Исчезновение принца. Комната № 13 Честертон Гилберт

Глава XXVII

Мистер Ридер несмело, бочком вошел в комнату и прикрыл за собой дверь.

– Вы один, мистер Лег? – удивленно спросил он. – А я думал, у вас гости.

– Ко мне заходили друзья, но они уже ушли.

– И ваш сын ушел? – Ридер беспомощно осмотрелся. – Вот незадача! Как жаль…

Эммануэль быстро соображал. По всей видимости, этот сыщик-оборванец наблюдал за фасадом дома и знал, что с той стороны никто не выходил. Старый вор решился на смелый шаг.

– Они ушли пятнадцать минут назад. Питер с Джонни спустились по пожарной лестнице. Машина сына стояла во дворе. Мы не любим, когда машины стоят перед клубом – слишком много разговоров это вызывает. Да еще после той рекламы, что нам сделали…

Мистер Ридер согласно закивал и сказал:

– Так вот что это за машина была! А я уж не знал, что и думать. Я видел, как она отъезжала. Номер ХС 9712, светло-синий лимузин… «даймлер»… Может, я ошибаюсь, но мне показалось, что это был «даймлер». Я до того мало смыслю в автомобилях, что легко мог и ошибиться. Да и глаза уже не те, что когда-то были.

Эммануэль про себя выругался, а вслух произнес:

– Да, это «даймлер». Мы его дешево купили на распродаже.

Тут взгляд рассеянного гостя остановился на столе, и он невинно промолвил:

– А они что, свои бокалы с собой забрали? О, по-моему, замечательный обычай – брать с собой сувениры на память о приятных событиях. Я думаю, они были ужасно рады.

«Как ему удалось войти?» – думал в эту минуту Эммануэль. Стивенс получил строгий приказ не пускать его, к тому же в конце Г-образного коридора стоял Фернандо. Словно прочитав мысли Лега, мистер Ридер ответил на не произнесенный вслух вопрос.

– Я тоже позволил себе воспользоваться пожарной лестницей, – сказал он. – Мне было жутко интересно хоть раз подняться по такой штуке. Хотя я вообще-то староват для экспериментов. Да и, по правде сказать, не очень-то я люблю крутые подъемы, особенно по ночам.

Проследив за его взглядом, Эммануэль увидел, что у него на штанине вырван квадратный лоскуток, и через дыру видно костлявое белое колено.

– Да, я поднялся по пожарной лестнице, и, к счастью, окно оказалось открыто. Вообще-то я надеялся вас приятно удивить… Кстати, а лестница не ведет выше этого этажа? Это довольно странно, дорогой мистер Лег, поскольку вполне может статься, что в случае пожара людям придется подниматься на крышу. А там, если мне не изменяет память, нет ничего, кроме квадратной надстройки… Это подсобка, кажется, верно? Дайте вспомнить… Да, подсобка, я уверен.

– Дело в том, – прервал его Эммануэль, – что ко мне заходили двое моих знакомых, Джонни Грей и Питер Кейн. Вы, кажется, знакомы с Питером?

Гость немного наклонил голову.

– Ну и, что называется, хватили лишнего. Джонни, по-моему, просто не привык к вину, а Питер – тот вообще несколько лет в трезвенниках ходит. – Он помолчал и прибавил: – Если честно, их просто развезло.

– Печально, – мистер Ридер покачал головой. – Лично я – ярый сторонник трезвости. Будь моя воля, я бы вовсе запретил вино и пиво, а еще воров, фальшивомонетчиков, лжецов и отравителей, – тут он ненадолго замолчал. – Вернее было бы сказать, «усыпителей». Так вы говорите, они прихватили с собой бокалы? Но я надеюсь, они их вернут. Мне бы не хотелось думать, что люди, которые мне… м-м-м… нравятся, оказались замешаны в таком жалком преступлении, как… э-э-э… кража… каких-то несчастных винных бокалов.

И снова его преисполненный грусти взгляд устремился на стол.

– И они ели только суп! Крайне странно. Кто же начинает пить, не доев супа?.. Я имею в виду, в уважаемых кругах, – извиняющимся тоном добавил он.

Сыщик оглянулся и посмотрел на открытую дверь поверх пенсне.

– Интересно, – задумчивым голосом произнес он, – а как же им удалось в темноте спуститься по пожарной лестнице в таком жалком состоянии?

Его невыразительные глаза снова обратились к Эммануэлю.

– Если увидите их снова, не могли бы вы передать им, что я надеюсь, они оба (мистер Кейн и мистер Джонни… как же его? Ах да! Грей) сдержат обещание и зайдут ко мне, как мы и договаривались, завтра утром. И если завтра до десяти часов они не появятся у меня дома…

Он замолчал и вытянул губы, словно собирался засвистеть. Эммануэль замер, ожидая продолжения.

– Вы в Дартмуре не страдали от холода? Мне рассказывали, зимы там суровые, особенно для пожилых людей. Разумеется, – продолжил мистер Ридер, – там можно обзавестись друзьями, там можно даже повстречать родственника… Наверное, там намного проще живется, если знаешь, что твой, скажем, сын или кто-нибудь другой из родни живет с тобой на одном этаже. Там ведь, кажется, три этажа, не так ли? Хотя, что и говорить, мистер Лег, все равно намного приятнее жить с удобствами в Лондоне… Снимать уютный маленький номер в Блумсбери, как вы, например. Ходить, куда вздумается, не видя рядом с собой штыря… Мне слово «штырь» кажется очень вульгарным, но оно ведь всего лишь обозначает «надзиратель» или «конвоир», верно?

Он подошел к двери и медленно повернулся.

– Вы же не забудете, что я ожидаю мистера Питера Кейна и мистера Джона Грея завтра у себя дома к половине одиннадцатого? Не забудьте, прошу вас.

Он аккуратно закрыл за собой дверь и, покачивая большим зонтиком, висевшим на руке, изумив охранников в конце коридора, сделал несколько шагов и вышел в поле зрения Фернандо, несказанно удивив его своим появлением.

– Добрый вечер, – поздоровался мистер Ридер, проходя мимо, но Фернандо был слишком поражен, чтобы что-то ответить.

Когда он завернул за угол, его увидел Стивенс. Портье тоже разинул рот от удивления.

– Когда вы вошли, мистер Ридер?

– Никто не видит, как ты входишь, но все видят, как ты выходишь, – сказал Ридер, улыбнувшись. – А с другой стороны, есть такие люди, которые в этот клуб входят, и их все видят, зато никто не видит, чтобы они выходили. Мистер Грей не проходил здесь? Или мистер Кейн?

– Нет, сэр, – удивленно ответил портье. – А разве они уже ушли?

Ридер тяжко вздохнул.

– Да, они ушли, – сказал он. – Надеюсь, ненадолго, но здесь их уже определенно нет. Всего доброго, Стивенс. Да, кстати, вас ведь зовут не Стивенс, не так ли? Я вас, кажется, помню… – он закатил глаза, как будто напрягая память. – По-моему, вас звали иначе лет эдак восемь назад.

Стивенс покраснел как рак.

– Сейчас меня знают под таким именем, сэр.

– И очень хорошее имя. Прекрасное имя, – пробормотал мистер Ридер, заходя в лифт. – И в конце концов, к чему ворошить прошлое? У меня совершенно нет намерения напоминать вам о вашем… э-э-э… несчастье.

Когда он вышел на улицу, двое мужчин, стоявшие через дорогу, направились к нему.

– Их нет, – сказал мистер Ридер. – Как я и боялся, они были в той машине. Нужно сообщить по всем участкам, особенно на выездах из Лондона, чтобы ее задержали. Номер у вас есть. Вы оставайтесь и следите за домом до утра, – сказал он одному из полицейских в штатском.

– Хорошо, сэр.

– Главное – не спускайте глаз с Эммануэля. Вы не должны потерять его из виду до завтрашнего утра.

Офицер, которого оставили на посту, стал терпеливо ждать, проявив то философское отношение к вынужденному безделью, которое является одним из главных орудий в арсенале любого сыщика. Прождал он до трех часов ночи, когда в небе забрезжил рассвет. Эммануэль так и не появился. Стивенс покинул свой пост через полчаса после ухода мистера Ридера. В два часа ушли метрдотель и еще трое работников клуба, при этом Фернандо закрыл дверь на ключ. Потом, без нескольких минут три, показалась низенькая фигура Пьетро. Пряча лицо за поднятым высоким воротником тяжелого плаща, он тоже запер за собой дверь и исчез в направлении Шафтсбери-авеню. В половине четвертого сыщик, оставив наблюдать за клубом патрульного констебля, пошел звонить мистеру Ридеру.

– Боже мой! – заволновался мистер Ридер. Он был в пижаме и выглядел довольно нелепо, поскольку она была ему несколько маловата, хотя, к счастью, наблюдать за ним в эту минуту было некому. – Так и не вышел, говорите? Я скоро буду.

Когда он вернулся к клубу, было уже совсем светло. Калитка во двор была открыта при помощи отмычки, и он поднялся по железной лестнице на четвертый этаж. Подъем, столь живописно описанный мистером Ридером в разговоре с Эммануэлем Легом, был чистой воды вымыслом, а дыра в его брюках появилась оттого, что он зацепился за гвоздь, торчавший из какого-то упаковочного ящика, которыми был забит двор.

Окно, через которое он попал внутрь накануне, было закрыто и заперто, но с ловкостью профессионального взломщика мистер Ридер отжал задвижку, открыл раму и ступил в коридор.

Внутри было достаточно светло, чтобы сориентироваться, поэтому мистер Ридер направился прямиком к кабинету Эммануэля. Дверь его была взломана, поэтому снова пускать в ход отмычку не пришлось. Эммануэля там не оказалось. Выйдя из кабинета, Ридер выслушал доклад сыщика, который уже успел наскоро осмотреть клуб.

– Все комнаты открыты, кроме тринадцатой, сэр, – сообщил он. – Замок я открыл, но она закрыта на задвижку изнутри.

– Попробуем попасть туда через двенадцатую, – сказал Ридер. – В ней два хода: один через дверь, она в углу за шторой, а второй через буфет, который сообщается с буфетом в тринадцатой. Если получится, попытайтесь ничего не повредить – мне бы не хотелось, чтобы о моем визите кто-то узнал.

Следом за сыщиком он зашел в двенадцатый номер, где обнаружилось, что через буфет лезть не придется, потому что дверь между двумя номерами оказалась не заперта. Когда он вошел в комнату № 13, там царила кромешная тьма.

– Гм! – произнес мистер Ридер и принюхался. – Кто-нибудь, пройдите по этой стене, там будет выключатель. Только осторожно, на полу может что-то лежать. Не наступите.

– А что там?

– Я думаю, сейчас мы это узнаем… Впрочем, включите сначала свет.

Один из сыщиков стал на ощупь продвигаться вдоль стены, через какое-то время его пальцы нащупали выключатель, и он повернул маленькую ручку. И тут все они увидели то, что ожидал обнаружить здесь мистер Ридер. В центре комнаты, поникнув на стол, сидел застывший в неестественной позе человек. Зрелище было поистине жутким, потому что тот, кто убил этого человека, воспользовался кочергой. Погнутая и вся в крови, она лежала посреди осколков дорогого хрусталя на некогда белоснежной скатерти, рядом с размозженной головой Эммануэля Лега.

Глава XXVIII

Вызывать врача не имело смысла. Эммануэль Лег уже был там, откуда он никому не мог причинить зла.

– Кочерга появилась здесь… Откуда? – размышлял вслух Ридер, осматривая орудие убийства. Он посмотрел на небольшой камин. Там кочерга, щипцы и совок – все было на месте, к тому же эта кочерга была тяжелее тех, которые обычно используются в гостиных.

Он ловко обыскал карманы убитого и в жилете обнаружил маленькую карточку, на которой был написан телефонный номер: «Хоршем 98753». Номер Питера. В данную минуту эта находка ценности не представляла, поэтому Ридер положил ее к остальным документам, извлеченным из карманов Эммануэля. Чуть позже на место прибыл полицейский инспектор.

– Мне кажется, здесь происходила какая-то борьба, – заметил мистер Ридер. – Думаю, правое запястье у него окажется сломанным. Револьвер Лега лежит под столом. Вероятно, он успел выхватить его, но оружие выбили у него из руки. Вряд ли здесь я вам еще понадоблюсь, инспектор.

Он осматривал главный коридор, когда взгляд на телефонный коммутатор за столиком Стивенса натолкнул его на одну мысль. Он позвонил в Хоршем, и, несмотря на то что час был ранний, ему ответили почти сразу.

– Кто это? – спросил он.

– Слуга мистера Кейна, – произнес хриплый голос.

– А, Барни, это вы! Хозяин еще не вернулся?

– Нет, сэр. А кто говорит?

– Это мистер Ридер… Будьте добры, пригласите мисс Кейн к телефону.

– Ее тоже нет. Я всю ночь пытался дозвониться Джонни Грею, но его слуга говорит, что и его нет.

– Где мисс Кейн? – быстро спросил Ридер.

– Не знаю, сэр. Кто-то ночью заехал за ней на машине, и она уехала. Даже дверь не закрыла. Я проснулся из-за того, что ее ветром хлопало.

Мистер Ридер молчал так долго, что Барни решил, что он положил трубку.

– Вечером кто-нибудь звонил ей? Может быть, ей передавали что-нибудь по телефону?

– Один раз звонили, сэр. Около десяти. Как она разговаривала, так я думаю, это отец ее был.

И снова долго никто не произносил ни слова, а потом:

– Я заеду в Хоршем, – сказал мистер Ридер, и, услышав, каким приятным, будничным голосом это было произнесено, Барни облегченно вздохнул. Но, если бы он был ближе знаком с этим человеком, он бы наверняка знал, что совершенно безмятежным мистер Ридер становился только в минуты наивысшего волнения.

Отодвинув телефон, мистер Ридер встал. Значит, Марни у них в руках. Другого объяснения не было. Обед в клубе был организован для того, чтобы устранить людей, которые могли защитить ее. Куда их увезли?

Он вернулся в кабинет Эммануэля, в котором уже происходил обыск под началом полицейского инспектора.

– Мне нужно немедленно увидеть любые документы, имеющие какое-либо отношение к мистеру Питеру Кейну, – сказал он. – Любые карты дорог, все, что найдете, и особенно письма Эммануэлю Легу от его сына. Вы, конечно, видели, что в кабинете кто-то побывал? Какие-то следы должны были остаться.

Офицер покачал головой.

– Боюсь, мистер Ридер, вряд ли мы здесь найдем что-нибудь существенное, – усомнился он. – Пока что мне попадались только старые счета и деловые письма, как в любом другом кабинете.

Сыщик посмотрел вокруг.

– Здесь есть сейф? – спросил он.

Куда и девались робость и рассеянность, теперь Ридер был сосредоточен и деловит.

– Да, сэр, сейф за той панелью. Сегодня утром его вскроют, только я не думаю, что Лег стал бы держать у себя что-нибудь компрометирующее. Кроме того, клубом ведь несколько лет управлял его сын, а до него – управляющий, который сейчас за решеткой. До этого, если не ошибаюсь, некто Феннер, который тоже сел за кражу со взломом.

– Феннер?! – резко воскликнул Ридер. – Я не знал, что он когда-то управлял этим клубом.

– Да, но он тогда рассорился со стариком. По-моему, они вместе сидели.

Феннер не был человеком, о котором можно было подумать, что он может управлять клубом, даже такого уровня, как «Хайлоу», но «Хайлоу» тем и отличался, что здесь больше требовалась не профессиональная сноровка, а правильное отношение к его членам, людям особого склада.

Когда Ридер помогал офицеру извлекать содержимое полок шкафа у стены, его рука случайно прикоснулась к скрытой ручке.

– А это что?! – воскликнул он и повернул ее.

Шкаф немного отполз в сторону. Ридер потянул его на себя и его взору открылся выход на винтовую лестницу.

– Любопытно, – произнес он.

Сыщик поднялся наверх, где увидел дверь. Она была заперта, и все попытки открыть ее ни к чему не привели. Тогда он направился вниз и спустился до подвала. На этот раз его сопровождал инспектор.

– Жарковато, – заметил мистер Ридер, открывая дверь. – Здесь где-то должен гореть огонь.

Ему не сразу удалось найти, где включается свет, но, когда это произошло, от удивления он даже свистнул, потому что на полу, рядом с раскаленной печью, он увидел сверкающий металлический прямоугольник и сразу понял, что это такое. Это была медная граверная пластина, и ему хватило одного взгляда, чтобы понять, что в руках он держит законченную форму для печатания пятифунтовых банкнот.

В подвале никого не было, и на какое-то время странная находка поставила мистера Ридера в тупик.

– Великого Печатника мы не нашли, зато обнаружили Великого Гравера, – сказал он. – Эта пластина была изготовлена где-то наверху. – Ридер указал на шахту. – Но что эта штука делает внизу?.. Ну конечно же! – Он ликующе хлопнул себя по бедру. – Вот уж не думал, что он окажется прав… Хотя все равно всегда выходит, что он прав!

