Проклятое золото Масалов Александр

– Так ведь в те времена о магии знали больше, чем сейчас… – Мужик замялся.

– Это вы о заговорах и проклятиях? – помог Владимир.

– Вот-вот. Слышал о заговоре на сорок первого?

– Признаться, нет.

– Очень сильный заговор. С человеческими жертвоприношениями. Зато очень надежный. Сорок кладоискателей могут в нужном месте землю рыть, а только ничего не найдут. Клад дастся лишь сорок первому.

– А есть способы избавиться от проклятия?

– Конечно. Например, с помощью барашка.

– Барашка?!

– Ну да. Когда станет ясно, что клад найден – осталось уже чуть-чуть, надо в этом месте барашка зарезать, полить землю его кровью.

– Какого именно барашка? – осведомился Владимир. – Белого или черного? Молодого или старого?

– Белого, молодого. А половину найденного сокровища раздать людям – абсолютно безвозмездно. Это хорошее средство, проверенное, но помогает, если проклятие не очень сильное. Если изначально люди знают, что проклятие наложено мощнейшее… или у сундука увидят человеческие черепа без всего остального, то лучше сразу отступиться. Иначе эта находка будет аукаться внукам и правнукам по двенадцатое колено!

– Здравствуйте, баба Таня! – поздоровался Владимир, увидев на другой стороне улицы соседку.

Баба Таня восседала на скамеечке, сложив пухлые руки на животе. Одета, как всегда, в ситцевое платье. На голове – косынка, вышитая цветочками.

За последние десять лет соседка ничуть не изменилась, даже не постарела. Казалось, она вечно будет сидеть на этой скамейке, глазеть на прохожих и впитывать обрывки разговоров, чтобы вечером, когда к ней подсядут две-три поселковые сплетницы, выдать на-гора какие-то прихотливые версии, проистекающие из дневных наблюдений и собственной фантазии.

– Здравствуй, Вова, – ответила баба Таня, брюзгливо поджимая губы.

Владимир открыл калитку. Спиной ощутил на себе пристальный, давящий взгляд. Баба Таня пялилась так, словно хотела дыру проглядеть. А уж о чем она думала, догадаться не трудно: приехал бездельник из города. Вместо того чтобы работать, родную сестру с малолетним ребенком объедает да водку жрет!

Ничего, решил Владимир. Через месяц вернется Ленкин муж, уехавший в Москву на заработки. Надо с ним потолковать. Может, в их шабаш-бригаду нужен разнорабочий? На все согласен: доски подносить, за водкой бегать, за пьяными блевотину убирать…

Подошел к входной двери, обитой клеенкой. Нагнулся, отыскал под половиком ключ. Из прихожей, содрав туфли, зашагал на кухню. Пол под ногами хрустел и прогибался. Все гнилое. Все на честном слове. Не отчий дом, а одна видимость. Плюнь – развалится…

На газовой плите стояли кастрюля с макаронами и сковорода, прикрытая крышкой. Судя по запаху, в сковороде лежали котлеты. Глотнув слюну, Владимир приподнял крышку. Пять штук. Хлеба в них, конечно, больше, чем мяса, но выглядят они весьма и весьма аппетитно…

Трясущимися от нетерпения руками положил на тарелку макароны и одну – только одну! – котлету. Повернулся к столу. Выдвинул ящик, в котором лежали вилки-ложки.

И только тут увидел записку.

«Вова, – было написано на страничке из тетради в клеточку, – я с Сережей-младшим в Ростове. Буду часов в семь-восемь. Если тебе не трудно, прибери во дворе. Завтра утром приедет мусоровозка.

Лена».

Гм… А она зачем с сыном в Ростов подалась? Да еще в будний день…

Думать мешала тарелка с едой. Ладно, решил безработный, втыкая вилку в макароны. Вернется – сама расскажет.

Как он ни старался есть медленно и тщательно прожевывать пищу, содержимого тарелки хватило минут на шесть-семь. Владимир глянул в сторону кастрюли. Может, еще положить макарон – их много?.. Нет, лучше не дразнить желудок.

Помыв посуду, Владимир цапнул початую пачку сигарет, забытую Ленкой на серванте, и быстро – от соблазна подальше – вышел во двор. Закурил. По-хозяйски огляделся. Так. Поленница рассыпалась. Двор надо подмести. Груду хлама, накопившегося у сарая, переместить к забору. Работы на два-три часа. При условии, что голова свежая, организм отдохнувший, а в желудке не лежат комом непереваренные макароны.

Владимир подошел к насосу артезианского колодца. Снял рубашку, повесил ее на ближайшее дерево. Ухватился за ручку, стал качать. Под ногами, на глубине 30 метров, зашипело, заурчало. Еще качков пять – и из крана хлынула ледяная вода. Владимир тут же рухнул на колени, подставил голову и спину под струю. Заорал:

– Ха-а-ара-а-шо!..

Наконец вода перестала течь. Владимир отбросил со лба намокшие волосы и бросился к поленнице. Сложив дрова, принялся метаться от сарая к забору, перенося мусор и хлам – ржавый остов велосипеда, разбитые деревянные ящики, пару раскисших и развалившихся картонных коробок, кульки, набитые пустыми консервными банками, пластиковыми бутылями, очистками, яичной скорлупой, рваной и скомканной бумагой…

Теперь осталось самое занудное – подмести двор, уложить сор в тачку и поставить у забора. Мусорщики завтра все заберут.

Остановился перекурить. И тут понял, что кролику уже недолго скакать на подсевших батарейках. Навалилась сильная усталость. Даже в глазах потемнело.

Повторное омовение ледяной водой сил и бодрости не прибавило. Стиснув зубы, Владимир взял в руки метелку и превратился в робота-уборщика, апатично совершающего одно и то же действие:

Шрххх!.. Шрххх!.. Шрххх!..

Он часто прерывался на перекуры. С каждой минутой метла становилась все тяжелее и тяжелее. А двор казался все больше и больше. Никогда не удастся закончить его уборку. Все равно что вычерпать ложкой океан.

Момент, когда невероятное все-таки произошло, Владимир как-то не запомнил. Бросив метлу, выкатил из сарая тачку. Вооружился совковой лопатой и битых полчаса таскал тачку от одной кучи дворового мусора к другой.

Когда куч не осталось, побрел в дом. Ничком лег на диван в гостиной и закрыл глаза.

Женщина была молодая, красивая, улыбчивая. Черные вьющиеся волосы, ниспадающие на плечи. Серые глаза. Пухлые чувственные губы. Одета в белый греческий хитон, туго затянутый узким поясом, что придавало ее фигуре некоторое сходство с песочными часами.

– Что ты отдашь взамен? – проворковала она.

– Не знаю, – растерялся Владимир. – У меня ведь ничего нет…

– А ты согласишься отдать свои ноги?

– Пожалуйста.

– А руки?

– Забирай! – Владимир хмыкнул. – Это же сон…

– Меня радует твоя щедрость. А свою голову ты мне отдашь?

– Без головы я умру. Даже во сне.

– Не обязательно. У меня вот, например, нет головы – и ничего…

Она вдруг заплакала – громко, навзрыд.

– Ну вот, – пробормотал Владимир, пытаясь ее обнять. Чтобы утешить красавицу, приголубить. – А говорила, что ничего страшного. Можно, дескать, и без головы жить…

От звука собственного голоса он проснулся.

Черт, это действительно был сон. Но какой яркий, запомнившийся даже в деталях!.. Владимир перевернулся на бок. Старый диван заскрипел, жалобно заныли пружины. На улице смеркалось. Часов восемь вечера, не меньше.

И тут Владимир вновь услышал женский плач. Как это понимать? Он снова заснул? Или ему лишь приснилось, что он проснулся, а на самом деле он продолжает спать?

Женщина рыдала где-то совсем рядом. Кажется, на кухне…

Дверь на кухню закрыта, но осталась щель сантиметров десять – двенадцать. Владимир заглянул, обмирая от каждого удара сердца. За столиком, в полутьме, спиной к двери сидела какая-то женщина. Это она плакала, обхватив голову руками. Кто это? Неужели та самая прекрасная незнакомка в хитоне?!

Владимир собрался с духом. Протянул руку к выключателю, и свет залил кухню. Женщина вздрогнула, обернулась. Щеки мокрые от слез, тушь потекла. Она была не в белом хитоне, а в синих джинсах и майке с длинными рукавами.

– Ты дома? – сказала Лена негромко.

– Да, я спал. Что случилось, сестренка?

Лена ответила, извлекая из пачки сигарету:

– Я была в Ростове. – Щелкнула зажигалкой, прикурила. – Надо было показать Сережу профессору… – Затянулась. – В общем, диагноз подтвердился. Более того, за три недели наступило заметное ухудшение… – Губы затряслись, как будто Лена снова хотела разрыдаться. Владимир вспомнил, что сестра как-то жаловалась ему. Говорила, что сын какой-то бледный, вялый, аппетита нет. Надо его врачам показать. Значит, она сегодня взяла отгул и поехала…

– Лейкемия, – не произнесла, а прошептала Лена. – Какая-то скоротечная форма. Если в течение месяца сделать операцию, то шансы на выздоровление пятьдесят на пятьдесят.

– Какую операцию? – пробормотал Владимир.

– По пересадке костного мозга. И не в Ростове, а в Москве. Сорок тысяч долларов. Где я столько возьму?! Дом и половины не стоит!

– А где Сережка?

– На улице. С пацанами гыцает.

– Очень странно, – пробормотал Владимир. – Она же у меня хотела голову отрезать. То есть лишить меня мозга… Головной, костный – какая по большому счету разница!.. Почему она отыгралась на Сережке?!

Лена снова заплакала, и тут до Владимира дошло. Он ведь свою голову дать отказался. И незнакомка решила взять другую, его малолетнего племянника…

– Это я виноват! – сказал он твердо.

– Не говори глупости!

– Знаю, что похоже на бред, но это так! Ведь, кроме нашего мира, есть и другие миры – параллельные, астральные… Иногда они пересекаются.

– Господи! – сказала Лена, растирая слезы по щекам. – Вова, эти попойки с Колькой тебя до психушки доведут!

Ну как ей объяснить, чтобы поняла? Тем паче, что и самому не совсем ясно…

Владимир постоял еще немного, повернулся и вышел из дома, в котором все – даже сам воздух – было пропитано нищетой, безнадегой, горем…

– Я знал, что ты вернешься, – сказал батюшка. – Только не ждал так скоро…

– Может, выйдем? – предложил Владимир.

Батюшка молча зашагал к выходу из церкви. Остановился у крыльца.

– Как церковь относится к магии? – спросил Владимир, глядя снизу вверх. Батюшка был на голову выше. Нависал, как старый, кряжистый дуб.

– Грех.

– Почему?

– От лукавого. А почему тебя это интересует?

– На человека можно навести проклятие? Такое, что жизнь пойдет наперекосяк?

– Ах вот ты о чем…

– Реально ли снять проклятие?

– На свете нет ничего невозможного. Стоит только захотеть. Очень сильно захотеть… А начать следует с себя. Очиститься. Стать ближе к Богу. Не забывать его… Ты, кстати, еще не надумал креститься?

– Я не совсем понимаю… – промямлил Владимир. – Ну, механизм, что ли, проклятия… Почему оно работает?

– Человек – очень внушаемое и податливое существо. Вне зависимости от возраста, пола, образования, принадлежности к той или иной религиозной конфессии. Существуют методы воздействия на подсознание через органы чувств – слух, зрение, обоняние. Так, можно внушить человеку веру в собственную неполноценность и ущербность. И вскоре его жизнь пойдет наперекосяк. Можно нанести удар по иммунитету в целом и отдельным органам в частности. Человек начнет болеть. В наиболее тяжелых случаях даже умрет…

– Минуту, отец Владимир. Я готов поверить, что при правильно подобранных обстоятельствах можно внушить человеку, что его сглазили, а фантазия любую неприятность раздует до вселенских масштабов. Допустим, разбил некто вазу. Он вспомнит: «А, ну все правильно, так и должно быть…» – и совсем падет духом, превратится в законченного неврастеника с навязчивой идеей. А как в таком случае сглаз и проклятие могут передаваться по наследству, из поколения в поколение?

– Психоз – дело заразное. Ребенок, выросший в «проклятой» семье, с раннего детства слышал о проклятии. Он с молоком матери впитал установку «И ты проклят. Тому подтверждение – судьба отца, деда, прадеда… и так далее». Ребенок свыкается с мыслью, что ему ничего хорошего на этом свете тоже не светит. Вырастет ущербным человеком. И передаст свои комплексы детям и внукам…