Истинный джентльмен Вуд Алекс

17

Вероника Маунтрой

Мне казалось, что я бегу очень медленно. Почему меня никто не останавливает? Все таращатся на меня с открытыми ртами, привстают со скамеек, но никто не делает ни малейшей попытки помешать мне. Я была им благодарна за это. Сейчас я не готова к расспросам. Бежать, быстрее бежать прочь от этого ужасного места. Вдали от него я успокоюсь, приду в себя, смогу все объяснить папе… Бедный папа! Он, наверное, пришел в ярость. Хорошо, что эта ярость не выльется на Майка, ведь это я бросила его у алтаря, а не он меня.

Недалеко от входа в церковь стоял папин лимузин, за рулем которого сидел наш старый шофер Генри. Я стремглав бросилась к машине. Генри, всегда такой невозмутимый и выдержанный, на этот раз обомлел. Еще бы! Невеста одна вдруг вылетает из церкви и как кенгуру несется к машине.

— Увезите меня домой, Генри, — простонала я, открывая дверцу. — Как можно скорее.

Шофер проглотил вопрос, просившийся на язык, и стал заводить машину. Мы тронулись с места, когда из церкви выбежали мужчины. Кажется, там были и папа, и Майк, и еще кто-то… Они замахали руками, папа попытался броситься вдогонку.

— Не смейте останавливаться, — приказала я. — Уезжаем отсюда.

Генри повиновался. Я знала, что он предпочтет нарушить приказ отца, но не мой. Слуги всегда отлично знают, кто в доме настоящий хозяин.

Эта мысль на мгновение развеселила меня, но потом я вспомнила все, что произошло сегодня, и расплакалась. Я слишком долго копила слезы, еще с тех пор, как увидела ту женщину в объятиях Майка. Каких усилий мне стоило не разрыдаться у алтаря! Я должна была вести себя достойно, ведь я могла опозорить не только себя, но и папу, и Майка. Нет, пусть лучше меня считают взбалмошной и капризной, чем знают, что я брошена!

Генри, не оборачиваясь, протянул мне свой носовой платок. Я поблагодарила и принялась вытирать слезы. Пустая затея! Платок вскоре промок насквозь, а я никак не могла успокоиться. Что теперь делает Майк? Врет папе, что понятия не имеет, что со мной случилось? Или у него хватит храбрости признаться во всем? Может быть, он сразу и представит папе свою избранницу, раз она никуда не ушла и терпеливо дожидалась окончания церемонии?

О, я узнала ее, несмотря на то что на ней была вуаль! Она может спрятаться под ней от всего мира, но только не от меня! Ненавистное розовое платье, сплошные кружева… Она так нарядилась, что вполне сошла бы за невесту! Теперь я никогда в жизни не надену розовое. Что она собиралась делать, если бы все-таки нас с Майком повенчали? Устроить публичный скандал? Но Майк ни за что не позволил бы ей… Или ей все равно, на ком он женится, раз его сердце всецело принадлежит ей? Она артистка, а они на все смотрят не так, как простые люди. Наоборот, ей даже удобнее, если Майк женится. Он не будет так сильно докучать ей…

Я зарыдала еще громче. Это сработало неожиданным образом — Генри прибавил газу, и уже через десять минут я была дома.

Горничная помогла мне собрать вещи. Я знала, что надо торопиться. Чтобы избежать немедленного объяснения с отцом, нужно было скрыться. Куда? Конечно, к тетушке Лесли, в Девоншир, где находится родовое поместье папы. Тетушка сразу даст ему знать, где я, но, пока он доедет до Девоншира, у него будет время немного остыть…

Генри отвез меня на вокзал. Он по-прежнему ничего не говорил, только смотрел на меня очень печально. Перед самым отходом поезда он спросил меня:

— Вы ничего не желаете передать лорду Маунтрою, мисс Вероника?

— Скажите ему, что у меня были серьезные причины так поступить, — вздохнула я и поднялась в вагон. Через несколько часов я буду у тетушки Лесли, которая точно не задаст мне ни одного неприятного вопроса!

