Хлеб с порохом Цеханович Борис
– Иванов, ты чего? Командуй ротой сам. У меня другая задача – танк уничтожить. Говорят, он вас тут уже достал. Я рядом буду, если что, конечно, помогу, а сейчас показывай свое хозяйство и куда мне машины поставить.
Сержант повел меня по окопу. Хоть разведчики и были здесь уже два часа, но везде – на дне окопа, стенках и бруствере – виднелись следы крови и рукопашной схватки.
– А где убитые боевики? – удивленно спросил я.
Разведчик провел меня еще немного по окопу, который проходил по самому краю обрыва, и молча показал на выход из траншеи. Задней частью окопа служила полуметровая стенка, отделяющая сам окоп от края обрыва. Полуметровый выход заканчивался у деревянной лестницы. Я присел у края обрыва и осторожно выглянул. Картина была впечатляющей: отвесный обрыв, высотой с пятиэтажный дом, тянулся в обе стороны, и деревянная лестница на его фоне казалась хлипким сооружением, хотя по ней было видно, что боевики ею постоянно пользовались. Внизу, у основания лестницы, громоздилась куча мертвых бородатых чеченцев. Они навалом лежали друг на друге, кто лицом вниз, а кто вверх. В разные стороны, под разными углами, порой неестественными, торчали руки, ноги. Открытые рты в последнем предсмертном крике «Аллах акбар» дополняли эту жуткую картину. Я отодвинулся обратно в окоп, и тут же последовал удар пули в стенку. Снайпер хоть и не дремал, но все-таки опоздал с выстрелом.
– Товарищ майор, поосторожнее, – предупредил сержант.
– А, ерунда, – я беспечно махнул рукой. – Все равно придется высовываться из окопа и вести разведку местности и зеленки. Ты лучше расскажи, как тут все произошло?
Иванов достал сигареты и закурил, не спеша затянулся, поглядел на сгоревшие БМП и зло сверкнул на меня глазами:
– Ваши хваленые артиллеристы, товарищ майор, ни хрена не могли за эти сутки попасть по боевикам и уничтожить хотя бы эту позицию, я уж не говорю про другие. Не могут попасть, и все. А они контролируют отсюда практически все подходы к мосту и берегу. Поле ровное, как стол. Командование решило: атака на БМП. Стремительный рывок, спешиваемся у окопов – и врукопашную. Сначала так и получилось: практически все поле пролетели, несмотря на сильнейший огонь духов. А в тридцати метрах от окопов духи всаживают гранату в БМП. Кто уцелел, соскочил с брони, а их в упор тут же косят из автоматов и пулеметов. Вторая БМП резко заворачивает, своим корпусом заслоняет от огня боевиков ребят, чеченцы сосредотачивают огонь на нем и тоже сразу же подбивают БМПэшку. Но вот в эти секунды остальная рота спешилась и рванулась к окопу. Я дал очередь в окоп, потом спрыгнул вниз и – в драку. Опомнился уже, когда всех духов кончили. Из офицеров один старший лейтенант Сороговец остался, да и тому через пару минут пуля в глаз прилетела. Пришлось мне на себя брать командование. Осмотрелись: духи, человек семьдесят, уже Аргун вброд переходят и скрываются в кустах. Тут из-под обрыва несколько человек, видать, опоздавшие, выскочили и к реке побежали. Но никто из них не добежал – всех положили. Убитых духов в окопе собрали и покидали вниз, чтобы не мешали. Наших собрали, убитых и раненых, и на уцелевших БМП отправили в полк. Вот так, сидим уже два часа, ждем офицера или какую-нибудь команду, а прислали вас, да еще с другой задачей. – Сержант с досадой махнул рукой, потом продолжил: – Вы, товарищ майор, не обижайтесь. Мы вас знаем и считаем нормальным офицером, но все-таки обидно, что прислали артиллериста, а не пехотного офицера. Что, они там про нас забыли, что ли?
– Иванов, я понимаю твою горечь, обиду на всех, но ты не прав, – я старался не только подбодрить разведчиков, которые прислушивались к нашему разговору, но и в какой-то степени развеять обиду на командование и артиллеристов. – То, что вы сейчас совершили, будут помнить всегда, и командир помнит о вас, отдает необходимые распоряжения, чтобы вас отсюда заменили. В частности, меня прислали. На артиллеристов тоже зря обижаетесь. Смотри, окоп прямо по краю обрыва идет, половина снарядов пролетают мимо и рвутся внизу, не принося вреда боевикам, а половина на поле – тоже с минимальным эффектом. Это только в кино: показали цель, и туда прилетел снаряд. Боевики тоже не дураки, толково обустроили здесь позицию. И задача у нас с тобой одна: я бью танки противника, а ты пехоту. Так что все нормально, как говорится – держи хвост пистолетом.
Я дружески толкнул кулаком сержанта в плечо и только захотел обсудить с Ивановым ряд вопросов, как справа заработали десятки автоматов, и над окопом густо зажужжали пули. Протискиваясь через разведчиков, мы пробрались в крайнюю ячейку позиций и выглянули из нее. В трехстах пятидесяти метрах от нас виднелись постройки. Поливочная станция – сразу всплыла в голове информация. Около этой станции, разворачиваясь в цепь, двигалась в нашу сторону группа боевиков численностью до пятидесяти человек. Я бросил тревожный взгляд в сторону оставленных на открытом пространстве моих машин и успокоился: Чудинов с Алушаевым сами нашли укрытие для машины. Сейчас башня разворачивалась в сторону поливочной станции, готовясь открыть огонь, а противотанковая установка заезжала в выемку, которая практически полностью скрывала машину, но давала возможность вести огонь из пусковой установки. Послышалась стрельба со стороны позиций командно-наблюдательного пункта, но она была неэффективна, так как с той стороны боевиков частично закрывал кустарник. Сержант Иванов начал командовать разведчиками, но окоп был расположен фронтом в сторону МТФ и не давал возможности развернуться всем солдатам в направлении атакующих. Несколько разведчиков выскочили из окопа и, пригнувшись, перебежали к сгоревшим БМП, где заняли оборону. Я не считал нужным вмешиваться в распоряжения сержанта, так как считал, что он все делал правильно.
Боевики приближались медленно: истекли уже минуты три после начала атаки, но чеченцы прошли за это время метров пятьдесят, не прекращая огня из автоматов. Я вскидывал бинокль, оглядывая цепь духов. Перегибался через край окопа и старался осмотреть подножие обрыва, считая, что эта атака – отвлекающий маневр, а другая группа боевиков незаметно пробирается вдоль обрыва, чтобы внезапно ударить снизу. Поворачивался в сторону зеленки и быстро просматривал ее, также считая, что сейчас как раз самое удобное время поддержать огнем танка атаку. Но ничего не обнаруживал, а духи тем временем прошли еще пятьдесят метров. Иванов ерзал рядом, поглядывая на меня. Наверно, считал, что это я должен подать команду на открытие огня. Никто еще не стрелял, подпуская духов поближе. Я наметил одиночный куст, решив: как только первый боевик поравняется с ним – подам команду «Огонь!».
Чуть приподнялся, набирая воздух в грудь, чтобы подать команду, как сзади цепи атакующих расцвел снежно-белый разрыв дымового снаряда. Я схватил сержанта за плечо:
– Стой, сержант, не стрелять. Сейчас артиллерия накроет духов.
Разрыв дымового снаряда заметили и боевики, в их цепи возникло замешательство, так как они тоже понимали, что это был пока только пристрелочный разрыв и что еще через пару минут прилетят остальные снаряды. Так и произошло: несколько боевиков рванули вперед, чтобы выйти из зоны поражения, но большая часть отхлынула назад на пятьдесят метров и залегла, однако это мало им помогло. Земля вздыбилась и засверкала мгновенными вспышками множества разрывов, закрывая весь район дымом и пылью. Еще пару минут там гремели взрывы, а потом все резко прекратилось. Несколько боевиков, которые вырвались вперед, поднялись с земли и, нырнув в дым, исчезли из виду. Никто из разведчиков даже не стрелял по ним; всем было ясно, что атака сорвана. Солдаты оживились и, громко переговариваясь, стали доставать сигареты. Иванов сполз с бруствера на дно окопа и уселся на обломки ящика из-под патронов:
– Вот так артиллеристы и сюда стрельнули бы… – задумчиво произнес сержант, хотел продолжить свою мысль, но не успел.
– Духи, духи! – послышались возбужденные крики, свист и улюлюканье.
Мы с сержантом вскочили на ноги, ожидая увидеть атакующих боевиков. Тревожный взгляд, брошенный в сторону поливочной станции, не обнаружил ни одного боевика, как будто их там и не было. Глянули туда, куда показывали разведчики. Из-под обрыва в сторону реки бежали два чеченца. Один, несмотря на то что в руках он держал автомат и был обвешан боеприпасами, бежал легко, без всяких усилий перепрыгивая препятствия. Второй «чесал» изо всех сил. Он побросал все: оружие, боеприпасы, амуницию, но и этого показалось ему мало. На бегу он начал стаскивать с себя новую камуфлированную зимнюю куртку, и как только он ее сбросил, среди криков и свиста солдат послышалась короткая очередь. Пули попали бегущему в спину, разрывая на нем обмундирование. Он по инерции сделал еще несколько скачков, но ноги уже отказали, и он упал, перекувырнувшись через голову. Он еще дергался, но вторая короткая очередь пригвоздила его к земле. Больше он не шевелился. Второй боевик легко и ловко обернулся на ходу и дал пару очередей в нашу сторону, причем очень метко – пули заставили нас резко пригнуться, а боевик продолжил свой бег в сторону берега, наверняка уверенный, что сумеет уйти живым. Но он был обречен. Ударили сразу несколько автоматов: пули разорвали на спине камуфлированную куртку, и боевик так же легко, как и бежал, ушел в иной мир.
– Ну что ж, товарищ сержант, люди подготовлены у тебя хорошо: ни одной пули мимо. Теперь моя очередь показать класс.
Я повернулся и пошел по окопу, слыша, как за моей спиной Иванов начал распоряжаться. Около своей машины я подождал Ермакова, которого позвал к себе, чтобы поставить задачу. Распределил сектора для наблюдения между солдатами. Я тоже взял себе сектор, и мы начали наблюдать, чтобы своевременно вычислить танк. Несмотря на то что пули продолжали посвистывать вокруг нас, обстановка была в целом спокойной, и я теперь имел возможность рассмотреть местность, расстилающуюся перед нами. Слева виднелся мост через реку Аргун, который достался нам целеньким, не считая нескольких дыр в настиле и отсутствия во многих местах ограждения. Дальше за мостом виднелись сооружения промышленного типа и большие кучи щебня, среди которых суетились фигурки боевиков. Но я лишь равнодушно констатировал сам факт нахождения их там. У меня мишень была другая и покрупнее. От моста в сторону Шали, отделяя щебеночный завод от зеленки, шла дорога. Через километр она упиралась в асфальтовую дорогу из Новых Атагов, образуя обширный Т-образный перекресток. Здесь находилась автобусная остановка с навесом, превращенная в дот. Две амбразуры, обращенные в нашу сторону, чернели провалами, тая в себе угрозу. Под навесом виднелся бруствер окопа и темнела пулеметная башня МТЛБ.
«Так, цель номер один – дот, – мысленно отметил я про себя и перевел бинокль на несколько каменных построек, которые виднелись в тридцати метрах от автобусной остановки. – Наверняка, там тоже духи и запас боеприпасов. Это будет цель номер два».
Но цель номер два пришлось сразу же вычеркнуть из своего списка, так как там поднялись серо-красные разрывы артиллерийских снарядов, и несколько из них попали прямо по постройкам. В воздух поднялась красная кирпичная пыль, которая на время закрыла перекресток и дот. Повел биноклем по зеленке, где мог скрываться танк, но там не было даже признаков пребывания танка. У «ткацкой фабрики» двор обширный: здесь находилось несколько капитальных построек, закрывающих значительные пространства, где свободно могли передвигаться боевики.
«Надо будет ракетами прощупать «фабрику».
От этого места начинался ряд высоких пирамидальных тополей, которые тянулись вдоль дороги до окраины Новых Атагов. В памяти всплыло предупреждение командира полка о том, что существует договоренность между жителями села и нашим полком: отряд самообороны (так они называли двести вооруженных чеченцев, находящихся в селе) не стреляет по нашему полку, а мы не стреляем по селу. Недалеко от окраины стояло несколько больших будок и зданий, похожих на мастерские: «Их я обязательно пощупаю, но попозже».
Внимательно разглядывая окраину, особенно место, где дорога входила в село, я обратил внимание на большой двухэтажный кирпичный дом на самой окраине около въезда в населенный пункт. А выделялся он тем, что все его окна были заклеены бумажными лентами, чтобы при разрывах снарядов или бомбардировке стекла остались целыми. Я и так не любил богатые чеченские дома, а этот раздражал своими лентами на окнах. Но я помнил приказ командира полка и вынужден был подавить свое раздражение. Я рассматривал этот дом, окраину села и даже не мог себе представить, что пройдет две недели, и я буду лежать в этом месте, около своего перевернутого БРДМ, и держать под прицелом окружающих мою машину боевиков. А пока я смотрел в бинокль и не знал этого.
Все остальное пространство между асфальтовой дорогой и нами занимала пойма реки. Наш берег был относительно открытый, а на стороне боевиков весь берег был покрыт зеленкой и не просматривался. В течение часа мы наблюдали за зеленкой, но танк себя больше не проявлял. Я поручил наблюдать за зеленкой своим подчиненным, а сам направился к разведчикам, чтобы обсудить с сержантом Ивановым дальнейшие наши действия, но обсуждать их нам не пришлось: со стороны моста, по обрыву, в нашу сторону выдвигались подразделения первого батальона. Я своим глазам не верил, но впереди солдат шел командир батальона Виталя Будулаев – целый и невредимый.
– Виталя, ты же тяжело ранен! – в изумлении воскликнул я, вспомнив утренние события, и выскочил из окопа наверх.
Будулаев, улыбаясь, подошел ко мне и поздоровался, потом повернулся к окопу разведчиков:
– Разведка, кто у вас старший?
– Я, – ответил Иванов и тоже вылез из окопа.
– Все, ребята. Собирайтесь. Мне приказано вас сменить здесь и занять оборону по всему обрыву. Вы свою задачу выполнили и теперь можете спокойно вернуться на свою базу. Молодцы.
Сержант Иванов и несколько вылезших за ним из окопа разведчиков растерянно топтались на месте, потому что сообщение командира батальона застало их врасплох. Только что они обсуждали, как будут и дальше держать здесь оборону, а через несколько минут все кардинально изменилось и нужно уходить с этого места, где погибли их товарищи, с которыми еще утром они смеялись, общались, ели кашу, делились сигаретами, а сейчас надо было уходить. Я тоже в какой-то степени растерялся: только что мы были одиноки на обрыве, а сейчас мимо нас шла пехота, обтекая нас, деловито занимая позиции. Короткий разговор с комбатом, и остальные разведчики вылезли из окопа, а там уже по-хозяйски располагались мотострелки. Как-то сразу же понаехали БМП, МТЛБ. Обрыв наполнился гамом, смехом, командами и ревом машин. Как-то незаметно подъехала БМП разведроты, и разведчики не спеша забрались на верх машины, сошлись на корме, с минуту совещаясь, затем расселись, и БМП, взревев двигателем, медленно тронулась с места.
Разведчики одновременно вскинули автоматы и открыли огонь в воздух, выстрелив каждый по магазину. Они уезжали и салютовали: это был салют подвигу, который совершила разведывательная рота, салют павшим товарищам. Это был вызов – разведрота жива и еще отомстит духам. Я вскинул свой автомат и дал очередь в воздух, отдавая дань уважения этим ребятам. Пока я прощался с разведчиками, Будулаев пошел по подразделениям, а я подозвал к себе Ермакова, определили с ним цели и порядок их поражения. Я решил пустить около десяти ракет и огнем прощупать подозрительные места, где, вполне возможно, скрывались боевики.
Первая цель, конечно, дот и МТЛБ под навесом около дота. Раз за разом ушли три ракеты, но поразить МТЛБ мы не смогли: над бруствером укрытия торчала только небольшая башня с пулеметом. Две ракеты попали прямо в бруствер, а третья прошла почти впритирку с башней и ушла за перекресток. По моей команде Ермаков запустил ракету в дот, попытался попасть прямо в амбразуру, но ракета угодила в стену рядом с черным провалом амбразуры и взорвалась, не принеся особого вреда сооружению. Однако результат не замедлил сказаться: из дота выскочило до десятка боевиков, многие из них руками держались за голову – наверняка, получив хорошую контузию. Пометавшись по перекрестку, часть убежали за перекресток, а другие пропали в развалинах строений у дороги. Потом удачно запустили ракету внутрь трехэтажного здания, где, по моим прикидкам, мог находиться пулеметный расчет. Около дороги красиво взорвали будку, остатки которой мгновенно загорелись и полыхали ярким пламенем еще целый час. Двумя ракетами попытался разрушить пару строений на «ткацкой фабрике», но не получилось – очень уж крепкими они оказались. Еще двумя ракетами прощупал здания мастерских рядом с окраиной Новых Атагов, и я был удовлетворен произошедшими изменениями в их облике.
– Боря, нормально, но мне лично не нравится дом с заклеенными окнами, – послышался усталый голос командира первого батальона. Он, оказывается, уже пять минут наблюдал за действиями моих противотанкистов.
– Виталий Васильевич, я бы сам давно его с удовольствием завалил, но приказ командира. Сам должен понимать. – Я развел руками. Помолчав немного, поманил к себе Ермакова и повернулся к Будулаеву: – Хорошо, но ты потом подтвердишь мое решение. Ермаков, дом с заклеенными окнами видишь?
– Так точно.
– Что ты там наблюдаешь?
Сержант посмотрел внимательно на меня, потом на Будулаева, обернулся и поглядел на дом. Повернулся к нам, но наши непроницаемые лица ничего не выражали. Ермаков было поднял руку, чтобы почесать затылок, но резко ее отдернул.
– Товарищ майор, – начал он неуверенно, – наблюдаю: в окнах второго этажа блеск стекол бинокля, а в комнатах первого этажа перемещение вооруженных лиц. Предполагаю, что там наблюдательный пункт боевиков. Хочу добавить, – Ермаков увидел на наших лицах поощрительные улыбки и уже смелее продолжил, – что пять минут тому назад туда занесли пулемет и несколько коробок с лентами, а также…
Я рукой остановил доклад подчиненного, так как понял, что еще пару минут доклада, и мы услышим, что это наблюдательный пункт самого Дудаева:
– Ермаков, что за ерунда? Почему до сих пор наблюдательный пункт и пулеметная точка боевиков не уничтожена?
Взрывом первой ракеты был полностью разрушен угол дома. Несколько секунд после взрыва ничего не происходило, но потом крыша здания медленно осела, более ее половины сорвалось и съехало на землю. Вторая ракета, пробив окно первого этажа, разорвалась внутри помещений. Ленты не помогли: весело сверкнув сотнями бликов, стекла дружно вылетели, а через пару минут пламя уже выбивалось красными языками из всех окон.
– Ну как, Виталя, мы НП боевиков уничтожили?
Виталий Васильевич одобрительно хлопнул меня по плечу:
– Боря, представь сержанта к медали – классно стреляет. Да, кстати, вон мой замполит идет. Не хочешь прогуляться с ним за трофеями вниз?
Об этом он мог бы и не спрашивать. Обговорив детали прикрытия, втроем, а третьим был солдат, мы по шаткой лестнице спустились вниз и остановились около кучи убитых боевиков. Сразу бросилось в глаза новенькое камуфлированное обмундирование, и, судя по лицам и рукам, это были простые сельские жители, которых наспех собрали, вооружили и оставили защищать заранее обреченные позиции. Не сегодня, так завтра обрыв был бы взят, а они были бы все равно убиты. Постояли немного, настороженно оглядывая лагерь боевиков. Прямо в подножии обрыва были выкопаны несколько землянок, и еще пара хлипких строений приткнулись к стене обрыва. В центре утоптанной многими ногами земли виднелось кострище, стоял здоровенный казан с еще теплой едой, причем мяса там было до фига. Тут же стояли банки с консервированными помидорами и огурцами. Позавтракать они явно не успели. Рядом торчала из земли лыжная палка с надетым на нее небольшим зеленым флагом, который я тут же сбил ногой на землю. Мы разделились: Сорокин с солдатом направились осматривать землянки, а я, еще раз проверив гранаты на поясе, решил обследовать хлипкие строения. Остановился около темного провала входа, который не сулил ничего хорошего. Я еще помнил, как бежали двое оставшихся боевиков, и каждую секунду запросто мог получить пулю в лоб от еще, возможно, прятавшихся здесь чеченцев. Глубоко вздохнув, я дал веером очередь в глубину помещения и ворвался туда, сразу же ушел в сторону, дал еще одну очередь в другой угол и опустил автомат. Никого, хотя в помещении до этого проживали человек пятнадцать. На полу лежала солома и шинели советского образца, которые служили постелями для убежавших, а может быть, уже погибших хозяев. Ближайший угол был забит продовольствием: поблескивали банки с помидорами, кабачками. Отдельно на плащ-палатке лежал хлеб. Тут же – бумажные кульки с другими продуктами. Больше ничего интересного в помещении не было. Стволом автомата я приподнял несколько шинелей и отбросил их в сторону: под ними тоже ничего не было. Мне давно хотелось иметь хороший нож или трофейный кинжал. Один раз видел у спецназовцев чеченский «ножичек», и теперь захотелось иметь такой же. Я вышел из хибары. Витька Сорокин и солдат шуровали в других землянках, но пока ничего стоящего тоже не нашли. Рядом чернел вход в еще одну землянку, но, судя по тому, что я видел снаружи, она была глубокой и уходила далеко в обрыв. Лезть туда желания у меня не было, поэтому я достал гранату и, выдернув чеку, забросил ее как можно дальше внутрь. Отпрянул в сторону. Глухо рванула граната, и из выхода со свистом вылетела струя раскаленного газа, мусор и осколки. Я прислушался – тишина. Даже если там кто-то и был и остался живым – то это уже был не боец. Мало ему там во время взрыва не показалось: как минимум хорошая контузия.
Подошли замполит батальона и солдат. Коротко посовещавшись, мы скорым шагом двинулись к трупам боевиков, которые виднелись вдали. Сорокин с солдатом пошли к дальним, а я подошел к последним убитым чеченцам. «Ловкий», как я его окрестил, боевик лежал лицом вниз. Одежда на спине была изодрана попавшими в него пулями, но крови было мало. Автомат валялся рядом, и, что меня обрадовало, был он калибра 5.45. У меня сержант Кабаков где-то потерял магазины к автомату, штык-нож вместе с ремнем, и теперь боеприпасы он носил в карманах, от чего штаны его были вечно спущены и ширинка моталась в районе коленок. Боевика я переворачивать не стал, а лишь приподнял его с одного бока и вытащил из-под него портупею со штык-ножом и подсумок с магазинами. Повесив все это через плечо, пошел осматривать второго боевика – «труса». Это был молодой парень, с едва пробивавшимися усиками на верхней губе. Несмотря на то что он был одет в новенькое обмундирование, в нем не было того «армейского шика», с которым носят форму отслужившие в армии. Парень лежал на спине, раскинув руки в стороны, правая сторона лица была запачкана уже подсохшей кровью. Брать у него было нечего, его автомат меня не интересовал, да и был он калибром 7.62.
Со стороны ушедших вперед послышалась стрельба из автоматов. Приподнявшись, я увидел, что солдат и Витька поднимали оружие боевиков и стреляли из него по зеленке; когда закончились патроны, они подняли гранатомет и стали стрелять из него по очереди, запуская гранаты под таким углом, чтобы они рвались над зеленкой, засыпая кустарник осколками. Пока мои коллеги баловались стрельбой из автомата – зеленка молчала, но когда над ней рванули три разрыва, и, наверно, удачно, зеленка ожила. Боевики открыли интенсивный огонь, и теперь они били с расстояния в сто пятьдесят метров, сразу же поставив Сорокина и солдата в тяжелое положение. Они залегли и открыли ответный огонь. Открыл огонь и я, но мой АКСУ был слабенькой подмогой. Пошел огонь, и достаточно мощный, с обрыва. Я схватил автомат убитого, выдернул из его подсумка все магазины и рванул к залегшим товарищам, но те, пригнувшись, уже сами, под прикрытием огня с обрыва, бежали мне навстречу. Когда они поравнялись со мной, я присел на колено и длинными очередями стал полосовать по зеленке на той стороне реки. Выпустив все патроны, я снял ствольную коробку, выдернул затворную раму и разбросал в разные стороны части автомата, затем, низко пригнувшись, ринулся в сторону обрыва. Навстречу мне ударили два автомата – это теперь Витька и солдат присели и прикрывали мой отход. Несмотря на сильный огонь, я по пути к обрыву не забыл про новенькую камуфлированную куртку убитого боевика. И когда я ее схватил, с обрыва сквозь огонь донесся далекий крик Будулаева:
– Боря, куртка моя – это мой трофей.
Несмотря на то что мы находились в незавидном положении, я рассмеялся на ходу. Наша российская армия еще носила песочную «афганку», а все боевики носили камуфляж. И такая новенькая курточка, которую я сейчас нес в руках, была мечтой каждого российского военного.
Прикрывая друг друга огнем, мы добрались до лестницы. Духов не было видно, да они бы и не сунулись в погоню за нами; мотострелки с обрыва надежно прикрывали нас. Самое трудное сейчас было подняться по лестнице. Пули с тупым звуком впивались в землю и в стену обрыва, осыпая нас комочками земли. Самое хреновое было в том, что несколько пуль попало в перекладины лестницы на середине высоты, и в разные стороны полетело несколько крупных щепок, что значительно ослабило крепость деревянного сооружения. Мы топтались около кучи убитых боевиков и понимали, что если лестница не выдержит и сломается, то мы упадем с большой высоты прямо на трупы, и еще неизвестно, останемся ли невредимыми после падения. Первым полез замполит, и через пару минут он благополучно добрался до своих. Но он был полегче, я и солдат – крупнее и намного тяжелее.
– Давай, боец, вперед! – Я подтолкнул солдата к лестнице. Он закинул автомат за спину и с обреченной решимостью начал карабкаться по лестнице. Присев у кучи убитых боевиков, я настороженно оглядел окрестности, готовый каждую секунду открыть огонь при появлении боевиков, но боевиков видно не было, хотя огонь только усилился. Подняв голову, увидел, что солдат также благополучно добрался до верха обрыва. Теперь настала моя очередь. Я стал медленно подниматься по лестнице. Когда я спускался с обрыва по лестнице и наблюдал за подъемом замполита, мне казалось, что это достаточно легко. Однако это было не так: лестница под тяжестью моего тела опасно раскачивалась и трещала, но пока держала. Подниматься мешала и курточка, зажатая под мышкой, мне приходилось лишь ограниченно использовать левую руку, чтобы нечаянно не выронить свою ношу.
– Боря, бросай ее. На хрен она мне нужна, – послышался крик сверху.
Я поднял глаза и увидел командира первого батальона. Он напряженно смотрел на меня. Внезапно около его головы в стенку обрыва впились несколько пуль, и офицер тотчас пропал из виду. Послышалась команда Будулаева, и стрельба с обрыва усилилась. Я преодолел более половины пути, когда несколько пуль попали в перекладину рядом с моей рукой и раздробили дерево; невольно я отпрянул и на какое-то мгновение оторвал свободную руку от перекладины. Мгновенно потерял равновесие и стал валиться вниз. Судорожно дернувшись, я попытался снова ухватиться за перекладину, но лишь царапнул ее пальцами, сломав ноготь на одном из них. Теряя надежду, но все еще ощущая перекладину под ногами, я предпринял последнюю попытку зацепиться за лестницу. Резко согнувшись и выбросив повторно руку вперед, уже в падении, я надежно зацепился за ступеньку и прижался к дереву. Сердце бешено колотилось в груди, и я боялся, как бы меня прямо здесь, на лестнице, не настиг сердечный приступ. Но через минуту нормальное дыхание восстановилось, биение сердца пришло в норму. Лестница держала меня, и хотя пули продолжали впиваться в землю вокруг меня, движение вверх можно было продолжать. Оставшуюся часть пути я проделал быстро, не обращая внимания ни на опасный треск лестницы, ни на огонь боевиков. Оказавшись в окопе, я быстро сдернул автомат из-за спины и со злостью выпустил пару магазинов в зеленку. Убедившись, что им не удалось никого убить, боевики быстро прекратили огонь. Мы тоже перестали стрелять и стали возбужденно обмениваться впечатлениями.
Будулаев нагнулся, поднял со дна окопа брошенную куртку и довольно произнес:
– Ну, теперь у меня будет камуфляж. Боря, смотри, какая ткань крепкая. – Виталя крутил в руках куртку, щупал ткань, которая действительно была хорошая.
– Витя, погоди. Давай пошарим по карманам… Интересно ведь, чем живут духи.
Я взял куртку и стал методично обшаривать одежду, но добыча была небогатая. Из кармана на рукаве я достал белое и чистое полотнище, которое заменяло бинт. Тут же лежал одноразовый шприц в полиэтилене и какие-то таблетки, которые не были похожи на наркотики. И больше ничего. Впервые у меня шевельнулось чувство жалости к убитому крестьянскому парню, которому задурили голову, одели, обули. Дали в руки автомат, назвали ополченцем и оставили умирать на обрыве.
Возбуждение от боя постепенно спадало. Солдаты стали заниматься своими делами, продолжая обустраиваться на позициях. Будулаев с замполитом ушли на правый фланг батальона, а я, понаблюдав за боевиками, стал бродить по обрыву, поручив Ермакову следить за противником. Алушаев короткими очередями пристреливал из КПВТ дорогу от Новых Атагов к перекрестку, но дальность была большая даже для крупнокалиберного пулемета. Пули, потеряв энергию полета, падали на дорогу, разрывные срабатывали, подымая фонтанчики пыли, а трассирующие еще отскакивали от земли и падали уже в ста метрах дальше, другие просто втыкались в землю и, пока не сгорал до конца трассер, красными огоньками мерцали на земле.
Время приближалось к вечеру, бой постепенно прекращался, но еще местами слышны были очереди из пулеметов и автоматов. В основном работала артиллерия, но и она все реже и реже посылала снаряды в сторону боевиков. Я решил подождать еще минут двадцать и просить разрешения убыть в свой лагерь, так как в темноте пускать ракеты было бы бессмысленно. Наблюдал за перекрестком и размышлял о том, что на нем, вполне возможно, располагаются огневые точки и позиции боевиков: слишком удобная позиция для обороны и неудобная для атакующих. В этот момент на перекресток спокойно вышел боевик и начал неторопливым шагом пересекать дорогу, направляясь к кустам на противоположной стороне дороги.
– Ермаков, бей! – дурным голосом реванул я команду.
Сержант, в этот момент высунувшийся из люка и тоже наблюдавший за перекрестком, мгновенно провалился внутрь машины, одновременно закрывая люк. Причем он так стремительно захлопнул его, что, по-моему, даже хорошо треснул им самого себя по голове. Моторы пусковой установки завизжали на высокой ноте, стремительно поворачивая установку на перекресток. Она замерла, и тут же ракета сорвалась с направляющей, помчавшись к перекрестку. Краем глаза я увидел солдат первого батальона, которые в азарте кричали и свистели:
– Давай, давай…
А боевик спокойно продолжал свое движение, и жить ему оставалось всего несколько секунд. Но все-таки сегодня был его день. Из-за строений у перекрестка неожиданно вынырнул БТР духов, стремительно пересек перекресток и по грунтовой дороге так же стремительно стал спускаться в зеленку. Боевик мгновенно был забыт.
– Ермаков, бей БТР! – заорал я, одновременно понимая, что мой подчиненный не может слышать меня. Но Ермаков, может быть, еще раньше меня увидел бронированную машину: ракета слегка изменила направление полета и устремилась к БТРу. Все, кто видел этот поединок, затаили дыхание. Кто победит? Машина духов успеет скрыться в зеленке? Или ракета все-таки поразит ее?
В бинокль хорошо было видно, что часть боевиков, увидев приближающуюся ракету, начали поспешно прыгать с брони. Почти все они не могли удержаться на ногах, и при приземлении их раскидывало в разные стороны. Другие стали быстро перемещаться на переднюю часть машины. Казалось, боевикам повезло; уже передок скрылся за деревьями, и ракета не успеет. Я открыл рот, чтобы в досаде выматериться, но ракета все-таки успела ударить в самый край кормы, где находились топливные баки, и взорвалась. Пламя мгновенно охватило кормовую часть, вздыбилась серым облаком пыль на дороге, а через секунду машина вкатилась в зеленку, исчезнув из виду.
– Черт, они сейчас потушат машину, – в огорчении воскликнул я, все-таки с надеждой всматриваясь в место, куда въехала машина чеченцев. Прошло секунд сорок, и несколько в другом месте, чуть подальше, в небо взметнулся багровый шар взрыва – это взорвались баки БТР. Пламя опало, и теперь были видны отдельные языки огня, которые весело плясали в зеленке.
– Альфа 01, я Лесник 53. Прием! – Получив подтверждение, я возбужденным голосом продолжил: – Альфа 01, на перекрестке дорог, на территории духов уничтожил БТР противника.
После непродолжительного молчания в наушниках захрипело:
– Лесник 53, доложите точные координаты места, где вы подбили БТР.
– Альфа 01, к сожалению, точно указать не могу, так как забыл взять с собой карту, но это перекресток дорог на Шали и Новые Атаги. Альфа 01, прошу вашего разрешения убыть в свой район, так как через полчаса стемнеет и ничего уже не будет видно.
Получив разрешение убыть в свой лагерь, я быстро собрался и помчался к себе, решив по пути проехать на отбитые у боевиков 13 марта позиции. Мы слезли с машины у моста через арык. Спрыгнули в длинный окоп и сразу же оказались в пулеметной ячейке. Дно ее было густо усеяно стреляными гильзами. Я прилег на бруствер и посмотрел в нашу сторону: хорошо были видны позиции третьего взвода, место, где стоял МТЛБ Черепкова, и часть моего бывшего командного пункта. Теперь было понятно, откуда нас «приветствовал» чеченский пулеметчик. Из его ячейки мы пошли по окопу, заглядывая в каждую щель, и везде видели одну и ту же картину: окоп, в стене через каждые десять-пятнадцать метров были вырыты тесные углубления, застланные соломой и опять же шинелями советского образца. Здесь они жили, спали и умирали. Та же нищета и оголтелое упорство. Наши солдаты жили и воевали в гораздо более комфортабельных условиях. Пройдя по всему окопу, мы вылезли и направились в свою уютную, светлую и желанную землянку. Здесь нас уже ждали с нетерпением Алексей Иванович и техник. Стол был накрыт, и мы сразу же приступили к ужину. Я неторопливо рассказывал, а Кирьянов и Карпук, открыв в изумлении рты, слушали мой рассказ.
В десять часов утра следующего дня я с противотанковой установкой сержанта Некрасова уже дежурил на обрыве. Помимо пехоты, на обрыве заняли оборону несколько зенитно-самоходных установок, вокруг которых крутился командир дивизиона майор Микитенко. По всему обрыву через равные расстояния стояли танки, и везде кипела работа по наращиванию инженерного оборудования позиций. Я сидел на башне своего БРДМ и лениво оглядывал в бинокль территорию, занятую духами. Движения там особенного не было, а если что-то я и замечал, то не реагировал. Это были не мои цели. Изредка в стороне от перекрестка вздымались разрывы снарядов нашего дивизиона. Но что они там долбили – видно не было. Потом один из снарядов упал в пятидесяти метрах от построек у дота. Через минуту второй снаряд разорвался уже прямо на перекрестке. Пристреливают. Я уже более внимательно осмотрел перекресток и его окрестности, но ничего не заметил. Только обратил внимание, что МТЛБ из-под навеса у дота исчез.
Продолжая наблюдать за перекрестком, я в изумлении открыл рот, когда из кустов на дорогу спокойно выбралась белая «Волга» с пятью боевиками внутри, медленно выехала на центр перекрестка и остановилась. Вокруг меня все заорали, показывая пальцами на автомобиль. Попытался что-то скомандовать Некрасову, но горло перехватило спазмом, и я издал только нечленораздельный писк. Рядом со мной Алушаев нырнул было в люк к пулеметам, но зацепился бушлатом за выступ и застрял. Теперь он бессмысленно дергался, пытаясь освободиться, а Чудинов хватал меня за руки и, беззвучно открывая рот, тыкал пальцем в сторону дороги. Некрасов же просто разинул рот и истуканом застыл в своем люке. Я, оттолкнув руки Чудинова, вновь поднял бинокль, моля Бога, чтобы хоть кто-то не растерялся и все-таки уничтожил зарвавшихся духов. «Волга» тем временем, постояв секунд пятнадцать на перекрестке, начала разворачиваться, и тут Бог, наверно, услышал не только мою молитву. На перекресток обрушился шквал снарядов. Первые же два снаряда попали в автомобиль, и «Волга» с боевиками исчезла в огненном шаре. Тут же перекресток и его окрестности утонули в дыму от десятка разорвавшихся снарядов, вверх, по крутой траектории, вылетела крупная часть машины, описала довольно большую дугу и шмякнулась далеко от дороги. Еще несколько кусков взлетели над дымом и упали обратно в огонь.
Кругом вопила в восторге пехота, многие повернулись ко мне и показывали пальцами на перекресток: мол, вот как надо. Я как будто очнулся от столбняка, отцепил бушлат Алушаева, продолжающего биться в люке, от выступа, и сержант с грохотом и матом исчез в глубине БРДМ. Я обматерил Чудинова и показал кулак Некрасову. Если бы мы не растерялись, то у нас было бы достаточно времени, чтобы уничтожить боевиков.
Через несколько минут дым рассеялся. На перекрестке, изрытом снарядами, горели остатки «Волги». Остальные части чадили несколько в стороне. Молодцы артиллеристы! Я отдал несколько распоряжений и стал терпеливо ждать, решив взять реванш. Долго ждать не пришлось. На перекресток со стороны Шали выскочила белая иномарка, над которой развевался странный голубой флаг на гибком и высоком флагштоке. Повернув направо, иномарка на огромной скорости рванула в сторону Новых Атагов. Алушаев и Чудинов находились на своих местах, поэтому мне осталось только провалиться в люк на свое место. Я, по-моему, даже не успел еще захлопнуть люк, как Алушаев открыл огонь.
В командирский прибор был хорошо виден автомобиль, мчавшийся на огромной скорости. Алушаев разом нажал на две кнопки электроспуска пулеметов, и теперь две струи пуль тянулись к машине. Но одна, пролетев несколько дальше половины расстояния, бессильно клонилась к земле: это был 7,62-миллиметровый пулемет ПКТ. А второй пулемет КПВТ дотягивал до машины, но отставал от нее. Пули впивались в асфальт все время сзади машины, дробили его, но не успевали. Умом я понимал, что Алушаев просто не взял упреждение, но скорректировать его не мог, так как мысли мои в азарте смешались, и я лишь что-то безумно орал. Рядом со мной в таком же азарте бился об руль Чудинов и тоже кричал, как безумный. А машина мчалась, в течение одной минуты пролетела полтора километра до окраины деревни и скрылась в глубине улиц Новых Атагов. Я пришел в себя быстро, огляделся в машине: Чудинов с сумасшедшими глазами остервенело продолжал бить кулаком по рулю и продолжал орать: «Бей! Бей, бей…»
Над головой все строчил пулемет: в КПВТ давно закончилась лента, там было лишь пятьдесят патронов, поэтому работал только ПКТ. Хотя автомобиль и скрылся в деревне, Алушаев продолжать жать на кнопки электроспуска. Я ударил сержанта по коленке, и только после этого он отпустил кнопку.
– Алушаев, ты балбес. Ведь нужно брать упреждение. А ты целился по машине, вот пули и падали сзади машины.
Пока я это ему говорил, в глазах пулеметчика появилась искра мысли, и он смущенно зачесал затылок.
– Ладно, Алушаев, но в следующий раз думай.
Я вылез из машины и побрел вдоль обрыва, разглядывая, как пехота оборудовала позиции. Внизу, у подножия обрыва, группа офицеров стояла у кучи трупов боевиков и что-то обсуждала. Судя по тому, что среди них находился Ренат Халимов, можно было предположить, что обсуждали они очередной обмен. Мы духам трупы, они нам пленных. Самое интересное, что, оказывается, не надо было лазить нам по лестнице: в ста метрах от нее на самый верх обрыва вела дорога, по которой и спустились вниз офицеры.
Не успел я дойти до дороги, как раздалась одна автоматная очередь, потом другая. Тревожные крики. Опять на перекресток выехала машина, но это был теперь «КамАЗ». Он остановился около развалин строений, из кузова выскочили два боевика. Мгновенно выдернули несколько ящиков с боеприпасами и исчезли в развалинах. «КамАЗ» двинулся дальше в сторону Новых Атагов. На обрыве в это время творился бедлам: пехота орала, но не стреляла, понимая, что из пулемета и автомата боевиков не достать. Танкисты метались около танков, а Микитенко гонял своих зенитчиков. Но никто не стрелял. Только моя противотанковая установка сопровождала ракетами движение автомобиля.
Я схватил Будулаева за рукав:
– Виталя, сейчас мои вмочат, завалят духов вместе с машиной.
Но «КамАЗ» медленно, как будто дразня нас, ехал по дороге, потом остановился у «ткацкой фабрики», спокойно высадил группу боевиков, которые рассыпались в придорожной канаве и исчезли непонятно куда. А автомобиль двинулся дальше, все ближе и ближе к деревне. Я начал злиться, понимая, что шансов уничтожить его все меньше и меньше. Проехав еще метров триста, автомобиль снова остановился, и два боевика, находившиеся в кабине, чего-то засуетились. В этот момент и пошла моя ракета. Я радостно заорал и сильно дернул друга за рукав. Но тут же поперхнулся и замолчал: ракета шла хорошо, даже очень хорошо – прямо на «КамАЗ». Но на середине траектории стояла большая и высокая береза, в створе с которой и остановился автомобиль.
«Черт, не попадет…» – в отчаянии мысленно простонал я.
Ракета тем временем стремительно приближалась к березе, затем по плавной траектории поднялась вверх и уже в крутом пикировании, перевалив березу, атаковала машину. Сначала показалось, что ракета прошла вскользь и разорвалась рядом с кабиной, за автомобилем. Схватив бинокль, я ринулся вдоль кромки обрыва к противотанковой установке, чтобы оттуда, под другим углом, разглядеть, куда же попала ракета. С нового места было хорошо видно, что она угодила прямо в кабину «КамАЗа». Еще когда я бежал с биноклем в руке, то над кабиной подбитой машины начинал виться сначала тонкий, но с каждой секундой густеющий дымок. Уже подняв бинокль у позиции противотанковой установки, я с удовлетворением констатировал факт прямого попадания ракеты в кабину.
– Володя, Микитенко, – позвал я командира зенитного дивизиона, – давай своей ЗСУшкой добивай «КамАЗ», по-моему, у него в кузове есть еще боеприпасы и горючее.
Офицер сам нырнул в люк зенитной установки, довернул башню с четырьмя стволами и открыл огонь. 23-миллиметровые трассирующие снаряды первой очереди упали в двадцати метрах от «КамАЗа» и, как мячики, заскакали к стене высоких тополей, стоявших вдоль дороги. Дальность была достаточно большой, и снаряды падали около машины на излете, почти потеряв энергию полета. Следующие снаряды упали практически рядом с машиной. Еще и еще, очередь за очередью била зенитная установка, некоторые снаряды попадали в кузов, но детонации не происходило. Все тополя, стоявшие за автомобилем, были уже изрублены снарядами, даже на таком расстоянии был виден раскуроченный асфальт, но «КамАЗ» не загорался. Исчез дым и над кабиной. Расстреляв практически все боеприпасы, Микитенко вылез из башни и заругался:
– Боря, да влупи ты еще одну ракету!
– Не… «КамАЗ» уже восстановлению не подлежит. – Я действительно потерял всякий интерес к подбитой машине, мы и так показали своей стрельбой высокий класс.
Остальной день прошел нормально. Алушаев несколько раз открывал огонь из КПВТ по машинам, летевшим на большой скорости из Новых Атагов и обратно. Хоть он и брал упреждение, и пули падали в непосредственной близости от автомобиля, никого он не подбил. Попытался и Некрасов ракетой поразить движущуюся цель, но тоже не смог.
На следующий день дежурить на обрыв я послал Коровина, а сам день посвятил отдыху и стирке. Полк тоже приводил себя в порядок и готовился к новым боям. Всем было понятно, что наступать мы будем через мост в направлении «щебеночный завод – перекресток» и далее в сторону Шали и Новых Атагов. Самое плохое, что единственная дорога была зажата с одной стороны зеленкой, вплоть до перекрестка, а с другой стороны строениями и сооружениями щебеночного завода. Если со стороны зеленки не видно было никаких приготовлений к отпору, то на территории завода боевики проявляли большую активность, демонстрируя готовность сражаться. Здесь чеченцы организовали жесткую оборону, и было там их не менее 100–150 человек. С правого фланга над полком нависали Старые Атаги, которые обороняло большое количество боевиков. Они представляли серьезную опасность в случае внезапной атаки. Этой деревней занимался один из мотострелковых полков, но сломить сопротивление боевиков они не могли. Несмотря на то что мы, в отличие от соседей, смогли переломить ситуацию с Чечен-Аулом в свою пользу и вдоль реки все-таки вытеснить боевиков на окраину селения, боевики и с этого направления могли принести нам много хлопот. Особенно опасная ситуация могла создаться в случае одновременной атаки с обоих населенных пунктов. В этом случае духи имели шансы отбросить нас на старые позиции.
Артиллеристы и минометчики практически круглые сутки, не жалея снарядов, били по предполагаемым позициям боевиков. Но все понимали, что этого было недостаточно.
В один из дней полковник Петров уехал в Грозный на совещание, которое проводил министр обороны Грачев. Положительное на этом совещании было то, что Грачев устроил разнос тыловикам и РАВистам, которые стали вводить лимиты на расход боеприпасов.
– Какие лимиты? Вы что тут, совсем охренели? Слушайте мой приказ: никаких лимитов. Если боевик выстрелил в сторону наших позиций – открыть туда такой огонь, чтобы не только место это перестало существовать на земле, но и в карте дырка образовалась.
Зная о важности нашего направления, министр поднял командира полка и спросил, что ему надо для успешного наступления. Петров четко и коротко обосновал необходимость применения на нашем направлении армейской и фронтовой авиации.
Грачев сурово повел взглядом по рядам офицеров:
– Командующий авиацией, чтобы через два часа после совещания вся твоя авиация бомбила этот щебеночный завод и другие позиции, какие укажет командир полка. Чтобы от этого завода действительно осталась одна щебенка.
Обо всем этом мы узнаем на вечернем совещании, а сейчас я обеспокоенно вертел головой, прислушиваясь к непонятному мощному гулу, накатывающемуся из тыла. Он быстро приближался и рос, рядом со мной тревожно вглядывались в наш тыл замполит с техником. Звук был похож на работу вертолетного двигателя, но был гораздо сильнее.
Из-за дальней зеленки выскочило около пятнадцати боевых вертолетов, длинными и хищными телами похожие на крокодилов. Они сделали круг над нашими позициями, примериваясь к местности. Один из них поднялся на высоту восемьсот метров и завис на одном месте. Корректировщик. Остальные встали в круг и устроили «карусель»: двигаясь по большому кругу, каждый вертолет по очереди шел в атаку и отстреливал определенное количество неуправляемых ракет, которых было навешено на каждом в контейнерах по сто двадцать штук. Там же, на подкрылках, виднелись и ПТУРы – «Штурм С», которые по своим возможностям были выше, чем мои управляемые ракеты.
Первая пара вертолетов сделала горку практически над нами и в снижении пошла в атаку. Правая машина пустила «Штурм»: двухметровая ракета с характерным звуком и шорохом устремилась к заводу, промчалась над берегом и через несколько секунд исчезла в проломе стены заводоуправления. Левая в это время выпустила до десятка неуправляемых ракет и тоже по заводоуправлению. Блеснула багровая вспышка внутри здания, выплеснув тучу пыли в разбитые проемы окон. А вокруг него одновременно поднялись султаны разрывов второй машины. Вертолеты, наклонившись набок, ушли вправо, на их место вышла следующая пара. Дали залп десятком НУРСов и тоже отвалили в сторону, давая место другим вертолетам. К нашей позиции снова приблизилась первая пара. Правый вертолет опять пустил ПТУР, но, видимо, летчику захотелось показать пехоте класс, провести ракету низко над дорогой, между откосами предмостья и вывести «Штурм-С» через мост к заводу. Летчик вел ракету все ниже и ниже, гнул траекторию к земле, но в какое-то мгновение утратил над ней контроль. Ракета сразу же «клюнула», потеряла высоту и взорвалась на позициях первого батальона. Вертолет стремительно взмыл вверх и отвалил в сторону.
– Черт побери… – вырвался вздох досады у всех наблюдавших.
– Огурец, я Борт 34, – послышался голос из радиостанции. До этого мы слушали переговоры авиакорректировщика с вертолетчиками вполуха, но теперь все насторожились. – «Огурец», куда я попал? Есть ли пострадавшие?
– Борт 34, я Огурец. Когда снова подойдет твоя очередь, я сообщу.
Вертолет за вертолетом крутили карусель, территория завода кипела в разрывах и постепенно затягивалась пылью и дымом, но вертолеты вновь и вновь били по цели, багровыми вспышками покрывая всю территорию завода. Вновь вдалеке появилась первая пара, она быстро росла в размерах, приближаясь к рубежу открытия огня, и мы все прислушались к эфиру:
– Борт 34, я Огурец. Все нормально. Пострадавших нет.
Это сообщение как будто прибавило резвости и ярости вертолету. Машина стремительно сделала горку, и летчик дал выход своей злости: ракет сорок сорвались с его контейнеров и ушли к заводу. В результате этого достаточно длинного залпа вертолет чуть дальше пролетел к позициям духов, и сразу же из разных мест зеленки к вертолету потянулись трассы автоматных очередей. Вертолет в развороте дал еще добрую очередь из авиационной пушки по зеленке, а следующие несколько пар вертолетов накрыли ракетами всю зеленку, откуда велся огонь. Отстрелявшись, вертолеты построились в походный порядок и ушли на базу, а через полтора часа все повторилось заново. Под вечер прилетели самолеты, скинули несколько 250-пятидесятикилограммовых бомб, которые потрясли окрестности. Клубы дыма и пыли, казалось, поднялись до самого неба от мощных взрывов. Ночью самолеты прилетели вновь, но теперь они сбросили 500-килограммовые бомбы. Вспышки разрывов, по-моему, осветили даже горы в нескольких километрах от нас.
На следующий день все повторилось, но новизна прошла, и мы уже равнодушно поглядывали в сторону завода, превратившегося в ад.
Глава четвертая
Комендант
– Копытов, встанете первым блокпостом вот здесь, – карандаш командира поставил точку на карте, потом рука немного сдвинулась и поставила вторую точку, – а вторым здесь – в лесу.
Я наклонился над столом и старательно перенес обе отметки на свою карту, продолжая слушать постановку задачи:
– Двумя блокпостами зажмешь Лаха-Варанды и будешь прикрывать дорогу от хребта до вот этого поворота на населенный пункт Алхазурово. Там стоит отряд брата Шамиля Басаева – Ширвани. У него человек двести в отряде. Дорогу от Алхазурово должен прикрывать блокпост 166-й бригады, но какие они вояки, мы прекрасно знаем. Самое хреновое то, что от Алхазурова до твоей деревни сплошная зеленка и сил у нас нет, чтобы взять ее под контроль, так что ты останешься один на один со всеми бандюгами, которые полезут к дороге. Крепись, Боря. Кстати, сколько у тебя человек в батарее?
Я сложил аккуратно карту и сунул ее в полевую сумку:
– Здесь у меня 27 человек и девять с третьим взводом на старом месте: охраняют РМО.
Петров оперся обеими руками на стол, задумчиво разглядывая карту, потом выпрямился:
– Хорошо, сегодня твой третий взвод еще охраняет РМО, а завтра забирай его к себе. Сейчас быстро собираешься и выдвигаешься на северную окраину деревни – там тебя уже ждут десантники. Да смотри будь внимательным, – командир ткнул карандашом в черные прямоугольники на карте, обозначающие группу зданий, – рядом со вторым блокпостом пионерский лагерь. Там боевики активности не проявляют, но напакостить возможности не упускают. Туда поставь усиленный блокпост. Понятно?
Я кивнул головой и вышел из штаба, довольный поставленной задачей. Мне уже надоело бесполезно торчать на берегу Аргуна: первый батальон практически стоял в ущелье, слева от Дуба-Юрта. Десантники еще вчера сумели прорваться по дороге мимо скалы к туберкулезному диспансеру и вышли на окраину Чишков. Завтра туда уходит штаб полка и все тыловые подразделения, которые расположатся в диспансере. Седьмая рота оседлала вершину горы и отогнала боевиков в глубь зеленки по хребту, но сбить их с позиций не смогла. Теперь там, на вершине, постоянно шла перестрелка с чеченцами. Сам командир роты со взводом расположился недалеко от пионерского лагеря в поселке с названием Пионерское. Так что, получив самостоятельную задачу, я обрадовался. Обрадовалась и батарея, быстро собрались и выехали к деревне. Там нас действительно ждали. Одна БМД, загруженная имуществом под завязку, расположилась недалеко от окраины, а рядом вторая БМД – командира роты, вокруг которой стояли десантники и курили.
– Мы уж заждались, товарищ майор… – ворчливо начал было ротный, но я его прервал:
– Да ладно тебе, мы приехали, и ты теперь можешь ехать.
Первый взвод под руководством Кирьянова стал разворачивать блокпост, а я со вторым взводом помчался за БМД десантников. Деревня, которую мы должны были зажать в тиски, оказалась целенькой, но абсолютно безлюдной. Жители ее покинули в полном составе, когда война подошла вплотную к входу в ущелье, а боевики заняли свои позиции южнее деревни, поэтому она и не пострадала. Сразу же бросилось в глаза, что все дома, постройки и мечеть в деревне новые, а в поселке Пионерский, наоборот, много старых домов, хотя местами, особенно на окраине, виднелось несколько новых. Перед отворотом дороги от главной, в сторону пионерского лагеря, машина командира роты приняла вправо на обочину дороги и остановилась, а по его знаку мы тоже встали сзади нее.
– Товарищ майор, пойдемте, покажу, где вы должны встать.
Следом за ним я, Коровин и его заменщик, прибывший вчера, вошли под кроны величественных грабов и буков, прошли метров сто и остановились перед густыми зарослями лопухов, крапивы и других колючих кустов, откуда на тихий свист ротного вынырнули сержант и еще один солдат.
– Товарищ майор, вот здесь располагайте свой второй блокпост. – Я мельком взглянул на карту и определил, что мы сейчас находимся на той точке, что я наколол на карте как место второго блокпоста. – За кустами начинается огород, а за ним территория пионерского лагеря и позиции боевиков. Активности особой они не проявляют, но следят за нами. Чуть что – стреляют, но стреляют из мелкашки – исподтишка: выстрела не слышно, только щелчок пули о ветки и листья. Так что пусть особо ваши не высовываются…
Ротный внезапно замолк, увидев, как сержант резко, предостерегающе приподнял руку. Наступила тишина, нарушаемая пением птиц и шорохом листвы.
– Товарищ майор, – шепнул командир десантников, – слушайте – духи разговаривают.
Я прислушался. Действительно, издалека невнятно доносились гортанные голоса: они то затихали, то доносились до нас отчетливо. Коровин слушал внимательно, но спокойно, а его заменщик с любопытством и с заметным беспокойством, но видя, что мы спокойно слушаем голоса противника, тоже не дергался.
– Они там, за огородами, в пионерском лагере. Сил у нас не хватает, чтобы отогнать дальше в лес и уничтожить, у них тоже сил не хватает, чтобы наносить нам серьезные удары. Вот и находимся мы все в подвешенном состоянии. Ну ладно, майор, удачи тебе.
Командир роты выпрямился, попрощался со мной и с моими офицерами, после чего удалился, сопровождаемый десантниками. Туда же ушел и заменщик Коровина, чтобы привести машины к месту будущего блокпоста. Раздвигая осторожно кустарник и пригнувшись, я и командир взвода пробрались к изгороди огорода.
Огород как огород: ограда из длинных жердей тянулась вправо и влево от нас на сотню метров. Справа, полускрытые деревьями, виднелись жилые дома Лаха-Варанды. Шириной огород был где-то сорок – пятьдесят метров; все пространство буйно зеленело и радовало глаз. Богатый урожай должны собрать хозяева, если вернутся обратно. Голоса боевиков с нашего места стали слышны отчетливее и ближе. Коровин неосторожно приподнялся над кустарником, стал пристально вглядываться в ту сторону и чуть не поплатился за это головой. Резкий щелчок и шелест пули в листве чуть выше головы практически слились друг с другом, заставив Коровина резко присесть. Следующая пуля прошелестела немного ниже и ушла в лес, уронив на голову взводного несколько мелких веточек. Быстро, стараясь не потревожить ветки кустарника, мы сместились влево на пару метров, и третья пуля прошла еще ниже, но опять мимо.
Откуда стрелял дух, ни я, ни Коровин не заметили, потому не стали стрелять и выдавать свою новую позицию. Понаблюдав за противоположной стороной огорода несколько минут и услышав шум приближающихся БРДМ, мы тихонько отошли обратно.
БРДМ подъехали, остановились около нас, солдаты соскочили с машин и по команде командира взвода выстроились в шеренгу. В течение нескольких минут я объяснил задачу батареи и конкретно их взвода. Обратил внимание на особенности несения службы в непосредственной близости от противника и пообещал завтра на усиление прислать третий взвод.
– Коровин, – после постановки задачи и инструктажа я направился к дороге, где стоял мой «бардак», а командир взвода и его заменщик пошли меня провожать, – для усиления на ночь пришлю тебе Кирьянова и Карпука с пулеметом, но и сам сейчас еще раз проинструктируй бойцов, чтобы никто из них сдуру не подставил голову под пулю. Связь по радиостанции. Хотя, конечно, если у вас тут что-то завяжется, я и так услышу. Ладно, идите обустраивайтесь на месте.
Взводные исчезли в лесу, а я дал водителю команду – вперед. Медленно проехали вдоль вымерших домов поселка Пионерский и выехали к отвороту дороги на пионерский лагерь, за которым справа от дороги расстилалась большая поляна с группой складских зданий на краю.
Оттуда одна за другой выходили боевые машины десантников, доверху нагруженные палатками, матрасами, печками, трубами к ним и другим скарбом, необходимым для организации лагеря на другом месте. Чуть проехав за колонной десантников, я свернул влево на окраину поселка, где виднелся лагерь седьмой роты. Командира роты не было, он – на вершине горы с двумя взводами. А здесь находился лишь один взвод с командиром. Предупредив пехотного офицера о том, что мы развернулись в лесу, я попросил его организовать взаимодействие с моими, пообещав ему, что сейчас же пришлю к нему своего командира взвода. Обстановка здесь была спокойная: два поста, усиленные пулеметами, расположились в направлении пионерского лагеря, и теперь даже если духи внезапно атакуют, то им сначала придется преодолеть двести метров ровной поляны под огнем пулеметов. А тыл расположения седьмой роты прикрывал отвесный обрыв высотой с пятиэтажный дом. На вершине хребта изредка были слышны автоматные и пулеметные очереди, которыми обменивались противоборствующие стороны, и шальные пули иной раз с жужжанием залетали даже сюда. Но в целом здесь был курорт.
За время моего отсутствия Кирьянов развернул блокпост – первый взвод расставил палатку, а наш салон загнали в кусты в пятнадцати метрах от дороги так, чтобы он всегда был в тени и прикрыт от огня боевиков насыпью, где проходила дорога. Мне осталось только вместе с офицерами определить наиболее опасные направления, откуда могли атаковать нас боевики, и определиться со схемой огня. Напротив моего салона, на противоположной стороне дороги, была небольшая возвышенность с одиноким деревом, с которой хорошо просматривалось поле вперед и вправо, зеленка, тянувшаяся от деревни вдоль дороги на километр и в глубину до самого Алхазурова, и окраина нашей деревни – на бугре решили оборудовать постоянный наблюдательный пост, где будет находиться БРДМ командира первого взвода, чтобы в случае нападения он огнем своих пулеметов простреливал всю открытую местность и окраину деревни, которая проходила всего в ста пятидесяти метрах от нашего блокпоста. Там же, на НП, я сосредоточил и необходимый запас боеприпасов. Поставив задачу на дальнейшее совершенствование позиций, я послал Карпука и Кирьянова с прикрытием в деревню, чтобы они ее прочесали и попытались кого-нибудь там найти для получения дополнительной информации, а сам сел за составление схемы непосредственного охранения и самообороны батареи. Самое интересное, что деревня не была нанесена на карту, но в горах имелось небольшое селение с таким же названием – Лаха-Варанды. Решив отложить все вопросы до появления жителей, я включился в работу по оборудованию блокпоста. Старых, обстрелянных солдат осталось мало, в основном теперь в батарее была молодежь, но бестолковая и ленивая. Приходилось их постоянно гонять, чтобы они что-то делали. Через два часа мне доложили, что наблюдательный пункт на бугре оборудован и готов. Действительно, ящиками было выложено укрепление, которое по грудь скрывало наблюдателей и заслоняло БРДМ. Сами ящики были прикрыты в целях маскировки свежесрубленными ветками, но от жары они тут же стали вянуть. Смотрелось все это красиво, но когда я сунулся открывать ящики, которыми были выложены стены укрепления, то они оказались пустыми. Кипя от злости, я собрал у наблюдательного поста солдат и дал очередь из своего автомата по ящикам. Пули свободно прошили деревянные стенки и, выдрав большие щепки из ящиков, ушли в зеленку.
– Балбесы, вы чем думаете: башкой или задницей? На хрен такое укрепление нужно? Для меня вы, что ли, укрепление строите? Это я сейчас стрелял из АКСУ, да калибр у меня гораздо меньше, а придут из Алхазурово боевики, у них ведь автоматы посерьезней и калибр 7,62. Пуля не только прошьет эти деревяшки, но и у вас все кишки через спину унесет. Ну посмотрите: вот пуля вошла – видите, какое маленькое входное отверстие? А теперь посмотрите, как она вышла и какие щепки вырвала. А пуля 7,62 полспины вынесет с позвоночником. Сейчас же все ящики наполнить камнем или землей! Вам понятно?
Для убедительности я легонько стукнул каждого, кто строил наблюдательный пост, кулаком в лоб. Работа закипела, но все равно мне приходилось постоянно вмешиваться, показывая, что землю не только надо в ящики насыпать, но и утрамбовывать ее там плотнее.
Пока мы занимались оборудованием блокпоста, мимо нас в сторону Чишков прошла разведрота, штаб полка, комендантская рота и другие подразделения обеспечения. Минут через сорок из-за поворота вынырнул мой БРДМ, на котором на разведку уходили наши в деревню, за ним на прицепе тянулся грузовой «ГАЗ-53». Из кабины, весело улыбаясь, выглядывал Карпук. Я знаком показал им свернуть в кусты, чтобы автомобиль не был виден с дороги. С БРДМ соскочил Кирьянов, а из кабины вылез довольный техник:
– Борис Геннадьевич, в деревне никого нет. Пошарились по домам: все ценное имущество жители снесли в три дома на дальней окраине деревни. Но мы оттуда ничего брать не стали и бойцам ничего не сказали, чтобы не лазили туда. А на соседней улице вот этот трофей прихватили.
Я молча обошел машину, попинал колеса, ухватился за борт и заглянул в кузов, который был полностью забит домашними вещами.
– Ну, я понимаю, приволокли машину, но на фига вы это взяли? – недовольно кивнул я на имущество.
– Борис Геннадьевич, – начал рассказывать Карпук, – она уже с вещами стояла, и разгружать ее не стали. В нее бензин осталось залить и аккумулятор поставить, и будет у нас своя хозяйственная машина. Будем ездить за водой и еще за чем-нибудь.
Я недовольно поморщился – не люблю такие трофеи, но настроение портить ребятам не стал:
– Ладно, занимайся машиной. Что можно использовать в хозяйстве, пусть взводы разберут, а все остальное сложить в кусты и чем-нибудь закрыть.
Я ушел, чтобы не наблюдать, как солдаты с удовольствием шуруют в вещах, а через полчаса сначала послышались гулкие хлопки двигателя «газончика», а через некоторое время он ровно и радостно загудел. Довольный Карпук вместе с Кирьяновым затащили в кузов емкости под воду и уехали к колодцу, а через сорок минут вернулись и торжественно стали раздавать воду. Я уже смирился с новой забавой техника и с удовольствием помылся нагретой водой. Теперь можно было воду не экономить, поэтому на завтра назначил банный и постирочный день.
Вечером, тщательно проинструктировав замполита и Игоря, отправил их во второй взвод, а сам приготовился к первой ночи на новом месте. Но ночь прошла без происшествий. Утром приехали Алексей Иванович и Игорь, доложили, что ночью они сумели засечь несколько позиций боевиков, но трогать их не стали, правильно считая, что сил пока маловато. Поставили задачу на день проследить, будут ли боевики и днем на этих позициях.
Вместе позавтракали и разъехались: я поехал в штаб полка на совещание, а замполит с техником уехали за третьим взводом. Быстро промчался по улице вдоль деревни, еще раз отметив безлюдность улиц, проскочил блокпост второго взвода, через триста метров остановился на окраине поселка Пионерский. Вчера, когда выставлял взвод на позицию и организовывал взаимодействие с пехотой, времени разглядывать местность и бывшие позиции боевиков не было. А сейчас я внимательно осмотрел скалу, на которой располагались чеченцы и три дня не давали десантникам пройти по дороге в ущелье. Практически все деревья на скале были искорежены, разбиты огнем артиллерии, и обожженная листва приобрела бурый цвет. Такие же бурые пятна наблюдались практически во многих местах леса, покрывающего хребет от подножия до вершины, где и сейчас не прекращалась вялая перестрелка между седьмой ротой и боевиками.
Проехав еще двести метров, остановился в самом узком месте, где дорога делала поворот за скалу: от скалы до обрыва реки было метров двадцать-тридцать. И еще более узким это место делала расщелина шириной метров семь, которая шла от обрыва и метров пять не дотягивала до асфальта. Мы слезли с БРДМ и заглянули в расщелину, которая отвесными краями уходила до уровня реки. В пяти метрах от поверхности, заклинившись между каменными стенами, висела подбитая боевая машина десантников, а на краю расщелины стояло дерево, с ветвей которого и сняли раненого механика-водителя.
…Несколько дней назад, когда батарея стояла на берегу Аргуна, напротив Чири-Юрта, недалеко от нашего расположения на асфальтовой дороге выстроилась колонна БМД, в которой я насчитал тринадцать машин с десантом на броне. Подождав немного, я пошел к головной машине, которая оказалась машиной командира роты, чтобы выяснить, чего они здесь стоят. Может быть, придется устанавливать с ними взаимодействие. Ротного не было, старший лейтенант метался вдоль колонны, отдавая последние приказания, после чего вернулся в голову колонны, где я разговаривал с его чумазым механиком-водителем. Выслушав меня и одновременно выпив полфляжки воды, командир роты шумно выдохнул, переведя дыхание.
– Да вы, товарищ майор, не обращайте на нас внимания. Мы тут еще часа два постоим и вперед пойдем: попытаемся прорваться в Аргунское ущелье и захватить Чишки.
Я удивленно посмотрел на здоровенных десантников, которые буквально скрывали под собой боевые машины десанта:
– Как вы будете прорываться туда, если Лаха-Варанды под боевиками и в самом узком месте сильные позиции, да и в Чишках батальон «Борз» стоял, значит, и сейчас там нехилые позиции…
Старший лейтенант беспечно махнул рукой:
– А, товарищ майор, да мы ломанемся на машинах колонной. А колонна, если вы вдумчиво изучали военную историю в училище, имеет хорошую пробивную силу. Вот мы, как кулаком, и пробьем коридор в ущелье.
Я в сомнении покачал головой, в чем-то соглашаясь, а в чем-то нет с десантником. Хотя, может быть, таким образом и получится что– нибудь у них?
Только я вернулся на позицию батареи, как боевые машины десантников разом взревели, окутавшись сизым дымом, и понеслись в сторону Аргунского ущелья. Удачи вам, ребята!
Прислушиваясь к удаляющемуся гулу колонны, я рассказал своим офицерам о задаче, поставленной десантникам. Кирьянов и Карпук осуждающе покачали головами и выразили сомнение в благополучном исходе, а молодые офицеры молчали, прислушиваясь к обмену мнениями. По времени десантники уже должны были подходить к Лаха-Варанды. Еще пара минут, и вдалеке послышалась сильная перестрелка, несколько раз донеслись глухие выстрелы гранатометов, и так же внезапно стрельба стихла. Мы вскинули бинокли и напряженно вглядывались в скалу, которая нависала в самом узком месте над дорогой. Несмотря на то что до скалы было пять километров, в бинокль хорошо были видны несколько вспышек от выстрелов гранатометов со стороны боевиков, а еще через несколько секунд донеслись звуки боя. Бой длился минут двадцать, после чего все стихло. Гадая, прорвались наши в ущелье или нет, все разошлись по своим местам. Еще через полчаса в сторону ущелья ушли три самоходные артиллерийские установки десантников и несколько БМД с десантом на борту. А еще через полчаса гулкие выстрелы артиллеристов, донесшиеся из Лаха-Варанды, и вспышки разрывов снарядов на скале подтвердили худшие опасения – десантники не прорвались. Артиллерию десантников поддержал огнем наш дивизион, и большие багрово-красные разрывы накрыли позиции боевиков.
Позднее мы узнали подробности попытки прорыва десантников. Колонна на большой скорости ворвалась в деревню Лаха-Варанды и благополучно выскочила на противоположную окраину, к которой вплотную примыкал поселок Пионерский, здесь и столкнулась с первыми боевиками. Чеченцы, человек пятнадцать, не ожидавшие такого количества русских, да еще и десантников, дали несколько очередей из автоматов и, неудачно выстрелив из гранатометов, разбежались в разные стороны. Десантники огнем из автоматов и пулеметов, не замедляя хода, с брони накрыли примыкающие к дороге кустарники, опушку леса, брошенные позиции и продолжили стремительное движение к ущелью. Не встречая огневого противодействия, десантники посчитали, что это и был заслон перед ущельем, но ошиблись. БМД командира роты шла первой и первой подскочила по дороге к скале – боевики молчали. Еще пара десятков метров, и десантники были готовы радостно заорать оттого, что они сумели прорваться в Аргунское ущелье, как их встретил, практически в упор, выстрел из гранатомета. Граната впилась в БМД и взорвалась, калеча и сметая десантников с брони. Механик-водитель был сразу же тяжело ранен, потерял контроль за подбитой машиной, и она слетела с дороги, ударившись о толстое дерево на обочине и срезав его. От сильного удара сумевшие после разрыва гранаты удержаться на броне десантники были сброшены с машины, а безжизненное тело механика-водителя вылетело из люка и повисло на толстых ветвях другого дерева. Боевая машина десантников проехала еще несколько метров и провалилась в узкую расщелину слева от дороги, пролетела пять метров вниз и намертво заклинилась между каменными стенами на высоте четырехэтажного дома.
Почти одновременно с выстрелом по первой машине со скалы по остальным заработали несколько гранатометчиков, и боевики с тщательно замаскированных позиций накрыли десантников из автоматов и пулеметов. Огонь велся с предельно близкого расстояния: сразу же появились убитые и раненые, а неудача с машиной командира роты предопределила и исход самой атаки. Десантники вынуждены были спешиться с машин и ввязаться в бой на невыгодных для себя условиях и отойти к Пионерскому, а после этого под прикрытием огня к ним сумели отойти командир роты с ранеными и уцелевшими с первой машины. Не сумели лишь унести тело механика-водителя, которое висело на дереве на противоположной стороне расщелины. Подошедшие на помощь артиллерийские установки развернулись прямо на улице Лаха-Варанды и начали методически обрабатывать позиции боевиков, а ночью десантники предприняли попытку вынести тело товарища и почти подобрались к дереву, где висел механик, но снять его не смогли, так как к этому месту внезапно подошла большая группа боевиков – пришлось отойти.
Утром командир роты вызвал на переговоры боевиков и попросил разрешения забрать тело десантника.
– Пусть висит, в назидание вам. Аллах все видит, Аллах вас всех накажет. – Такой был ответ бородатых чеченцев.
В следующую ночь десантники опять подобрались к расщелине и уже сумели снять тело механика, но каково же было их удивление, когда они обнаружили, что десантник живой и находится в бессознательном состоянии. Двое суток он провисел на дереве, и ни одна пуля или осколок не задели его, да и духи не удосужились его обыскать, иначе бы обнаружили, что он живой…
За скалой нас встретило сильное зловоние от нескольких трупов коров, которые, раздувшись, лежали на обочине дороги. Смрад был до того сильным и «липким», что, даже проехав этот участок, еще некоторое время ощущали трупный запах, идущий уже от нашей одежды. Но вот дорога влилась в небольшое поселение: справа потянулась небольшая каменная стена, за которой располагались одноэтажные здания типичной больничной архитектуры. Причем так годов тридцатых. Среди них живописно располагались машины и радийки роты связи. Несколько салонов, где жили командир, начальник штаба и остальные замы, были обнесены маскировочными сетями, и вход к ним охранял боец из разведроты. Рядом со штабом в здании на высоком фундаменте уже разместился полковой медицинский пункт. Все это располагалось под большими и высокими деревьями, что придавало колоритный вид командному пункту. Слева от дороги располагались двухэтажные здания старой постройки, где уже разместились зенитчики и разведчики, прикрывая штаб с этой стороны. На одном из зданий виднелась старая и побитая вывеска – «Почтовое отделение связи». Так как мы остановились около этой почты, то когда я слез с БРДМ, чисто машинально зашел в разбитое почтовое отделение. Здесь уже похозяйничали, и я лишь с любопытством заглянул в раскуроченный сейф, откуда вытащил целые листы марок абонентской платы за радио. Сердце старого филателиста дрогнуло; отобрав пару целых листов, он бережно положил их в полевую сумку.
В штабе я доложил командиру полка о положении дел и, не получив никаких дополнительных указаний, прошелся по командному пункту, чтобы ознакомиться с его расположением.
Вернувшись к БРДМ, я поехал на свой блокпост и, еще не доезжая до него, увидел в трех километрах дальше, в районе моста через Аргун, подымающийся в чистое небо черный столб дыма. Вяло поразмышляв, что кому-то «повезло» нарваться на мину, я через пять минут подъехал к своему расположению, где увидел машины третьего взвода, за исключением одной противотанковой установки, и бледных, суетящихся Кирьянова и Карпука, которые ринулись ко мне с докладом.
Теперь я понял – опять «не повезло» Мишкину.
– Что, Мишкин горит? Голову даю на отсечение, что это несчастная машина Снытко, – автоматом ткнул в сторону дыма, жирным пятном расползающегося в голубом небе.
Алексей Иванович и Игорь обреченно кивнули головами.
– Потери есть, кроме машины?
Получив отрицательный ответ, я выслушал сбивчивый рассказ подчиненных:
– Приехали на старое место, быстро собрались. Машину Снытко зацепили за «Урал», поскольку она, как обычно, сломана, и поехали, старшим туда посадили командира взвода. До моста доехали нормально, а когда отъехали от него метров на двести, она внезапно загорелась и ее так быстро охватило пламя, что экипаж и Мишкин еле успели выскочить из машины и отцепить ее от «Урала». А через две минуты внутри начали рваться ракеты. Ну, вот и все. Мы Мишкина и экипаж там пока оставили на охране догорающей техники. С десантниками договорились; если мы задержимся, то их покормят.
Замполит и техник виновато опустили головы. Немного, лишь для виду, упрекнув техника и Кирьянова за произошедшее, я обнял их за плечи:
– Да ладно вам переживать, люди целы, и слава богу. А машину спишут. Ерунда все это. Ты, Алексей Иванович, веди третий взвод к Коровину, возвращайся, и после обеда поедем к Мишкину разбираться.
…Мы слезли с БРДМ, остановившись в пятидесяти метрах от чадящего на обочине дороги корпуса противотанковой установки, и направились к командиру взвода и экипажу, которые поднялись с земли, увидев нас. Мишкин и его солдаты стояли передо мной, как военнопленные: без ремней, головных уборов и без оружия. Решив еще раньше про себя, что не буду ругать командира взвода за происшедшее, хотя это была его прямая вина – бесконтрольность, я все-таки начал «закипать».
– Мишкин, что вы такие расхлюстанные перед командиром батареи стоите? Где ваше оружие?
– В машине. Выхватить не успели, – еле слышно прошептал офицер и стал смотреть в сторону.
Все мои благие намерения сдержаться мигом улетучились. Никогда не лежало у меня сердце к командиру третьего взвода: как бестолковый и безалаберный был – таким он и остался, хотя и провоевал, можно сказать, четыре месяца.
– Это что ж, товарищ старший лейтенант, получается? Вы с командиром машины, оставив оружие, амуницию внутри машины, ехали на броне, как на курорте. Забыв, что кругом противник, что он может выстрелить из-за любого куста. Это вы должны пинать бойцов, чтобы они были всегда начеку, а вы первый и нарушаете, подавая пример своим подчиненным…
Я замолчал, а то если я буду продолжать его ругать, то ведь могу не сдержаться и в рожу ему заехать, так он меня со своим взводом достал.
– Ладно, ругать больше я вас не буду – просто бесполезно. Мишкин, сколько ракет взорвалось внутри?
Командир взвода задумался, но потом нерешительно пожал плечами:
– Не знаю, товарищ майор.
Я тяжело вздохнул, подавляя нарастающий гнев:
– Как ты был, товарищ старший лейтенант, «пиджаком», так им и остался. Ничему тебя не научили эти четыре месяца войны. Как с тобой разговаривать, я не знаю.
– Товарищ майор, ну чего вы опять на меня наезжаете? Ну, не считал, сколько взорвалось ракет, и что из этого?
С досадой махнув рукой, я повернулся к командиру машины:
– Сколько взорвалось?
Сержант исподлобья взглянул на командира взвода, потом потупил взгляд:
– Тринадцать.
– А теперь, Мишкин, послушай, для чего твой сержант, в отличие от тебя, считал разрывы ракет. Докладывайте, товарищ сержант.
Командир машины чувствовал себя неуютно, полагая, что своими разъяснениями ставит в неловкое положение командира взвода, и поэтому мялся, но потом пересилил себя и начал рассказывать:
– В машине находилось пятнадцать ракет, взорвалось тринадцать. Две ракеты, которые не взорвались, подверглись воздействию высоких температур и, скорее всего, находятся во взведенном состоянии. Значит, транспортировать противотанковую установку нельзя, нельзя и туда лезть. Можно, конечно, кинуть туда гранату, чтобы они сдетонировали, но неизвестно – взорвутся обе или только одна.
Сержант замолчал и выжидающе поглядел на меня, как бы спрашивая, все ли он сказал или что-то упустил.
Я удовлетворенно мотнул головой и молча показал рукой на сержанта: мол, учись, Мишкин, потом отослал солдат подальше, чтобы они не слышали, что я буду говорить их командиру.
– Мишкин, ты хоть разговаривай с подчиненными, общайся больше с ними, и они тебя многому научат. Видишь, как сержант четко и грамотно все разложил – учись. Ладно, ругать больше не буду, но я тебя все равно накажу. Может быть, неправильно поступаю, но я тебя здесь оставляю вместе с солдатами для охраны противотанковой установки, чтобы никто не полез туда из любопытства и не подорвался. Можно, конечно, было оставить одних солдат для охраны, но останешься и ты – раз думать не хочешь, значит, будем заставлять. Еду и спальные мешки старшина вам привезет. А я сейчас поеду к саперам и договорюсь, чтобы завтра они разминировали ракеты, и мы утащим машину в ремонтную роту для ее списания. Сходишь к десантникам и договоришься о взаимодействии.
Приехав в штаб, я доложил командиру полка о происшествии, но командир воспринял мое сообщение спокойно и буднично.
– Копытов, только с саперами вы там будьте поосторожнее. Лучше всего взорвать бы ее.
Читать бесплатно другие книги:
