Ричард Длинные Руки – фюрст Орловский Гай
Мишель, самый рассудительный, сказал тихонько:
– Она каждый круг танца делает на толщину конского волоса шире, верно? Это немного, но за неделю расширяет круг на дюйм!
Я пробормотал:
– Это понятно…
– У нее голова закружилась? – догадался Яков. – Это и понятно, сколько кругов намотала, как осел на водокачке!
– Я бы взял ее на корабль, – сказал я, – если бы как-то удалось приспособить к делу…
Юрген предположил неуверенно:
– А нельзя ее на шпиль, чтобы якорь поднимала?
– Еще могла бы и зацеплять-отцеплять на дне, – сказал Яков. – Да и вообще зачем с такой якорь? Если не дышит, то могла бы прыгать за борт вместо якоря и держать корабль за канат.
– А в безветрие таскать на веревке? – спросил Юрген. – Эх, сколько дурной силы пропадает!
Джон сказал с чувством:
– Я восторгаюсь нашим Юргеном!.. Смотрит на эти три пары… и думает про весла. То ли дело Яков и Мишель, вон на что уставились, аж слюни текут. Не-е-ет, думаю, пусть себе здесь танцует. А когда всех перетопчет, мы этот остров объявим своей собственностью.
Юрген сказал с жалостью:
– У нас на водокачке, помню в детстве, шесть пар осликов колесо крутят!.. А тут ее одну можно приспособить… И танцует, и воду качает, здорово?
– Возвращаемся, – сказал я.
– Думаете, – предположил Юрген, – кто-то этот островок уже своей собственностью объявил?
Летний закат всегда неизмеримо ярче и красочнее зимнего, там едва алеют облака, солнца не видно вовсе, а здесь в бездонном небе громоздятся целые облачные горы, пурпурные, багровые, оранжевые, в их недрах разверзаются бездны, рождаются новые миры, и стоишь потрясенный, словно присутствуешь при сотворении вселенной…
Голоса постепенно затихли, народ убрался вниз, за исключением дежурных, здесь они именуются вахтенными, а я тайком пробрался на корму. На миг острая тоска стиснула сердце. Что я снова делаю, дурак? Нырнуть в море ночью? А вдруг Ордоньес передумает, всех нас сжигает нетерпение, и поведет корабль дальше?.. А я останусь в океане один?
Руки дрожали, а ноги тряслись, когда я по веревке сполз к воде, это чтоб не было всплеска, что насторожит вахтенных.
На этот раз не стал пытаться превращаться в дракона, сразу перекинулся в ихтиозавра или плезиозавра, не знаю, или что-то среднее между ними, но думаю, что-то определенное, что-то с этими превращениями есть странное, какая-то закономерность…
Да, именно закономерность. Легче всего превращаюсь в то, что есть в моей родословной и записано в генах. Даже птеродактили там, хоть и в боковой ветви: кистеперая рыба выползла на берег и дала начало ящерам, а те уже разбежались по суше, некоторые начали лазить по деревьям и отрастили крылья, другие вернулись в воду и стали ихтиозаврами, третьи отважно шли вперед и стали млекопитающими…
И хотя прямых потомков с крыльями нет, но, видимо, в моих генах таится древний код, что позволял развиться моему древнему виду хоть в тираннозавра, хоть в хомячка или даже в канарейку. Пусть и с трудом, могу превращаться даже в дракона, но вряд ли получится во что-то небывалое, ну там мыслящую плесень или осознающий себя живым камень…
Несмотря на то что ночью вижу, как и днем, но все в черно-белом, а чаще – сером, сейчас вот острова кажутся темными пятнами нефти на серебряной воде, лунный свет гаснет в деревьях, траве, кустарнике и просто в неровной земле в то время, как волны радостно отражают призрачный свет, играют в нем, как дивные рыбы с волшебной блестящей чешуей.
К великому сожалению, здесь не удастся повторить трюк, который так блестяще сработал в Черро. Там в самом деле были пираты, грабившие берег, а здесь настоящие государственные образования, где пиратство – только часть занятий, одна из профессий, очень уважаемая, кстати. Остальные же выращивают хлеб, занимаются скотоводством, а не только рыбной ловлей, на островах не жалкие поселки, а настоящие полноценные города, так что в легализации не нуждаются, как в Черро, сами по себе самостоятельные королевства, но, скорее всего, просто не все употребляют титулы из-за старинной вражды к ним.
В памяти отложились очертания еще двух десятков больших островов и с полсотни мелких, я чувствовал, что, если еще попробую что-то запомнить, моя голова станет тяжелее чугуна и пойду топором вниз, пока не врежусь в волны.
Чтобы остаться незамеченным, я пронесся над верхушками волн, взмыл перед самым бортом, уцепился когтями, прислушался, потом неуклюже перевалился на палубу. И только когда шел к своей каюте, острый страх пронзил насквозь, как раскаленной иглой…
Ну что за дурак, а? Редкостный, дремучий. Неужели и раньше не думал? Или как сейчас, думал потом, на лестнице? Меня же могла ухватить любая крупная рыба, ну, рыбина, ихтиозавр или касатка, как окуни ловят пролетающих слишком близко к поверхности пруда жуков и стрекоз!
Ну дурак, ну идиот, дубина, тупое животное, птеродактиль…
Остаток ночи я выуживал из памяти увиденные острова и старательно переносил их очертания на огромный лист бумаги, стараясь соблюдать пропорции и масштаб.
Наверху на палубе пропел рожок, простучали босые ноги, начинается утро, если правильно понимаю сигналы. Вскоре в дверь постучали. Зашел стюард, за ним грузно ввалился Юрген.
Стюард сказал почтительно:
– Скоро отлив, ваша светлость.
– Спасибо, – сказал я, – скоро буду.
Он поклонился и вышел, Юрган посмотрел ему вслед и тихо сказал с напряженным лицом:
– Ваша светлость, статуя Морской Девы уже вся в зеленых веточках. А цветы начали осыпаться…
– И что? – спросил я. – Это ж нормально.
– Но, ваша светлость, – сказал он шепотом, – там начало что-то завязываться. Какие-то плоды, но непонятно…
Я сказал бодро:
– Почему непонятно? Лепестки опадают, плоды завязываются. Кроме тех цветков, что пустоцветы. Чего волноваться? Не все неведомое несет угрозу. В основном неведомому угрозу несем мы.
Он тоже коротко поклонился и ушел, явно не поколебленный в своих страхах. Я сложил бумаги в стол и вышел из каюты.
Юрген на палубе проорал:
– На шпиле стоять!
Раздался топот ног, я кивнул:
– Спасибо, сэр Юрген. Сэр Яков, приступайте.
– Есть, сэр Ричард, – ответил сэр Яков и, повернувшись в сторону палубы, прокричал дико: – Отдать кливера!
По кораблю пронеслось:
– Отдать кливера!
– Отдать кливера…
– Отдать…
– Выбирай!
– Готовсь отдать марсели!
Ордоньес посмотрел с мостика вниз и закричал:
– Пошел шпиль!
Матросы навалились на огромный ворот, он затрещал, заскрипел, вскоре из воды вынырнул и начал медленно подниматься громадный якорь, что уже и не якорь, а произведение искусства. Зачем-то навыковывали и на нем мифологических фигур, я точно за такие откажусь платить, буржуазные излишества новому миру ни к чему.
Ордоньес медленно шел вдоль борта, отдавал мелкие приказы, наконец поднялся ко мне, точнее, к себе, на капитанский мостик, где я уже почти прижился.
Он приложил ладонь козырьком ко лбу, закрывая глаза от солнца, пристально всматривался в остров.
Я подошел и встал рядом.
– Еще один, – проговорил он в задумчивости, – райский уголок, как сказал бы я в своей мудрости… тьфу, как же заразительно общение с вами, ваша светлость!
– И что не нравится? – спросил я. – А не нравится, вижу.
– Почему в таком райском месте ни одного поселка? – спросил он. – Или и тут шестигрудая танцует?
– Шестирукая, – поправил я. – Думаю, шестигрудость наших орлов ну никак не испугает.
Он улыбнулся краем рта.
– Еще бы. Хоть и шесть рук неплохо, необязательно же им держать мечи и топоры?.. Просто дивный остров! Эх, хоть на этот высадиться, что ли? Общее управление кораблем за вами, ваша светлость, а паруса и все прочее – за Юргеном.
Я сказал резко:
– Дорогой граф, даже и не мечтайте. Думаете, мне не пришлось ограничить себя во всем? С каждым титулом все меньше личной свободы!
– А не личной? – спросил он хитро.
Я отмахнулся.
– Я хочу грести себе или под себя всего и много, а от себя – ничего. Я же человек, а не пернатая курица, хотя Диоген и уверял, что человек – это петух без перьев. Но так не удается, уже понял. Потому и вы, дорогой и достопочтенный граф, не можете…
Он сказал сварливо:
– Потому вы и тычете мне в глаза этим графством, не переставая, да? Чтоб не вольничал?
– Просто приучаю, – сообщил я скромно. – Даже если до конца дней изволите стоять на мостике, гордо всматриваясь в даль и мучаясь старческой подагрой, то передадите графский титул бастардам, разбросанным по всему Черро…
– У меня есть и законные дети, – ответил он гордо, пояснил неуклюже: – Пусть и не в браке, но я знаю, что мои. Так что да, с титулами вы нас поймали крепко, с такого крючка не сорвешься… Мои головорезы в каждом порту бахвалятся, что они – благородного сословия… Хорошо, сэр Ричард, я отправлю с вами хорошую команду. Но все-таки будьте осторожны.
– Вы тоже будьте бдительны, – сказал я. – И никаких опрометчивых действий, адмирал! Доверяйте разруливать всякие трудности мне, своему мудрому сюзерену. В том числе и эти… возможные, на острове.
– Все-таки ожидаете?
– Нет, – подчеркнул я, – просто я всегда готов.
Он поморщился.
– Ладно-ладно. Я отведу душу, когда вы построите те большие корабли, что обещаете…
– Они в самом деле будут большими, – подчеркнул я. – А теперь… шлюпку на воду!
Сверху раздался жизнерадостный вопль:
– На брасах стоять!
Корабль двигался быстро, но мой приказ уже пошел в массы, вскоре кто-то внизу прокричал:
– Крепить снасти! Подтянуть брасы!
Мне казалось, что корабль пойдет еще быстрее, но он, напротив, начал сбавлять скорость.
Затем протяжный крик:
– Убрать кливера!
Несколько голосов ответили, наконец паруса начали сворачиваться будто сами по себе, если не принимать во внимание облепивших мачты матросов. Корабль едва двигался, наконец в воду с грохотом полетел якорь.
Я вытащил из-за пазухи цепочку с амулетами, пусть видят все. С колдовством и вообще магией ситуация вообще-то интересная. Каждый старается заполучить какой-нибудь оберег, амулет, а то и талисман, в то же время все на дух не переносят колдунов и магов. Одно дело, когда магическим амулетом воспользуется добрый христианин себе на пользу, он все-таки одно, а амулет – другое, а вот если колдун своими заклятиями что-то творит, это уже противно Господу и должно быть уничтожено.