Там, где ты Ахерн Сесилия

Глава двадцать седьмая

Орла Кин, номер один в моем списке пропавших без вести, вошла в большой зал, и солнечные лучи из открытой двери осветили ее силуэт. Она остановилась у входа, стараясь сориентироваться и напоминая Алису в Стране чудес, которая только что, прямо перед огромной дубовой дверью, сделала глоток из бутылочки с надписью «Выпей меня». Я нервно прокашлялась, и мой кашель, усиленный акустикой, полетел в пространство, ударяясь о стены и отскакивая от них, достиг потолка и вернулся обратно, словно шарик для пинг-понга. Она повернулась на звук и направилась ко мне, а стук ее высоких каблуков по деревянному полу отдавался громким эхом.

Джоана и Хелена поставили для меня стол в дальнем конце зала, а потом вышли на улицу, чтобы никого не смущать, и это явно разочаровало Джоану. При виде приближающейся Орлы я испытала панику сродни актерской перед выходом на сцену. Не могла поверить, что это и есть женщина из моего фотоархива пропавших без вести, которая вдруг ожила, задышала и вот-вот подойдет ко мне.

— Добрый день, — улыбнулась она, и стало ясно, что ее характерный для Корка акцент не выветрился, несмотря на проведенные здесь годы.

— Добрый день. — Мой голос понизился до шепота.

Я опять прочистила горло и повторила попытку. Взглянула на список фамилий, лежащий на столе. Я буду это проделывать сегодня двенадцать раз подряд, а потом еще дважды — с Джоаной и Бернардом. Мысль о необходимости встречаться со всеми этими людьми повергла меня в ужас, который быстро прошел, когда я осознала, какая сложная задача меня ждет — тонко и аккуратно затронуть столь деликатные материи. Раньше я еще раз спросила Хелену, почему нельзя просто рассказать людям все, что я знаю, не прибегая к сложным маневрам.

— Сэнди! — Она заговорила так твердо, что мне уже не требовалось никаких объяснений. — Когда люди хотят вернуться домой и не могут, они впадают в отчаяние. И если они узнают, что вы в ходе их розысков нашли дорогу сюда, то уверуют, будто вместе с вами сумеют выйти отсюда. И тогда жизнь превратится для вас в ад, потому что несколько сотен человек будут непрестанно следить за каждым вашим движением.

В сказанном был смысл. И вот я сидела здесь, старательно играла роль театрального импресарио и владелицы актерского агентства и пыталась вплести в монолог Гамлета рассказ об их родственниках и друзьях.

Я уже говорила об этом с Хеленой.

— Как вы считаете, — спросила я ее, — могу я вывести людей отсюда и вернуть их домой? — Меня не отпускала мысль, что я появилась здесь не просто так. К тому же я не сомневалась, что не задержусь здесь надолго.

То есть я стала очередной жертвой расхожей логики: такое может произойти с кем угодно, только не со мной.

Она усмехнулась и грустно проговорила, хотя я уже не нуждалась в ответе, потому что он был написан у нее на лице.

— Извините, Моисей, но я так не думаю. — И быстро, пока я не успела полностью пасть духом, добавила: — Однако уверена, что вы появились здесь не случайно. Думаю, вы должны поделиться с людьми всеми известными вам сведениями. Рассказать им о родных и о том, как те по ним скучают. Это ваш способ вернуть их домой.

Я посмотрела на Орлу, сидящую рядом со мной в тревожном ожидании. Пора возвращать ее домой.

Ей сейчас тридцать шесть лет, и внешне она мало изменилась. Прошло почти шесть лет с ее исчезновения. Шесть лет я ее искала. Знала, что ее родителей зовут Клара и Джим и два года назад они развелись. Что у нее есть две сестры, Рут и Лорна, и брат Джеймс. Ее лучшими подругами были Лора и Ребекка, которую прозвали Мухой из-за пристрастия к варенью. Орла изучала историю искусств в университете Корка, когда пропала без вести. На школьном выпускном она была в лиловом платье. Поперек левой брови у нее был маленький шрам — след падения с велосипеда в возрасте восьми лет. Каникулы она проводила в Бэнтри. Девственность потеряла в пятнадцать лет, переспав во время вечеринки с Найалом Кеннеди, парнем, работавшим в местном магазине видеофильмов. Она разбила машину родителей, взяв ее без спроса, пока те проводили недельный отпуск в Испании, но успела вовремя отремонтировать, и они до сих пор ничего об этом не знают. Любимый цвет — сиреневый. Обожает поп-музыку. До четырнадцати лет играла на пианино, а с шести втайне мечтала стать балериной, хотя никогда не училась танцу. Здесь провела пять лет и девять месяцев.

Я смотрела на нее и не знала, с чего начать.

— Орла, расскажите о себе.

Я изучала ее, словно пребывая в трансе, видела, как открывается и закрывается рот, который до этого момента был знаком мне только по фотографиям, как оживает, то есть в прямом смысле становится живым, ее лицо, и вслушивалась в ее голос. Певучий акцент Корка и колыхание длинных светлых волос заворожили меня.

