Мужчины на моей кушетке Энглер Брэнди

Пол

Через несколько месяцев после открытия частной практики одним жарким летним днем я пришла домой и обнаружила на входной двери уведомление о выселении, в квартире — отключенное электричество, а всех своих соседей — в полной панике. Мы выяснили, что наш «хозяин» Нестор нелегально сдал квартиру в субаренду нам восьмерым, прикарманил денежки и был таков.

Владелец здания обнаружил, что мы там живем, обвинил нас в незаконном вселении, перерезал электропроводку в подвале и грозился, что заставит полицию вышвырнуть из дома наши пожитки к следующему дню.

Было адски жарко, темно, а в квартире царила неразбериха. Мне показалось, что будет любопытно понаблюдать за реакциями людей, ввергнутых в хаос. Несколько соседей закатили «голую вечеринку», Софи стащила кучу моей одежды и отбыла в Квинс (больше я о ней не слышала), а я вместе с тремя другими девушками вцепилась в первую же квартиру, какая попалась нам в газете электронных объявлений, и сняла ее. Квартира оказалась на той же улице, где находился мой кабинет, совсем рядом с ним — в самом сердце Таймс-сквер.

Кстати, из-за спешки мы попали в не совсем обычное здание. На первом этаже в нем был шумный ирландский паб, «массажный» салон занимал весь второй этаж, а мы с подругами заняли весь третий и последний. Стоит заметить, что наша входная дверь находилась на втором этаже, аккурат рядышком с дверью «массажисток».

Нас было четыре, все — женщины, и мы были просто счастливы найти себе крышу над головой. А еще больше воодушевления вызывал тот факт, что у каждой теперь была своя комната, пусть даже до нас здесь располагался какой-то офис и полы были покрыты тем дешевеньким серым ковровым покрытием, которое напоминало мне, что моя спальня, вероятно, была когда-то чьим-то рабочим закутком.

Несмотря на расположение «в тихом центре», эта квартира была удобна только раз в году — на Новый год. Мы могли подниматься на крышу, наблюдать, как взрываются огненные шары фейерверков, и пить шампанское прямо над уличной сутолокой.

Во всех остальных случаях необходимость тащить сумки с продуктами через вязкую, как болото, толпу туристов, неизменно уставившихся вверх и завороженных искрящимися билбордами — гигантским арахисовым орешком Planter’s , логотипом Target, — заставляла меня недоумевать: неужели они проделали долгий путь, чтобы стоять и фотографировать рекламные щиты.

Это был сущий парад корпораций — диснейленд банальных потребительских продуктов в ярких огнях. Меня то и дело толкали, пихали или самым натуральным образом шлепали со всех сторон, пока народ вокруг самозабвенно щелкал снимки гигантских M&M’s . Стоило выйти за дверь — и я словно оказывалась внутри стиральной машины.

Каждый день, отправляясь на работу, я встречала клиентов массажного салона, крадущихся по холлу на пути к своим удовольствиям или обратно. Момент, когда нам приходилось разминуться, всегда был неловким, наполненным обостренным взаимным пониманием, куда этот мужчина направляется и что собирается делать. Обычно они торопливо пробирались мимо, опустив головы, уткнувшись взглядом в пол холла, в то время как я пыталась незаметно рассмотреть их лица; мне было любопытно, что за мужчины являются потребителями секс-услуг такого рода.

Но сколько бы мужчин я там ни встречала, я не могла вывести никакого определенного общего прототипа таких людей. Мне попадались юные, пожилые, красивые, неприглядные. Я видела деловые костюмы и рабочие рубахи. Передо мной проходил парад мужчин, достойный Организации объединенных наций — от индийцев до евреев-хасидов. Я гадала, многие ли среди них были мужьями и бойфрендами, подозревали ли их жены и подруги об этих визитах.

Иногда мы с моими соседками по квартире пытались заглянуть внутрь массажного салона, когда в его глухих дверях приоткрывалась щелочка и средних лет кореянка приветствовала своих посетителей с застенчивой улыбкой. Время от времени мы даже коварно придумывали поводы самим туда постучаться, например, чтобы одолжить бумажные полотенца или ножницы. Однажды я попыталась записаться на массаж, но мне было сказано: «Никакого массажа для леди».

Но мы все равно находили способы повеселиться за счет массажного салона. Динамик домофона, в который звонили посетители, желавшие проникнуть в наш дом, был таким громким, что все, что мы говорили со своей стороны, транслировалось любому прохожему на Сорок седьмой улице. Всякий раз, как домофон разражался трелью, мы надеялись, что к нам заглянул кто-нибудь из наших многочисленных друзей, но чаще всего мы пели в трубку: «Да-да?» — только чтобы услышать в ответ: «Это массаж?» Упс, увы! Ошиблись кнопкой.

Домофон слишком часто трезвонил поздно вечером. В отместку одна из нас могла запросто завопить в переговорное устройство: «Если вам захотелось минета, нажимайте кнопку под номером ДВА!» — прекрасно зная, что это услышат все прохожие, пока еще остающиеся на улице. Нас это развлечение веселило от души — и ничего нам не стоило.

Однажды вечером, когда я выходила из дома, хорошо проспиртованный завсегдатай паба проковылял по лестнице в холл второго этажа и помочился на паркетный пол. Кореянка вынырнула из дверей с ведром воды, и мы принялись отмывать полы в дружелюбном молчании. Она почти не говорила по-английски, а я исподтишка разглядывала ее густо раскрашенное косметикой лицо и вышедшие из моды, дешевые сексапильные одежки, которые выглядели так, будто были куплены в одном из секс-шопов Адской Кухни[11]. Я думала про себя: и что же, вот этого хотят мужчины?

Один из ответов на мой вопрос дал Пол, недавно женившийся банковский администратор, которому едва перевалило за сорок.

Ярко выраженный альфа-самец, Пол решительно вошел в мой кабинет на первый сеанс и в отличие от большинства пациентов, которые ждут, что я сама начну беседу, обошелся без стандартных любезностей, принявшись расстреливать меня пулеметными очередями слов еще до того, как мы уселись.

— Вот моя проблема, — выпалил он скрипучим голосом, — я не занимаюсь сексом с женой. Мне трудно заставить его стоять. Поэтому я занимаюсь сексом с проститутками. Я даю вам пять сеансов на то, чтобы это исправить.

— Вас время поджимает?

— Я не из тех, кому нравится каждую неделю валяться на кушетке и болтать с мозгоправом!

Я не была уверена, что мне удастся создать связь с этим мужчиной. Важная часть психотерапии — это отношения, которым требуется время на развитие, а Пол, в сущности, пытался получить помощь, обойдясь без них.

Он смотрел прямо в глаза, хотя ощущение было такое, будто он смотрит сквозь меня. Он обращался ко мне в такой манере, в какой обычно мужчина гоняет туда-сюда обслугу в ресторане, без всякого уважения к человеку, — словно я была некой безликой сущностью, призванной его обслуживать. Такое взаимодействие действительно недалеко ушло от проституции , подумалось мне, интимная ситуация без всякой интимности.

— Давайте поговорим о вашей оплате, — отрубил он.

— Это мы обсудили по телефону, — парировала я. — Сто пятьдесят долларов в час.

— Слишком много!

Я знала, что Пол вполне может позволить себе мои услуги. Но дело было вовсе не в деньгах. Похоже, он пытался провести силовой захват.

— На самом деле вы стараетесь показать, кто здесь главный, — сказала я.

Пол пожал плечами.

— Это ведь я плачу за терапию.

Полу явно обеспечивала комфорт та высокомерная и «правомочная» власть, которую он обретал над женщинами, оплачивая их услуги. Я не могла позволить ему остаться на этой позиции.

— Да, вы действительно платите за терапию, — согласилась я. — И что это для вас означает?

Его ответ был атакующим выпадом:

— Кстати, сколько у вас лет стажа, док?

Удар Пола пришелся точно в мое слабое место, и я начала раздражаться. Чтобы продолжать сеанс, я попыталась представить за этим фанфаронством несчастного страдающего человека.

— Вы пришли сюда за помощью, — проговорила я, — и я отдаю вам должное за то, что вы это сделали. Вы ведь могли пойти и к проститутке. Но послушайте, Пол, вместо того чтобы подвергать сомнению мою ценность, попробуйте подумать о том, что пребывание здесь — это ваше вложение в себя и свой брак. Обращение за лечением — это на самом деле индикатор того, как высоко вы цените себя.

Я сделала паузу, дав последним словам повиснуть в воздухе.

— И в любом случае мне вы не будете платить меньше, чем проституткам, — закончила я, улыбаясь, хотя и догадывалась, что они, вероятно, зарабатывают больше меня.

Пол поразмыслил над этим.

— Ладно, док, — кивнул он, как будто вся наша пикировка не имела никакого смысла. — Мы можем оставить вашу плату прежней. А теперь давайте займемся делом.

— Хорошо. Я рада, что вы предпочли встретиться со мной, — проговорила я, пытаясь представить себе, как он общается с женщинами, присутствующими в его жизни. — Я приложу все силы, чтобы помочь вам.

Пол рассказал, что иногда вызывает женщин обслужить его на заднем сиденье лимузина, пока ездит по деловым встречам, а также часто посещает массажные салоны. О, эти массажные салоны, те самые таинственные массажные салоны! Не могу дождаться момента, когда узнаю все о притягательности салонных прелестниц, подумала я.

Я редко видела этих девушек вне помещения салона; как правило, только их клиентов. Меня интриговала их экзотическая красота. Однако Пол был больше заинтересован в разговоре об импотенции, которую он испытывал в постели с женой, так что я сделала себе мысленную заметку расспросить о салонной жизни позже.

— Как давно у вас существуют проблемы с эрекцией? — спросила я.

— Они возникают время от времени с тех пор, как я с ней познакомился. Мне требуется активная стимуляция, но иногда я все равно теряю твердость на полпути. Меня удивляет, что она, несмотря на это, вышла за меня замуж.

— И как ваша жена — кстати, как ее зовут? — на это реагирует?

— Клэр злится, ясное дело. Она думает, что меня к ней не влечет, что на самом деле неправда. Я просто не чувствую такого удовольствия во время секса с ней. Мой член становится… почти бесчувственным.

— Но вас действительно влечет к ней?

— Да. И сильно. У нее тот самый тип сложения — невысокая, миниатюрная, фигуристая, — который я люблю.

Итак, в чем же проблема? Он любит ее, он находит ее привлекательной, но тем не менее не может сохранить эрекцию?

Прежде чем сформулировать обоснованную гипотезу, мне необходимо было учесть возраст Пола, состояние его здоровья по медицинским показателям и уровень стресса — все факторы, которые могут вносить свой вклад в эректильную дисфункцию.

У Пола не было никаких «оправдательных» медицинских проблем, и, хотя сорокалетнему мужчине, вполне вероятно, требуется большая стимуляция, чем восемнадцатилетнему, дисфункция Пола была характерна только для отношений в браке. Это указывало на ее психологическое происхождение.

Мне нужно было побольше узнать о Клэр. Пол сказал, что они женаты полтора года, и, хотя она сильная личность и «здорово его бесит», ему это нравится.

— Полагаю, некоторые мужчины сочли бы Клэр невыносимой, но я считаю ее манящей и возбуждающей. Она отличная пара для меня. Мне нравятся женщины, которые меня немного пугают, а она мне спуску не дает. Мы оба довольно агрессивны и можем побороться за власть.

— Можете ли вы описать ее в сексуальном плане?

Глаза Пола загорелись.

— Она обожает секс. Думаю, она большая любительница секса, чем я сам.

— Кто из вас инициатор?

— В основном Клэр. Она говорит мне, что хочет в постели. Язык не проглатывает. Мне это в ней нравится…

— Но?… — я хотела, чтобы Пол закончил свою мысль.

— Но, как я уже сказал, она приходит в ярость, когда я теряю эрекцию.

— И как вы при этом себя чувствуете?

— Ужасно! Она становится такой враждебной…

— Какой?

— Принимается допытываться, что со мной такое, а потом рыдает и жалуется, что я больше ее не хочу.

Кто инициирует секс — это вопрос с подвохом. Он тащит за собой целую кучу параллельных вопросов: хотят ли меня, любят меня или нет, у кого большая эмоциональная зависимость, у кого больше эмоционального контроля? Порой, когда инициатором секса является женщина, мужчина может испытывать острую тревогу по поводу эрекции . Я спросила Пола, что он делал для того, чтобы разобраться с этой проблемой.

— Я начал без ее ведома принимать виагру, — сказал он, едва заметно снижая темп своих пулеметно-быстрых ответов. — Но мне не нравится идея глотать пилюли для того, что должно случаться естественно, когда я с женой.

Когда я отразила это утверждение обратно Полу, сказав, что он, похоже, ощущает острую необходимость поддерживать эрекцию, он с энтузиазмом согласился.

— Я во время секса больше ни о чем не могу думать. Я постоянно мысленно сосредоточен, беспокоюсь: «А что, если я опять потеряю твердость?»

— Значит, вы не наслаждаетесь сексом с Клэр, хотя вам отчаянно этого хочется.

— Я получаю основную долю удовольствия, когда она удовлетворена, — проговорил он. — Но меня это напрягает.

— И это происходит только с женой — не с проститутками?

— Да. На самом деле у меня уже возникала эта проблема в некоторых моих прежних серьезных отношениях, — сказал он, внезапно нахмурившись.

Эректильная дисфункция, о которой часто говорят словами «я не могу заставить его встать», или «мой пенис ничего не чувствует», или «у меня красивая подруга, но…», — наиболее распространенная жалоба, с которой ко мне приходят мужчины всех возрастов. На самом деле эта ситуация кажется почти эпидемической и, что любопытно, чаще имеет психологическое (не медицинское) происхождение.

Виагра и аналогичные ей средства вошли в моду; даже «клубящиеся» молодые парни, которым не нужны химические «костыли», берут с собой таблетку для страховки наряду с презервативом, выходя «в свет», — на случай если подвернется сексуальное приключение.

Но нарушения эрекции у Пола носили ситуативный характер. Он мог добиться стойкой эрекции — только не с Клэр.

— Все отлично, когда я мастурбирую, — говорил Пол. — Или когда иду в массажный салон. На самом деле там я получаю гораздо большее удовольствие от секса.

— Расскажите, что вам нравится в посещении массажного салона.

— Там я никому ничего не должен . Я равнодушен к этим девушкам. Я плачу им, чтобы они меня удовлетворили; обычно это минет или работа руками. Мне нравится заказать двух сразу, я велю им оголить верхнюю часть тела и ласкаю их, пока они по очереди трогают и сосут меня. Для меня в этом гораздо больше эротики, и лучше всего то, что я не обязан думать об их наслаждении. Они для меня ничто.

Я записала это слово — «ничто» — в свой блокнот. Ну вот, я снова столкнулась с неприятной для себя позицией клиента! Интересно, зачем мне — зачем вообще любой женщине — напрягаться, ходить в спортзал и тратить бог знает сколько денег на дорогую косметику и идеальную прическу, когда мужчина, подобный Полу, имея красивую жену, способен возбудиться только с женщиной, которая покупает себе легинсы из латекса с дырками «для секса» по моде 1980-х годов в секс-шопе на Сорок восьмой улице?! Неужели женщины действительно не знают какой-то важнейшей истины о мужчинах? Неужели мы отказываемся принимать то, что буквально тычут нам в лицо? Есть о чем задуматься.

Откровения мужчин, которые давали мне доступ к скрытому пласту информации о том, что они действительно хотят, что находят сексуальным или красивым, оказались вовсе не такими, как я предполагала. Я обнаружила, что их система оценок ошеломила меня и даже поставила под угрозу мою собственную психику.

Вот реплика, к которой я так и не смогла привыкнуть: «Моя жена растолстела и больше меня не привлекает». Мужчины при этом праведно негодуют, а некоторые используют свое неудовольствие как оправдание измен или избегания секса, молча кипя от возмущения. Один мой пациент из-за этого разъехался с женой, а потом поставил ей условие — похудеть, прежде чем он согласится вернуться домой.

Потом я встречалась с этими женами и обнаруживала, что обычно речь шла не более чем о 10 килограммах. Я понимаю, что мужчины любят преимущественно глазами, но неужели небольшое количество дополнительной плоти на женском теле — это действительно такой уж афронт?!

Копнув поглубже, я, как правило, утешалась, выяснив, что многие из этих мужчин так обижались на своих жен и подруг, которые «позволили себе распуститься», потому что боялись, что эти женщины потеряли сексуальный интерес к ним . Так что гнев мужчин вызывало не то, что их партнерши хуже выглядят.

Увеличение веса было метафорой прямого отвержения, материализованным сообщением о том, что мужчина нежеланен , что он не стоит того, чтобы ради него не терять формы, и даже что партнерша, возможно, больше его не любит.

Возможно, это противоречит убеждениям, принятым в нашей культуре, но, согласно моему опыту, мужское желание не целиком завязано на конкретных измерениях женского тела. Когда я прошу мужчин описать качества женщин, к которым их больше всего влечет, или их наиболее притягательных любовниц, они, конечно, говорят о красоте. А когда я заставляю их подробнее рассказать о том, что именно они считают красивым, они поначалу сводят все к определенным физическим атрибутам, но в конечном счете выясняется, что более всего их очаровывает женщина, которая воспринимает себя как сексуальное существо , наслаждается своей сексуальностью и готова выражать ее .

Когда я проходила интернатуру и работала в бригаде «Скорой помощи» бруклинской больницы, я заметила, что один и тот же женский «фигуристый» тип вызывает очень разную реакцию у мужчин.

Каждый день я ездила по улицам Бруклина в мини-вэне с тремя мужчинами: доминиканцем, пуэрториканцем и парнем с Тринидада. Все они обожали смотреть в окошко, любуясь латиноамериканками и афроамериканками, женщинами с толстыми ляжками, обтянутыми тесными джинсами, чьи изобильные телеса радостно выпирали из намеренно зауженных одежек. Мои спутники плотоядно пялились на них с одобрением и возбуждением. Да что там! Они практически истекали слюной и тяжело дышали, как оголодавшие животные. И хотя я сама былавоспитана на совершенно иных стандартах красоты, я не могла не признать сексуальную привлекательность этих женщин.

Да, эти женщины были сексуальными! И они понимали одну очень важную вещь: все дело в том, как ты подаешь свое тело . Они словно говорили: «Я знаю, что ты меня хочешь, и я это просто обожаю». Они несли свои тела так же, как мужчина выводит новую роскошную отполированную машину «на прогулку» только для того, чтобы похвастаться ею перед соседями.

Эти женщины не торопясь и тщательно демонстрировали каждую свою округлость, похвалялись и дразнили каждым плавным самодовольным движением.

Я видела одну латиноамериканку в возрасте хорошо за пятьдесят, которая рассекала по бульвару в обтягивающих брючках, на высоких каблуках и в маленьком гофрированном топике, украшенном яркими пестрыми цветочками. Гордо расправив плечи и высоко держа голову, она смотрела прохожим в глаза и лучилась улыбкой.

Она шествовала так, словно флиртовала со всем миром, — настоящее празднество женственности, хвалебная ода жизни.

Европейская культура погрязла в стереотипах по поводу стройности, из-за чего некоторым моим пациентам было трудно одобрительно смотреть на женщин, которые выбивались из стандарта.

Эти трое, таращивших глаза ценителя женской красоты, с которыми я работала в Бруклине, были более свободными в своей сексуальности, чем некоторые из мужчин, оказывавшихся на моей кушетке, со всеми многочисленными требованиями, которые они предъявляли к привлекательности своих партнерш.

Многие мужчины знают, что истинная сексуальность — это не только красивая внешность. Женщины часто совершают ошибку, путая красоту с сексуальностью, в то время как для мужчин сексуальность и есть красота. Думаю, для женщин это утешительная новость. Быть сексуальной — значит демонстрировать интерес к сексу . Таким образом, это вопрос выбора, поведения, а не только жестких требований к физическим параметрам.

Один из моих пациентов, невысокий квакер с тихим голосом, женатый уже 25 лет, сказал об этом так: «Я хочу попробовать заняться со своей женой сексом „по-собачьи“, а она отказывается это делать. Она говорит, что у нее слишком большая задница и ей не хочется, чтобы я на нее смотрел. А мне, честно говоря, все равно, какого размера у нее зад. Я люблю свою жену. Я просто хочу, чтобы она получала удовольствие вместе со мной!»

Вот что хотят мужчины.

Во время следующего сеанса с Полом я, заглянув в свои заметки, начала разговор с того момента, на котором мы расстались.

— Итак, вы думаете о женщинах, которых нанимаете, чтобы они вам угождали, как о «ничто», — напомнила я ему. — И совсем по-другому описываете Клэр, по вашим словам, женщину сильную и манящую. — Я позволила своему тону съехать на грань упрека. — В чем же заключается эротическая привлекательность этих женщин, которые как бы «не считаются»?

— Они бы никогда не заинтересовали меня в романтическом смысле, — ответил Пол. — Они непривлекательны, пассивны и покорны, поэтому я отдаю им всевозможные приказы, и они исполняют почти все, что я хочу. Я не делаю ничего им во вред, но мне нравится ставить их в такие позы, в которых они раскрыты и уязвимы, когда обслуживают меня.

— Но с Клэр вы этого не делаете, — заметила я. — Только с женщинами, которых считаете низшими существами.

— Да, и именно это меня заводит.

Пол заводился от самого акта унижения. Подчинение этих «низших существ» освобождало Пола от страха перед возможной неудачей, который он испытывал наедине со своей женой, и позволяло ему чувствовать свое превосходство. Я была права относительно подхода Пола ко мне и к другим женщинам, которым он платил: ему надо было сразу же выстроить иерархию.

Страх возможной неудачи — это жаргонная формулировка, используемая для очень распространенного и убийственного для эрекции феномена, когда мужчина настолько сосредоточен на своем сексуальном «результате», что это его буквально парализует.

Этот удар по сексуальной потенции может быть весьма унизительным, особенно если он повторяется не один раз и, хуже того, с той, кого мужчина желает впечатлить, — именно тогда вероятность неудачи особенно высока.

Однако мне трудно было сочувствовать этой проблеме Пола, пока он вовсю трубил, как ему приятно попирать достоинство женщин. Мне — женщине — нелегко слушать Пола и других мужчин, описывающих, как они самоутверждаются, унижая женщин. Меня приводит в уныние то, что мужчины могут этого хотеть.

Я бы с радостью классифицировала случай Пола как аномалию. Но, по правде говоря, Пол не был атипичным, сексуально девиантным или подозрительным типом. Он был самым обыкновенным мужчиной, который любил свою жену.

Я заметила на примере других моих пациентов, что многие мужчины, которые посещали массажные салоны, часто страдали некой формой сексуальной дисфункции или, самое малое, некоторой сексуальной тревожностью с женщинами, в которых были по-настоящему заинтересованы. Наверное, больше всего меня беспокоило то, что дегуманизация и унижение были для них извращенным источником сексуального возбуждения.

Всего неделей раньше я, войдя с улицы в наш дом, обнаружила в холле второго этажа полицейских, обыскивавших массажный салон с криками: «Ну-ка, встали! Давайте одевайтесь!»

Я пыталась побыстрее отпереть дверь третьего этажа и метнуться внутрь, но тут ко мне подошел констебль и спросил, можно ли ему обыскать нашу квартиру — несколько девушек сбежали. Я не думала, что какая-то из них могла пробраться к нам, но все же впустила его внутрь. Он проверил комнаты и ушел.

Несколько часов спустя, поужинав в кухне с подругами, я зашла в ванную и обнаружила там девушку-подростка, азиатку, которая пряталась в нашем душе. Она была перепугана насмерть и то и дело повторяла «помоги мне!» с сильным акцентом. Я пошла за своим сотовым телефоном, а она пулей пронеслась через всю квартиру и выскочила через переднюю дверь.

Я до сих пор не представляю, как ей удалось пробраться к нам. Может быть, она получила подготовку ниндзя? Залезла через потайной люк в потолке салона? У нее проснулись способности «женщины-паука», позволившие ей лазать по внешним стенам и балансировать на карнизах? Или, может быть, она просто вскрыла наш замок… Меня беспокоила мысль о том, что ее нелегально ввезли в США как «живой товар», и ее перепуганное юное личико так и стояло у меня перед глазами.

На следующий день у нашей передней двери объявилась гигантская корзина с фруктами и запиской: «Теперь ты друг». Класс! Будь осторожна со своими желаниями, подумала я.

Каждый день, чтобы попасть домой, мне приходилось пересекать какую-то часть Таймс-сквер. Мэр Джулиани немало потрудился, чтобы придать этой территории приличный облик, но на Таймс-сквер по-прежнему бойко торговали разнообразными услугами по удовлетворению сексуальных нужд, особенно теми, что предназначались для мужчин, занятых в финансовой индустрии Манхэттена.

Однажды вечером я сидела в баре, любимом месте клерков с Уолл-стрит и туристов, и ко мне подошла элегантная женщина, предоставляющая высококлассные эскорт-услуги. К моему удивлению, она предложила мне работу. Это меня раздосадовало. За кого, спрашивается, она меня приняла?! Я врач, а не проститутка, кипятилась я про себя.

Однако при всем при том мне слегка польстило то, что она сочла меня подходящей кандидатурой для «эскорта модельного качества», и ее предложение заставило меня осознать, что «девушки по вызову» буквально осадили всю Таймс-сквер и все они соревновались за одну и ту же мишень — мужчин с деньгами. Загнать, окружить и поймать дичь в силки. Стационарные услуги, услуги «с доставкой», массаж, модели, азиатки, русские, бразильянки, высший класс, низкопробные, совсем молоденькие, нелегалки… И дома, и на работе — повсюду вокруг меня била ключом жизнь индустрии секс-обслуживания.

Вернусь к вопросу, которым я задавалась прежде: и что же, это хотят мужчины? Некоторые из них — да, это. Но я имею в виду не только анонимный секс или обряженных в дешевые тряпки продавщиц удовольствий. Что эти мужчины хотят — так это насыщения эмоционального голода дешевым и легким способом. Дело не только в сексе, но и в эмоциях.

Мне не раз приходило в голову, что меню массажных салонов должно звучать так.

Блюдо дня № 1. Почувствуй себя значительным.

Блюдо дня № 2. Почувствуй себя могущественным.

Блюдо дня № 3. Получи поддержку и утешение.

Такое меню точнее бы соответствовало тем ролевым играм, в которые играют клиенты этих заведений. В течение одного часа они режиссируют свои персональные драмы, разыгрывая удовлетворение своих сокровеннейших желаний и фрустраций. Лекарство от их психологических слабостей продается как товар, рекламируется вспыхивающими розовыми огнями и отмеряется теми, к кому они наиболее безразличны. Проблема такого взаимодействия состоит в том, что мужчины на самом деле не решают свои проблемы: они в течение часа участвуют в театральном представлении, а потом уходят с тем же самым эмоциональным дефицитом, с которым приходили, — и прибавляют к нему разобщенность в своих реальных отношениях.

И как меня только угораздило оказаться в гуще всего этого, недоумевала я. Меня обложили со всех сторон, даже клиенты проституток порой звонили в мою квартиру в поисках секс-услуг! Я теряла свое представление о мужчинах, у меня начиналась дезориентация.

Принято считать, что секс-терапевт быстро привыкает к историям о мужских изменах. Но в то время они вызывали у меня чувство крайнего дискомфорта. Чем больше рассказов о неверности я выслушивала, тем сильнее нарастала моя тревожность. Иногда лицо мужчины, сидевшего напротив, внезапно расплывалось у меня перед глазами, я становилась глуха к его словам, уходя в свои личные проблемы.

Порой во время сеанса мне казалось, что прежде я жила неженкой в уютном маленьком раю, но кто-то похитил меня, завел в самый страшный закоулок трущоб и бросил там. Я предпочла бы мой собственный прежний удивительный мир отрицания и фантазии, где можно было держаться за руки со своим возлюбленным и скакать день-деньской по залитым солнцем лугам романтики.

Однако сбежать я не могла — это была моя работа. Теперь я вынуждена в упор рассматривать уродливую, искаженную сторону человеческих отношений: да, временами мужчины хотят эксплуатировать женщин, вредить им, изменять им, использовать их как мясо . В моей жизни наступил момент взросления. Слияние опыта общения с Рами, его друзьями и моими пациентами привело к гибели всех моих фантазий и высоких идеалов. И разрыв этого мыльного пузыря оказался болезненным.

Я понимала, что должна найти какой-то новый способ мышления, который смог бы интегрировать все, что я узнала, в мою систему убеждений. Мне предстояло преодолеть осуждение и страх — или передать своих пациентов другим терапевтам. Моя стратегия — и цель моих усилий — состояла в том, чтобы оставаться отстраненным научным наблюдателем, стремящимся исследовать, делать заметки и пытаться понять. Я также напоминала себе, что не должна обобщать: мужчины, которых я лечу, — это еще не все мужчины. Я знавала множество прекрасных мужчин в своей жизни. Я должна была держаться за эту мысль и эти воспоминания.

Я размышляла о юной девушке, что пряталась в моей душевой кабинке, дрожащая, не знающая, где ей будет безопаснее — со мной или на улице; я думала о том, что секс-услуги были не просто безобидными жизненными радостями, а наносили реальный вред. Я преисполнилась решимости повлиять на тот мир, в который вошла.

Фантазии об эксплуатации, которыми тешил себя Пол, были большим бизнесом, и очевидно, что спрос и предложение в нем процветали. Иногда меня забавляло то, что я — как терапевт, конкурирую с продавцами секс-услуг. Что же заставляло некоторых из этих мужчин выбирать меня? Как могла я составить конкуренцию мгновенному удовлетворению, фантазии, к которой они стремились, неограниченному выбору красивых женщин?

Некоторые мужчины отправлялись в бордель. Другие приходили ко мне. Но я была «мадам» иного сорта. Не развлечением, которого искали эти мужчины. Не поставщиком удовольствия — скорее, поставщиком правды. Я давала им не то, что они хотели, но то, в чем они нуждались.

Пол всегда являлся на сеансы после работы и часто просил меня задержаться в кабинете гораздо позднее, чем мне того хотелось. Однажды вечером он пришел в состоянии явного стресса. Решительно войдя в кабинет, уселся и, по обыкновению, сразу заговорил, не делая паузы, не ожидая, пока я начну беседу.

— Похоже, в моей компании наметился финансовый кризис, — сказал он. — СМИ начали копаться в делах нашей фирмы.

В тоне Пола сквозили скверные предчувствия, и он казался каким угодно, только не рассудительным. Он был напряжен и рассеян, глаза его метались из стороны в сторону, и он был целиком погружен в себя. Я позволила ему достичь катарсиса в избавлении от стресса, что заняло большую часть сеанса. Но, несмотря на его страстные речи, я чувствовала себя отчужденно. Между нами не было истинной связи. Я как будто была безликим телом, на которое он мог излить свои отрицательные переживания. Интересно, ощущала ли когда-нибудь такое отчуждение его жена?

— Как вы справляетесь с этим стрессом? — спросила я.

— В основном подолгу просиживаю в офисе, хотя сегодня в обед снова вызывал эскорт-услуги, — ответил он прохладным тоном. Количество посещений Полом массажных салонов увеличивалось, когда он ощущал перегрузку на работе.

— Кажется, я сегодня улавливаю некие флюиды вины? — запустила я пробный шар.

— Да. Клэр была бы в отчаянии, если бы узнала. Я действительно обожаю ее. Хотелось бы мне получать больше удовольствия от нашей сексуальной жизни!

— Вместо этого вы нашли себе «сексуальную добавку».

— Не вижу в этом ничего криминального, — проговорил он тоном человека, смирившегося с неизбежным. — Многие мои друзья считают так же.

И опять это легкомысленное отношение к сексуальному удовлетворению вне брака — брака, который Пол хотел сохранить! Он вел себя так, будто для мужчин самое обычное дело — жениться, зная , что со временем им захочется «сексуальной добавки».

Занятия Пола сексом вне его семейной жизни не имели для меня эмоционального смысла. Я не понимала, как он может верить, что любит свою жену. Но Пол, очевидно, мог. И делал. И он был не первым моим пациентом, утверждавшим подобные вещи.

Даже мужчины типа «милый сосед по лестничной площадке», глядя на которых невозможно заподозрить у них наличие тайной склонности к изменам, сидя на моей кушетке, заставляли меня думать: «О боже, нет! Неужели ты тоже?!» Я всегда верила, что, если мужчина по-настоящему влюблен, он не станет искать секса на стороне. А если он это делает, значит, он не может быть по-настоящему влюблен. Для меня любовь и верность шли рука об руку.

Если бы я выяснила, что Рами «ходит налево», моей первой мыслью было бы, что он меня больше не любит. На самом деле, учитывая многие километры, разделявшие нас, и историю наших отношений, не говоря уже об общительности Рами, я часто предавалась тревожным раздумьям о том, что может происходить в его жизни, особенно теперь, когда я целый день выслушивала откровения мужчин и узнавала, что влюбленность — это не страховой полис против неверности .

Да могу ли вообще я — как и любая другая женщина — доверять мужчине?

Пока пациенты обсуждали со мной свою сексуальную мотивацию, я все гадала, что заставляет мужчин действовать импульсивно, особенно тех мужчин, которые говорят, что любовь никак не связана с изменами, что они безумно любят своих жен и любовниц. Существуют ли поддающиеся идентификации эмоциональные паттерны или личностные черты, связанные с неверностью?

Я искала причины за пределами очевидного, — наподобие «если он изменял прежде или если он изменял кому-то с тобой, то он изменик по определению». Я сверяла свои впечатления с каждой женщиной, к которой могла обратиться с этим разговором, чтобы узнать о ее переживаниях. Мнения разделялись — от уверенности, что этим мужчинам не хватает нравственной выдержки, до оправдания, которым частенько прикрываются сами мужчины: это, мол, явление биологическое. Мужчины просто так устроены, чтобы распространять свое семя.

Но этот вывод кажется слишком упрощенным, особенно если принимать во внимание более сложные эмоциональные, социальные и психологические слои.

Я хотела выяснить, какой была сущностная мотивация Пола. Что он на самом деле получал от необязательного секса на стороне, помимо «твердости» и оргазма? В чем вообще был весь смысл? Или он избегал чего-то в Клэр — и в себе?

Пол в своей жизни обособил жену и проституток, но это не было похоже на затасканный «комплекс девственницы/шлюхи». Пол говорил, что Клэр любит секс и является инициатором их интимных игр. Она явно не была «девственницей».

Я попросила Пола подробно рассказать мне о том, как проходил самый последний эпизод их с Клэр сексуального общения.

— Прошлой ночью мы лежали в постели, и она начала целовать меня в шею и поглаживать мою промежность, — небрежно обронил он.

— И как это ощущалось?

— Честно? Ее желание ощущалось как требование, а я не могу добиться твердости так быстро. Хотел бы я, чтобы она позволяла мне инициировать секс!

— Вы могли бы сами это делать.

— Да. Но, честно говоря, иногда у меня возникает желание избегать ее. Как я говорил, я начинаю бояться, что потеряю эрекцию и она из-за этого взбесится. В любом случае я не хочу отвергать ее, поэтому тут же ухожу в фантазию, чтобы достичь твердости. Вчера ночью я думал о той хорошенькой юной девушке в массажном салоне, которая обрабатывала меня руками, пока я шарил рукой у нее под юбчонкой. Меня завело то, что она не просила меня потрогать ее, но была слишком пассивна, чтобы попросить меня остановиться. А может быть, и боялась сделать это.