Проклятое золото Масалов Александр
– Вовка, я серьезно говорю: тебе очень повезло – ты попался в мое дежурство и ничего серьезного натворить не успел. Я даже протокол составлять не буду. Ограничусь в отношении тебя профилактической беседой. Но если еще раз попадешься, получишь на полную катушку! Никаких скидок на армейскую дружбу не будет!
– Спасибо, Леша.
– Телефон есть?
– У сестры есть, мобильник.
– Запиши номер. Подвернется работа – я тебе сообщу.
Владимир взял со стола авторучку, огляделся.
– Дай бумажку.
– Пиши на календаре.
Когда Владимир выводил последние цифры на перекидном календаре капитана, открылась дверь и на пороге появился Колька Крамаренко. Страшно довольный. В каждой руке держа по двухлитровой бутыли, наполненной какой-то мутноватой жидкостью.
– Вот, командир. Как и договаривались…
Сопуцкий отвинтил крышечку, понюхал.
– У кого взял?
– У бабы Веры. Лучший самогон в округе!
– Фирма солидная, – подтвердил капитан. Спросил у Владимира: – Пробу снимешь?
– Не откажусь. Наслышан.
Сопуцкий налил в стаканы – себе и Владимиру.
– Э?! – Лицо Кольки вытянулось от обиды. – Я ж принес!
– С рецидивистами не пью!
– Не очень-то и хотелось, – буркнул Колька. И демонстративно уставился в окно.
Выпили.
– Крепкая штука, – сказал Владимир, утирая губы рукавом. – Только слишком едкий какой-то. И в нос шибает.
– Это с непривычки, – сказал капитан, закусывая салом. – Самогон первоклассный!.. – Тут он оживился. – А знаешь, Вовка, что я подумал, когда понял, что задержанный на территории комбината – это ты? Что ты туда пришел клад искать!
– Клад? – удивился Владимир. – На территории комбината?!
– Ну да.
– Леша, ты сам подумай, что говоришь: какие там могут быть клады?!
– Это старая история, – сказал Сопуцкий. – Лет тридцать назад, когда строители рыли фундамент под комбинат, наткнулись на подземелье. Без входа и выхода. И на полу якобы валялось золотое распятие размером с член Петра Первого… – Капитан развел руки и хмыкнул. – Вот такой! Куда оно потом делось – никто не знает. Зато слухи появились, будто там алтарь еще есть, из чистого золота… Уж сколько лет прошло, а время от времени кто-нибудь роет. Как-то ночные сторожа – бывшие шахтеры – из подвала комбината пытались штрек проложить. Метров тридцать успели продолбить, а потом их накрыли…
– Со школы кладоискательством не балуюсь. – Владимир пожал плечами. – Отец, помнится, так выдрал, что я две недели сидеть не мог.
– Пусть он тебя сегодня еще раз выдерет. Чтоб цветными металлами больше не занимался!
– Папы давно нет. Умер.
– Извини, не знал… Крамаренко!
– Ась? – Колька обернулся.
– Твой приятель – парень нормальный. Не ломай ему жизнь. Оставь его в покое. Слышишь?
– Как скажешь, капитан!
– И сам берись за ум, пока не совсем поздно. Я тебя отпускаю только потому, что не хочу Вовку впутывать. В следующий раз посажу, однозначно!
– А протокол задержания?
Капитан молча взял со стола протокол, показал издали и порвал на куски. Сунул Кольке в руку.
– Когда выйдешь из здания – выброси. Проваливай!
– Понял, проваливаю! – обрадовался Колька. – А Вован?
– А мы еще немного посидим.
– На здоровье. Прощай, капитан!
Сопуцкий криво усмехнулся, но ничего не сказал.
Минут через пятнадцать, когда они выпили еще два раза, капитан развел руками:
– Вовка, ты извини, конечно… Я вообще-то на службе.
– Конечно, я понимаю.
Они выпили на посошок, и Владимир встал. Его покачивало.
– Сам дойдешь или машину дать?
– Я лучше прогуляюсь.
– Как знаешь. Ты глупости больше не делай, ладно?
– Не буду.
– Если захочешь, приходи в гости. Я в поселке Глубоком живу. Улица Овражная, дом девять. Запомнишь?
– Запомню.
– Давай я тебя провожу.
Проходя мимо дежурки (за стеклянной перегородкой сизо от дыма, пьянка в самом разгаре), Владимир поинтересовался:
– А если начальство приедет – нежданно-негаданно?
Открывая входную дверь, Сопуцкий усмехнулся:
– Нежданно-негаданно не получится. А взаимовыручка на что? Нам маякнут… Ну, пока, Вовка. Рад был тебя видеть. Жаль только, что при таких обстоятельствах. Не пропадай!
– Не пропаду, – пообещал Герасимов.
Он закурил дешевую сигаретку без фильтра и зашагал в предрассветную мглу.
На свежем воздухе хмель начал улетучиваться, и в голову пришла мысль: так жить нельзя. Может, правда уехать в город? Не в Ростов, а в какой-нибудь другой, подальше, где никто не знает об его подмоченной репутации.
Вот только где взять деньги? На билет, на аренду квартиры, оформление временной регистрации…
Поиск работы займет какое-то время, а первая зарплата – еще через месяц. Значит, нужны средства, как минимум, на два месяца скромной жизни в чужом городе, без друзей и знакомых, которые могут подкинуть сотню-другую или пригласить на ужин…
Владимир прикинул сумму. Сестра Ленка и трети одолжить не сможет. Она сама колотится как рыба об лед, чтоб свести концы с концами.
Попросить у ее мужа Сергея, когда он вернется с заработков? Отношения не те.
Может, устроиться на любую работу – хоть дворником? Откладывать рублей по сто в месяц… Это ж сколько лет придется здесь прозябать, надеясь на лучшую жизнь?!
Вдруг от дерева, росшего справа от дороги, отделилась тень и шагнула наперерез…
– А, это ты… – сказал Владимир.
– Как настроение, дружбан? – заорал Колька.
– Замечательное.
– У меня тоже. Слышь, Вован, такую удачу надо обмыть!
– О чем ты? Мы ж с пустыми руками возвращаемся…
– Не окажись капитан твоим армейским товарищем, тебя бы в ближайшие дни оштрафовал мировой судья, а я бы давал показания в прокуратуре. Денег, чтоб отмазаться, нет, так что в лучшем случае я бы отделался условной судимостью…
– А в худшем?
– Колония общего режима.
Владимир немного помолчал.
– Коля, спасибо тебе, конечно, за желание мне помочь, но больше я с тобой на дело не пойду.
– Ты просто еще не очухался. – В голосе Николая зазвучали покровительственные нотки. – Через пару дней поговорим.
– И через пару дней я тебе скажу то же самое.
– А жить на что будешь? – С издевкой: – Клады искать?
– А хоть и клады. Нашел – это не украл!
– Понятно. – Колька заржал. – Честным хочешь быть?
– Хочу. Насколько это возможно.
– Тогда я тебя очень огорчу. Кладоискательство – это тоже преступление. В некоторых случаях за него сажают.
– Надолго?
– Не знаю, по этим статьям я не привлекался… Скажи-ка, Вован, а как бы ты поступил с кладом? Неужели, как честный человек, отдал бы государству?
– Еще чего! – Даже в полутьме было видно, что Владимира перекосило. – Я на одни и те же грабли дважды не наступаю.
– Значит, оставил бы себе – любоваться цацками?
– Продавал бы кое-что по мелочам время от времени, чтоб жить безбедно…
– Поздравляю, Вован! – Хохоча, Колька пожал ему руку. – Еще одна статья, «незаконный оборот изделий из драгоценных металлов»! Отягчающие обстоятельства – добытых незаконным путем и представляющих историко-культурную ценность!..
– Хватит юродствовать, – буркнул Владимир. – Я этого не знал.
– А незнание законов, друг мой, не освобождает от ответственности!
– Да ну тебя!..
Владимир резко свернул с грунтовки. Поволокся через лесополосу. Сразу за лесополосой будет поле кукурузы. А за ним – родной поселок…
За спиной послышался хруст веток. Все ближе и ближе.
– Ну ты чего? – прозвучал за спиной Колькин голос.
– Я сказал: все, никуда с тобой больше не пойду!
– А за водкой сходим? Посидим у меня во дворе… Надо же все-таки отметить наше освобождение!
Владимир подумал немного. Кроме водки наверняка будет еще закуска. Не только квашеная капуста и соленые огурцы, а и что-нибудь мясное…
– Это можно, – согласился он.
Некоторое время шли молча.
– Слышь, Вован, – сказал Колька. – Я кое-что не догоняю. Ты сказал «дважды на одни и те же грабли не наступаю». Значит, ты когда-то нашел клад?
– Было дело. Только не я его нашел, а он меня.
– Во, блин! Как это?
– Знаешь балку около Кобякина городища?
– Мухинскую, что ли? Рядом еще аксайский музей…
– Нет, другую, чуть дальше.
– Слышь, не тяни кота за хвост. Как дело-то было?
Отчего ж не рассказать? Все лучше, чем слушать Колькины разглагольствования и поучения. Да и вспоминать те времена – счастливые, беззаботные, полные веры в светлое будущее – приятно…
– Пошли мы туда как-то с мальчишками – в войну играть, – начал Владимир. – Я был красноармейцем. Когда мы перешли в атаку, «фашисты» драпанули. Как сейчас помню: я погнался за… Черт, как его звали? Высокий такой бугай, рыжий, с угрями на морде…
– Не важно! Дальше!
– Бегал он будь здоров. Как понесся по бурьяну!.. Пытался укрыться в трансформаторной подстанции, но дверь была заперта… Догнал я его только у балки. Склон крутой, но «фашист» стал спускаться вниз. Думал, наверное, что я побоюсь. А я так был разгорячен погоней, что бросился следом.
И вот когда до дна балки оставалось уже немного, я ощутил за спиной какое-то движение. Оползень. Я едва успел отскочить в сторону. Рядом со мной кубарем пронеслись пара тонн глины и известняка…
Испугался страшно. Догонять «фашиста» мне уже перехотелось. А тут я еще увидел, что в месте обвала чернеет какая-то дыра. Пещера. Или расщелина.
Ноги трясутся, но так и подмывает заглянуть. Фантазия разыгралась. А вдруг там лаз к центру Земли? А вдруг живут динозавры?.. Я тогда Жюлем Верном зачитывался.
Подошел. Заглянул в дыру и увидел, что там не пещера или расщелина – там что-то вроде подземного хода. Высота – метра три. Ширина – метра два. На полу – толстый слой пыли.
Постоял немного. И стал карабкаться по склону вверх. Увидев мальчишек, издалека помахал рукой и побежал домой.
Родители вот-вот должны были вернуться с работы. Я схватил школьный ранец и набил его снаряжением: фонарик, запасные батарейки, отцова фляга с водой, аэрозольный баллончик с белой краской, кухонный топорик…
Когда вернулся в балку, уже стемнело. Дыра и чернота внутри ее казались еще страшнее, но я включил фонарик и полез.
Сперва шел направо. Вскоре наткнулся на завал. Наверное, в этом месте свод не выдержал. Лишь тогда я понял: здесь очень опасно гулять. А я ведь даже записку не оставил, где меня искать, – в случае чего.
Вернулся к дыре с твердым намерением уйти домой. Посветил фонариком налево – просто так, на прощание. И подземный ход меня словно позвал…
– Что-что? – переспросил Колька. Рука, которой он отвел низко нависающую ветку, дрогнула. Послышалось: «Шлеп!..»
И почти сразу:
– Твою мать! Я себе чуть глаз не выбил!!!
– Может, я немного преувеличил, но по существу все верно. Чтобы выкопать ход, корячились десятки, а может, и сотни людей. Когда-то им пользовались. А теперь он пустовал, заброшенный, никому не нужный. Я, наверное, был первый человек за последние века, кто в него пришел. И сразу же решил его покинуть…
В общем, я сам не заметил, как зашагал налево. Рисовал время от времени на стене белую стрелку аэрозолью и брел дальше.
Иногда встречались боковые ответвления. Поначалу я не сворачивал. Придерживался как бы основного хода. Мне было интересно, какой он длины и где заканчивается.
Узнать не удалось: дорогу преградил завал. Я вернулся к ближайшему ответвлению и отправился дальше. Вскоре наткнулся на еще один завал и снова был вынужден изменить маршрут. Потом – на еще один…
К тому времени я даже примерно не знал, где нахожусь. То ли я под Кобякиным городищем, то ли уже под Аксаем. Но меня это не волновало. Был уверен, что без проблем найду путь обратно благодаря стрелкам на стене.
Часа через два устал. Ничего интересного не увидел. Хотел направиться в обратный путь, и тут вдруг впереди что-то блеснуло, отразив свет фонарика. Что-то длинное, металлическое. Я невольно ускорил шаг. А когда подошел ближе, заорал от ужаса…
– Это был призрак женщины в белом? – осведомился Колька.
– Нет, скелет. Мужской. От одежды почти ничего не осталось, но сразу было ясно, что она очень-очень старая. Около правой руки мертвеца лежала сабля, наполовину засыпанная пылью. Это она сверкнула… И только я увидел скелет, кто-то словно произнес: «Дальше не иди. Не надо».
– Опять тебя на голливудские ужастики потянуло, – сказал Колька.
– Не совсем так. Это трудно объяснить… Иногда мне казалось, что подземелье настолько давно не видело людей, что ему хотелось поговорить со мной.
– Э-э-э… Слышь, Вован, у тебя психических в роду нет?
– Ты не понял. Скорее это возможно ощутить, чем осознать. В общем, я посветил вперед. И метрах в двадцати увидел… дверь.
– Что еще за дверь?
– Железная. Кованая. Ржавая. Очень старая… Что за ней, не знаю. Едва я шагнул вперед, что-то оглушительно затрещало. Пол и стены содрогнулись. И участок хода перед дверью завалило… От неожиданности я выронил фонарик. Он упал и погас. Я оказался в полной темноте, а впереди, совсем близко, продолжало падать и сыпаться.
Я бросился бежать. Тут же оступился и упал. Поднялся, побежал, натыкаясь на стены… И остановился. До меня вдруг дошло, что без фонарика я обратно вернуться не смогу. Как же я метки на стенах увижу?
Вскоре обвал прекратился. Я выждал немного и стал ползать, ища фонарик. Сперва нашел ранец. Потом наткнулся на скелет. Нащупал саблю и машинально сунул ее в ранец. Нашел фонарик, обрадовался. Вот только он не работал – лампочка разбилась.
Страшно было. Очень страшно. Запасные батарейки я с собой взял. А о лампочке как-то не подумал. Час просидел, прижавшись к стене. А может, и два, не знаю. Потом немного успокоился. Стал вспоминать, как шел, куда и сколько раз сворачивал…
– Да неужто вспомнил? – восхитился Колька.
– Нет, конечно. Я трое суток блуждал – искал выход из подземелья. Когда закончилась вода, пришлось совсем плохо. Я то рыдал, как маленький, то маму звал, то стихи читал.
Мерещилась всякая чертовщина, но я ее уже не воспринимал. Встреть я пресловутую женщину в белом, прошел бы мимо, как будто это фонарный столб. Или спросил бы: «Не подскажете, а как отсюда выйти?»
– А что за чертовщина-то?
– Всякая, – буркнул Владимир. – Наверное, от стресса и усталости мозги начали отказывать. Я тупо шел вперед, а потом вдруг увидел свет впереди и даже не обрадовался. Как зомби, вылез из дыры, вскарабкался по склону. Миновал пустырь, вышел на дорогу. Только здесь немного пришел в себя. Смотрю – я в Мухиной балке, под открытым небом. Мимо какие-то люди идут. Смотрят на меня квадратными глазами.
Что и говорить – видок у меня был будь здоров. Одежда грязная. На спине ранец, а из ранца сабля торчит, и на рукояти бриллианты сверкают…
Сейчас люди озверели. А тогда подошли, спросили, все ли со мной в порядке, и домой отвезли. А там, как ты догадываешься, родители были уже за гранью умопомрачения…
– Вломили?
– Не сразу. Сперва безумно обрадовались, что живой. Потом стали расспрашивать и ругать.
– Сабля, которую ты нашел, их не смягчила?
– Наоборот. Отец совсем взбесился за то, что я взял ее и принес. Выдрал, как сидорову козу.
Поздно вечером мы с отцом пошли в балку, чтобы вернуть саблю на место, но дыры уже не было – накануне прошел дождь, он вызвал новый обвал.
А тут еще о драгоценной находке узнали соседи и растрезвонили на весь поселок. Так что пришлось ее в музей сдать…
Музейщики, разумеется, обалдели, когда увидели, – такая уникальная вещь! Нам выплатили вознаграждение. Не то триста, не то четыреста рублей. По тем временам неплохие деньги, но все равно – копейки. Мама с бабушкой в церковь пошли. Свечек купили, молебен заказали. Чтобы отвести от меня проклятие, которое лежит, по преданию, на всех кладах…
– Ну и как? Помогло?
Владимир помолчал немного.
– Иногда я думаю, что проклятие отвели лишь частично. А то отчего у меня вся жизнь наперекосяк?
Поле кукурузы осталось позади. До околицы приятели молчали.
– М-да, – наконец сказал Колька.
– Ты мне не веришь?
– А где она сейчас?
– В областном краеведческом музее. С табличкой: «Найдена учащимся 5-го класса средней школы В. Герасимовым. 1987 г.».
– С какого часа музей работает?
– Не помню. Кажется, с десяти.
– Ага. – Колька прикинул что-то. – Водка отменяется… Если семичасовым автобусом поедем, то успеем к открытию.
– Значит, все-таки не поверил?
– Не в этом дело. Да и тебе будет полезно взглянуть…
– Я не могу, – тут же сказал Владимир.
– Что так?
Ростов вызывал ассоциации с неудачным этапом семейной жизни. Сабля – с неприятным эпизодом детства. Но как это Кольке объяснить?
– У меня денег ни рубля, – брякнул Владимир первое, что пришло в голову.
– Спокуха! – сказал Колька. – Я оплачу проезд в обе стороны.
Автобус остановился. Открылись двери, и из динамиков зазвучал приятный женский голос: «Ворошиловский проспект. Следующая остановка…»
Приятели вышли из салона на тротуар, мощенный плиткой. Глянули на витрину «Военторга» и направились к подземному переходу.
– Эй, генеральный спонсор круиза! – сказал Владимир. – Как насчет эскимо?
Колька решительно свернул к ближайшей мороженщице. Посмотрел на ценник, пожал плечами:
– Гулять так гулять…
С мороженым в руках спустились в подземный переход, который вернее было бы назвать торговым центром. Изобилие товаров – на безденежье – раздражало.
– Гляди у меня, – проворчал «спонсор», грызя свою порцию. – Если никакой сабли нет, обратно будешь пешком топать!
– А когда покажу, – огрызнулся Владимир, – ты меня домой на руках понесешь!
Колька промолчал. С того момента, как приятели сели в автобус, он вообще что-то был неразговорчив. О чем-то думал. Да так интенсивно – того и гляди, пар из ушей повалит…
Оживился, увидев каменных баб, стоящих во дворе музея. Принялся ржать.
– Ты чего? – спросил Владимир.
– Как они на мою бывшую жену похожи!.. Особенно вот эта!.. – Ткнул пальцем в нечто, состоящее как будто из трех округлых глыб. – Точь-в-точь Ирка! Здравствуй, дорогая! Здравствуй, о, ужас!..
– Поздравляю со встречей. Может, еще воссоединитесь…
– Типун тебе на язык! – заорал Колька и направился в здание с такой быстротой, словно опасался, что каменное изваяние скифских времен оживет и потащит его в ЗАГС.
Владимир на минуту задержался, рассматривая старинную чугунную пушку – она лежала на бетонном лафете справа от входа. Интересно, сколько людей ты убила? Сколько домов разрушила? Не твоими ли ядрами крушили стены крепости Азов, когда Петр I отвоевывал у турок проход к Черному морю?..
И тут хриплый, бурлящий искренним негодованием рев сотряс холл музея и вырвался во двор:
– Пятьдесят рублей? Да вы тут все что, белены объелись?!
– Черт!.. – Владимир бросился в широкую и высокую двустворчатую дверь.
– Я уроженец станицы Старочеркасской! – орал Колька. Слюни веером летели на сухонькую старушку в синей униформе с неестественно прямой осанкой, как будто она проглотила швабру. – Я – донской казак! И вы берете с меня деньги за то, чтобы посмотреть на вещи моих дедов-прадедов?! Они что, для этого кровь проливали?
– Молодой человек, за посещение музея всегда взималась плата. Даже в годы советской власти…
Колька наклонил голову, разглядывая темечко собеседницы.
– А мне советская власть не указ! Именно большевики репрессировали казачество как этнос!..
– Надо же, какие слова ты знаешь, – произнес Владимир. – А ты вообще когда-нибудь в музей захаживал?
– В школе нас водили, было дело… – На секунду Колька стушевался. – По двадцать копеек собрали – как щас помню… – И снова заорал: – По двадцать копеек, а не по пятьдесят рублей! Ну, была бы плата десять рублей, как в туалет, я бы ничего не сказал!
– Или плати, или уходим, – сказал Владимир. – Перед людьми неловко.
– А, гори все синим пламенем!.. – Колька полез в карман. Достал мятую сторублевку, сунул в кассу. – Ну, теперь можно идти?
– То, что вы хотите увидеть, находится в Золотом зале. Мы пускаем туда только группами не менее шести человек. И – обязательно – в сопровождении экскурсовода!
– Вы хотите сказать, что я – вор? – Колька побагровел.
«Чья бы корова мычала, – подумал Владимир. – Не с тобой ли я прошлой ночью ходил по цветные металлы?»