Святая, смешная, грешная Ермаков Виктор

– Доброе утро, спасибо. Я не только позавтракал, а уже намотал двадцать километров от Москвы. Еду в область. Слава Богу, в этом направлении с утра нет пробок! Мне к девяти утра нужно быть на месте.

– А куда ты едешь? Что за дела с утра в области? – спросила я, нехотя покидая тёплую постель.

– Я же вчера тебе говорил, что у меня возникли некоторые проблемы в бизнесе. Всё, киса, я уже подъезжаю. Пожелай мне удачи.

– Удачи тебе! Ни пуха, ни пера! Целую. Звони, как освободишься.

Выключив телефон, я побрела в душ.

Костя не звонил весь день. На мои звонки ни разу не взял трубку, только отвечал короткими смс-ками: «Прости, занят. Перезвоню, как освобожусь».

«Чёрт возьми, да что же у него там такое?» Я разволновалась не на шутку не находя себе места. «Что происходит? Неужели трудно позвонить?» Вновь набрала его номер, и за весь день он первый раз ответил.

– Прости, Кать, я действительно весь день взвинченный, на нервах, даже позвонить не мог. Да и возможности такой практически не было.

– Господи, да что там у тебя происходит? Ты где сейчас? – взволнованно спросила я, прижимая трубку к уху.

– Я уже закончил дела, еду в Москву, вымотался не столько физически, как морально. Не ел сегодня ничего с утра. Если хочешь, поужинаем где-нибудь? Заодно и расскажу тебе всё.

– Да, конечно, давай встретимся! Где? Во сколько?

Я приехала в назначенное место, когда Кости ещё не было. Заказав себе чай, стала ждать, поглядывая на часы и слегка нервничая. Что же за дела такие у него могут быть, что за проблемы, если даже ничего не стал говорить по телефону? Я предчувствовала, что у Кости серьёзные неприятности, и настроение моё стало ещё хуже. Помешивая сахар в чашке чая, я не заметила, как Костя вошёл в кафе.

– Приветик, Катюша, – услышала я родной голос и почувствовала прикосновение его губ на своём открытом плече.

– Приветик, – ответила я и подняла голову.

Теперь его губы коснулись моего лица. Я ответила ему лёгким поцелуем, и он сел за столик.

– Давай сразу сделаем заказ, ты же голодный, а потом спокойно всё обсудим. Если честно, я что-то разволновалась даже после твоего звонка.

– Да не смертельно всё, не стоит так волноваться, Кать. Просто всё так неожиданно… От кого не ожидаешь, от того и приходят порой самые большие неприятности. Хотя неприятности – это мягко сказано.

К нам подошла официантка, поинтересовалась, готовы ли мы сделать заказ. Быстро пробежав по меню, выбрали первое, что попалось на глаза. Смаковать и наслаждаться ужином сегодня навряд ли получится. Мне поскорее хотелось узнать всё, что происходит у Кости, все его неприятности. А то, что они у него большие, он не смог скрыть даже напускным спокойствием, по его лицу было видно – день был не самым лёгким и приятным.

Костя налил в бокалы минеральной воды и, сделав глоток, произнёс

– В общем, у меня большие неприятности на фабрике. Уверен, я решу их, но сейчас я просто в шоке.

Он помолчал, сделал ещё глоток и продолжил:

– Сегодня был суд. Вернее, не сам суд, а предварительные слушания. Я поехал на него даже без адвоката – был уверен, что это какое-то недоразумение, не верил, что такое возможно. Оказывается, возможно.

Нам принесли ужин. Костя ел без всякого аппетита – просто отрезал кусочки мяса и медленно пережёвывал, молчал.

– Несколько лет назад, – продолжил свой рассказ Костя, – отдыхая на море, я познакомился с одним человеком. Как впоследствии выяснилось, это был не последний в Московской области человек… Ансаков Василий – бывший генерал МВД, депутат, а ныне – сенатор. Завязались нормальные, дружеские отношения. Не часто, но мы встречались по выходным, ездили за город, отдыхали, ужинали в ресторанах… В общем обычные приятельские отношения. Я как раз работал над новым своим проектом, ну… он заинтересовался, захотел войти в бизнес. Вернее не он сам, а через свою дочь. В общем, если коротко – три года назад я подписал одну бумагу. Мог бы её вообще не подписывать, сам, конечно, лох, сам виноват…»

Костя замолчал. По его лицу было видно, насколько глубоко он переживает, вспоминая тот роковой день.

– Мне и в голову не могло прийти, что он уже тогда затеял нечестную игру. Я верил ему. Понимаешь, Катя, я сам не привык обманывать, уже столько лет в бизнесе, и мне никто не может сказать, что я когда-нибудь кого-то обманул. Я свой бизнес строил сам, с нуля, в чистом поле. То, что у меня сейчас есть, – это труд последних семнадцати лет. Шаг за шагом, год за годом, пахал, выкладываясь по полной. Всегда старался иметь дела с порядочными людьми, сам не обманывал, меня не обманывали… Поэтому поверил ему на слово. А с другой стороны, я был совершенно уверен, что любой суд в случае, если всё-таки он захочет когда-нибудь использовать эту бумагу против меня, будет на моей стороне.

– Костя, милый, не расстраивайся. Может, всё-таки суд разберётся? Ведь на то он и суд, чтобы вникнуть во все детали, всё взвесить.

Пытаясь успокоить, я гладила его по руке.

– Посмотри, вон по телевизору показывают программу «Суд идёт» или как там она называется, точно не помню… Там такие сложные дела распутывает судья, так что… – я хотела ещё что-то добавить, даже сделала уверенное в своих аргументах выражение лица, но, поняв весь бред сказанного, замолчала на полуслове.

– Кать, ты же умная взрослая девочка, а веришь телевизору, – сказал Костя, как-то не очень весело улыбнувшись.

– И что теперь? Ты руки опустишь, и всё? Ещё не начав драки, уже готов сдаться?

– Я готов сдаться? – сделав удивлённое и совсем не дружелюбное выражение лица, произнёс Костя. – Это кто тебе сказал? Нет, дорогая, хрен им всем, я буду бодаться до последнего. Это у них, я думаю, куча бизнесов, а у меня он один, поэтому мне есть, что терять.

– Я не поняла, у кого у них? Он что там, в этой афёре, не один? Я думала, дочь там чисто формально.

– Изначально такая договорённость и была. Я звонил ему недавно, спрашивал, что это всё значит. Он не хочет встречаться, говорит, мол: «Я тут не при чём, разбирайся в суде с дочерью».

– А дочь при чём, если вы договаривались, что она формально участвует в проекте? – задавала я вопросы, пытаясь вникнуть в суть дела.

– Да в том-то и дело, что не при чём. Я её всего-то раз и видел – ужинали как-то у Ансакова дома, ну Надя подавала нам на стол. Вот и всё знакомство. Сегодня в суде её не было, был их адвокат. Я думаю, что они специально выбрали такую тактику. Если бы она сама была в суде, то не смогла бы ответить на элементарные вопросы, поставленные мною. А так я задаю вопросы, а адвокат твердит одно: «Мне это неизвестно, ничего по этому поводу сказать не могу».

– И что? Судью такой ответ устраивал? – удивлялась я, ёрзая в кресле.

– Это было предварительное слушание. Само дело назначили на середину августа. Посмотрим, что в суде они будут говорить? – слегка нервничая, ответил Костя.

– Ну, так я не поняла, дочь-то что хочет от тебя? – не унималась я.

– Да так, ничего серьёзного, по мелочам. Сто семьдесят миллионов, – ответил Костя, делая глоток кофе.

– Ты что? Прикалываешься, что ли? Ничего себе по мелочам! – округлила я глаза.

– Для меня-то это, конечно, не мелочь, а вот, видимо, для неё – мелочёвка. Так себе, достала из-под кровати чемоданчик и дала мне за красивые глаза, – продолжал ошарашивать меня Костя своим рассказом.

– Милый, глаза у тебя действительно красивые, но можно поподробнее про денежку? Я, видимо, что-то пропустила, не поняла с первого раза.

– Если честно, я тоже не понял, при чём тут мои глаза, но из её письменных показаний именно всё так и произошло. Дала за красивые глаза. Вот цитирую дословно: «Однажды – число, месяц я не помню; действительно, а чего, собственно, помнить-то из-за такой мелочи? – Константин приехал к нам в гости в загородный дом. Во время ужина я впервые увидела Константина. Мне показалось, что это – порядочный человек. Из разговора я поняла, что ему нужны деньги на развитие бизнеса. Он назвал сумму – 160–170 миллионов рублей. Расписку никакую не взяла, а просто дала ему деньги». Всё, Кать. Больше в объяснении ни слова. Зачем? Почему дала? Вот я и подумал: может, за красивые глаза?

– Слушай, мне становится ужасно интересно. Я могу с тобой в суд поехать? Я, конечно, понимаю, в какой стране я живу и какие чудеса порой здесь происходят, но то, что ты рассказываешь – это просто из области фантастики!

– Кать, так мы и живём в фантастической стране. Ты просто этого ещё не поняла.

– А адвокат у тебя есть?

– Адвокат есть, конечно. На первое слушание по существу он приедет.

– Ты давно с ним знаком или посоветовал кто? У меня есть знакомая по институту, у неё муж – адвокат. Может, есть смысл с ним встретиться?

– Спасибо, Кать, я уже подписал бумаги, аванс внёс, поэтому хочу сначала посмотреть его в процессе. Потом уже решать – работать или нового искать. Это, конечно, не Резник и не Падва, сама понимаешь, сколько они стоят. А ты, если тебе интересно, конечно, можешь поехать со мной. Обычный гражданский суд, вход, как говорится, свободный. Только охота тебе тащиться в область?

– Не могу сказать, что поездка в суд – это удовольствие для меня, но очень хочу посмотреть на девочку, раздающую миллионы за красивые глазки. Костя, а её папа случайно не раздаёт миллионы за красивые глазки? Я бы тоже не отказалась, – улыбнулась я, хлопая ресницами. – Я читала, что какой-то нефтяной магнат – по-моему, из Саудовской Аравии – выложил миллион долларов за ночь с голливудской актрисой.

– Вот и представь, дорогая, в какой сказочно богатой стране мы живём. Там – нефтяной шейх голливудской звезде да ещё за ночь секса всего-то миллион, а тут – обычная студентка, дочка бывшего милиционера, 160 миллионов за глаза.

– Всё, Костя, еду точно. Хочу её видеть.

Мы вышли из кафе, постояли немного у машины, понимая, что сегодня лучше просто разъехаться по домам. Как ни пытались мы шутить и делать вид, что всё нормально, настроение, конечно, было никакое.

– Езжай, Костик, домой, вижу, что ты расстроен, устал, наверное. Считай, целый день там проторчал, – прижимаясь к нему и гладя по щеке, говорила я. – Уверена, что ты выиграешь это дело. Не может быть, чтобы суд не разобрался.

– Спасибо, моя девочка. Я рад, что ты понимаешь меня. Действительно настроение дурацкое – поеду домой, выпью немного чего-нибудь и постараюсь выспаться.

– Вот и хорошо. И я домой. Может, тоже чего-нибудь выпью, успокоюсь. Что-то разнервничалась я слегка. Приедешь – звони, я буду ждать. Хорошо? Всё, целую, поехали…

Через час я сидела в уютном кресле с бокалом вина и мобильником в руке, всё никак не в силах проститься с Костей.

– Всё, клади трубку, и пошли по кроватям. Завтра и тебе, и мне на работу, – уже который раз говорила я.

– Нет, киса, ты первая клади, прошу тебя, и пойдём спать, – не совсем трезвым голосом отвечал Костя.

В трубке слышались гудки. Но через несколько минут всё повторялось заново.

– Котёнок, не спишь? Давай ещё немного выпьем?

Мы наполняли себе бокалы: я – вином, Костя – ромом с колой, символически чокались, говорили «Целую, спокойной ночи», но в последнюю секунду перед очередным отбоем слышался его голос: «Катёнок, я так люблю тебя, ты не представляешь! Жить без тебя не могу».

– Милый, я тоже тебя! Очень скучаю. Давай завтра встретимся?

– Давай, а сейчас спать. Целую.

С десятого раза попрощаться и уснуть у нас всё же получилось.

Проснувшись утром и вспомнив рассказ Кости, я машинально, не давая себе отчёта, произнесла фамилию: «Ансаков». Я никогда не слышала о нём, никогда не видела, но почему-то, произнеся его фамилию, расстроилась.

Вечером, когда Костя позвонил и, извинившись, сказал, что у него встреча с адвокатом, а поэтому мы не можем сегодня с ним встретиться, я уже серьёзно злилась и на Ансакова, и на его дочь. И как же я ненавидела всю эту семейку, когда и на следующий день Костя был занят, устал, расстроен, и мы вновь коротали вечера каждый в своей квартире в одиночестве. Через пару дней должен состояться суд, и Костя целыми днями проводил встречи с адвокатом, с какими-то людьми, готовыми ему помочь, потом допоздна сидел на работе, а затем уставший ехал домой… «Ну, ничего, – успокаивала я его, а заодно и себя, – вот пройдёт суд, и всё вновь встанет на свои места». Мы будем вместе, будем проводить все свободные часы вдвоём, опять будет много любви и нежности, по которым я так соскучилась…

Прошёл, день, а за ним ещё один – такой же серый, будничный – в нервозности, тревоге и ожиданиях.

Я понимала Костю, старалась как могла поддерживать, ободрять в нечастых телефонных разговорах. Он очень изменился за последние дни – стал замкнутым, малоразговорчивым, редко шутил. Ещё бы веселиться, если твой бизнес, который ты строил с нуля, в который вкладывал душу, энергию, деньги, в один день становится не твоим, и ты теряешь всё, чему посвятил столько лет… Тут уж действительно не до веселья. Но завтра – суд, нужно дожить до этого дня и возможно, и даже, скорее всего, – всё встанет на свои места. Лично у меня не было и тени сомнения, что всё будет именно так. С этой мыслью я проснулась пораньше, позавтракала, оделась и стала с нетерпением ждать, когда за мной заедет Костя. Зазвонил телефон.

– Доброе утро, Кать, ну что? Ты не передумала ехать? Если нет, то я стою внизу, жду тебя.

– Приветик, милый. Нет, конечно, не передумала! Одну минуту, и я спускаюсь.

– Привет, милый, – сказала я ещё раз, садясь в машину и целуя Костю. – Едем? А во сколько начало суда?

– В одиннадцать. Пока доедем, с адвокатом ещё раз переговорим. Дай Бог, чтобы время заседания не перенесли, это у них запросто происходит, – говорил Костя, выруливая со двора.

– Всё будет хорошо. Посмотри, какое солнечное утро! Думаю, будет отличный денёк, и ты обязательно выиграешь это дело, – стараясь поднять его настроение, улыбалась я.

Через полчаса мы были за городом. Ехали по дороге, вдоль которой по обе стороны стоял уже слегка начинающий играть осенними красками лес. Тёмно-зелёные ели чередовались с берёзами и осинами, чьи листья начал покрывать багрянец и золото.

– Как быстро лето пролетело! – вздохнула я. – Вроде недавно любовалась, как распускаются почки на деревьях и появляется яркая зелёная листва, а сейчас уже столько жёлтых красок. Посмотри, Костя, как красиво.

– Да, очень красиво. Начало осени – моя любимая пора, – глядя в окно на бегущий вдоль дороги лес, ответил Костя.

– Слушай, я всё забываю у тебя спросить. А почему суд в областном городке?

– У меня есть загородный дом, я там прописан, суд по месту жительства. Вот, собственно и весь секрет, – опять вздохнул Костя. – Понимаешь, Ансакову выгодно, чтобы суд проходил именно в области, а не в Москве. Вчера мой адвокат прислал фото по электронке, нашёл в инете: Ансаков вручает за какие-то там заслуги орден областному прокурору, жмёт ему руку, обнимает, говорит слова благодарности за заслуги перед Московской областью… Теперь ты понимаешь, какие у меня шансы выиграть это дело? – произнёс Костя.