Девоншир приветствовал меня моросящим дождиком, как раз к моему настроению и слезам на лице. Что ж, по крайней мере, тетушка Лесли не сразу поймет, что у меня что-то не в порядке… Меня встретили на вокзале (видимо, Генри сообщил, что я еду) и отвезли в родовое поместье с сентиментальным названием «Жимолость». Раньше я терпеть его не могла и все время рвалась оттуда в Лондон, но в моем нынешнем настроении спокойное уединенное поместье подходило мне лучше всего…

Тетушка Лесли (я звала ее тетушкой по привычке, хотя на самом деле она служила экономкой в «Жимолости») не задала мне ни одного вопроса. Она хлопотала и охала, кормила меня до отвала сдобными булочками собственного приготовления и поила крепким душистым чаем. Ради нее я держала себя в руках. Тетушка Лесли очень расстроится, если я вдруг зарыдаю в ее присутствии…

Зато когда я осталась одна в своей комнате, я дала волю слезам. Расстояние не только не уменьшило мои страдания, но как будто обострило их. В «Жимолости» я как никогда ясно поняла, что с Майком все кончено. Я вручила его своей сопернице, даже не пытаясь бороться. Бунтарка внутри меня возмущалась и упрекала меня… Но что я могла поделать? Майк никогда не любил меня. Я была для него всего лишь заменой. И когда появилась Селин Дарнье, я перестала для него существовать. Надо отдать ему должное, он вел себя как истинный джентльмен и почти убедил меня в том, что их отношения с Селин в далеком прошлом. Почему он сразу не сказал мне правду? Боялся меня ранить? Или он пытался сказать, а я не желала его слушать?

Сейчас это уже неважно. Майк наверняка уже позабыл обо мне. Наслаждается любовью Селин… Мой дорогой… Что с ним будет, когда он ей надоест и она найдет себе новое развлечение? А так обязательно будет… Я все размышляла и размышляла, а потом заснула под мелодичный аккомпанемент дождя. Небо вместе со мной оплакивало мою утраченную любовь…

Утром приехал папа. Я не ожидала от него такой прыти, думала, что он еще по меньшей мере неделю будет возвращать гостям подарки и приносить извинения. А также кипеть от злости и проклинать меня. Но он приехал в поместье и вел себя как ни в чем не бывало в присутствии тетушки Лесли, которая чуть с ума не сошла от радости.

Мы смогли поговорить только после плотного завтрака. Папа велел мне одеться потеплее и повел меня гулять по парку.

— Ты возмутительно повела себя, — наконец начал он.

Я молчала.

— Майкл говорит, что во всем виноват он. Но я сразу сказал ему, чтобы он не смел тебя выгораживать. Когда невеста вдруг срывается с собственного венчания и бросает жениха прямо у алтаря…

Многозначительная пауза, во время которой я опять не произнесла ни слова в свое оправдание.

— Ты же сама безумно хотела за него замуж, — напомнил папа. — Я просил тебя не торопиться, но тебе так нужен был этот Майкл Фоссет, что ты не желала ждать. У меня сложилось впечатление, что ты… гм… действительно любишь этого молодого человека…

Папа не привык говорить со мной о чувствах и поэтому смутился.

— Но если ты вдруг передумала, — продолжил он с явным осуждением в голосе, — то могла хотя бы предупредить меня. Мы бы отменили свадьбу и все… гм… обошлось бы…

Бедный папа! Я лишь сейчас осознала, как ему пришлось нелегко, когда позорно убежала из церкви. Объяснять что-то гостям, пытаться выяснить, что произошло…

— Я только в церкви поняла, что не хочу выходить замуж, — ровно заметила я.

Папа недовольно засопел.

— Я знаю, что поступила нехорошо… Но тогда я просто не могла…

— Когда же ты наконец повзрослеешь, — покачал головой папа. — Разве можно так играть с чувствами? На бедном Майкле лица не было…

Я закусила губу. Только не надо делать из него жертву! Майк всего лишь растерялся и не знал, как себя вести. Не мог же брошенный жених прыгать от радости на одной ножке!

— Теперь целый месяц будут говорить только о тебе, — заметил папа.

— Плевать! — вспыхнула я. — Пусть что хотят, то и думают!

— Выбирай выражения, Вероника! Разве ты забыла, что такое сплетни? Нужно быть очень осторожной…

— Да чихать я хотела на мнение посторонних людей! — вспылила я. — Могут болтать все, что угодно. Если я…

— Что?

Я прикусила язык. Хитрый папа решил вывести меня из себя в надежде, что я сболтну лишнего. Но я не позволю ему узнать, что жених его дочери предпочел другую женщину…

— Если я решила уйти от Майка, то это мое решение, и оно никого не касается! — быстро поправилась я.

— Тогда почему он во всем винит себя? — спросил папа как бы про себя.

Я похолодела. Что, если Майк вздумал откровенничать с ним?

— Тебе лучше спросить у него.

— Может быть, он чем-то обидел тебя? — Папа покосился на меня. — Повел себя недостойно?

— Майк всегда вел себя безупречно, — отчеканила я.

— Тогда какого черта! — взорвался папа, но тут же взял себя в руки. — Почему ты бросила его?

Я глубоко вздохнула и выдала самую беспардонную ложь в своей жизни:

— Потому что я разлюбила его!

Папа подскочил на месте и собрался было сказать что-то нелестное в мой адрес, но сдержался. Все-таки я его дочь, и он должен быть на моей стороне.

— Глупая девчонка, — вздохнул он, поворачивая обратно. — Майкл Фоссет — отличный парень.

Я всхлипнула, но он уже шел к дому и не видел меня. Мне ли не знать, какой Майк! Но пусть лучше папа считает меня сумасбродкой, чем покинутой невестой!

Я догнала папу почти у самого крыльца. Дверь нам открыла тетушка Лесли, и по ее сияющему лицу я поняла, что к нам нагрянул кто-то еще. Неужели мама нашла в себе силы оторваться от косметолога и психоаналитика и приехала к заблудшей дочери? Или это кто-то из родственников решил узнать свежие новости?

— Кто у нас, тетушка Лесли? — недовольно спросила я.

— Джентльмен, — шепотом ответила она. — Я проводила его в голубую гостиную. Такой красивый, обходительный…

От избытка чувств тетушка Лесли всплеснула руками. Папа нахмурился. Неужели кто-то из деревенских соседей прознал, что в «Жимолость» хозяин приехал? Как некстати…

— Он знает, что я здесь? — отрывисто спросил папа.

Тетушка Лесли кивнула. Ее счастливая улыбка несколько померкла. Папа скривился, но деваться было некуда. Прятаться от непрошеного визитера было бы неприлично.

— Пойдем, — кинул он мне через плечо. — Вместе с ним разберемся.

Мы пошли в голубую гостиную, довольно мрачное и тусклое место, несмотря на свое жизнерадостное название. Большую часть времени мебель там стояла в чехлах, и, хотя сейчас там все было прибрано, атмосфера затхлости и заброшенности все равно давала о себе знать.

Нежданный посетитель стоял у окна и не сразу повернулся, услышав звук открываемой двери. Я пряталась за папиной спиной и не видела, кто это, но, судя по тому, что папа вдруг вздрогнул и невольно подался назад, визитер этот его удивил.

— Что вы тут делаете? — не очень вежливо воскликнул папа.

Я потянулась из-за его плеча, чтобы посмотреть на гостя, и в это время мужчина ответил.

— Я приехал поговорить с Вероникой.

Теперь вздрогнула я. Этот спокойный голос был мне слишком знаком… Да, не могло быть никаких сомнений… Через всю голубую гостиную на меня в упор смотрел Майкл Фоссет.

18

Майкл Фоссет

Странные все-таки существа люди. Они ценят лишь то, что теряют, но постоянно настаивают на своей разумности. Однако только совершенно безмозглый человек может быть настолько слеп и глух ко всему, что происходит вокруг него… Есть ли нужда уточнять, что этот человек — я? Я был так увлечен своей любовью к Селин, что не заметил, как в мое сердце вошла Вероника. Я уверял себя, что поступаю благородно, отказываясь от Селин ради Вероники. Истинный джентльмен всегда хранит верность своему слову. Тьфу. Я не истинный джентльмен. Я истинный дурак.

Только дурак мог так долго гоняться за химерой. Я два с лишним года уверял себя, что люблю Селин Дарнье, и наконец полностью поверил в это. Только дурак мог не почувствовать, что от этой любви остались одни клочки.

Любовь по привычке, вот как это называется. Я закрывался от Вероники всеми возможными ширмами, я возводил между нами крепости и рыл овраги. Я говорил себе, что меня рядом с ней держит долг, ответственность, жалость, в конце концов! Даже когда наши отношения перестали быть платоническими, это не раскрыло мне глаза.

