Улыбка Горгоны Соболева Лариса

Его плечи, руки, губы… Когда Лайма прижимается к Мирону, наступает нечто типа опьянения. Она лишь потрясла файликом, мол, вот наше счастье, и с визгом повисла у него на шее, вдыхая запах кожи, целуя губы…

Но взрыв проходит, наступает утомление и возвращение в этот мир. Мирон одевался, он собирался уйти, уйти с ее добычей, а как: с ней или без нее? И стройный ряд из событий, разговоров, заметок в памяти выстроился вновь в голове Лаймы, от него захотелось избавиться, избавить может Мирон.

– Что ты собираешься делать? – был ее вопрос, это и первая фраза за сегодняшнюю встречу.

– Надо кое-куда сходить.

Лайма не заслужила скупого ответа, она перевернулась на живот, взяла файлик со стола, догадавшись:

– Понесешь это?

Он молчал. Неужели ему нечего ответить? Впрочем, ответ она поняла, нечто внутри сделало перевод молчания, как с французского или английского языка. Ответ, найденный внутри себя, ее ужаснул. Лайма села, опустив голову, потому что вдруг стало нехорошо, она произнесла тихо:

– Значит, ты знал…

– Что? – отозвался Мирон, натягивая свитер.

– Ты знал, кому надо отнести ЭТО, всегда знал.

– Не говори слово «всегда», оно бессмысленное, потому что всегда – не бывает. Не бывает постоянных категорий, они все временные.

– Временные… – задумчиво повторила Лайма. – И мы с тобой временные. Получается, ты знал, когда мы говорили о Зине, и то, что у Сашки бумаг Григория Степановича не было… А откуда ты узнал?

– Не понимаю, что ты несешь.

Лайма села на коленки, своей наготы она не стеснялась, ее тело восхищает не только мужчин, но и женщин, всегда восхищало и Мирона… Всегда ли? Вообще-то не об этом она сейчас думала:

– Ну, вспомни, вспомни… Я приехала на базу и сообщила тебе, что Зину убили, потом… Потом я сказала, что Сашка пропала… А ты о документах… что они помогут тебе выкарабкаться… Да-да, было так! И просил меня узнать у Вероники, где документы. И мне пришла в голову мысль, что они у Сашки, а ты сказал, что у нее их нет… Ой, не так. Ты сказал: «Исключено». Вот как было.

Он присел на кровать, надевал носки, казалось, не очень-то вслушивается, но, как всегда (это все же постоянная категория), наехал на нее:

– Не понимаю, к чему весь этот бред. Я давно заметил: после траха у тебя начинаются завихрения. Крутые.

– Нет, ну как же! – заерзала Лайма. – Исключено! Это живое слово, категоричное, означает, что у Сашки их нет. Не было.

И вдруг она задохнулась, вот теперь из того самого ряда выпрыгнула страшная мысль, которую она прогоняла, и давно.

– Мирон, ты знал, что Сашки нет? Уже тогда знал?

– Заладила: знал, знал, знал… Отстань!

– Позже я тебе сказала про нее, – бубнила Лайма, – а ты не спросил, когда ее убили, мне еще тогда это показалось странным. Человек интересуется: что, где, когда.

– Слышь, из тебя сыщик – не одним курам на смех, весь животный мир обхохочется. Ты хоть вдумайся…

– Ты мне не ответил. Хотя не отвечай, я догадалась и так. Сашка впустила убийц, а впустить она могла знакомых… Ты был там, – на этот раз утвердительно сказала она.

– И смотрел, как ее… зарезали. Чем? Твоим ножом? У тебя же есть нож. Или это ты…

Он резко вскочил, протянул руку к потрясенной Лайме, требовательно бросил:

– Дай сюда, дура.

Она спрятала за спину файлик, покачала головой:

– Нет, подожди. Я никогда ничего не требовала, мне ничего от тебя не было нужно, кроме любви, я сама отдавала тебе все… но сейчас… сейчас хочу знать… – И вдруг закричала: – Зачем ты это сделал?

Мирон закурил, мерил шагами комнату, бурча:

– Истеричка. Тупая истеричка. Тебе лечиться надо. У тебя больное воображение, подкрепленное наследственным идиотизмом.