– За какие заслуги? – Удивилась я. Вроде их же там в области всех разогнали, ну, за это… За игорное дело. Ты разве не знаешь?

– Знаю, знаю, милая, как же не знать – только ленивый об этом не читал. Но какая разница? Был один прокурор, сейчас – другой. Он что, с Луны к нам прислан? Не в этой же системе вырос?

– М-да, – потупила я взгляд, – замкнутый круг какой-то. Но ты же не собираешься сдаваться? Есть ведь суд повыше этого. Это не последняя инстанция?

– Нет, не последняя. Сейчас мы едем в городской суд Московской области. Следующая инстанция – областной суд, снова Московской области. Хрен редьки не слаще.

Некоторое время мы ехали молча. Чтобы как то разрядить обстановку я произнесла:

– Так у тебя есть загородный дом? А почему я об этом ничего не знаю? Почему я ещё не была там? Ты не хочешь пригласить меня на шашлычки, например?

– Хочу, дорогая. И на шашлычки, и вообще… Я думаю, нам будет там, чем заняться, – немного оттаяв, произнёс Костя. – Ты спрашиваешь, почему до сих пор не была на даче? По заграницам нужно мотаться поменьше, глядишь, уже давно бы и на даче побывала.

– Сейчас бабье лето начинается, думаю, за городом просто прелесть, – пытаясь увести разговор о Майами в сторону, заговорила я. – А лес рядом? Расскажи, что это за дом? Сам строил или купил?

– Купил недостроенный. Сам достраивал, занимался дизайном, вроде неплохо получилось. Квартиры ещё не было, я там и прописался. Обычный загородный посёлок – лес рядом, поля кругом… Очень красивое место. Точно! Решено. На выходные рванём туда. Надоело всё. К чёрту! Устал. Хочу природу, чистый воздух и тишину.

– Классная идея, природа, чистый воздух, это просто великолепно. Но вот тишину, – я сделала паузу, – я тебе не гарантирую. Понимаешь, не могу я заниматься любовью тихо.

Казалось, Костя забыл на минуту о своей проблеме. Улыбаясь, он положил руку на мою коленку, стал гладить её, и я снова узнала в нём прежнего Костю. Беззаботного, улыбчивого, сексуального и желанного.

– Кать, а может мы куда-нибудь свернём с тобой? Вот в тот лесок, например? – произнёс Костя, а его рука уже лежала между моих ног.

Он уже стал сбавлять скорость, выглядывая, куда бы можно съехать с трассы, но в этот момент по закону подлости зазвонил телефон: «Добрый день, Константин Валентинович, вы где? Уже подъезжаете? Я посмотрел расписание начала процессов и спросил у секретаря судьи – говорит, что заседание начнётся вовремя», – слышала я голос в трубке и поняла, что это адвокат.

– Да, Олег Николаевич, доброе утро! Через полчаса буду, без опозданий, ответил Костя, и мы оба, сглотнув слюну, поняли – облом.

– Извини, киса, думаю, ты и сама всё слышала – надо ехать.

Костя опять набрал скорость, и мы стали быстро отдаляться от заветного лесочка.

– Жаль, милый. Ну, ничего. Мы же на выходные едем на дачу, я правильно поняла? – подмигнула я, и теперь уже моя рука нежно и сексуально массировала его ногу.

– Едем, обещаю тебе, сто процентов. Пока дожди не зарядили, нужно обязательно побывать на даче. Уверен, тебе понравится. Кроме шашлыков я смогу предложить тебе ещё что– нибудь вкусненькое и пикантненькое, – произнёс Костя интригующим голосом.

– Оооо, это мне уже начинает нравиться! Теперь только и буду об этом думать, – произнесла я, и мои ногти, словно коготки кошечки, впились в его бедро.

– Всё, Катёнок, стоп, вот и здание суда, – сказал Костя, присматривая местечко, где можно было бы припарковаться. – А вон и адвокат мой стоит, видишь? В светлой курточке. Знаешь, как его фамилия? Богомолов. Но это бы ещё ничего, если бы не фамилия судьи – Чёртиков, – Костя даже улыбнулся, произнеся эту фамилию. – Представляешь? Богомолов и Чёртиков!

– Дорогой, это знак свыше, – подняла я палец вверх. – Богомолов обязательно победит Чёртикова!

– Дай Бог, дай Бог, как говорится! Посмотрим, – произнёс Костя, открывая дверь машины. – Олег Николаевич, познакомьтесь, это Катя – моя девушка. Вот, изъявила желание побывать в суде. Думаю, никаких вопросов не будет? Её же свободно впустят в зал?

– Конечно, пустят без всяких проблем, – здороваясь, пробурчал адвокат. – Только имейте в виду – сейчас нужно будет пройти через досмотр. У Вас, Екатерина, нет в сумочке никаких запрещённых предметов? Ну там ножниц, пилочки для ногтей, газового баллончика? Всё идёмте уже вышла секретарь, зовёт в зал, – сказал адвокат, предъявив удостоверение, и прошёл через рамку металлоискателя. Нам же с Костей пришлось показывать паспорта, а мне ещё – и открывать сумочку.

Мы вошли в небольшой зал, заставленный узкими деревянными скамейками. У окна – стол с креслом, на высокой спинке которого ярко вырисовывался Российский герб. Если бы не герб, ничто не наводило бы на мысль, что в этом зале решаются серьёзные дела, а иногда и судьбы. За небольшим столиком, справа от кресла, сидела секретарь, которая попросила участников процесса предъявить паспорта. Кроме нас с Костей и адвоката в зале сидел ещё один человек.

– Кто это? – дернула я за рукав Костю, показывая взглядом на незнакомца.

– Это их адвокат, – тихо ответил Костя. – Специализируется на рейдерских захватах. По крайней мере такую информацию мы нашли в инете. Все последние дела, которые он вёл, как раз по этой тематике.

– А Ансаковы где? – понизив голос до шёпота, спросила я.

– Их нет. Сам Ансаков вообще не фигурирует в деле, а дочери, наверное, тоже не будет. Так проще им выкручиваться из неудобных вопросов. Их адвокат всегда может сказать, что ему неизвестно, о чём я спрашиваю, что ему нужно уточнить у Нади и на следующем заседании он даст ответ. Они же не знают, какие у меня есть доказательства, какие вопросы я буду задавать, а так всегда будет время что-то подкорректировать, найти ответы на вопрос, может, даже найти подставных свидетелей.

– Встать, суд идёт, – произнесла секретарша.

Все встали, а в зал вошел и уселся в кресло с гербом судья. Маленький, лысый, в чёрной длинной мантии. Его худосочную фигуру было почти не видно из-за стола. «Как же его фамилия?» – пыталась вспомнить я, но его голос перебил мои мысли. Он говорил монотонным, тихим, не совсем внятным голосом. «Чёртиков! – вспомнив, я и чуть ли не вслух произнесла его фамилию. – Точно, Чёртиков!».

– Поддерживает ли представитель истца свои требования? – скороговоркой, проглатывая слова, обратился судья к адвокату Ансаковой.

– Да, уважаемый суд, поддерживаю, – вставая и поправляя очки в тонкой золотой оправе, ответил тот.

– Ответчик, – обращаясь к Косте, бубнил судья, – признаёте ли вы требования истицы?

– Нет, уважаемый суд, – встав с места, произнёс Костя.

Я впервые в жизни находилась в зале суда, наверное, поэтому волновалась не меньше Кости. Мне было интересно наблюдать со стороны за процессом – всё было, как в кино. Судья в чёрной мантии, высокое кресло с гербом, деревянный молоточек на столе, и решётки на окнах.

– Ответчик, вы признаёте, что это ваша подпись на договоре займа? – услышала я вопрос судьи.

– Да, уважаемый суд, это моя подпись, – вновь встав со скамьи, ответил Костя.

– Что вы можете пояснить по этому поводу? – подняв взгляд на Костю, спросил судья.

– Никакой Ансаковой Надежды я не знаю, уважаемый суд. Эта подпись добыта мошенническим путём. Никогда никаких денег от Надежды Ансаковой я не получал, – чётко и уверенно произносил Костя.

– Но подпись ваша? – настаивал судья.

– Подпись моя, но, повторяю, она добыта мошенническим путём.

– Уважаемый суд, можно я поясню? – попросил слово Костин адвокат.

Судья кивком головы дал понять, что слово адвокату предоставляется.

– Мой подзащитный утверждает, – начал Богомолов, – что эта подпись добыта мошенническим путём. Моего подзащитного ввели в заблуждение. Мой подзащитный никогда не получал деньги от Ансаковой, не был с ней знаком, а поэтому мы считаем, что сделка должна быть признана мнимой, – затем он сослался на статью, которая предусматривает, что деньги по договору должны быть переданы физически, а не только на бумаге. – Но деньги моему подзащитному переданы не были. Это и есть мошенничество. Априори судья, вынося решение, должен руководствоваться законом и своим внутренним убеждением, – продолжал Богомолов. – Мне кажется, сложно, а скорее всего невозможно поверить в то, что неработающая двадцатитрёхлетняя студентка, увидев впервые моего подзащитного, без всяких оснований и договоров – напомню, что эта расписка была получена только через четыре года, – могла передать ему такую сумму денег.

– Это к делу не относится, – прервал его судья.

Тут для меня, постороннего человека, началось самое удивительное и невероятное. Конечно, я не знаю законы, наверняка чего-то недопонимаю, но мой мозг упорно отказывался понимать некоторые аргументы и логику судьи.

– Суд должен всесторонне изучить обстоятельства дела и выяснить, были ли переданы моему подзащитному деньги, – продолжал между тем Богомолов. – Мы просим внести в протокол наше ходатайство и выяснить происхождение у Ансаковой этих денег. Заплатила ли она налоги с этой суммы?

– Это к делу не относится, я протестую, – вскочив со скамьи, произнёс адвокат Ансаковых.

– Поддерживаю, ходатайство отклоняется, – тут же произнёс судья.

«Ни хрена себе, к делу не относиться, – злилась я. – У Собчак изъяли в несколько раз меньше и то не возвращали до тех пор, пока не выяснили, откуда у неё эти деньги и заплатила ли она с них налоги. Хотя Собчачка с экранов не вылезала, начиная с Дома-дурдома-2 и заканчивая разными концертами, где она была в роли ведущей. Тут-то понятно, откуда могут быть деньги. Но Ансакова-то безработная студентка! У неё-то откуда могут быть такие деньги? А если не может быть денег, значит, она их просто не могла дать. Вроде, всё логично, но почему судья отклонил этот вопрос?» Внутреннее возмущение переполняло меня, но если бы я знала, сколько всего ещё более непонятного и нелогичного услышу сегодня… Это были только цветочки.

– В какой валюте были переданы деньги моему подзащитному? – задал вопрос Богомолов.

– В рублях, – ответил их адвокат.

– А не могли бы вы пояснить, в чём были переданы деньги? В пакете, в сумке, в чём-то ином? – продолжал Богомолов.

– В целлофановом пакете, – уверенно ответил адвокат Ансаковой.

– Это чистой воды ложь, – уверенно и театрально подняв руку вверх, громко произнёс Богомолов. – На момент, когда Надежда Ансакова якобы передала моему подзащитному деньги, самая крупная купюра была номинацией в одну тысячу рублей. Вес одной купюры известен, – с этими словами Богомолов передал судье какую-то бумагу. – Посчитано, что общий вес передаваемых денег, – он сделал многозначительную паузу, – составляет 134 килограмма, и их объём чуть меньше одного кубического метра. Уважаемый суд, как молодая девушка, совсем даже не мастер спорта по тяжёлой атлетике, могла поднять и передать моему подзащитному такой объём и вес денег? И что это был за такой целлофановый пакет?

Я вытаращила от удивления глаза, услышав такую информацию. «Ну, и что вы теперь на это скажете», – чуть ли не потирая руки, подумала я.

– Протестую, – явно занервничав, произнёс их адвокат.

– Протест принят, – словно ушат холодной воды на моё ликование услышала я голос судьи. – Это не относится к делу.

– Да как же не относится? – встав со скамьи, горячился Костя. – Это как раз говорит о том, что никаких денег Ансакова мне не передавала и передавать не могла!

– Я не давал вам слова, – ударив по столу молотком так, что у меня зазвенело в ушах, чуть ли не взвизгнул судья. – Ещё одна такая выходка, и я прикажу приставу вывести вас из зала.

Со стороны даже мне, неискушённому в судах человеку, всё это напоминало какой-то фарс, игру в одни ворота. Я сидела, опустив голову, понимая теперь, почему так нервничал все последние дни Костя. Видимо, в отличие от меня, он не был настолько наивен, чтобы верить в справедливость судов.

Затем в судебном заседании объявили перерыв. Мы вышли из зала. Пройдя по сумрачному, плохо освещённому коридору, спустившись по скрипучим деревянным ступенькам на первый этаж, очутились на улице. Свежий воздух, всё ещё яркое, но уже не палящее солнце ранней осени, голубое небо да веселое чириканье воробьёв поразительно контрастировали с облупившейся штукатуркой старого здания суда.

Мы отошли чуть в сторону, и Костя попросил у Богомолова сигарету. Они стояли молча, куря, нервно стряхивая пепел себе под ноги. Никогда не видела Костю курящим. «Видимо, действительно очень нервничает», – подумала я, стоя рядом так же, не проронив ни слова. Я и сама была настолько возмущена, взвинчена, что мои слова могли только подлить масло в огонь, а сейчас нужно что-то совсем другое… Нужно успокоиться, сосредоточиться и выработать дальнейший план действий. Не думаю, что Костя с адвокатом не понимали этого.

И действительно минуту спустя Богомолов произнёс:

– Не обязательно, что судья куплен, хотя видно и слепцу, что он на их стороне. Думаю, ему хватило увидеть только фамилию Ансаков, чтобы понять, какое решение нужно вынести. Вполне возможно, что он просто получил звонок, ну, скажем, от председателя городского суда, типа: «Ты внимательно отнесись там к делу Ансакова», – и всё, больше ничего не нужно. Никаких дополнительных административных ресурсов. Безусловно, Константин Валентинович, мы будем бороться до конца во всех инстанциях, дойдём до Верховного суда, но как я уже и говорил, шансов мало.

– И что делать? Поднять руки вверх? – смяв сигарету и швырнув её под ноги, спросил Костя.

– Совершенно нет, что вы? Я как раз уже сейчас намечаю дальнейшие действия и говорю вам об этом. Ни в коем случае я не собираюсь сдаваться! – горячо возражал Богомолов. – А вам, как я уже и рекомендовал, завтра же необходимо написать заявление в полицию. Я считаю, действия Ансакова подпадают под статью «Мошенничество». У нас, к сожалению, не английское правосудие – в гражданском суде судья не может одновременно рассматривать и гражданское, и уголовное дело. А мошенничество – это уголовное дело. Поэтому завтра же едем в полицию по месту жительства Ансаковых и пишем заявление. Я вам, Константин Валентинович, говорил об этом уже несколько раз. Но вы всё питали какие-то иллюзии относительно Ансаковых. Думали, что они с Вами в игрушки играют? Нет, уважаемый Константин Валентинович, они не в игрушки играют, а в игры, название которым – рейдерский захват. Вы думаете, им нужны эти деньги? Нет, уверяю вас. Им нужна ваша фабрика.

– Хорошо, я готов завтра ехать и написать заявление, – сказал Костя, смотря отчуждённо в сторону и играя желваками скул.

– Вот и правильно, – одобряюще подхватил Богомолов. – Гражданские суды пусть идут своим чередом. И я вас предупреждаю – они могут длиться месяцами и даже годами, а мы будет атаковать их по уголовным статьям. А сейчас идёмте, думаю, скоро начнётся заседание.

Мы снова вошли в полумрачное, пахнущее сыростью и какими-то незнакомыми специфическими запахами здание суда.

Не успели мы войти в зал, как судья объявил, что следующее заседание будет продолжено семнадцатого сентября в 11:00.

– Это нормальная практика, тут нет ничего особенного, – говорил Богомолов, спускаясь по ступенькам. – Для нас, в общем-то, это не хуже. Пока не вынесено решение первой инстанции, никаких мер против вас они предпринять не смогут. А мы как раз побываем в полиции, напишем заявление. На мой взгляд, кроме мошенничества здесь усматривается ещё целый ряд неправомерных действий со стороны Ансаковых. В общем давайте завтра встретимся у меня в новом офисе, у американского посольства. Вы же, Константин Валентинович, были там? И оттуда – прямиком в полицию. Посмотрим, как они отреагируют на ваше заявление. У Ансакова же особый правовой статус, сенатор всё-таки, поэтому, как правило, в полиции не очень горят желанием принимать такие заявления. Хотя, они вообще не горят желанием принимать любые заявления, а уж на такого человека – тем более.

Попрощавшись, мы сели по машинам и некоторое время ехали друг за другом, пока не вышли на загородную трассу.

– Ну вот, милая, теперь ты видела, как решаются дела в наших судах, – сказал Костя, набирая скорость. – Ну, ничего. Я готов биться, буду идти до конца, другого выхода нет. Фабрика – это всё, что у меня есть.

– Костя, ты должен знать – я всегда буду с тобой, что бы ни случилось. Даже если ты проиграешь все суды на свете, я буду рядом, – тихо произнесла я и коснулась его руки.

Костя крепко сжал мою ладонь:

– Спасибо, Катя, мне очень важно, то, что ты сейчас сказала. Я не собираюсь проигрывать, но если ты будешь рядом, мне будет намного легче преодолеть любые сложности. Я выиграю, я тебе обещаю.

– Время-то уже скоро ужин, а мы с тобой даже не обедали, – сказала я, глядя на часы. – Может, где-нибудь на трассе увидим кафешку? Я бы не отказалась сейчас от шашлычка на свежем воздухе.

– Я бы тоже, – сказал Костя, как мне показалось, немного отвлекшись от мыслей о суде. – Тут действительно есть одно кафе… Так, ничего особенного, обычная кафешка у дороги, но шашлыки на углях отменные. Заедем? – предложил он.

– С удовольствием! Только я правильно понимаю, что шашлыки в выходные у тебя на даче не отменяются? – уже совсем повеселев, улыбалась я.

– Кать, сейчас будут только шашлыки, ничего больше, – сбавляя скорость, увидев поднимающийся дым от мангала, произнёс Костя. – А вот на выходных, кроме шашлыков, я тебе обещаю нечто большее.

– Милый, извини, я не расслышала, что ты мне пообещал? Большего или большого?

– Накажу, Кать, лучше не издевайся. Ты всё прекрасно поняла. Мы с тобой уже неделю не были вместе, поэтому я очень голодный, не провоцируй, предупреждаю тебя.

– Ой, милый, ну, накажи меня, хочу, я так соскучилась. А что я должна для этого сделать? Быть хорошей девочкой или плохой?

– Катёнок, ты самая хорошая «плохая» девочка на свете! Оставайся такой, мне это очень нравится. Ничего не нужно делать, просто будь собой. Я люблю тебя такую, какая ты есть.

Он притормозил у обочины дороги, подняв небольшое облако пыли, взял меня за подбородок и поцеловал.

– Оставайся всегда такой – непредсказуемой, красивой, стильной, сексуальной. Я обещаю приготовить на даче для тебя сюрприз – всё будет интересно, загадочно, романтично, но одновременно креативно и дерзко. Эклектика ощущений. Хочешь такую смесь впечатлений?

– Да, милый, хочу! Я знаю, какой ты неутомимый выдумщик, поэтому буду ждать выходных с большим нетерпением! А сейчас решай – или мы выходим и заказываем шашлыки, или едем в поле. Ближайший лесочек тоже подойдёт. Выбирай.

Костя открыл окно и крикнул шашлычнику, махавшему дощечкой, словно веером, раздувая огонь:

– У тебя есть баранина?

– Обижаешь, брат, конечно, есть! Какой шашлык-машлык без баранины?

– Прости, Кать, – умоляюще посмотрел на меня Костя, – шашлык из баранины – моя слабость. Я выбираю шашлык, а не лесочек.

– Ура, Костик! Ты самый лучший на свете. Я сижу, кулачки сжала, думаю, не дай Бог, выберет поле или лесочек – и всё, прощай шашлыки! – засмеялась я, открыв дверь и спрыгивая на землю.

– Эй, брат, – крикнул Костя шашлычнику, – вот этой рыжей мясо не прожаривай, она любит с кровью. Это не женщина, это шайтан! Сколько уже у меня крови выпила, а ей всё мало.

Через пятнадцать минут мы уплетали золотисто-поджаренную баранину с кинзой, лучком, помидорами и чёрным хлебом. Солнце медленно сдавало свои позиции, коснувшись горизонта малиновым краем диска. В воздухе носился вкус и запах неумолимо приближающейся осени. Готова поспорить, что каждый из нас даже с закрытыми глазами совершенно точно угадает любое время года. Как запах материнских рук, мы с самого детства безошибочно помним, как пахнет морозный декабрьский день, ни с чем не спутаешь запах апрельского талого снега или пропитанный запахом тополиных почек июньский полдень. Осень пахнет свежестью, утренними заморозками и горьковатым дымом костров, сжигающих листья, грибами и запахом хризантем первого сентября. А ещё осень пахнет грустью и сентиментальностью…

– Хорошо-то как! Сидела бы здесь и сидела, – сказала я, от удовольствия сладко потягиваясь и вдыхая полной грудью запахи осени, разбавленные дымком мангала. – Спасибо, Костик, шашлык был вкусный, хорошо посидели! Но я не готова на компромисс, мне этого мало. Хочу послезавтра на дачу на все выходные со всеми вытекающими обстоятельствами и обещанным сюрпризом, – подмигнула я, вставая со скамьи. – Пора ехать, наверное?

Костя рассчитался за шашлыки, и мы не торопясь пошли к машине.

– Ну, Костя, – ныла я, – ну хоть намекни одним словечком, что там будет за сюрприз? Ты же знаешь, какая я любопытная!

– Какой же это будет сюрприз, если я скажу тебе о нём? Нет, не проси, даже не надейся. Я нем как рыба!

Я сделала обиженный вид, сев в машину и даже отвернулась в окно.

– Знаешь, Катюша, у меня давно уже в голове витает одна идея, но никогда ещё я не воплощал её в жизнь. Очень надеюсь, что она тебе понравится.

– Ты что специально меня интригуешь, хочешь, чтобы я до выходных сгорала от любопытства, только об этом и думала?

– Вот! В самую точку, Катя. Именно этого я и хочу, – довольно смеясь, ответил Костя, заведя машину и рванув сразу на скорости с места по пустому загородному шоссе в Москву.

Закрыв глаза, я сделала несколько глубоких вдохов через нос и выдохов через рот, имитируя медитацию: «Я спокойна, я совершенно спокойна, я больше не думаю о сюрпризе. Мне легко и хорошо и без него, он меня не волнует и не интересует», – произносила я слова, словно мантру.

– Кать, я не понял, мне что, отменить что ли сюрприз? Ну если он тебя совершенно не интересует, то какой смысл?

– Рули давай, – замахнулась я в шутку на него, – нашёлся тут отменяльщик! Я тебе отменю. Я мантру читаю, чтобы просто успокоиться и дожить спокойно до выходных, а не потому, что мне неинтересен сюрприз.

– А… Ну тогда всё понятно. Ладно, успокаивайся дальше, удачи, а то я уже расстроился. Как, думаю, можно отказаться от такого суперсюрприза? Возможно, миллионы девушек мечтали бы о нём, узнав, что это за сюрприз.

– Господи, да за что же мне счастье-то такое? Миллионы девушек мечтают, а в избранных оказалась я!

– Смейся, смейся, – произнёс Костя, притормаживая у моего подъезда. – Вот когда узнаешь, что это за сюрприз, тогда посмотрим, а сейчас… «Расставание влюблённых было коротким, без жарких объятий и поцелуев».

– Они больше не любили друг друга? – сощурив глаза, в тон ему произнесла я.

– Нет, почему же? Очень даже любили! Просто с лучком явно пожадничали и поэтому все поцелуи оставили до выходных.

– Горе ты моё луковое, я всё равно люблю тебя! Иди ко мне, – сказала я, легко целуя Костю. – Всё, до выходных. Я люблю тебя. Береги себя, не расстраивайся сильно. Всё будет хорошо, вот увидишь!

Я стояла в желтом квадрате света, лившегося из открытой двери подъезда, и посылала воздушные поцелуи.

– Всё, милый, езжай, я сейчас в душ и спать. Завтра работы куча. А послезавтра, – я подняла руки вверх, – природа, шашлыки и сюрприииззз! Только, милый, пусть будут шашлыки без лука – без поцелуев я умрууу, – негромко, нараспев произнесла я, послала ещё один воздушный поцелуй и скрылась за дверью.

«Так. Ещё раз нужно прокрутить в голове планы на сегодня, – давала я себе мысленно задание, выходя утром из подъезда на улицу. – Заехать в бутик на Тверской, что-то не нравится мне их отчёт за предыдущий месяц. Это первое. Второе – позвонить Маргарите, всё-таки у неё муж – адвокат и, говорят, неплохой. Может, что посоветует по Ансаковскому делу? Встретиться, попить кофейку где-нибудь в центре, может, даже в «Европейском», заодно и своих девчонок проверю, как они там у меня работают. Потом – в офис, часиков до четырёх, пятница же – короткий день.

Большой Каменный мост как всегда «намертво стоял», пропуская важных и самых важных персон на работу. В Кремль. Где-то у меня в телефоне был Маргариткин номер, сто лет уже не общались, но не может быть, чтобы у меня его не было. Ну где же он? А, вот! Марго.

– Приветик, Маргарита! Это Катя. Не отвлекаю?

– Оооооо, привет, привет! Сто лет в обед, – пропела Маргарита. – Нет, конечно, не отвлекаешь, я всё равно в пробке стою. Ты куда пропала? Не звонишь, не появляешься.

– Вот и отлично – ты в пробке, я там же, хоть это даёт нам возможность иногда набрать старых подруг и поболтать всласть. Да я Марго никуда не пропала, всё в делах, заботах… Бутик вот новый открыла в «Европейском», так что, если интересно, милости прошу, есть очень приличное бельё, очень интимненькое и пикантненькое. Но это так, между делом сообщаю, а вообще, Маргаритка, у меня к тебе дело на миллион. Вернее, к твоему мужу.

– Так прям и на миллион? И что за дело? Я могу сейчас позвонить Георгию, если он чем-то может помочь – делом или советом – то без всяких вопросов, встретитесь, поговорите.