Мне нужно было увидеть, как она убегает от меня в церкви, чтобы понять, каким я был дураком!

Она отпустила меня, освободила мне путь к Селин. Теперь я мог спокойно уехать, и никто не посмел бы меня обвинить. Я был абсолютно чист. По крайней мере, в глазах общества. Ведь это Вероника бросила меня, а не я ее. Я должен был радоваться, должен был благодарить Веронику за ее мужественную жертву.

Но мне хотелось рвать на себе волосы и проклинать собственную слепоту. Потому что Селин Дарнье на самом деле не интересовала меня. Потому что если бы Вероника сейчас вернулась…

Черт. Я очнулся от ступора и бросился ей вдогонку. Не только я, конечно, но и ее отец и кто-то еще. Я не обращал ни на кого внимания. Все равно, что скажут и подумают люди. Я должен догнать Веронику, объяснить ей…

Но я опоздал. Она уезжала, окончательно и бесповоротно. Ей не нужны были мои слова и объяснения. Она приняла очень серьезное решение и выполнила его, не дрогнув. Вероникой можно было только восхищаться…

— Что она себе позволяет, нахалка! — воскликнул у меня над ухом ее отец.

— Вероника тут ни при чем, — машинально ответил я. — Во всем виноват я.

Но мистеру Маунтрою было не до подробностей. У него были более насущные дела — объясниться с гостями, извиниться, отправить всех обратно. Я находился рядом с ним, но едва сознавал, что делаю. На меня бросали сочувственные и любопытные взгляды, а мне хотелось крикнуть, что я не заслужил соболезнований. Я сам отказался от Вероники, и мне некого винить…

Я уехал домой, не дожидаясь, пока Маунтрой потребует от меня объяснений. Ему все расскажет Вероника. И про мои отношения с Селин, и про то, как она увидела нас в церкви. При мысли о Селин я чувствовал почти физическую боль. Женщина, которую я совсем недавно боготворил, была мне отвратительна теперь. Какое право она имела вмешиваться в мою жизнь? Мужчины для нее не больше чем игрушки, а любовь — пустячная забава. Ей было невыносимо видеть меня с другой женщиной, и она начала за мной охоту. А я пошел у нее на поводу…

Все в моей квартире напоминало мне о Веронике. Вот ее любимая чашка, которую она однажды чуть не разбила. А вот мягкий плед, в который она всегда заворачивалась, когда было холодно. Здесь она любила сидеть, подогнув ноги, а на этом стуле обычно лежала ее одежда… Удивительно, сколько мелочей неосознанно удерживает память. Я повсюду видел ее и слышал ее голос, беззаботный смех. Как я был глуп и самонадеян! Я принимал ее любовь как должное…

А сколько всего бедной девочке пришлось вынести из-за меня! Она первая призналась мне в любви, потому что я, слепец и дурак, в упор не замечал ее. Она мирилась с моей холодностью и недостатком внимания. Она никогда не упрекала меня, если я предпочитал одиночество ее обществу. Она перенесла нашу первую встречу с Селин, она поверила мне, когда прочитала ту ужасную статью в «Дейли миррор»… И все это для того, чтобы на собственной свадьбе увидеть, как жених целует другую женщину.

Что Вероника думала, когда шла ко мне под руку с отцом? Я только что был с Селин, а теперь стою у алтаря и собираюсь жениться на ней… Должно быть, она решила, что я женюсь на ней исключительно из жалости. Но ей не нужны были одолжения, и она сбежала…

Сам того не желая, я много чего натворил. И разбираться с этим должен был я сам…

Вначале следовало поговорить с Селин, чтобы между мной и Вероникой больше ничего не стояло. Вечером я поехал к ней в театр, заранее зная, что разговор будет непростой. Селин слишком привыкла побеждать, и ей нелегко будет признать свое поражение… Хотя поражение ли? Она ведь все-таки сорвала мою свадьбу, так что счет пока в ее пользу…

Театр поразил меня своим многоголосьем и суетой. Удивительно, но теперь я на все смотрел иначе… Когда Селин появилась на сцене, прекрасная как всегда, ей рукоплескали десять минут. Вот она, ее стихия! Эта женщина не может любить на равных, она может только повелевать и снисходить. И я еще наивно полагал, что буду с ней счастлив!