Когда она заговорила об учебе, я решила использовать шанс.

— История искусств в университете Корка? — переспросила я. — Я знаю кое-кого, кто учился в тот же год, что и вы.

— Кого? — подпрыгнула она.

— Ребекку Грей.

У нее рот раскрылся от изумления.

— Не может быть! Ребекка Грей — одна из моих лучших подруг.

— Правда? — Я обратила внимание, что она говорит в настоящем времени.

То есть для нее Ребекка по-прежнему лучшая подруга.

— Ух ты! Чудеса, да и только. Как вы с ней познакомились?

— Я изредка пересекалась с ее братом Эндой. Он дружил с приятелями моих приятелей, знаете, как это бывает.

— А что он теперь делает?

— Ну, в последний раз я его встретила несколько месяцев назад, у него на свадьбе. Думаю, там были и ваши мама с папой.

Она минуту помолчала, а когда заговорила снова, ее голос прерывался и дрожал:

— Как у них дела?

— О, они просто сияли. Там же я познакомилась с одной из ваших сестер, ее звали Лорна, по-моему.

— Да, Лорна!

— Она сказала мне, что помолвлена.

— Со Стивеном? — Орла заерзала на стуле и возбужденно хлопнула в ладоши.

— Да, — кивнула я, — со Стивеном.

— Я так и знала, что она простит его, — улыбнулась Орла сквозь слезы.

— А ваша старшая сестра была на свадьбе с мужем. И, как я заметила, она сильно беременна.

— О-о-о… — Слеза потекла по щеке, и она быстро смахнула ее. — А еще? Кого еще вы видели? Мама и папа что-нибудь говорили? Как они выглядели?

Вот так я вернула ее домой.

Прошло полчаса. Джоана начала довольно громко кашлять, подавая мне сигнал — пришел следующий участник прослушивания. Мы не заметили, как она появилась в зале, и я привычно взглянула на запястье, забыв, что мои часы по-прежнему валяются где-то на дороге из поселка. Меня тут же посетило раздражение: вот, они где-то там валяются, а я ничего не делаю, чтобы их найти. Я поискала в списке имя. Ага, рядом с Джоаной стоит и нервно ломает пальцы Кэрол Дэмпси. Раздражение тут же испарилось, уступив место панике.

— Извините, наше время вышло, — сказала я Орле.

Ее лицо опало, и я поняла, что она чувствует: словно ее совершенно неожиданно вырвали из прошлого, из отчего дома и вернули сюда, в сегодняшнюю реальность.

— Но еще не было прослушивания, — возразила она.

— Все в порядке, вы получите роль, — прошептала я и подмигнула ей.

Она просияла, встала, наклонилась ко мне и схватила мою руку.

— Спасибо вам, спасибо, огромное спасибо!

Я смотрела, как она уходит с Хеленой, и понимала, что в ее голове кружится миллион новых мыслей об услышанных домашних историях. Ей нужно подумать: новая информация порождает новые вопросы и новую тоску по дому.

Кэрол села передо мной. Мать троих детей, сорокадвухлетняя домохозяйка из Донегола, певшая в местном хоре, пропала без вести четыре года назад, когда возвращалась домой с репетиции. За неделю до своего исчезновения она сдала экзамен на водительские права, накануне ее муж отпраздновал в кругу семьи сорокапятилетие, а через неделю у младшей дочери начинались школьные каникулы. Я увидела мышиное личико, робкое и застенчивое, мягкие каштановые волосы, собранные в пучок за розовыми ушами, сумочку на коленях, и мне тут же захотелось вернуть ее домой.

— Итак, Кэрол, — ласково проговорила я, — давайте-ка для начала пару слов о себе.

Позднее мы все уселись в кружок в большом зале. Передо мной была сцена и тысячи отпечатков ладоней, украшавших ее задник. «Сила и надежда», повторяла я про себя. Сила и надежда поддерживали меня весь сегодняшний день. Пока что, после всех сегодняшних встреч, я парила в небесах, но знала, что очень скоро силы покинут меня. Как только все заняли свои места, я, как обычно, устроилась чуть в стороне. От старых привычек так быстро не избавишься. Хелена позвала меня, и хор из пятнадцати голосов поддержал ее. Я взяла стул. И в ту же минуту поняла, что присоединяюсь к группе, чего стремилась избежать всю жизнь. Я медленно села, продолжив борьбу со своими ногами, которые рвались к двери, и с собственными губами, которым не терпелось произнести слова извинения за мой внезапный уход.

После того как я переговорила с каждым по отдельности, Хелена предложила присутствующим поближе познакомиться друг с другом и рассказать, когда и при каких обстоятельствах они пропали. Она назвала это тренингом командообразования, который должен помочь в постановке спектакля, но я-то знала, что на самом деле она делает это для меня, безуспешно ломающей голову над тем, где мы все находимся и как здесь очутились.

Они стали по очереди рассказывать. Это было мощное эмоциональное потрясение. Некоторые находились здесь всего несколько лет, другие — больше десятилетия, однако ни один так до конца и не осознал, что никогда не вернется домой. Многие плакали, только не я. Получалось, будто слезы, пробравшись из сердца к глазам, испарились и растаяли в воздухе облачками печали. Будто зачарованная, я вслушивалась в рассказы о том, что произошло после их расставания с теми местами, людьми и обстоятельствами, которые я столько изучала. То есть после прибытия сюда. Все оказалось так просто. Я следовала ошибочным версиям, подозревала не тех людей, исследовала каждый дюйм дороги, на которой каждого из них видели в последний раз. И все это не имело смысла, потому что они всего-навсего заблудились.

Конечно, исчезновение и невозможность вернуться домой — вещи весьма печальные, но все-таки это лучше, чем более страшная альтернатива. Я очень хотела, чтобы Дженни-Мэй Баттлер оказалась здесь. И Донал Раттл, и все остальные из моего списка, и еще тысячи других пропавших. Я молилась, чтобы с Дженни-Мэй не случилось ничего плохого, а если случилось — пусть бы это произошло быстро и безболезненно. Но чаще всего повторяла молитву: хоть бы она жила здесь.

Я внимательно рассматривала всех этих людей. Для них я была чужой, а они для меня — лучшими друзьями. Сколько я хранила для них забавных историй, которые знала в мельчайших подробностях! Я перезнакомилась с множеством их знакомых, и мне хотелось рассказать обо всем, что с ними происходило за эти годы. Полная противоположность моему обычному поведению. Я душой стремилась к этим людям, жаждала поделиться с ними своим знанием.

Воцарилась тишина, и я поняла, что все взгляды обращены ко мне.

— Ну и? — спросила Хелена, поправляя лимонную шаль на плечах.

— Что «ну и»? — смущенно промямлила я.

— Вы расскажете нам, как очутились здесь?

У меня было такое чувство, будто я прибыла сюда задолго до них. Но я промолчала об этом и, вежливо извинившись, покинула зал.

Поздно вечером мы сидели в столовой с Хеленой и Иосифом в стороне от всех. На каждом столе мерцали свечи, в центре стояли маленькие букетики в вазочках, яркие, как райские птицы. Мы как раз доели грибной суп с горячим вкусным хлебом, и я откинулась на стуле в ожидании второго блюда. Дело было вечером в среду, и в столовой было пусто и тихо, потому что накануне рабочего дня жители поселка рано ложились спать. Каждый, кто участвовал в постановке, получил освобождение от работы — так решил Совет. Предполагалось, что мы будем репетировать каждый день с утра до вечера, чтобы уложиться в срок. Уже в следующее воскресенье Хелена пообещала провести генеральную репетицию в костюмах. С моей точки зрения, задача выглядела неосуществимой, однако Хелена заверила, что местные жители, жадные до любой работы, всегда быстро добиваются результатов. Впрочем, я слабо разбиралась в здешних порядках.

Я в миллионный раз приподняла запястье и разочарованно вздохнула.

— Нужно найти часы.

— Не волнуйтесь, — махнула рукой Хелена. — Здесь не так, как дома, Сэнди. У нас вещи никогда не теряются.

— Да знаю я, знаю, вы мне это уже сто раз повторяли. Но если так, где же они?

— Там, где вы их уронили, — хихикнула она и покачала головой, словно имела дело с неразумным ребенком.

Но Иосиф не улыбался и, как мне показалось, постарался быстро сменить тему.

— Что за пьесу вы собираетесь ставить? — спросил он своим глубоким бархатным голосом.

Я засмеялась:

— Понятия не имею. Хелене удавалось уводить разговор в сторону всякий раз, как кто-нибудь пытался поинтересоваться пьесой. Не хотелось бы портить вам удовольствие, но, на мой взгляд, одна неделя — совершенно нереальный срок, чтобы поставить и отрепетировать спектакль.

— А мы возьмем короткую пьесу, — напряглась Хелена.

— А как же с декорациями, костюмами и что там еще понадобится? — спросила я, постепенно осознавая масштаб затеянного нами предприятия.

— Об этом не беспокойтесь, Сэнди. — Она повернулась к Иосифу. — Дома у нас считают, что в старых театрах обитают призраки, потому что костюмы и грим постоянно куда-то исчезают. Ну да, они действительно пропадают, но привидения здесь ни при чем, во всяком случае, они ничего не воруют. Потому что самые шикарные костюмы ежедневно появляются тут, у нас. Бобби подберет все, что нужно, — спокойно заключила она.

— Она небось уже все продумала, — с любовью посмотрел на жену Иосиф.

— Время обдумывания кончилось, милый. Я уже все решила. Мы будем ставить «Волшебника страны Оз», — торжественно и гордо объявила Хелена, взбалтывая красное вино в бокале и отпивая глоток.

Я захохотала.

— А что смешного? — с любопытством спросил Иосиф.

— «Волшебник страны Оз», — выразительно произнесла я, — это не пьеса, а мюзикл. Его дети в школах ставят. Я ожидала, что вы предложите нечто более интеллектуальное. Допустим, Беккета или О'Кейси. Но «Волшебник страны Оз»?… — Я сморщила нос.

— Ух ты, надо же, похоже, мы тут имеем дело со снобом. — Хелена не сдержала улыбку.

— Я ничего не слышал про этого «Волшебника страны Оз», — смущенно сказал Иосиф.

— Вам что, в детстве никто книжек не читал? — изумилась я.

— Это не тот спектакль, который регулярно ставили в Ватаму, — напомнила Хелена. — А если бы вы, Сэнди, сегодня не покинули репетицию так рано, то знали бы, что мы решили отказаться от музыкальной версии. Существует адаптация, написанная много лет назад Денисом О'Ши, прекрасным ирландским драматургом, который находится здесь уже два года. Он прослышал о наших планах и утром принес ее мне. Мне показалось, это то, что надо, и мы уже распределили роли и прошли несколько первых сцен. Имейте в виду: им я сказала, что это ваше решение.

— Вы раздали им роли из «Волшебника страны Оз»? — Ее тирада не произвела на меня особого впечатления.

— А о чем эта пьеса? — Иосифа разбирало любопытство.

— Пусть Сэнди расскажет, — ответила Хелена.

— Ладно, ну, это такое детское кино. — Я подчеркнула эпитет специально для Хелены. — Его сняли в тридцатые годы. Там торнадо подхватил девочку Дороти Гейл и унес в волшебную страну. Попав в нее, она отправляется на поиски волшебника, который поможет ей вернуться домой. Просто смешно предлагать взрослым людям играть такое, — усмехнулась я и тут же поняла, что все остальные остались серьезными.

— И что этот волшебник? Помог?

— Да, — медленно протянула я, ощущая нечто странное в столь серьезном отношении к детской истории. — Волшебник помог ей, и она узнала, что на самом деле могла вернуться в любое время. Для этого достаточно было щелкнуть каблучками красных туфелек и произнести: «Дом — лучшее место на свете, дом — лучшее место на свете».

Иосиф так и остался серьезным:

— Значит, в результате она вернулась домой?

Стало тихо. Я наконец-то поняла почему и медленно кивнула.

— А что она делала, когда была в волшебной стране?

— Помогала друзьям, — спокойно ответила я.

— По-моему, не такая уж глупая история, — медленно произнес Иосиф. — Здешним жителям наверняка захочется посмотреть ее.

Я задумалась над его словами. Вообще-то я размышляла об этом всю ночь, пока мне не начали сниться красные туфельки, торнадо, и говорящие львы, и дома, падающие на ведьм, и пока фраза «Дом — лучшее место на свете» не зазвучала у меня в голове так громко и безостановочно, что я проснулась и произнесла ее вслух. А после этого побоялась снова заснуть.

Глава двадцать восьмая

Я уставилась в потолок, в то место прямо у себя над головой, где белая краска отошла от дерева и надулась пузырем. Луна идеально разместилась в оконной раме гостиной, служившей мне спальней. Голубой свет лился сквозь стекло, и тень от окна четко вырисовывалась на приземистом деревянном столе, образуя маленькое квадратное окошко, в котором самой луны не было, зато присутствовало ее призрачное сияние.

К этому моменту я окончательно проснулась. Взглянула на запястье и в очередной раз вспомнила, что часы пропали. Сердце забилось, как всегда, когда я что-то теряла: сразу же захотелось вскочить и приступить к поискам. Погоня за пропажами стала моим наваждением. Я испытывала азарт сродни охотничьему. В душу вселялась одержимость, не отпускавшая меня, пока не найду потерянное. Когда я пребывала в таком состоянии, окружающие могли мне кричать, вопить, уговаривать, — без всякого толку. Люди, которые оказывались со мной в подобные минуты, всегда говорили, что на них внезапно наваливается острое чувство одиночества, как будто я неожиданно их бросила. Все они считали себя жертвами моего равнодушия. И никому, похоже, не приходило в голову, что чувство, которое в этот момент испытываю я, не менее мучительно.

— Но ручка — это вовсе не то, что ты потеряла, — любил повторять Грегори.

— Нет, то, — ворчливо возражала я, засунув нос в сумку до самого дна и ожесточенно роясь в ней.

— Нет, не то. Когда ты ищешь, то повинуешься иррациональному чувству. Есть у тебя ручка или нет, это не имеет совершенно никакого значения, Сэнди.

— Нет, имеет. — Я не собиралась сдаваться. — Если нет ручки, как мне записывать все те умные вещи, что вы изрекаете?

Он залез во внутренний карман пиджака и протянул мне ручку:

— Держи.

— Но это не моя ручка.

Он вздохнул и, как обычно, улыбнулся.

— Страсть к поиску пропавших вещей — просто твой способ уходить от действительности…

— Уходить от действительности? Ну и пусть. Зато ваша навязчивая идея — долбить и долбить эту фразу. Слова «уйти от действительности» — это ваш собственный способ уходить от действительности, — раздраженно прошипела я.

— Позволь мне договорить, — строго произнес он.

Я мгновенно перестала копаться в сумке и уставилась на него с деланным интересом.

— Страсть к поиску пропавших вещей — просто твой способ уйти от… — Он оборвал себя. — Просто способ избежать необходимости думать над чем-то еще, что ты когда-то утратила в жизни, какой-то части тебя самой. Может, поищем это вместе?

— Ага! — счастливо воскликнула я, извлекая ручку со дна сумки. — Нашла!

К неудовольствию Грегори, моя нездоровая страсть к поискам тут же впадала в летаргию, стоило нам попытаться обратить эти поиски на меня.

Существуй вокруг дома десятифутовая стена, я бы с легкостью преодолела ее. Когда я старалась что-то найти, меня было не удержать, я сметала на своем пути все преграды. Как-то Грегори один-единственный раз доброжелательно отозвался о моих поисках: он сказал, что никогда не встречался с подобным упорством и решимостью. И сразу перечеркнул комплимент, добавив: твою, мол, энергию, да на что-нибудь стоящее. И тем не менее каким-то странным образом в его словах прозвучало одобрение.

Часы на стене гостиной показывали 03.45. В абсолютно безмолвном доме я сбросила с себя одеяло и стала рыться в чемодане Барбары Лэнгли, набитом кошмарными тряпками в стиле восьмидесятых. Выбрала черно-белую матроску, черные джинсы-трубы и черные лодочки без каблука. Мне не хватало только кучи браслетов, серег в виде колец и зачесанных назад волос, чтобы начать отплясывать под «The Time Warp». Впрочем, я так и так оказалась в ловушке.

Иосиф и Хелена были уверены, что мои часы не потерялись, они точно знали, что здесь ничего не может пропасть. Значит, я найду их. Я потихоньку выскользнула из дома, чтобы не разбудить его обитателей. Погода стояла хорошая. Мне показалось, будто вокруг — игрушечный городок в заснеженных горах Швейцарии, с маленькими деревянными шале, в квадратных, обрамленных затейливыми наличниками окошках которых горят свечи, освещая путь вновь прибывшим и приветствуя их. На улице все было спокойно. Из леса доносился хруст и треск веток — это новички пробирались сюда. Возможно, они попали к нам по пути в магазин или по дороге из паба домой. Здесь я ощущала себя в безопасности: никто не мог выдернуть меня отсюда, чтобы закинуть непонятно куда.

Я вышла из поселка и двинулась по пыльной дороге среди полей. Вдалеке солнце поднималось над деревьями, раскрашивая голубое небо оранжевыми полосами, словно огромный апельсин, разбрызгивающий над селениями, деревьями, горами и полями яркий сок, который ручейками стекал по небосводу.

Впереди, посреди тропы, я заметила человека: он то наклонялся к ней, то снова распрямлялся. Вот он поднялся. По росту и комплекции я узнала Иосифа. Его фигура казалась агатово-черной на фоне восходящего солнца, которое устроилось в конце пути и размышляло, стоит ли скатиться к нам, сокрушая все на своем пути. Я уже подходила к Иосифу, когда он встал на четвереньки и начал прочесывать дорожную пыль. Отпрыгнув в лес, я спряталась за деревом, чтобы понаблюдать за ним. Похоже, Иосиф опередил меня, осенило меня: он ищет мои часы.

Среди деревьев мелькнул свет электрического фонаря и двинулся ко мне. Я быстро нырнула поглубже в куст, пытаясь понять, откуда он взялся. Иосиф прервал свое занятие и всмотрелся в пятно света. Потом свет погас, и Иосиф продолжил искать, а я — подглядывать: интересно, что он сделает, когда найдет часы. Но он их не нашел. После шестидесяти минут вполне решительных действий — думаю, Грегори согласился бы с этим определением, — Иосиф встал, упер руки в бока, покачал головой и вздохнул.

У меня мороз пробежал по коже. Часов там не было, я знала это.

До того как вернуться домой в среду вечером, Джек еще раз пошел к реке, чтобы проверить, не исчез ли автомобиль Сэнди за последние сутки.

Глория была в восторге, узнав, что он собирается посетить психотерапевта, но недоумевала, чтобы не сказать больше, почему для этого понадобилось ехать в Дублин. Тем не менее такой счастливой Джек уже давно ее не видел, и по этому признаку понял, как плохо с ней обращался в последнее время. Разговаривая с Глорией, он почти слышал ее мысли о свадьбе, детях, крестинах и тому подобных вещах. Однако она ошибалась, полагая, будто он намерен консультироваться у психотерапевта. Ему вовсе не хотелось излечиваться от желания найти брата. Он не считал его болезнью.

На улице было темно, густая чернота лениво колыхалась между деревьями, спускающимися вниз вдоль Шеннона, кричали совы, что-то шевелилось в зарослях. Джек достал из машины фонарик и в его свете различил заблестевшие глаза, которые тут же скрылись в кустах. «Форд-фиеста» Сэнди стоял на своем месте — никто к нему не подходил. Он посветил фонарем между деревьями, вдоль дороги, уходящей вдаль вместе с рекой. Славное местечко для любителей птиц и природы. Или для любителей бега трусцой — таких, как Сэнди? Он углубился в лес, в который за последние несколько дней так часто вглядывался, и пошел к дороге у реки. Раньше Джек по неопытности рассматривал следы, будто они чем-то могли ему помочь. Он двинулся вперед, разглядывая существ, которых свет фонарика выхватывал из тьмы, и направлял луч вверх, загадывая, удастся ли ему пробиться сквозь верхушки деревьев к небу.

Слева он разглядел тропинку. Джек остановился и мгновенно перестал ломать голову над пустяками. Эта тропинка до сих пор не встречалась ему ни разу. Он посветил на нее: она упиралась в еще более густые деревья и в черноту. Джек вздрогнул и отвел фонарик в сторону, намереваясь вернуться сюда позже, при свете дня, чтобы исследовать ее. В тот момент, когда луч фонарика свернул в сторону, Джек увидел, как что-то металлически блеснуло и снова пропало. Он стал быстро водить фонариком из стороны в сторону, испугавшись, как бы эта штука — чем бы она ни была — не исчезла. Наконец он увидел серебристо поблескивающие часы, лежащие в высокой траве рядом с тропинкой, слева от нее. Джек наклонился, чтобы их поднять, и сердце у него заколотилось — перед его мысленным взором предстала недавняя картина.

Он вспомнил, как несколько дней назад, утром, возле автозаправки Сэнди наклонилась и подняла часы.

Глава двадцать девятая

— Здравствуйте! Надеюсь, я правильно набрал номер. Я хотел бы поговорить с Мэри Стэнли, — сообщил Джек автоответчику. — Я Джек Раттл. Вы меня не знаете, но я пытался связаться с Сэнди Шорт, и мне сказали, что недавно вы с ней общались. Понимаю, мой звонок может показаться странным, но, если вы слышали о ней или знаете, где она, пожалуйста, позвоните мне по следующему номеру…

Джек вздохнул и сделал еще одну попытку. В этот солнечный день в Дублине на газонах Сент-Стивенс-грин[10] было полно народу. Утки озабоченно переваливались рядом со скамейками, выискивая упавший хлеб, которым их кормили посетители. Они крякали, хватали кусок и возвращались в пруд, на миг отвлекая Джека от забот. Больше часа он потратил на то, чтобы найти дорогу на дублинских улицах с односторонним движением, потом застрял в пробке и наконец с трудом отыскал место для парковки рядом со Сент-Стивенс-грин. Ему нужно было убить час до визита к доктору Бартону, из-за которого он все больше и больше нервничал. Джек и в лучшие времена не очень-то умел обсуждать свои чувства, а тут ему предстояло на целый час предоставить голову в распоряжение психиатра, чтобы тот копался в ней в поисках мнимых проблем. И все это ради того, чтобы выудить какую-нибудь информацию о Сэнди Шорт. Джек вовсе не был лейтенантом Коломбо, и потому все больше уставал от неловких попыток получить ответы на свои вопросы.

Все утро он звонил по номерам из списка в телефоне Сэнди и оставлял сообщения всем, кто разговаривал с ней в последние несколько дней. Обзвонил он и тех, кто в прошедшие пару недель встречался с ней. И ничего не смог добиться. В результате он надиктовал шесть сообщений, поговорил с двумя абонентами, которые крайне неохотно выдали скудную информацию, и выслушал весьма длинную и гневную тираду ее квартирного хозяина, которого больше всего волновало, что он не получил квартплату за этот месяц.

— Давай я лучше предупрежу тебя, сынок, пока она не успела разбить твое сердце, — прорычал он. — Чем караулить ее целыми днями и ходить вокруг дома, советую сразу обрубить концы и свалить. Ты у нее не единственный, это я могу с уверенностью сказать. — Он радостно засмеялся. — Не позволяй ей водить тебя за нос. Она постоянно таскает в дом мужиков и думает, будто мы ничего не слышим. Я живу как раз над ней, так что хорошо слышу, как она там шарашится туда-обратно, извини за каламбур. Попомни мои слова: она вернется через пару дней, да еще будет удивляться, из-за чего такой сыр-бор. Подумаешь, отлучилась из дому на две недели! Но если встретишь ее раньше, чем я, скажи, пусть гонит бабки, да побыстрее, не то получит пинка под зад и вылетит отсюда.

Джек вздохнул. Если он собирался бросить это дело, то сейчас самое время. Но он не мог. И потому сидел в Дублине и считал минуты до встречи с человеком, который, как он надеялся, знал о Сэнди больше, чем кто-либо другой. Джек не хотел признавать поражение и возвращаться с пустыми руками домой, к разбитому корыту. Его представления о Сэнди поменялись. За время их телефонных бесед он создал себе образ: организованная, деловая, увлеченная своей работой, разговорчивая, красивая. Но чем глубже он вторгался в ее жизнь, тем больше изменений претерпевала картинка. То есть все эти качества у нее, несомненно, присутствовали, но добавлялось и кое-что еще. Она постепенно обретала реальность. Теперь он гонялся не за призраком: из готовой помогать незнакомки, с которой он болтал по телефону, Сэнди постепенно превращалась в живую, сложную, порой противоречивую личность. Вполне возможно, полицейский Тернер прав, ей просто все надоело, и она ненадолго спряталась от всех. Но если так, ее психотерапевт наверняка должен знать об этом.

В тот момент, когда он собрался набрать следующий номер, его телефон зазвонил.

— Это Джек? — спросил спокойный женский голос.

— Да, — ответил он, — а вы кто?

— Мэри Стэнли. Вы оставили на моем автоответчике сообщение по поводу Сэнди Шорт.

— Да, конечно, Мэри. Большое спасибо, что перезвонили. Я понимаю, это было необычное сообщение…

— Вообще-то да. — Она, как и остальные, оставалась настороже, ее тоже немного пугал этот странный человек, который почему-то искал ее подругу.

— Вы можете доверять мне, Мэри. Я имею в виду, что ничего плохого с моей стороны Сэнди не грозит. Не знаю, как близко вы с ней знакомы, родственница вы или подруга, но позвольте для начала объяснить…

Он в очередной раз пересказал историю о том, как обратился к Сэнди, договорился встретиться, случайно столкнулся на автозаправке, а потом не смог ее найти. Он опустил причину, по которой общался с Сэнди, посчитав ее в данном случае не важной.

— Я вовсе не собираюсь бить тревогу, — продолжил он, — просто звоню людям, с которыми она вроде бы тесно общалась, и пытаюсь выяснить, слышал ли кто-то о ней или, может, встречался в последнее время.

— Этим утром мне звонил полицейский Грэхем Тернер, — произнесла Мэри, и Джек не понял, что это было — вопрос или утверждение.

Вероятно, и то и другое.

— Да, я связывался с ним, потому что беспокоюсь за Сэнди.

Сегодня утром Джек разговаривал с полицейским Тернером и сообщил ему, что нашел часы Сэнди. Он надеялся, это заставит его сесть за стол и записать информацию. Похоже, ему удалось.

— Я тоже волнуюсь, — заявила Мэри, и Джек навострил уши.

— А почему он решил позвонить вам? — спросил он, и в этом вопросе явно скрывались и другие: кто вы? откуда знаете Сэнди?

— А кто еще в вашем списке? — Она не ответила, похоже погрузившись в собственные размышления.

Джек откинул обложку блокнота.

— Питер Дэмпси, Клара Кин, Эйлиш О'Брай-ен, Тони Уотс… Продолжать?

— Нет, достаточно. Вам в руки попал один из списков Сэнди?

— Она забыла свой телефон и ежедневник. Так я нашел единственную подсказку. — Джек старался, чтобы его голос не звучал виновато.

— Пропал кто-то из ваших близких? — Ее интонацию нельзя было назвать мягкой, но и резкой она тоже не была.

Заданный впрямую вопрос застал его врасплох. Получалось, люди исчезают на каждом шагу.

— Да, мой брат Донал. — Комок застревал и горле у Джека всякий раз, как он упоминал брата.

— Ага, Донал Раттл, все правильно. Помню, я читала об этом в газете, — ответила она и снова помолчала. — Все, кого вы только что назвали, — это люди, чьи близкие пропали без вести, — пояснила Мэри. — Включая меня. Три года назад исчез мои сын Бобби.

— Извините, мне очень жаль, — мягко произнес Джек.

Складывалось впечатление, что все недавние контакты Сэнди были только деловыми: ему, наверное, только предстояло встретить кого-то из ее друзей.

— Не извиняйтесь, вы ни в чем не виноваты. Буду откровенна: все мы обратились к Сэнди, чтобы она помогла найти наших близких, а теперь вы стараетесь привлечь нас, чтобы мы помогли отыскать Сэнди?

Она не могла его видеть, но все равно лицо Джека залилось румянцем.

— Да, думаю, все именно так.

— Хорошо. Не знаю, откликнулись ли остальные, да это и не важно. Я говорю и от своего, и от их имени. Вы можете на всех нас рассчитывать. Сэнди для нас — особый человек, и мы сделаем все, что в наших силах, чтобы ей помочь. Чем быстрее мы ее найдем, тем быстрее она сможет вернуть моего Бобби.

Именно под таким углом видел ситуацию и Джек.

Больше уснуть в эту ночь мне не удалось, и, лежа с открытыми глазами, я все думала, что же могло случиться с моими часами. От обилия вариантов кружилась голова: если я оказалась здесь, то они вообще могли очутиться в тысяче разных мест. Я нарисовала себе мир, в котором часы едят, спят и вступают в брак друг с другом. Во главе государства стоит дедушка — башенные часы, карманные часы играют роль интеллектуалов, в воде обитают водонепроницаемые часы, аристократы — часы, украшенные бриллиантами, а электронные — скромные трудяги. Шаги Иосифа по дому прервали мои фантазии. Там, в лесу, я наблюдала за ним больше часа — как он ходил взад-вперед по дороге, внимательно вглядываясь в нее и отчаянно стараясь отыскать мои часы. Теперь я знала, на что похожа во время своих поисков, когда концентрируюсь на одной-единственной вещи и ничего не замечаю вокруг. Картинка возникла передо мной особенно ярко, когда я пряталась за деревом неподалеку от Иосифа, поглощенного своим делом.

Через полчаса после моего возвращения он тихо вошел в дом. Впрочем, недостаточно тихо. Я прижала ухо к стене и попыталась разобрать еле слышные реплики, которыми он обменивался в соседней комнате с Хеленой. Моя щека ощутила тепло дерева, и я прикрыла веки, испытав острую тоску по дому и своей любимой твердой подушке. Потом наступила тишина, в которой я окончательно ощутила себя львом, запертым в клетку, и решила потихоньку выскользнуть из дому, пока кто-нибудь опять не вмешается в мои планы.

На улице уже были расставлены рыночные прилавки, готовые к новому торговому дню. Вокруг звучали обрывки колоритных реплик вперемешку с пением птиц и смехом и в сопровождении стука корзин и ящиков, которые выставляли на прилавки и распаковывали. Я закрыла глаза, во второй раз за утро почувствовав укол ностальгии по дому, и вспомнила себя маленькой девочкой, за руку с мамой идущей вдоль рядов экологически чистых продуктов на фермерском рынке в Каррикон-Шеннон. На меня вновь нахлынул веселый аромат фруктов и овощей, таких спелых и ярких, вызывающих острое желание прикоснуться к ним, попробовать, понюхать. Я открыла глаза и вернулась в настоящее.

Передо мной выросло здание бюро находок, и я обратила внимание на украшающую его резьбу: она была гораздо более замысловатой и забавной, чем на других домах. Два носка от разных пар — один в желтый и розовый горошек, а второй — в фиолетовые и оранжевые полоски. Я замерла, вспомнив, как мы с Грегори танцевали на моем школьном выпускном балу, и засмеялась.

В окне появилось лицо, причем очень знакомое, и смех застрял у меня в горле — почудилось, будто передо мной привидение. Парень был совсем юным, лет девятнадцати, если я правильно подсчитала. Он широко улыбнулся, помахал рукой, исчез из окна и появился в открывшихся дверях, словно Чеширский кот. Получалось, это и есть тот самый Бобби из бюро находок, которого не раз упоминали Хелена и Ванда.

— Доброе утро. — Он прислонился плечом к дверной раме, скрестил ноги и протянул ко мне обе руки. — Добро пожаловать в бюро находок.

Я улыбнулась в ответ:

— Здравствуйте, мистер Стэнли.

Он удивленно прищурился — откуда мне известно его имя? — и заулыбался еще шире:

— А вы кто?

— Сэнди.

Я знала, что он оригинал и любитель пошутить. Пересмотрела бесконечные часы домашнего видео, где он устраивал представления перед камерой, начиная с шестилетнего возраста и далее, вплоть до шестнадцати лет, когда исчез.

— Вы были в моем списке, — пояснила я. — На вчерашнее прослушивание. Но не появились.

— Ах да. — Объяснение вроде бы удовлетворило его, однако он не перестал изучать меня с любопытством. — Мне говорили.

Он отлепился от двери и легко сбежал по ступенькам, не вынимая рук из карманов. Остановился напротив меня, скрестил руки на груди, потом обхватил ладонью подбородок и стал медленно обходить вокруг меня.

Я засмеялась:

— Что говорили?

Он остановился за моей спиной, и мне пришлось развернуться к нему.

— Люди говорят, вы много чего знаете.

— Так и говорят?

— Так и говорят, — повторил он в ответ и продолжил описывать круги.

Закончив очередной, снова скрестил руки и посмотрел на меня голубыми глазами, в которых плясали веселые огоньки. Он в точности совпадал с портретом, с гордостью сделанным его матерью.

— Люди говорят, вы здешняя ясновидящая.

— Какие люди? — спросила я.

— М-м-м, — он огляделся по сторонам, проверяя, не слышит ли кто-нибудь, — те, что были на прослушивании.

— А, — кивнула я, — эти…

— Да, эти. У нас много общего, — загадочно произнес он.

— В самом деле?

— В самом деле, — снова повторил он. — Они говорят — те, которые… — Он опять оглянулся и перешел на шепот: — Были на прослушивании, — что, если хочешь получить кое-какую информацию, нужно идти к вам.

Я пожала плечами:

— Может, я что-то и знаю.

— Ну, вот видите. К вам нужно обращаться за информацией, а ко мне — если хочешь получить вещи.

— Что ж, за этим я и пришла.