Дорога к ангелу Ефиминюк Марина

Глава 1. Письма

На черном небе в окружении звезд-светляков блистала полная, почти белая луна. Невендаар накрыла ночь, и везде она была разная. Стрекотали цикады в густых зеленых травах Империи, шелестел ветер в осенних сонных лесах Альянса Эльфов, тонули в белом снегу деревни Горных Кланов. Однако ни в одном уголке плоского мира, изученного путешественниками от края до края и даже нанесенного ими на точнейшие карты, не было спокойствия.

Луна, одно из трех светил, озарявших ночной небосвод Невендаара, с полным безразличием таращилась на города Страны Вечной Зимы. Приземистые домики гномов, посеребренные призрачным, неживым светом, мирно спали. Тихие извилистые улочки утопали во мгле. Лишь изредка посверкивали слюдяные фонари припозднившихся горожан да грохотали по мощенным тесаным камнем дорогам деревянные колеса телег.

Из шумного трактира, где в полночный час гулял хмельной народ, лилась протяжная песня. Молодой менестрель, чьи тонкие черты навевали воспоминания об ангелах, закрыв глаза, вдохновенно перебирал звонкие струны лютни:

Тревожные аккорды и необычные слова песни заставили гуляк умолкнуть и горестно, как на поминках, покачать головами. Пронзительный женский хохот оборвался, и в чадившем камине вдруг громко треснуло полено, брызнув искрами на сидевших за тяжелыми дубовым столами завсегдатаев трактира. Кто-то открыл маленькое оконце… На сложенных из дикого камня стенах трактира встрепенулись огни факелов. Менестрель продолжал:

Песня вырвалась из распахнутого кем-то настежь оконца, впустившего в трапезную струю морозной свежести. Высокий голос менестреля вознесся над Страной Гномов, полетел над маленькими деревнями, облепившимися скалистые ступени гор. Тревожно в своем логове зарычал дракон, скользнула поземка по занесенному снегом заброшенному старому тракту, тянувшемуся от Севендаска до леса Крагриэль.

Звуки лютни запутались в золотистых кронах вековечного эльфийского леса, вырвались на волю и через городские ворота незримой птицей впорхнули в столицу Империи – Фергал. Слова песни проникли сквозь решетки темниц в островерхие башни тюремного замка, тронули сердца и души пленников, ожидавших казни за участие в кровавом мятеже, не первом и не последнем в землях бесконечного лета:

Император Мередор, обнимавший в своих покоях прекрасную женщину, вздрогнул от неожиданности, словно что-то кольнуло в сердце. Нахмурился у высокого стрельчатого окна инквизитор Ферре, глядя на пустое ристалище, где обычно совершенствовались в воинском мастерстве рыцари и оруженосцы. Ухнул филин, пролетая над обгоревшими, разрушенными стенами женского монастыря под городом Гильгамом. Откинул полог своего походного шатра капитан Ламберт, впуская первого воина, вызванного с помощью заговоренного ястреба. И снова вернулась песня в душный, наполненный чадом камина горный трактир, чтобы менестрель смог ее завершить:

– Ну, хватит уже ныть! – грозно оборвал странствующего певца дородный гном – хозяин заведения. – Застращал всех! Тут веселье, а не вдовий плач!

Лютня тут же выдала шальной перебор, и зазвучали слова скабрезной песенки о пьяном клирике и трезвой маркитантке, ведь менестрелю нужно было отработать обещанную за выступление бутылку эля. Трапезная зала ухнула пьяным весельем, отгоняя наваждение предыдущей песни. Здесь никто не хотел думать о том, как стремительно погружается мир Невендаара в темноту, а на самом дне адской пропасти выстраиваются бесчисленные Легионы Проклятых.

Лица собутыльников расплывались перед взором Бигдиша. Он покачал кудрявой головой, стараясь вернуть четкость мысли, попытался сбросить печаль, навеянную песней о звезде. Что принесет им, утонувшим в бесконечной сваре, вспыхнувшая в небе искра? Что несет Небесная Посланница Невендаару – спасение или погибель? Бигдишу хотелось, чтобы она стала первым светлым лучиком в затянувшейся ночи, пробудила надежду на то, что жизнь, наконец, выправится.

– Что загрустил, лучник? – хохотнул светловолосый детина.

Он звучно отхлебнул из кружки. Пиво потекло по жиденькой бороденке за ворот, и весельчак, недолго думая, вытерся пятерней.

По странно качавшемуся залу, будто танцуя, парила пышнотелая подавальщица. Она ловко увертывалась от шаловливых рук, пытавшихся схватить девушку за длинную юбку. Посетители ухмылялись, сыпали шуточками, глядя на ее аппетитные формы. Девица приблизилась к столу Бигдиша, нагнулась, ставя очередной глиняный кувшин с элем. Пьяный Бигдиш, не таясь, заглянул в низкий вырез шнурованного корсета и нетвердой рукой попытался обнять прелестницу, за что получил звучный шлепок по пальцам.

Собутыльники, с которыми Бигдиш знался без году неделя, дружно загоготали. Только отставного имперского лучника не проведешь! Лишь он заметил исполненный значения, многообещающий взгляд подавальщицы и расслышал короткие горячие слова:

– Через час на втором жилье!

Бигдиш машинально взглянул на расплывавшуюся деревянную лестницу с перилами, начинавшуюся в углу трапезной.

– Лиска! – заорал через всю залу хозяин трактира, отец нахалки.

Девушка понимающе усмехнулась и, задорно покачивая обтянутыми длинной юбкой бедрами, поплыла по проходу между дубовыми столами.

– Хороша, – почмокал губами Элрин.

У Бигдиша кружилась голова, и больше всего ему сейчас хотелось выйти на свежий воздух. Выпил-то всего пару кружек эля, а словно бочку уговорил. Пьянчуги, сидевшие напротив, бубнили, обсуждая последние новости.

– Слыхал, опять под Фергалом бунт был? – воскликнул лохматый бродяга по имени Элрин. – Говорят, какого-то аристократа на кол посадили!

– Ух, теперь Инквизиция озвереет, – поддержал приятеля зверского вида лысый здоровяк, едва ворочая языком.

Бигдиша тошнило от выпитого. Утром его ждал ранний подъем и долгое путешествие с торговым караваном.

– Лучник, – спросил через стол Элрин, – а почему тебя лучником зовут?

– В имперских войсках служил, – Бигдиш неожиданно громко икнул, – в лучниках.

– А чего в наемники подался?

– Не заладилось, – коротко ответствовал Бигдиш, и тут его прорвало: – Участвовал ли ты когда-нибудь в настоящей битве? Страшное дело! Только знаешь, как выкинули меня пять лет назад из армии, так с тех пор душа ноет, зовет обратно.

– Так вернись!

– Да кто же меня возьмет? – Бигдиш залил усилившуюся икоту крепким элем, и голова совсем затуманилась. – Торговые караваны проще охранять. Доехал, деньги получил и свободен.

– А за что выгнали-то? – Собутыльники вдруг оживились и обменялись многозначительными взглядами.

– За кутеж и недостойное имперского воина поведение, – будто читая отставную грамоту, торжественно произнес Бигдиш и подпер тяжелеющую с каждой секундой белокурую голову кулаком.

Локоть его соскочил с края липкой, залитой пивом столешницы, и Бигдиш едва не тюкнулся носом в угол стола. И при этом подумал, что зря не тюкнулся – голова бы прояснилась!

– И часто ездишь?

Хмель не позволил лучнику различить живой интерес в голосе Элрина, а был бы трезв, тут же насторожился бы.

– Часто, в Севендаске почти не бываю, – пьяно махнул рукой Бигдиш. – Только приеду, как опять в дорогу. Не так тягостно, как на одном месте сидеть.

– И что же, завтра снова в путь? – с нездоровым оживлением продолжал допытываться Элрин: глаза его сверкали то ли от азарта, то ли от выпитого.

– Так ведь завтра еду до Клаудкипера. Пшеницу везем и ковры эльфийские…

И снова не заметил лучник, как нехорошо переглянулись малознакомые собутыльники.

У Лукая пересохло в горле – он пил и пил воду большими глотками, пытаясь утолить жажду. Рука дрожала так сильно, что теплая от печного жара вода выплескивалась из деревянного ковшика. Перед глазами все еще плыло огненное марево того страшного боя, а в ушах стояли звон мечей и вопли раненых. Наверное, этот кошмар никогда не закончится, будет мучить его до конца жизни, сводить с ума. Когда-то юнцом он боялся чужой смерти больше своей собственной, но оказалось, что убивать легко.

Снова и снова возвращался Лукай в своих кошмарах на огромное поле желтой, пожухшей травы с темной полосой леса в отдалении, под косой горячий дождь, смывавший с лица кровь. Мокрая от пота рукоять меча скользила в руке, а сталь раскалилась от бесчисленных ударов, сыпавшихся со всех сторон. Страх давно отступил, Лукай плавно скользил в пространстве, видя себя со стороны, словно это не он, а кто-то чужой, посторонний отбивал удары клинков и рычал бешеным зверем. Его окружили эльфы с искаженными от гнева лицами и с острыми ушами, слегка выступавшими из-под длинных, спутанных волос. Эльфы были столь же жестоки, как и прекрасны, но, несмотря на грозный вид, больше его не пугали. Ожесточенный бой, похожий на вращающуюся воронку, быстро разгорался, становясь с каждой кровавой минутой все сильнее и разрушительнее.

Отряд Лукая прорывался через бескрайнее поле к реке, за имперцами возвышалась устремленная в небо эльфийская цитадель. Лукай точно знал, что его лучший друг Бигдиш находится где-то рядом, прикрывая его спину. Ведь светловолосый дурашливый наглец не умел промахиваться, его стрела всегда достигала цели. Главное, чтобы в горячке боя он не перепутал спину Лукая с вражеской. Мечник специально завязывал длинные черные волосы ярко-красным плетеным шнурком, чтобы Бигдиш мог его различить.

Увлекшись, он не заметил, как отбился от отряда, оказавшись в реденьком, киснувшем под дождем леске. Крики раненых и звон оружия доносились словно издалека, основные участники боя остались позади. Дождь бил в лицо, заставляя прикрываться ладонью, стекал струями за шиворот. Лукай оглянулся на месиво из сцепившихся в едином кровавом клубке тел, желая броситься обратно в драку.

И вдруг из-за деревьев выступил мальчишка-эльф, похожий на маленького озлобленного волчонка. Огромные синие глаза его сурово смотрели из-под почти прозрачных бровок, длинные белые волосы свисали мокрыми прядями. Он сверлил Лукая свирепым, страшным взором, оскалившись и сжимая в руке нож, такой нелепо огромный, что маленькие детские пальчики с трудом удерживали слишком толстую деревянную рукоять. С рыком бросился он на Лукая, занеся оружие над головой. Мечник протянул руку, готовый перехватить запястье, а потом дать ребенку хороший подзатыльник за непомерную для столь юного возраста дерзость, но ничего не успел сделать.

В грудь мальчишки вонзилась стрела с алым оперением. Тот мгновенно свалился на землю и замер в нелепой позе. Лукай бросился к нему, встал на колени над ребенком. Дождь по-прежнему лил, бой не утихал, становясь жарче и бешеней. Эльфийский мальчик, раскинув руки, потухшим взором уставился в темное низкое небо, а на мокрой рубашке вокруг древка стрелы растеклось большое красное пятно. Только Бигдиш выкрашивал перья своих смертоносных стрел в цвет крови, так как был тщеславен и мечтал отличиться на поле брани.

– Совсем ребенок… – прошептал Лукай, и отчаяние затопило его душу.

И в этот момент острый клык кинжала воткнулся ему под лопатку. Сначала мечник не почувствовал боли, только удивился. Он даже успел оглянуться. На него сверху вниз смотрел другой эльфийский мальчик. Лицо юного убийцы кривилось в гримасе бешенства, мокрые светлые волосы облепили голову. Никогда не забудет Лукай огня ненависти, пылавшего в широко открытых детских глазенках.

– Умри, человек! – процедил сквозь сжатые зубы эльф и со всего маху, словно пса, ударил мечника носком сапога под ребра.

Лукай завалился набок, в глазах у него потемнело. Сознание быстро покидало его, унося с собой боль. Он умирал, но никак не хотел допускать мысли, что это возможно.

Что же стало с миром Невендаара, если в нем гибнут дети и дети же являются самыми жестокими убийцами? Что ждет этих жаждущих крови малолетних чудовищ, если никто не остановит этого безумия? Сколь долго народы будут уничтожать друг друга из-за крохотных клочков земли? Почему боги позволили хаосу поглотить Невендаар?

Лукай не знал тогда, что сумеет выжить, однако внутренний стержень у него сломается. Пропадет уверенность, что его дело правое. Он, гениальный мечник, непобедимый воин, уйдет из армии и навсегда покинет столицу Империи Фергал. Но даже через пять лет ему не удастся найти ответы на эти мучительные вопросы.

В темной тихой избе воровато шуршали в погребе мыши, в опрятной маленькой кухоньке стояла духота. За слюдяным окошечком только-только забрезжил рассвет. Снежный буран, наконец, отступил, оставив после себя лишь медленно кружившие белые хлопья. Оконце почти утонуло в сугробе, засыпавшем подоконник. Через проталину в льдистом узоре на стекле Лукай сумел разглядеть деревянный заборчик, отгораживавший его каменный деревенский домик от широкой пустой улицы, заваленной снегом. На хорошо прилаженных гладких досках сидел ястреб и внимательно разглядывал сонный дом черными глазами-горошинами.

На одно мгновение сердце Лукая пропустило удар. Ровно в тот же момент едва слышный шорох за спиной заставил его резко повернуться. Он действовал инстинктивно, не отдавая себе отчета в том, что его железные пальцы впиваются в чью-то худенькую шейку. Карие девичьи глаза испуганно расширились, маленькое личико с тонкими чертами мгновенно побледнело от испуга. Лукай разжал мозолистые руки: из груди Инеи вырвался прерывистый вздох.

– Храни тебя Всевышний, – пробормотал Лукай в раскаянии и прижал к себе стройную, высокую девушку так крепко, что на руках у него заиграли мускулы. – Говорил же, не подкрадывайся сзади.

– К тебе, пожалуй, подкрадешься, – обиженно шепнула та. – Ты напугал меня. Опять снобродишь?

– Кошмары, Инея, – едва слышно отозвался Лукай, зарываясь носом в растрепанные пшеничные волосы девушки, пахнувшие сухими травами и теплом. – Снова кошмары.

Ястреб величественно кружил над горным царством гномов. Под ним, как на ладони, были видны каменные кручи, покрытые густыми хвойными лесами. Блестели в лучах утреннего холодного солнца снежные шапки, накрывшие вершины гор. Тянулись к прозрачному зимнему небу остроконечные шпили башен Севендаска, казавшихся сверху продолжением горных кряжей. Серая узкая полоска тракта тянулась от его сводчатых ворот, извивалась по краю обрыва и ныряла, пропадая из виду, под тяжелые уступы скал. Торговый караван двигался так медленно, что ястребу казалось, будто он стоит на месте.

Караванщики действительно не торопились: тракт был ухабистый, подводы едва тащились по рытвинам и кочкам, прикрытым хрустким снежком. Белый снег искрился и переливался в лучах солнца всеми цветами радуги, вызывая слезы и резь в глазах. Возницы костерили лошадей, нехотя тянувших подводы, и подпрыгивали на облучках, когда колесо попадало в колдобину. Стоял мороз, из ноздрей и ртов людей и животных в морозный воздух вырывались облачки пара.

Места тянулись бедовые, и весь отряд наемников был настороже. Стоило показаться на тракте подводе или всаднику, как все хватались за оружие.

– Опять ястреб кружит! – пробормотал гном Артин, запрокидывая голову к небу. – С самого Севендаска за нами следует. Хороший знак! Вотан не оставляет нас!

– Провидец, тоже мне, – буркнул себе под нос ехавший рядом с Бигдишем наемник с побелевшей от инея бородой.

Его лицо от виска до самого рта пересекал шрам с неровными краями. Наемник недавно клялся, что получил рану в бою с Проклятыми Ангелами.

– Ты чего сегодня неразговорчивый, лучник? – пристал он к Бигдишу.

Обычно болтливый лучник ничего не ответил и дал лошади шенкеля, понуждая ее двигаться быстрее. После вчерашней попойки его с души воротило. Окоченевшие руки мелко тряслись, а во рту будто Легион Проклятых ночевал. Даже морозец, крепко хватавший за нос и уши, не разгонял стоявшего в голове тумана.

– Эх, кружит! – не унимался гном. Приложив к глазам ладонь, он следил за полетом птицы.

– Да что ж он привязался? – проворчал наемник со шрамом и сплюнул на дорогу.

Бигдишу стало больно уж любопытно. Он глянул ввысь, и в груди у него екнуло. В прозрачном небе, расправив крылья, нарезал круги большой ястреб. Лучник быстро опустил голову, спасаясь от резкого солнечного света, сдавленно кашлянул. В висках стучала кровь, а живот, усиливая тошноту, подводило от внезапно нахлынувшей дурноты. Он прекрасно помнил, что его бывший наставник Ламберт, капитан имперских войск, отправлял заговоренных ястребов с письмами. В течение пяти долгих лет Бигдиш ждал весточки от капитана, и теперь даже боялся поверить, что это случилось. Надежда уже зарождалась в душе.

Вместе с воспоминаниями о Ламберте всплыли в голове и мысли о лучшем друге Лукае. Вступив на службу под крыло капитана Ламберта, Бигдиш с Лукаем стали почти братьями. Первогодки, оба наивно грезили о ратных подвигах и геройстве. Радостное было время, нетягостное. До первого настоящего боя. Когда кровь полилась ручьем и мечи поражали не кукол, а живых существ! Долгие годы лучшие друзья, уверенные в своей правде, защищали Империю, а потом Лукая ранил эльфийский звереныш, и лучший друг сломался.

За пять лет Бигдиш так и не нашел в себе силы увидеться с названым братом, тоже живущим в Стране Вечной Зимы в деревне под Флиндхайдом. Всего несколько дней пути по людному тракту, а в действительности огромная пропасть. Бигдиш был бы счастлив увидеться, только обрадуется ли Лукай?

Злой ветер, ударивший в лицо, вывел его из тягостных раздумий. Бигдиш и не заметил, как молчаливый караван достиг ущелья меж двух скал. Ястреб стремительно снизился, пролетел над головами воинов, заставив пригнуться, и выскользнул с противоположного въезда, испаряясь в вышине.

– Ух ты! Вотан, помоги! – пробормотал гном Артин, схватившись за шапку.

В тот же момент раздался нехороший хруст. Ухнув, одна из телег накренилась. Смачно ругнулся возница, когда по дороге, опережая подводу, прокатилось слетевшее колесо. На тракт вывалились мешки и, прорвавшись, рассыпались зерном. Возница натянул вожжи, заставляя лошадей остановиться, и заорал:

– Стойте!

– Бетрезен тебя дери! – накинулся на него Артин, вытаращившись, и крикнул отряду: – Останавливай караван!

Возница, спрыгнув на дорогу, поцокал языком и принялся изучать сломанную ось.

– Под колесо камень попал, – неразборчиво объяснялся он с подскочившим Артином.

– Это надолго! – буркнул недовольно наемник, обезображенный шрамом. – Замерзнем, как скоты, здесь!

Отряд, недовольно переговариваясь, спешивался и ежился от сильного холодного ветра, раздувавшего плащи. Где-то рядом раздался неясный шелест. Раскат грома эхом разнесся по ущелью, и на дорогу посыпались камни. Непроизвольно Бигдиш вскинулся, проверяя отвесные каменные стены. Меж лопаток неприятно свербело, будто кто-то невидимый внимательно разглядывал караван. Лучник спешился и осторожно отвязал от седла лук.

– Ты чего? – обратился Артин, заметив его настороженность.

– Место нехорошее, – тихо отозвался тот.

Гном мгновенно приосанился, становясь как-то выше ростом. Предчувствиям Бигдиша, единственного профессионального воина в отряде наемников, он всецело доверял. Собравшиеся кучкой возницы прилаживали на место отскочившее колесо, громко переругивались. Артин рассеянно оглянулся и вдруг дернулся, как от удара. В его глазах читалось недоумение, и гном с глухим стоном рухнул на снежную дорогу. Из спины торчало древко стрелы, и отряд на короткое мгновение остолбенел.

Воины в секунду вытащили клинки, натянули луки, направляя оружие на спрятавшихся врагов. Но никто не ожидал, что сверху смертельным градом на головы полетят тяжелые обледенелые булыжники. Наемники смешались, и раздались испуганные вопли. Возницы бросились к подводам, надеясь спасти товар от разбойников. Камни летели и летели, пугая лошадей. Одна подвода с эльфийскими коврами устремилась вдоль края пропасти. Лошадь бешено молотила копытами снег, а возница стегал ее хлыстом. И вдруг стрела воткнулась в открытую грудь, и бородатый возница свалился с подводы. Нога убитого запуталась в упряжи, и тело потащило по дороге. Обезумевшая кобыла неслась к обрыву. Подводу занесло, и она сорвалась вниз, утаскивая за собой и лошадь.

А в ущелье развернулся яростный бой. Болезненные вопли и звон мечей разорвали гулкую холодную тишину.

Бигдиш уходил от ударов, словно плывя в сумасшедшем танце. Настоящее отдалилось, покрываясь дымкой. Звуки утихли, он слышал лишь собственное сбивчивое дыхание. Ему казалось, что вновь он оказался на поле битвы. Под ногами хлюпала пропитавшаяся кровью земля, а в небо уходили столбы черного дыма.

– Осторожно, лучник! – выкрикнул кто-то.

Пригнувшийся Бигдиш был уверен, что это Лукай, но его, спасая от рубящего удара клинком, оттолкнул обезображенный шрамом наемник. Настоящее стремительно возвращалось. Он снова оказался в ледяной Стране Вечной Зимы.

Занеся над головой короткий меч, на Бигдиша с воплем бросился мощный противник в закрывавшем лицо мешке с дырками для глаз. Бигдиш поднырнул под руку, поскользнулся. Он завалился на спину, и споткнувшийся о распластанное тело разбойник кувыркнулся через голову. Мешок слетел с головы нападавшего, и Бигдишу его искаженное гневом лицо показалось смутно знакомым. Они набросились друг на друга с кулаками, покатались по земле, рыча дикими вепрями.

Тут Бигдиш припомнил вчерашнего собутыльника Элрина, на груди которого прорыдал полночи.

– Ты?! – выдохнул он.

Детина перекатился, подминая лучника под себя. Стальные пальцы впились в горло, удушая. Бигдиш вырывался, дергался. Неожиданно разбойник захрипел, в глазах его появилось детское обиженное выражение. В следующий миг он рухнул навзничь, придавливая лучника. Тот с брезгливостью оттолкнул мертвое тело. Сверху Бигдишу подмигнул наемник со шрамом и ловко увернулся от удара очередного противника.

Неожиданно стало очень тихо. Нападение закончилось бегством оставшихся в живых разбойников. Усталые наемники, хмуро переговариваясь, проверяли мертвых и раненых. Голоса раздавались в гулком ущелье, возвращаясь эхом.

Бигдиш валялся на земле, широко раскинув руки. Без сил он уставился на полоску далекого прозрачного неба. В нем по-прежнему кружил ястреб, ставший безмолвным свидетелем кровавой резни. Из груди лучника вырвался странный смешок, напугавший его.

Сейчас, лежа на снежной дороге, Бигдиш острее понимал, что, проболтавшись в пьяном угаре про торговый караван, накликал на головы отряда большую беду.

– Бетрезен подери, – пробормотал он в отчаянии и, обтерев разбитый нос, глянул на перепачканные кровью пальцы, – лучше бы дочку трактирщика вчера соблазнил.

С тех самых пор, как по небу пронеслась звезда, в маленькой деревне под Флиндхайдом стало совсем неспокойно. То и дело появлялись странствующие провидцы и растолковывали кумушкам значение явления Небесной Посланницы. Одни говорили, что к добру, другие обещали новую войну, какая всколыхнет весь Невендаар. В конце концов явился из неизвестного края маг и заявил, что для деревни упавшая звезда означает большой пожар. Теперь все без исключения жители замерли в ожидании, что сгорит кузница. Ведь нелюдимый кузнец Лукай был пришлым, поселился в деревне всего пять лет назад да еще девчонку беглую в доме привечал.

Инее подобные сплетни ужасно досаждали. Гордо задрав подбородок, шла она по малоезжей дороге, и вслед ей шептались кумушки. Каким-то непонятным образом деревенские узнали, что девушка принадлежала к знатному имперскому роду. Гномы и так едва терпели людей в своих селениях, а уж спасавшихся от бунтующих крестьян аристократов тем паче.

Высокие сугробы доставали почти до маленьких замерзших окошек. Расчищенный двор выглядел опрятным, и чувствовалась во всем хозяйская рука. Подходя к калитке, Инея замерла. Ее сердце пропустило удар и забилось в бешеной пляске. На невысоком заборчике нахохлился огромный ястреб. Он внимательно изучал девушку.

– Иди отсюда! – Она махнула рукой, отгоняя птицу.

Ястреб оттолкнулся и взмыл вверх, сбросив с забора шапку снега. В воздухе закружили блестевшие на солнце снежинки. Инея почувствовала, как к горлу подступает комок. Знала она, что за посланник появился в их доме! Лукай рассказывал!

Она задрала голову, прикрывшись ладонью от солнечных лучей. Ястреб парил в небе, не собираясь исчезать. Тут он камнем рухнул вниз и скрылся за горой. В груди нехорошо заныло. Как раз за уступом рядом с трактом стояла кузница, и шел сизый дымок от кузнецкого горна.

Инея развернулась, собираясь броситься в кузницу, но тут же замерла как громом пораженная. Подняв фонтан снежных брызг, рядом с ней лихо остановились сани. Возница в бархатном плаще, подбитым мехом, натянул вожжи и схватился за шапку.

– Инея из Фергала? – важно спросил гость. На его узком бледном лице горели морозные пятна румянца, а водянистые глаза нехорошо блестели.

Тут девушка испугалась, стараясь высмотреть на одеждах инквизиторские кресты. Она замотала головой и быстро скользнула за калитку, закрыв ее на засов.

– С кем имею честь? – едва слышно пробормотала девушка, прижимая к себе завернутые в платок остывшие караваи хлеба.

– Неужто ты не помнишь меня, госпожа? – протянул мужчина, расставив руки.

Инея попятилась к крыльцу и нервно дернула плечом. Незнакомец спрыгнул с саней и тут же провалился в сугроб по колено.

– Меня зовут Андрон!

В ответ девушка только недоуменно моргнула.

– Андрон из Триэля!

Инея нахмурилась, силясь вспомнить, где могла видеть этого плюгавенького господина. Она перебрала всех знакомых отца, с какими виделась еще в родовом замке, и не нашла ни одного Андрона.

– Отец твой обещал мне руку! – пояснил господин и быстро обтер нос рукавом.

– Руку чью? – наконец выдавила из себя девушка.

– О, госпожа, вижу, ты не глухая! – обрадовался Андрон. – А то я уж опечалился! Рука твоя была обещана мне!

– Зачем тебе моя рука? – Инея и сама не поняла, как прижалась спиной к входной двери дома. – Тебе своих двух недостаточно?

– Нет, не помнишь ты меня, – нахмурился Андрон и стал дергать засов калитки.

Не добившись результата, он принялся перелезать через низенький заборчик. Девушка с тоской покосилась на гору, где стояла кузница Лукая.

Господин сумел-таки перевалить неуклюжее тело и ухнул с головой в сугроб. Он быстро вскочил на ноги, отряхнулся и вытащил из снега шапку.

– Жениться я приехал на тебе! – просиял он в конце концов.

– Ты, Андрон из Триэля, хочешь женится на мне? – недоверчиво ткнула в него пальчиком Инея. – Зачем?

– Ты Инея? – уточнил потенциальный жених. – Ну а я Андрон. Андрон из Триэля – города такого в Империи. Пришел жениться, как было завещано нашими родителями. Вот он я!

– Ты деревни не перепутал? – на всякий случай уточнила Инея.

– Нет, – господин оглянулся, – отличная деревня! Домик твой мне нравится! Мой замок-то крестьяне взбунтовавшиеся спалили. Или бродяжничать, или жениться.

– А почему в Империи не женишься?

– Так боязно, что найдут бывшие слуги…

– Слушай, Андрон из Триэля, – отрезала девушка, – иди на все четыре стороны! А не пойдешь, самоубийца, я Лукаю пожалуюсь.

– Лукаю? – опешил тот.

Девушка кивнула:

– Лукаю – кузнецу!

– Кузнец? – пробормотал недоуменно Андрон и тихо кашлянул. – Зачем кузнец? Нам кузнец не нужен… – И тут заголосил запальчиво, выкатив глаза: – Так ты изменяешь мне?! Вызываю его на бой!

Он выхватил из-за пояса кинжал, и тут девушка по-настоящему испугалась. Неожиданно кривой клинок выпал из изукрашенной самоцветами рукояти и утонул в снегу. Инея вопросительно изогнула брови, господин замялся.

– Где он? – наконец произнес Андрон, сконфуженно почесав под шапкой затылок.

– Кто он?

– Кузнец!

– На горе! – махнула рукой Инея.

– Пойду со смертельным врагом биться, – промямлил жених, будто бы желая, чтобы его немедленно удержали от подобного безумства.

Потоптавшись еще немного, он тяжело вздохнул и поковылял к калитке. Под изумленным взором Инеи гость перелез через забор и лихо забрался в сани. Подстегнутая плетью лошадка взвилась на месте и устремилась в гору.

– Так он к Лукаю! – пробормотала девушка испуганно. – Всевышний, что же за напасть?!

Она сорвалась с места. Спотыкаясь, девушка побежала к горе, и ее провожали недоуменные любопытные взоры селян.

– Кузница, что ли, полыхнула? – шептались кумушки, а Инея неслась сломя голову, задыхаясь.

Девушку бросило в жар, в горле пересохло. Она сорвала с головы платок и, не чувствуя крепкого морозца, из последних сил поднималась по крутой дороге.

Андрон из Триэля бросил сани поперек двора. Тяжело дыша, девушка остановилась, прислушиваясь. Ни воплей, ни предсмертных хрипов не раздавалось, только мерный стук кузнечным молотом о наковальню. Чувствуя себя последней дурехой, девушка осторожно приоткрыла дверь дрожащей рукой. Как всегда, в маленькой темной кузнице было жарко натоплено. Лукай, удерживая клещами заготовку, правил молотком подкову. Рядом с наковальней, разинув рты, привычно следили за работой деревенские ребятишки, ожидавшие очередного урока фехтования на деревянных мечах. Один мальчонка вдохновенно сосал большой палец, другой с еще большим энтузиазмом ковырялся в носу, третий жевал губу, не пропуская ни одного жеста кузнеца.

Девушка вошла и тут же увидела на толстой потолочной балке огромного остроклювого ястреба. Сердце сжалось от предчувствия беды.

– Инея? – Лукай удивленно замер, занеся молот.

Детишки оглянулись, хлопая глазенками.

– Я это… – Она мяла в руках платок. – А где Андрон из Триэля?

Губы Лукая дернулись в едва заметной усмешке, и у глаз появились мелкие морщинки.

– Тут твой рыцарь, – по-доброму хмыкнул он и кивнул куда-то в сторону.

Андрон из Триэля с каменным выражением на разбитом лице и с заплывшим глазом, закинув ногу на ногу, сидел на колоде и разглядывал свои отполированные пилочкой ногти.

– Что же ты, госпожа, – сквозь зубы пробормотал он, снимая с разодранного плеча торчавшую ниточку, – не сказала, что деревня ваша Сногрок, а не Круэль?

Инея испуганно покосилась на Лукая. Тот спокойно обтирал руки о грязную тряпицу и не обращал внимания на потенциального соперника.

– Так ты же не спросил, – протянула она.

– Знаешь, кузнец, – Андрон важно встал с колоды, – не надо мне подковывать лошадь. Я до Круэля и так доберусь.

– Пешим ходом, что ли? – удивленно изогнул рассеченную шрамом бровь Лукай.

– Можно и пешим, – согласился Андрон.

Из-под подола его бархатного плаща высовывалась отодранная меховая подкладка, а дыра на рукаве открывала несвежую батистовую сорочку.

– Держи золотые, – Андрон звучно шмякнул на наковальню пару монет, – работа-то почти закончена.

– Смотри, подковы не потеряй, рыцарь, – предупредил кузнец.

Паническое бегство имперского аристократа насмешило даже детей. Заливаясь хохотом, они высыпали на заснеженный двор, оставив дверь распахнутой. Холодом потянуло в кузницу, а между Лукаем и Инеей воцарилось неловкое молчание. Гудел огненный кузнечный горн, по каменным стенам с развешенными заготовками клинков плясали тени. Ястреб зашевелился на балке, и Инея испуганно вскинулась.

– Посланник прибыл… – пробормотала она, боясь взглянуть на Лукая. – Когда ты едешь к Ламберту? – голос сорвался от странной горечи. Пальцы сжали платок, слезы комом встали в горле.

– С рассветом.

– Так скоро? – выдохнула Инея и потянулась к нему.

В его глазах не таилось сожаления. В них не было ничего. Он уже попрощался с ненавистной жизнью деревенского кузнеца, на которую обрек себя по непонятной девушке причине. А вместе с прошлым распрощался он и с самой Инеей…

Он уедет на следующий день. Девушка проводит его, стоя босой на обледенелом крыльце. Инея не станет оплакивать одинокую долю. Не будет слез и когда, исполнив пророчество странствующего мага, полыхнет кузница, подожженная недрогнувшей девичьей рукой.

Ястреб кружил в небе и тогда, когда Бигдиш в самом гнусном настроении возвращался в Севендаск, сопровождая подводы с телами бывших соратников из охраны торгового каравана. Солнце стояло в зените, и тонкая корка льда блестела на мощеных улицах. Толпа с любопытством встречала траурную кавалькаду, тихо перешептываясь. Лучнику захотелось удавиться, когда им навстречу с воплем бросилась растрепанная заплаканная женщина. Въездная площадь перед городской остроконечной башней загудела. Морозный воздух всколыхнулся от зарокотавших в унисон сотен голосов, когда случайно из-под дерюги, прикрывавшей телегу, высунулась посиневшая рука убитого воина, перепачканная кровью.

Потом Бигдиш, не раздеваясь, долго сидел на смятой постели в маленькой холодной коморке, взятой внаем, неубранной и неопрятной. На столе теснились пустые бутыли из-под эля, валялись кованые наконечники стрел. На облезлых стенах темнели влажные расплывшиеся пятна.

Как только наемники выяснят, что Бигдиш проболтался о караване, ему придет конец! Тихий стук заставил лучника вздрогнуть и схватиться за оружие. Бигдиш осторожно выглянул в окно. Пустой каменный двор с заледенелыми постройками просматривался как на ладони. Тут Бигдиш заметил нежданного гостя, сидевшего на крыше соседнего здания.

Большой ястреб любознательно посматривал на дом, ожидая, когда же его впустят в дом. Громыхая створками, мужчина распахнул окно, позволяя птице усесться на подоконник. На лапе болталось послание, привязанное плотной нитью. Бигдиш осторожно забрал письмо.

На влажном пергаменте темнели кривые строчки, будто бы их автор едва удерживал в руках перо. Бигдиш едва разобрал мелкий витиеватый почерк. Лаконичные фразы объясняли место нахождения военного лагеря. Прочитав послание, лучник нахмурился и резко вздохнул.

«Мне нужна помощь…» – писал капитан. Мечник узнал быстрый росчерк Ламберта.

Помедлив ровно секунду, чтобы оглядеть убогую комнатенку, Бигдиш схватился за походную суму.

Глава 2. Неласковый прием

Переплетаются дороги Невендаара, кружат, опоясывают земли, превращаются в едва заметные тропки и снова становятся людными торговыми трактами. Они иногда повторяют узоры на картах, начертанных пером картографов и искателей приключений, но чаще противоречат им, путая и неожиданно меняя направление.

Узкий тракт, обозначенный лишь тонкими следами полозьев, извилистой лентой пробегал под каменным уступом, нависшим тяжелой скалистой громадой, и вклинивался в жиденький лесок. Бигдиш остановил свою пегую кобылку посреди молодого ельника и, стянув кожаные перчатки, повертел в озябших пальцах потрепанную карту с расплывшимися названиями и масляными пятнами. По всем признакам прямо перед его носом меж скал должен был величаво блистать Алтарь Первого Инея. Вокруг в голубой морозной дымке мерзли елочки, доходившие едва до груди, с белыми шапками на мохнатых ветвях. По правую руку до самого горизонта тянулась долина и упиралась в зубцы скал, протыкавших небо со слепым желтым солнечным диском над ними.

От раздражения Бигдиш сплюнул. Стоило признать: он заблудился, как несмышленый мальчишка, никогда не бывавший в походах. Вокруг застыло царство тишины и чистоты белого хрусткого снега. Лучник понукнул лошадку, и та, недовольно фыркнув, понуро поплелась по едва заметной плохо укатанной дороге.

Стоило ему добраться до уступа, как неожиданный резкий крик заставил лучника вздрогнуть и резко натянуть повод, приказывая кобылке остановиться. С новым воплем, казалось бы, слетевшим с прозрачных небес, Бигдиш схватился за лук и напряженно прислушался, пытаясь определить точное место. Эхо разнеслось по долине, остававшейся совершенно безучастной к чужому крику о помощи.

Сверху на голову воина посыпались мелкие камушки, и лошадка шарахнулась в сторону. Бигдиш задрал голову и только успел заметить, как за камнями мелькнул край ярко-красного плаща.

– Эй, кто там?! – позвал лучник, спешиваясь.

Он быстро привязал лошадку к торчавшей из-под снега коряге, надеясь, что не останется пешим по возвращении. Трусоватая кобылка недовольно застригла ушами, явно намереваясь бросить хозяина при первой удачной возможности.

Снова кто-то заголосил, разбивая вдребезги гулкую горную тишину. Бигдиш бросился к едва заметной тропинке, круто убегавшей в гору. Неловко скользя по смерзшемуся снегу и хватаясь за каменные выступы, он поднимался все выше. Плащ путался под ногами, отчего возникало желание по-бабьи подоткнуть его за пояс портов. В нос ударил неприятный запашок гари, и только сейчас задыхавшийся Бигдиш заметил черные хлопья пепла, усеявшие девственно белую землю с многочисленными следами. На одно мгновение живот нехорошо подвело, когда меж частых сбивчивых отпечатков сапог обнаружились глубокие, с оплавленными краями следы широких копыт.

– Всевышний, помоги! – проведя пальцем по гладкому льдистому краю следа, пробормотал Бигдиш и пристальным взором оглядел многочисленные каменные валуны, похожие на черные опаленные великаны.