Впотьмах Куприн Александр

Глава 7

Молящихся людей в Храме Величия было не просто много, а очень много — еще бы, этот храм считается едва ли не центральным местом Тарсуна, и каждый паломник считал своим долгом посетить его, причем не один раз. А еще это самое высокое строение в этом храмовом городке, что лишний раз привлекало сюда людей.

Сейчас я сидела на потрепанной циновке в зале этого храма, и наблюдала за тем, что происходит вокруг. Мне удалось занять довольно удобное место — неподалеку от входа, да еще и у стены, так что обзор у меня был сравнительно неплохой, тем более что большинство молящихся, как и я, сидели на циновках, и что-то бормотали себе под нос. Хватало и тех людей, что ходили по залу от одного каменного изображения к другому, молясь, и оставляя возле подножия статуй монетки, так что к концу дня возле каждого каменного идола должна лежать горка денег.

За те два дня, что мы находимся в Тарсуне, я успела насмотреться на самые разные каменные изваяния здешних Богов, причем там были не только изображения людей, но несколько раз мы видели высеченные из камня головы непонятных зверей и птиц. Не скажу, что эти гм… скульптуры были изваяны с особым мастерством, но я и не отношусь к тонким ценителям искусства каменотесов, а здешние жители с благоговением относятся ко всем статуям, изображающим Богов этого мира. Имена некоторых каменных идолов, символизирующих здешних Богов, Эж знал, но большей частью они ему были неизвестны, а расспрашивать паломников мы, естественно, не стали. Этих каменных изваяний, кстати, больше всего было установлено как раз перед Храмом Величия, а уж внутри, на мой взгляд, их было даже чересчур много.

Для начала мы с Эжем несколько раз снаружи обошли Храм Величия, делая вид, что любуемся столь величественным строением. Не знаю, о чем думал мой спутник, но я заметила, что камни в кладке стен подогнаны плотно, оконца, как и везде в этом мире, слишком узкие — в них никак не пролезть взрослому человеку, да и пластинки слюды, вставленные в них вместо стекол, так просто не разобьешь. Что касается крыши, то она тоже производит впечатление чего-то плотно-непроницаемого.

— Отсюда внутрь не пробраться… — наконец сделал вывод Эж. — Даже пытаться не стоит. Значит, попробуем по-другому.

— Что предлагаешь?

— Сейчас направишься внутрь храма…

— Да мы с тобой там уже были не один раз!

— И что с того? Посидишь там еще разок, осмотришься по сторонам, может, заметишь что-то интересное. Заодно свои грехи вспомнишь, если больше заняться нечем… А я попробую зайти в храм с другой стороны — там у них, как мы видели, достаточно высокая стена, в которой имеются ворота. Если я правильно понял, то за стеной находятся хозяйственные постройки, и эти ворота сейчас приоткрыты, и можно рассмотреть часть внутреннего двора.

— Тебя туда не пустят!

— Посмотрим. Жди меня в храме, только далеко от входа не уходи.

— Лучше ты почаще думай об осторожности…

И вот я сижу здесь уже довольно долго, и, надвинув капюшон на лицо, исподлобья наблюдаю за окружающими. Первое время мне казалось, что вокруг не происходит ничего необычного, большой зал почти весь занят сидящими людьми, часть паломников ходит от изваяния к изваянию, то и дело прохаживаются храмовники в серых одеждах… Однако через какое-то время я стала замечать, что тут все далеко не так просто, а заодно начала прислушиваться к негромким разговорам вокруг себя, и один их этих пересудов за спиной меня немало заинтересовал…

Эж вернулся, когда я уже стала всерьез беспокоиться — все же прошло уже достаточно долгое время, а его все нет! Хоть на поиски отправляйся… Когда же, наконец, Эж появился в дверях храма, у меня едва не вырвался только вздох облегчения. Впрочем, молодой человек не стал подходить ко мне, а только кивнул головой в сторону выхода — мол, давай, поторапливайся, нечего тут рассиживаться…

— Ты что так долго?.. — спросила я, как только мы вышли из храма.

— Погоди… — оборвал меня Эж. — Все вопросы чуть позже.

Мы вновь стали обходить Храм Величия, но до задней стены немного не дошли, остановившись возле какого-то каменного истукана с головой птицы.

— Так, ближе подходить не стоит — там народу почти нет, а ворота и отсюда видны неплохо… — Эж повернулся ко мне. — Подождем… А пока делаем вид, что предаемся молитве.

— Не понимаю…

— Все просто. Ждем, когда из ворот выйдет один парень…

— Какой еще парень?

— Вот, кстати, и он… — пробурчал Эж. — Видишь?

Впрочем, ответа от меня и не требовалось. Было хорошо видно, что из ворот на улицу вышел какой-то человек и побрел прочь. Судя по опущенной голове мужчины и его шаркающей походке, он вряд ли находится в приподнятом настроении.

— Пошли за ним… — Эж отправился вслед за мужчиной, бросив мне. — И не отставай.

— Хотя бы объясни, кто это такой?

— Надеюсь, этот человек может нам кое-что рассказать о Храме Величия…

По словам Эжа, он решил попытаться проникнуть в главный храм Тарсуна самым простым путем, то бишь через черный ход, который выходил на двор с хозяйственными постройками. Для этого он заглянул в одну из харчевен, находящихся неподалеку от Храма Величия, и купил там целую кучу теплых хлебцев, которые ему сложили в широкую корзину. Подобный заказ никого не удивил — паломники частенько покупали немало еды для себя, тем более что некоторые приезжали в Тарсун целыми семьями. Взяв корзину, Эж направился прямо к Храму Величия, вернее, к противоположной стороне здания, туда, где и находились ворота. По счастью, они оказались не заперты, а просто прикрыты, и Эж без всякого труда вошел на храмовый двор с видом человека, который пришел по делу, то есть принес заказанный хлеб. Удивительное дело, но на Эжа никто не обратил особого внимания — мол, а что такого, человек идет по делу! и он беспрепятственно направился к дверям, вернее, ко второму входу в храм. Более того: оказавшись внутри и делая вид, что разыскивает кухню, Эж умудрился подняться аж на второй этаж, и даже умудрился там кое-что обследовать, но услышав чьи-то шаги, успел спуститься вниз, и даже шмыгнуть в кухню, которую легко можно было отыскать по запаху готовки. К этому времени двое усталых поваров уже заканчивали с приготовлением обеда, причем в храмовой кухне от жары можно было просто задохнуться — на вертеле над огнем подрумянивалась тушка целого поросенка, в котлах булькало непонятное варево, а в большой печи что-то жарилось и тушилось.

Измученных жаром поваров ничуть не удивило появление в кухне незнакомого человека — очевидно, здесь привыкли к добровольным помощникам, некоторые из которых считают за честь хоть в чем-то помочь почтенным храмовникам. Более того: один из поваров, тот, что вертел ручку вертела с поросенком, раздраженно прикрикнул на Эжа, чтоб тот вынес к выгребной яме два ведра отходов — мол, ведра полные, нам с ними возиться некогда, так что поторопись!.. Эж, не говоря ни слова, поставил на стол корзину с хлебом, взялся за ведра, и вновь отправился на двор. Ясно, что выгребная яма должна находиться где-то в самом углу дворика, так что у Эжа появилась возможность на законном основании осмотреть не только весь двор, но и заглянуть во все закоулки, что он и сделал со всем тщанием. Вернув ведра поварам, Эж был бы не прочь еще на какое-то время задержаться в здании, но приближалось время обеда, в кухню то и дело стали заглядывать люди, и мой спутник решил вновь выйти на двор, правда, в этот раз он прихватил с собой метлу, и принялся мести двор. Этим делом Эж занимался весьма старательно, причем подметал не только перед воротами и дверью в храм, но прошелся метлой по всему двору.

Трудно сказать, сколько еще Эжу пришлось бы заниматься делом наведения чистоты, но его внимание привлек некий разговор. Молодой парень, по виду — обычный крестьянин, пришел на храмовый двор, и в прямом смысле этого слова пал в ноги одному из храмовников, который, судя по всему, занимал в этом храме далеко не последнюю должность. Из обрывков разговора, долетающих до него, Эж понял, что семья этого парня задолжала здешним церковникам деньги, которые сегодня обязаны были вернуть в храмовую кассу. Беда в том, что деньги у парня украли, и храмовники, не поверив неумелым оправданиям, забрали в счет долга у этого недотепы лошадь с телегой. Теперь молодой крестьянин со слезами умоляет церковников вернуть семейное добро, потому как без лошади всей родне придется тяжко, только вот храмовники не собирались идти бедняге навстречу… Что же касается Эжа, то он, выслушав просьбы молодого крестьянина, отставил в сторону свою метлу и отправился за ворота, чтоб успеть позвать меня с собой, пока бедный парень не успел уйти со двора…

— Не понимаю, зачем мы идем за этим человеком?.. — я покосилась на Эжа. — Конечно, ему можно посочувствовать, но тут у всех свои сложности. К тому же вряд ли он может нам хоть чем-то помочь. Это же обычный крестьянин, да еще и приехавший в Тарсун только сегодня.

— Судя по его разговору с тем церковником, из парня можно выжать кое-какие сведения… — мой спутник не сводил глаз с бредущего парня. — Если я правильно понял, из их деревушки в Храм Величия постоянно привозят лечебные травы и корни. Как раз их-то сегодня и привез этот бедолага, намереваясь сразу же и рассчитаться с храмовниками. Да уж, не повезло человеку — остаться без денег, которые привез на оплату долга! Представляю, как у него сейчас паршиво на душе! В здешних деревушках благосостояние всей семьи зависит от того, есть у них лошадь, или нет, и потому лишиться тягловой силы частенько смерти подобно. На этом и постараемся сыграть.

— Ну, если ты считаешь это возможным…

— У тебя есть другие предложения? Нет? Я так и думал. Мы с тобой, можно сказать, действуем впотьмах, ищем хоть какое-то возможности исполнить то, что нам поручено, так что особого выбора у нас нет. Выходит, придется познакомиться с несчастным крестьянином и набиться ему в друзья.

— Сомневаюсь, что этому парню сейчас нужны друзья, а вот от денег он не откажется.

— Кто бы сомневался! Значит, будем действовать очень просто…

Меж тем Храм Величия остался далеко позади, и крестьянин брел уже по улицам, на которых находилось немало паломников. Мы почти догнали этого человека, и я смогла его рассмотреть — молодой парень с простоватым лицом, светлые волосы, неаккуратно висящие вдоль лица, старая одежда, заношенная едва ли не до дыр… Складывается впечатление, что это человек плетется, ничего не видя перед собой.

Пожалуй, более не стоило терять время, и Эж, глядя на меня, кивнул — мол, давай, действуй, как договаривались! Остальное было просто: подойдя к парню, я ощутимо задела его плечом, причем так, что тот еле удержался на ногах. Повернувшись ко мне, он уже готов был закричать на меня, но тут вмешался Эж, отвесив мне подзатыльник.

— Извини, друг!.. — Эж повернулся к парню. — Сестра у меня после смерти своего мужа несколько не в себе, неповоротливая стала, да еще и поглупела, вот и привез ее сюда, чтоб Боги хоть немного направили ее на верный путь и ума прибавили, да только толку пока что нет. Уж ты ее прости — что с убогой взять?! а я рад буду угостить тебя вином — надо ж как-то извиниться за свою раззяву-сестрицу! Все ж мы находимся в святом месте, не стоит сердиться друг на друга! Вот и харчевня рядом, так что есть хорошее место, где можно посидеть!

Ох, как же мне хотелось ответить Эжу тем же, да еще и по физиономии ему съездить, но вместо этого лишь потупила глаза, пообещав себе позже высказать напарнику все, что о нем думаю. Конечно, насчет подзатыльника мы заранее договаривались — здесь это считается чем-то вроде извинения перед обиженным, но, тем не менее, получить его прилюдно было неприятно. Ладно, проехали… Меж тем крестьянин лишь махнул рукой — мол, мне все равно, ведите, куда хотите!..

Даже оказавшись за столом в харчевне, он первое время молчал, лишь слушал разглагольствования Эжа о трудном пути в Тарсун и о болезни его сестры (то есть меня), зато после второго стакана выпитого вина бедного парня просто прорвало. Он стал жаловаться нам на то, как его семья была вынуждена взять в долг немалые деньги у храмовников на покупку новой лошади, потому как их старая кобыла умерла от старости, да и овечек с поросятками приобрести бы не помешало. Чтоб вернуть долг, жили впроголодь, отказывали себе во всем, но все же к оговоренному сроку сумели накопить нужную сумму. Отдавать деньги собирался отец парня, но за день до отъезда он сломал ногу (еще одна беда!), так что молодому человеку пришлось отправиться к храмовникам одному, вернее, вместе с соседями. Все бы ничего, но уже здесь, в Тарсуне, какой-то ловкач сумел стащить у парня кошелек с деньгами… К сожалению, церковники слушать несчастного крестьянина не захотели, и в счет покрытия долга забрали у него лошадь вместе с телегой, да еще заявили, что он им должен остался!..

— Откуда я деньги возьму?! — парень вытер слезы. — И что дома скажу?! Да мне сейчас в родную деревню можно не возвращайся — там все одно жизни не будет! А еще я крепко надеялся на то, что как только долг церковникам верну, так и свадьбе можно подумать. Я уж себе и невесту присмотрел…

— Да, сочувствую… — Эж вновь наполнил вином кружку молодого человека.

— Хоть в петлю лезь!.. — тот схватился за голову.

— Не греши!.. — Эж придвинул кружку поближе к парню. — О таком даже думать не стоит!

— Словами-то горю не поможешь… — крестьянин выпил вино, словно простую воду. — Этот, в храме, мне сегодня сказал, чтоб я к завтрашнему дню деньги принес, а не то хуже будет, и наш долг еще больше станет! Говорит: не верю, что денег нет, поищи получше, ведь всем ясно, что ты их припрятал, а нас на жалостливость не возьмешь, мы тут всякого наслышались!.. Каково, а?! И где я деньги возьму, если их у меня украли?! А еще твердят о том, что Тарсун — святое место! Ага, как бы ни так, ворья и тут хватает! Этот ключник, что меня в воровстве обвинил — сам пьяница еще тот, каждый вечер напивается! И благодарности от святош никакой, все в свой карман суют, нет, чтоб хоть в чем-то бедным людям помочь! А ведь если бы не мы…

— Тихо ты, услышат еще!.. — шикнул Эж на бедолагу, который тупо смотрел на пустую кружку. — Ты лучше поешь — вон мясо жареное на столе имеется, и хлеб с вареными овощами… А ты говорил, что из вашей деревни в Храм Величия какие-то особые травы возят?

— Так и есть… — кивнул головой захмелевший крестьянин. — Еще дед мой корни и травы сюда возил, отец тоже, да и я этим занимаюсь… Храмовники из трав снадобья готовят, лечат… А может здешние святоши и травят кого, мы ж об этом не знаем!

— Не шуми, давай потише!.. — Эж снова пододвинул полную кружку к излишне разговорившемуся собеседнику. — Я не глухой.

— А знаешь, как трудно некоторые корни из земли выкапывать?.. — продолжал крестьянин, которому хмель уже стал туманить голову, да и язык уже не сдерживался. — Бывает, десять потов сойдет, пока их добудешь, ведь ни один боковой корешок повредить нельзя! Вот и корячимся… В низинах да в лесу травы собираем, и от страха трясемся, потому как в лесах каких только тварей не водится, а Божьи слуги не понимают, как нам непросто! Потом пойдут грибы, ягоды, шишки… Мы ж им привозим все, что добываем, хотя в нашу деревню иногда приезжают знахари, и за хорошие деньги травы покупают, во всяком случае, платят куда больше, чем божьи слуги! Ежели об этом церковники пронюхают, то нам худо будет — а то, как же, смеем кому-то другому продавать, а не им! Мало того, что святые отцы заставляют нас привозить им все, что мы добудем, так они велят все эти корзины и мешки с травами нам самим еще и в храм занести, да еще и отнести, куда скажут, а с нами за все чешуйками расплатятся! Жлобы последние!

— Выходит, ты и внутри самого храма был?.. — Эж снова взялся за кувшин.

— А то, как же!

— Можешь рассказать, что там находится?

— Зачем?.. — крестьянин недоуменно посмотрел на нас.

— Так интересно же! Мне ведь туда никогда не попасть! Хоть послушать о том, что за этими стенами имеется… А может, ты просто языком треплешь, и на самом деле тебя дальше порога Храма Величия не допускали?

— А вот я тебе сейчас докажу, что это не так!..

Мужчины продолжали говорить, а я осматривалась по сторонам. В харчевне немало посетителей, шума тоже хватает, так что наша троица ничем не отличается от тех выпивох, что сидят за соседними столами. А еще я с тоской смотрела на тарелку с холодной комковатой кашей неприятного серого цвета, которую поставили передо мной — делать нечего, придется и дальше глотать эту безвкусную массу, но так хочется хоть чего-то другого, более съедобного!

Меж тем речь крестьянина становилась все более невнятной, а речь — путаной. Похоже, хмель брал свое, и через какое-то время он уснул, положив голову на стол.

— Эж, только что прозвучало два удара колокола… — предупредила я своего спутника, который задумчиво смотрел на спящего крестьянина. Вместо ответа Эж подозвал одного из слуг, и когда тот подошел, заговорил:

— Наш приятель перебрал с вином, не рассчитал свои силы, да и я набрался, а уже прозвучало два удара колокола. Идти нам далеко, и мне приятеля сейчас не дотащить…

— За ночевку хозяин берет две медных меты… — слуга даже не дослушал — оно и ясно, что с такими просьбами к ним обращаются каждый день. — Ну и за еду с вас, само собой…

— Конечно… — Эж положил на стол несколько монет, и одну из них придвинул к слуге. — Да, и вот еще что: пусть утром приятель нас дождется, никуда отсюда не уходит, а то ищи его потом…

— Сделаем… — тот смахнул деньги в ладонь, а отдельная монета исчезла в его кармане. — Для хороших людей отчего ж не расстараться!

Мы покинули харчевню после того, как слуги утащили крестьянина в гостевую комнату. Если прикинуть, сколько крепкого вина недавно выпил этот человек, то до утра он вряд ли проснется. Ну, а нам тоже стоит поторопиться, тем более что солнце уже почти скрылось.

Шли молча, говорить не хотелось, и до гостиницы добрались еще до того, как прозвучали три удара колокола. Первым, кого мы там увидели, был хозяин.

— Долго вы ходите… — заулыбался он при виде меня.

— Уж если мы оказались здесь, то надо помолиться во всех храмах, и у каждого из Богов попросить милости, покровительства и защиты… — вздохнул Эж. — Конечно, устаем, но для того мы и стремились в Тарсун.

— А в храме Тарриса сегодня были?

— Вчера в него заглядывали.

— Осторожней будьте — сегодня один из храмовников в храме Тарриса оступился, упал и головой о колонну ударился. Там, говорят, ступенька высокая…

Теперь хотя бы буду знать имя того святого, в храме которого нас настиг храмовник. Впрочем, это вряд ли имеет хоть какое-то значение.

— Надеюсь, ничего страшного не произошло, и он жив?.. — поинтересовался мой спутник.

— Нет, его душа уже радуется на Небесах… — вздохнул хозяин.

— Все мы смертны… — согласился Эж.

— Долго еще в Тарсуне пробудете?.. — полюбопытствовал хозяин.

— Дня два-три. Впрочем, там видно будет, не стоит заранее загадывать.

— Это верно. Обращайтесь, если что понадобиться! Всегда рад помочь добрым людям!

— Конечно…

Оказавшись в нашей комнате, я уже привычно задвинула засов на двери, надломила штырек в лампе и закрыла ставень на окне, а затем взялась за корзину.

— Снимай рубаху и показывай руку. И давай без возражений — я сейчас не склонна к долгим уговорам.

— Обиделась?.. — хмыкнул Эж, стягивая с себя рубаху. — Извини, я несколько не рассчитал тот подзатыльник…

— Мне сейчас не до того… — подосадовала я, рассматривая рану Эжа. — Ну, твоя рана смотрится чуть лучше, а подобное не может не радовать. Меня куда больше беспокоят слова хозяина о погибшем храмовнике. Надеюсь, все поверили в то, что он скончался по собственной неосторожности.

— Я в этом не уверен.

— Почему?

— Всегда стоит рассматривать тот или иной факт, держа в голове возможность самого неприятного развития событий. Не исключено, что у храмовников есть обоснованные подозрения, что смерть их собрата вызвана иными причинами, но оглашать свои предположения никто не стал — здесь слишком много паломников, и потому не следует говорить о насильственной смерти и нарушать ненужными сомнениями святость этого места. В любом случае церковники будут проводить какое-то расследование, и допускаю, что у тех людей могут появиться какие-то зацепки. Если так, то дело плохо — укрыться в Тарсуне у нас вряд ли получится, а это значит, что нам стоит поторопиться.

— Тот храмовник…

— Надеюсь, ты не собираешься читать мне проповеди о долгом душевном раскаянии за невинно убиенного человека?.. — неприятно усмехнулся Эж. — Согласен: дело более чем неприятное, но давай обойдемся без высокой морали и трагически заломленных рук — не на сцене. Тут выбор небогатый: или мы — его, или он — нас. Нам еще повезло, что храмовник был один — если б он привел с собой пяток вооруженных братьев, то неизвестно, где бы мы с тобой находились сейчас. И не стоит заниматься чистоплюйством — не забывай, что мы тоже можем навсегда остаться в этом мире, а он лично у меня не вызывает большой любви.

— Скажи, где ты так лихо научился драться? Один удар — и все!

— Просто мужичонка тщедушный оказался. А насчет остального… Мне всегда бокс нравился, я им всерьез занимался, и даже хотел связать свою жизнь со спортом. К сожалению, родители были категорически против подобного увлечения, так что для меня бокс остался, если можно так выразиться, всего лишь для души, небольшими тренировками в свободное время.

— Очень полезный спорт, как оказалось… — честно говоря, я никогда не относилась с особой симпатией к схваткам на ринге, когда два человека (в прямом смысле этого слова) избивают друг друга, да еще и прилюдно. — Ты что-то сумел выяснить у бедного крестьянина, которого умудрился напоить до невменяемого состояния?

— Ну, не стоит меня обвинять в столь злонамеренных деяниях, тем более что тот парнишка и сам был рад напиться до полусмерти, или хотя бы в зюзю. Кстати, от обиды на храмовников он рассказал многое из того, о чем в любое другое время не за что бы ни проговорился. Так вот: предполагаю, что наша парочка находится в Храме Величия, вернее, на втором или третьем этаже этого здания.

— Но откуда…

— Чтоб ты знала — это едва ли не самое охраняемое место храма.

— Не аргумент. Там, где находятся храмовые деньги, охраны должно быть не меньше.

— Все так, но на третьем этаже находятся лаборатории, или же нечто похожее на них. Именно туда крестьяне относят травы и корни — храмовникам лень самим тащить их наверх. Более того: частенько храмовники используют крестьян как подсобных рабочих — уж раз вы тут, то это унесите, то принесите, а этакое вообще доставьте вон туда!.. Правда, внутрь третьего этажа крестьян обычно не пускают, они оставляют свою ношу у дверей.

— Обычно… Значит…

— Верно: случается, что крестьянам велят оттащить свои корзины во внутренние помещения этого самого третьего этажа, и они кое-что видели своими глазами, хотя ничего не поняли из увиденного. Судя по описанию, там находится нечто вроде алхимических лабораторий.

— Надо же… — покачала я головой. — Впрочем, и в нашей земной истории некоторые алхимики двигали науку вперед. Однако все равно не понимаю, отчего ты решил, что именно там находится Лидия со своим кавалером.

— Это элементарная логика. Да и негде им больше находиться: из всех церковных строений Тарсуна Храм Величия считается главным.

— Значит, эта самая логика у меня полностью отсутствует… А еще мне непонятно другое: тебе удалось довольно долгое время находиться в Храме Величия, и на тебя почему-то никто не обратил внимания!

— В этом тоже нет ничего странного, обычная психология… — отмахнулся Эж. — Был такой писатель — Честертон, так вот он в одной из своих повестей писал о том, что никто не обращает внимания на людей, одетых в э-э… спецодежду — таксистов, почтальонов, садовников… Обычно мимо них человеческий взгляд проскальзывает, не задерживаясь, и в памяти людей мало что остается. Забыл, как это называется в современной психологии… Так что, перенеся это утверждение на наши реалии, утверждения господина Честертона полностью подтвердились: никому из храмовников не было дела до кухонных работников, или же тех, кто с метлой наводит порядок на дворе — никто не ждет угрозы от обслуживающего персонала, особенно столь незначимого. К тому же здешние храмовники пользуются непререкаемым влиянием, и вряд ли допускают мысль о том, что у кого-то хватит наглости сунуться в их владения. В любом случае, завтра надо пробраться в храм… Проблема в том, что я-то туда каким-то образом прокрадусь, а вот с тобой все куда сложнее — женщин на территорию самого храма стараются не пускать. Дело в том, что храм считается чисто мужским, так что, если ты только зайдешь в ворота, тебя сразу же выставят, причем со скандалом. А без тебя, мне, боюсь, не обойтись: если Лидия находится в Храме Величия, то, надеюсь, ты сумеешь найти с ней общий язык. Увы, но психология дам в интересном положении — это дело непростое: Лидия может с радостью пойти со мной, а может и истерику устроить, или в обморок упасть — ее поведение будет непредсказуемо. Только вот как бы тебе попасть в тот храм, причем сделать это надо незаметно… Ладно, говори, что ты видела в храме…

— Ничего необычного не заметила.

— Это мне решать, а ты поведай, что узрела своими глазами.

Возразить было нечего, и я коротко рассказала Эжу все, что успела заметить, пока ждала его в Храме Величия. В зале всегда находится хотя бы пара охранников, которые исподволь следят за порядком и охраняют двери, которые ведут внутрь храма. Из обрывков разговоров, долетевших до меня, стало понятно, что те паломники, которые намерены провести ночь внутри храма, на это время полностью изолируются от внешнего мира — в зале запираются все двери и окна, да еще и возле каждой из дверей постоянно дежурит охранник. Парни там крепкие, да и в случае чего паломники могут придти им на помощь. В общем, этим путем незаметно покинуть храм (или же войти внутрь) не получится.

Однако куда больше меня заинтересовал разговор двух женщин, сидящих позади меня. Одна из них негромко говорила своей соседке, что не может заплатить храмовникам за свое лечение — уж очень много они просят, целых пять крепи! Мол, и упрашивала я их, и умоляла, но у тех ответ один — молись, и Боги тебе помогут! Зато ее знакомая привезла в Тарсун немало серебра, принесла его в этот храм — и сейчас забыла, что такое постоянная боль в сердце, от которой иногда вздохнуть не можешь! Сейчас эта женщина здорова и счастлива, подумывает о замужестве, да еще жалеет, что не приехала сюда раньше…

— Я смотрела на ту дверь, которая ведет внутрь храма. Возле нее стоит церковник, крепкий парень, и именно к нему обращаются те, кто желает получить гм… настоящее исцеление. При мне к нему подходило человек пять-шесть, но зайти за эту дверь позволили только одному мужчине — как видно, у него при себе имелась требуемая сумма. Правда, его возвращения назад я так и не дождалась…

— Ничего нового я от тебя не услышал… — сделал вывод Эж. — Я пока что никак не могу определиться, что мы можем поделать, а времени на раскачку у нас нет. Придется действовать наугад и нахрапом — иначе никак. Конечно, если я ошибся в своих предположениях, то мы крепко влипнем… Ладно, обо всем переговорим завтра — мне надо еще раз все хорошо обдумать.

Я ни о чем не стала расспрашивать своего спутника — утром и так расскажет, что пришло ему в голову. Только вот меня очень беспокоила смерть храмовника. Я и без пояснений Эжа понимаю, что церковники вряд ли спишут все на случайность, и наверняка будут искать виновных, так что не исключено, что может отыскаться случайный свидетель, а это означает только то, что времени у нас почти не остается.

На следующее утро мы вновь пришли в харчевню, где вечером оставили спящего крестьянина. К моменту нашего появления он уже сидел за столом и пил воду из большой кружки, которую держал трясущимися руками. Судя по покрасневшим глазам бедолаги, его голова сейчас должна просто раскалываться от боли. Ничего не поделаешь — похмелье. Встрепанный, с мешками под глазами и помятым лицом, наш новый знакомый являл собой весьма печальное зрелище.

— Паршиво выглядишь… — заметил Эж, усаживаясь рядом с парнем. Я присела напротив, хотя и не собиралась вступать в беседу мужчин без крайней необходимости.

— На душе у меня еще хреновей… — выдохнул тот. — Не знаю, что и делать. Хочется в голос завыть, да только толку-то от этого…

— Ну, ты ж находишься в Тарсуне, а это святое место… — усмехнулся мой спутник. — Значит, можно надеяться на чудеса.

— Надеяться-то можно… — крестьянин опустил голову и вцепился пальцами в свои волосы, торчащие во все стороны. — Только вот украденные деньги мне никто не вернет. Лучше б я умер…

— Это дело ты всегда успеешь сделать, торопиться не стоит… — отмахнулся Эж. — Лучше о своей семье подумай, и о том, как они будут жить, если тебя не станет.

— Да как я домой-то вернусь?! — по лицу парня текли слезы. — Да мы ж теперь все в такую кабалу попали, что век из нее не выберемся! А уж о том, чтоб самому жениться — об этом теперь можно и не мечтать! Видно, на роду мне написано оставаться холостым…

— Сколько, говоришь, твоя семейка задолжала святым отцам?

— Брали десять золотых мет, вернуть нужно было пятнадцать… Знали бы вы, каких трудов нам стоило эти деньги собрать! Руки бы обрубить тому вору, который у меня деньги украл!

— Говорю же, что ты находишься в святом месте, где невозможное возможно, и случаются чудеса… — Эж достал заранее приготовленные монеты и накрыл их ладонью. — Здесь пятнадцать золотых мет. У тебя есть возможность их получить, благополучно вернуться домой со своей лошадью, и навсегда забыть о долге здешним церковникам.

Надо было видеть лицо крестьянина в этот момент — он не отрывал глаз от ладони Эжа, которой тот накрыл монеты, а на лице была написана целая гамма чувств, начиная от недоверия, и заканчивая надеждой. Кажется, у парня от неожиданности перехватило горло, и не столько сказал, сколько прохрипел осипшим голосом:

— Это… Чего я должен сделать?

— Делать ничего не надо, тем более противозаконного… — пожал плечами Эж. — А вот побеседовать с тобой кое о чем я бы не отказался.

— О чем поговорить-то?.. — крестьянин по-прежнему не сводил взгляда с ладони Эжа.

— Скажем, о Храме Величия.

— А чего о нем трепаться-то?.. — искренне удивился наш собеседник. Кажется, он ничего не помнил из вчерашней пьяной болтовни.

— Скажем, меня интересует все то, что находится за дверями черного хода этого храма.

— А я откуда знаю?.. — несмотря на головную боль, крестьянин понимал, что есть темы, при упоминании которых вещей лучше держать язык за зубами.

— Тогда извини… — Эж смахнул монеты в ладонь, и опустил их в свой карман. — Чудеса сбудутся для кого-то другого. Мы уходим…

— Стой!.. — парень вцепился в руку Эжа. — Стой! Это… Тебе зачем про то знать нужно?

— Я с детства любопытный.

— Ага, так я тебе и поверил… — крестьянин явно не знал, как ему поступить, во всяком случае, на его лице ясно читалась растерянность.

— Веришь ты мне, или нет — это дело иного рода… — усмехнулся Эж. — Я же предлагаю тебе честную торговую сделку. Все просто: у тебя, как у продавца, есть товар — ты можешь мне кое-что рассказать о Храме Величия, а я, как покупатель, плачу тебе за этот товар деньги. Чего тут неясного? Дельце-то выгодное, и в первую очередь, для тебя.

— Ну, не знаю… — протянул тот в ответ. Кажется, ранее нашему собеседнику и в голову не могло придти, что можно рассматривать под таким углом столь странное предложение, но услышанное его успокоило. — Если это, и верно, только сделка…

— А что же еще?.. — со стороны Эж выглядел самым честным человеком на свете.

— Почему ты именно ко мне с этим сунулся?.. — мрачно поинтересовался парень.

— Да потому, что вся ваша семья семейка уже много, вернее, очень много лет в Храм Величия травы привозит, и внутрь храма вы все не раз заходили, едва ли не во все углы заглянули, и хорошо знаете, где и что находится. Знания — это тоже товар, который может кого-то заинтересовать. А раз так, то ты можешь предложить мне свой товар за хорошие деньги, а я согласен его приобрести. В толк не возьму, что тебе в моем предложении не нравится!

— Тогда давай задаток… — теперь в голосе крестьянина было куда больше уверенности — похоже, услышанная формула «товар — деньги» его успокоила.

— Вот десять золотых… — Эж положил перед нашим собеседником деньги. — Значит, мы договорились. Остальные пять получишь потом, когда честно ответишь на все мои вопросы. И вот еще что: я и без твоих ответов знаю очень многое о том, что находится в Храме Величия, и мне просто нужно или подтвердить то, что мне уже известно, или опровергнуть это. Так вот, у меня есть небольшое дополнение к нашей сделке: если ты мне скажешь правду, то я, кроме уже обещанных денег, дам тебе еще пять золотых — понимаю, ты жениться собираешься, и для вашей деревушки этих денег на скромную свадьбу будет вполне достаточно. Ну, а если вздумаешь меня хоть в чем-то обмануть, то ни о каком дополнительном вознаграждении не может быть и речи.

— Да не собираюсь я тебя обманывать!.. — судя по тому, как парень произнес эти слова, для себя он уже все решил. Надеюсь, в его положении неуместны обманы или недомолвки.

— Очень на это надеюсь…

Через час крестьянин, настроение которого заметно улучшилось, спрятал полученные деньги, и уже собрался уходить, когда Эж остановил его.

— Значит, так, друг: мы тебя сейчас проводим до Храма Величия — так оно спокойней будет, ведь если тебя по дороге снова обворуют, то уже вряд ли кто поможет.

— Не надо, я сам дойду… — недавний собеседник явно стремился уйти с наших глаз.

— Говорю же — проводим… — мы с Эжем поднялись из-за стола. — И вот что, приятель, я тебе еще скажу: если ты в Храме Величия хоть кому-то скажешь о нашем разговоре, и церковники к нам привяжутся… В этом случае я с радостью сообщу им, что дал тебе деньги для того, чтоб ты принес их в храм от моего имени, только вот, как выяснилось, вместо этого ты их прикарманил. Сам понимаешь, что после такого вся ваша семья на веки вечные попадет в кабалу храмовников.

— Да я и не думал…

— Вот и хорошо, что не думал… — холодно усмехнулся Эж. — А сейчас мы тебя проводим до Храма Величия, и надеюсь, что как только ты отдашь деньги и получишь назад свою лошадь, так сразу же уедешь из Тарсуна.

— А чего мне тут делать?.. — только что не огрызнулся крестьянин. — Одного хочу — убраться бы отсюда поскорей!

— Вот мы за этим и проследим…

Дорога до Храма Величия заняла совсем немного времени, и весь путь прошел в полном молчании: крестьянину хотелось как можно быстрей избавиться от нашего присутствия, да и у нас не было особого желания вступать с ним в долгие разговоры. Когда же вдали показались храмовые ворота, то наш спутник едва ли не бегом кинулся к ним, а мы остались стоять на месте, глядя как на немногочисленных прохожих, так и на то, как крестьянин старается как можно скорей уйти с наших глаз.

— Кажется, ты его здорово припугнул… — заметила я, когда парень скрылся за воротами.

— Иначе никак… — отозвался Эж. — Я таких людей знаю: у них, как только немного от задницы отлегает, так сразу же все забывается, и эти шустрики враз стараются получить свою выгоду везде, где только можно.

— Не проболтается?