеми».

Сюзанна коснулась прыща под нижней губой, потом посмотрела на подушечку пальца. Ожидала увидеть кровь, гной, и то, и другое. Почувствовала облегчение, не увидев ничего.

— Сколькому ты веришь? — спросила Сюзанна стрелка.

— Практически всему, — ответил Роланд.

— Значит, он там. В Башне.

— Не в Башне. Заперт снаружи, — стрелок улыбнулся. — Это большая разница.

— Ой ли? И что ты собираешься с ним сделать?

— Не знаю.

— Ты думаешь, если он доберется до твоих револьверов, то сможет вернуться в Башню и подняться на вершину?

— Да, — ответил Роланд без запинки.

— И что ты намерен предпринять?

— Не позволю ему завладеть ни одним из них, — ответил он, словно решил, что этого объяснения достаточно, и Сюзанна поняла, что так оно и есть. Она все время забывала, как он скуп на слова, чего бы это ни касалось.

— Ты собирался устроить Мордреду ловушку в замке?

— Да, — кивнул Роланд. — Но, учитывая, что мы там нашли… и что нам сказали… лучше двинуться дальше. Проще. Смотри.

Он достал часы, откинул крышку. Она наблюдала, как секундная стрелка кружит по своему циферблату. Но с той же скоростью? Точно Сюзанна знать не могла, но она так не думала. Посмотрела на Роланда, вскинув брови.

— По большей части время правильное, — сказал Роланд, — но уже не все время. Я думаю, оно теряет как минимум по секунде каждый шестой или седьмой оборот. Всего, возможно, от трех до шести минут на день.

— Не так уж много.

— Не так, — согласился Роланд, убирая часы, — но это только начало. Пусть Мордред делает, что хочет. Темная Башня уже близко, за белыми землями, и я намерен дойти до нее.

Сюзанна могла понять его нетерпение. И лишь надеялась, что нетерпение не заставит его забыть об осторожности. Если заставит, юность Мордреда Дискейна более не имела бы значения. Допусти Роланд серьезную ошибку в неподходящий момент, и она, он и Ыш, возможно, уже никогда не увидят Темную Башню.

Ее мысли прервало громкое хлопанье множества крыльев, раздавшееся позади. Сквозь хлопанье прорвался человеческий крик, который быстро поднялся до пронзительного вопля. И хотя кричали на приличном расстоянии, ужас и боль слышались совершенно отчетливо. Но, наконец, вопль оборвался.

— Премьер-министр Алого Короля шагнул в пустошь, — пояснил Роланд.

Сюзанна оглянулась на замок. Видела его темно-красные стены и башни, но ничего больше. Порадовалась, что ничего больше не видит.

«Мордред голоден», — подумала она. Сердце ее забилось быстро-быстро, и она пришла к выводу, что никогда раньше так не боялась, ни когда лежала на кровати рядом с рожавшей Миа, ни даже в темноте под замком Дискордия.

«Мордред голоден… но теперь он поест».

7

Старик, который начал жизнь Остином Корнуэллом и которому предстояло закончить ее Рэндо Вдумчивым, сидел на той части моста, что спускалась к замку. Вороны ждали у него над головой, возможно, догадываясь, что этот день еще будет богат на события. Вдумчивый не чувствовал холода, спасибо толстой куртке, а перед тем, как идти на встречу с Роландом и его подругой-галкой, предусмотрительно глотнул бренди. Ну… возможно, в этом он грешил против истины. Скорее, Брасс и Компсон (известные так же, как Фимало и Фумало) выпили по глотку лучшего бренди Короля, тогда как он, бывший премьер-министр Ушедшего, уговорил оставшуюся треть бутылки.

Какой бы ни была причина, но старик заснул, и даже появление Мордреда Красная Пятка его не разбудило. Он сидел, уткнувшись подбородком в грудь, и, со струйкой слюны, которая стекала между надутых губ, напоминал младенца, который заснул в высоком стульчике. Птиц на парапетах и пешеходных мостиках заметно прибавилось. Конечно, они бы улетели при приближении молодого принца, но он посмотрел на них, махнул правой рукой с растопыренными пальцами перед лицом, потом сжал пальцы в кулак и резко опустил вниз. «Ждите», — говорил этот жест.

