Истинный джентльмен Вуд Алекс
— 3-за кого?
Я и забыла, что один из самых больших его страхов — это то, что я могу выйти замуж за «недостойного». Недостойный мужчина с папиной точки зрения — это тот, кто пытается за мой счет улучшить собственное положение. В принципе, я в этом согласна с ним. Но уж Майка точно нельзя отнести к этой категории!
— За Майкла Фоссета! — выпалила я и уселась в кресло у стены.
Вот тут-то я впервые поняла, что означает выражение «отвисла челюсть». У папы она действительно отвисла.
— За сына баронета и леди Фоссет? — зачем-то уточнил он, как будто в Лондоне есть второй Майкл Фоссет.
— Ага, — кивнула я. — Сегодня на приеме у Агаты он сделал мне предложение.
Разумеется, я не стала говорить, что все началось с меня. Папа не понял бы. В любом случае Майк рано или поздно нашел бы в себе силы поговорить со мной. Так что это был всего лишь вопрос времени.
— Ничего не понимаю, — пробормотал папа себе под нос. — Почему Фоссет не пришел сразу ко мне?
— Потому что, папочка, он хотел вначале узнать, как я к нему отношусь! — со смехом возразила я.
— И как же ты к нему относишься?
— Я же согласилась стать его женой, — невозмутимо ответила я.
Папа был ошарашен. Ошарашен и ужасно доволен. Он просто никак не мог поверить в то, что я не шучу.
— А ты меня не разыгрываешь, проказница? — настороженно поинтересовался он. — Кажется, Майкл Фоссет никогда не принадлежал к числу твоих… гм… ухажеров. Да и ты никогда не говорила, что он тебе… нравится…
Папа совсем запутался в столь деликатном вопросе и предпочел не продолжать.
— Все это время Майк любил меня издали, — твердо сказала я. — И мне он тоже нравится больше всех…
Я запнулась под пристальным взглядом отца. Надеюсь, он не заподозрит, что это я сделала первый шаг…
— Не смотри на меня так! — не выдержала я. — Что ты имеешь против Майка?
— Абсолютно ничего, — довольно заулыбался папа. — Майкл Фоссет — во всех отношениях достойный молодой человек. Правда, я не очень хорошо с ним знаком, но он намного лучше большинства из тех, кто бывает в нашем доме по твоему приглашению…
Я возмущенно фыркнула, но он все равно продолжал:
— Просто все это несколько неожиданно. Я очень хочу, чтобы ты была счастлива… Фоссеты — старинный род, Майкл когда-нибудь будет баронетом… Правда, их состояние не особенно велико, ты намного его богаче…
Началось. Папа замечательный человек, но он не понимает элементарных вещей. Какая разница, насколько чистая у Майкла родословная и каков его банковский счет, если от одного взгляда на него я схожу с ума? Если при мысли о том, что выйду за него замуж, мне хочется закричать так, чтобы проснулся весь Лондон?
Но папе это все было не втолковать. Для него биение сердца — пустой звук, звон гиней и пенсов значит для него гораздо больше. Невозможно поверить, что среди его прадедов были настоящие рыцари!
— Что ж, буду с нетерпением ждать твоего Майкла, — хитро усмехнулся папа. — Ему придется о многом рассказать мне, прежде чем я дам согласие на ваш брак.
Я похолодела, хотя прекрасно знала, что он шутит. На самом деле он счастлив, что я наконец-то собралась замуж и что мой избранник — Майкл Фоссет. Но даже игривая шутка на тему о том, что нашу свадьбу с Майклом можно запретить, была мне неприятна.
— Я выйду за него замуж независимо от того, что ты скажешь! — выпалила я и выскочила из кабинета.
Хотя повода горячиться на самом деле не было. На следующий день Майк появился у нас с изящным букетом и на два часа заперся с отцом в кабинете. Я изнывала от тоски, но подслушивать впервые в жизни не смела. Я уже больше не взбалмошная девчонка. Я — невеста и должна вести себя прилично!
Папа, естественно, согласился. Майк не мог не очаровать его.
— Не знаю, чем ты прельстила такого мужчину, — сказал он мне после того, как Майк ушел. — Ты ведь такая… вертихвостка. Вся в мать.
Я обиделась совсем чуть-чуть. На самом деле папа во мне души не чает и таким странным образом всего лишь выразил свое восхищение Майклом.
— Надеюсь, что вы будете счастливы, — продолжил папа. — Вы с ним очень разные. Но Майкл — серьезный человек и, кажется, серьезно к тебе относится…
Я была настолько счастлива, что пропустила «кажется» мимо ушей.
— Он так сказал?
— Ну, прямо он не признавался в том, что любит тебя, — засмеялся папа. — Согласись, что это было бы немного неучтиво. Майкл джентльмен до мозга костей и никогда не позволит себе ничего лишнего.
Признаться в любви невесте — лишнее? Хотя и наполовину англичанка, я никогда не пойму этих странных людей.
— Я бы ни за что не подумал, что тебе может понравиться кто-нибудь вроде Майкла Фоссета… Он не слишком рассудителен для тебя, Вероника?
Я только фыркнула в ответ. Что за глупости? Папа сам всегда хотел найти мне надежного и положительного мужа. А Майк как раз надежный и положительный.
— Ладно, дело сделано, согласие дано, — вздохнул папа. — Теперь пора готовиться к свадьбе.
Свадьба — самое чудесное событие в жизни девушки. И не только потому, что она выходит замуж за любимого мужчину. А еще из-за платья, и цветов, и подружек невесты, и банкета, и свадебного торта, и торжественного венчания, и слез родственников, и кортежа, и приема, и фотографий… И всего остального, что может быть связано со свадьбой. Только представить себе лица моих подруг, когда я сообщу им, что мой жених — Майкл Фоссет? Они умрут от удивления и зависти! Дороти Клэгхорн, например, сама недавно откровенничала, что считает его безумно красивым. А Элис Риччи весь последний сезон бесстыдно кокетничала с ним. Конечно, на мое отношение к нему это никак не повлияло, но все равно приятно, что подруги оценят мое завоевание по достоинству!
