Мелодия моей любви Колядина Елена
– А ты что, натворила чего? – испытующе глянул на девушку и сразу перешел на «ты» участковый. – Без регистрации кто-то в квартире проживает? Или травкой балуешься? Творческая профессия, то да се? Сейчас-то не под кайфом? Ну-ка, зрачки покажи!
– Да вы что! Какая травка! – возмутилась Лида. – Я что, на наркоманку похожа?
– Кто вас знает, артистов! Мне этой дури на участке не надо! До свидания, звоните, если что.
Лида дрожащими руками закрыла дверь и прислонилась к стене.
Участковый прошел по площадке и позвонил в соседнюю квартиру.
– Кто там? – крикнул женский голос.
– Милиция, поквартирный обход.
Похоже, сегодня за ней уже не придут.
Надо собираться на работу.
Девушка стащила спортивный костюм, включила чайник.
Неужели теперь каждое утро придется вставать в пять утра и с ужасом ждать звонка в дверь?
Господи, уж лучше бы сегодня: раньше сядешь – раньше выйдешь.
Лида глянула на визитную карточку: Смирнов Эдуард Олегович, рабочий телефон, мобильный телефон, на случай явки с повинной сунула картонку под корзинку на комоде.
Потом бросила взгляд на часы, решила одним глазком посмотреть по телевизору сводку происшествий. Уже две недели девушка не пропускала утренние и ночные выпуски криминальных новостей. Преступления совершались ежедневно, на юге, на севере, в центре Москвы. Мясницкую улицу сводки пока обходили стороной. Но вдруг именно сегодня ограбленный олигарх решился предать свою частную жизнь достоянию гласности и Лида узнает подробности следствия?
Она поспешно щелкнула пультом.
При словах «Очередное дерзкое преступление совершено в столице» девушка похолодела. Но через мгновение выяснилось: речь идет о водителе маршрутки, сбившем на остановке шестерых пассажиров, мошенницах, грабивших квартиры одиноких пенсионеров, скинхедах, отрезавших голову гастарбайтеру.
«Ужас, что творится! – возмутилась Лида. – Совсем преступники распоясались!»
Но тут же с отчаянием вспомнила: она теперь тоже преступница, на всю оставшуюся жизнь… И, самое страшное, все оказалось бессмысленным: деньги пошли прахом, Лиза в любой момент может умереть, ее, Лидины, лучшие годы пройдут за решеткой попусту.
Мобильник проиграл мелодию Джеймса Бонда.
– Да, милый, – устало ответила Лида.
– Привет, мышонок! Ты еще дома? За тобой заехать? – предложил Евгений.
Лида поглядела на пакет с вещами, собранными в СИЗО, на непричесанную, бледную девушку в зеркале, вздохнула:
– Лучше не надо.
– Я рядом, – радостно настаивал Горелый.
– Прости, ради бога, у меня сейчас нет настроения…
– Нет настроения, чтобы сесть в машину?
Лида молчала, бессильно прислонившись спиной к входной двери.
– Что-то случилось? Плохо себя чувствуешь?
– Все нормально, – соврала Лида. – Просто я как раз стою в дверях. Пока ты в пробках будешь торчать, я на метро уже на работу приеду.
– Ты не хочешь стоять со мной в одной пробке? – попробовал пошутить Евгений.
– Женя, у меня правда нет сил сейчас все объяснять… У меня, наверное, голова болит или не знаю что… – бессвязно пробормотала Лида. – Извини.
В студии девушка действительно оказалась раньше.
«Сглазила! – вбежав в кабинет, первым делом написал Евгений в аське. – Сорок минут полз!»
Лида нашла силы лишь для отправки в ответ смайлика.
«Ты ничего не хочешь мне сказать?» – спросил Евгений.
Лида вяло вставила в окно для текста стандартную заготовку – цветок розы.
Через минуту Евгений вышел из кабинета, для отвода глаз обошел всех сотрудников, сверился с графиком работ, нырнул за пальму возле Лидиной перегородки.
