Невидимки Успенский Глеб

41

Больница Святого Луки

Меня приходят проведать Хен с Мадлен. Они приносят виноград и цветы; и то и другое ее идея. Я понимаю, что это очень мило с ее стороны, но лучше бы они не утруждались. В обществе Мадлен все силы у меня уходят только на то, чтобы не чувствовать себя неотесанным чурбаном с комплексом неполноценности. Лежа в постели в бумажной сорочке, с распухшим языком и недействующей рукой, рассчитывать я не могу вообще ни на что.

— Как ты, Рэй?

— Неплохо, правда.

— Рада видеть, что ты идешь на поправку. Мы так волновались. — Она косится на Хена. — Ты по-настоящему нас напугал.

Я подавляю желание извиниться.

— Врачи говорят, у тебя уже все в порядке. — Хен склоняется ко мне и сжимает локоть моей здоровой руки. — Выглядишь ты намного лучше, чем позавчера.

— Да. Ты был на стоянке?

— На стоянке?

— У Янко? Тебе нужно поговорить с Иво.

Хен с Мадлен переглядываются.

— О работе не волнуйся. Все под контролем.

Вид у него почти самодовольный. Он ничего не знает. Это не его вина: я сам ему не сказал.

— Я должен кое-что тебе сказать… — Я бросаю на Хена многозначительный взгляд. — Прости, Мадлен, не могла бы ты…

— Да. — Мадлен поднимается. — Схожу выпью кофе.

Она широко улыбается и выходит. Хен вздыхает:

— Она приехала издалека, чтобы повидать тебя, если ты забыл. Не мог бы ты вести себя немного… поцивилизованней?

Вот это неожиданность.

— Прости. Это важно.

— Настолько важно, что не может подождать пятнадцать минут? — спрашивает он, вскидывая брови.

— Иво меня отравил, — заявляю я.

— Что?

— Ты говорил с врачами? Они тебе сказали? Меня отравили спорыньей и беленой. Как, по-твоему, это случилось?

Хен опускает взгляд в пол.

— Что, по-твоему, я делал у черта на куличках в лесу? — продолжаю я.

— Ладно, выкладывай, что случилось.

Я рассказываю ему все, что помню. Вернее, то, что имеет отношение к делу, — ни про Лулу, ни про наш разговор, ни про встречу с Джен, если уж на то пошло, я не упоминаю.

Когда я рассказываю ему про находку на Черной пустоши, он хмурится:

— И когда ты собирался рассказать мне об этом?

— Это случилось в субботу. В выходные, понимаешь? Я подумал, это может подождать до понедельника. Но в воскресенье я поехал к Янко.

Вид у Хена становится все более и более осуждающий. Наверное, мне следовало рассказать ему и об этом тоже. Но ведь он стал бы меня отговаривать.

— Потом Иво пригласил меня на ужин. И вот я здесь.

— Ты не говорил ему о человеческих останках?

Именно за этим я туда и поехал. Но дело в том, что я не помню, чтобы я что-то об этом говорил.

— Я не знаю, — признаюсь я.

— Ну и… с чего ты взял, что он тебя отравил?

— Видимо, я все-таки ему рассказал. Чтобы посмотреть на его реакцию.

Хен вздыхает:

— Если не принимать во внимание твои домыслы… Ты считаешь, что он заранее заготовил ядовитые растения… или сбегал в лес и нарвал их, пока ты там сидел?

— Он вполне мог. Я ездил купить пива…

Я умолкаю, потому что понимаю, что ничего не говорил Иво до того, как уехать в паб. Если, конечно, моя возвращающаяся память не играет со мной злую шутку.

— Полицейские сказали, у тебя в машине были какие-то растения, — произносит Хен.

Я смотрю на него в полнейшей растерянности.

— В твоей машине обнаружили следы белены.

— Но откуда они могли там взяться? Разве что Иво подбросил ее туда…

Взгляд Хена суровеет.

— Не знаю, Рэй. Может, ты сам ее туда положил.

— Я? Но зачем мне могло это понадобиться?

Я все еще не понимаю, к чему он клонит.

— Тебе нелегко пришлось в последнее время — с Джен и разводом…

В глаза мне он не смотрит.

Я распрямляюсь:

— Ты что, решил, что я пытался покончить с собой? Господи, Хен!

Он выглядит несчастным.

— В последнее время ты был какой-то странный. Джен рассказала мне, как случайно наткнулась на тебя в субботу и попросила подписать разводные бумаги. Сказала, вид у тебя был… в общем, она употребила слово «пришибленный».

— Ну и что? Дела впервые за долгое время пошли в гору. Появились зацепки… а что касается ее, да, мне было сложно, но теперь все в порядке… думаю, я встретил кое-кого еще.

Кен кивает, крутя на руке часы. Потом снова улыбается этой своей ужасной, до боли доброй улыбкой.

— Это Лулу Янко?

Мне не хочется говорить «да», но не хочется говорить и «нет». Я пожимаю плечами.

— С ней я тоже разговаривал, — произносит он ровным тоном.

— Да? И?

— Она звонила в контору. Рассказала про ваш ужин накануне… про все, что случилось. У меня сложилось такое впечатление, что тебе пришлось выслушать немало нелестных слов в свой адрес.

Голос у него смущенный.

В самом деле? Я напрягаю память. Черт… в самом деле!

— Хен, елки-палки, я не пытался ничего с собой сделать. Если хочешь, чтобы мы с тобой продолжали этот разговор, тебе придется в это поверить.

Он смотрит на меня и медленно кивает.

— Значит, — продолжаю я, — если я этого не делал — а я не делал! — растения должны были попасть мне в еду у Иво — либо намеренно, либо, что тоже возможно, случайно.

— Но ты не помнишь, рассказывал ему об останках на Черной пустоши или нет. Может, он до сих пор ничего не знает.

— Значит, тебе нужно это выяснить.

Он кивает.

— И еще кое-что, — добавляю я. — В воскресенье я ездил на Черную пустошь, и она была под водой. Все работы были приостановлены. Но это было несколько дней назад.

— Ладно. Я туда съезжу.

Я чувствую, как меня затопляет облегчение, и говорю:

— Думаю, мы наконец-то на верном пути.

Хен смотрит на меня. Вид у него нервозный.

— Что такое? — настораживаюсь я.

Поерзав на скрипучем стуле, Хен признается:

— Пару дней назад мне позвонили. По объявлению.

— Что еще за объявление?

— Которое мы дали в качестве наживки. О Розе.

— И?

— Звонил мужчина, не представился. Сказал, что может дать нам информацию о ее местонахождении.

Я смотрю на Хена во все глаза. На миг у меня закрадывается мыслишка, что он все выдумывает, но вид у него совершенно серьезный.

— Может, мошенник?

— Может, и мошенник, а может, и нет. Он не хочет вознаграждения.

— Это он сейчас так говорит. Чего же он тогда хочет?

— Личной встречи.

— Я завтра выпишусь. Мы можем…

— Никуда ты не выпишешься. В любом случае он сказал, что сначала должен хорошенько все обдумать. Задал кучу вопросов — кто ее ищет и зачем?

— Вот видишь, он затеял все это ради денег.

— Так или иначе, я должен ждать, когда он позвонит снова, — говорит Хен.

— Не знаю, по-моему, это какой-то вздор.

Хен с улыбкой встает, чтобы отправиться на поиски Мадлен, и обращается ко мне:

— Рэймонд, знаешь, в чем твоя беда?

Я готов с ходу перечислить несколько сотен бед, которые могу с полным на то основанием назвать моими. Не знаю уж, какую именно он имеет в виду. Но когда он произносит это вслух, мне остается только хватать ртом воздух от возмущения.

— Твоя беда в том, что ты сноб.

— Что?! Я? — Меня одолевает смех. — Да мой отец был цыганским почтальоном!

— Ты так обращаешься с Мадлен, потому что ее происхождение отличается от твоего. У нее не было необходимости пробиваться в люди из самых низов, и на этом основании ты считаешь, что она все в жизни получила на блюдечке с голубой каемочкой.

Я таращусь на него с открытым ртом.

— Не понимаю, о чем ты.

Хотя на самом деле все я понимаю. И он понимает, что я понимаю.

— Она замужем за мной, не забывай. И осталась со мной, несмотря на все дерьмо, в которое я влипал. Ей пришлось бороться.

Я несколько раз моргаю и защищаюсь:

— Но я же терплю твои отвратительные барские замашки.

— Увидимся, — ухмыляется Хен.

— Не забудь про Черную пустошь.

— Не забуду. Это всего лишь еще одна зацепка, и все. Как тот телефонный звонок. Может оказаться такой же пустышкой.

Я знаю это. Знаю. Но в то же самое время есть такая штука, как интуиция. И ее никуда не денешь.

42

Джей-Джей

Медсестричка Эмма сказала мне, что Рэя теперь можно навестить. Я негромко стучу в дверь, думая — а вдруг он не узнал меня, потому что не помнит? Вот это был бы облом. Но я пришел, чтобы все выяснить, так что на самом деле это не имеет никакого значения.

Обернувшись ко мне, он сразу начинает улыбаться.

— Привет, Джей-Джей. Мне показалось, я видел тебя раньше. А потом я решил, что у меня галлюцинации.

— Нет. Я приходил к вам. Сестра Эмма сказала, вам уже лучше.

— Да, лучше, спасибо. Заходи.

Он кивает на мою левую руку, которая до сих пор вся в бинтах.

— Ну что, пострадавший? Как это тебя угораздило?

— A-а, это… упал на разбитое стекло. В рану попала инфекция. Случилось заражение крови. Но теперь уже почти все в порядке.

— Ого! Ясно.

— А вы как?

— Уже лучше. Думаю, через пару деньков меня выпишут. Жду не дождусь. В этих четырех стенах недолго и чокнуться.

— Угу. А на прогулку вам можно?

— Отличная идея.

Мы выходим на улицу, и я сворачиваю к озеру на краю парка. Это вроде как самый приятный уголок здесь. Мне приходится замедлять шаги, чтобы мистер Лавелл не отставал.

— Забавно, что мы оба оказались здесь в одно время, — говорю я.

— Да, бывают же такие совпадения.

— А что с вами случилось?

— Пищевое отравление.

— Но обычно же из-за этого в больницу не кладут?

— Вообще-то, нет. Это была… необычная форма.

— Что вы съели?

— В том-то и штука. Я не помню.

— И давно вы здесь?

— Несколько дней.

Все оказывается сложнее, чем я думал.

— Меня привезли в субботу вечером. Вы тогда уже здесь были?

— Нет. Говорят, меня привезли в понедельник.

— В понедельник?

Я изумленно смотрю на него. Он смотрит на меня в ответ, удивленный моим тоном. В понедельник. На следующий день после того, как он приезжал к Иво. Я перевожу взгляд на воду, поблескивающую между деревьями. Такое чувство, как будто в горле у меня что-то застряло.

— Значит, вы живете где-то поблизости?

— Нет. В воскресенье я заезжал к твоим родным. И что-то у них съел. Наверное, это они меня и отравили!

Он издает короткий смешок, давая понять, что это шутка. Я тоже пытаюсь посмеяться.

Больше тем для разговора у меня нет.

Вообще-то, озеро скорее похоже на пруд, и при приближении симпатичнее оно не становится. По правде говоря, от него попахивает. Границы у него прямые и рубленые, обрамленные асфальтовой дорожкой. С одного краю плавает какая-то желто-зеленая дрянь. Ничего общего с озером во Франции, которое было чистым и свежим. Тут мне приходит в голову, что я и сам не похож на того Джей-Джея, который ездил во Францию. Тот Джей-Джей был маленьким, счастливым и ничего не подозревающим, немного идиотом, если честно. Мы неторопливо направляемся по дорожке к небольшому причалу с лодками. В крохотной будочке за окошком сидит какой-то мужик с цигаркой в зубах и выражением ненависти во взгляде. Рядом с ним красуется щит с надписью: «Прокат лодок, один фунт в час». У него такой вид, как будто он охраняет эти лодки от смельчака, который отважится их снять. Впрочем, сегодня желающих нет. Все лодки — симпатичные дощатые посудинки, выкрашенные толстым слоем блестящего медового лака. Они лениво покачиваются на чуть слышно плещущих волнах. Их вид совершенно не вяжется с этим рубленым прудом и пенистой гадостью на воде. Интересно, откуда их привезли? Они просятся в более красивую обстановку.

— У них у всех женские имена, — произношу я вслух очевидное.

— Корабли всегда так называют, — говорит мистер Лавелл. — Насколько я знаю.

В данном случае его слова оказываются правдой: на корме каждой лодки белыми буквами выведено название и вместимость: «ЭМИ — на двоих», «КРИССИ — на троих», «ВАЙОЛЕТ — на шестерых», «ИЗАБЕЛ — на четверых».

— Красивые, правда? — вздыхаю я.

— Правда.

Вода поблескивает, как грязный атлас. Она такая же прозрачная, как кофе: здесь с одинаковым успехом может быть как шесть дюймов, так и шесть футов глубины. Я подбираю рядом с обочиной палку и тыкаю ею в воду. До дна я не достаю, но палка не такая уж и длинная. Когда я вытаскиваю ее, с нее свисают прицепившиеся нити ряски. Я толкаю в борт одну из лодок («КРИССИ — на троих»), так что она принимается раскачиваться, а под днищем с плеском ходит ходуном вода.

— Эй, там! Хотите взять лодку напрокат?

Тон у лодочника агрессивный. Мистер Лавелл оборачивается:

— Нет.

— Тогда нечего тут отираться!

— Прошу прощения!

Мистер Лавелл вскидывает руку в дружеском жесте. Я в своем воображении рисую, как даю лодочнику в морду, потом думаю, что это, наверное, все-таки перебор. Вместо этого я бросаю на него недобрый взгляд, но палку выкидываю. Он швыряет окурок в мою сторону.

— Не думаю, что у него кто-нибудь что-нибудь возьмет напрокат!

— Да уж.

— И все равно они красивые, — повторяю я снова и немедленно чувствую себя олухом.

— Угу. Слушай, а почему бы нам с тобой и вправду не прокатиться?

Я с тревогой кошусь на мистера Лавелла. У меня нет ни гроша, к тому же с одной здоровой рукой далеко не уплывешь.

— Но мне не кажется…

Я взмахиваю перевязанной рукой.

— Да, пожалуй, ты прав. Что ж, тогда как-нибудь в другой раз.

Он издает смущенный смешок, как будто сообразив, что другого раза не будет. Да и с чего ему быть? Больше ему заняться нечем, как кататься на лодках с чужими глупыми мальчишками?