Теперь у меня уйма дел. Времени поболтать с подружками почти не остается. Нужно столько всего сделать! В первую очередь — сшить подвенечное платье. У Вероники Маунтрой должно быть все самое лучшее! Я хочу, чтобы о моем наряде говорил весь город. Да и Майк заслуживает, чтобы его невеста была самой красивой и чудесно одетой.
Правда, сам Майк делает вид, что ему это глубоко безразлично. Я несколько раз пыталась выяснить у него, платье какого фасона он хотел бы видеть на мне или хотя бы какого цвета, но он все время отшучивался. Как же я могу произвести на него впечатление, если не знаю, что ему нравится?
— Мне нравится все, что имеет к тебе отношение, — говорит он. Конечно, это очень приятно, но я предпочла бы более конкретный ответ.
Вообще-то я должна признать, что Майк не особенно похож на влюбленного жениха. Он не торчит в нашем доме с утра до ночи и не настаивает на свиданиях. Он всегда безупречно вежлив со мной и ни разу не поцеловал меня. Порой его корректность ужасно раздражает меня. Неужели его воспитание не позволяет ему хоть как-то выражать свои чувства? Или, что еще хуже, никаких глубоких чувств у него и в помине нет? Он словно плохой актер в третьесортном театре, который неубедительно играет роль героя-любовника… Мне столько раз признавались в любви, что я знаю, как должно выглядеть настоящее признание! Слова Майкла кажутся жалкой пародией… Но я стараюсь об этом не думать и уж конечно никому об этом не говорю! Еще не хватало, чтобы кто-нибудь заподозрил, как на самом деле обстоят дела с нашей помолвкой…
Как я и ожидала, мои подруги были сражены этой новостью. По всей видимости, на Майкле Фоссете они все поставили крест. А я доказала, что он не так уж безнадежен.
— Если бы мне сказал кто-нибудь другой, я бы ни за что не поверила, — откровенно признала Дороти Клэгхорн. — Решила бы, что это очередная сплетня.
— Майк уже просил моей руки у папы! — победно заявила я. — Никаких сплетен. Свадьба настоящая…
— Она еще не состоялась, — высокомерно перебила меня Элис Риччи.
Она была поражена больше всех. Наверное, до сих пор влюблена в Майка.
— Помолвка будет через месяц, — парировала я. — Вы все приглашены.
Элис поджала губы, а я решила про себя, что после того, как стану миссис Майкл Фоссет, перестану с ней общаться. Такие «подруги» мне не нужны.
— Все равно это кажется… странным, — протянула Элис томно. — Разве Фоссет не был влюблен в оперную диву, как там ее… не помню…
Про оперную диву я слышала впервые. И вздрогнула, выдав себя. — Что, ты ничего не знаешь? — обрадовалась Элис. — Впрочем, об этом известно немногим…
Я немного пришла в себя. С Элис станется выдумать любую глупость, лишь бы побольнее задеть меня. На ее месте я бы, наверное, поступила так же.
— У меня нет ни одной причины сомневаться в женихе, — холодно сказала я, особенно подчеркнув слово «жених». Пусть не забывается!
— Ну не знаю, — скривилась Элис. — Только где-то полгода назад я случайно столкнулась с Майклом в Вене…
Она чуть покраснела. Как же, случайно. Держи карман шире. Как будто здесь никто не знает, что она бегала за моим Майком!
— В Венском оперном театре как раз выступала известная французская певица. Майкл бывал на каждом представлении, присылал ей цветы и вообще вел себя как влюбленный мужчина…
— Он очень любит музыку! — разозлилась я.
— Он ходил на все приемы и вечеринки, куда была приглашена эта дамочка, — с упоением продолжала Элис. — И не сводил с нее глаз.
— Это просто предположения! — защищалась я, но уверенности у меня поубавилось.
Элис вряд ли станет настолько нагло врать, чтобы досадить мне. Что-нибудь приукрасить — это пожалуйста, но сочинить все от начала до конца…
— Поговаривали, что он ездит за ней по всей Европе, — пожала плечами Элис. — Неужели ты сама не замечала, как часто Майкл уезжает за границу в последнее время?
Мы обменялись ненавидящими взглядами. Не притворяйся, что ты ничего не понимаешь, говорили холодные глаза Элис.
Разве ты сама не отслеживала все его передвижения? Оставь в покое моего жениха, предупреждала я. Свое я буду защищать до конца!
Я сделала над собой усилие и поборола желание вцепиться Элис в волосы.
— Если честно, прошлое Майка меня ни капли не интересует, — засмеялась я. — Мало ли какие увлечения могли быть у мужчины до свадьбы. Согласись, что если бы он не любил меня, он не стал бы говорить мне об этом и делать мне предложение?
На это Элис было нечего возразить. Я победила, но какой ценой далась мне эта победа? Я не спала целую ночь после этого разговора, все думала. Неужели Майкл действительно влюблен в другую женщину? Нет, немыслимо. Я не могу представить его разъезжающим по Европе за какой-то певичкой, как бы хорошо она ни пела. Майк совсем не такой. Он ни за что бы не пал так низко. Всем известно, кто такие эти «звезды». Опера — не исключение. Слава портит, а Майк слишком умен, чтобы стать жертвой какой-то вульгарной дамочки. Может быть, когда-то она и увлекла его, но сейчас в его сердце я. Он слишком благороден, чтобы обманывать меня. Зачем бы он стал говорить мне о любви, если бы думал о другой? Нет, Элис просто хотела мне досадить и почти добилась этого. Но у меня нет причин для волнения. Ведь замуж за Майкла Фоссета выхожу я, а не Элис Риччи или какая-то таинственная французская певица!