Ее оскорблениями не удивишь, но такой боли Лайма не испытывала ни разу в жизни, а боль плачет, стонет, кричит. Поэтому обрывочные фразы время от времени то взвивались вверх, то падали вниз до шепота, хотя больше произносились на одном протяжном стоне:

– Ну, как же, как же я раньше… это же так просто. Тебя купили. Ты сам сказал, что продашь документы, потому что знаешь, кому. Ты продал друзей. Мы все думали: никого на базе из посторонних, но кто-то же поджег… Машину Беляева испортили, повредили мотор, написали: «Уроем!» Кто, кто, кто? – думали все. Собаки-то ночью не лаяли и были здоровы… Сейф Беляева вскрыли – опять: кто? кто? кто? Как пробрались? А это свой человек! Он здесь, рядом! Зина, Сашка… сколько денег давали для тебя… Тебе приказали их убить? Из-за этих бумажек?

Она подняла файлик, без души и сердца, неживой, но с потрясающей силой уничтожающий живых. К тому времени Мирон докурил сигарету, кинул ее в вазу для конфет, пепельницу Лайма держала на кухне, оседлал стул, поставив его очень близко к ней.

– Мне не приказывали. – Что ж, признание состоялось. – Меня попросили достать документы на «Сосны», пообещали очень большие деньги, дали задаток, мне они нужны, ты знаешь. Подловили меня у станции, когда я по совету Егорова отмахивал километры. Короче, я залез в сейф, Беляев все документы держал там, но нужных уже не было. Потом мне говорили, что я должен делать, я делал.

– Боже мой… – дернулась Лайма. – И Григорий Степанович? И его ты?..

– Нет же, нет!

– Он уехал внезапно, об этом на базе все говорили, ему что-то срочно понадобилось в городе, а кто-то сообщил тем преступникам. Ты? За что? Мирон, за что? Он же тебе как отец был, и всем… Таких людей нет больше, чтоб всем вокруг раздавать… ни ты, ни я его не стоим…

– Да! – рявкнул Мирон зло, а злился на себя. – Я позвонил и сообщил, как договаривались, что Беляев уехал в город. Мне сказали, с ним хотят просто поговорить. Слышала? По-го-во-рить! Я не знал, какую западню ему готовили. Потом… потом я уже стал их человеком, сообщником убийства, мне это доступно объяснили. Ты не знаешь, каково это – чувствовать себя причастным к убийству хорошего человека!

– Не знаю. И не дай бог никому узнать.

– Понимаешь, я жил, как хотел, – заорал Мирон, – а после смерти Беляева мне запретили жить по моим правилам. Тогда мною начал руководить страх. Он съедал меня внутри, душил! И вина душила!

Он обмяк, застыл… Даже сейчас, после жуткой правды, которую он долго скрывал, Лайма пожалела его. Ее ладони легли на руки Мирона, сжали их, а он опустил на ее руки лоб.

– И что дальше? – выясняла она.

– Заставили просить у Зинки документы, – тихо рассказывал он своей единственной подруге, – мол, ты болен, тебе она отдаст, чтоб спасти тебя, дави на жалость, бабы жалостливые. Я пас ее от самого дома, она проторчала в клубе до полночи, когда вышла оттуда, нагнал ее. Вызвался проводить…

– Она не отдала, и ты ее…

Мирон вскочил, опрокинув стул и взорвавшись:

– Да! Да! Да! Не отдаст – уложи! Таков был приказ. Я мог его не выполнять, но я ненавидел ее! И Сашку! У которой тоже не оказалось документов. Ненавидел постоянную радость на их лицах, довольство, насмешки надо мной. А сами-то они кто? Дорогие шлюхи. Ненавидел за отказ. Я мечтал освободиться от этих уродов, втянувших меня в дерьмо, думал, получу бабки, уеду и больше никогда не вернусь сюда. Что ей стоило отдать? Беляева уже было не вернуть, а я жив! Но Зинка… Она сказала, что никто не получит «Сосны», так хотел Беляев! Я даже не помню, как это произошло, будто не я был, а кто-то другой вместо меня… Ничего не чувствовал, ничего… Только потом…

Он поднял страдальческое лицо, Лайма погладила его по щеке…

Глава 20

Теперь не Сеньков ехал на мотоцикле, а, можно сказать, мотоцикл на нем, ибо Алексей катил его по грязи, погружаясь по щиколотки. Это называется, застрял! Дождь почти прекратился, моросил слегка, но это ни в коей мере не облегчало продвижение по разбитой и размытой дороге, а до трассы…

Остановившись на перекур, Алексей достал мобильник:

– Денис, тут такое дело. Мирон свалил с базы, я прошмонал его комнату. Нет, ничего не нашел, но он забрал ноутбук и добротные вещи.

– А что тут такого?

– Да ничего, собственно. Но у него в другой сумке лежал охотничий нож, старый, я сделал соскобы, отнесу завтра на экспертизу. Так вот, сумка с тряпьем осталась в шкафу, консервный нож остался, а охотничий Мирон забрал.

– Полагаешь, двинул на дело?

Не понравился Алексею смешок Дениса, он и психанул:

– Кончай издеваться! Я, тупой и подозрительный, дело не исключаю, в отличие от тебя, умного. Мирон сорвался поспешно, доктор предположил, что к Лайме поехал, больше не к кому. И нож взял! Вдруг он и третью подружку пришьет? Может, у него шиза развилась на почве основного заболевания.

– Что ты от меня хочешь?

– Это другой разговор. Я хотел обогнать электричку по трассе и встретить Мирона, поехал короткой дорогой, да мотик здесь завяз, пока дотащу его… Ты смотайся к Лайме, проверь, как там она. Ну, на всякий случай, а? Возле ее дома и встретимся.

– Ладно, смотаюсь.

Алексей кинул прямо под ноги сигарету, надел перчатки, взялся за руль и начал толкать мотоцикл. Не бросать же его посреди сельского простора, народ наш обожает чужое, что плохо лежит.

Из машины не выходили, чего ждали? Вероника поглядывала в окно и давила зевоту, бессонная ночь брала свое. Не уснуть бы за столом, она приманка, следовательно, кругом враги.

Дождались. Джулая. Он уселся рядом и доложил:

– Все в сборе, я имею в виду наших, Клавдия здесь. Ульмер прибыл, его ребята в количестве трех человек сидят в машине.

– Ульмер не толстый, – завел старую пластинку Петя.

– Согласен, но это его парни похищали Веронику, – возразил Джулай. – Ильич, ты хорошо помнишь тех, кто за нами катался?

– А то, – сказал водитель. – У меня что на лица, что на расположение улиц память одна – крепкая. Стоит раз увидеть и – засело.

– Подойдешь к ребятам Ульмера, посмотришь на них, а Кнопка придумает, как выманить, верно, Кнопка?

– Да я их всех могу в наш фургон закинуть, – не хвастая, заявил тот.

– Всех не надо, одного бы. Да, кстати, Гоша здесь. Будем брать?

– На выходе, – коротко сказал Петя, дав согласие.

– Основная надежда на Клавдию, а там посмотрим. Прошу!

Вероника от их переговоров освободилась от оков сна, сидела и балдела: куда она попала! На сходку, стрелку? Живой-то отсюда выберется?

К ресторану в стиле «кирпичная пагода», вела извилистая дорожка, вымощенная каменными плитами. Петя предложил руку. Что ж, сегодня она его дама, ей положено за него держаться, по пути он наставлял:

– Соблюдай два правила. Первое: от меня ни на шаг, ты не должна оставаться одна. Если я буду вынужден отойти, приставлю к тебе Сему.

– А вдруг мне в туалет, пардон, захочется?

– Пойдешь туда вместе со мной или Семой, поняла? Я не шучу.

– Поняла. Ну и жизнь у вас… красочная. Второе правило?

– Не делай лицо, будто идешь на бал к сатане. Это всего лишь крестины или повод собрать друзей.

– Друзей? – хохотнула Вероника. – Мне показалось, здесь собираются бандиты всех мастей.

– Я похож на бандита?

– Похож, – вздохнула она. – Еще как!

В гардеробе Вероника сняла плащ и шарфик, расстегнула на пиджаке пуговицы, одернула его и оглядела себя со всех сторон в зеркале. Махнув рукой, мол, сойдет и так, повернулась к Пете, а он вдруг уставился на нее обалдело. Ага, наряд не понравился. Она приняла оборонительно-агрессивную позу, уперев руки в бока, приподняв подбородок, выпалила с негодованием:

– А другого у меня ничего нет для торжеств. Это все Зинкино, мне самой не нравится и никогда не нравилось, как она одевалась.

– Ты сегодня красивая, – огорошил ее Петя, лишив дара речи, она даже не поблагодарила за комплимент. – Кольцо жених подарил?

– Да… он самый… А что?

– Сними или перемести на другой палец.

– Это еще почему?

Джулай, поправлявший галстук и воротничок, объяснил, как идиотке, прибывшей из глубинки:

– На безымянном пальце правой руки кольцо с камнями, а не обручальное, – значит, подарок жениха. Петя не будет дарить дешевенькое кольцо своей женщине, поэтому те, кто вами заинтересуется, просчитают, что вы подыгрываете друг другу с какой-то целью. Кстати, в зале жарко, пиджак можешь снять.

– О боже, какие сложности-важности, – снимая кольцо, ворчала Вероника. – Не все же миллионами разбрасываются, для кого-то и «дешевенькое» кольцо с бриллиантами – царский подарок. Я готова.

Она показала обоим безымянный палец левой руки, чтоб убедились: приказ выполнен. А Джулай все же стащил с нее пиджак, он, видимо, большой эстет.

– После Сашки подумал, Зинка меня обманула, документы у нее дома, – винился перед Лаймой Мирон. – Решил в квартиру пробраться, а она была опечатана. Не рискнул. Вдруг буду там, а соседи стукнут, мол, оторвали бумажку. Потом приехал, смотрю, бумажки нет, у меня был ключ. Вошел, ничего не подозревая, но внезапно поднялся визг… В квартире оказались люди, я убежал. Ехал с тобой в одной электричке, прятался от тебя. А в нашем парке держал сумку с вещами, переодевался и шел к себе, будто с рыбалки…

По щекам Лаймы текли слезы от безысходности. Из любой ситуации есть выход, только не из той, что соорудил Мирон по глупости и слабости, – думай, ищи, а выхода не найдешь.

– Что ты натворил… – проговорила она, качая головой. – Мирон… Если я догадалась, то и следователи догадаются, просто они не знают того, что известно мне. Наступит день, они поймут, как поняла я.

– Но ты же им не скажешь? – выпрямился Мирон.

Он повинился и испугался, Лайма это увидела, расплакалась:

– Нет… не скажу… Но как… как мы будем жить с этим? Зина, Сашка, Григорий Степанович… они всегда будут с нами и между нами, всегда. Я боюсь.

– Сегодня же я отдам «Сосны», соберем твои вещи, а завтра рано утром уедем отсюда и забудем.

– Нет, такое не забывается. И ты не забудешь.

Редкое явление – Мирон принес ей воды, обычно она у него на побегушках, ей это доставляло удовольствие, потому что любила. Лайма выпила воды, обняла Мирона, так они сидели довольно долго, каждый думал о своем, в то же время об одном и том же, просто «свое» у них разное.

– Ты сегодня не работаешь? – спросил Мирон.

– Ой… – отстранилась Лайма. – Работаю, сегодня же воскресенье. А который час?

– Семь. Я провожу тебя, потом схожу к ним и заеду за тобой.

– У меня же выход в восемь!

Лайма вскочила, натягивая на себя одежду, прыгала по комнате, бросая в сумку косметику, салфетки для снятия грима, прочие мелочи.

– Ну, вот, уже забыла, – констатировал Мирон.

Стоя у окна, Клавдия, зная, что ее не видно тем, кто внутри, все равно разглядывала зал с опаской. Ей удалось рассмотреть почти всех, но результат не обрадовал Джулая, периодически выходившего из ресторана:

– Их здесь нет.

– Вы внимательно всех рассмотрели? – подстраховался Джулай вопросом.

– Не могу сказать с уверенностью, занавеска мешает, да и видела я их всего один раз, но, думаю, узнала бы.

– А если с другой стороны посмотреть? – предложил охранник Пети. – Здесь вон и цветок мешает.

– Ну, идите.

Джулай вернулся в зал, там разыгрывали приз, гости шумели, а он двинул к торту, положил на тарелку увесистый кусок.

– Сема, привет, – подплыли к нему две очаровашки. – Ты такой сластена, ничего удивительного, что мы нашли тебя возле торта. А больше ты никого не любишь? Боже, сколько крема… диабет можешь подхватить.

Да, Сема сластена, как истинный маменькин сыночек, в представлении глупых девиц, которых он игнорировал, когда они над ним подшучивали. У Джулая достаточно твердая позиция, чтобы не рефлексировать по ничтожным поводам, и, поедая крем, он дал вежливый отпор:

– Милые леди, да будет вам известно, подхватывают нечто другое. Вирус, например, венерическое заболевание, а диабет зарабатывают.

– Сема дал нам урок русского языка, – дошло до рыжей.

– Ой, Семочка, мы отстанем от тебя, – затрещала очень красивая, но блондинка, анекдоты ходят как раз про таких. – Только скажи, кто это подцепил нашего Ревякина?

– А он ваш? – делано изумился Джулай.

– Не придирайся к выражениям, – осадила его рыжая. И по ней анекдоты плачут. – Вчера еще была Власта, куда он ее дел? И кому это так повезло, кто она?

– Девушки, это конфиденциальная информация, я не вправе ее разглашать.

– Под страхом смертной казни? – сострила блондинка.

Разговаривая, он с аппетитом уплетал торт, в данном случае на вежливость наступает сапогом практичность, ведь девочки прилипли надолго, если с ними только болтать, уйдешь голодным. Не постеснялся Джулай оставить их и без внимания во время разговора, ведь воспитанные люди смотрят друг на друга. А его глаза зорко скользили по залу, проводя невидимые линии от гостей к Пете с Вероникой – не их ли изучают. И ведь изучали, многие.

После розыгрыша призов желающие решили подвигаться. Петя тронул Веронику, она обалдела:

– Меня приглашаешь?

– А тут две Вероники?

Вышли на середину, где танцевали пары, она положила руки на плечи Ревякина, скользнув глазами по сторонам.

– Ты женат? – неожиданно полюбопытствовала.

– Не совсем.

– Я не стану вдаваться в смысл твоего «не совсем», но гарантирую, завтра твоя подруга выдерет тебе волосы и выцарапает глаза.

– В асфальт укатаю.

– Сурово. У меня такое чувство, будто я раздета догола, то и дело ловлю на себе не очень добрые взгляды.

– Расслабься.

– Петя, извини за срыв в машине, нервы сдали. Можно, я прислонюсь к тебе? А то на ногах еле держусь, у меня коленки дрожат от страха.

– Прислоняйся.

Вероника обняла Петю за шею и уткнулась лбом в его грудь. Несколько дней назад она бы поежилась, представив, что будет обниматься с брателлой. Нет, такое не пришло бы в ее здоровую голову, а сейчас ничего, в некотором смысле даже приятно, она ощущает себя в безопасности. А ведь действительно, привлекает внутренняя сила, у Пети Ревякина она есть, сила настолько мощная, что слегка одурманивает.

Вдруг Вероника почувствовала горячее прикосновение к шее… Это что, губы? Петя ее поцеловал?!

Денис звонил в квартиру, прислушивался, снова звонил, не забыл тронуть ручку двери. Лаймы нет дома. Да сегодня же воскресенье! На улице он позвонил Алексею:

– Ты где сейчас?

Сквозь рев мотора Денис расслышал с трудом:

– В город въехал. Что Лайма?

– Вероятно, она в клубе, у нее выступление.

– Надо знать наверняка. Поезжай туда, я подъеду.

Засовывая трубку в карман куртки, Денис в сердцах сплюнул:

– Вот упрямый! Лишил меня жизни на весь вечер!

В это же время Лайма с Мироном бежали вдоль проезжей части, она опаздывала, а до подземного перехода метров триста, потом назад бежать, к тому же на каблуках. Мирон остановился, схватив ее за руку:

– Давай напрямую. Лезь через ограждение, я помогу.

Делать нечего, Лайма подняла повыше узкую юбку, забросила ногу через железные трубки, отделяющие тротуар от проезжей части, опираясь на Мирона, спрыгнула на асфальт, замерла, прижавшись к ограждению. Машины, машины – туда-сюда, здесь не перейти. Мирон немного замешкался, поправляя сумку, она обернулась, хотела сказать, что надо через подземный переход…

– Лайма… – Мирон взял ее за плечи, резко притянул, поцеловал в губы, так же резко отстранил. – Лайма, я любил тебя, как умел. Прости.

И оттолкнул от себя с силой, на какую был способен.

Ее руки взметнулись вверх, словно при их помощи она намеревалась взлететь ввысь. И она полетела, только спиной назад, широко раскрыв свои огромные глаза… Услышала ли она Мирона?

– Ты не сможешь! Тебя расколют!

Этого никто не узнает.

Внезапное торможение… Удар… Еще удар железа о железо… Снова панический, словно машины имели разум и не хотели наезжать на человека, визг колес, сдирающих с проезжей дороги верхний слой… Столпотворение.

Мирон увидел и запомнил, как, падая под колеса, Лайма на лету повернула голову и глянула вниз, словно проверяя, мягко ли приземлится. Он не видел, что секундой спустя там творилось, потому что бросился бежать, но слышал. Он все слышал и бежал, бежал со всех ног, налетая на прохожих, чтоб не слышать. Вопли, крики, стоны… Хаос из боли и воплей…

Буквально через пять минут приехал на мотоцикле Сеньков, этот транспорт не торчит в пробках, ему лишь бы найти лазейку среди навороченных иномарок. Он приехал раньше Дениса, увидел дорожный коллапс, естественно, подошел поближе. А через секунду схватился за голову: среди побитых машин валялось изувеченное тело Лаймы. В свете фар изгибы ее тела высвечивались частями, будто их прикрыл туман, а кровь смотрелась черными пятнами, пятен было много, но казалось, это вовсе не кровь.

Когда приехал Денис, Алексей курил, сидя на заграждении, и только кивком головы указал на дорогу. Этой смерти не должно было случиться.

Глава 21

– Ну, вон тот… – с сомнением указала пальцем Клавдия. – В костюме стального цвета. Посмотрите ближе, если есть родинка на щеке…

– У него есть, – сказал Джулай. – Но не родинка, а родимое пятно. На скуле.

– На скуле? Возможно… Она должна быть здесь.

Палец Клавдии, затянутый в лайку, дотронулся до своей…

– То место, куда вы поставили палец, – теряя терпение, проворчал Джулай, – называется скулой.

– А я всегда считала щекой, – пожала она плечами. – Но упыря в зале нет.

Джулай на всякий случай уточнил еще разок:

– Вы уверены, что тот мужчина, с пятном на скуле, был у вас дома?

– Да. Это был он. Почему-то сразу не бросился в глаза. Неприметный.

– М-да, это серьезно. Спасибо, вас отвезут домой.

– Не стоит, я на машине.

Джулай отправился в зал, где Петя, обняв улыбающуюся Веронику за плечи, стоял в одном кружке с Ульмером, последний рассыпался в комплиментах:

– Да нет, Вероника, вы скромничаете, а я говорю только правду, одну правду, как в зале суда. Поверьте, будь иначе, я бы промолчал. Петя, подтверди.

– Что именно подтвердить? Что ты женат четвертый раз? Что у тебя шестеро детей, разбросанных по всей Руси великой? Что ты бабник?

– Ну, зачем, зачем ты так… пошло интерпретируешь мой образ! – изобразил шутливое страдание Ульмер. – В кои-то веки встретишь девушку с человеческим лицом, а не ходячую рекламу косметики, как на тебя досье выдают. Не верьте, Вероника, он лжет. Потому что я толк в женщинах знаю, а он нет. Это зависть. Если б вы посмотрели, кого он выбирает… Кто на него вешается! Потом наш Петя страдает. Я впервые одобряю его выбор…

Петя буквально передвинул Веронику к Джулаю, взял Ульмера под руку и отошел с ним.

– Куда ты меня тащишь? – сопротивлялся Ульмер. – Ага, ревнуешь!

– Конечно. Это моя девушка, а ты лезешь к ней с погаными словами.

– Я поганых слов не употребляю из принципа. – Ульмер поменял шутовской тон на серьезный. – Когда все перестанут ругаться матом, я начну вворачивать отдельные словечки, это будет неким шармом, а сейчас… Девушка правда хороша, словно из старинной жизни. Очи сияют и чистые, лицо не обезображено современным себялюбием. Где ты ее откопал?

– Места знаю. Слушай, Ульмер, тачка темно-синяя с номером 199 твоя?

– Моя. Я пока на старой езжу, ну, ты знаешь: старый конь, привычное седло.

– А кто катается на новой?

– Племянник жены обкатывает.

– А с ним кто?

– Да откуда я знаю! Друзья, наверное, а что?

– Скорость превышает племянник. В меня чуть не врезался.

– Вот гаденыш! Я ж предупреждал его… Спасибо, надеру уши.

– Хочу поговорить с ним, можно? Завтра пускай приедет в офис.

– Приедет, никуда не денется.

В то же время Джулай, вернувшись с Вероникой за стол, озабоченно поинтересовался, как она себя здесь чувствует, в общем, проявил дежурную вежливость. Чем больше Вероника узнавала обоих, тем меньше ей нравился лощеный Джулай, тем больше симпатизировала Пете, а вначале было наоборот. Что она могла ответить? Отделалась дежурным словом «нормально». И вдруг он брякнул:

– Ульмер болтун, не очень-то ведись на его похвалы, а Петя мужик серьезный.

– Я это заметила.

– Но он очень сложный, с ним трудно женщинам.

– Ты никак нас сводишь? – вздернула брови Вероника.

– Предостерегаю. Я вижу, как он на тебя смотрит, этот его взгляд мне знаком. Но Петя не любит игр, никаких, так что делай выводы.

– По-моему, у него жена есть.

– Это по-твоему.

– Знаешь, у меня и в мыслях не было думать о том, о чем сейчас услышала от тебя, – вскипела она. – Но теперь я подумаю.

Отвернувшись, Вероника встретилась с другим взглядом, встревоженным и изумленным. Подойти Георгий не решился, вряд ли теперь подойдет, а она строго следовала инструкциям: от Пети или Джулая ни на шаг. Также заметила, что Георгий здесь типа бедный родственник, но с завышенным чувством собственного достоинства. Странно, Ульмер приятный человек во всех отношениях, это сразу угадывается, почему он принял в свою свиту Гошу? И не верилось Веронике, будто Ульмер жестокий и циничный подонок, сметающий со своего пути человечков, как фигуры с шахматной доски.

На закате веселья появился еще один гость с огромной обезьяной для малыша, которого на крестинах не показали, дома оставили. Бедный ребенок заикой станет, увидев эту, с позволения сказать, игрушку в человеческий рост. Вероника сквозь туман усталости слушала его шумное поздравление, а когда из динамиков вдруг посыпалась барабанная дробь, так и вовсе вздрогнула.

– Испугалась? – наклонился к ней Петя. – Байран девочек привез, сейчас отпляшут, и будет тихо.

Страницы: «« ... 7891011121314 »»

Читать бесплатно другие книги:

В книге раскрывается сущность менеджмента и место менеджера на современном предприятии через ролевой...
Рассказ родного дяди взбудоражил Валерия. Где-то на территории фамильной усадьбы Паниных, глубоко в ...
Случайная встреча перевернула тихую жизнь ничем не примечательного начинающего поэта Севы Бакейкина:...
Если вам хочется сделать близкому человеку действительно оригинальный и запоминающийся подарок, то в...
Планирование деятельности предприятия в условиях рыночной экономики помогает сделать работу предприя...
В книге рассматриваются общие вопросы организации внешнеэкономической деятельности, механизм ценообр...