Люблю и ненавижу Лайт Виктория
– А как же муж миссис Дилан? Неужели он согласится не обращать внимания на то, что его жену…
Карен запнулась. Убили, вот что просится на язык. Но вряд ли милосердно употреблять это ужасное слово в присутствии Эда. Не стоит лишний раз напоминать ему о его страшной роли. Хотя сегодня он гораздо более спокоен и уверен в себе, чем вчера.
– Гэлгем думает, что это можно от него утаить, – неуверенно произнес Салливан.
– Что? Ты хочешь сказать, что молодая здоровая женщина умирает в больнице, а ее муж даже не поинтересуется причиной смерти? Или Гэлгем готов намеренно солгать ему? Он же должен знать, чем это может закончиться!
– Не горячись, Карен. Ты кричишь на всю улицу. – Салливан боязливо оглянулся. – Конечно, Гэлгем все понимает. Но у него голова неплохо варит, и он что-нибудь придумает. К тому же я точно знаю, что отношения между мистером и миссис Дилан не были идеальными, так что может статься, что Дилан не будет особенно свирепствовать.
Салливан понизил голос, словно опасаясь быть услышанным, и от этого ее слова приобрели особенно зловещий оттенок.
– Господи, Эд, это ужасно! – Карен закрыла уши, чтобы не слышать циничных слов.
– Это жизнь, дорогая моя. Каждый думает лишь о себе и своей выгоде.
– Неправда. – Она выпрямилась. – Я думала о тебе, когда брала вину на себя.
– Ты – редкое исключение, – улыбнулся Салливан. – И я счастлив, что ты со мной. Давай не будем гадать, а просто подождем. Что бы они ни решили, я не думаю, что они будут очень суровы по отношению к тебе. В любом случае, я всегда буду рядом.
Карен запрокинула голову. Он нетерпеливо потянулся к ее губам, и на несколько блаженных мгновений все тяготы дня были забыты.
– У тебя нет возможности приютить меня сегодня? – шепнул ей на ухо Салливан. – Я хотел бы повторить ту изумительную ночь.
Карен отрицательно покачала головой, спрашивая себя, как он не понимает, что его слова прозвучали с устрашающей двусмысленностью.
– Я живу не одна, с матерью и сестрой, – виновато пояснила она.
– Жаль, – произнес он с досадой. – Я снимаю квартиру с другом, он как раз сегодня ночью дома. Но мы что-нибудь придумаем, да, малышка?
– Да, – счастливо прошептала Карен, прижимаясь к нему ближе.
На самом деле она вовсе не жаждала провести с ним ночь. Слишком много случилось, и ей гораздо больше хотелось так сидеть рядом с ним, обнимать его и чувствовать, что он рядом и никогда не покинет ее.
– Знаешь, Карен, мне сейчас надо бежать, – запинаясь, сказал Эд через некоторое время. – Я договорился о встрече, и мне обязательно надо быть.
– Конечно, я все понимаю.
Она разомкнула руки и встала.
– Не грусти, хорошо? – Он ласково потрепал ее по плечу. – Мы ведь завтра тоже встретимся.
Она закусила губу. Неужели он не понимает, что он нужен ей сейчас, а не завтра?
Салливан звонко чмокнул ее в губы.
– Ну я пошел.
Нет, не понимает.
Карен помахала ему на прощание и попыталась весело улыбнуться. У нее вышла какая-то безжизненная гримаса, но Эдуард Салливан уже не видел ее – он слишком торопился, чтобы оглядываться назад.
На следующий день он не пришел и не позвонил, хотя Карен все время ждала его. У миссис Кордейл был выходной, и она порой начинала ворчать на бездельницу-дочь:
– Не пойму я тебя, Карен. То ты дни и ночи проводишь в своей больнице, то сидишь дома.
Карен не говорила матери о том, что скорее всего она больше не вернется в больницу. Предугадать реакцию миссис Кордейл было практически невозможно – ей очень не нравилась работа дочери, однако зарплата Карен приходилась как нельзя кстати.
Промучившись весь день в неизвестности, Карен долго не могла уснуть. Она придумывала сотни причин, объясняющих молчание Эда, но не одна из них не была достаточно весомой, чтобы успокоить ее.
Завтра он обязательно придет, твердила Карен, засыпая. Она надеялась увидеть Эда во сне, но ее мозг был слишком измучен, и никакие сновидения не тревожили ее покой…
Когда второй день подряд Карен не пошла на работу, миссис Кордейл почуяла неладное.
– В чем дело? – допрашивала она дочь за завтраком. – Ты взяла отпуск?
– Нет.
Карен зажмурилась. Рано или поздно ей все равно придется посвятить мать в свои проблемы. Почему бы не сделать этого сейчас?
– Мама, у меня не все в порядке в больнице…
– То есть? – миссис Кордейл отложила в сторону хрустящий тост и нахмурилась. – Ты испортила какой-нибудь дорогой прибор?
Ах, если бы дело было в этом! Карен едва подавила улыбку.
– Нет, дело не в этом. Никаких материальных проблем, не бойся.
– Вот и хорошо, – выдохнула миссис Кордейл. У нее отлегло от сердца. Какую-нибудь крупную выплату им сейчас не потянуть.
– Но, скорее всего, я не смогу больше работать в больнице, – тихо продолжила Карен.
– Тебе давно пора уходить из этой больницы, – категорично заявила миссис Кордейл. – Если ты наконец взялась за ум, я очень рада.
Она допила кофе и принялась собираться на работу. Карен немного приободрилась. Раз мама так реагирует, значит, еще не все так плохо. Она сможет устроиться в каком-нибудь другом месте, может быть, вместе с Энни на почте, будет зарабатывать деньги. Им с Эдом хватит…
Карен проводила мать и принялась прибираться в квартире. Она не позволяла грустным мыслям одолевать себя. Все обязательно наладится.
За ревом пылесоса она не сразу расслышала телефонный звонок.
– Алло, – проговорила она в трубку.
– Карен, это ты? – спросил мужской голос.
На душе у Карен потеплело. Это был он.
– Привет, Эд, – сказала она беззаботно. – Как дела?
– Нормально, – ответил он несколько удивленно. – А ты как?
– Не могу сказать, что прекрасно, – рассмеялась она, – но все в норме.
Особенно сейчас, когда я слышу твой голос, добавила она про себя.
– Я рад. Знаешь, у меня для тебя есть кое-какие новости. – Эд замялся. – Они наконец договорились, как с тобой поступить, и Мелтон хочет, чтобы ты подъехала сегодня в больницу к четырем часам.
У Карен пересохло во рту. Как быстро они разобрались, как с ней поступить.
– Конечно, я приеду, – проговорила она после небольшой паузы. – А ты случайно не в курсе, что они решили?
Конечно, Эд должен знать. Наверняка Макфлайер ввела его в курс дела.
– Мне неудобно отсюда говорить. Вдруг кто-нибудь услышит…
У Карен потемнело в глазах. Неужели он не понимает, насколько важно ей быть подготовленной к тому, что они скажут ей сегодня?
– Эд, я очень прошу тебя, расскажи, – произнесла она настойчиво.
– Ладно, – вздохнул он. – Они как-то замяли это дело. Никакой огласки и проверяющих из медицинской комиссии штата не будет. Очень удачно для больницы, этот Гэлгем – парень с головой.
Карен слушала его и удивлялась собственной выдержке. Откуда у нее силы спокойно воспринимать все это?
– Ну а тебе придется уволиться, – выпалил Салливан скороговоркой.
Первой мыслью Карен было: бедняга Эд! Как ему тяжело сообщать мне это…
– И еще… тебе надо будет дать обещание никогда больше не заниматься медицинской практикой, – продолжил Салливан. – Ты не сможешь работать медсестрой, и учиться на врача тебе тоже не позволят.
– Но… как же так? – пролепетала Карен. – Я никогда не смогу стать хирургом?
Несмотря на всю свою готовность уйти из хантервильского госпиталя и работать на почте с сестрой, Карен втайне лелеяла надежду на то, что она сможет когда-нибудь доучиться и заниматься любимым делом. Когда-нибудь позднее, и не здесь, когда все забудется и никто не будет знать об этой истории. Ведь на самом деле она не совершила ничего ужасного.
Трудно сознавать, что в глазах людей ты преступница. Особенно когда это не соответствует действительности.
– Карен, ты должна их понять, – пробормотал Эд.
– Понять? – воскликнула она. – Они спасли свои шкуры, но избрали меня козлом отпущения? Я должна расплачиваться одна?
Карен душили рыдания. Салливан молчал.
– Я была готова уйти, – лепетала она в трубку. – Была готова. Я все понимаю. Но они не должны лишать меня возможности продолжить учебу. Они не могут…
– Карен, послушай меня! – Голос Салливана звучал расстроенно. – Мелтон оберегает репутацию больницы, поэтому воспользовался возможностью замять эту историю. Никто ничего не узнает. Но в их глазах это тебя не извиняет, и они собираются покарать тебя со всей строгостью.
Карен всхлипывала.
– Я пытался защитить тебя, но у меня ничего не вышло. Никто не желал меня слушать. Если бы все вскрылось, тебе пришлось бы предстать перед судом, и его приговор мог быть более суров… Карен, ты слышишь меня?
Она молчала.
– Карен, любимая, прошу тебя, не расстраивайся…
Она истерически захохотала.
– Возьми себя в руки, – строго сказал он. – Хотя бы ради меня.
Это несколько отрезвило ее. Ради него – очень весомый аргумент. Разве не ради него она разрушила свою жизнь?
– Ты сможешь приехать пораньше? – спросил Эд. – Скажем, в половину четвертого? Я бы встретил тебя, и мы могли бы все хорошенько обсудить.
– Хорошо, – прошептала она. Что они успеют обсудить за полчаса?
– Отлично, – обрадовался Салливан. – Тогда я буду ждать тебя у пиццерии ровно в половину. До встречи, любимая!
Карен повесила трубку и уселась прямо на пол. Итак, ее худшие опасения стали явью. То, что казалось ей преувеличенной угрозой и бессмысленной жестокостью, обрело реальные формы.
А что ты хотела? – спросила она себя с горечью. Они-то считают тебя убийцей. Пусть невольно, но для них ты виновата в смерти этой женщины. Или ты рассчитывала, что они раскусят твою игру и увидят, что это всего лишь благородная попытка выгородить всеобщего любимчика? Что они поддержат тебя и не станут наказывать?
Карен фыркнула. Она избрала эту долю сама. Теперь надо до конца испить чашу горечи.
11
Несмотря лето, Карен решила захватить с собой легкий плащ. Она вообще очень быстро замерзала, и сейчас ей казалось, что никакое солнце не в состоянии согреть ее. Она уже десять минут стояла у пиццерии, но Эда все еще не было. Было бы разумнее зайти внутрь и сделать заказ, но она боялась пропустить Салливана.
Время неумолимо приближалось к четырем. Вскоре она не сможет посидеть с Эдом. Ей придется идти в больницу, чтобы предстать перед суровым судом доктора Мелтона…
– Карен, прости, дорогая, меня задержали, – пробормотал Салливан, буквально подбегая к ней.
Эд чуть приобнял ее, и они вошли в теплую пиццерию и заказали кофе.
– Как ты себя чувствуешь? – заботливо спросил он.
Карен таяла под его ласковыми взглядами. Тревоги и волнения отошли в сторону. Как замечательно, когда тебя любят…
– Все хорошо, – беззаботно улыбнулась она. В его присутствии все действительно было хорошо. – Насколько это возможно в данных обстоятельствах. Моя мама даже обрадовалась тому, что мне придется уйти из больницы. Она всегда настаивала, чтобы я работала на почте с сестрой.
– Правда? – обрадовался Эд.
Карен кивнула.
– Конечно, я не сказала ей, почему я ушла, – добавила она с горечью. – Это, наверное, поменяло бы все дело.
Лицо Салливана вытянулось. Он протянул руку и потрепал Карен по плечу.
– Не унывай, малышка, все обязательно наладится, – проговорил он бодро.
– А ты уверен, что они совсем не позволят мне учиться дальше? – спросила Карен через некоторое время.
– Да. – Салливан неловко замялся. – Доктор Макфлайер высказалась вполне определенно. Что-то в духе того, что подобных людям надо держаться как можно дальше от медицины… Ну ты представляешь себе ее манеру держаться и читать нотации…
Карен опустила глаза.
– Я не думал, что они будут так серьезно настроены, – продолжал Эд. – Я правда попытался за тебя заступиться, но они не хотели ничего слушать.
– Я знаю. – Карен попыталась выдавить из себя улыбку. Она больше всего боялась, что он решит, что она обвиняет во всем его. – Все в порядке, Эд.
Но Салливан все равно выглядел обеспокоенно.
– Знаешь, я очень благодарен тебе за то, что ты сделала, – начал он сбивчиво.
– Давай не будем сейчас об этом, – сдержанно попросила Карен.
Почему-то сейчас Карен меньше всего хотелось выслушивать слова благодарности. Она поступила так, потому что не видела другого способа помочь ему. О чем тут еще говорить?
Салливан взглянул на наручные часы.
– Без пяти четыре. Тебе пора.
С тяжелым сердцем Карен поднялась. Что еще ждет ее впереди?
Они вышли на улицу, и Эд виновато произнес:
– Ты не возражаешь, если я пойду за тобой? Мне не хотелось бы, чтобы нас видели вместе. Знаешь, могут пойти разговоры о том, что я разгласил тайну и предупредил тебя о результатах заседания…
Карен кивнула. Эд совершенно прав. Ни к чему, чтобы по больнице поползли слухи.
– Не грусти, детка. Все наладится. – Салливан наклонился и поцеловал ее в щеку.
Карен на секунду прижалась к нему и закрыла глаза. Вот он, источник ее храбрости. Это мимолетное прикосновение придало ей сил. У нее есть Эд. Значит, никакие неприятности ей не страшны.
– Все, я пошла, – произнесла она более бодро, повернулась и зашагала по направлению к больнице.
– Карен! – позвал ее Салливан.
Она обернулась, недоумевая, но в то же время радуясь этой нежданной задержке. Наверное, он хочет сказать ей что-то важное.
– Карен, – повторил Эд, когда она подошла поближе.
Девушка невольно отметила про себя, что он выглядит очень неуверенно.
– Я только хотел спросить тебя…
Он замялся.
– В чем дело, Эд? – улыбнулась Карен. – Ты же знаешь, что мне пора идти.
– Карен, ты же ведь не передумаешь? – наконец выдавил из себя Салливан.
Она вначале не поняла, что он имеет в виду.
– Ну, то есть, ты же не станешь говорить им сейчас, что произошло на самом деле? – выпалил он, с беспокойством глядя ей в лицо.
Карен закусила губу. Зачем он спрашивает? Неужели он не понимает, что она никогда не стала бы затевать все это, если бы не решила довести дело до конца?
– Я люблю тебя, Эд, – просто ответила она и, развернувшись, снова пошла к больнице.
Карен не оглядывалась. Но она чувствовала, что Эд по-прежнему стоит у пиццерии и смотрит ей вслед.
Разговор с доктором Мелтоном и другими членами комиссии слился для Карен в один сплошной гул монотонных голосов и ряд неумолимых лиц. Суровая Доктор Макфлайер прочитала целую лекцию об ответственности медперсонала и о недопустимости того, чтобы такие люди как Карен Кордейл работали в сфере здравоохранения. Она всегда настороженно относилась к этой девчонке, и вот наглядное подтверждение ее правоты!
– Больница, мисс Кордейл, не место для бездумного зарабатывания денег, – вещала Макфлайер, сурово поглядывая на девушку. – Вы взяли на себя слишком много, и в результате погиб человек…
Хорошо, что Эд предупредил меня, размышляла про себя Карен, стараясь не вслушиваться в раскаты голоса доктора Макфлайер. Иначе я могла бы сломаться. Еще и разрыдалась бы на потеху этим крокодилам. А так я заранее знаю, что мне придется уйти из медицины навсегда.
– … благодаря вмешательству отдельных лиц, которые по непонятным причинам благоволят вам, особенно после заступничества доктора Салливана, – Макфлайер метнула на Карен очередной суровый взгляд, – ваше наказание будет не столь жестоким, как вы заслуживаете. Репутация хантервильского госпиталя тоже кое-чего стоит, поэтому уголовное дело не будет возбуждено против вас. Если бы все зависело только от меня… Но вам повезло.
Юрист Гэлгем деликатно закашлялся. Несмотря на отчаянное положение, Карен не могла не забавлять сложившаяся ситуация. Все эти люди, опытные врачи, заботящиеся о репутации больницы, готовы пойти на все, лишь бы замять постыдное происшествие. Они говорят суровые слова относительно долга и чести, а сами пытаются замести следы. Интересно, как им удалось повлиять на мужа погибшей женщины? Что они сказали ему, раз он согласился не предавать дело огласке?
– … и, естественно, что о дальнейшем сотрудничестве с вами не может быть и речи.
Наступила пауза, и Карен поняла, что Макфлайер уже огласила приговор. Она обвела взглядом всех присутствующих. Все отводили глаза. Может быть, они догадываются, как обстоят дела? – мелькнула у нее в голове догадка. И им стыдно приносить меня в жертву репутации госпиталя? Но нет, это невозможно. Никто не опровергнет мои слова. Просто им противно смотреть на меня, ведь я же убийца.
Лишь Юджин Фауст, не дрогнув, выдержал испытующий взгляд Карен.
– Что ж, раз мы обсудили все вопросы, то предлагаю разойтись по рабочим местам, – с неестественной бодростью произнес доктор Мелтон.
Все поднялись, создавая гораздо больше шума, чем было надо. Каждый старался разрядить обстановку. Не шевелилась одна Карен. Тяжело было осознавать, что сейчас все они вернутся на свои места и продолжат работу, а она не сможет пойти вместе с ними. Отныне их пути расходятся. Она сама сделала свой выбор.
– У меня пока перерыв, я провожу Карен, – тихо сказал Фауст Мелтону.
Тот кивнул головой. Главный врач был рад поскорее избавиться от девушки. Он считал, что они и так слишком много для нее сделали в подобных обстоятельствах, и она не имеет ни малейшего права сидеть сейчас перед ними с таким скорбным лицом, как будто они совершают величайшую несправедливость.
Карен и Юджин Фауст вышли в коридор.
– Мне очень жаль, что так получилось, – тихо сказал он.
Карен улыбнулась. Она знала, что Фауст неравнодушен к ней. Но что поделать, жизнь полна жестокостей! У нее ведь есть Эд. И благодаря последним событиям она может быть абсолютно уверена в нем.
– Вы сейчас домой?
Карен кивнула.
– Вы позволите немного проводить вас?
– Да…
Ей было приятно, что хотя бы кто-то не отвернулся от нее с презрением. Конечно, было бы гораздо лучше, если бы у дверей больницы ее поджидал Эд, чтобы отвести домой и продемонстрировать всем, что они принадлежат друг другу. Но, увы, работа. Карен подавила чувство разочарования и с легкой улыбкой повернулась к своему провожатому.
Юджин Фауст казался озадаченным.
– Мне очень жаль, что так получилось, – как эхо повторил он.
И тут Карен поняла, что он находит ее реакцию странной. Не так должна бы вести себя медсестра, которую только уволили из-за того, что она стала причиной смерти пациента.
Он считает меня бесчувственным чудовищем, ужаснулась Карен про себя и перестала улыбаться.
– Сейчас уже ничего не поделаешь, – смущено пробормотала она.
– Удивительно, что вы, такая ответственная и внимательная, допустили подобную ошибку, – заметил Фауст, не сводя глаз с лица девушки.
Карен похолодела. Неужели Юджин о чем-то догадывается?
– Мне тяжело говорить об этом, – выдавила она из себя. – Я не соображала тогда, что делаю…
Но Фауста угнетала какая-та мысль.
– Если бы я был на месте Салливана, – сказал он наконец, – я бы, во-первых, ни за что не позволил вам в одиночку заниматься пациентом, а во-вторых, настоял бы на том, чтобы вместе с вами дежурил еще кто-нибудь. Ведь вы же были утомлены…
Пытается найти оправдание для моего поступка, сообразила Карен, и камень свалился с ее души.
– Доктор Салливан тут не причем, – тихо произнесла она. – Трудно было предугадать, как будут развиваться события.
– Да, конечно, – вздохнул Фауст. – Все равно это очень неприятно. У вас было блестящее будущее. Я был уверен, что из вас выйдет отличный хирург.
А вот этого ему говорить не следовало. Карен почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.
– Я совершила ошибку и должна понести наказание, – сказала она озлобленно. – Бессмысленно рассуждать о том, кем бы я могла или не могла стать.
– Простите, – тут же извинился Фауст. Он понял, что сказал не то, что надо.
– Кстати, Юджин, хотела вас спросить… – Карен вспомнила, что никогда раньше не называла доктора Фауста по имени, и замялась.
Но Фауст всем своим видом выражал готовность ответить на любой вопрос, и Карен продолжила.
– Тот мужчина… муж женщины, которая… – она запнулась.
– Джеймс Дилан, – догадался Фауст.
– Да, – кивнула Карен. – Как он отреагировал на… все это? Почему он не обратился в суд?
– Я не совсем в курсе, – ответил Фауст через некоторое время. – В основном этим занимался Гэлгем. Известно только, что он решил не возбуждать дело. Может быть, ему просто сказали, что это был несчастный случай…
– И он поверил?
– Не знаю, – пожал плечами Фауст. – Вам лучше расспросить Салливана. Гэлгем точно посвящал его в подробности. Как и доктора Макфлайер.
У Карен стало скверно на душе. Значит, Эд знает гораздо больше, чем рассказал ей. Наверное, ему просто неприятно обсуждать с ней эти вопросы. Это было бы вполне естественно, учитывая все обстоятельства…
– Спасибо вам, Юджин. – Карен остановилась и повернулась к Фаусту. – За поддержку и сочувствие. Хотя я этого не стою…
Фауст улыбнулся, попросил не пропадать, и они расстались недалеко от главного въезда на территорию госпиталя. Он вернулся в больницу.
А Карен пошла домой, навстречу новой жизни.
12
В одиннадцать часов вечера в холостяцкой квартире Джеймса Дилана раздался телефонный звонок. Недовольный хозяин снял трубку. Раздался голос его неугомонного друга.
– Джеймс, привет, это Сид.
Выражение лица Джеймса стало гораздо более доброжелательным.
– Привет, Сид. Как дела?
– Все нормально, – кратко ответил Барнет, не собираясь вдаваться в подробности. – У меня есть к тебе небольшая просьба, Джеймс.
Сид замялся.
– Ты не возражаешь, если я приму на работу одного человека? Она очень хорошая, и я обещаю, что…
– Ты уже начинаешь оказывать женщинам протекцию? – рассмеялся Джеймс. – Чем же все это закончится, хотел бы я знать?
– Ничего смешного, – буркнул Сид. Он всегда воспринимал слова Дилана за чистую монету. – Я просто хочу помочь…
– И непременно за счет компании, – закончил за него Джеймс.
– Ты же знаешь, что я ни за что не стану причинять компании вред, – возмутился Сид.
– Хорошо, не сердись, – улыбнулся Джеймс. Ему надоело дразнить Сида. – Бери кого хочешь. Я рад, что у тебя наконец появилась подружка. На моей памяти ты впервые просишь за женщину.
Последовало гробовое молчание. Джеймс физически ощущал, что Сид в ярости.
Что я сказал не так? – удивился он про себя.
– Она не моя подружка, – прошипел Сид. – И я буду очень тебе благодарен, если ты в будущем воздержишься от грязных намеков.
Джеймс поперхнулся. Угроза в голосе друга явно указывала на то, что он принимает его шутки слишком близко к сердцу. А это в свою очередь являлось неоспоримым доказательством того, что Сид Барнет испытывает к незнакомке определенные чувства.
– Прости, Сид, – серьезно произнес Джеймс. – А кем она будет работать?
– Я подумал… ты давно говорил, что мне надо нанять секретаря…
Джеймс благоразумно сдержал ехидный смешок. Видимо, Сид действительно влюбился. Он всю жизнь отмахивался от предложений Джеймса нанять для него секретаря, а теперь сам нашел подходящую кандидатуру. Это кое-что, да значит.
– Я не против, если ты сам введешь ее в курс дела, – сказал Джеймс. – Пусть приступает с завтрашнего дня. Можешь обрадовать свою протеже.
– Надеюсь, – произнес Сид неуверенно. – Она еще ничего не знает о том, что я хочу предложить ей работу.
– Забавно, – присвистнул Джеймс.