5
Майкл Фоссет
Разговор с отцом Вероники был не из приятных. Лорд Маунтрой, в отличие от своей дочери, не был ослеплен любовью и устроил мне нечто вроде допроса с пристрастием. Он вел себя как заботливый отец, и я его понимаю. Единственная дочка ни с того ни с сего изъявляет желание выйти замуж. Как тут не встревожиться?
Но мне пришлось нелегко. Вероника легко поверила мне, хотя моим словам о любви недоставало пыла, но ее отец мог заподозрить неладное. К счастью, Маунтрой сам не любитель высоких слов, и моя сдержанность скорее послужила доказательством искренности. Кажется, Маунтрой мне поверил. Хотя чему я радуюсь? Не лучше было бы для меня, если бы он с позором выкинул меня из своего дома и запретил бы переступать его порог?
Вероника — очаровательная девушка. Она мила и задорна и полная противоположность мне. Иногда я ощущаю себя с ней древним старцем, мудрым, опытным и бесконечно старомодным. Вероника с такой подкупающей искренностью говорит о своей любви и нашем будущем счастье, что меня невольно захватывает наша игра в жениха и невесту. Хотя, конечно, это не игра. Для Вероники все очень серьезно, да и я отдаю себе отчет, что через некоторое время ядам обет хранить и любить эту женщину всю свою жизнь. Это мое решение, и скорее реки потекут вспять, чем я изменю его. Верность своему слову выше всего. Даже выше любви.
Но все же удивительно, как Вероника Маунтрой могла полюбить меня. Она — сама жизнь, бурлящая радость, ранняя весна. Она любит шумное веселье и хочет всегда быть в центре внимания. А меня влечет уединение и тишина. Я предпочитаю размышлять, а не разговаривать, молчать, а не смеяться. По всем правилам ей должно быть со мной скучно. Я не умею развлекать и смешить, порой мне кажется, что я в состоянии лишь нагонять тоску…
И все-таки Вероника любит меня, в этом нет никаких сомнений. Ради меня она бросила многие светские развлечения и скорее останется со мной дома, чем поедет в гости. Загадка женской души не перестает поражать меня. Почему в одном сердце вдруг вспыхивает пламенная страсть, а другое остается равнодушно-ледяным? Почему мое лицо, которым так непосредственно восхищается Вероника, совершенно не затронуло Селин? Я был бы самым счастливым человеком в мире, если бы частичка огня в сердце Вероники перешла к Селин… Но нет. Я ничем не заслужил неземного блаженства и должен довольствоваться жалким суррогатом любви…
После венецианского карнавала я не видел Селин целых два месяца. Дела требовали моего присутствия в Лондоне, а она была связана гастрольным графиком. Я же мог только обещать себе, что последую за ней, как только смогу. Я не буду ей навязываться, думал я. Я не превращусь в назойливого безумца, который преследует ее повсюду и досаждает своим вниманием. Я буду любить ее издалека, наслаждаться ее великим искусством и радоваться тому, что знаю, что такое истинное чувство.
Как же я был глуп! Это картиной можно любоваться на расстоянии, но не живой женщиной. Ненасытная человеческая душа требует все большего и уже не желает довольствоваться малым. Чем я хуже тех, кто забрасывает ее букетами на спектаклях? — спрашивал я себя с горечью, наблюдая за тем, как поклонники толпятся у сцены, чтобы вручить Селин цветы. Пусть на секунду, но их озаряет свет ее улыбки, в то время как я добровольно лишаю себя этого чуда.
Я перестал прятаться от Селин, и мои скромные цветы в конце каждого спектакля ложились к ее ногам. Но и этого мне вскоре стало мало. Было глупо не воспользоваться возможностями, которые мне давали мои обширные знакомства. Все-таки порой очень неплохо быть сыном баронета. Даже в двадцатом веке это приносит хорошие дивиденды. Я стал появляться на вечерах, куда приглашали Селин, и быстро убедился в том, что она пусть очень красивая и одаренная, но все же женщина, а не недоступная богиня. У нее бывали приступы отвратительного настроения, она умела язвить и кокетничать, умела смотреть с ненавистью и злиться. Никто не наблюдал за ней так пристально, как я, и никто не знал о ней столько, сколько знал я.
Но ничего, кроме адской боли, это знание мне не приносило.
В то время у Селин Дарнье появился не простой поклонник. Какой-то итальянский князь с сомнительной родословной и противными черными усиками. Я сразу понял, что это за гусь, однако Селин была им очарована. Она везде появлялась с ним, и, естественно, о них стали говорить. Итальянца в открытую называли ее любовником, а я впервые понял, что не любовь — бич человека, а ревность. Почему Селин выбрала столь недостойного мужчину? Ведь всем было ясно, что он болтун и глупец. В итальянце не было ничего, кроме красивой внешности, да и то под вопросом. Я уверен, что Вероника Маунтрои нашла бы его просто отвратительным. Но Селин ходила с ним под руку и позволяла репортерам фотографировать себя рядом с ним.
В такие моменты я всегда жалел, что дуэли — принадлежность давно минувших времен. Я не воинственный человек, но я бы с превеликим удовольствием пронзил итальяшку шпагой или выпустил бы в него пулю. Мне бы следовало родиться хотя бы на сто лет раньше. Хотя тогда я не узнал бы Селин…
Однажды в Вене мне повезло. Я встретил Селин в фойе отеля, где мы поселились (она всегда останавливалась в нем, а я… я покорно следовал за ней).
— Мишель, я ужасно рада, — сказала она тогда. — Я давно вас не видела…
Как можно быть одновременно такой очаровательной и жестокой? Каждое ее слово отравой вливалось в мою кровь. Она говорила, не задумываясь, а я искал тайный смысл в ее фразах и интонациях.
— Мне не хватало вас, — продолжала она, склонив голову набок.
Мимо нас проходили люди, кто-то узнавал Селин и останавливался, но она ни на кого не обращала внимания. Ее удивительные прозрачные глаза излучали тепло. Я опять проглотил язык.
— Что вы делаете в Вене? — тихо спросила она.
Я видел, что она уже знает ответ. Любуюсь вами. Я был и в Вене, и в Мюнхене, и в Мадриде, и в Лиссабоне. Везде, где она пела. Ей не нужно было спрашивать.
— Д-дела, — ответил я, заикаясь. Лицо Селин омрачилось.
— Вы не похожи на делового человека, — жестко сказала она.
— Каждому как-то нужно зарабатывать на жизнь.
Что я нес тогда… Я должен был сказать ей, что ее красота как магнитом притягивает меня и что моя хваленая воля растворяется в ее улыбке без следа. Что мое сердце вместо компаса ведет меня за ней. А вместо этого я пустился в пространные рассуждения насчет своих обязанностей члена Королевского исторического общества Великобритании.
Селин выслушала меня, не дрогнув. Но огонек погас в ее хрустальных глазах.
— Вы очень интересно рассказываете, Мишель, — вздохнула она. — Но мне пора идти. Надеюсь увидеть вас сегодня вечером на «Мадам Бовари». Кстати, после спектакля в моей гримерке будет небольшой праздник. Приходите.
И она быстро пошла к лифту, кутаясь в серебристую шубку.
В этот вечер я впервые невнимательно следил за игрой Селин на сцене. Что означает ее неожиданное приглашение? Она не может не понимать, как я к ней отношусь. Она должна наизусть знать симптомы неизлечимого недуга, которым я болен, ведь она не первый год поет и пленяет. И все же Селин лично позвала меня в гримерку. Неужели я могу надеяться на нежданное чудо?
Конечно нет. Хорошо, что я всегда самокритичен — привитая с детства привычка. Иначе я бы не перенес разочарования.
На «небольшой» праздник в гримерку Селин пришло по меньшей мере человек двадцать пять. Там нельзя было повернуться, чтобы не толкнуть кого-нибудь локтем в спину. Селин, еще в сценическом костюме, была чудо как хороша. Она была довольна выступлением, и ее глаза сверкали как два драгоценных камня. Но за ее спиной, в кресле перед большим трюмо, заставленным всевозможными баночками, сидел итальянский князь. И я пожалел, что принял ее слова за чистую монету.
— Мишель! — звонко воскликнула Селин, увидев меня. — Мой дорогой англичанин, проходите скорее! Скажите, как я понравилась вам сегодня?
Гости нехотя расступились, и я смог подойти к Селин. Она схватила меня за обе руки и ласково заглянула в мои глаза. В другой раз я бы задохнулся от счастья, но сейчас я ощущал себя героем пьески, второстепенным персонажем, необходимым для выяснения отношений между главными героями. Неизвестно почему, но Селин Дарнье решила использовать меня. Для чего? Чтобы возбудить чью-либо ревность? Или зависть? Или просто по прихоти?
В любом случае Майкл Фоссет не годится на такую роль. Я любил Селин всем сердцем, но становиться ее игрушкой не собирался.
— Вы были как всегда прекрасны, Селин, — сказал я с неизвестно откуда взявшейся холодностью. — Но, по-моему, мадам Бовари не самая выигрышная ваша роль. В «Тоске» вы намного эффектнее.
У Селин вытянулось лицо, а я почувствовал укол совести. Не слишком ли далеко завела меня оскорбленная гордость? Но деваться было некуда. Моей оплошностью воспользовались другие, и вокруг Селин загудели голоса, уверяя ее в том, что она божественно пела.
— Мишель прав, — возразила она. — В «Тоске» я действительно пою лучше.
С этими словами она посмотрела на меня точно так же, как тогда, на венецианском карнавале. И я немедленно пожалел о том, что вокруг столько людей. Если бы только сейчас мы были одни, я бы не стал молчать! Я бы рассказал ей, что за два года от прежнего Майкла Фоссета не осталось и следа. И что я ничего не прошу взамен, а лишь хочу, чтобы она знала о моей любви.
Хотя зачем ей слова? Разве Селин не знает обо всем и без них?
— Значит, «мадам Бовари» в Лондон я не повезу, — серьезно продолжала Селин, но в ее глазах плясали чертики.
— Ты собираться Лондон? — грубо окликнул ее итальянец. Он очень плохо говорил по-французски.
— Да, — кивнула Селин. — Я, страшно сказать, ни разу там не была. Конечно, если Мишель приглашает меня…
На меня смотрели все, кто был в гримерке. Кем они считали меня? Следующим избранником дивы? Заместителем итальянца? Бывшим любовником? Импресарио? Мне было все равно. Я хотел бы знать, кем меня считает Селин!
— Лондонская публика будет счастлива видеть великую Селин Дарнье на сцене нашего оперного театра, — сказал я отстраненно.
Кажется, итальянец взглянул на меня с заметным удивлением.
— А вы, Мишель? — спросила Селин с заметным волнением. — Вы хотите видеть меня в Лондоне?
Это было уже чересчур. Селин Дарнье — превосходная актриса, и ее невозможно было заподозрить в притворстве. Почти невозможно. На этот раз она перегнула палку. Смуглое лицо итальянца исказилось. Я видел, что стрела Селин попала в цель. Но она выбрала неудачное средство, чтобы привести его в ярость.
— Для меня это не имеет большого значения, — проговорил я. — Я могу себе позволить наслаждаться вашим искусством в любой точке планеты.
Селин поджала губы. А я понял, что дальше так продолжаться не может. Я должен выйти из этой недостойной гонки. Мое место у трона тут же займет другой, так что Селин и не заметит моего отсутствия. Я буду любить ее вечно, потому что второй такой нет во всем мире. Но я устал преследовать мечту…
— Как вы жестоки, Мишель, — прошептала Селин, словно мы были одни. Мы вели с ней свой разговор, непонятный остальным, которые с жадностью ловили каждое слово и недоумевали.
— Это не жестокость, — усмехнулся я. — Это правда. Где бы вы ни находились, для меня ничего не меняется.
— Равнодушие? — предположила она осторожно.
— Наоборот.
— Хватит говорить загадки, Селин! — закричал итальянец. — Давайте веселимся, мы завтра уезжаем Вена!
Откуда-то появилось шампанское, захлопали пробки, зазвенели бокалы. Меня ловко оттеснили от Селин. Но я и не пытался остаться рядом с ней. Я только что поставил точку и не хотел начинать все снова.
Больше я Селин не видел. Два года бесплодных терзаний завершились относительным покоем. Неважно, с кем она сейчас, что сталось с ее любимым итальянцем и сколько еще сердец она завоевала. Мотылькам лучше держаться подальше от яркого пламени.
Тем более, когда в моей жизни появилась Вероника Маунтрой. Не скрою, я бы предпочел, чтобы она не обрушила свою любовь на мою голову. Но раз уж так получилось, почему бы не попытаться сделать ее счастливой? Кто знает, может быть, если бы Селин не вошла так крепко в мое сердце, я бы нашел в нем место для той, кто вскоре станет моей женой. Бедняжка Вероника! Она заслуживает настоящей любви, а не того дешевого подобия чувств, которое она получает от меня. Удастся ли мне обманывать ее всю жизнь?
6
Селин Дарнье
Еще на заре своей карьеры, когда я только начинала петь вторые (а то и третьи) роли в провинциальном марсельском театре, я часто слышала сетования ведущих солистов, вернее, солисток. Ах, нести бремя славы невыносимо! Толпы поклонников так и норовят разорвать любимую звезду на куски, репортеры преследуют по пятам, нигде нет покоя и счастья… Уже тогда я не очень-то верила в эти надуманные страдания и мечтала о блестящем будущем. С тех пор, как выяснилось, что у меня есть голос, и неплохой (стараюсь быть скромной по мере сил), я думала об оперной сцене. А уж если петь, то петь лучше всех. Быть лучше всех — вот мой девиз. Я уверена, если бы не он, никогда бы простой марсельской девчонке не стать той, кем она стала. Великой Селин Дарнье.
Теперь у меня есть все, о чем охали наши стареющие примадонны, да еще в стократном размере. И всемирная слава, и поклонники, и репортеры. Но я вовсе не страдаю от отсутствия покоя. Наоборот, меня тревожит, когда ко мне долгое время не чувствуется интереса. Публика очень изменчива, и, если не напоминать ей о себе время от времени, она быстро о тебе забудет. Конечно, всегда есть кучка истинных ценителей музыки и таланта, но я привыкла иметь армию поклонников, а не жалкую группу!
Что же касается счастья… Никто точно не знает, в чем оно заключается. Любовь? Дом? Дети? Семья? Карьера? Каждое можно оспорить. Я счастлива, когда выхожу на сцену и ощущаю, как зал восхищенно замирает при первых звуках моего голоса. Я повелеваю сердцами, я властвую, и кто докажет мне, что это не самое настоящее счастье? Я ни с одним человеком в мире не согласилась бы поменяться местами!
Хотя опера — это тяжкий труд. Ведь я не просто певица, я актриса. Я должна брать сложнейшие ноты и при этом помнить о партнерах. Быть естественной и пропускать через себя эмоции своих персонажей — вот мой ключ к успеху. Каждый раз на сцене я люблю, умираю, убиваю, ревную, рыдаю… В общем, Селин Дарнье — величайшая оперная актриса современности, как написали про меня в одном парижском журнале. Именно актриса, и я чрезвычайно горжусь этим.
А какой успех я имею у мужчин! Любая голливудская кинозвезда умерла бы от зависти, если бы знала все подробности. Во-первых, все мои поклонники — люди сплошь образованные и культурные. Они разбираются в искусстве, и многие из них по-своему тоже талантливы. Например, одно время за мной очень красиво ухаживал один художник, Ив Рокур. Надо же, я даже имя его запомнила… Симпатичный был юноша, только уж слишком угрюмый… Одним словом, меня повсюду окружают интересные, незаурядные мужчины, каждый из которых готов ради меня в огонь и воду. Мне остается только выбирать, кого осчастливить…
Какая-нибудь почтенная мать семейства назовет меня развратной, но я не верю в привычку, освященную законом. Когда любовь уходит (а она всегда это делает рано или поздно), лучше всего расстаться и сохранить приятные воспоминания. За этой любовью обязательно придет следующая, и так до бесконечности. Главное — не насиловать себя. Можно заставить себя работать, но любить — никогда. Когда-нибудь я обязательно напишу книгу о мужчинах и своих приключениях. Уверена, она тут же станет бестселлером. Но пока мне некогда записывать, со мной постоянно происходит что-нибудь восхитительное.
К примеру, полгода назад у меня появился таинственный поклонник, который присылал мне огромные корзины роз и безумно дорогие драгоценности. Ни визитной карточки, ни записки не прилагалось. Я терялась в догадках и подозревала то одного, то другого из своего постоянного окружения в этих сумасбродствах. Чудесное было время… Они ревновали и чуть ли не следили друг за другом! Луиджи был настолько зол, что однажды… Впрочем, это неважно. Я строила невероятные догадки и предвкушала встречу с щедрым влюбленным. Можно даже сказать, что я в него почти влюбилась — по крайней мере, он сумел меня заинтриговать настолько, что я ни о ком другом и не думала…
Личная встреча несколько меня отрезвила. Новоявленный Ромео оказался стар, толст и лыс. Но он был баснословно богат и смотрел на меня такими преданными восхищенными глазами, что я согласилась поужинать с ним в его загородном доме. Больше ничего, естественно, не было, ведь в то время (страшно вспомнить!) я всерьез собиралась замуж за Луиджи… Но сапфировый гарнитур, который мне подарил влюбленный промышленник, до сих пор занимает центральное место в моей коллекции украшений! Там только не хватает кулона, который, как мне кажется, бессовестно стащил Луиджи после очередной безобразной ссоры… Но об этом мне совсем не хочется вспоминать!
