Леди-послушница Вилар Симона
Милдрэд, сидя подле Генриха, тоже смеялась; порой они шептались, склоняясь друг к другу, и Плантагенет разрывался, не зная, какая из красавиц ему более по душе. Ставшая вдруг столь игривой белокурая саксонка или… Он все же понимал, что благородная леди, даже развеселившись, вряд ли окажется столь же сговорчивой, как Ависа. Поэтому, подурачившись и нашептав ей любезности под пристальным взглядом Артура, Генрих обращал выразительный взор на Авису. О, от ее смуглых плеч и пышных полушарий груди у него кругом шла голова. Да и нравились ему женщины постарше, более опытные, манящие, доступные… Но рядом сидит очаровательная саксонка и так весело смеется и строит ему глазки, а щечки ее так разрумянились от вина — просто прелесть. И Генрих маялся, не зная, как быть.
Артуру не нравилось, что Милдрэд льнет к Плантагенету: то позволяет мальчишке целовать себя в щечку, то игриво лохматит ему волосы. Не стоило бы ей столько пить. Вон опять подставляет бокал.
Не сдержавшись, Артур вдруг сильно пнул под столом ногу Генриха. Тот подскочил, улыбка вмиг исчезла с его лица.
— Как ты посмел?
— О, это я вас задел? — Артур заглянул под стол. — Надо же… А я думал, какая-то из кошек Ависы подвернулась. Их тут целый выводок.
В доказательство он и впрямь поймал и устроил у себя на коленях пушистую полосатую кошку.
Внимательно наблюдавшая за ними Ависа поспешила вмешаться:
— Думаю, будет неплохо, если Артур споет для нас. Хел, друг мой, вы наверняка уже слышали его дивное пение?
— Не довелось, — буркнул тот, усаживаясь.
Милдрэд забавлялась. И все же, когда Ависа вернулась, неся лютню, когда обняла Артура, уговаривая спеть и при этом прижавшись к нему своей оголенной грудью, а он и не думал отстраняться, Милдрэд сама была готова пнуть его под столом. Но вместо этого сказала:
— Вряд ли Артур сегодня сможет усладить наш слух. Дражайшая Ависа, вы разве не заметили, что у него перевязана рука? Лучше бы позаботились, чтобы его перевязали.
Ависа посмотрела на Милдрэд, словно только сейчас увидела.
— Когда мужчины едят и пьют, для них это куда полезнее, чем перевязка. Ну же, Артур, спой для меня «Далекий свет».
«Далекий свет»! А Милдрэд почти поверила, что только для нее одной предназначалась эта песня!
Она едва не заплакала, потянулась к бокалу, но так неловко, что опрокинула его и темное бордоское разлилось по вышитой скатерти. Однако хозяйка только пожала плечами и сделала слугам знак прибраться.
— Я не стану сегодня петь, Ависа, — сказал Артур.
Генрих внимательно оглядел всех троих — смущенно поникшего Артура, демонстративно отвернувшуюся девушку и улыбающуюся Авису.
— Что это за песня — «Далекий свет»? — спросил Генрих, забирая у Артура лютню. При этом он ловко вывел несколько быстрых аккордов, хотя не было похоже, что кто-то хочет веселиться.
— Это песня о недостижимости мечты, — вздохнула Ависа. — О том, что есть некто милее всех, кого хочешь видеть своим, даже когда все против. Это как дотянуться до звезды, что невозможно и в то же время желанно, — низкий голос Ависы чуть дрогнул, стал более хриплым, почти нисходя до шепота: — Поэтому все, что остается, — это мечтать и надеяться.
Она подавила вздох.
Генрих продолжал играть — причем чем дольше затягивалось это неловкое молчание, тем лучше становилась его игра. Даже Милдрэд наконец повернулась; Артур дивился, видя, как ловко перебирают струны короткие, сбитые на костяшках пальцы Плантагенета. Ависа усадила на колени кошку и откинулась на спинку стула, придав лицу выражение благосклонного внимания.
— У меня тоже есть мой далекий свет, — не переставая играть, произнес Генрих. — И этот свет так же недосягаем для меня, как для любого из вас. Даже больше. Ибо та, о ком я мечтаю… Она как солнце. Она светит всем, но к ней невозможно приблизиться. А ведь она из плоти и крови, у нее есть имя, но это имя замужней женщины. Да, я, как трубадур, готов воспевать свою леди, но таких, как я, увы, много, и мой голос теряется в сонме других. Что же остается? Увы, только мечтать. А мои мечты… — Он резко ударил по струнам, они зарокотали, а лицо Генриха стало напряженным, упрямым, глаза сузились. — Мои мечты — это моя жизнь. Ибо каков бы я ни был, что бы мне ни пришлось перенести, я знаю, что она станет моей. Выше, благороднее и прекраснее ее нет во всем христианском мире. Но она стоит того, чтобы ее добиваться… даже вопреки всему! И я клянусь своей христианской верой и тем будущим, какое построю, что однажды стану ей ровней!
Он почти вскричал это, прижал ладонь к струнам, и они вмиг замерли.
— Бог мой, — произнесла пораженная Ависа. — Вы так пели о своей мечте… об этой леди, что я могла бы поклясться: это, по меньшей мере, королева Элеонора!
Генрих резко повернулся и вонзил в нее пристальный взгляд, лицо его потемнело от прихлынувшей крови. Схватив бокал, он залпом опрокинул его и только после этого вновь смог улыбнуться своей беспечной мальчишеской улыбкой.
— Вы большая выдумщица, милая Ависа! Королева Элеонора… Оказывается, и в Англии она известна.
— О ней знают везде, — заметил Артур. — Прекрасная венценосная особа, которая правит половиной Франции, возглавляет крестовые походы, покоряет сотни сердец и задает тон в модах и манерах. Но сейчас, — он поднялся, отодвигая свое кресло, — сейчас мы слишком пьяны и утомлены, чтобы делиться своими мечтами. Думаю, наша гостеприимная хозяйка укажет, где мы сможем передохнуть?
Слуги проводили гостей, освещая дорогу, за каждым несли блюдо с фруктами и бадью с теплой водой. Пока те расходились, Ависа продолжала сидеть у камина, глядя на огонь и медленно проводя унизанной перстнями рукой по шерстке устроившейся на ее коленях кошки. Кошка блаженно мурлыкала, но лицо Ависы было как каменное. Даже когда к ней подошла служанка, чтобы отчитаться, кто и где расположился, она не повернулась.
— Так Артур в комнате с этой… леди? — спросила почти бесцветным голосом.
— Да, госпожа.
Глаза Ависы оставались широко раскрытыми, не мигающими, только полные губы скривились в усмешке.
— Надо же… А ведь он всегда твердил, что полюбит лишь ту, которую сможет уважать. Ха, мужчины! Все они таковы. Что ж, значит, это просто очередное увлечение.
При последних словах она как будто ожила и, отпустив кошку, торопливо вышла. В полумраке почти взбежала по деревянной лестнице, свернула. Ей хотелось подслушать под дверью, дабы убедиться, что Артур — ее Артур! — с той, другой. Но каково же было ее удивление, когда при повороте лестницы неожиданно едва не наступила на него.
— Ах!
— Эй, эй, не ходи по моим бедным усталым косточкам! — негромко отозвался снизу юноша.
Он устроился поперек прохода у дубовой двери, за которой отдыхала саксонка, полулежал, упершись спиной в стену, поджав ноги. Ависа присела рядом.
— Ты что, собрался здесь спать? — веселым шепотом, переходя на валлийский, спросила она. — Как сторожевой пес, охраняющий хозяйку?
— Да.
— Ну тогда… Может, тебе будет удобнее в моей постели?
Артур в полутьме взял ее руку и поцеловал.
— Ты славная, Ависа. Я благодарен, что по-прежнему добра ко мне, даже после того, как я тебя отверг.
— То было давно. Я не злопамятна.
— Да и не скучала в мое отсутствие, — игриво заметил он.
Ах, если бы в его голосе не было столько веселья!
— Идем, — потянула она его за руку, но Артур охнул от боли. — Идем, — повторила она, — я не покушаюсь на твое целомудрие, просто хочу тебя перевязать.
Немного позже, когда он был полураздет и Ависа закончила обрабатывать его рану, она не удержалась, чтобы ласково не огладить его худощавое, но мускулистое тело, провела ладонью по покрывавшим пластины груди темным волосам.
— Артур, помнишь, как нам было хорошо вместе? Ну еще тогда, пока ты не знал, что я была любовницей старого графа… а потом его сына. Уж если Вилли Глочестер так возжелал меня, что примчался, едва его родителя предали земле, то отчего же ты отшатнулся, словно опасался подцепить заразу?
Артур молча накинул рубаху и взглянул на Авису, затягивая шнуровку у горла.
— Может, тогда я и любил тебя. Но в то время ты была для меня самым большим разочарованием. Я не знал, кто ты, знал только, что ты навещаешь внебрачную дочь Глочестера в имении Прийс-Холл. Ведь ты не сказала, что это и твой ребенок. Да, ты все скрывала, ты играла моими чувствами, когда после меня отправлялась к своему высокородному Уильяму Глочестеру. Хотя что я для тебя? А Глочестеры изменили твою жизнь. Ты их признанная содержанка, ты богата и независима в этом городе, у тебя могущественный покровитель, и тут твой дом.
— Тут бордель, которым я управляю. А ты слишком высокого мнения о себе, чтобы снизойти до такой, как я.
— Возможно, — просто ответил он, не видя, как лицо Ависы исказилось от боли.
— Что ты знаешь обо мне и о моей жизни, бродяга! — Ее голос стал хриплым, словно ломался. — Я не просто так стала шлюхой. Там, откуда я родом, для красивой девушки возможен только такой путь, чтобы уйти от хлевов и старого вечно пьяного мужа.
— Ну да. Красивая девочка, которая убежала от супруга, чтобы получить бархатную пелерину от принца Мадога из Поуиса. Ангхарад, так звали тебя тогда, когда ты стала греть постель Мадога. И привязала его к себе столь прочно, что он взял тебя с собой в поход на Линскольн. Но там ты сменила свое валлийское имя, стала называться Ависой, дабы твоему следующему покровителю, вельможному Роберту, графу Глочестеру, не приходилось ломать язык. Видишь, сколько я узнал о тебе, моя милая Ависа. И это еще до того, как ты согласилась переменить отца на сына и строила мне глазки, еще не будучи любовницей молодого Уильяма. Так что мы стоили с тобой друг друга: я выдавал себя за человека из свиты Роджера Херефордского, а ты называлась приближенной к дому графа, когда навещала вашу с Глочестером дочь в Прийс-Холле — имении, которое старый граф отписал для девочки. Так что у тебя все в порядке, Ависа, и твое дитя не будет работать в хлеву, от которого ты некогда так стремительно убежала, чтобы покорять мужчин.
— Ты много обо мне знаешь, Артур, — угрюмо произнесла Ависа. — Но знаешь ли ты, что мне не хватает любви? Такой любви, какую ты пробудил во мне, когда так смотрел на меня, когда ты, еще мальчишка, спас меня от разбойников и потом провел со мной ту ночь любви…
— Таких ночей у нас с тобой было немало, Ависа. Если бы ты не предложила мне вступить с тобой в брак в прошлый раз…
— У меня было что предложить такому бродяге, как ты! — резко выпалила Ависа. — Я не бедна, а при том, какие отношения сложились у меня с Уильямом Глочестером, я бы многого могла для тебя добиться!
Артур какое-то время смотрел на нее, потом нежно погладил по щеке.
— Мы ведь однажды уже все решили с тобой, Ависа. Каждый из нас по-своему удачлив, но каждый пойдет своим путем. Я не хочу получать подачки от любовника своей женщины, а ты не согласна уйти со мной в мир от всего, что имеешь. А подвластные тебе заведения… Слышишь, как они шумят? — он кивнул в сторону, где располагались бордели. — Многих из этих красоток ты подобрала прямо на улице и умеешь их защищать. Так что все, в чем ты нуждаешься… Я ведь хорошо знаю тебя, моя медовая красавица из Дехубарта. Тебе нужна независимость и богатство. Думаешь, зачем я привел к тебе этого славного парнишку Хела? Я хотел оказать тебе услугу.
Ависа все еще продолжала хмуриться, но все же в ее отливающих золотом глазах мелькнул интерес.
— Я поняла, что это необычный парень. Графа Глочестера он запросто называет Вилли, да еще и поет песни о французской королеве.
Артур с восхищением посмотрел на нее и даже расцеловал в обе щеки.
— Какая же ты умница! Может, теперь и сообразишь, кто он на самом деле?
Глаза Ависы слегка расширились, брови изумленно выгнулись.
— Сын императрицы?
— Молодец! Это сам юный Генрих Плантагенет. И если ты сейчас пойдешь к нему в комнату, если покоришь и опьянишь его ласками, как только ты умеешь… То твоим поклонником окажется ни много ни мало будущий король Англии! Ну если звезды расположатся так, что однажды он станет королем. Но уж что герцогом Нормандским он однажды сделается, тут и ворожить не надо.
Ависа изменилась в лице — выражение нежности исчезло, глаза засветились, как у ее кошки, которая все это время терлась о ноги, вскидывая мордочку и не понимая, отчего хозяйка не приласкает ее. Но Ависе было не до любимицы. Даже Артура она как будто перестала замечать. В ней сработала привычка искать выгоду. Она понимала, что у Уильяма Глочестерского есть юная пригожая жена, и ей недолго удастся удерживать своего покровителя. Зато пленить того, кто куда могущественнее и знатнее нынешнего любовника, для нее было весьма и весьма желательно, пусть он наивно мечтает о королеве Франции. Ведь где та королева Элеонора? А Ависа вот, рядом.
Она хлопнула в ладоши от возбуждения, потерла их одну о другую, как мастер в предвкушении хорошей работы. Потом спустила с плеч декольте и стремительно вышла.
— Словно гончая, почуявшая запах зверя, — произнес Артур с горькой усмешкой. И добавил, присев на корточки и поглаживая кошку: — Ну что после Ависы Генрих не будет так смотреть на нашу Милдрэд — это уж точно. Да, кот?
И он отправился под двери своей милой. Ибо другого места под этим кровом у него не было — особенно после того, как Милдрэд столь решительно закрылась на щеколду.
На другой день Генрих встал лишь ближе к полудню. Он выглядел задумчивым и мечтательным. Но Ависы не было, и Генрих, заметив сидевших в беседке среди клумб Артура и Милдрэд, стал расспрашивать, где же хозяйка.
Артур перестал наигрывать на лютне и посмотрел на Плантагенета.
— Уж не думаете ли вы, что она способна вас предать?
— Нет! — выпалил Генрих. — О нет! Но… Я просил ее устроить мне встречу с Вильямом Глочестером. Неужели она и впрямь столь влиятельна, что может это сделать?
— Вполне, — Артур опять склонился к лютне. — И если вы сумели угодить ей, все сложится, как и святые бы не смогли напророчить.
— А вы богохульник, друг мой! — Генрих хлопнул Артура по плечу.
Милдрэд молчала. Она понимала, что мужчины при помощи Ависы сумеют преодолеть свои сложности. А вот как быть ей? Пожалуй, следовало настоять, чтобы Артур вез ее дальше, в Бристоль. Но этим утром, обнаружив Артура спящим под ее порогом, она поняла, что не хочет расставаться с ним. Ей всегда было так спокойно, когда он рядом. И так хорошо…
Генрих то уходил, то возвращался. После ночи с Ависой он был слишком возбужден, ему не сиделось подле влюбленных — ибо только влюбленными он и считал этих двоих. Его даже не взволновала рассказанная Артуром под перезвон струн история о Тристане и Изольде: о невесте некоего короля Марка и о сопровождавшем ее юноше, которые случайно выпили любовный напиток и уже не мыслили дальнейшую жизнь друг без друга. А вот Милдрэд слушала внимательно. И когда шумный, нетерпеливый Генрих в очередной раз удалился, они просто сидели с Артуром в саду, молчали, даже не перешучивались по обыкновению. Оба понимали, что происходит, понимали, что их судьбы схожи с судьбами Тристана и Изольды, но как и тем двоим, им не суждено быть вместе.
Ближе к вечеру, когда истомившийся ожиданием непоседливый Плантагенет все же втянул Артура и Милдрэд в игру в кости (причем успел изрядно проиграть и даже обвинял Артура, что тот плутует), вернулась Ависа. Вместе с графом Глочестером.
Граф тут же опустился на одно колено и поцеловал исцарапанную кошками Ависы руку анжуйского принца. На Артура и Милдрэд он почти не обратил внимания, да и Генриху не сказал ни слова, пока выслушивал целую отповедь, что-де Плантагенета не встретили, как должно, хотя у них и уговорено объединить силы приверженцев анжуйцев. И пока Стефан удерживает войска у шотландской границы, они должны захватить ряд замков на юге. Но что же видит Генрих, приехав к кузену Вилли? Тот запросто общается с этим уродом Юстасом и знать ничего не знает.
Генрих сыпал обвинениями с такой горячностью, что даже кошки с шипением разбежались. Но молодой Глочестер оставался спокоен. Среднего роста, изящный, привлекательный, но с несколько замкнутым, отчасти хмурым лицом, он умел по-особому молчать, и это молчание гасило пыл собеседника, будто свечу. И в итоге Генрих выдохся, закончив свою шумную тираду лишь одной фразой:
— Что скажешь, Вилли?
Граф поклонился.
— Похоже, Юстас знал, что я ожидаю ваше высочество, а переговоры о захваченном замке Даутаун были лишь предлогом, чтобы находиться тут и следить за мной. Однако Юстас всего лишь юнец. Он хорошо воюет, но слухи о его выдающемся уме явно преувеличены. Прибыв на переговоры, он, по сути, дал мне возможность держать его самого под наблюдением и лишить возможности охотиться на вас, мой августейший кузен.
Граф говорил негромко и все время поглядывал на присутствующих. В конце концов Милдрэд не выдержала и вышла, но ее примеру больше никто не последовал. Тогда Глочестер смирился и, достав из-под полы плаща карту, развернул ее на столе. Ависа зажгла свечи и установила их так, чтобы придавить ее края; при этом Глочестер как бы мимоходом огладил ее руку. Генрих при этом насупился, но ласковый взгляд валлийки его успокоил. Они склонились над картой, Глочестер указывал замки, принадлежащие анжуйцам, и те, где Стефан оставил свои гарнизоны, показал крепости, в которых у них есть свои люди и которые могут сдаться, если анжуйцы усилят свое влияние.
Ависа, наблюдая за ними со стороны, видела, как и Артур вдруг стал проявлять интерес, пока неожиданно не вмешался.
— Позвольте высказаться, милорды. Вот сейчас вы указали на крепость Масерден. Я бывал там и знаю, что это хорошо укрепленная цитадель, гарнизон которой предан Стефану.
Глочестер перевел взгляд на Генриха, словно вопрошая, кто сей осмеливающийся рассуждать и давать советы?
— Он толковый парень, — Генрих уважительно положил руку на плечо бродяги. При этом полюбопытствовал, насколько хорошо Артур знает окрестные замки.
— Может, даже лучше, чем вы Нормандию, милорд. И еще я вижу, что эти два замка, — он ткнул в карту, — которые вы посчитали своими, на самом деле уже давно находятся у Стефана. Зато вот это милое гнездышко, Криклейд, весьма уязвимо.
— Хочешь сказать, ты там тоже был? — Генрих упер руки в бока.
Артур улыбнулся своей светящейся лукавой улыбкой:
— Где я только не был.
И тут же стал серьезен, поясняя: в Криклейде служит комендантом один немолодой рыцарь, который любит поворчать, что его долгая служба остается без награды. Так что переманить его на свою сторону не составит труда.
И тут Глочестер, не произнося ни слова, указал на карте еще один замок. Артур подумал немного, но дал и ему оценку: легкая добыча, но среди более крупных цитаделей Стефана, и ее можно как легко захватить, так и скоро потерять.
Граф согласно кивнул. Генрих же расхохотался.
— Что, кузен, не удалось подловить на незнании моего Артура? О, клянусь гвоздями с креста Иисуса, этот парень для нас просто находка! Думаю, стоит выслушать его соображения.
Все трое склонились над картой: два вельможных лорда и человек без роду-племени, который, как оказалось, мог давать вполне дельные советы, да и разбирался в положении лучше, чем могли донести лазутчики Глочестера. Он спокойно пояснял, в какой местности расположен тот или иной из замков, отмечал, где хорошие дороги, а где, наоборот, доступ затруднен; какие из крепостей хорошо снабжаются, а какие давно живут сами по себе, используя местное население.
Они не прервались, даже когда Ависа принесла им поесть. При этом намекнула вернувшейся из сада Милдрэд, что не стоит их тревожить. И девушка пошла к себе в комнату. Там она легла и долго смотрела на блестевшее вставками слюды окошко под низким скатом крыши. И улыбалась. Ибо была рада за Артура, которого сочли достойным внимания столь знатные особы. Ей хотелось, чтобы они поняли, какой он умный, сколько знает и умеет. А еще ей хотелось, чтобы он, как и вчера, пришел и спал у нее под дверью. Все же они находились не в самом благопристойном доме, и в присутствии Артура девушке становилось спокойнее.
Но на другой день, когда Милдрэд проснулась и вышла, никого рядом не было. Озадаченная, она спустилась в главную комнату и, к своему удивлению, обнаружила, что эти трое все еще сидят среди оплывших свечей, не замечая, что давно рассвело и пора снимать ставни. И еще оказалось, что и Ависа оставалась тут же, даже заснула в кресле в углу. Зато едва на пороге возникла саксонка, как все смолкли.
Генрих послал ей воздушный поцелуй.
— Бог мой, уже взошло солнце!
Артур смотрел на нее с усталой и счастливой улыбкой: она была очаровательна в потоках света, стройная и легкая, в обрамлении темной рамы дверного проема — век бы любовался. Однако граф Глочестер поднялся, заметив, что пора расходиться, а ему еще и надо постараться услать Юстаса.
Позже, гуляя в саду, Милдрэд сказала Артуру, что и впрямь вздохнет с облегчением, когда принц уедет.
— Он не станет искать вас в доме содержанки графа. И после его отъезда я отведу вас к тамплиерам, как вы и хотели.
— А потом? — повернулась Милдрэд. — Что ты будешь делать потом?
Артур пожал плечами, привычным жестом откинул волосы с глаз. Он выглядел несколько утомленным, но довольным.
— Наверное, дождусь тут Метью и Риса. Мне спокойно, лишь когда вся наша троица в сборе.
Милдрэд подняла глаза к проносившимся по небу облакам. Не сегодня завтра настанет осень — она совсем потеряла счет дням. Но уже прохладно, чувствуется, что вскоре пойдут дожди. Заканчивается самое неспокойное, но и самое счастливое лето в ее жизни. Как она будет жить дальше, вспоминая все это? И если они с Артуром расстанутся… Как долго она будет думать о нем? Мечтать о нем… как о далеком недостижимом свете, какой мелькнул в ее жизни, осветил и погас…
Но мысли самого Артура были далеко. Он говорил, что этот немногословный Глочестер, похоже, все правильно рассчитал и так допек Юстаса, что тот уберется при первой же возможности. Особенно когда, как они и условились, некий сэр де Мойон нападет на один из королевских замков, что повлечет за собой очередную вспышку военных действий. Но Милдрэд под охраной храмовников уже нечего будет опасаться, они доставят ее, куда она пожелает.
Они как раз подошли к дому, когда Артур вдруг удержал девушку и приложил палец к губам. Какие-то звуки доносились с лестничного пролета, и Милдрэд успела заметить целующуюся парочку. Плантагенет и Ависа сжимали друг друга в объятиях, слышались их гортанные стоны, бурное дыхание, шорох одежд.
Беззвучно смеясь, Артур увлек девушку в сторону.
— Не будем им мешать. Но каков наш маленький принц! Всю ночь ломал голову над картами, проявив себя не по возрасту толковым и предусмотрительным, а тут… Еще и след милого кузена Вилли не остыл, а Генрих тут же набросился на его женщину. В нем столько сил…
— Но все же он обязан тебе жизнью, Артур, — со значением сказала Милдрэд и крепко сжала руки юноши, глядя на него с неожиданно серьезным выражением. — Ты спас его, ты понравился ему…
— Он мне тоже понравился, — улыбнулся Артур.
— Не перебивай! Ты можешь хоть на миг перестать шутить? Да, я знаю, что ты бродяга, что тебе нравится такая жизнь, но, видит Бог, я бы не хотела, чтобы так было всегда. И сейчас настал момент, когда ты можешь что-то изменить в своей судьбе. Ты ведь умеешь не только играть в трубадура, служить проводником и выполнять поручения. Ты толковый и на равных общался с этими лордами, они забыли о своей гордыне и прислушивались к каждому твоему слову. И я повторю — ты нравишься Плантагенету. К тому же он сам спрашивал, чем может тебя отблагодарить, а ты отмахнулся. Ах, наш свободный беспечный Артур, которого манит простор! Очнись! Ты многого стоишь, и многие это замечают. А я… Я так хочу, чтобы ты добился чего-то, чтобы я могла глядеть на тебя не только как на случайного попутчика. И если ты попросишь Плантагенета взять тебя на службу… Он с радостью согласится! А на службе у принца крови ты сможешь однажды получить рыцарский пояс!
Милдрэд говорила запальчиво, опасаясь, что он прервет ее.
— И когда ты станешь рыцарем, то сможешь приблизиться ко мне, как ровня! Ты станешь человеком, которого с охотой примут в моем доме, и я не уроню свое достоинство, представив тебя отцу. И скажу, что ты для меня милее всех на свете! Ты понимаешь это?
Она почти тряхнула его. Возможно, она была слишком откровенна: ей следовало покраснеть и смутиться от дерзости своих слов, но она была очень бледна и опасалась лишь одного — что Артур, этот упрямый, свободный и непредсказуемый Артур, и теперь просто отмахнется. Тогда она поймет, что для него она всего лишь очередная утеха, все случившееся между ними — для него не более чем забава, и он такой, какой есть, — бродяга, который ни к чему не стремится и хочет жить сам по себе.
Но он молчал. Милдрэд не выдержала и отвернулась, закрыв лицо ладонями.
— Артур, это невыносимо! Я ведь призналась, что хочу стать твоей невестой, что ты важен для меня!..
— Кошечка моя…
— Я тебе не кошечка! — выкрикнула она, вскинув к нему горящий взгляд. — Ты не имеешь права меня так называть!.. Однако ты получишь это право, если однажды мы будем помолвлены, и я смогу доверять тебе, зная, что ты готов постараться, чтобы убрать эту пропасть между нами. Ибо лишь тогда мы сможем быть вместе. Всегда вместе, Артур!
У нее сдавило горло от подступающих слез. Милдрэд ранее и не думала, что она, лучшая невеста Англии, признанная красавица, будет умолять какого-то бродягу. А он… Того и гляди рассмеется.
Но Артур не смеялся. Наоборот, сделался очень серьезным, смотрел ей прямо в лицо, словно вбирая в себя взглядом. Ее предложение оглушило его. Но он не решался поверить — ей, насмешнице Милдрэд, высокородной кокетке, которая играла с ним, как будто их отношения ничего для нее не значили и она лишь пробовала на нем силу своего очарования, ничего не обещая и не давая. Но сейчас она не играла. Она сама — сама! — предлагала ему то, на что он даже не смел надеяться. Она дала понять, что хочет быть с ним навсегда!
— Милдрэд… — Артур задохнулся от распиравших чувств. — Милдрэд…
Он вдруг отошел от нее, перевел дыхание и, тряхнув головой, заговорил совсем иным тоном — быстро и по-деловому. Да, эти готовящиеся к войне лорды дали понять, что хотят воспользоваться его услугами. Более того, он должен находиться подле Плантагенета, и, чего уж скрывать, Генрих сам намекнул, что вознаградит за службу, а приближенный принца уже тем самым получает соответствующее положение. Однако Артур и ранее общался с вельможами и знает, как они скоры на обещания, но как долго потом их выполняют. А получить рыцарское звание для простолюдина — вещь почти неслыханная.
— Но рыцарями часто становятся на войне, — не выдержав, уточнила девушка. — Такое не единожды случалось, и это не самая необычная вещь. Да, я отправляю тебя на войну, Артур, — продолжила она, когда он повернулся и так же серьезно посмотрел на нее. — И от этого мне очень страшно. Но еще страшнее знать, что наши пути разойдутся и все окончится. Ибо если ты не возвысишься — нам никогда не быть вместе.
Милдрэд опустила голову, но он подошел и, взяв ее за подбородок, заставил посмотреть себе в глаза.
— Для тебя я сделаю все, что в моих силах. Обещаю.
Она улыбнулась, но юноша оставался серьезным.
— Это будет нескоро.
— Я подожду.
— Возможно, придется долго ждать.
— Я готова ждать долго.
И тут он задал более конкретный вопрос: где она собирается находиться все это время?
Милдрэд огляделась.
— Хотя бы здесь. Ну, если меня не выставят за порог, — добавила она с лукавой улыбкой.
— Чтобы я оставил свою невесту в доме шлюхи? Плохо же вы думаете обо мне, леди Милдрэд Гронвудская. Нет, я придумаю что-нибудь. Ведь теперь и я могу диктовать условия, раз уж сам принц заинтересован во мне.
Все было еще так зыбко и расплывчато, но они смотрели друг на друга и улыбались. У них появилась призрачная возможность добиться счастья, и это окрыляло обоих. И им еще столько надо было решить! Но главное — у них наконец-то появилась надежда.
Глава 21
Артур натянул поводья, сдерживая бег соловой. Отсюда, с длинного холма, открывался вид на замок Девайзес за расцвеченным осенними красками лесом. Артур и ранее видел эту цитадель, но сегодня она показалась ему на редкость светлой, величественной и легкой. Может, потому, что замок, с его белыми известняковыми стенами и высоким донжоном, действительно был внушительной крепостью? Или потому, что как раз в этот миг тяжелые осенние тучи расступились и на Девайзес упал луч солнца? Но скорее всего потому, что Артура там ждала встреча с его Милдрэд.
Юноша улыбнулся, скинув с головы кольчужный капюшон и позволив ветру завладеть волосами. Сколько же он не виделся со своей невестой? Невестой… Его сердце сладко забилось. Ранее он не думал о том, что когда-нибудь женится, обзаведется семьей, супругой, лучшей из всех, кого он знал. И вот она есть. Эта удивительная девушка сама дала ему надежду, сама проявила интерес к нему. Ранее он и не мечтал о таком.
Несмотря на кажущееся легкомыслие, Артур был достаточно благоразумен и осознавал свое место в этом мире. Но с появлением Милдрэд в нем словно что-то сорвалось. Он не просто возжелал эту саксонку, он хотел быть с ней всегда. Как? Он не задумывался, пока эта девушка сама не подсказала ему выход. Но не такой, как ранее предлагали другие. Не путем бесчестного соблазнения, как задумала Бенедикта, и не как предлагала вдова шерифа Кристина, пытаясь купить его в мужья. Даже не так, как Ависа, соблазнявшая его своими богатствами. Да, женщины всегда хотели сделать его своим, но ни одна не предложила ему самому добиться отличия, подняться до нее, стать лучше и заслужить ее. Но, возможно, именно этого и хотел в глубине души сам Артур. Не зависеть от избранницы, а самому стать покровителем той, которую полюбит.
И вот он полюбил одну из первых невест королевства. И она, отвергнувшая ухаживания принца и графскую корону предназначенного ей жениха, пообещала ждать именно его. Но с условием, что он будет ее достоин. Хорошая проверка силы его чувств. Но и сам Артур, будучи высокого мнения о своих способностях, хотел, чтобы ему было ради кого стараться. И теперь, когда он понимал, что эта девушка для него не сиюминутная утеха вожделения, что она для него все — он был готов и небо и землю перевернуть ради нее.
Но для этого им приходилось расстаться. Сколько же они не виделись с Милдрэд? Уже больше месяца. И несмотря на все случившееся за это время, Артур постоянно думал о ней. Он всегда защищал и оберегал женщин, мог их развеселить и увлечь, мог приласкать и подарить краткое счастье, но ни одну он еще не мог содержать. Милдрэд была первая. Артуру было приятно осознавать, что хотя бы отчасти сам обеспечил своей милой достойную жизнь.
Все началось в тот день, когда Юстас покинул Глочестер. Граф Уильям оказался прав, и когда молодой де Мойон, граф Сомерсетский, захватил только что отвоеванный Юстасом Даутаун, принц тут же кинулся отбивать сию цитадель. И тем самым развязал всем руки, и теперь сторонники анжуйцев могли начать подготовку к большой войне. Сбор войск намечался в Бристоле. Милдрэд же предполагалось оставить в Глочестере с семьей графа.
И тут Артур понял, что значит иметь виды на одну из первых невест королевства. Об их договоренности никто не догадывался, и едва Милдрэд переступила порог замка Глочестера, как к богатой саксонке тут же стали проявлять немалый интерес. Родня Глочестера была бы весьма не прочь, чтобы к дочери Эдгара Гронвудского посватался один из младших братьев графа. В итоге семейство Глочестеров столь рьяно взялось за девушку, что она сама настояла на том, чтобы ехать в Бристоль. Однако это не устраивало Артура. Ведь в Бристоль уже спешным маршем двигались войска графа Херефорда, и Роджер Фиц Миль вполне мог предъявить права на сбежавшую невесту. Бесспорно, Милдрэд могла просить защиты в комтурии тамплиеров, но Артур в глубине души опасался, что храмовники, хорошо знакомые с ее отцом, своей властью отправят юную леди в Гронвуд-Кастл. Вряд ли Милдрэд воспротивится возможности вернуться домой, однако Артур понимал, что под опекой родителей она уже не сможет свободно располагать собой. И хотя девушка уверяла, что раз дала слово ждать его, то непременно выполнит, Артур все же пошел к Генриху и стал просить укрыть его милую в надежном месте, подходящем ее рангу и положению, где она окажется в безопасности. Генрих в этот момент был занят сбором войск и переговорами с союзниками, но все же прислушался к просьбе и написал в замок Девайзес — одну из самых укрепленных и внушительных цитаделей дома Анжу в Англии, — чтобы юную леди приняли там с подобающим почетом и содержанием.
Артур был рад, что у них с юным Плантагенетом сложились такие отношения — доверительные и дружеские. Это было тем более ценно, ибо, вновь став самим собой и украсившись короной и алой мантией с золотыми леопардами дома Анжу, Генрих вмиг преобразился — стал властным, гордым, держался почти с королевским достоинством. А вот с Артуром по-прежнему шутил, болтал о всякой всячине. Многих дивило такое положение.
— Появился новый фаворит, — шептались за его спиной.
И уже многие, дабы добиться аудиенции у принца Анжуйского, перво-наперво обращались с просьбой походатайствовать за них именно к этому выскочке. Это было несколько щекотливое положение, и Артур был рад, когда Генрих стал давать ему отдельные поручения. Он даже немного заважничал и, когда наконец-то прибыли Рис и Метью, с гордостью поведал им о своем нынешнем положении, а заодно и попросил сопровождать Милдрэд в Девайзес. Ибо, хоть Генрих и дал девушке надлежащий эскорт, Артур решил, что под охраной его друзей она будет в большей безопасности.
Рис с Метью и впрямь дивились неожиданному возвышению приятеля. Он же внимательно выслушал их рассказ о том, какой переполох поднялся в Херефорде после исчезновения леди Милдрэд — на ее поиски даже разослали людей, а потому Рис и Метью поспешили отбыть при первой же возможности. Никому из них не хотелось попасть на допрос к леди Сибилле или Вальтеру. Зато, когда они пробирались через Динский лес, их как раз нагнало войско самого графа Херефорда. А уж с сэром Роджером можно было иметь дело, и он просто махнул рукой, когда они пристали к его обозам.
С самим Херефордом Артур столкнулся лишь однажды. Похоже, граф имел догадки по поводу происшедшего и держался отчужденно. Лишь указал на соловую, на которой сидел Артур, заметив, что эта лошадь из его конюшен.
— Воистину вы все знаете, милорд, — с готовностью согласился Артур, которому нечего было опасаться, когда за его плечом стоял сам Плантагенет. — Но у меня не было выбора: приходилось спешить, чтобы спасти его милость от саксонских разбойников. И я успел как раз вовремя.
Генрих подтвердил его слова, всячески расхваливая Артура. На это Херефорд ответил, что всегда знал о немалых способностях этого пройдохи. Однако его холодно-равнодушное отношение к юноше не изменилось.
А вот Метью все же поворчал, что Артур не выполнил наказа Черного Волка и не доставил девушку куда надо. Однако умолк, когда увидел, как Артур подсаживал благородную леди на коня: она склонилась к нему столь низко, что ее распущенные волосы почти касались его лица, и они о чем-то шептались и посмеивались. Метью решил вмешаться:
— Не веди себя с ней, как с иными. Она не твоя дама.
— Еще не моя, — улыбнулся Артур и долго смотрел вслед, когда они выезжали под аркой ворот, а Милдрэд все оглядывалась на него.
Да, они могли попробовать изменить свою жизнь. И он с охотой стал выполнять поручения Плантагенета, ибо постараться для анжуйского принца — значило добиться счастья и для них с Милдрэд. Что оказалось весьма непросто. Ибо несмотря на то, что Артур всегда так остро стремился к приключениям и непростым заданиям, ныне он получил их столько, что даже стал мечтать об отдыхе. А отдыхать на службе у столь неуемного, энергичного и полного планов Генриха Анжуйского оказалось некогда.
Главными сторонниками Плантагенета были четыре могущественных графа, предоставивших свои силы сыну императрицы Матильды. Первым и самым значительным, главой остальных, считался Роджер Херефордский. Вторым признавали молодого де Мойона — он поднялся при императрице и был готов служить Анжу до последнего, так как без их влияния король Стефан отказывался признавать данный ему титул графа Сомерсета. Был и пожилой ветеран Солсбери. И конечно же, Глочестер, двоюродный брат Генриха. Были еще иные лорды, феодалы, мелкие рыцари, какие поспешили под алый с леопардами стяг Плантагенета, и их войско росло с каждым днем. А вот кто неожиданно отказался примкнуть к мятежникам, так это дядюшка Генриха, граф Корнуоллский, на которого Плантагенет очень рассчитывал. Именно Артуру было поручено доставить Корнуоллу письмо с призывом, и именно он привез ответ: дядюшка отказывается присоединиться к мятежу против короля.
— Его можно понять, — даже заступился за графа перед разгневанным Генрихом Артур. — Когда Корнуолла захватили в плен, да еще с семьей, Стефан милостиво отпустил его, не взяв никакого выкупа, к тому же оставил за ним титул. Разве столь великодушное поведение Стефана не заслуживает благодарности?
Присутствовавшие при этом лорды невольно замерли: некогда и Генрих вынужден был просить милости у Стефана, но его благодарность оказалась куда короче, и теперь он вернулся, чтобы опять оспаривать права на английскую корону. И напоминать ему, что кто-то оказался порядочнее, было небезопасно. Но принц смолчал. А позже опять с головой окунулся в подготовку к предстоящей кампании.
— Вот здесь, — тыкал он пальцем в карту. — Здешние земли всегда были верны нашему дому. Это мои владения в Англии, треугольный клин от Глочестера и Бристоля на западе до Уоллингфорда на востоке. И все замки тут — Троунбридж, Девайзес, Мальборо, Ладгерсхолл — все это мои оплоты, откуда я могу начать военные действия против узурпатора Стефана.
Глочестер указывал на один из обозначенных замков.
— А это Малмсбери, милорд. Он принадлежит Стефану и врезается в ваши владения. Нам следует начать именно с захвата этой цитадели.
Серые глаза Генриха потемнели, и он нервно потер шрам, пересекавший бровь, — память о засаде Хорсы.
— Если бы вы, мой милый Вилли, были столь же великим полководцем, как ваш отец, мы бы предоставили эту задачу вам. Но ни у вас, да и ни у кого иного нет опыта взятия столь мощных крепостей. Нет, кузен, под Малмсбери мы попросту увязнем до тех пор, пока Стефан не опомнится и не приведет с севера войска.
Лорды и рыцари переглядывались, дивясь предусмотрительности юного принца. Обычно война велась именно путем захвата замков, главенствующих над той или иной округой. Кто владел замком — становился хозяином и окрестных земель. И надолго засесть под одной из цитаделей означало оставить другие земли врагу. Поэтому юный Плантагенет выбрал иную тактику: они должны стремиться отвоевывать небольшие крепости, расширяя таким образом свою власть и оставляя крупные цитадели в изоляции, что рано или поздно привело бы к их сдаче.
Со стороны наблюдая за Генрихом, Артур все больше и больше уважал этого юнца. Но, кроме уважения, их связывало и нечто иное. Предполагаемому наследнику престола и безродному бродяге просто было хорошо вместе. Генрих приблизил юношу, и теперь они часто болтали; по вечерам Генрих учил Артура игре в шахматы, довольно смеялся, обыгрывая его, а то вдруг приказывал принести лютню, и они вместе распевали баллады и ле. Причем несмотря на все искусство Артура, Генрих лишь немного уступал ему: он вообще был очень музыкален, этот коренастый неуемный мальчишка, умевший заниматься сразу несколькими делами — играть с собакой, выслушивать донесения, просматривать счета, да еще перенимать у Артура те или иные аккорды. Даже выстаивая в церкви мессу, Генрих все время вертелся, задавал вопросы, рассматривал хорошеньких прихожанок. Порой он бывал открыт и ребячлив, однако и в такие моменты надо было помнить, что играешь с юным львом. Ибо в его простоте было некое потаенное величие, а изысканность его речи указывала на то, что это человек прекрасно образованный и стоящий на уровень выше многих. Артур порой почти с нежностью думал о нем: за таким предводителем он бы пошел куда угодно. И он верно служил ему, доставлял послания, в качестве его представителя посещал те маноры, где ранее бывал то как путник, то как проводник, и, удивляя своим новым положением знакомых, выяснял, кто как настроен, кто готов взяться за оружие, кто предпочтет отсидеться в безопасном месте, а кто недоволен новой войной и будет обороняться. При этом Артур присматривался, сколько где пригодных для сражения воинов, кто сколько может выставить конников или пехотинцев, кто насколько хорошо вооружен и где расположены чьи крепости, чтобы знать, на кого и насколько можно рассчитывать.
Потом он несся к Генриху в Бристоль, они опять зарывались в карты, Генрих сверял полученные от Артура сведения с уже имевшимися, и они вместе обозначали одним цветом замки союзников, другим соперников, отдельно отмечали колеблющихся, но с пометкой, к кому скорее примкнет тот или иной из еще не окончательно сделавших выбор землевладельцев.
Близость войны ощущалась в воздухе, как и налетевшие осенние дожди. С каждым днем войско Генриха увеличивалось: подходили конные и пешие отряды, одни раскидывали стан под Бристолем, другие спешно уносились с приказом выступать. Ибо и враги не дремали. Неприятным сюрпризом для Генриха стало то, что недавно осмеянный им Юстас, так доверчиво кинувшийся на защиту маленького Даутауна, вдруг совсем близко подвел войска и почти без боя захватил город Бат.
— А ведь ходят слухи, что этот сыночек Стефана прокаженный, — стучал он ладонями по столешнице с такой силой, что падали подсвечники и Артуру приходилось спешно тушить загоревшиеся пергаменты с посланиями.
— Никогда не стоит недооценивать врага, — тряс он обожженной рукой. — А каков Юстас в бою, вы можете разузнать у Роджера Херефордского, который не единожды вступал с ним в боевые столкновения.
— Да, Херефорд! — вскинулся Генрих. — Вот с кем я отправлюсь отвоевывать Бат, с моим славным Херефордом! Ну а на Патон-Кастл пойдет милейший кузен Вилли. И пусть он никакой воин, зато мастер вести переговоры. А вот эту придорожную крепость Хенли, — тут он поднял глаза на Артура, — возьмешь ты, приятель. Хенли мне важен, дабы эта часть дороги оказалась в наших руках. Так что постарайся. Сам же не раз пел: не сробею — Бог поможет. К тому же ты сам описал мне Хенли как обычный мот[98] с насыпью. Я дам тебе людей, и когда ты проявишь себя, мои лорды уже не будут смотреть на тебя как на выскочку. И — три тысячи щепок Святого Креста! — ты же хочешь стать рыцарем? Ради твоей прекрасной саксонки, — и Генрих подмигнул.
Артур еще переваривал эту мысль, когда Генрих подал ему длинный прямой меч в кожаных ножнах с посеребренной окантовкой.
— Вот, бери! — протянул он оружие Артуру.
Тот судорожно глотнул, не сводя глаз с меча. Это был не короткий тесак обычных воинов, не шипастая палица или секира пехотинцев. Это был меч! И только такое оружие, как и золоченые шпоры, служило знаком отличия и рыцарского звания. Ни горожане, ни крестьяне не имели права на ношение меча. Только лучшие воины… которых однажды опояшут рыцарским поясом.
— Ну что ты стоишь! — хохотнул Плантагенет. — И если овладеешь Хенли — меч твой навсегда! Только… Да ты хоть умеешь пользоваться им?
Свое умение Артур показал в тот же день прямо на плацу перед лордами, когда сам Генрих решил поразмяться с ним в поединке.
— Я всегда считал, что он прирожденный воин, — только и сказал Херефорд, видя, как ловко Артур выбил оружие у Плантагенета.
Но Генрих не расстроился — наоборот, пришел в восторг. Они даже обнялись с Артуром, хохоча и хлопая друг друга по плечам.
— Этот любимчик Генриха слишком смазлив, вам так не кажется? — спросил Глочестер у собравшихся. — Клянусь небом, если бы Генрих не проводил все ночи с моей Ависой, я бы решил, что он просто влюбился в этого красавчика. С его-то страстностью… всякое можно ожидать, — добавил он с усмешкой.
Херефорд промолчал. Со своего места он наблюдал за обоими и вдруг зажмурился и потряс головой. Померещится же такое! Но, когда эти двое подходили, обнявшись, и их смеющиеся лица оказались рядом, Херефорду вдруг показалось, что они до невозможности похожи.
А потом Артур во главе собственного отряда поскакал брать крепость Хенли.
Захватить ее решили, когда стемнеет, так как днем окрестности мота хорошо просматривались, а стоявшие вокруг высокой земляной насыпи двойные частоколы выглядели достаточно внушительными, чтобы отбить охоту штурмовать их под дождем стрел.
Той ночью было темно, как в преисподней, и к тому же лил дождь, поэтому, когда люди Артура крались через поле к частоколам Хенли, их вряд ли можно было увидеть с вышек крепости. Сам Артур, отдав последние распоряжения, спустился в ров и тихо, будто выдра, подплыл к частоколам. Заранее выкованный крюк был у него с собой, а забрасывать его на стену и взбираться по веревке он умел отлично. Артур даже усмехнулся, вспомнив, ради кого так старался. Но разве и теперь он действует не ради нее?
Однако предаваться воспоминаниям было некогда, особенно после того, как лазутчик перебрался через заостренные верхушки частокола и приблизился к воротам. Из сторожки к нему шагнул человек с фонарем в руках: тусклый свет еле мерцал сквозь роговые пластины. И хотя стражник отомкнул одну из них, выпустив на приближающегося Артура сноп лучей, он не смог разглядеть чужака сквозь пелену дождя.
— Эй, ты кто?
— Щипцы для завивки волос не нужны?
— Чего, чего? — опешил стражник, всполошился, однако призадумался. И этого мгновения хватило, чтобы Артур оказался рядом и ударил его мечом.
Ранее он никогда не убивал мечом, но это вышло на удивление легко. Только фонарь выпал у бедняги из рук, разлив лужицу чадящего масла, но тут же погас под дождем. В темноте Артур вытащил из пазов массивный брус засова, потом толкнул сбитые из бревен створки ворот и тут же принялся рубить канат, удерживавший на весу подъемный мост. Тот опустился с грохотом, переполошившим всех в замке; где-то в верхней башне затрубили в рог. Но наемники Артура уже вбегали в ворота, сшибались с высыпавшими навстречу защитниками Хенли.
Артур кинулся к насыпи, на которой стояла главная башня, и полез по крутой лестнице, цепляясь за поручни и с трудом находя во мраке далеко отстоящие одна от другой ступени. Вверху заметались чьи-то тени, мелькнул свет факела. Этого отблеска хватило, чтобы он различил над собой противника: тот как раз делал замах, собираясь метнуть копье. Юноша безотчетно уклонился — его тело словно само знало, как действовать, и копье пронеслось мимо. Еще пара рывков — и он даже почувствовал исходящий от врага запах лука и пива. И тут же сделал резкий выпад мечом — быстрый и прямой. Через Артура перевалилось мертвое огромное тело, но под его прикрытием юноша успел полоснуть мечом еще кого-то, услышал полный ярости и боли рык.
В какой-то миг ему пришлось очень туго, но отступать было нельзя: он находился уже почти в воротах верхних укреплений мота. Щита у Артура не имелось, и он просто размахивал мечом, не подпуская к себе противников, пока сзади не подоспела подмога. Эти наемники оказались весьма неплохи — сказывалось умение добывать себе на жизнь оружием, срабатывала ставшая уже привычной смекалка.
Об этом Артур и говорил со своими людьми, когда забрезжил рассвет и они бродили в тумане, подсчитывая потери, осматривая полученную добычу. Главным призом оказался плененный комендант маленькой крепости, и Артур пообещал, что солдаты в награду смогут разделить выкуп за него между собой. Наемники хвалили своего молодого командира, говорили, что не такой уж он и юнец, раз не убоялся первым пробраться к укреплениям на насыпи.
— На таких участках мало кто выживает, — заметил ему один из наемников, с сильным корнуоллским акцентом и выбитыми передними зубами.
У самого Артура было странное чувство: с одной стороны, вид стольких трупов внушал недоумение, каким образом он оказался причастен ко всему этому, с другой — запоздало нахлынул страх. Артур до хруста сцепил зубы, чтобы не так стучали. Но этот не нужный более страх постепенно сменялся ликованием. Он взял свою первую крепость!
Этим можно было гордиться. Некогда он не менее лихо похитил самого Честера — да о таком не расскажешь, это ведь будет выглядеть так, словно он поднял руку на благородного. Особенно теперь, когда Плантагенет вел с Честером переговоры. Именно это больше всего заботило Плантагенета, когда Артур вернулся и сообщил, что в Хенли его гарнизон: Генрих только кивнул, продолжая совместно с Глочестером и Сомерсетом гадать, как долго Ранульф Честерский сможет задержать на северной границе Стефана, чтобы основные королевские войска не пошли на юго-запад, где сейчас схлестываются силы двух принцев.
Артур даже приуныл, что никто не восхищается его победой. Еще бы, когда Херефорд отвоевал Бат, Солсбери штурмовал Криклейд, а Сомерсет с Глочестером и Генрихом готовились идти на огромный Малмсбери, где укрылся Юстас. Но оказалось, что Генрих не забыл об Артуре и неожиданно приказал ехать в Девайзес.
— Тебя ведь там давно ждут, — улыбнулся он своей особенной улыбкой, осветившей осунувшееся, потемневшее от усталости лицо. — Поедешь, отдохнешь и сообщишь, что перед выходом на Малмсбери мы соберем там совет. Надо решать, какими силами идти на логово рябого Юстаса. Ибо, пока Честеру удается удерживать Стефана, у нас есть надежда захватить его сынка.
Артур вспоминал все это, давая лошади передохнуть после долгой пробежки и ласково оглаживая по холке. За последнее время он значительно поднаторел в верховой езде, да и сама соловая была смирной лошадкой. Вот и сейчас, пока хозяин размышлял, она потянулась к побегам у копыт, и Артуру пришлось дважды дать ей шенкеля, принуждая идти, потом скакать, нестись через лес к замку, где жила его невеста. Невеста! Они скоро встретятся!
Выехав из леса и приближаясь к замку, он даже голову вскинул, дивясь его высоте и мощи.
Читать бесплатно другие книги:
