Дорога к ангелу Ефиминюк Марина

– В атаку! – скомандовал Ламберт, и несколько десятков имперских воинов сорвались с места, словно озлобленные псы, спущенные с привязи.

Они клином вошли в авангард Проклятых, рассекая его на две части. Внезапная помощь Стражам Троп смешала ряды Проклятых, не признававших дружбы и союзов. И уже непонятно становилось, где эльфы, а где люди – все походили на свору диких зверей, защищавших свое логово. Сумятица первых мгновений едва не обернулась фиаско, когда эльфийские лучники, распознав имперские плащи, отправили в сторону неожиданных союзников тучу стрел.

– По своим же метишь, Бетрезенов пес! – в бешенстве заорал в пустоту Бигдиш, пригнувшись к шее коня.

Стоило ему выпрямиться и погрозить непонятно кому кулаком, как перед самым носом увидел светловолосого Стража Троп, окруженного двумя рассвирепевшими оскалившимися демонами.

– Чтоб вам провалиться, Бетрезеновы дети, – пробубнил сам себе под нос Бигдиш, с азартом вытаскивая из колчана за спиной стрелу.

Он выстрелил инстинктивно, как делал тысячи раз, прикрывая лучшего друга Лукая. Стрела вонзилась в горло демона, застревая в огненном теле, упал на черную от пепла траву тяжелый топор. Легко развернулся эльф, лишь волосы стегнули по лицу, и на зависть изящным ударом пронзил второго неприятеля. Страж троп встрепенулся, желая найти помощника. Обнаружив подмигнувшего ему имперца, лишь сдержанно кивнул головой в знак благодарности, а в следующий момент ринулся в сторону Бигдиша. Но тот и так чувствовал, как за спиной просвистел клинок, и неловко свалился с коня. Упал плохо – локоть пронзило болью, и над лучником, распластавшимся на земле, острый эльфийский меч остановил Проклятого, замахнувшегося косой Мстителя. Ни слова не произнося, эльф и вскочивший на ноги человек встали спина к спине. Один вытянул разящий клинок, другой натянул тетиву костяного лука. Так кружили они, похожие на невиданное ощетинившееся животное, все ближе и ближе к ревущему зверю, размахивавшему мощным гладким хвостом.

– Что за гадину они выпустили? – воскликнул Бигдиш, когда, в очередной раз крутанувшись, разглядел монстра.

– Человек, – процедил сквозь зубы эльф, и Бигдиш почувствовал, как он бросился на кого-то и тут же вернулся, прижавшись спиной к спине, – помолчи, ради Галлеана!

– Помолчать? – пробормотал Бигдиш, стрелой укладывая на землю ринувшегося в их сторону одержимого с огромным, мгновенно остекленевшим глазом на животе. – Тебя беседа не подбадривает?

– Нет! – Они снова крутанулись, и от бешеной пляски сбилось дыхание.

Тут Бигдиш увидел, как на Фиве гроздьями калины повисли оскаленные одержимые. Воин ревел, сбрасывая их. Проклятые рассыпались, отбегали, убоявшись меча, но один особенно резвый разбежался и оседлал спину Фива.

– Развернись! – заорал что было мочи Бигдиш и почувствовал, как в горле нехорошо засаднило. Он сорвал голос. К счастью, несмотря на грохот битвы, сквайр сумел расслышать приказ лучника. Неловко пытаясь расцепить пальцы с разящими клыками – острыми стилетами, он повернулся, подставляя спину воющему врагу.

Стрела с ярко-алым оперением в один миг сорвалась с гудящей тетивы. Она пролетела над головами, едва не ударилась в завертевшийся в воздухе шлем поверженного демона, пронзила молоко тумана и воткнулась между лопатками одержимого. С удовлетворением Бигдиш кивнул, и снова ему пришлось крутануться на месте. Почерневшие от копоти и пота искаженные лица воинов казались одинаковыми, да и картина боя мало изменилась.

– Ты почему замолк, имперец? – спросил эльф, когда оба ловко присели, вжимая головы в плечи и спасаясь от просвистевшего клинка. Лишь отсеченная прядь светлых волос сына Галлеана мягко опускалась на землю. Небольшая потеря по сравнению с головами.

Бигдиш что-то, чего и сам не понял, промычал в ответ, в душе желая обкостерить эльфа со всей возможной страстью.

– Спасибо тебе, Галлеан! – с чувством произнес страж троп.

Но в тот момент на Бигдиша несся оскаленный вопивший диким вепрем берсерк, размахивавший топором, и казалось, под мощными стопами его в земле остаются вмятины. Потеря голоса сейчас меньше всего волновала лучника, ведь рука нащупала пустой колчан за плечом, и оставалось лишь метнуть сам костяной лук в сторону бешеного врага.

Эльф стремительно обнял Бигдиша сзади, и тот прижался лопатками к горячей груди. Руки стража троп взмахнули, ударяя лучника по ушам с такой силой, что в голове зазвенело и перед глазами поплыли желтые круги. Он толком и не разобрал, как берсерк налетел открытой грудью на выставленное острие эльфийского меча. Демон захрипел, хватаясь за наточенные кромки клинка, и из-под пальцев полилась огненная кровь. Еще одно движение, и Проклятый развалился на две половины, словно туша животного на скотобойне. Кровь хлынула, глаза потухли, превращаясь в черные угли. Эльф развернулся, а лучник только удивленно бровь поднял, отдавая должное заточке разящего клинка.

– Поблагодаришь, когда голос вернется, имперец! – донеслось до Бигдиша, но тут уж он не выдержал и хрипло крикнул, окончательно срывая глотку:

– Болтун ты, эльф!..

Потом, по прошествии времени, в затрапезном трактире Фергала пьяный менестрель затянет еретическую песню, и Бигдиш услышит ее. Героический, но исключительно вредный с точки зрения Инквизиции сказ об имперском лучнике и Страже Троп, ставшими на поле боя одним единым целым, непобедимым воином, не знавшим пощады к Проклятым Демонам. И с ехидной ухмылкой вспомнит Бигдиш, как скрипел эльф зубами и страстно многословно доказывал, что в отличие от имперца, напрочь потерявшего голос, он умеет держать язык за зубами. Особенно когда вокруг плещется кровь и умирают сыны Галлеана…

Монстр, выбравшийся из подземного царства Бетрезена, неистовствовал. Огромными кулаками он молотил землю, и почва под ногами защитников Элаана дрожала. Остроконечная слепая морда зверя принюхивалась к дымному воздуху, тонко улавливая запах нападавших на него противников. Пара тонких конечностей, до жути напоминавших эльфийские руки, разбрасывала казавшиеся хрупкими фигурки Стражей Троп. Из лопнувших на хребтине нечувствительных к ударам покровов валил черный дым. Вросшие в грудь черепа скалились, беззвучно посылая проклятия на головы детей Галлеана. Тварь шла, тяжело ступая, к величественному, необъятному дереву с густой золотой кроной, каким являлся Элаан. Демон жаждал поломать ветви, раздробить переплетенные опоры-стволы. Пасть с мощными челюстями-шипами открылась, выказывая черную бездонную глотку. Яростный хриплый рев вырвался из груди, перекрывая оглушительный грохот битвы.

Стражи Троп пытались перекрыть демону Бетрезена путь к дереву-городу, но разлетались под его ударами в разные стороны, похожие на тряпичные куклы, отброшенные чудовищными конечностями. Мечи эльфов со звоном ударялись о покрытые чешуей лапы, не причиняя вреда. Монстр казался непобедимым, и злость охватывала смелых детей Галлеана.

Из ветвей города-дерева, где в листве таились стрелки, прошелестела заговоренная стрела, сорвавшаяся с тетивы эльфийского лука, называемого Шелестом Смерти. Она воткнулась в слепую глазницу монстра, и, захлебнувшись болезненным воплем, тварь задрала голову. Только магия могла победить его! Со следующей стрелой, вонзившейся в грудину с черепами, тварь остановилась, в недоумении встряхнувшись. Длинный гладкий хвост в бешенстве ударил по земле, оставляя отметину, похожую на излом. Последний удар заколдованным друидами мечом в руках предводителя стражей троп Эриона заставил монстра пошатнуться и спустя бесконечные секунды осесть, свернувшись клубком. Еще несколько мгновений окровавленная грудь вздымалась, вбирая короткие глотки воздуха, но горький дым, валивший от хребта, медленно иссякал. Убитый монстр затих, так и не стерев город с лица Неведаара и не выполнив приказа заточенного в подземной темнице Бетрезена…

Эту битву никогда не забудут дети Галлеана. Они споют о ней своим потомкам в грустных протяжных балладах, но ни одна из них не расскажет об ужасе, пережитом в тот туманный осенний день, когда Легионы Проклятых схлестнулись с отважными Стражами Троп, но победить смогли, лишь приняв помощь от имперского капитана.

Снова на земле Невендаара вспыхнули погребальные костры, и над ними летали черные стаи ворон. Вместе с очистительным пламенем возносились к Прародителям души погибших, и их провожала грустная эльфийская песня матерей и сестер убиенных. Улыбались воины и защитники Империи ангелу Мизраэлю, встречавшему их у ворот вечного царства. Преклоняли колени пред отцом своим Галлеаном отважные Стражи Троп.

Великолепный в своей мощи город, замиравший от страха всю последнюю седмицу, вмиг ожил. Из главного входа, похожего на огромную нору и темнеющего у самого основания ветвистого дерева с невероятно густой бронзовой кроной, в долину хлынули повозки для раненых. Теперь началась другая битва между выжившими защитниками и смертью, не желавшей покидать осенний край так скоро.

По каменистой горке наперерез грохотавшим навстречу телегам бежали два имперских воина. Дыхание бородатого мечника с выступившей испариной на лбу сбилось. Кудрявый светловолосый лучник с пустым колчаном за спиной, который так и не сподобился снять, держал на руках доверчиво прильнувшую к нему девушку, бессильно откинувшую голову. На ее бледном лице не осталось ни кровинки, щеки впали, а черты застроились. Белые губы шептали едва слышную молитву. Девушка сбивалась, коротко всхлипывала и начинала заново.

С приближением ко входу в город до воинов все явственнее доносился сладковатый цветочный аромат, так сильно отличавшийся от прогорклого зловония, окутавшего поле битвы. Стремительно, не замечая подозрительно напрягшихся стражей, пытавшихся управлять стихийным потоком, друзья вбежали в город и на одно мгновение остолбенели.

Дерево поистине поражало своими размерами, а красота и величие подавляли. Необъятного размера ствол являлся лучшей защитой для всех жителей Элаана. Заворачиваясь в причудливую косицу, сплелись загрубевшие корни, превращенные в столпы. Они держали «небо» города – золотую крону, через которую сочились яркие до рези в глазах лучи дневного света. Маленькие аккуратные домики рассыпались по переплетавшимся ветвям. Сверху спускался огромный, сжавший лепестки цветок, похожий на перевернутую каплю. Внутри него загорелись всполохи, и золотая пудра осыпалась вниз, к самой земле. Храм Галлеана из светлого мрамора с длинными остроконечными башенками и окнами с разноцветными витражами захватывал дух. Никогда друзья не видели подобной красоты.

Наверное, так бы и стояли воины, как громом пораженные, переглядываясь в необъяснимой нерешительности, но им вдруг стало понятно, что измученные долгой осадой эльфы ничуть не обрадовались появлению имперцев в сердце Элаана. Недобрые взоры говорили лучше любых слов, что при первой же возможности наглецов вышвырнут через ворота и спустят под горку.

В противовес ошеломляющей красоте, созданной природой, город-дерево наполнился стонами умирающих, вытащенных с поля боя.

– Куда? – выдохнул Лукай, хватаясь за горевшую огнем грудь.

Бигдиш, пораженный увиденным внутри древесного ствола, только страстно замотал головой и замычал, не в состоянии произнести ни звука.

– Всевышний помоги, именно когда надо, у тебя язык отнялся! – процедил мечник зло.

В город въехала первая повозка с ранеными из дозорных башен Элаана, и воинам пришлось поспешно уступить дорогу. Возница недобро стрельнул глазами, впервые на своей долгой памяти он видел людей в эльфийском доме. А за повозкой ласточкой влетел на коне Страж Троп в развевавшемся плаще, и длинные волосы с криво отсеченной прядью, торчавшей на макушке презабавным хохолком, стеганули его по лицу. Тут Бигдиш странно замычал, бросаясь под копыта жеребца, и седоку поневоле пришлось натянуть поводья. Лариэлла тихо застонала. Эльф презрительно сощурился при виде имперских воинов.

– Человек? – надменно вопросил Бигдиша Страж Троп.

– Вы знакомы? – коротко уточнил Лукай, обращаясь к нечленораздельно мычавшему другу.

Конечно, лучше всего тот запомнил спину нечаянного боевого соратника, но все-таки сразу его признал.

Оба, и Страж Троп, и лучник, скрипнули зубами.

– Проводи к храму Галлеана! – четко произнес мечник, и просьба прозвучала приказом.

Эльф посмотрел в решительное лицо имперского воина, на умирающую девушку, на напарника, словно что-то высчитывая в уме, и потом медленно кивнул.

– Госпожа, – позвал Лукай, осторожно погладив девушку по коротким, свалявшимся во время лихорадки волосам, – потерпи! Мы почти дошли!

Она не отвечала, и в голосе мечника появились нотки отчаяния:

– Если молишься, значит, слышишь меня! Лариэлла, ты выживешь!

Добровольный проводник склонился и протянул руки, принимая в объятия умирающую девушку. Отдавая Лариэллу, Бигдиш очень осторожно поддержал голову девушки и промычал нечто невразумительное, но явно далекое от благодарности.

Эльф вел друзей в напряженном молчании, и Лукай признал про себя, что без посторонней помощи в хитросплетении эльфийских дорожек они вряд ли добрались бы до сияющего храма Галлеана.

По ступеням, спирально огибавшим столп-подпору, они поднялись к широкому деревянному мостку, перекинутому через пропасть. Перед ними высился храм, и от странного сияния, льющего от стен, воздух вокруг казался прозрачным и светлым.

– Мы пришли, – прошептал Лукай монахине, и у той вздрогнули прозрачные веки с тонкими прожилками вен. – Лариэлла, ты все-таки пришла в Элаан, в храм Галлеана!

– Здесь, – кивнул эльф, он с презрением взглянул на Бигдиша, поспешно прижавшего к себе обессиленную Лариэллу.

Она горела, грудь ее вздымалась редко, со всхлипами, словно ей было тяжело дышать.

– Благодарю, эльф, – кивнул Лукай.

Он не повернулся к проводнику, а хмуро разглядывал великолепную каменную цитадель. Что-то подсказывало мечнику, что еще не ступала нога человека внутрь этого священного места.

Не оглядываясь, они бросились к храму, и лучник прижимал свою хрупкую ношу к груди, панически боясь уронить. Уставшие после боя руки мелко тряслись, хотя тело монахини казалось до странности легким.

– А ты, имперский лучник, поблагодаришь, – донесся им в спины оклик стража троп, – когда голос появится!

Храм отозвался на их вторжение гулким эхом. Темнота, царившая в огромном прямоугольном зале, сгущалась по углам. Лишь яркий столп дневного света падал из круглого отверстия в потолке. Казалось, он сиял, и в нем, поблескивая, кружили осенние листья. Они шуршали под ногами, будто в пустом зале неожиданно случился листопад, покрыв каменные плиты пола мягким ковром.

Друзья в нерешительности изучали совершенно пустое, подавляющее своим размером, холодное помещение. Злой сквозняк гонял листья, закручивал их крошечными воронками. Тишина наполнялась потусторонним перешептыванием. Пахло сухими травами и благовониями.

– Для чего вы пришли, люди? – вдруг прогрохотал голос, такой грозный, что оба воина вздрогнули.

От неожиданности Бигдиш даже отпрянул назад, к выходу. Лариэлла в его руках застонала, приводя лучника в чувство.

– Мы пришли к вам не ради себя! – крикнул Лукай, для чего-то задирая голову к темному потолку, и эхо подхватило его слова. – Мы принесли к вам девушку, умирающую от скверны монахиню из сожженного под Гильгамом монастыря! Мы просим помочь ей!

– Почему мы должны помогать человеческой монахине? – заговорил другой собеседник, и на одно страшное мгновение Лукаю показалось, что прямо сейчас им покажут на дверь. Хозяева храма не торопились появляться, оставаясь невидимками.

– Она пересекла три царства, чтобы прийти к вам, и спасла жизни многих смелых воинов!

– Имперских воинов! – теперь заворчал третий голос.

Смешно, но именно он показался мечнику самым… человечным.

– Разве у жизни есть родословная? Разве жизнь является эльфом или человеком? Жизнь – это воин? – разозлился Лукай, и Бигдиш одобрительно кивнул, всей душой поддерживая лучшего друга. – Сейчас на поле брани мы, имперские и эльфийские воины, были братьями! Мы защищали жизнь! Вот что самое ценное! Не важно, кто ты – раненый страж троп, простая монахиня, Небесная Посланница или целый мир. Мы просим спасти не человеческую девушку, а жизнь!

За его словами последовала громовая тишина. Ожидание и промедление убивали и друзей, и Лариэллу.

Они выткались из воздуха. Три высокие фигуры в серых балахонах с широкими капюшонами, закрывающими лица. В руках друиды держали скипетры, и на их концах сияли магические камни. Неровный свет рисовал странные разноцветные узоры на одеждах магов, вырывался острыми лучами и резал глаза. Друзьям захотелось зажмуриться от холодного блеска волшебных скипетров.

– Мы спасем жизнь монахини, – произнес один, указав в сторону гостей скипетром. – Оставляйте девицу.

Неожиданно из темноты, отделяясь от стен, выступили служители в черных плащах. Один, словно отсчитывая каждый шаг, подошел к Бигдишу и протянул руки, желая забрать умирающую. В первый момент лучник заколебался, не желая отдавать монахиню. В его лице с мучительной быстротой сменялись чувства. Служитель терпеливо ждал. Дыхание девушки оборвалось, хрипы затихли. И вместе с ней перестали дышать два лучших друга. Сердца сначала остановились, а потом забились в бешеном ритме, когда Лариэлла сделала очередной хриплый вздох.

Порыв злого сквозняка сорвал со служителя капюшон, раскрывая длинноволосую голову с острыми ушками. Совсем юное лицо эльфа казалось высеченным из камня, а глаза светились в темноте странным голубоватым цветом. Юноша едва заметно кивнул, но отчего-то это проявление дружественности успокоило лучника, и он бережно передал Лариэллу. Монахиня даже не почувствовала, что одни объятия сменились другими. Ее ослабевшее тело напоминало тряпичную куклу, безвольные руки свисали, голова запрокинулась.

– А теперь уходите! – раздался резкий приказ. – Людям не место в святом храме Галлеана!

Друзья даже моргнуть не успели, как все до одной фигуры исчезли и зал опустел. Только столп света едва озарял холодный храм.

– Пойдем, – тихо пробормотал Лукай, не в силах сдвинуться с места.

– Даже с Проклятыми так страшно не было, – отозвался Бигдиш и тут с изумлением схватился за излеченное горло. – Слушай, – обрадовался он, – может, здесь воздух тоже магический, а? – Он коротко и часто задышал. – Втяни в себя побольше, брат, здоровее будем! Нам еще предстоит долгий путь. Ты уже слышал, что Хаархуса не было в этом авангарде?..

Лукай кивнул и развернулся к выходу. Он ни за что бы не признался лучшему другу, по крайней мере не сейчас, что боль отступила и его болезненная рана на груди исчезла.

– Знаешь, а мне нравилось, что ты молчал! – бранился мечник сквозь зубы, направляясь к четкому прямоугольнику света настежь раскрытой двери. – Непривычно, конечно, но давно я не получал столько удовольствия от тишины.

Путь к храму в бешеной гонке показался бесконечным, но обратная дорога по извилистым ветвям-ступеням, рядом с вросшими в кору ствола особнячками и стремительно падающим с высоты потоками воды не заняла много времени.

У выезда из города происходила сумятица. С поля боя доставляли раненых, и лекари сбивались с ног, помогая и эльфийским воинам, и имперским. В толкотне неожиданно мелькнула щупленькая фигурка с маленькой птичьей головой и всклокоченными легкими сединами.

– Это Герон? – пригляделся Лукай и позвал лекаря: – Герон!

Тот пригляделся к друзьям, совершенно их не узнавая. Он горел жаждой деятельности и в маленьких ручках зажимал плошку с едко-зеленой кашицей. Подскочив к повозке с ранеными, он что-то страстно принялся доказывать эльфийскому лекарю. Тот вовсе не стал его слушать, без лишних обсуждений отошел, предоставляя отрядному имперскому кудеснику возможность заняться целым квартетом стонущих Стражей Троп.

– Сейчас он их вылечит, – хохотнул Бигдиш, и Лукай про себя обратился к Всевышнему с настоятельной просьбой, чтобы лучший друг еще хотя бы на часок потерял голос.

Сейчас, когда душа болела за умирающую монахиню, никак не хотелось слушать пустую болтовню. Только стоило мечнику мельком глянуть на Бигдиша, как стало понятно – ему тоже не до смеха, и шутит он через силу, отгоняя дурные мысли. Потому смех лучшего друга отдает горечью.

– Они ее излечат, – неожиданно произнес Бигдиш, разглядывая суетившегося Герона. – Я верю.

– Если не верить в это, во что тогда стоит? – потерянно отозвался Лукай.

– Не вини себя. – Неожиданно лучший друг посмотрел на хмурого мечника, выглядевшего ничуть не лучше оставленной у друидов монахини, только что на ногах держался. – Ты защищал отряд, когда обвинил ее в предательстве.

– Я был слеп, – признался Лукай. – И Всевышний помог мне прозреть!

Друзья пробирались между повозками, торопясь убраться из Элаана, как вдруг их остановил оклик:

– Эй, человек!

Бигдиш резко развернулся. Их проводник на беспокойно танцующем коне высился над толпой.

– Спасибо за помощь, эльф, – кивнул Бигдиш.

Тут светловолосый страж троп спешился и, пропустив носилки с раненым эльфийским лучником, спущенным с городской стены, приблизился к друзьям. Под удивленными взорами имперских воинов он вытащил из ножен меч с тонким, искусно выкованным клинком, называемый Клинок Грани.

– Мое имя Эирин, – произнес эльф, – я хочу отдать тебе свой меч в знак наивысшего уважения и преклонения перед твоей смелостью.

Остолбеневший Бигдиш не сразу принял протянутый подарок, и его рука, сжавшая рукоять эльфийского меча, заметно дрожала.

– Меня зовут Бигдиш, – сказал лучник в ответ, – и все, что я тебе могу отдать, – это пустой колчан, потому что свой лук я оставил в лагере…

– Человек, – эльф вытянул губы и честно признался: – Ты, конечно, хорош в бою, но лучше бы мудрые друиды не возвращали тебе голос!

Лукай едва подавил ухмылку. И он, и величественный Элаан с изумлением наблюдали за странным, невероятным братанием сына Галлеана и человека.

Между тем в низине под холмом, на котором стоял Элаан, уже взвились погребальные костры, проходила совсем другая беседа, и она не оставляла после себя надежд.

Ветер трепал одежды, от запаха гари перехватывало дыхание и першило в горле, и жар шел от пламени.

Страж Троп с рано состарившимися, потерявшими цвет глазами стоял напротив седовласого имперского воина, за плечом которого, словно охраняя, застыл высокий светловолосый рыцарь с пронзительным, тяжелым взором.

– Благодарю тебя, человек, – произнес эльфийский полководец, герой кровавой битвы под Лиэлем. – Без твоей помощи мы бы не пережили этого сражения. Меня зовут Эрион, и я, Страж Троп, – твой должник.

– Мое имя Ламберт, – ответил имперский воин, – я капитан гвардии императора Мередора.

– Ты оказал неоценимую услугу народа Галлеана. – Складка меж нахмуренных бровей Эриона стала еще глубже.

– Благодари не меня, – Ламберт оглянулся на рыцаря за плечом, – а моих воинов.

Его рыцари, те, кто пересекал вместе с ним горные перевалы, воевал с орками в лесу Крагриэль, продирался через зараженные скверной земли, – сумели выжить. Навыки и смелость помогли им в бою, а Всевышний послал удачу. Но все-таки эта битва унесла жизни пятерых воинов из его отряда. Теперь капитану предстояло написать письма их семьям и отправить ястребов, которым выпало стать вестниками горя.

– Могу я узнать, что привело тебя в наши земли? Если понадобится содействие детей Галлеана… – Эльф многозначительно замолк, предлагая любую возможную помощь.

– Мне… – отозвался Ламберт и замялся, – кое-что нужно от демонов Бетрезена. Но тот, кого я искал, похоже, далеко от Элаана. Ты ничего мне не должен, Эрион. Я сам справлюсь со своей миссией.

Видя колебания имперского капитана, Страж Троп не стал настаивать.

– Завтра мы тронемся в путь.

– Ты можешь остаться на земле Элаана столько, сколько потребуется твоим воинам, чтобы восстановиться после битвы.

– Нет времени ждать, – отказался Ламберт. – Позволь раненым остаться в городе до выздоровления, после они вернутся в Фергал.

– Это самое малое, что я могу сделать для тебя, – сурово вымолвил Эрион и пожал руку имперского капитана в знак дружбы и уважения.

Эта битва закончилась.

Ламберт и его воины не нашли проклятого Хаархуса, укравшего ангела Иноэль.

Новая битва только началась. Им предстоял долгий поиск, полный опасностей и потерь.

Ламберт глубоко вздохнул и посмотрел на далекое небо, куда уходил сизый дым костров. Капитан, верный слуга Империи, искренне верил, что сейчас, в каком-то другом месте хрупкая Небесная Посланница подняла глаза к облакам и попросила Всевышнего направить стопы своего защитника на верную дорогу.

Иноэль должна была спасти мир, и только завистливые небесные ангелы да избранные знали, как труден и жесток выбранный ею путь. Уничтожить Невендаар, чтобы спасти его, – какая жестокая шутка!

Но, слепые, они не ведали, что воля Посланницы станет сильнее их желания…