Конечно, в моей жизни есть и недостатки. Один из них — слишком напряженный график работы. У обычных людей есть выходные и праздники, отпуск, каникулы и что-то еще в этом роде. У меня нет ничего, сплошная работа. Репетиции, спектакли, разъезды — ни одной свободной минутки. Даже когда мне удается вырваться на какой-нибудь прием в мою честь, это скорее светская обязанность, а не развлечение.
Последние четыре года выдались особенно тяжелыми. Непрерывные гастроли — нечто невообразимое. Даже для человека с моей работоспособностью. Я люблю петь и всегда делаю это с удовольствием, но я тоже имею право на отдых! Мой директор, конечно, пришел в ужас, когда я объявила ему об этом. Слишком много театров жаждут заполучить ярчайшую звезду оперной сцены, чтобы она могла позволить себе перерыв в гастрольном графике. И готовы заплатить приличные деньги, лишь бы божественная Селин Дарнье вышла на сцену. Как будто все измеряется деньгами.
И все же он сумел разжалобить меня и выпросить месяц. Еще пара концертов в Италии, а потом наконец долгожданный Лондон. Как ни странно, я еще ни разу не выступала в Англии. А мне хочется охватить весь мир, чтобы моим голосом восхищались в каждой стране. Знают ли меня англичане? Наверное, лишь истинные ценители оперы, а их не так уж много.
Хотя, кажется, в Лондоне у меня есть как минимум один поклонник. Мишель… Не помню, как дальше. По-английски его зовут, естественно, Майкл, что несколько хуже, чем Мишель. Очаровательный молодой человек, но немного странный. Я уже очень давно не видела его, месяца три как минимум. А ведь, бывало, на каждом европейском концерте мне приносили от него мои любимые розы… Как он будет счастлив увидеть меня в Лондоне! Интересно было бы приблизить его к себе и посмотреть на его реакцию… Почему бы и нет? Сейчас мое сердце абсолютно свободно, Луиджи остался в далеком прошлом, и ничто не помешает мне обратить внимание на прелестного англичанина. И пусть он не совсем в моем вкусе, но все равно очарователен.
Но до Лондона еще Италия. Здесь меня всегда принимают очень хорошо, но Рим уже осточертел мне. К тому же очень велика вероятность натолкнуться на Луиджи. Кажется, теперь он не покидает пределы Вечного города, так что мне нужно быть особенно осторожной…
Луиджи был изумителен! Сейчас я могу говорить о нем спокойно. Ни в одном мужчине я не встречала такого сочетания наглости, безрассудства и полного безразличия к завтрашнему дню. Ему ни до кого не было дела, кроме самого себя, и даже я (как ни горько это сознавать) была для него на втором месте после его драгоценной персоны. Как я могла так долго терпеть его, не понимаю. Ни на секунду не обманывалась относительно его «благородного» происхождения и прочих притязаний; сразу знала, что передо мной — заурядный авантюрист. И все-таки разве перед ним можно было устоять? Восхитительный мужчина, горячий, неистовый, вспыхивает как сухой порох от одной искры. Человек действия, что думает, то и говорит. Недаром по матери я на четверть итальянка — знойные страсти Юга мне ближе, чем рассудительность Севера. Да и в искусстве без бурного заряда энергии никуда. Разве я смогла бы петь о жгучей любви, не зная, что это такое?
Ну и хлебнула я с Луиджи этой жгучей любви, до сих пор не могу опомниться. Пожалуй, ради разнообразия стоит присмотреться к другому типажу, менее страстному, но более порядочному. Благо в поклонниках у меня никогда не было недостатка!
Когда женщина молода, красива, умна и вдобавок талантлива, ей ничего не стоит вскружить голову любому. Вокруг столько серой бездарности, что ей даже стараться особо не придется — мужчины сами станут досаждать ей днем и ночью. Они любят все яркое и необычное, а что может быть ярче, чем, например, звезда оперной сцены?
Вначале меня удивляла страсть, которая разгоралась в мужчинах, впервые видевших меня в театре. Но потом я поняла, что в этом нет ничего странного. Мужчины не желают довольствоваться суррогатом после того, как узнали настоящую красоту.
Взять того же англичанина с горящими глазами. Наверняка до встречи со мной у него была обычная жизнь… Может быть, даже девушка, которую, как ему казалось, он любит. Но один-единственный вечер в театре, куда он пришел от скуки, по приглашению или из любопытства, меняет всю его жизнь. Больше он не принадлежит себе, над ним безраздельно властвует любовь… Разве это не прекрасно? О таком мечтает каждая женщина, вот только далеко не каждой такое суждено!
Решено — еду в Лондон. Пусть очаровательный Мишель думает, что из-за него. Он сойдет с ума от радости…
Вопреки стереотипам Лондон встретил меня ярким солнечным светом. Из окна такси, которое везло меня в отель, я полюбовалась всеми известными видами. Может быть, этот город поможет мне проникнуть в душу людей вроде Мишеля? Что заставляет его хранить все в себе и никогда не выставлять свои чувства напоказ? Все ли современные англичане похожи на Мишеля, или же он просто обломок прошлых времен, случайно попавший в наш век? Кажется, моя лондонская поездка обещает быть очень увлекательной…
После первого выступления я целый час прождала Мишеля в своей гримерной. Я еще на финальном поклоне рассчитывала увидеть его у сцены, но либо его там не было, либо я недостаточно внимательно смотрела. Не будет же звезда спектакля жадно разглядывать зрительный зал (который, кстати сказать, был полон)! Но уж после он обязательно заглянет ко мне, успокоила я себя и предупредила служащих, чтобы беспрепятственно пускали ко мне всех желающих.
Пришло несколько знакомых поздравить меня с первым концертом в Лондоне, вместе с ними — те, кто хотел со мной познакомиться. Я была очень мила. В мою гримерку заглядывают исключительно достойные люди. На этот раз мне представили одного графа, двух увлекающихся оперой банкиров, одного искусствоведа. Была с ними и женщина, какое-то непроизносимое имя с приставкой «леди». Как мне шепнули на ушко, весьма известная в Лондоне особа, в доме которой всегда собираются интересные и умные люди. Она так умильно поглядывала на меня, что я сразу догадалась, что она мечтает заполучить меня в гости. Почему бы и нет? Не знаю, принадлежит ли Мишель к числу знакомых этой дамы, но она, кажется, знает весь город!
Посетители немного развлекли меня. Болтали о разных пустяках и, само собой разумеется, восхищались моим пением и игрой. Кто сказал, что комплименты надоедают? Полная чушь. Я никогда не устану слушать восхваления в свой адрес, хотя они больше и не кружат мне голову.
Но Мишеля все не было. Неужели он не подозревает о моем приезде? Не может этого быть! Каждый культурный человек (или желающий им казаться) в курсе, что известная на весь мир Селин Дарнье приезжает в Лондон! Афишами с моим лицом увешан весь город. Он не мог их не заметить…
Объяснений было сколько угодно. Возможно, Мишель сейчас не в Лондоне, или с ним произошел какой-нибудь несчастный случай, или, и это самое страшное, его отвлекла от меня другая женщина… Но нет, это исключено. Достаточно только вспомнить его глаза, чтобы понять, что для других женщин в его сердце не найдется и крохотного местечка! Но почему же его нет…
Пустая болтовня моих поклонников начала мне надоедать. Хотелось остаться одной и немного отдохнуть, но они никак не желали уходить. Особенно усердствовала женщина, под конец я даже возненавидела ее манеру раскатисто «рэкать». Она говорила только по-французски, причем не очень хорошо, и этим ужасно меня раздражала. Я несколько раз пыталась ненавязчиво ее выпроводить, но, увы, она в упор не понимала намеков!
— Ах, мадмуазель Дарнье, Лондон так давно ждал вашего приезда, — сказала она мне раз десять.
Я вежливо улыбалась. С такими ценителями приходится быть особенно деликатной.
— А я никак не могла поверить, что вы действительно будете петь у нас! — продолжала она.
Я чувствовала, что этой женщине что-то от меня нужно, но не могла же я в лоб спросить ее об этом! Интересно, что она хочет? Мою подпись на каком-нибудь листе? Вклад в благотворительный фонд помощи бедным африканским детишкам? Бесплатный концерт? Автограф? Или…
— Завтра я устраиваю большой прием, — наконец призналась она. — Для всех нас была бы такая честь, если бы вы согласились прийти…
И ради такого пустяка я потратила на нее почти двадцать минут. Безобразие! По-моему, люди, которые желают куда-нибудь пригласить меня, должны отправлять свои приглашения по почте за полгода, а не занимать мое время.
— Благодарю вас, — улыбнулась я. — Я с удовольствием приду… Вот только не помню, есть ли у меня завтра концерт…
Мы обе знали, что завтра вечером я свободна. Она, естественно, выяснила это заранее, а я всегда держу в голове график своих выступлений. Но мне полагалось немного пококетничать.
После того, как приглашение было принято, английская леди не стала меня больше задерживать. Она попрощалась и ушла с торжествующей улыбкой, а я осталась одна с мужчинами. В мужском обществе я чувствую себя свободнее. Не надо ни на кого оглядываться и ни за кем следить.
— Теперь понятно, как Агата зазывает к себе в гости, — засмеялся молодой человек с длинным бледным лицом.
Агата — та самая настойчивая леди с плохим произношением.
— Она наседает на них до тех пор, пока они не сдадутся. Вы зря согласились, Селин. Там вам обязательно будет скучно, — продолжал он.
Я всего лишь пару раз видела этого юношу, что не мешало ему считать себя моим старым знакомым.
— Мне будет интересно посмотреть на английскую знать вблизи, — холодно заметила я.
Самое главное с мужчинами такого типа — вовремя поставить их на место.
— Знать? — хихикнул он. — Да их же почти не осталось. Во всей Англии найдется лишь пара-тройка чистокровных семей, включая королевскую. Сейчас можно жениться на ком ни попадя, не думая о чистоте происхождения…
А вот это было уже оскорбительно. В конце концов, мой отец торговал в Марселе тканями, как и мой дед и прадед. Однако я не считаю, что брак со мной был бы позором даже для принца!
— Сейчас, как и всегда, можно жениться по любви, — сказала я.
У него отвисла челюсть. Кажется, понял, что сморозил глупость.
— Все равно лучше бы вы провели вечер со мной, — самонадеянно произнес он. — Я бы показал вам Лондон с разных сторон…
Я кстати вспомнила, что об этом юноше мне говорили как о единственном наследнике большого состояния, и решила не злиться на него.
— Вместо прогулки по Лондону вы можете сопровождать меня на завтрашний прием, — позволила я. — Думаю, никто не будет против.
Бледная физиономия юноши расцвела краской удовольствия, лица остальных мужчин вытянулись. Так вам всем и надо. Не пытайтесь угадать, куда упадет мой благосклонный взгляд. В такие минуты я чувствую себя по меньшей мере королевой.
7
Вероника Маунтрой
День не заладился с самого утра. Что за издевательство! Еще вчера я была счастливейшей девушкой на свете, а сегодня мне хочется плакать от жалости к самой себе. Как сказал бы папа, из-за сущих пустяков. Но что мне делать, если я не обладаю его выдержкой!
Вчера состоялась моя официальная помолвка с Майком. Были приглашены все-все, в основном мои друзья и знакомые. Майк ведь так нелюдим, что ему и звать-то было почти некого. Он даже просил меня не устраивать пышную помолвку.
— Я бы хотел, чтобы мы отметили это событие в узком семейном кругу, — сказал он.
Я знаю, папа с ним согласился бы, если бы я не вмешалась. В узком семейном кругу? Чтобы потом весь Лондон судачил о том, что за моей «скоропалительной» помолвкой что-то кроется? Ни за что! Если бы Майк был моим признанным поклонником, если бы он давно и настойчиво добивался моей руки, в пышном приеме не было бы никакой необходимости. Но подруги и так едва поверили мне, когда я рассказала им о грядущей свадьбе. Не устраивать помолвку — значит только укрепить их подозрения. А ведь как приятно будет помозолить им глаза, прогуливаясь с Майком под руку в качестве его невесты… Элис Риччи подавится собственным злым языком, когда увидит нас вместе!
Что ж, я в своих ожиданиях не обманулась. Завистливых взглядов было хоть отбавляй. На самом деле я и не подозревала, что Майк так высоко котируется. За него стоило выйти замуж хотя бы ради того, чтобы все так называемые подруги позеленели от зависти! Но, конечно, для меня это не главное. Я так его люблю, что вышла бы за него, даже если бы от меня отвернулся весь свет!
Он был необычайно красив на помолвке. У него идеальная фигура и безупречный вкус, поэтому смокинг не висит на нем мешком, как на Уилле Блэксте, и не натягивается, словно вот-вот лопнет по швам, как на Сэме Уайверне. Разглядывая Майка, я начинаю понимать, что кроется за словами «дух старой Англии». Наверное, его предки были такими же выдержанными, безупречными и воспитанными. Майк ужасно несовременен. Как ни странно, это мне в нем очень нравится!
На помолвке он вел себя безукоризненно, хотя я видела, что ему не по душе шумные сборища. А быть в центре внимания ему просто неприятно! Это что-то поразительное! Что может быть чудеснее, чем знать, что на тебя все смотрят и о тебе все говорят? Конечно, приходится быть очень осторожной, чтобы не сболтнуть лишнего, но это совершенно неважно. Гораздо хуже скромно стоять в уголочке и прозябать в безвестности. Как, наверное, здорово быть знаменитостью! Все тебя узнают, пытаются с тобой познакомиться, а ты лишь холодно игнорируешь чересчур навязчивых поклонников!
О славе мечтают многие, но только не Майк. На днях он рассказал мне, что его идеал — спокойная жизнь в какой-нибудь деревенской глуши, где незнакомые люди появляются только на пару летних месяцев, а все остальное время можно не встретить ни одной живой души.
— Из меня бы вышел отличный помещик, — признался он.
Я только посмеялась. Обладать его достоинствами и хоронить себя в деревенском захолустье? В жизни не слышала ничего смешнее.
— Вдали от Лондона я бы не прожила и дня, — сказала я в ответ на его откровения.
Естественно, Майк как истинный джентльмен принялся уверять меня, что не собирается увозить меня в деревню, что желания — это одно, а реальная жизнь — совсем другое. Но лицо у него почему-то было печальное.
Да и на помолвке он не особенно веселился. Было заметно, что он не в своей тарелке. Элис Риччи не преминула съехидничать:
— Кажется, твой жених не в таком уж восторге от вашей свадьбы, — прошептала она мне на ухо, когда Майк отошел за напитками.
На Элис было миленькое зеленое платье, но выглядела она неважно. Женщине с ее цветом лица нужно как огня бояться зеленоватых оттенков.
— Он просто не в восторге от моих подруг, — ответила я с милой улыбкой.
Элис опешила. Еще бы — кому понравится подобная прямолинейность! Майк меня точно осудил бы. Сказал бы, что я недостаточно хорошо воспитана. Все может быть. Но только я живу по принципу «око за око, зуб за зуб». А этикет и правила приличия идут далее по списку.
Но в одном злюка Элис была права — Майк действительно был мрачноват. Даже когда кольцо мне на руку надевал, то старательно отводил глаза, как будто делает что-то неприличное. Наверное, ему до сих пор неудобно, что я первая призналась ему в любви, а у него не хватило смелости. Как будто это имеет значение! Теперь все недомолвки уже позади, и очень скоро мы станем мужем и женой…
Помолвка была удивительна еще и тем, что тогда Майк впервые меня поцеловал. При всех он осторожно коснулся губами моих губ и тут же отпрянул. Как мне ни хотелось прижаться к нему, приходилось помнить о приличиях. Что бы сказал папа, если бы я на глазах у всех повисла у Майка на шее? Правда, я все-таки разозлилась. Мне, естественно, неловко давать волю чувствам, но Майку-то ничто не мешало быть со мной понежнее! Что это за воспитание такое, которое не позволяет поцеловать собственную невесту на помолвке?
Но сердилась я напрасно. Когда мы остались наедине (а такой момент все-таки наступил, когда гости разъехались), Майкл позабыл о своей мнимой холодности. Папа поднялся к себе, а мы с Майклом задержались в гостиной. Ему тоже пора было уезжать (был уже первый час ночи), но он медлил и постоянно выискивал предлог немного задержаться. Я его не прогоняла, но и не помогала ему. Мне немного надоела роль импульсивной влюбленной невесты. Надо бы Майку убедиться, что я тоже умею быть истинной леди!
Он уже совсем собрался уходить, когда вдруг вернулся ко мне и решительно произнес:
— Вероника, я должен был давно сказать тебе это, но мне мешали разные обстоятельства…
Я сто раз слышала эту фразу из уст других мужчин. Обычно за ней следовали признание в любви и попытка поцеловать меня. Я привыкла посмеиваться и отвергать, иногда… впрочем, невеста не должна помнить о таких вещах. Одним словом, я никогда не думала, что эти банальные слова смогут так меня взволновать. Но в устах Майкла они приобрели совершенно иное значение для меня. Мне внезапно стало зябко в открытом бальном платье, и я обхватила плечи руками.
Майкл подошел ближе. Он так странно смотрел на меня, что мне захотелось убежать или хотя бы закрыть глаза. Но я не шевелилась. Какой-то сладкий ужас пригвоздил меня к месту, не давая мне говорить, думать и даже дышать.
— Я очень рад, что ты согласилась выйти за меня замуж, — продолжал Майкл серьезно, — и я обещаю, что сделаю все, чтобы ты была счастлива. Мы с тобой разные люди и сейчас с трудом понимаем друг друга, но я уверен, что л-любовь поможет нам преодолеть все…
Читать бесплатно другие книги:
