Истинный джентльмен Вуд Алекс

8

Майкл Фоссет

Я увидел ее, как только вошел в зал. Увидел и подумал, что брежу. Она так часто приходила ко мне во сне и мерещилась в толпе, что неудивительно, если я начал повсюду видеть ее. Вот и сейчас я почему-то уверен, что женщина рядом с Агатой Саутгемптон — это она, хотя этого не может быть… Но разве есть на свете кто-нибудь, кто был бы настолько похож на нее? Разве есть женщина, у которой были бы такие же прекрасные волосы и гладкая кожа, поражающая своей белизной? Она посмотрела на меня, и в ее бездонных глазах мелькнуло узнавание.

Я не сплю. Я вижу ее на самом деле.

Как всегда она была изумительно хороша. В длинном серебристом платье, из-за которого ее ледяные глаза искрились гораздо больше обычного. Волосы распущены по плечам, вызывая жгучее желание дотронуться до них рукой. Как всегда соблазнительна и далека…

Я не успел подумать о том, откуда она взялась в гостиной Агаты Саутгемптон, как она улыбнулась мне и помахала рукой. Никогда раньше она не улыбалась мне так, словно действительно была очень рада меня видеть. Неужели она не забыла меня за полгода? Каждый день она встречает такое количество новых интересных людей, что должна была позабыть обо мне, как только за мной закрылась дверь… Я ничем не заслужил такое счастье — чтобы она помнила обо мне…

— Майк, Майк…

Я почувствовал, как кто-то теребит мой рукав, и наклонил голову. Наверное, то же самое испытывает человек, видевший во сне чудесный дворец, а проснувшийся в жалкой лачуге. Вероника Маунтрой вцепилась в мою руку и жалобно заглядывала мне в глаза.

— Что с тобой, Майк?

Моя невеста явно почуяла неладное и встревожилась.

— Ничего.

Я выдавил из себя улыбку. Как, оказывается, трудно не смотреть на нее, когда знаешь, что она рядом!

— Голова немного закружилась.

— Пойдем. — Вероника настойчиво потянула меня за собой, прочь от серебристых глаз, которые с такой же настойчивостью призывали меня к себе.

— Подожди. Давай подойдем к Агате, поздороваемся.

— Она сама подойдет к нам, если захочет. Голос Вероники был напряжен, словно она что-то подозревала. Я сделал над собой усилие. Жребий брошен. Вероника — моя невеста, и других женщин не должно для меня существовать!

Мы отошли в дальний угол гостиной и принялись беседовать с каким-то почтенным седовласым мужчиной, давним другом отца Вероники. Оттуда я не мог видеть Селин, и это было к лучшему. Я чувствовал, что Вероника настороженно наблюдает за мной, и мог держать себя в руках. Не хочу расстраивать ее. Она славная девочка…

Однако мистер Форшем, наш случайный собеседник, затронул тему, которой мне больше всего на свете хотелось бы избежать.

— Вы уже в курсе, кого сегодня раздобыла наша очаровательная хозяйка? — спросил он, когда мы обменялись приветствиями.

Я-то знал, но ни за что бы в этом не признался. А Вероника с любопытством воскликнула:

— Вы имеете в виду черноволосую женщину рядом с Агатой?

— Да, — кивнул Форшем. — Это божественная Селин Дарнье, известная оперная певица.

Мне показалось, что Вероника на секунду нахмурилась. Что ей может быть известно о Селин? Никто в Англии, да и в целом свете не знает о моем отношении к ней. Неужели моя легкомысленная невеста, мысли которой заняты только нарядами и приемами, способна так тонко чувствовать?

Вероника медленно перевела глаза на меня. Мне почудился в них вопрос. Что это? Просто ревность или предчувствие влюбленного сердца? Ее гладкий лоб прорезала вертикальная складка. Впервые я видел, что Вероника размышляет над чем-то, мне неизвестным.

— Кажется, я слышала эту Дарнье в Париже, — произнесла она неторопливо. — Года два назад…

— Уверяю вас, сейчас она поет намного лучше! — с энтузиазмом воскликнул Форшем. — На сцене она творит настоящие чудеса!

Но Вероника даже не посмотрела в его сторону. Она буравила меня глазами, как будто хотела докопаться до чего-то, спрятанного глубоко в моей душе.

— А ты, Майк, слышал когда-нибудь эту диву? — звонко спросила меня Вероника.

Ее глаза вызывающе сверкали, а на скулах алели два ярких пятна. Вероника изо всех сил притворялась равнодушной, но я не мог не видеть, что она ужасно напугана. Маленькая храбрая девочка была готова броситься в драку, чтобы отстоять то, что она считает своим…

— Да, я был на нескольких концертах мадмуазель Дарнье, — небрежно кивнул я. — Мистер Форшем прав, она на самом деле выдающаяся певица.

Мой равнодушный тон сделал свое дело. Вероника расслабилась и даже попыталась улыбнуться.

— К сожалению, я не большая любительница оперы, — сказала она. — Имя Селин Дарнье мне ничего не говорит.

— Она пробудет в Лондоне еще две недели, — заметил Форшем. — Рекомендую сходить на ее концерт. Если, конечно, билеты достанете…

Я невольно вздрогнул. Целых две недели Селин будет в городе! Сколько радости доставило бы мне это известие еще пару месяцев назад, когда ничего не было — ни признания Вероники, ни злосчастной помолвки. Я был свободен как птица и волен в поступках и желаниях, но сейчас Долг требовательно глядел на меня своими агатовыми глазищами и напоминал о послушании…

— Может быть, мы и сходим на концерт, — безразлично проговорила Вероника. — Но опера меня все же не очень интересует.

Она дернула обнаженным плечиком, с которого вдруг соскользнул тонкий ремешок крохотной сумки. Сумочка упала на пол, я нагнулся, чтобы поднять ее. Вероника (вот непоседа!) буквально через секунду нагнулась вслед за мной, и мы с ней почти одновременно схватились за сумочку и столкнулись лбами.

— Ой! — воскликнула она, потерла ушибленное место и неожиданно задорно рассмеялась.

Ее веселье передалось и мне. Я улыбнулся, и мы встали вместе, по-прежнему сжимая в руках сумочку. Форшем не обращал на нас внимания, он был занят разговором с кем-то другим, кто не бросается поднимать упавшие сумочки. Мы с Вероникой были предоставлены сами себе. На миг я ощутил легкий укол сожаления. Почему бы мне на самом деле не влюбиться в эту прелестную жизнерадостную девушку с вздернутым носиком? Почему мне непременно понадобилось достать звезду с неба?

Я увидел, как милая улыбка в мгновение ока покинула лицо Вероники. Она неприветливо смотрела на кого-то за моей спиной, и я поспешно обернулся. К нам приближалась Селин Дарнье.

Не могло быть никаких сомнений в том, что она идет именно к нам. Она не отрывала от меня глаз и полностью игнорировала робкие попытки других гостей заговорить с ней. Я почувствовал, как Вероника взяла меня за руку.

— Мишель, — сказала Селин по-французски, как только подошла ближе. — Вы так изменились, что я поначалу не узнала вас.

При первых звуках такого знакомого и дорогого голоса у меня мучительно заныло сердце. Я едва сумел обрести жалкое подобие покоя, как она вновь появилась в моей жизни, чтобы нарушить его…

— Добрый вечер, Селин, — поздоровался я по-английски. Я знал, что Вероника ни слова не понимает по-французски. — Моя невеста, мисс Маунтрой, не говорит по-французски, так что…

Я не договорил. У меня просто не было времени. Услышав слово «невеста», Селин вздрогнула и с откровенным недоверием посмотрела на Веронику. Она молча оглядела ее с головы до ног, а потом вновь повернулась ко мне. Ее огромные выразительные глаза словно говорили: «Этого не может быть!»

— К-как вам н-нравится Лондон? — произнес я, немного заикаясь.

Селин печально покачала головой.

— Теперь он не нравится мне совсем…

В ее глазах застыла грусть, а я внезапно почувствовал себя подлецом. Чем-то я очень расстроил самую восхитительную женщину в мире… Женщину, ради которой я когда-то был готов на все. Когда-то?

— А по-моему, Лондон — самый изумительный город на свете, — вмешалась Вероника. Она говорила громко, вызывающе и с неизвестно откуда взявшимся американским акцентом. — Конечно, если не считать Нью-Йорк. Он тоже классный. Моя мать оттуда родом.

Селин выразительно подняла одну бровь. Ах, американка, говорил ее взгляд. Все ясно. Мне стало мучительно стыдно за Веронику.

— О вкусах не спорят, — заметил я, слишком хорошо сознавая, что говорю и делаю что-то не то. — Должно быть, наш климат холодноват для мадмуазель Дарнье. Насколько я знаю, вам больше по душе теплые края. Испания, Италия…

Каюсь — не удержался от маленькой мести. Постороннему наблюдателю мои слова ничего бы не сказали. Зато Селин отлично поняла, на что, или вернее на кого, я намекаю.

— Дело не в климате, — вздохнула она. — А в том приеме, который мне оказывают. Почему-то Лондон встречает меня негостеприимно.

Я как будто услышал в ее голосе призыв… Нет, разве мыслимо, чтобы звезда по своей воле сошла с небосклона к простому смертному? Нет, это всего лишь игра моего богатого воображения!

— Как же Лондон может быть негостеприимен, если столько людей пришли сегодня только затем, чтобы посмотреть на вас. — Я показал рукой на собравшуюся в гостиной толпу.

— Люди… — Селин усмехнулась. — Какое мне дело до людей, когда нужен один-единственный…

При всей моей скромности не понять ее было невозможно. Неужели мои горячие мольбы были наконец услышаны? Селин Дарнье не только не забыла меня, но искала встречи со мной. И пусть это даже всего лишь развлечение для скучающей дивы… Я так надеялся, что когда-нибудь ее благосклонный взгляд упадет и на меня…

Селин нежно улыбнулась мне. Несколько блаженных секунд я купался в ее ласковых глазах, пока внезапная мысль не вернула меня на землю. Слишком поздно! Совсем недавно я был свободным человеком и мог последовать за Селин на край света, если бы она захотела. Но любовь Вероники Маунтрой связала меня по рукам и ногам. Я дал слово, что женюсь на ней, и я женюсь на ней, даже если Селин будет умолять меня не делать этого!

— И все же я уверен, что вы полюбите наш город, — сдержанно заметил я и повернулся к Веронике.

Бедняжка! Ей явно не хватало самообладания, которым мы с Селин наделены сверх меры. Ревность, негодование, страх, отчаяние были так ясно написаны на ее потемневшем личике, что жалость стиснула мне горло. Почему жизнь так несправедлива? Из всех мужчин эта девочка выбрала того, кто меньше всех способен ответить ей взаимностью!

Уловив мой взгляд, Вероника стиснула мою руку и прошептала:

— Поедем домой. У меня голова что-то разболелась…

Желание женщины, а уж тем более невесты, закон для джентльмена.

— Простите нас, мадмуазель Дарнье, но нам пора, — сказал я, твердо глядя на Селин.

— Мне очень жаль. — Селин протянула мне руку.

Когда-то этот знак внимания привел бы меня в неописуемый восторг. Но сейчас мне хотелось, чтобы все это быстрее закончилось. Я не мог больше выносить ни призывного взгляда Селин, ни отчаяния на лице Вероники. Все это так неожиданно свалилось на меня… Мне нужно прийти в себя, собраться с мыслями…

Дорога от особняка Агаты Саутгемптон до дома Вероники была как в тумане. Я едва помню, как мы разыскали Агату и попрощались с ней. Ее, кажется, очень удивил наш скоропалительный уход, но она не стала ничего у нас выпытывать. В машине Вероника молчала, забившись в угол. Я был благодарен ей за это. В моем нынешнем состоянии я вряд ли бы выдержал допрос с пристрастием.

Я довел ее до дверей и отказался зайти выпить немного согревающего бренди. — Куда ты сейчас пойдешь? — спросила меня Вероника на прощание.

— Домой.

Я не знаю, поверила ли она мне или нет, но я действительно собирался домой. Но у нее были основания подозревать меня, потому что больше всего на свете мне хотелось сейчас броситься обратно к Агате Саутгемптон, чтобы ни на шаг не отходить от Селин. Но Вероника могла не волноваться. Я уже не тот Майкл Фоссет, который безрассудно влюбился в прекрасную Селин два с лишним года назад. Время приучило меня отлично укрощать порывы моего сердца…

— Ах, Майк, я так тебя люблю! — воскликнула Вероника и порывисто обняла меня за шею.

Но я не успел обнять ее, потому что уже в следующую секунду Вероника как ужаленная отпрянула от меня и умчалась вглубь дома.

Спокойствие моей холостяцкой квартиры немного помогло мне привести мысли в порядок. Я налил себе бренди (да простит меня Вероника!), устроился в своем любимом кресле у окна и задумался. Что означает для меня внезапный интерес Селин к моей персоне? Наивно рассчитывать на то, что в ней вдруг вспыхнула любовь. Скорее, ревность. Малышка Вероника, сама того не зная, оказала мне огромную услугу. Селин впервые смотрела на меня не как звезда на поклонника, а как женщина на мужчину. Спасибо Веронике Маунтрой.

И пропади она пропадом со своей любовью и помолвкой!

Я швырнул бокал в стену, и он разлетелся на мелкие осколки. На светлых обоях образовалось темное влажное пятно. Ерунда. Я бы разгромил всю квартиру, если бы это принесло мне хоть какое-то облегчение. Как мне быть? Две женщины — слишком много для человека с моим характером. Я не могу позволить Селин играть со мной, я не могу разбить сердце Веронике, разорвав нашу помолвку… Я не могу подвести старого Маунтроя, не могу бросить Веронику и опозорить ее… Я не должен превращаться в домашнего пса Селин…

И я не могу отказаться от единственного шанса на счастье. Сегодня глаза Селин обещали мне рай на земле, могу ли я отвергать чашу радости, не отпив ни одного глотка? Нужна ли Веронике жалость вместо любви? Как я смогу жить с одной, все время мечтая о другой? Что я готов предать скорее — любовь или совесть?

9

Селин Дарнье

Как он только посмел увлечься другой женщиной! Да еще предложить ей руку и сердце! Никто никогда не наносил мне такого страшного оскорбления. Подумать только — я сломя голову мчусь к нему в Лондон, чтобы быть рядом с ним, а он собирается жениться на другой! Вот оно, мужское постоянство. Два года не отходил от меня как верный пес, смотрел печальными глазами, а как только представилась возможность — улизнул. Какой позор!

Я согласилась пойти на прием к этой ужасной англичанке с лошадиной челюстью исключительно ради того, чтобы встретиться с Мишелем. Шансов было немного, но надо же было с чего-то начинать! Он ведь баронет или что-то в этом духе, и о нем обязательно должны знать в этих кругах.

Что ж, я рассчитала все правильно. Мишель действительно пришел на этот прием. Я ошиблась лишь в одном — он отнюдь не горел желанием упасть к моим ногам. Я высматривала его в толпе гостей и так обрадовалась, когда увидела, что забыла о всякой осторожности. Улыбалась ему как последняя идиотка…

Ах, мой Мишель! Внешне он совсем не изменился. Я запомнила его точно таким же. Единственное, что я забыла, так это то, что он сногсшибательно красив. Не такой яркий, как Луиджи, но и не такой вульгарный. Утонченный, благородный, воспитанный. Одним словом, настоящий джентльмен. Не знаю, что теперь вкладывают в это понятие, но я очень легко представила себе Мишеля в латах рыцаря. Как же я могла быть настолько слепа? — ахнула я про себя. Чуть было не позволила такому мужчине уйти…

Тут он наконец заметил меня, и мое сердце заколотилось как ненормальное. Выражение его глаз невозможно было описать. Он был и ошеломлен, и счастлив, и не верил самому себе. Я внезапно поняла, что мое пребывание в Лондоне может затянуться на неопределенный срок. В конце концов, что мешает провести долгожданный отпуск в этом благословенном городе? Или же мы с Мишелем можем вдвоем отправиться в путешествие…

И в разгар самых сладких фантазий меня грубо вернули в действительность. Какая-то девица в нелепом черном платье по-свойски схватила его за руку и потянула за собой. Он даже не оглянулся на меня! Ничего, утешала я себя. Пустяки. Наверное, какая-нибудь ревнивая кузина с дальним прицелом. Мишель просто слишком растерялся и дал себя увести. Но я помогу ему.

Я подошла к нему первой. Я, Селин Дарнье, величайшая певица современности, первой подошла к этому мальчишке! Многие мужчины согласились бы жизнь отдать за такую честь!

А у него хватило наглости представить девицу в черном как свою невесту. Немыслимо!

Хотя я ошибаюсь. Наглости не было в Мишеле. Скорее, смертельная тоска в глазах. Как его окрутила эта девушка? Неужели он настолько потерял надежду, что поддался на ее приставания? О, я не сомневаюсь, что это она завлекала Мишеля, а не наоборот. Мне ли не знать, кому принадлежит его сердце! Но девочка очень скоро убедится в том, что мне она не соперница. Он никогда не женится на ней, даже если мне придется самой выйти за него замуж! Никто не скажет, что у меня можно отобрать мужчину. Мишель будет моим! Господи, какая же я дурочка. Он уже мой, и мне нужно только протянуть руку, чтобы забрать его.

На следующий день вместо того, чтобы репетировать, я поехала к дому Мишеля. В этом замечательно аккуратном городе есть чудесные справочники, где указаны номера телефонов и адреса всех жителей. Я попросила такой справочник в своем отеле и без труда отыскала Майкла Фоссета.

Я вызвала такси, дала водителю адрес и попросила его ехать не спеша. Мне нужно было продумать план действий. Подняться ли сразу в квартиру Мишеля или подождать его на улице? Можно ли вторгаться в жилище англичанина без предупреждения? С Мишелем точно следует быть осторожнее. У него свои представления о приличиях, у меня свои. К тому же не исключено, что эта отвратительная девица ночует у него. Не хотелось бы столкнуться с ней нос к носу… Лучше будет подкараулить его на улице. Я же никуда не спешу, начало спектакля только в семь, и я могу почти весь день посвятить Мишелю…

К счастью, мне не пришлось долго ждать. Каких-то полчаса, и я увидела, как он выходит из подъезда. На нем был светлый длинный плащ, подхваченный на талии узким пояском. Выглядел он как картинка.

— Езжайте медленно за тем мужчиной в светлом плаще, — сказала я водителю. — Чуть обгоните его и остановитесь.

Он в точности выполнил мои указания. Когда машина остановилась, я распахнула дверцу и позвала Мишеля.

— Мсье Фоссет! Мишель!

Он вздрогнул и встал как вкопанный. Я ждала. Не буду же я кричать ему через всю улицу. Мишель подошел к машине, завороженно глядя на меня.

— Я подвезу вас, — тихо сказала я. Мишель молча сел рядом, и мы поехали. Я не спрашивала его куда. Теперь это не имело значения…

Вчера я была слишком взволнована, чтобы как следует разглядеть его. Зато сегодня при дневном свете я могла удовлетворить свое любопытство. От его красоты захватывало дух. О, Мишель не сразу бросался в глаза, как Луиджи, и его было довольно трудно разглядеть в пестрой толпе восхищенных мною мужчин. Но чем больше я его разглядывала, тем лучше понимала, что такие, как он, еще не попадались мне. Нежная, по-девичьи белая кожа, которая, наверное, легко покрывается румянцем. И почему я до сих пор не знаю, быстро ли он краснеет… Тонкие, но не женственные черты лица, мягкие темные волосы, голубые глаза… Надо же, в этом он похож на меня — темноволосый и светлоглазый. Это знак свыше.

Пожалуй, больше всего в облике Мишеля меня поразило то, что изящество сочетается в нем с бесспорной мужественностью. Его лицо никто не посмел бы назвать девическим, хотя любая девушка гордилась бы, если бы у нее был такой нос, губы, щеки… В чем разгадка этого парадокса? Если я буду долго смотреть на него, я смогу ее понять…

— Сколько вам лет, Мишель? — спросила я, повинуясь внезапному порыву. Он так невообразимо юн, и в то же время он далеко не мальчишка…

— Т-тридцать два, — ответил он.

Его волнение было так трогательно! Тридцать два… Всего лишь на три года меня моложе. Луиджи (и когда только я перестану его вспоминать?) было двадцать семь. Тридцать два — очаровательный возраст. Впрочем, сейчас мне нравится все, что связано с Мишелем.

— Давайте погуляем по городу, — предложила я. — Пусть водитель отвезет нас в центр, и вы расскажете мне его историю…

Меня больше не интересовало, куда он шел и кто ждет его сейчас. Все дела должны были отойти на второй план, да что там, вообще исчезнуть из его жизни! Что может быть важнее любви? Разве что моя сцена, но и она на некоторое время перестала для меня существовать…

Мы вышли на Трафальгарской площади. Мишель по-прежнему хранил молчание, но я не торопила его. Конечно, ему нужно привыкнуть к мысли, что я рядом с ним, а не на пьедестале. Более того, я с ним в его родном городе, простая и обычная, ничем не отличаюсь от девушек, которые с серьезным видом идут по лондонским улицам.

Хотя нет, отличаюсь. Ни одной из них было бы не под силу произвести такое впечатление на моего неразговорчивого спутника. Несколько раз я ловила на себе его жадный недоверчивый взгляд, словно он никак не может осознать, что все это происходит с ним на самом деле. Пожалуй, мне стоит его поцеловать, чтобы все наконец встало на свои места. Или не стоит торопиться? Насладиться любовью я всегда успею, сейчас же я получу удовольствие от его восхищения, замешательства, скованности…

— Что ж вы ничего не рассказываете мне, Мишель? — шутливо воскликнула я. — Я жажду услышать как можно больше о вашем удивительном городе, а вы как будто в рот воды набрали!

Я подшучивала над ним, а он растерянно моргал, словно и не подозревал, что я способна на искренний смех и неподдельную радость. Он считал меня ледяной богиней? Пусть убедится теперь, что я живая, горячая женщина, в жилах которой течет кровь, а не вода!

Я подошла к нему ближе и как бы невзначай положила руку ему на плечо. Лицо Мишеля страдальчески исказилось.

— Зачем вы приехали, Селин? — вырвалось у него.

Я убрала руку.

— У меня контракт, — просто ответила я.

Глупыш. Думает, что я приехала мучить его. И не догадывается, что я хочу вознаградить…

Мишель закусил губу и отвернулся.

— Вы же сами хотели видеть меня в Лондоне, — продолжила с легкой обидой в голосе. Пусть осознает свою ошибку и примется меня утешать. — Английская публика очень тепло приняла меня.

— Вы прекрасная певица, Селин, и вами нельзя не восхищаться.

Этот корректный ответ расстроил меня до глубины души. Кажется, я где-то ошиблась в своих расчетах. Но где?

— Мы сейчас говорим не о моих талантах, — резко сказала я.

— А о чем?

Он посмотрел мне прямо в глаза, и я похолодела. Раньше у Мишеля были совсем другие глаза. В них светилось тоскливое обожание и полное отсутствие надежды. Сейчас он глядел устало и озлобленно, как будто я была в чем-то виновата.

— О нас… — пробормотала я неуверенно.

— Нас не существует, — отрезал он.

Я вдруг осознала, что поднялся очень сильный ветер. Он трепал волосы Мишеля и поднимал мою юбку, гнал осенние листья и заставлял прохожих ежиться. Все вокруг невольно ускорилось — люди, машины, автобусы, листва — все куда-то торопилось, подхваченное всесильным ветром. Лишь мы с Мишелем застыли в центре круговорота. Полы его длинного плаща хлопали на ветру, а в глазах плескалась боль. Мне стало холодно. И от ветра, и от его пронизывающего взгляда. Он словно предъявлял мне какой-то счет, а я совершенно не могла понять за что, хотя сумма в счете была очень велика…

— Я… я не понимаю вас, Мишель…

— А я не понимаю вас, — нахмурился он. — Вы отлично знаете, как я к вам отношусь. И вы специально приехали сюда, чтобы окончательно разрушить мою жизнь. Вам мало того, что я два года тенью ездил за вами по Европе. Вы решили превратить меня в комнатного пса. Но у вас ничего не выйдет…

Он говорил так быстро, что я половины не поняла. Ясно было лишь то, что он по-прежнему любит меня. Вы отлично знаете, как я к вам отношусь. Что ж, мне только это и надо.

— Не стоит так огорчаться, — сказала я и обворожительно улыбнулась.

Подействовало. Мишель вздрогнул и уставился на мои губы. Уверена, он не против испробовать их вкус. Почему бы не сейчас? Пусть собирается дождь, а прохожие стремятся быстрее укрыться от непогоды. Нам это не помешает, как не помешает и то, что весь Лондон будет смотреть на нас!

Я шагнула вперед и прижалась к его губам. Удивительное дело, но в первое мгновение мне показалось, что он вот-вот оттолкнет меня. Но это впечатление было ошибочным, потому что уже в следующую секунду Мишель стиснул меня с такой силой, что у меня захрустели ребра. Но я и не подумала сопротивляться или останавливать его. Обнаружить неистовую страстность под маской холодного английского джентльмена было чудесно. Он целовал меня так, словно делал это в первый и последний раз в своей жизни, словно через минуту мир провалится в тартарары, и мы вместе с ним…

Я много раз целовалась, и с совершенно разными мужчинами, но Мишель превзошел их всех. Я чувствовала, что он злится на себя, на меня, что он презирает себя за слабость, но не может остановиться. Это придавало нашему поцелую необычайную остроту, все равно что приправа — мясу. Мишеля била дрожь, но не от холода, и я с восторгом поняла, что еще чуть-чуть, и он набросится на меня прямо здесь… Это было бы уже чересчур, и я мягко отстранилась от него.

У него нервно дергался уголок рта, и вид был самый разнесчастный.

— Ты очарователен, Мишель, — прошептала я, приблизив губы к кончику его носа.

Никогда не боюсь делать мужчинам комплименты, даже незаслуженные. От них даже самый стойкий мужчина тает и становится как мягкий воск в руках женщины. Лепи из него все, что хочешь. Но вопреки моим ожиданиям Мишель не расслабился.

— Мы не должны были этого делать, — выдохнул он.

— Почему? — искренне удивилась я. Что же не дает покоя моему прекрасному принцу?

— У меня есть невеста.

Ах вот оно что. Глупенькая девочка, не умеющая красиво носить вечерние платья. Зачем он помнит о таких пустяках? Я даже ее лица не могу вызвать в памяти, а он портит себе настроение из-за нее.

— Ты любишь ее? — невинно спросила я.

На скулах у Мишеля заходили желваки. Понятно. Какая уж там любовь… Гадкая девица. Наверняка обманом заманила его в сети и теперь мучает бедного мальчика.

— Она милая, — сказала я, чтобы не казаться злючкой.

— Да, — отрешенно кивнул Мишель.

— Но зачем нам говорить о ней? — Я протянула руку, чтобы погладить Мишеля по гладкой щеке, но он отшатнулся. Что за дурацкая принципиальность!

— Вероника очень любит меня. — Он говорил медленно и через силу, как будто ему не хотелось откровенничать со мной. — И доверяет мне.

А зря, чуть не вырвалось у меня. Не стоит лишний раз напоминать ему, что формально он только что изменил своей невесте. Лучше пусть подумает о том, что меня он полюбил гораздо раньше, чем обручился с ней, так что еще неизвестно, с кем и кому он изменил!

— Тебя нельзя не любить, — еле слышно проговорила я.

Но он прекрасно все расслышал. Дернулся как от пощечины и горько усмехнулся.

— Жаль, что ты так поздно решила это для себя.

И тогда я впервые почувствовала, что теряю почву под ногами. Неужели случилось невозможное и Мишель уже не любит меня так, как раньше? Но чем его могла привлечь та черноволосая дурочка? Она всего лишь моложе меня, но совсем не красивее и талантливее. Как жаль, что я не присмотрелась к ней вчера внимательнее! Сейчас бы я точно знала, как воздействовать на Мишеля.

— Не обижай меня, — попросила я, повинуясь внезапному порыву. — Мне нелегко было понять это. Я очень долго думала о том, стоит ли мне ехать в Лондон… Я боялась, что ты… не обрадуешься мне… Кажется, я была права…

Как все-таки здорово быть актрисой! Жгучие слезы как по заказу сами покатились из моих глаз. Оборона Мишеля зашаталась. Его армия дезертировала, щиты разломились пополам, копья согнулись, крепость рухнула. Я видела в его глазах любовь, заботу, нежность, ликование… Поле боя осталось за мной. Безвестная Вероника капитулировала, не оказав значительного сопротивления. Мишель мой и только мой. Как я могла сомневаться в своих силах?

10

Майкл Фоссет

Это был самый счастливый и самый несчастный день в моей жизни. Селин свалилась мне как снег на голову, и, хотя у меня была важная встреча, я все отменил ради нее. Неприятно ощущать себя целиком в чьей-либо власти, даже если твоя повелительница так прекрасна, как Селин Дарнье. Я всегда гордился своей силой воли и все же не нашел в себе силы уйти от Селин…

Какой обольстительной она умеет быть! Ни одного фальшивого жеста, ни одного неправильного слова! Она смотрит в самое сердце, и противостоять ей невозможно. Она красива и дьявольски умна — очень опасное сочетание в женщине. Она всегда знает, какой нужно выбрать тон, чтобы добиться своего, и мужчины — всего лишь послушные игрушки в ее руках…

Мне трудно было поверить в любовь ко мне, которая внезапно вспыхнула в ней. Я реалист и привык трезво оценивать себя. Майкл Фоссет для великой Селин Дарнье только прихоть, поверхностное желание, которое утоляют мимоходом, как легкую жажду. И все же какой-то коварный демон внутри меня нашептывал: «Смотри, не упусти свою удачу. Ты слишком скромен. Раз Вероника Маунтрой любит тебя, почему бы Селин Дарнье не полюбить тебя? Все женщины одинаковы. Как только ты перестанешь смотреть на Селин как на божество, ты сможешь в этом убедиться!»

Селин всеми силами помогала этому демону. Взгляд обиженного ребенка, голос, убаюкивающий совесть, губы, которые сводят с ума… Ради чего я должен отказываться от женщины, которую люблю? Мне достаточно только руку протянуть, и она окажется в моих объятиях. Я слишком долго мечтал о ней, чтобы обойтись с собой так жестоко. Я всего лишь мужчина…

Но когда я проводил ее в театр и поехал домой, когда ее присутствие перестало сводить меня с ума, моя совесть наконец подала голос.

А как же Вероника?