Темная Башня Кинг Стивен

Глава 1. Тварь под замком

Они действительно нашли довольно-таки большую кухню и примыкающую к ней кладовую на наземном уровне Экспериментальной станции 16-го сектора Дуги, и недалеко от лазарета. Они нашли и кое-что еще: кабинет сэя Ричарда П. Сейра, когда-то возглавлявшего оперативную службу Алого Короля, но теперь перебравшегося на пустошь в конце тропы, спасибо быстрой правой руке Сюзанны Дин. На столе Сейра лежали на удивление полные досье всех четырех членов ка-тета. На фотографии Джейка и Эдди в этих досье они не могли смотреть без боли. Воспоминания были куда как лучше.

На стене кабинета Сейра висели в рамах две картины маслом. Одна изображала сильного и симпатичного мальчика. Без рубашки, босиком, с взъерошенными волосами, улыбающегося, одетого только в джинсы и с докерским захватом на плече. Возрастом он не отличался от Джейка. В картине было что-то, пожалуй, неприятно-чувственное. Сюзанна подумала, что художник, сэй Сейр, а может, они оба, принадлежали к банде Лавандового холма. Так в Виллидж иногда называли гомосексуалистов. У мальчика были черные волосы, синие глаза, алые губы. Незажившая рана на боку и родимое пятно на левой пятке цветом не отличались от губ. Перед ним лежала мертвая белоснежная лошадь. Кровь виднелась на ее оскаленных зубах. Левая нога мальчика, с отметиной на пятке, стояла на боку лошади, губы изгибались в торжествующей улыбке.

— Это Лламри, лошадь Артура Эльдского, — пояснил Роланд. — Ее изображали на всех знаменах, с которыми воины Гилеада шли в бой. Образ этот считался сигулом всего Внутреннего мира.

— Значит, согласно картине, Алый Король победит? — спросила она. — Или, если не он, то Мордред, его сын?

Роланд вскинул брови.

— Благодаря Джону Фарсону люди Алого Короля давным-давно покорили земли Внутреннего мира, — и тут же он улыбнулся. И эта ослепительная улыбка настолько отличалась от обычного выражения его лица, что у Сюзанны голова едва не пошла кругом. — Но мы победили в единственной битве, которая действительно имеет значение. Так что на этой картине изображена всего лишь чья-то желанная мечта, — а потом, со свирепостью, которая удивила ее, Роланд кулаком разбил стекло и схватившись за холст, дернул его, разорвав до середины.

Сюзанна остановила его, прежде чем Роланд успел разорвать картину на мелкие клочки, что он, несомненно, собирался сделать. Указала на нижнюю часть холста. Точнее, на написанные маленькими, но каллиграфическими буквами имя и фамилию художника:

Патрик Дэнвилл.

Вторая картина изображала Темную Башню, черный цилиндр, уходящий ввысь. Возвышалась Башня на дальнем конце Кан'-Ка Ноу Рей, поля роз. В их снах Темная Башня казалась выше самого высокого небоскреба Нью-Йорка (для Сюзанны это был Эмпайр-Стейт-Билдинг). На картине она выглядела не выше шестисот футов, но это нисколько не умаляло ее увиденной во снах величественности. Узкие окна по спиралям поднимались все выше и выше, точно так же, как и в их снах. На вершине виднелся консольный эркер с цветными стеклами, и каждый цвет, Роланд это точно знал, соответствовал одному из цветов Колдовской радуги. В самом центре эркера было кольцо, такое же розовое, как и шар, оставленный в свое время на хранение некой ведьме по имени Риа. А уж его эбонитовая середина полностью соотносилась с цветом Черного Тринадцатого.

— Комната за окном — та самая, куда я хочу подняться, — Роланд постучал по стеклу, прикрывающему холст от пыли. — Именно там закончится мой поход, — голос осип, в нем слышалось благоговение. — Эту картину нарисовали не по воспоминаниям от сна, Сюзанна. Кажется, что ты можешь проверить на ощупь шероховатость каждого кирпичика. Ты согласна?

— Да, — сказать что-либо еще она не могла. От одного только взгляда на картину, которая висела на стене кабинета покинувшего этот мир Сейра, у Сюзанны перехватило дыхание. Внезапно все стало возможным. Вот она, конечная цель их долгого похода, у нее перед глазами.

— Человек, который нарисовал эту картину, наверняка побывал там, — Роланд задумчиво смотрел на картину. — Возможно, его мольберт стоял среди этих роз.

— Патрик Дэнвилл, — прочитала Сюзанна имя и фамилию художника. — Та же подпись, что и на картине с Мордредом и дохлой лошадью, видишь?

— Я вижу это очень хорошо.

— И ты видишь тропу, которая ведет к ступеням в основании Башни.

— Да. Девятнадцать ступеней. Чеззет. И облака над головой…

Она тоже видела облака. Они образовывали воронку, прежде чем поплыть прочь от Башни, к Порталу Черепахи, в дальнем конце Луча, по которому они продвигались к Башне. На стене Башни, с интервалами в пятьдесят футов, располагались балконы с железным ограждением, высотой до пояса. На втором из этих балконов художник нарисовал одно красное пятно и три белых, поменьше: лицо, разглядеть которое не представлялось возможным, и две вскинутые руки.

— Это Алый Король? — Спросила Сюзанна, указав на эти пятна. Она не решилась поднести палец к стеклу, закрыть им маленькую фигурку. Словно боялась, что фигурка эта оживет и утащит ее в картину.

— Да, — кивнул Роланд. — Заперт вне того, что хотел заполучить больше всего на свете.

— Тогда, может, мы сможем подняться по ступеням и пройти мимо него. По пути угостить его малиной, — и когда Роланд в недоумении посмотрел на нее, она высунула язык, продемонстрировав, что хотела сказать.

На этот раз стрелок едва улыбнулся.

— Не думаю, что все будет так легко. Сюзанна вздохнула.

— Я тоже так не думаю.

Они увидели все, что могли, и даже больше, чем ожидали, но все-таки им не хотелось покидать кабинет Сейра. Сюзанна спросила Роланда, не хочет ли тот взять картину с собой. Не составляло труда вырезать ее из рамы ножом для открывания писем, что лежал на столе Сейра и свернуть в рулон. Ролан обдумал эту идею, покачал головой. Чувствовалась в этой картине какая-то злобная жизнь, которая могла привлечь ненужное внимание, как свет привлекает мотыльков. И, даже если бы не привлекала, у него сложилось впечатление, что они оба будут слишком много времени отдавать разглядыванию картины. Картина могла отвлечь их или, хуже того, загипнотизировать.

«В конце концов, — подумал он, — возможно, это всего лишь еще одна ловушка разума. Как „Бессонница“.

— Мы ее оставим, — решил он. — Достаточно скоро, через месяцы, может, даже недели, будем смотреть на настоящую Башню.

— Ты так говоришь? — прошептала Сюзанна. — Роланд, ты действительно так говоришь?

— Говорю.

— Все трое? Или мне и Ышу тоже придется умереть, для того, чтобы открыть тебе путь к Башне? В конце концов, ты отправился в этот поход один, не так ли? Может, и закончить его ты должен тоже в одиночестве. Разве не этого хочет писатель?

— Это не означает, что он сможет так сделать, — покачал головой Роланд. — Стивен Кинг — не вода, Сюзанна… он — лишь труба, по которой течет вода.

— Я понимаю, что ты говоришь, но не могу сказать, что полностью в это верю.

Не было полной уверенности и у Роланда. Он уже собрался напомнить Сюзанне, что Катберт и Алан были с ним в начале похода, в Меджисе, а когда они покинули Гилеад в следующий раз, к ним присоединился Джейми Декарри, так что из трио они превратились в квартет. Но по настоящему его поход начался после битвы на Иерихонском холме, и да, тогда он уже остался один.

— Я начал поход в одиночку, но это не означает, что в одиночку буду его и заканчивать, — Сюзанна путешествовала по кабинету на офисном стуле на колесиках. Теперь же он поднял ее и посадил на правое бедро, которое больше не болело. — Ты и Ыш будете со мной, когда я поднимусь по ступеням и войду в дверь. Вы будете со мной, когда я поднимусь по лестнице. Вы будете со мной, когда я разберусь с этим прыгающим злобным гоблином. Вы будете со мной, когда я войду в комнату на вершине Башни.

И хотя Сюзанна ничего не сказала, в словах этих она услышала ложь. Собственно, они прозвучали лживо для них обоих.

Они принесли консервы, сковороду с длинной ручкой, две кастрюли и два набора столовых приборов в отель. Роланд захватил и фонарик, который едва светился на практически севших батарейках, мясницкий нож и топорик с обтянутой резиной рукояткой. Сюзанна нашла пару сетчатых мешков, в которые они и сложили свое новое снаряжение.

Она также обнаружила три банки желеобразного вещества, которые стояли на верхней полке кладовой, примыкающей к кухне лазарета.

— Это «Стерно», — ответила она на вопрос стрелка. — Хорошая штука. Если его поджечь, оно горит медленно, а синее пламя достаточно горячее, чтобы готовить на нем еду.

— Я думал, мы сможем разжечь небольшой костер за отелем, — заметил Роланд. — Не нужно мне это вонючее вещество для разведения костра, — в голосе слышалось презрение.

— Нет, полагаю, что нет. Но все равно может пригодиться.

— Как?

— Я не знаю, но… — Сюзанна пожала плечами. Уже подходя в двери на улицу, они поравнялись с чуланом, в котором, уборщики, похоже, хранили свой инвентарь. Роланд проигнорировал ведра, швабры и тряпки, зато его заинтересовала груда шнуров и ремней, сваленных в углу. По доскам, лежащим на груде, Сюзанна поняла, что из них строились временные леса. Она также догадалась, зачем Роланду понадобились шнуры и ремни, и сердце ее упало. Похоже, они возвращались к самому началу.

— Я думала, что уже покончила с поездками на бедре, — зло сказала она, в голосе даже мелькнули интонации Детты.

— Скорее всего, ничего другого не остается, — ответил Роланд. — И я рад, что теперь вновь смогу нести тебя.

— Подземный тоннель — единственный путь на другую сторону? Ты в этом уверен?

— Возможно, мы сможем пройти и через замок… — начал он, но Сюзанна уже качала головой.

— Я побывала на его крепостной стене, не забывай. С Миа. Обрыв со стороны Дискордии никак не меньше пятисот футов. Возможно, когда-то там были ступеньки, но от них наверняка уже ничего не осталось.

— Тогда пойдем по тоннелю, благо, что он есть. Может. Мы найдем для тебя какое-нибудь средство передвижения, как только выйдем на другой стороне. В другом городе или деревне.

Сюзанна вновь покачала головой.

— Я думаю, цивилизация заканчивается здесь, Роланд. И я думаю, что нам лучше закутаться, как только сумеем, потому что на другой стороне будет еще холоднее.

С одеждой ситуация складывалась куда как хуже, чем с едой. Никто не догадался заложить несколько лишних свитеров или утепленных курток в запечатанные под вакуумом банки. Одеяла были, но очень уж вытертые и буквально расползающиеся под руками, то есть практически бесполезные.

— Мне на это наплевать, — устало сказала Сюзанна. — Только бы нам удалось выбраться из этого места.

— Мы выберемся, — ответил Роланд.

Сюзанна в Центральном Парке, день достаточно холодный, чтобы дыхание паром вырывалось изо рта. Небо белое от горизонта к горизонту, снежное небо. Она смотрит на полярного медведя, который кружит по своему каменному островку, несомненно, наслаждаясь холодной погодой, когда чья-то рука обнимает ее за талию. Теплые губы чмокают в холодную щеку. Она поворачивается, и рядом стоят Эдди и Джейк. На лицах обоих одинаковые улыбки, на головах — практически одинаковые вязаные шапочки. На шапочке Эдди вышито «СЧАСТЛИВОГО», на шапочке Джейка — «РОЖДЕСТВА». Она уже открывает рот, чтобы сказать: «Мальчики, вы не можете здесь быть, вы, мальчики, умерли», — но тут же понимает, к своему безмерному облегчению, что все, что было — всего лишь сон, который она видела. И действительно, как можно в этом сомневаться? Нет говорящих зверьков, которые называются ушастиками-путаниками, конечно же, нет существ-тахинов с человеческим телом и головой животного, нет таких мест, как Федик или замок Дискордия.

А самое главное, нет стрелков, Джон Кеннеди был последним, ее шофер Эндрю говорил правильно.

— Принес тебе горячий шоколад, — говорит Эдди и протягивает к ней руку. Рука держит чашку горячего шоколада, поверх которого сливки, посыпанные мускатным орехом; она чувствует запах, а когда берет кружку, чувствует его пальцы под перчатками, и в этот момент в неба начинают планировать первые снежинки. Она думает, как же это хорошо, жить в привычном тебе Нью-Йорке, как здорово, что эта реальность реальна, что они вместе в году…

— В каком году от Рождества Христова?

Она хмурится, потому что это серьезный вопрос, не так ли? В конце концов, Эдди — человек восьмидесятых, а ее пребывание в Нью-Йорке оборвалось в 1964-ом (или в 65— ом?) Что же касается Джейка, Джейка Чеймберза со словом «РОЖДЕСТВА», вышитого на шапочке, он же из семидесятых? И если они трое представляют собой разные десятилетия второй половины двадцатого века, какое время может быть для них общим? Какой нынче год?

«ДЕВЯТНАДЦАТЬ, — говорит голос из воздуха (возможно, это голос Банго Сканка, Великого потерянного персонажа), — это ДЕВЯТНАДЦАТЬ, это ЧЕЗЗЕТ. Все твои друзья мертвы».

С каждым словом мир становится все более эфемерным. Она может видеть сквозь Эдди и Джейка. Смотрит на полярного медведя, а тот лежит мертвым на каменном острове, вскинув лапы к небу. Такой приятный запах горячего шоколада уходит, сменяется запахом затхлости: старой штукатурки, древнего дерева. Запахом номера отеля, в котором никто не спал многие годы.

«Нет, — стонет ее разум. — Нет, я хочу Центральный Парк, я хочу мистера СЧАСТЛИВОГО и мистера РОЖДЕСТВА, я хочу вдыхать запах горячего шоколада и видеть первые робкие декабрьские снежинки, я сыта по горло, Внутренним миром, Срединным миром, Крайним миром. Я хочу Мой мир. Мне даже все равно, увижу я Темную Башню или нет».

Губы Джейка и Эдди двигаются синхронно, словно они поют песню, которую она не может услышать, но это не песня. Слова, которые она читает по их губам, прежде чем сон рассыпается —

«Остерегайся Дандело».

Она проснулась с этими словами на устах, дрожа в сумраке раннего, предрассветного утра. Насчет дыхания сон оказался правдой: оно превращалось в пар, срываясь с губ. В остальном — нет. Сюзанна коснулась щек и стерла с них влагу. Температура воздуха не упала до такой степени, чтобы замораживать слезы. Не хватило разве что пары-тройки градусов.

Она оглядела обшарпанный номер отеля «Федик», всем сердцем желая, чтобы ее сон о Центральном Парке обернулся явью. Во-первых, ей пришлось спать на полу: кровать превратилась в скульптуру из ржавчины, которая могла превратиться в пыль при первом прикосновении, так что у нее болела спина. Во-вторых, одеяла, из которых она соорудила матрас, и те, в которые завернулась, превратились в лохмотьям из-за того, что она ворочалась и металась во сне. От пыли, густо висевшей в воздухе, щекотало в носу и першило в горле. Першило до такой степени, словно она подхватила сильнейшую простуду. К тому же, она дрожала от холода. И ей хотелось облегчиться, а это означало, что придется ползти по коридору на наполовину онемевших от холода руках и культях.

Но в это утро тревожило Сюзанну Одетту Холмс Дин другое, не так ли? Проблема заключалась в том, что она вернулась из прекрасной мечты в мир

(это ДЕВЯТНАДЦАТЬ все твои друзья мертвы)

где теперь буквально сходила с ума от одиночества. Проблема заключалась в том, что в краю, где она очутилась, солнце не обязательно всходило на востоке. Проблема заключалась в том, что на нее навалились усталость и грусть, тоска по дому и душевная боль, скорбь и уныние. Проблема заключалась в том, что за час до зари, в этом, достойном музея, номере отеля типичного городка Фронтира[106], где в воздухе висела пыль веков, она чувствовала себя так, будто из нее только что выжали две последние унции силы воли. Она хотела, чтобы сон вернулся.

Она хотела Эдди.

— Вижу, ты тоже проснулась, — Сюзанна поднялась, так резко повернулась, опершись на руки, что в одну из них впилась заноза.

Стрелок стоял, привалившись к двери между комнатой и коридором. Из шнуров и ремней он сплел упряжь, которая показалась ей очень знакомой и теперь свисала с его левого плеча. На правом висел кожаный мешок с их новыми приобретениями и оставшимися орисами. Ыш сидел у ног Роланда и очень серьезно смотрел на нее.

— Ты меня до смерти напугал, сэй Дискейн, — сказала она.

— Ты плакала.

— Разве тебя волнует, плакала я или нет?

— У нас поднимется настроение, как только мы уйдем отсюда. Федик наводит ужас.

Она знала, о чем он говорит. Ночью ветер набрал силу и когда завывал в карнизах отеля и расположенного по соседству салуна, Сюзанне в его вое слышались крики детей… несчастных, затерявшихся во времени и пространстве безо всякой надежды найти путь домой.

— Хорошо. Но, Роланд… прежде чем мы пересечем улицу и войдем в «Доган», я хочу, чтобы ты мне кое-что пообещал.

— Какое ты хочешь получить от меня обещание?

— Если возникнет ситуация, что мы попадаем в пасть какому-нибудь монстру, из Расщелины Дьявола или из тодэшной черноты между мирами, ты пустишь пулю мне в голову до того, как это произойдет. Ты можешь поступать, как знаешь, но… Зачем ты мне это отдаешь? — говорила она о револьвере, который протягивал ей Роланд.

— Потому что я нынче могу стрелять только из одного. И потому что не буду тем, кто возьмет твою жизнь. Если ты решишь сделать это сама, твое право…

— Роланд, твоя гребаная совесть никогда не перестанет удивлять меня, — Сюзанна взяла револьвер одной рукой, а второй указала на упряжь.

— Что же касается этой штуковины, если ты думаешь, что я полезу в нее без крайней необходимости, значит, ты рехнулся.

Легкая улыбка растянула его губы.

— Если нас таких двое, оно и к лучшему, не правда ли? Она вздохнула, потом кивнула.

— Чуть лучше, да, но далеко от совершенства. Пошли, большой парень, давай сваливать отсюда. Зад у меня — ледяная глыба, да и от пыли тут нечем дышать.

Он посадил ее на стул на колесиках, едва они вошли в «Доган», и покатил к первому лестничному пролету. Сюзанна держала на коленях их снаряжение и сумку с орисами. Роланд спустил стул по ступеням, а потом постоял, посадив Сюзанну на бедро, оба морщились от ударов, которые издавал стул, ударяясь о ступени.

— Ему конец, — сказала Сюзанна, когда грохот стих. — Ты с тем же успехом мог оставить его здесь. Внизу толку от него не будет никакого.

— Посмотрим, — Роланд посмотрел вниз. — Возможно, тебя ждет сюрприз.

— От этой хреновины не осталось ничего путного, и мы оба это знаем, — ответила Детта.

Ыш коротко гавкнул, как бы говоря: «Именно так».

Стул, однако, спуск пережил. И следующий тоже. Но, когда Роланд присел на корточки, чтобы осмотреть стул после падения с третьего, и самого длинного лестничного пролета, он увидел, один из литых кронштейнов так сильно погнулся, что дальнейшее использование стула стало невозможным. Он чем-то напомнил Роланду брошенное Сюзанной кресло-каталку, на которое они наткнулись после битвы с Волками на Восточной дороге.

— Ну, что я тебе говорила? — спросила она голосом Детты, и с ее губ сорвался злобный смешок. — Полагаю, пришла пора впрягаться в упряжь, Роланд.

Он посмотрел на нее.

— Ты можешь заставить Детту уйти?

Она удивленно вскинула на него глаза. Потом попыталась вспомнить свои последние фразы. Покраснела.

— Да, — голос стал, как у маленькой девочки. — Извини, Роланд.

Он поднял ее, усадил в упряжь. Потом они двинулись в путь. И хотя тоннели и коридоры под «Доганом» очень не нравились Сюзанне, в них у нее по коже бежали мурашки, ее радовало, что они покинули Федик. Потому что уход из Федика означал, что они подводят черту и под всем остальным: Лудом, Кальями, Тандерклепом, Алгул Сьенто, а заодно и под Нью-Йорком и Западным Мэном. Впереди лежал замок Алого Короля, но она не думала, что там они могут столкнуться с трудностями, потому что его знаменитый хозяин обезумел и теперь сидел под замком в Темной Башне.

Минувшее уходило. Они приближались к концу их долгого путешествия, и ни о чем другом волноваться более не приходилось. Вот и славненько. А если ей предстояло пасть на пути к Башне, которая стала для Роланда навязчивой идеей? Что ж, если на другой стороне существования только темнота (а она верила в это большую часть взрослой жизни), тогда она ничего не потеряет, если, конечно, это не будет тодэшная чернота, населенная страшными чудовищами. И кстати! Возможно, есть жизнь после жизни, небеса, реинкарнация, пустошь на конце тропы. Ей нравилась последняя версия, и она навидалась чудес, чтобы поверить, что так может быть. Возможно, Эдди и Джейк будут ждать ее там, тепло одетые, под первыми зимними снежинками, которые неспешно падали им на брови: мистер СЧАСТЛИВОГО и мистер РОЖДЕСТВА, предлагая ей горячий шоколад. Со сливками.

Горячий шоколад в Центральном Парке. Какая Темная Башня могла с этим сравниться?

Они прошли через ротонду, двери которой вели в разные где и когда; добрались до широкого коридора с надписью на стене: «ПРИГОТОВЬТЕ ОРАНЖЕВЫЙ ПРОПУСК, СИНИЙ ПРОПУСК НЕДЕЙСТВИТЕЛЕН». Чуть дальше по коридору, неподалеку от мокасина, освещенного одной из немногих еще работающих флуоресцентных ламп, увидели еще какую-то надпись на выложенной кафелем стене, и завернули в коридор, чтобы прочитать ее.

Роланд Сюзанна! Мы отправляемся в путь

Пожелайте нам удачи

Мы желаем удачи вам

Да благословит вас Бог

Мы никогда вас не забудем

Под общим посланием они подписались: Фред Уортингтон, Дани Ростова, Тед Бротигэн и Динки Эрншоу. Под именами были еще две строчки, написанные другой рукой. Сюзанна предположила, что писал Тед, и после прочтения глаза ее наполнились слезами:

Мы идем искать лучший мир

Возможно такой же найдете и вы

— Бог любит их, — у Сюзанны сел голос. — Пусть Бог любит и хранит их всех.

— Хранит-их, — послышался тихий, даже застенчивый голос, источник которого находился у левого сапога Роланда. Они посмотрели вниз.

— Решил снова заговорить, сладенький? — спросила Сюзанна, но на это Ыш не ответил. Прошла не одна неделя, прежде чем он произнес хоть слово.

Дважды они сбивались с пути. Один раз Ыш вывел их из лабиринта тоннелей, из одних тянуло ветерком, из других раздавались куда более угрожающие звуки. Второй раз Сюзанна указала точное направление, заметив обертку от шоколадного батончика, брошенную Дани. В Алгул Сьенто сладостей хватало, и девочка взяла их с собой в большом количестве («А вот о смене одежды не подумала», — Сюзанна засмеялась и покачала головой). В какой-то момент, оказавшись перед древней дверью из железного дерева, которая выглядела точно так же, как двери, найденные Роландом на берегу, они услышали неприятные звуки: кто-то что-то жевал. Сюзанна попыталась представить себе, кто их может издавать, и перед ее мысленным взором возникла огромная, лишенная тела пасть, полная желтых, чем-то запачканных клыков. На двери вырезали какой-то непонятный знак. От одного его вида Сюзанне стало не по себе.

— Ты знаешь, что он означает? — просила она Роланда. Стрелок говорил как минимум на шести языках и многие понимал, но тут покачал головой. Сюзанне полегчало. Она исходила из того, что, зная, как звучит тот или иной символ, его хочется произнести вслух. Более того, возникает непреодолимое желание его произнести. А потом дверь могла и открыться. Побежал бы ты, увидев существо, которое что-то жевало по другую сторону двери? Вероятно. Смог бы побежать?

Может, и нет.

Они миновали загадочную дверь и вскоре спустились по короткому лестничному маршу.

— Кажется, я забыла упомянуть про эту лестницу, когда мы говорили вчера, но теперь я ее вспоминаю, — Сюзанна указала на потревоженную пыль. — Смотри, вот наши следы. Фред нес меня вниз, Динки, когда мы возвращались — вверх. Мы почти у цели, Роланд, обещаю тебе.

Но они еще раз сбились с пути, запутавшись в лабиринте коридоров, что начинались у подножия лестницы, и вот тут дорогу нашел уже Ыш, уверенно направившись в низкий тоннель, где стрелку пришлось идти согнувшись, с Сюзанной, уцепившейся за его шею.

— Не знаю… — начала Сюзанна, и тут Ыш вывел их в более светлый коридор (относительно более светлый: половина флуоресцентных ламп не горело, а многие плитки отвалились от стен, отрыв темную, сочающуюся водой землю). Ушастик-путаник сел на пол, где на пыли отпечаталось множество следов, и посмотрел на стрелка и Сюзанну, как бы спрашивая: «Вас интересовало именно это?»

— Да, — в голосе Сюзанны явственно слышалось облегчение. — Отлично. Посмотри, как я тебе и говорила, — она указала на дверь с надписью «ТЕАТР ФОРДА, 1865. ПОПРИСУТСТВУЙТЕ ПРИ УБИЙСТВЕ ЛИНКОЛЬНА». Ниже, под стеклом, висела афиша «Нашего американского кузена», выглядела она новенькой, словно вчера отпечатанной. — Теперь нам осталось пройти совсем ничего. Два поворота налево, потом направо… думаю. В любом случае, нужный тоннель я узнаю, когда увижу.

Все это время Роланд вел себя сдержанно. У него появилась крайне неприятная идея, которой он не стал делиться с Сюзанной: лабиринт коридоров и тоннелей может находиться в движении, словно стороны света в «мире наверху», как стрелок уже думал о нем. Если так, они попали в беду.

Внизу было жарко, вскоре они уже обливались потом. Ыш быстро и тяжело дышал, как маленький двигатель, но не отлипал от левой ноги Роланда. Пыли на полу больше не было, так что следы, которые они видели раньше, исчезли. Шум за дверями усиливался, и когда они проходили мимо одной, что-то стукнуло по ней так сильно, что она завибрировала. Ыш гавкнул на дверь, прижав уши к голове, Сюзанна коротко вскрикнула.

— Спокойно, — сказал ей Роланд. — Через дверь этой твари не прорваться. Никто из них не сможет прорваться.

— Ты в этом уверен?

— Да, — твердо ответил Роланд. Уверенности у него не было. Вспомнилась фраза Эдди: «Все ставки отменяются».

Они обходили лужи, особенно те, что то ли светились от радиации, то ли фосфорицировали. Они миновали сломанную трубу, из которой выходил зеленый пар. Сюзанна предложила задержать дыхание, когда они будут проходить мимо. Роланд подумал, что это весьма дельная мысль.

Еще через тридцать или сорок ярдов она попросила стрелка остановиться.

— Не знаю, Роланд, — и он услышал, как она отчаянно стремится изгнать из голоса панические нотки. — Увидев дверь Линкольна, я подумала, что мы тут же доберемся до нужного тоннеля, а теперь это… здесь… — у нее дрогнул голос, она глубоко вдохнула, стремясь совладать с нервами. — Здесь все выглядит по-другому. И эти звуки… как они лезут в голову…

Он понимал, о чем она говорит. Слева от них находилась дверь, на которой ничего не написали, ничего не вырезали, она чуть перекосилась на петлях, сверху между ней и дверной коробкой образовалась щель, через которую и слышалось атональное звяканье тодэшных колокольцев. Вместе со звуком из щели вырывался зловонный воздух. У Роланда возникло подозрение, что сейчас Сюзанна предложит повернуть назад, пока есть такая возможность, может, пересмотреть саму идею попасть на другую сторону под замком, поэтому сказал: «Давай поглядим, что впереди. Там все равно чуть светлее».

И когда они подходили к очередному перекрестку, от которого во все стороны веером расходились коридоры с выложенными кафелем стенами и тоннели, Роланд почувствовал, как она приподнялась, прижалась к нему.

— Вон она! — закричала Сюзанна. — Эта груда мусора! Мы обходили ее. Мы обходили ее, Роланд, я помню!

Над перекрестком осыпалась часть потолка, так что на полу образовалась куча из разбитого кафеля, осколков стекла, кусков провода и земли. Огибали кучу многочисленные следы.

— Вон там! — воскликнула она. — Впереди! Тед сказал: «Я думаю, это тот самый тоннель, который они называют Главной улицей, и Динки добавил, что согласен с Тедом. А Дани Ростова сказала, что давным-давно, когда Алый Король сделал что-то такое, из-за чего в Тандерклепе установился вечный сумрак, большая группа людей воспользовалась этим тоннелем, чтобы выбраться отсюда. Но оставили здесь свои мысли. Я спросила ее, на что это похоже, читать оставленные мысли, и она ответила, все равно, что смотреть на мыльную грязь, осевшую на стенках ванны после того, как спустили воду. „Удовольствие маленькое“, — подвела итог Дани. Потом Фред пометил тоннель, и мы двинулись в обратный путь, к лазарету. Я не хочу хвалиться и сглазить, но, думаю, теперь все будет в порядке.

Она не ошиблась, по крайней мере, на какое-то время. Через восемьдесят шагов после кучи мусора они подошли к арке, за которой начинался тоннель, полого уходящий вниз, освещенный мерцающими белыми шарами под потолком. На стене они увидели четыре меловые полоски, которые уже потекли под воздействием влаги на стенах, последнее послание, оставленное им обретшими свободу Разрушителями:

Они немного передохнули, поели изюма из банки, упакованной под вакуумом. Даже Ыш съел несколько изюминок, хотя было ясно, что удовольствия от такой еды он не испытывает. Когда они подкрепились, Роланд убрал банку в кожаный мешок, который нашел в Федике, и спросил Сюзанну: «Пошли?»

— Да. Немедленно, пока я не лишилась последних остатков… Господи, Роланд, что это?