Мордред остановился на городской части моста, принюхался к разлагающемуся мясу. Одного этого дразнящего запаха хватило, чтобы привести его сюда, хотя он знал, что Роланд и Сюзанна продолжили свой путь по Тропе Луча. Пусть они и их зверек, ушастик-путаник, идут дальше, думал мальчик. Сейчас не время сокращать разделяющее их расстояние. Оно придет позже. Позже, когда Белый папуля ослабит бдительность, пусть даже на мгновение, и вот тогда Мордред его возьмет.

Съест на ужин, надеялся он, но, с другой стороны, Мордред мог бы им и позавтракать, и пообедать.

Когда мы в последний раз видели это существо, оно было еще

(попрыгунчик, милый крошка, ягоды клади в лукошко)

младенцем. Теперь этот младенец подрос, так что перед воротами, которые вели в замок Алого Короля, стоял мальчик лет девяти. Некрасивый мальчик, из таких, кого разве что сумасшедшая мать сможет назвать милашкой. И причину тому следовало искать не в сложной генетической наследственности, а исключительно в крайнем истощении. Лицо под шапкой черных волос осунулось, кожа прилипла к костям. Под синими глазами появились лиловые круги. Лоб, щеки, подбородок испещрили угри и язвы. Их, как и прыщ под нижней губой Сюзанны можно было бы списать на путешествие по отравленным землям, но, скорее виной тому была диета Мордреда. Он мог бы запастись консервами на контрольно-пропускном пункте, который располагался на выходе из тоннеля, Роланд и Сюзанна взяли с собой лишь малую часть тамошних запасов, но не подумал об этом. Потому что, и Роланд это знал, только учился искусству выживания. Что он взял с собой из куонсетского ангара, так это полусгнивший бушлат и пару достаточно крепких сапог. Сапоги оказались удачной находкой, пусть и развалились по пути.

Будь Мордред челом, или даже обычным оборотнем, он умер бы в Плохих Землях, с бушлатом или без, в сапогах или без них. Но, будучи тем, кем он был, Мордред призывал к себе воронов, когда хотел есть, и воронам не оставалось ничего другого, как прилетать. Вкус у птиц был отвратительный, а у жуков, которых он извлекал из-под потрескавшихся и с остаточной радиацией камней, еще хуже, но он заталкивал их в рот. Однажды он коснулся разума горностая и заставил его прийти. Истощенный зверек сам едва не умирал от голода, но после воронов и жуков вкусом не уступал лучшему стейку. Мордред трансформировался в паука, ухватил горностая всеми семью лапками и высасывал кровь и жрал, пока от него не осталось ничего, кроме клоков шерсти. Он с радостью съел бы еще дюжину горностаев, но ему достался лишь один.

А вот теперь он видел перед собой целую корзину еды. Да, не свежак, но что с того? Даже червяки могли насыщать. Этого вполне хватит, чтобы он сумел добраться до заснеженных лесов к юго-востоку от замка, которые кишели дичью.

Но сначала следовало разобраться со стариком.

— Рэндо, — позвал он. — Рэндо Вдумчивый.

Старик дернулся, что-то пробормотал и открыл глаза. Какое-то мгновение смотрел на худенького мальчика, что стоял перед ним, не понимая, кого видит перед собой. Потом слезящиеся глаза наполнились страхом.

— Мордред, сын Ушедшего, — он попытался улыбнуться. — Хайл тебе, будущий Король! — хотел выставить вперед одну ногу и только тут понял, что сидит. Попытался подняться, но ноги его не держали, поэтому он вновь плюхнулся на зад, чем позабавил мальчика (в Плохих Землях повода для улыбки не находилось, так что он ухватился за возможность позабавиться), предпринял вторую попытку. На этот раз встал.

— Я не вижу никаких тел, за исключением этих двух, а они, похоже, умерли более глубокими стариками, чем ты, — Мордред огляделся, изображая пристальное внимание. — Я определенно не вижу мертвых стрелков, как с целыми ногами, так и с ампутированными.

— Ты говоришь правильно… и я говорю, спасибо тебе, разумеется, говорю… но я могу это объяснить, сэй, и довольно легко…

— Но подожди! Оставь при себе свое объяснение, прекрасное, я в этом не сомневаюсь. Позволь высказать догадку! Это те самые змеи, которые укусили стрелка и его женщину, длинные, толстые змеи, а тела ты перенес вон в тот замок?

— Мой господин…

— Если так, — продолжил Мордред, — змей в корзине, должно быть, было великое множество, потому что я и сейчас вижу многих. И некоторые, похоже, едят то, что должно стать моим ужином, — и хотя отрубленные, разлагающиеся человеческие конечности все равно стали бы его ужином, частью ужина, Мордред с упреком посмотрел на старика. — Так тела стрелков унесли?

Страх из глаз старика ушел, его заменило смирение. Мордреда это крайне разозлило. Он-то хотел увидеть в глазах старого сэя Вдумчивого не страх, и уж точно не смирение, а надежду. Которую с легкостью бы у него отнял. Он вдруг начал трансформироваться. На мгновение старик увидел под человеческим образом бесформенную черноту, с многими лапками. Потом чернота ушла, и вновь перед ним стоял мальчик. Худенький такой мальчик.

«Позвольте мне умереть, не крича от ужаса, — подумал бывший Остин Корнуэлл. — Боги, какими бы вы ни были, даруйте мне хоть эту малость. Позвольте мне умереть, не крича от ужаса, в руках этого чудовища».

— Ты знаешь, что здесь произошло, юный сэй. Это зафиксировано в моей голове, а следовательно, есть и в твоей. Почему бы тебе не взять эти руки и ноги, плюс змей, если они тебе нравятся, а старика оставить в покое, благо жить ему осталось совсем ничего. Ради твоего отца, если не себя. Я служил ему хорошо, даже в самом конце. Я мог бы просто спрятаться в замке и не мешать им идти своим путем. Но я не спрятался. Попытался остановить их.

— У тебя не было выбора, — ответил Мордред со своего конца моста. Не зная, правда это или нет. Да его это и не волновало. Мертвая плоть — всего лишь пища. Живая плоть и кровь, с растворенным в ней последним вдохом человека… ах, нечто большее. Отменный обед! Он оставил мне послание?

— Да, ты знаешь, что оставил.

— Скажи мне.

— Почему бы тебе не прочитать его в моей голове? Вновь началась трансформация. С мгновение на дальнем конце моста стоял и не мальчик, и не паук, размером с девятилетнего мальчика, а они оба одновременно. Во рту сэя Вдумчивого пересохло, пусть слюна, которая вытекла изо рта, когда он спал, еще блестела на подбородке. Но паук исчез, и Вдумчивый вновь видел перед собой лишь мальчика Мордреда в порванном и наполовину сгнившем бушлате.

— Потому что мне хочется услышать, как ты произносишь это послание своим старым слюнявым хлебалом, — ответил он Вдумчивому.

Старик облизал губы.

— Хорошо, если тебе так больше нравится. Он сказал, что он — многоопытен, тогда как ты юн и напрочь лишен хитрости и коварства. Он сказал, если ты не останешься там, где тебе место, он отделит тебе голову от плеч. Он сказал, что с удовольствием покажет ее твоему Алому отцу, который заперт на балконе.

Старик сказал чуть больше, чем просил передать Роланд (мы-то знаем, потому что присутствовали при этом), и гораздо больше того, что мог бы снести Мордред.

Однако недостаточно для того, чтобы Рэндо Вдумчивый сумел реализовать задуманное. Возможно, лишь десятью днями раньше старик добился бы поставленной цели, а хотел он одного: чтобы мальчик убил его быстро. Но Мордред, который стремительно взрослел, подавил желание молнией перемахнуть через мост, трансформируясь на ходу, и ударом когтистой лапки оторвать голову Рэндо Вдумчивого от тела.

Вместо этого он обвел взглядом воронов, теперь уже сотни воронов, которые пристально, как ученики в классе, смотрели на него. Потом взмахнул руками, как крыльями, и указал на старика. И мгновенно воздух наполнился хлопаньем настоящих крыльев. Королевский премьер-министр повернулся, чтобы убежать, но вороны накрыли его, как чернильно-черное облако. Он поднял руки, закрывая лицо, когда они расселись на его голове и плечах, превращая старика в пугало. Инстинктивный защитный жест не помог. Все новые и новые вороны садились на его руки, пока под тяжестью птиц они не опустились. Клювы принялись клевать лицо старика, выбивая фонтанчики крови.

— Нет! — вскричал Мордред. — Кожу оставьте мне… но можете взять его глаза.

И именно в тот момент, когда послушные вороны принялись выклевывать глаза Рэндо Задумчивого из живых глазниц, бывший премьер-министр издал крик, который быстро перерос в пронзительный вопль. Его-то и услышали Роланд и Сюзанна, направляющиеся к окраине городка у замка. Птицы, которые не могли найти места для посадки, кружили над стариком, как живое грозовое облако. Они развернули его и направили к трансформеру, который уже поднялся на середину моста и расположился там. Сапоги и наполовину сгнивший бушлат остались внизу, на городской стороне моста. А ждал сэя Вдумчивого, встав на задние лапки, барабаня передними по воздуху, с красной отметиной на животе, Дан-тете, Маленький Алый Король.

Старик дрейфовал навстречу своей судьбе, вопящий и безглазый. Он махал перед собой руками, отбиваясь от невидимых врагов, и передние лапки паука, ухватили одну из рук и направили ее в пасть. Паук с хрустом откусил кисть старика.

Вкуснотища!

8

В ту ночь, когда позади остался последний из этих узких, вызывающих неприятные ощущения городских домов, Роланд остановился перед развалинами небольшой фермы. Постоял, глядя на остатки дома, принюхиваясь.

— Что, Роланд? Что?

— Тебе не кажется, что здесь пахнет деревом, Сюзанна?

Принюхалась и она.

— Пахнет, все так, и что из этого?

Он повернулся к ней, с улыбкой.

— Если мы ощущаем запах дерева, значит, сможем его сжечь.

Как выяснилось, вывод он сделал правильный. Разжечь огонь им удалось с трудом, потребовались все мастерство Роланда, бывалого походника, и полбанки «Стерно», но в конце концов они своего добились. Сюзанна уселась максимально близко от костра, поворачиваясь к нему то одним, то другим боком, наслаждаясь потом, который выступил у нее сначала на лице, потом на груди, наконец, на спине. Она уже забыла, каково это ощущать растекающееся по телу тепло, и продолжала подкладывать и подкладывать дерево, пока походный костер не превратился в праздничный. Для животных на равнинных землях, которые тянулись вдоль Тропы выздоравливающего Луча, костер этот, возможно, выглядел, как комета, упавшая на Землю, но еще полыхающая. Ыш сидел рядом с ней, навострив уши, глядя в огонь, как зачарованный. Сюзанна все ждала, когда же Роланд начнет протестовать, скажет, что пора прекратить подкладывать дрова и дать прогореть тем, что уже лежали в костре, но он не останавливал ее. Сидел, разложив перед собой детали разобранных револьверов, и смазывал их. Когда костер стал слишком уж жарким, отодвинулся на несколько футов. Его тень выплясывала каммалу в мерцающем свете языков пламени.

— Сможешь ты выдержать еще одну или две ночи холода? — наконец, спросил он Сюзанну.

Она кивнула.

— Если должна.

— Как только мы начнем подниматься к снежным землям, станет действительно холодно, — пояснил он. — И пока я не могу обещать тебе, что без костра мы проведем только одну ночь. Хотя и не верю, что их будет больше двух.

— Ты думаешь, охотиться будет проще, если мы обойдемся без костров, не так ли?

Роланд кивнул и начал собирать револьверы.

— Дичь будет через два дня?

— Да.

— Откуда ты знаешь?

Он обдумал, покачал головой.

— Сказать не могу… но знаю.

— Можешь почувствовать запах?

— Нет.

— Прикоснуться к их рассудку?

— Нет.

Она сменила тему.

— Роланд, а если Мордред этой ночью натравит на нас птиц?

Он улыбнулся и указал на языки пламени, под которыми переливались всеми оттенками красного раскаленные угли.

— Они не посмеют приблизиться к твоему костру.

— А завтра?

— Завтра мы будем так далеко от «Ле кас руа рюс», что даже Мордред не убедит их лететь за нами.

— Откуда ты это знаешь?

Он опять покачал головой, хотя подумал, что ему известен ответ на ее вопрос. То, что он знал, шло от Башни. Чувствовал, что ее пульсации оживают в голове.

Словно из сухого зерна проклюнулся зеленый росток. Но полагал, что говорить об этом еще рано.

— Ложись, Сюзанна. Отдохни. Я подежурю до полуночи, потом разбужу тебя.

— Значит, мы начинаем нести вахту.

— Да.

— Он наблюдает за нами?

Наверняка Роланд этого не знал, но полагал, что наблюдает. Воображение рисовало ему худенького мальчика (но теперь у него выпирал туго набитый живот, потому что поел мальчик хорошо, голого под грязным, рваным пальто. Он находится в одном из этих странных, узких домов, возможно, на третьем этаже, откуда можно многое увидеть. Сидит на подоконнике, подтянув колени к груди, чтобы хоть немного согреться, шрам на боку наверняка ноет, и смотрит на яркую точку их костра, смотрит и завидует. Завидует их дружбе. Половинная мать и Белый отец, оба повернувшиеся к нему спиной.

— Очень может быть.

Она уже начала укладываться, вновь села. Прикоснулась к болячке под нижней губой.

— Это не прыщик, Роланд.

— Нет? — он не отрывал от нее глаз.

— В колледже у меня была подруга, у которой выскочил вот такой же «прыщик». Он кровоточил, потом подсыхал, вроде бы заживал, снова темнел и кровоточил вновь. В конце концов, она пошла к врачу, специалисту, которых мы называем дерматологами, и он сказал, что это ангиома. Сосудистая опухоль. Сделал ей укол новокаина и вырезал ее скальпелем. Похвалил мою подругу за то, что она вовремя пришла к нему, потому с каждым днем эта опухоль прорастала бы все глубже. И в итоге могла добраться и до неба, и до носовых пазух.

Роланд молчал, ожидая продолжения. Термин, который она использовала, сосудистая опухоль, отдавался в голове. Он подумал о том, что такая опухоль не помешала бы Алому Королю. Да и Мордреду тоже.

— У нас нет новокаина, — заговорила Детта Уокер, — и я это знаю. Но, если придет время, и я скажу тебе, что надо, ты возьмешь нож и вырежешь этот гребаный, отвратительный прыщ с моего лица. И тебе придется сделать это быстро. Ты меня понимаешь? Тебе ясно, о чем я?

— Да. А теперь ложись. Отдохни.

Она легла. А пятью минутами позже, когда вроде бы заснула, Детта Уокер открыла глаза и сердито

(«Я слежу за тобой, белый мальчик»)

глянула на него. Роланд ей кивнул, и она вновь закрыла глаза. Через минуту или две они опять открылись. На этот раз на него смотрела Сюзанна, и глаза, закрывшись еще раз, более уже не открывались.

Он пообещал разбудить Сюзанну в полночь, но дал поспать на два часа больше, зная, что в тепле костра ее тело действительно отдыхает, по крайней мере, в эту ночь. А когда его прекрасные новые часы показали час ночи, он почувствовал, что наблюдение с них снято. Мордред проиграл схватку со сном в самое темное время ночи, как и бесчисленное количество детей до него. И где бы ни находилась его комната, этот нежеланный, одинокий ребенок уснул, подоткнув жалкое, грязное пальто и положив голову на руки.

«И подрагивают ли его губы, все еще в запекшейся крови сэя Вдумчивого, когда ему снится сосок, за который он ухватывался лишь однажды, молоко, которого он так и не попробовал!»

Роланд этого не знал. Да и не хотел знать. Его радовало, что он бодрствует в тишине ночи, изредка подкладывая доски в костер, который пылал уже не так ярко. «Он скоро потухнет», — думал Роланд. Дерево, конечно, было не столь древнее, как то, из которого построили городские дома, но все равно очень старое, твердостью практически не уступавшее камню.

Завтра им предстояло увидеть деревья. Впервые после Кальи Брин Стерджис, если не считать тех, что росли под искусственным солнцем Алгул Сьенто или в мире Стивена Кинга. Роланда это радовало. А пока темнота окружила их со всех сторон. Вне круга света, отбрасываемого умирающим костром, стонал ветер, поднимал волосы Роланда с висков и приносил с собой слабый, сладкий запах снега. Роланд закинул голову и долго смотрел, как стрелки звездных часов движутся в небесах.

Глава 4. Шкуры

1

Без костра им пришлось провести три ночи, а не две или одну. Последняя стала самыми долгими, самыми ужасными двенадцатью часами жизни Сюзанны. «Эта ночь хуже той, когда умер Эдди? — в какой-то момент спросила она себя. — Ты действительно говоришь, что она хуже той ночи, что ты провела, лежа без сна, в одной из комнат общежития, зная, что теперь все твои ночи будут такими? Хуже той ночи, когда ты омывала его лицо, руки и ноги? Омывая их, прежде чем предать земле?»

Да. Эта была хуже. Она ненавидела себя за такую вот градацию, никогда бы никому в этом не призналась, но постоянный холод привел к тому, что эта ночь стала самой худшей в ее жизни. Она возненавидела любой, даже самый легкий порыв ветра, долетающего с заснеженных земель с юга и востока. Было ужасно и унизительно осознавать, как легко физический дискомфорт мог стать определяющей доминантой, мог распространяться, как отравляющий газ, до тех пор, пока не заполнял собой все пространство, пока не вытеснил все остальное. Горе? Боль утраты? Все это исчезало бесследно, если ты чувствовала, что холод на марше, продвигается от пальцев рук и ног, ползет от гребаного носа, и куда? К мозгу, если тебе так уж хочется это знать. И к сердцу. И когда ты во власти такого вот холода, горе и боль утраты становятся всего лишь словами. Нет, даже не словами. Звуками. И совершенно бессмысленными, если ты сидишь, дрожа всем телом под звездами, дожидаясь утра, которое, похоже, не наступит никогда.

И еще больше удручало осознание того, что потенциальные костры — вот они, рядом, вокруг, потому что они уже добрались до живых земель, которые Роланд назвал заснеженными. То была череда пологих, заросших травой склонов (большая часть травы уже побелела и засохла) и неглубоких долин, в которых росли рощицы деревьев, где речушки затянуло льдом. Раньше, при дневном свете, Роланд показал ей несколько дыр во льду, пояснил, что их оставил олень. Указал Роланд и на несколько кучек помета. При дневном свете все это вызывало интерес, даже надежду. Но в нескончаемой ночной тьме, под устойчивый перестук собственных зубов, относительная близость дичи ничего не значила. Эдди ничего не значил. Как и Джейк. Темная Башня ничего не значила, как и воспоминания о костре, который они разожгли на окраине города у замка. Она могла вспомнить, как выглядел этот костер, но ощущение тепла, от которого на теле выступала пленочка пота, забылось напрочь. Как человек, который умер на секунду-другую и на эти мгновения увидел ослепительную жизнь после жизни, она могла только сказать, что это было божественно.

Роланд сидел, обнимая ее, иногда с его губ срывался сухой, жесткий кашель. Сюзанна подумала, что он, возможно, заболевает, но и эта мысль не вызвала никаких эмоций. Холод забил собой все.

Однажды, незадолго до того, как заря наконец-то осветила небо на востоке, она увидела впереди странные танцующие огни, за той чертой, где начинался устойчивый снежный покров. Спросила Роланда, знает ли он, что это за огни. Нет, они нисколько ее не интересовали, но, слушая собственный голос, она получала подтверждение того, что не умерла. Пока, во всяком случае, не умерла.

— Я думаю, это гобы.

— К-к-кто о-они? — от холода она начала и заикаться.

— Не знаю, как тебе это объяснить, — ответил он. — Да и нужды в этом нет. Со временем ты их увидишь. А вот если ты сейчас прислушаешься, то услышишь кое-что более близкое и интересное.

Поначалу она слышала только посвист ветра, но, когда он стих, ее уши уловили сухое потрескивание травы. Кто-то по ней шел. Затем что-то захрустело: копыто продавило корочку льда, чтобы олень мог добраться до воды. Она также поняла, что через три-четыре дня будет ходить в куртке, сшитой из шкуры животного, которое сейчас пило воду, но никак на это отреагировала. Время теряет смысл, когда ты сидишь без сна в темноте, и холод не отпускает тебя ни на секунду.

Неужто и раньше она когда-либо считала, что замерзла? Смех, да и только.

— А что ты скажешь насчет Мордреда? — спросила она. — Как думаешь, он тоже где-то здесь?

— Да.

— И он чувствует холод так же, как мы?

— Не знаю.

— Я этого больше не выдержу, Роланд… просто не могу.

— И не надо. Скоро займется заря, и я думаю, что еще до темноты мы разведем костер, — он откашлялся в кулак, потом обнял ее. — Ты почувствуешь себя лучше, как только мы пойдем дальше. А пока, мы, по крайней мере, вместе.

2

Мордред замерзал точно так же, как и они, и никто не составлял ему компанию.

Он находился достаточно близко, чтобы слышать их: не сами слова, но голоса. Его неудержимо трясло, и в какой-то момент он сунул в рот пучок сухой травы: боялся, что Роланд, с его острым слухом, уловит стук его зубов. Бушлат железнодорожника не мог помочь: Мордред выбросил его после того, как бушлат рассыпался на клочья, которые он не мог собрать воедино. Из города у замка он вышел, кутая руки в рукава, но и они продержались недолго, начав рассыпаться с локтей. Так что из одежды у него остались только сапоги, да и лишь потому, что он сумел сплести из длинных травинок какое-то подобие веревки и привязал их к своим ногам.

Он подумал о том, чтобы трансформироваться в паука, зная, в этом обличье холод будет донимать его меньше, но всю его короткую жизнь над ним висел дамоклов меч голода, и он полагал, что какая-то его часть будет всегда бояться этого самого голода, сколько бы еды ни было под рукой. А Боги знали, что в этот самый момент еды было не так уж и много: три отрубленные руки, четыре ноги, две частично съеденные и часть торса, вот и все. Если бы он трансформировался, паук сожрал бы все это до рассвета. И хотя здесь была дичь, он слышал оленя так же ясно, как и его Белый папуля, Мордред не знал, сумеет ли он подманить оленя к себе или догнать его.

Поэтому он сидел, дрожа всем телом и прислушиваясь к звукам их голосов, пока голоса не смолкли. Возможно, они заснули. Возможно, он сам чуть задремал. И только одно удерживало его, не позволяло развернуться на сто восемьдесят градусов и уйти: ненависть к ним. А ненавидел он их за то, что они были вместе, а он — один. И никого у него не было.

«Мордред голоден, — с тоской подумал он. — Мордреду холодно. И у Мордреда никого нет. Мордред один-одинешенек».

Страницы: «« ... 2324252627282930 »»

Читать бесплатно другие книги:

Джим Роджерс, миллиардер, инвестор, партнер Джорджа Сороса, путешественник, добился успеха благодаря...
Продолжение знаменитого цикла «Ватага»! Наш современник, частный предприниматель Егор Вожников, угод...
Коллежский асессор Алексей Лыков теперь «уязвим» для преступного мира: женившись на своей давней люб...
С чего начинать собственное дело? Где найти прибыльную идею? Как научиться решать проблемы? Над чем ...
Под улицами Лондона существует мир, о котором большинство людей и не подозревает. В нем слово станов...
Денис Гуцко – прозаик, автор книг «Русскоговорящий» (премия «РУССКИЙ БУКЕР»), «Покемонов день», «Дом...