Селин пела, а я впервые за почти три года хладнокровно оценивал ее. Она бесспорно талантлива. Она рождена для сцены… А кого любил я? Настоящую Селин Дарнье или же ее многочисленных героинь, таких красивых, таких искренних…

В гримерку Селин меня пустили беспрепятственно, хотя остальные поклонники толпились у входа в театр, ожидая, когда она поедет в отель. Меня Селин явно ждала, не сомневалась, что я приду. Лишь одного она не могла предугадать. Что я приду, чтобы попрощаться.

Селин разыграла передо мной настоящий спектакль. Вначале — нежная возлюбленная, которая наконец дождалась своего мужчину. Сердце любого дрогнуло бы при виде ее обольстительной улыбки и сияющих глаз. Но игривую нимфу сменила разъяренная фурия, как только я сказал Селин о том, что люблю Веронику. Великая Селин Дарнье не допускала мысли о том, что ею могут пренебречь… Как и следовало ожидать, она меня прогнала. Величественным королевским жестом, также взятым из какого-нибудь спектакля. Мое заблуждение длиной в три года благополучно закончилось.

Дома у Вероники я застал только леди Маунтрой. Полулежа на диване, она томно листала журнал и едва цедила слова.

— Понятия не имею, куда делась девочка… И мой муж куда-то уехал… Очень некрасиво получилось сегодня с вами, мистер Фоссет… Вероника очень несобранная… Она еще так юна… Может быть, вы выпьете со мной чаю?

Тут впервые с начала нашей беседы в глазах этой вялой красавицы, так похожей на Веронику, промелькнула искра интереса. Но у меня не было времени на чай, и я откланялся. Я не сомневался, что в этом доме есть люди, которым точно известно, куда уехала Вероника.

Как полагается, дворецкий поначалу не желал откровенничать со мной. Тайны хозяев — превыше всего, а я в его глазах еще не стал членом семьи. К тому же это внезапное бегство Вероники наверняка показалось ему подозрительным. Что ты сделал ей такого, раз она решилась тебя покинуть? — читал я ясно в его глазах. Но я настаивал.

— Мне необходимо ее увидеть. Каждый день промедления может быть роковым.

Это стало последним доводом, и крепость вассальной верности рухнула. Вероника в родовом поместье своего отца где-то в Девоншире… Я бросился на вокзал и сумел купить билеты только на завтрашний поезд. Что ж, всего лишь еще одна бессонная ночь метаний и размышлений…

«Жимолость» я нашел на удивление быстро. Поместье лорда Маунтроя было хорошо известно местным жителям. Меня проводил бойкий мальчишка на велосипеде и получил в награду несколько пенсов… «Жимолость» чем-то отдаленно напоминала поместье моего отца, только выглядела не в пример ухоженней. Большой краснокирпичный дом, увитый плющом, прямоугольные окна в добротных деревянных рамах, старинная черепица на крыше… От него веяло прошлым, когда жизнь текла размеренно и неторопливо, а люди не сходили с ума в гонке за достижениями прогресса.

Странно, что Вероника предпочла спрятаться именно здесь. Я был уверен, что она до мозга костей дитя города и жить не может без его постоянной суеты. В этой глуши ей даже вечерние туалеты не понадобятся, не говоря уже о драгоценностях и прочих атрибутах жизни состоятельной английской аристократки.

Я нерешительно позвонил в дверь. Если Вероника не захочет разговаривать со мной, я буду ночевать под ее окнами как средневековый трубадур до тех пор, пока она не смилостивится…

Но Вероники дома не оказалось. Дверь мне открыла полная круглолицая дама, которая, как я сразу понял, не имела ни малейшего понятия, кто я такой и что произошло между мной и юной мисс Маунтрой.

— О, мисс Вероника отправилась погулять со своим отцом, — сообщила она мне с забавным акцентом.

Она впустила меня в дом и провела в большую комнату с голубой мебелью. Там царил идеальный порядок, но чувствовалось, что этой комнатой редко пользуются. Мрачноватая обстановка как нельзя лучше соответствовала моему настроению, вот только уверенности в себе она мне не прибавляла. Маунтрой наверняка уже в курсе, чем объясняется загадочное поведение его дочери на свадьбе, и вряд ли мне обрадуется. Что ж, тем лучше. Я должен отвечать за все свои поступки…

Я не услышал, как они вошли в комнату, и вопрос Маунтроя застал меня врасплох. Я обернулся. Лорд стоял у двери, а за его спиной маячила… Нет, лучше пока не думать о ней, а сосредоточиться на разгневанном отце.

— Я приехал поговорить с Вероникой, — сказал я и поразился собственному спокойствию.

Правда, Маунтрой совсем не походил на разгневанного отца. Он быстро подошел ко мне и протянул руку.

— Рад видеть вас, Майкл, — четко произнес он и улыбнулся. — Сразу хочу извиниться перед вами за ее поведение. Я не сделал этого вчера…

Маунтрой небрежно качнул головой в сторону Вероники.

— В этом нет необходимости, сэр. — Я недоумевал про себя. С какой стати мне оказывают радушный прием? Неужели Вероника до сих пор ни о чем не рассказала отцу?

Я посмотрел на нее. Вероника все еще стояла у двери, прислонившись головой к косяку. Она выглядела настолько уставшей и несчастной, что у меня защемило сердце. Подлец я после всего, что сделал с ней… Тут Вероника молча подняла палец и приложила его к губам. Понятно, ее отец еще ничего не знает.

— Думаю, что Вероника сама извинится перед вами, — сурово проговорил мистер Маунтрой и покосился на дочь. — Подойди сюда и все объясни Майклу… Я надеюсь, что это недоразумение…

Это было уже слишком.

— Простите, сэр, но я хотел бы поговорить с Вероникой наедине, — твердо сказал я. — Если она не возражает.

В глазах Вероники мелькнула растерянность. Конечно, она не посмеет отказаться в присутствии отца. Раз она ничего ему не сказала, он считает ее бегство причудой избалованной девчонки и сочувствует мне…

Вероника и сама понимала это.

— Естественно, она не возражает, — ледяным тоном произнес мистер Маунтрой и вышел из комнаты.

Я подождал, пока за ним закроется дверь, прежде чем начать.

— Вероника…

Но она не дала мне договорить.

— Зачем ты приехал? Вернуть подарки или попросить у меня благословения?

Я невольно улыбнулся. Несмотря на бледное личико и измученный вид, это была та самая Вероника, задиристая и язвительная.

— Я приехал попросить прощения.

— Зачем? — Она неестественно высоко подняла брови.

Казалось, самообладание возвращается к ней с каждой секундой нашего разговора. Меня же оно, наоборот, покидало. Тягаться с женщиной в сарказме невозможно. Тем более с любимой женщиной…

— Почему ты ничего не рассказала отцу? — ответил я вопросом на вопрос.

Лицо Вероники вспыхнуло.

— Потому что я не хотела, чтобы он чувствовал себя униженным! — отрезала она.

Теперь пришел мой черед краснеть. А я еще считал ее легкомысленной! Девочка права. Маунтрой умер бы со стыда, знай он, что его дочери предпочли другую женщину…

— Прости, я не подумал об этом, — вздохнул я.

Я не сомневался, что мне будет трудно говорить с Вероникой. Но только сейчас я понял, что это не просто трудно, а практически невозможно. Вероника не поверит ни единому моему слову. Она слишком оскорблена и слишком часто верила мне в прошлом. Она нашла в себе силы убежать со свадьбы, она сможет и без меня прожить…

— Конечно, ты об этом не подумал! — насмешливо воскликнула она. — К сожалению, я хорошо знаю, чем были заняты твои мысли. Или, вернее, кем!

Ее внезапная злость обрадовала меня. Раз она злится, значит, я все еще небезразличен ей.

— Господи, никак не могу поверить в то, что я была такой дурой! — продолжала она. — Если бы я не полезла к тебе со своими идиотскими признаниями, ты бы никогда не обратил на меня внимания. А я еще радовалась, что помогла тебе преодолеть свою застенчивость, думала, что ты меня стесняешься…

Я молчал. Здесь мне нечего было возразить.

— И потом… я ведь отлично видела, что ты не похож на влюбленного жениха… Как будто я не знаю, как выглядят по-настоящему влюбленные мужчины! Но я убеждала себя, что ты просто не такой, как все, и что воспитание не позволяет тебе открыто проявлять свои чувства… Ты даже целовал меня без желания… Скажи, ты представлял себе Селин на моем месте, когда мы занимались любовью? Или же тебе не нужно было представлять? О господи…

Вероника вдруг закрыла лицо руками и зарыдала. Я много раз видел, как плачут женщины, я помнил слезы в хрустальных глазах Селин, но никогда мне не было так больно… Я шагнул к Веронике и попытался обнять ее. Она отпрыгнула от меня, как только я дотронулся до ее плеча…

— Что тебе нужно? Зачем ты приехал? Хочешь сказать, что я говорю неправду?

Ее глаза горели яростью, и меня поразила столь резкая смена настроения. Вероника была готова вцепиться мне в лицо как дикая кошка, и нельзя сказать, что я этого не заслужил!

— Ты во многом права, — кивнул я. Вероника застонала.

— Я не буду ни оправдываться, ни просить прощения, — твердо продолжал я. — Селин Дарнье действительно долгое время была для меня…

Я запнулся. Кем была для меня Селин? Идеалом женщины? Гениальной певицей? Объектом преклонения?

— Не хочу я ничего знать! — закричала Вероника и закрыла руками уши.

Этот нелепый детский жест вывел меня из себя.

— Вероника, черт возьми, ты выслушаешь меня или нет? — вскипел я, схватил ее ладони и с силой опустил их вниз. Видимо, было что-то в моем лице, что заставило ее испуганно ойкнуть и замолчать.

— Долгое время я любил Селин Дарнье…

Губы Вероники задрожали.

— Или думал, что люблю, — поправился я. — Сейчас это неважно. И должен признаться, что твое признание в любви на балконе застало меня врасплох. Мне было неудобно разочаровывать тебя, и я…

Вероника всхлипнула и стала вырываться, но я крепко держал ее.

— Я думал, что мне все равно придется жениться рано или поздно, так что почему бы не ответить на искренний порыв такой молодой и красивой женщины…

— Ты обманывал меня! — перебила меня Вероника. — Ты говорил, что любишь…

— Да, — кивнул я. — Я так усердно уверял себя, что женюсь на тебе, не испытывая никаких серьезных чувств, что ничего не понял вовремя… А потом появилась Селин и совершенно сбила меня с толку. Раньше она едва замечала меня, а сейчас буквально преследовала… Она может быть очень обольстительной…

Вероника быстро-быстро заморгала, стараясь не расплакаться.

— Не сомневаюсь, — вставила она, пытаясь иронизировать сквозь слезы.

— А я слишком привык думать, что люблю ее… И даже в день нашей свадьбы я был уверен, что, жертвуя любовью, исполняю свой долг…

— Хорош долг! — фыркнула Вероника.

— И только когда ты убежала, я понял… — Я вздохнул и произнес на одном дыхании: — Что на самом деле я люблю не Селин Дарнье. Я люблю тебя.

Вероника явно не ожидала этого. Она открыла рот и даже перестала вырываться из моих рук.

— Я никогда не смогу это объяснить, — покачал я головой. — Но когда я смотрел тебе вслед, отдельные кусочки мозаики как будто сложились у меня в голове. Я знал, что теперь свободен и должен радоваться, потому что Селин ждет меня. Она неоднократно говорила о том, что любит… Но я не мог ни радоваться, ни бежать к ней… я не хотел… Что за насмешка судьбы? В одну минуту и нашел и потерял женщину, которую люблю…

Вероника слушала меня как зачарованная. Мне не терпелось поцелуями стереть с ее лица удивленное выражение, но я больше не имел на это права… Теперь я смиренный проситель и должен ждать, пока королева не вынесет свой приговор.

— А где сейчас Селин? — спросила Вероника.

— Я не знаю. Я был у нее вчера вечером и все ей сказал…

— Все-все? — ахнула Вероника.

— Абсолютно. Что я ошибался и что я еду к тебе, чтобы просить прощения… Сможешь ли ты забыть, что я когда-то был таким идиотом?

Глаза Вероники снова влажно заблестели, но я внезапно понял, что этих слез страшиться не нужно. Не знаю, чем я заслужил такое блаженство, но она прощает меня и готова дать мне еще один шанс…

— Я никогда больше не заставлю тебя плакать, — пробормотал я, наклоняясь к ней. — Слово джентльмена.

— Не надо, — рассмеялась она сквозь слезы. — Пусть на этот раз это будет слово любящего мужчины…