– Кто? – не понял офицер.

– Один мой старинный приятель, который подсказал мне, что формы, с которых печатаются фальшивки, должны изготавливаться где-то рядом с огнем, чтобы, если нагрянет полиция, в любую секунду их можно было уничтожить. Теперь ясно: мастерская гравера должна находиться где-то сверху. Но почему он выбросил совершенно новую пластину, да еще в то время, когда здесь внизу никого не было, для меня непонятно. Разве что… Раздобудьте мне топор, я хочу взглянуть на комнату на крыше.

На верхней лестничной площадке было слишком мало места, чтобы размахнуться топором, поэтому прошел почти час, пока удалось преодолеть последнюю преграду на пути к граверной мастерской. Комната была залита светом, потому что световой люк на потолке не был зашторен. Ридер окинул быстрым внимательным взглядом стол, потом посмотрел за него и непроизвольно отступил назад. У стены бесформенной грудой, растрепанный, в пятнах грязи, белая рубашка вся смята, лежал Питер Кейн. И он спал!

Они втащили его на стул и плеснули в лицо холодной водой, но и после этого он еще долго не приходил в себя.

– Ему впрыснули какой-то наркотик, это очевидно, – сказал мистер Ридер и тщательно осмотрел его руки, выискивая след от укола. Однако, хотя руки его и были все в грязи и ржавчине, ни единого пятнышка крови на них не обнаружилось. Когда Питер пришел в себя, первые же слова, которые он произнес, свидетельствовали о том, что об убийстве он ничего не знает.

– Где Эммануэль? – заплетающимся языком пробормотал он. – Вы его взяли?

– Нет. Но кто-то другой добрался до него, – негромко произнес Ридер, и неожиданное известие окончательно пробудило Питера Кейна.

– Он убит? – недоверчиво произнес Питер. – Вы уверены? Ну конечно, что за глупый вопрос! – он слабой рукой провел по лбу. – Я об этом ничего не знаю. Вы, наверное, станете подозревать меня, и я не собираюсь скрывать, что я бы убил его, не задумываясь, окажись он рядом со мной.

Он в двух словах пересказал, что случилось за обедом.

– Я догадался, что мне подмешали какую-то гадость, но наркотики на меня действуют медленно, так что единственным шансом спастись для меня было притвориться. Когда Эммануэль ударил меня в челюсть, я и сделал вид, будто потерял сознание. Они первым снесли меня во двор и запихнули в машину. Как только этот метис полез обратно за Джонни, я вылез из машины с противоположной стороны. Там во дворе было полно старых цементных мешков, и я бросил парочку в машину на пол, надеясь, что в темноте они примут эту груду за меня. Потом я спрятался за ящиками и стал ждать. Я видел, как они снесли Джонни, но не мог ему помочь. Когда машина уехала, а Пьетро снова вернулся наверх, я двинулся следом. Наверное, тогда на меня уже начал действовать наркотик, потому что, если б я тогда соображал нормально, просто перелез бы через ворота. Но тогда я подумал, что они могли оставить мой пистолет в комнате. Я попытался открыть дверь, но она была заперта.

– Вы в этом уверены, Питер?

– Совершенно уверен.

– Сколько прошло времени?

– Где-то с полчаса. Я так долго поднимался по той лестнице, потому что мне все время приходилось бороться с сонливостью. Недалеко раздался какой-то шум, и я скользнул в другую комнату, а потом услышал, как закрыли окно. Я изо всех сил старался не заснуть, боялся, что меня найдут, но, наверное, все-таки прикорнул, потому что, когда проснулся, было темно и холодно, и тишина стояла полная. Я снова подергал дверь тринадцатого номера – заперто. И тогда я пошел в кабинет Эммануэля. Я там все отлично знаю, потому что бывал там не раз, но еще давно, до того как Эммануэль в тюрьму сел. И о лестнице винтовой на крышу тоже знал. Я с самого начала подозревал, что именно в этой конурке наверху «туфту» и печатали, но, как выяснилось, ошибался, потому что, только я зашел в эту комнату, тут же и понял, что здесь работает гравер. На краешке шахты там лежала пластина, я хотел ее взять, но, наверное, еще от наркотика не отошел. Она выскользнула у меня из рук и провалилась в шахту. Откуда-то снизу я услышал металлический звон.

– Как вы попали в мастерскую?

– Дверь была открыта, – ответив Питер, удивив своих слушателей. – По-моему, она открывается и запирается только изнутри. Настоящая дверь – это та, что в кабинете Эммануэля находится. Это единственный вход и выход как в подвал, так и в комнату на крыше. Что потом было, не знаю. Наверное, я лег на пол – не мог уже наркотик перебороть. Мне нужно сообщить Марни, что со мной все в порядке. Она там, наверное, ужасно волнуется…

Взглянув на сыщика, он запнулся. В его лице он увидел что-то такое, отчего у него оборвалось сердце.

– Марни! С ней что-то случилось? – быстро спросил он.

– Я не знаю. Она вышла из дома ночью… Или, вернее, рано утром… После этого ее никто не видел.

Питера это известие буквально раздавило. Мистеру Ридеру показалось, что в один миг он постарел на десять лет.

– Кейн, вы должны рассказать мне, что знаете о Леге, – мягко произнес Ридер. – У меня нет сомнений, что Джеффри увез ее туда, где печатаются его фальшивки. Где это?

Питер покачал головой.

– Не имею понятия, – сказал он. – Раньше они печатались здесь, в этом доме, в тринадцатой комнате. Это я давно знал. Но потом, когда дело стало расти, младшему Легу пришлось подыскивать другое место. Где он его нашел – загадка для меня, как и для большинства других людей.

– Но вы же должны были слышать какие-нибудь предположения, слухи… – настойчиво произнес Ридер.

Однако Питер только снова покачал головой.

– Я теперь очень редко встречаюсь с людьми моей профессии. Точнее, моей бывшей профессии, – промолвил он. – Джонни и старина Барни – вот, пожалуй, и все. Помимо семейки Легов, конечно. Ну и Стивенс, разумеется… Десять лет назад он сидел в тюрьме. Со всеми остальными я потерял связь, и новости до меня доходят через Барни, хотя большей части из того, что говорит Барни, нельзя верить.

Они связались с Барни по телефону, но он не смог рассказать ничего такого, что могло бы хоть как-то помочь им. Ему было известно лишь то, что типография Джеффри находится, скорее всего, где-то на западе.

– Джонни знает об этом больше, чем я или кто другой. Все ребята так считают, – сказал Барни. – В сушилке ему много чего рассказали.

Отправив Питера домой, мистер Ридер наведался в квартиру Джонни. Паркер не спал. Ему уже сообщили об исчезновении его хозяина, но ничего существенного он тоже сообщить не мог.

Паркер уже готовился подробно описать, в чем был одет Джонни, когда выходил из дому, но Ридер нетерпеливо перебил его.

– Попытайтесь представить себе мистера Грея живым человеком, а не манекеном! – в сердцах воскликнул он. – Вы хоть понимаете, что сейчас ему угрожает огромная опасность?

– Я ничуть не беспокоюсь о нем, сэр, – сказал педантичный Паркер. – Мистер Грей надел новые подвязки для носков…

На какой-то миг мистер Ридер вышел из себя.

– Вы – тупица, Паркер! – сквозь стиснутые зубы произнес он.

– Надеюсь, вы ошибаетесь, сэр, – сказал тот, с поклоном провожая гостя.

Глава XXIX

Было пять минут третьего ночи, когда Марни, сидевшая в передней гостиной, услышала, как рядом с домом остановилась машина. Выйдя в парадную, она открыла дверь, и с порога всмотрелась в темноту.

– Это ты, отец? – спросила она.

Не услышав ответа, она побежала через сад к калитке. На дороге стоял закрытый двухместный автомобиль. Выглянув над калиткой, она увидела, как из автомобиля показалась рука и поманила ее к машине. Послышался шепот:

– Не шуми. Иди сюда, мне нужно с тобой поговорить. Не хочу, чтобы Барни меня видел.

Удивившись, она послушалась. Рывком открыв дверь автомобиля, она нырнула в темный салон рядом с водителем.

– Что? – спросила она.

И тут, к ее удивлению, машина тронулась с места и поехала в сторону главной улицы. Мотор явно не глушили.

– Что случилось, отец? – спросила девушка и в ответ услышала тихий смех, от которого кровь застыла у нее в жилах.

– Сиди смирно. Пикнешь – я навсегда подпорчу твое милое личико, Марни Лег!

– Джеффри! – вырвалось у нее.

Она схватила ручку двери и почти успела опустить ее, но тут он свободной рукой схватил ее и прижал к сиденью.

– Еще раз попробуешь открыть дверь – убью! – прошипел он и сдавлено застонал. Она вспомнила о его ране.

– Куда ты меня везешь?

– К твоему отцу, – неожиданно ответил он. – Будешь сидеть смирно? Если попытаешься сбежать или позвать на помощь, я на всей скорости врежусь в первое же дерево, и мы вместе покончим с этим раз и навсегда.

По тому, каким холодом был наполнен его голос, она поняла, что это была не пустая угроза. Миля за милей неслась машина через деревни, немного замедляя ход на малолюдных улицах небольших городков. Было уже почти три, когда они въехали в какой-то город, и, выглянув в окно и увидев серый фасад дома, Марни поняла, что это Оксфорд.

За десять минут они проехали через весь город и оказались на главной западной дороге. И только тут Джеффри заговорил.

– Ты ведь никогда не бывала в яме, ангел мой? – спросил он.

Она не ответила.

– Никогда не бывала внутри симпатичной маленькой клетки с другими канарейками, а? Ничего, скоро ты узнаешь, каково это. Я собираюсь посадить тебя в тюрьму, моя милая. Питер тоже не сидел, но сегодня он чуть было не узнал, каково это.

– Я тебе не верю, – сказала она. – Мой отец закона не нарушал.

– По крайней мере, достаточно долгое время, – согласился Джеффри, ловко зажигая сигарету одной рукой. – И все-таки ему не отвертеться.

– Я не верю тебе! – снова воскликнула она.

– Ты повторила это дважды, и ты – единственный живой человек, кто два раза подряд назвал меня лжецом.

Он свернул на боковую дорогу и замолчал на четверть часа, давая ей возможность подумать.

– Тебе, может быть, будет интересно узнать, что Джонни тоже там, – наконец сказал он. – Бедный Джонни! Самый доверчивый из воров, которые когда-либо носили арестантскую робу… Но на этот раз он получил пожизненное.

Машина покатилась по крутому склону. Посмотрев в забрызганное дождем окно, Марни увидела впереди темное приземистое здание.

– Ну вот мы и на месте, – сообщил Джеффри Лег, когда машина остановилась.

Выглянув в окно, она с изумлением и ужасом увидела, что он говорил правду. Они были у ворот тюрьмы. Большие черные, оббитые железом створки медленно открылись, машина проехала под тяжелым сводом и остановилась.

– Выходи, – приказал он, и она повиновалась.

В стене арки были узкие черные двери. Джеффри подвел ее к ним и толкнул вперед. Она оказалась в небольшой комнате с грязными, блеклыми выбеленными стенами.

Большой забитый золой камин, хлипкий стул да старая вывеска, привинченная к стене, – вот и вся имевшаяся здесь обстановка. В тусклом свете угольной лампы Марни с трудом прочитала полустертые слова: «Ее Величества Китаунская тюрьма». Далее – строчка за строчкой, написанные мелкими тесными буквами шли правила. Высокий и крепкий мужчина с мрачным, тяжелым взглядом следом за ней вошел в комнату, которая, очевидно, когда-то была сторожкой.

– Камеру приготовил?

– Да, – ответил мужчина и кивнул на Марни. – Она есть хочет?

– Если хочет – подождет, – коротко ответил Джефф.

Мужчина снял плащ и повесил его на стене, а Джеффри сжал руку Марни и снова повел ее к двери. Пройдя под аркой, они вышли на небольшой тюремный двор, миновали его, зашли в какую-то зарешеченную дверь, а потом еще в одну. Благодаря свету единственной лампы, висевшей на стене у входа, она поняла, что это длинный коридор. По всей его длине, на высоте футах в девяти над полом, шла галерея, на которую вела железная лестница в один пролет. Не нужно было спрашивать, каково было назначение тех двух рядов черных дверей, которые пронизывали стены. Это были тюремные камеры!

Пока Марни пыталась понять, что все это значит, ее толкнули в одну из открытых дверей. Камера была небольшой, с потертым каменным полом, но в углу стояла новая кровать. Был здесь умывальник и, как она позже узнала, камера эта соединялась с другой, в которой находилась каменная ванна.

– Камера смертников, – с улыбкой объяснил Джеффри Лег. – Через нее прошло много людей, Марни. Их души составят тебе компанию.

Марни было ужасно, панически страшно, но она не показывала этого.

– Любое привидение вызовет у меня намного меньше отвращения, чем ты, Джеффри Лег, – сказала она, и, похоже, его несколько смутило ее самообладание.

– Тебе придется иметь дело с обоими, – сказал он, захлопнул дверь и закрыл ее на ключ.

Камера освещалась только тем слабым светом, который проникал сюда сквозь мутное окошко рядом с дверью. Через какое-то время, когда глаза Марни привыкли к полутьме, она смогла осмотреться. Тюрьма, очевидно, была очень старой, потому что стена в одном месте была вытерта до блеска, должно быть, спиной какого-то несчастного приговоренного, который минута за минутой, день за днем дожидался рокового часа. Она содрогнулась, когда ее воображение нарисовало ей агонию души того, кто томился в этих четырех стенах.

Встав на кровать, она смогла дотянуться до окна. В ячейки частой ржавой решетки тоже были вставлены прочные закаленные стекла. В некоторых ячейках стекла были выбиты, но она догадывалась, что вид из окна не будет особенно приятным и обнадеживающим, даже если предположить, что ей удалось бы выглянуть.

Ночь была необычно холодной и сырой для этого времени года. Марни взяла с кровати одеяло, завернулась в него и села на стул дожидаться рассвета.

И вот так, сидя на неказистом стуле, стараясь не уснуть от усталости, она вдруг услышала тихий стук. Звук шел сверху, и сердце ее взволнованно затрепетало, когда ей пришла мысль, что там, в камере над ней, возможно, удерживается ее отец… или Джонни.

Взобравшись на кровать, она постучала суставами пальцев в каменный потолок. Кто-то ответил. Стучали азбукой Морзе, которую она не понимала, но через какое-то время стук прекратился. Вместо него она услышала шаги. А потом, случайно посмотрев в одну из выбитых ячеек, она увидела, как что-то темное медленно опустилось вниз, а потом скрылось из виду. Она подпрыгнула, уцепилась за решетку, подтянулась и увидела висящую черную шелковую ленту.

С трудом двумя пальцами ей удалось дотянуться до нее и протянуть через решетку. Как она и ожидала, к концу ленточки была привязана бумажка. Это была банкнота. Какое-то время она удивленно взирала на нее, пока не догадалась, что послание может быть на другой стороне. И верно. Написанные карандашом буквы были так плохо видны, что ей пришлось поднести записку к свету.

«Кто это? Ты, Питер? Я наверху. Джонни».

Она с трудом сдержалась, чтобы не закричать. Выходит, Джонни и отец были здесь, рядом с ней. Значит, Джеффри не солгал.

Как ответить? Писать было нечем. Но тут она увидела, что конец ленточки утяжелен небольшим кусочком карандаша, такого, какие прилагаются к программам на вечерах танцев. Этим неудобным инструментом она написала ответ, привязала банкноту к ленте и протолкнула ее через окно. Вскоре Марни увидела, как ее записка поползла вверх. Джонни был там, и теперь он знал о ней. Ее охватило странное чувство спокойствия оттого, что он был рядом, хоть он и не мог ей помочь. Полчаса она ждала у окна, но в это время на улице уже совсем посветлело, и, очевидно, Джонни решил, что продолжать общение слишком опасно.

Лишившись последних сил, она легла на кровать, думая, что сумеет заставить себя не заснуть, но уже через пять минут забылась тяжелым сном. Звук вставляемого в дверь ключа заставил ее вскочить. Это был тот человек, которого она видела в сторожке. Он принес большой поднос, на котором стояла щербатая тарелка с шестью бутербродами с маслом, грязная чашка и огромный заварочный чайник. В камере стола не было, поэтому он поставил поднос на кровать и, не произнеся ни слова, вышел. Она посмотрела на маленькие платиновые часики на руке – десять часов. Спустя полчаса мужчина вернулся, чтобы забрать поднос.

– Где я? – спросила она.

– В тюрьме, – ответил он, слегка удивившись такому вопросу. – Только она получше любой тюрьмы, где вам приходилось бывать, барышня. Но не пытайтесь расспрашивать меня, если не хотите получить грубый ответ.

В два часа был принесен обед. На этот раз еда была сервирована лучше – должно быть, Джеффри специально для нее привез из Оксфорда новый набор посуды. Марни попыталась узнать, что случилось с ее отцом, но ответа не добилась.