Наклонился над креслом девушки, положил подбородок ей на плечо, прошептал:
– Мышонок любимый, что с тобой?
По щеке Лиды покатилась слеза.
– Не спрашивай сейчас ничего, а то я заплачу, – прошептала она.
За перегородкой громыхнуло колесами кресло менеджера студии.
Евгений выпрямился, деловито попросил:
– Лидия, распечатайте раскладку и занесите мне. Желательно прямо сейчас.
– Да, Евгений Алексеевич, все сделаю.
Мужчина покосился на перегородку, быстрым невесомым прикосновением погладил плечо Лиды, ушел в кабинет.
Девушка промокнула слезы бумажным платком с запахом земляники, прошла следом.
Евгений развернул стул, предлагая его Лиде, тревожно спросил:
– Садись, что случилось?
– Садиться не буду, потому что это долгий разговор, не здесь и не сейчас.
– Разговор о чем?
Лида бросила взгляд за стекло, на студию, полную народу, сообщила дрожащим голосом:
– О многом. В первую очередь о ребенке, который может погибнуть.
Горелый сжал концы авторучки, после паузы спросил каменным голосом:
– У тебя будет ребенок?..
– Конечно нет! Речь идет вовсе не о моем ребенке!
Евгений положил ручку на раскрытый ежедневник и обмяк.
– Черт, я подумал, ты ждешь ребенка. Рассталась с кем-то, а теперь выяснилось… – Он запнулся на полуслове, торопливо заверил: – Ты не думай, что меня это напугало! Твой ребенок – это мой ребенок! Даже если бы у тебя оказалось десять детей, я бы все равно…
– Женя, не говори сейчас ничего, не надо, – поспешно попросила Лида.
– Да, конечно. А когда? Может, я заеду к тебе вечером? Если ты не против, конечно.
– Не против. Во сколько?
«Интересно, почему он не приглашает меня к себе домой?»
– Когда тебе удобно?
– Давай в девять?
– Очень хорошо, в девять. Ты извини, что я не приглашаю тебя к себе домой, – сказал Евгений.
Лида порозовела и поспешно заверила:
– Я даже и не думала об этом.
«Господи, зачем я опять вру?»
Девушка свела брови.
– Вернее… Конечно, думала!
– Жена, в смысле бывшая жена, сейчас в санатории в Подмосковье, но может в любой момент заехать, все-таки у нас ребенок. Я ни в коем случае не собираюсь скрывать тебя от нее, наоборот, твердо решил при первой же встрече сообщить о наших отношениях… Просто не хочу, чтобы она что-нибудь ляпнула, обидела тебя… Она не злая, я даже не удивлюсь, если вы подружитесь, но язык как терка.
– Женечка, не надо ничего объяснять, – прервала Лида. – Я и сама не очень хочу быть в доме, где все напоминает о другой женщине. Поэтому встретимся у меня, как договорились. Номер квартиры помнишь?
– Это ты была слегка пьяна, а я, как законопослушный автовладелец, только пробку от вина понюхал. Помню: квартира 8а. Замечательный номер. Я когда-то в восьмом «А» классе учился. Это знак!
Лида развеселилась:
– Знак чего?
– Раз меня из восьмого «А» класса не выгнали, значит, и из квартиры 8а не вытолкают. Возможно, я даже останусь там на второй год?
Лида сделала большие глаза.
– Значит, до вечера? – оживленно повторил Евгений.
Лида кивнула.
В кабинет заглянула маркетолог:
– Евгений Алексеевич, можно?
– Нужно! – бодро ответил Горелый и незаметно подмигнул Лиде.
После работы Лида поехала в Институт педиатрии: в любой день ее могли арестовать, было бы предательством просто так, без всяких объяснений, не попрощавшись, исчезнуть из жизни девочки.
«Скажу Лизочке: возможно, меня скоро отправят в длительную командировку, но я всегда и везде буду просить Бога о твоем исцелении, – решила девушка. – Да, и не забыть купить сигареты!»
Отделение кардиологии неожиданно встретило Лиду веселым шумом.
Дети с воздушными шарами, раскрашенными ярким гримом лицами носились по коридорам, возбужденно гомонили в холлах, со счастливым смехом выбегали и выезжали на колясках из палат.
Лиза промчалась навстречу Лиде, издалека узнала ее, обхватила за колени и радостно завизжала.
– Лизочка, ты вся мокрая! Разве можно так бегать? Нельзя! – встревожилась Лида и судорожно сжала худенькую теплую фигурку.
Лиза крепко обняла девушку и принялась взахлеб рассказывать:
– Тетя Лида, к нам клоуны приходили! Настоящие! Мы с ними играли! Они сказали: все дети обязательно поправятся! Только нужно быть веселой, не бояться уколов!
– Все правильно клоуны сказали, – заверила девушка. – Конечно, все ваши ребятки поправятся, будут здоровые, вырастут большие. И Лизочка вырастет!
– Они сказали, еще придут! Будешь тоже с клоунами играть?
– Конечно! Если не уеду в командировку, обязательно поиграю.
Лиза принялась перебирать Лидины волосы.
– Куда ты уедешь? Не уезжай…
– Может быть, меня отправят работать в другой город. Но я всегда буду о тебе думать, каждый день желать тебе здоровья. И ты обязательно поправишься. Медицина сейчас знаешь какая передовая? И лекарства современные. И врачи у вас здесь самые лучшие.
Девочка кивнула:
– Я знаю.
Лида отнесла малышку на руках к кровати, усадила к себе на колени.
– Ой, какие крабики красивые. Откуда у Лизочки такие крабики?
Девочка подняла улыбающееся личико:
– Это же ты подарила!
Потом перебралась с колен девушки на подушку, взяла в руки плюшевого мишку и попросила:
– Сфотографируй меня с Мишуткой! А то вдруг он умрет и я его не увижу?
– Лизочка, что ты говоришь, почему мишка умрет? – чересчур бодро спросила Лида.
– Потому что у него сердце больное, – вздохнула девочка.
Лида смешалась, поспешно достала из сумочки мобильник, навела камеру на Лизу:
– Мишутка, Лиза, снимаю, улыбайтесь, сейчас вылетит птичка.
Девочка крепко прижала игрушку к животу, широко открыла глаза и подалась вперед.
Лида мысленно перебирала события дня с Алиной, когда заиграл домофон.
Соскочила с дивана: «Ой, это Женя!» «Не вываливай на несчастного влюбленного все проблемы разом! – напоследок выслушала подругу. – У него своих забот хватает, а тут ты: ребенок при смерти, со дня на день суд, этап, тюрьма, деньги пропали понапрасну. Ужас! Для начала расскажи о Лизе, но абсолютно честно. Все остальное оставь на потом!»
«Ладно, уговорила!»
Девушка сняла трубку домофона:
– Кто там? Открываю.
Через минуту Евгений появился в дверях с огромным букетом бело-розовых лилий, уверченных в несколько слоев разноцветной бумаги, сеток, лент.
– Привет, – сказал мужчина. – Это тебе.
Лида обхватила тяжелый букет, поднесла хрупкие, влажные цветы к лицу, вдохнула травянистый аромат и с недоверчивой улыбкой – неужели все происходит на самом деле и цветы означают то, о чем думает Лида? – посмотрела на Горелого.
– Спасибо… Мне никто никогда в жизни не дарил таких необыкновенных цветов.
– У тебя пыльца с цветка, – прошептал Евгений, осторожно взял букет из ослабевших рук девушки, не отводя взгляда от ее лица, положил лилии на комод, обнял тонкие плечи и нежно, губами и кончиком языка, слизнул лимонные пылинки с бледной щеки.
Потом невесомыми прикосновениями отвел волосы со лба, стал целовать веки, маленький висок, острые, как у эльфа, кончики ушей…
Лида склоняла голову, расстегивала мелкие пуговички, слушала сквозь ласки, как гулко стучат сердца, томно вздыхают лилии, а с крыш, подтаяв, шумно сползает снег.
Через час они, полуголые, голодные, в обнимку выбрались на кухню.
Евгений принялся вытаскивать из пакета вино, упаковки салатов, ягод, пирожных.
Лида вскрикивала от восторга, открывая коробочки с ежевикой, малиной, веточками рубиновой смородины.
Евгений снисходительно улыбался, глядя, как девушка закрывает глаза, осторожно надкусывая огромную клубничину или ежевику.
Она достала тарелки и бокалы.
Влюбленные уселись за стол.
Выпили по бокалу вина за любовь.
Жадно принялись за салаты.
Горелый вытянул ногу, под столом прошуршало.
Лида и Евгений глянули вниз: на полу лежали, вывалившись из набитого пакета, дешевая пластмассовая расческа и блок сигарет.
– НЗ на случай ядерной войны? – попробовал пошутить мужчина.
Лида закусила губы.
С вилки шлепнулась назад, на салатный лист, креветка.
– Я не курю, – промямлила девушка.
«Вот тебе и не вываливай на любимого все проблемы разом! А если они сами вываливаются из пакета прямо ему под ноги?» – с болью укорила Лида Алину.
– Именно для этого я тебя и позвала, – начала девушка.
– Ты не должна оправдываться, – прервал Евгений. – Я все понял: вещи твоего бывшего. Все нормально! Ну, улыбнись, мышонок летучий! Конечно, я ревную, хотя не имею на это никакого права – сам не мальчик, был женат.
Пакет, помедлив, завалился окончательно, явив взгляду Горелого пачку дешевого чая.
Лида выбралась из-за стола и принялась нервно утрамбовывать вещи, нещадно выкручивая пластиковые ручки.
– Лидочка, ну оставь ты эти вещи! Пусть лежат. Ты хотела рассказать о каком-то ребенке?
Лида кивнула.
Запихнула сигареты назад, в пакет, в растерянности пометалась с ним по кухне и прихожей и, наконец, совершенно нелогично сунула за дверь душа.
Присела рядом с Евгением, вздохнула, сказала:
– У моего, как ты говоришь, бывшего есть сестренка, Лиза. У нее в сердце, в перегородке, отверстие. И если в ближайшее время Лизочке не сделают операцию, она может умереть. Понимаешь, я с ним рассталась, но с ней-то расстаться не могу! Что получается: пока мы с Иваном встречались, я ей обещала, что найду деньги на операцию. А теперь, значит, скажу ребенку: извини, малышка, мы с твоим братом отныне чужие люди, так что все свои обещания беру назад? Это невозможно!
– Конечно, – согласился Горелый.
– Но денег-то на операцию у меня нет!
Глава 14
СКОЛЬКО СТОИТ СЧАСТЬЕ?
– А сколько нужно? – спросил Евгений.
– Около десяти тысяч долларов. Взяла бы в банке, но кто мне даст с моими двумя невыплаченными кредитами? Я сегодня после работы к Лизочке в больницу ездила. Врала, что она обязательно поправится… Только не подумай, что я у тебя эти деньги собираюсь просить! Просто ты хотел знать, почему у меня такое настроение… Это одна из причин, вернее, главная.
– Черт, и на мне кредитище висит, миллионный! Под гарантии продажи нашего мультфильма дали. А там работы еще на месяц, как минимум.
– Да, не меньше, – вздохнула Лида.
– У меня ведь были наличкой десять тысяч, – сокрушенно тряхнул головой Евгений. – Собирался сына с женой и няней отправить во Францию, на лыжах покататься. Я бы, конечно, тебе их отдал без вопросов. Но там история неприятная приключилась… Ладно, сейчас это не важно, не буду тебя грузить.
Лида вспомнила плюшевого Мишутку с растрепанным ухом, заморгала, тихонько шмыгнула носом.
– Только ты не плачь! – заволновался мужчина. – Я займу эти деньги, обещаю!
– Нет! Я запрещаю тебе влезать в долги из-за моих проблем!
– Что значит «из-за моих»? Теперь все твои проблемы – наши общие.
Лида смущенно опустила глаза и принялась водить пальцем по ножке бокала.
– Женя, как ты думаешь, если я обойду все наше здание – там же и радиостанции, и глянцевые журналы, всякие «Шикарные яхты», расскажу о Лизе, люди согласятся скинуться? Кто сколько может? Или это тебя поставит в неловкое положение? Ну, что кто-то из «Архангела» будет христорадничать по кабинетам?
– Мышонок, я тебя умоляю: меня, в неловкое положение?! – сделал большие глаза Горелый, театрально нахмурился и сказал развязным голосом: – Запомни, продюсер – это циничное, не ведающее сомнений и мук совести существо!
– Нет, ты не такой, – засмеялась Лида.
– Такой-такой, просто ты меня еще плохо знаешь. Конечно, нужно все возможности использовать. Пожалуйста, будем ходить с протянутой рукой вместе. Но вряд ли ты по кабинетам насобираешь всю сумму. Знаешь что… – Евгений задумался. – Нет, все-таки я сначала сам все обмозгую, поговорю с людьми, чтобы не обнадеживать тебя раньше времени. А пока пишем объявление «Помогите на операцию ребенку», учимся тянуть тонким голосом: «Люди добрые, сами мы не местные, подайте Христа ради!» Ладно, это все шутки. У тебя фотография девочки есть?
– В мобильнике! Я как раз сегодня… – Лида глянула на электронные часы в радиоприемнике. – Вернее, уже вчера сфотографировала Лизу с Мишуткой, это ее игрушка.
Девушка вскочила, достала из сумочки телефон и нашла снимок.
Горелый молча смотрел на экран, потом покачал головой:
– Господи, за что страдают такие малыши? Не за наши ли грехи?
Лида понурилась.
– Замечательная фотография. Даже хорошо, что не профессиональная, а с мобильника: сразу видно, снимок не постановочный, живой, резче забирает. Я завтра пиарщице нашей пробивной всю эту историю расскажу, она подскажет, где побыстрее изготовить баннеры. И с текстом поможет. Она расценки знает. Изображение на специальной клеенке печатают, в любой момент в рулон свернул, перенес, развернул. Я думаю, размер стоит сделать метра два на полтора, не меньше, на стойке закрепить. Стойки на складе точно есть, на них афиши наши пиарщики крепят. Ты оформи заявку, я подпишу, завхоз здания тебе все выдаст.
– Тогда я в холле на входе встану? По кабинетам такой здоровый плакат не потащишь? Может быть, еще сделать сменную надпись: «На сегодня собрано столько-то рублей» – и менять каждый день цифру?
– Точно, маркером будем писать, он с клеенки легко стирается. Ты целый день собираешься у входа стоять?
– Нет, конечно, понимаю – работа. Утром пару часов подежурю, пока основной народ идет. С девяти до одиннадцати, можно? Я вечером это время отработаю и на обед могу не ходить.
– С обедом не выдумывай, мне сотрудники здоровые нужны. Скажешь, сколько все будет стоить, я выдам деньги. Есть немного в загашнике, на представительские расходы.
Лида восхищенно смотрела на Горелого.
– Женя, спасибо… Я не ожидала…
– Не ожидала? Надеюсь, ты шутишь.
– Я не так выразилась: конечно, я даже не сомневалась, ты отзывчивый человек. Просто я сама раньше старалась не читать в газетах и в Интернете объявления «Спасти ребенка» или «Срочно требуется помощь». Перелистывала поскорее страницу. Боязно этим детям в лицо посмотреть, сглазить боишься: вдруг прочитаешь про чужую болезнь, пожалеешь постороннего человека, а она на тебя или на твоих близких перейдет. Глупости, конечно, суеверия, а все равно страшно… Родственники больных детей обычно несокрушимые аргументы приводят: в Москве проживают десять миллионов человек, если каждый отдаст один рубль, нужная сумма будет собрана. Вам жаль одного рубля? Вроде они правы. Но таких объявлений сотни! Да еще в метро два раза в день по вагону в инвалидной коляске мимо кто-то едет. Я почти никогда деньги не давала, старалась не смотреть на таких людей. Или молнии метала: мошенники, никакие они не инвалиды! Вроде и совесть чиста. А теперь, когда узнала про Лизу, стала думать точно так же, как родители несчастных детей: ведь всего по рублю, но каждый! И ребенок будет жив.
Лида то водила пальцем по краю стола, то теребила футболку, то принималась раскачиваться, словно старалась унять боль.
Евгений положил руку на ладонь девушки, крепко сжал:
– Лидочка, ну успокойся, ты ни в чем не виновата. Так устроена жизнь. Трудно искать справедливости в мире, в котором ее не существует. Никто от тебя не требует спасти всех страдающих! Ты при всем желании этого не сможешь.
Лида страдальчески свела брови, прочертила ногтем по клеенке длинную борозду и тихо спросила:
– Женя, как ты считаешь: чтобы добыть деньги ради спасения ребенка, можно пойти на преступление?
– Ты собралась ограбить банк? Слушай, вот в этом деле я тебе не помощник, у меня ни маски нет, ни револьвера, ни мешка для долларов, – шутливым тоном произнес Горелый. И добавил серьезно: – Лидочка, чтобы помочь девочке, ты должна сохранять спокойствие. Все будет хорошо, я тебе обещаю!
Девушка с благодарностью поглядела на Евгения.
– Мышонок, а кто малину доедать будет?
– Я! – вскрикнула Лида.
В четыре часа утра, когда задремал даже Крымский мост, Горелый нежно тронул Лиду за плечо:
– Ты не обидишься, если я сейчас уйду? Хочу быть дома, когда сын проснется, понимаешь?
Лида с облегчением выдохнула. Всю ночь она с ужасом ждала: под утро приедет ОМОН – и наденет на преступницу наручники прямо на глазах ошарашенного Евгения.
«Он не должен оставаться у меня на ночь, пока мы не соберем деньги Лизе. Одна я могу затаиться, не открою милиции дверь. А с ним? Честное слово, – пообещала девушка неведомому судье, – я отдамся в руки правосудия, когда уплачу за операцию. А пока…»
– Женя, я думаю, пока ты должен ночевать дома, с сыном. Для него наверняка ваш развод – настоящая драма. А если он решит, что папа променял его на чужую тетю… Понимаешь, тогда нам с ним будет очень трудно подружиться. Я для него навсегда останусь злой ведьмой, укравшей отца.
– Это ненадолго, Лидочка! Я вас обязательно познакомлю! И очень рад, что ты меня поняла. Ты – необыкновенная!
Лида отвела взгляд.
«Рассказать прямо сейчас, почему я уговариваю его ночевать дома? Признаться? Сказать всю правду?» – бессвязно думала девушка.
– Пока, мышонок, до встречи! Не вставай, я захлопну дверь.
Евгений поцеловал Лидины волосы, взял в охапку джинсы и футболку с длинными рукавами с надписью «Миру – мир!» и на цыпочках пошел в прихожую.
Лида послушала, как Горелый шепотом вызывает на кухне такси, и провалилась в сон.
Через два дня баннер был готов.
Лида привезла тугой рулон в студию, бросила сумку, сбегала к автомату за капучино, но не стала пить, поставила нетронутый стаканчик возле компьютера, торопливо сорвала жесткую прозрачную упаковку.
В центре студии, возле стола для переговоров, уже лежала на кресле складная стойка, тонконогая, как водомерка.