Где искать любовь Вуд Алекс

1

10 ноября.

Я очень люблю наш Гвендиль. Иногда, в мечтах, я представляю его таким, каким он был в пору своего расцвета…

Перед замком простиралась зеленая долина. Далеко, насколько хватало глаз, виднелась ровная, ухоженная трава, гигантский газон, созданный усилиями замковой челяди. Посередине была узкая песчаная дорожка, ведущая к главным воротам замка, и любого путника, пешего или конного, всегда можно было заметить издалека.

В праздничные дни долина оживала. Для лорда и леди раскидывали расписной шатер с пологом, затканным золотом. Он был украшен изысканными вышивками, и деревенские детишки любовались издали этим чудом, не осмеливаясь подойти поближе, чтобы не вызывать гнева закованных в латы стражей.

По правую сторону от шатра обычно огораживали место для турниров. Рыцари на покрытых попонами конях съезжались, направляя друг на друга копья и бряцая доспехами. Прекрасные дамы сидели на специально выстроенных для этого случая террасах и, затаив дыхание, следили за ходом сражения. Сама леди порой неодобрительно качала головой, когда сражающиеся проявляли излишнюю жестокость.

Она всегда была добросердечной, леди Гвендильского замка.

Естественно, на этом развлечения не заканчивались. К вечеру на месте ристалища устанавливались длинные, грубо сколоченные столы, на которых красовалась всевозможная еда. Молочные поросята, зажаренные до хрустящей корочки, гуси с нежным прозрачным жирком, олень, загнанный и убитый лордом собственноручно, главное блюдо на пиру. И, конечно же, виски, знаменитый гвендильский виски, от которого туманились самые крепкие головы и развязывались самые сдержанные языки. Приходили музыканты, и всю ночь протяжные звуки волынки нарушали покой гвендильской долины.

Не всем по вкусу было это простонародное веселье, где подчас нельзя было отличить лорда от простого охотника. Поговаривают, что благородную леди иногда возмущали жестокие шутки этого шумного праздника. Но обычай гласил, что раз в год стирается граница между сословиями в гвендильской долине, и тогда богатый землевладелец и бедный арендатор пируют за одним столом. Лорд Гвендильского замка был не из тех, кто пренебрегает традициями. Хотя даже он был вынужден идти на уступки и продолжать праздник для более благородных гостей уже в стенах замка.

Ах, Гвендиль тех времен! Нет пера, достойного описать красоту твоих величественных стен, роскошь внутреннего убранства, где каждая мелочь свидетельствовала о могуществе и богатстве твоего хозяина! По праву ты считался жемчужиной Шотландского Нагорья. Суровы и холодны здешние места, враждебны к чужеземцам и неласковы к коренным жителям, но Гвендиль, прекрасный Гвендиль, даровал людям красоту и уверенность. Провести ночь в его стенах почиталось за великую честь. Черной завистью завидовали тем, кто пользовался особым расположением хозяев замка и мог возвращаться туда снова и снова.

Гвендильский замок был очень велик. Он представлял собой даже не одно строение, а несколько. Настоящий средневековый город в миниатюре, окруженный крепкой высокой стеной. В случае необходимости здесь можно было выдержать осаду, что нередко случалось в те беспокойные времена и лишь подкрепляло репутацию замка как неприступного места.

Но при всей своей неприступности гвендильский замок не производил впечатления мрачной крепости. Наоборот, в каждой постройке, даже самой незначительной, чувствовалась легкость и изящество. Лучше всего было подъезжать к замку в яркий солнечный день, когда перед путником неожиданно открывалась изумрудная долина, обрамленная по краям ровным рядом деревьев, а в самом конце ее — стройные белые башни Гвендиля, отчетливо выделяющиеся на фоне неба.

МакНорманы владели замком с незапамятных времен. Он бережно передавался от отца к сыну. Многое терялось с течением столетий, когда собственность легко меняла хозяев. Бывшие фавориты становились изгнанниками, а их имущество — добычей вожделеющих королевских особ. Но Гвендиль, холодный, надменный, гордящийся своей красотой, оставался в семье МакНорманов.

И порой я очень жалею о том, что какой-нибудь коварный воинственный англосакс не преуспел в своей попытке завладеть нашим замком, хотя немедленно укоряю себя за недостойные мысли. Мои благородные предки в пышных старинных одеяниях, взирающие на меня со стен картинной галереи, презирают меня за малодушие, но ведь они не видят наших счетов за электричество!

Однако минута слабости проходит, я беру себя в руки и снова готова сражаться за Гвендиль до последней капли крови, вернее до последнего пенса, ибо именно так ведется борьба в двадцатом веке.

Хотя хватит жаловаться, ведь я решила вести дневник не только для того, чтобы изливать в нем свои горести. Все мои предки оставили после себя значительные мемуары, и будет позорно, если я не приложу руку к семейному архиву. Никого больше в этой семье не волнует история МакНорманов — только меня, второго ребенка и старшую дочь.

Меня зовут Гвен МакНорман, мне двадцать три года, у меня отвратительные рыжие волосы, белая кожа и гадкие веснушки, регулярно высыпающие каждую весну. Типичная шотландская наружность, но это уже личное.

Официально я леди Гвендолин Маргарита Эрнестина МакНорман из Гвендильского замка. Мое имя внушает мне благоговейный ужас. Наверное, потому что оно созвучно с названием замка. Однако леди Сесилия МакНорман, урожденная Хемиш, моя мать, утверждает, что в то время увлекалась Оскаром Уайльдом и решила назвать меня в честь героини одной из его пьес, и что Гвендиль тут совершенно ни при чем. Но мне больше нравится думать, что мы с замком — тезки.

Моя любовь к Гвендилю сродни религиозному фанатизму. Живи я в Средние века, меня бы сожгли на костре за языческие наклонности, но в наше терпимое время я могу абсолютно открыто провозглашать свое преклонение перед красотой Гвендиля. Вернее, перед его бывшей красотой, потому что от великолепия замка осталось немного. И если издалека он еще способен произвести впечатление, то вблизи не остается никаких сомнений в том, что замок изрядно поизносился и нуждается в капитальном ремонте. А так как МакНорманы двадцатого века и деньги — вещи несовместимые, я не думаю, что Гвендиль снова станет жемчужиной Шотландского Нагорья. По крайней мере, при моей жизни.

Все это очень печально. Но гораздо ужаснее то, что меня никто не поддерживает. Джеймс МакНорман, мой старший брат, фактический владелец замка, заглядывает в Гвендиль не более двух раз в год — на Рождество и в день рождения мамы. Для него замок — всего лишь досадная обуза, от которой он с удовольствием избавился бы. Но, с другой стороны, посредством замка Джеймс может рассчитывать привлечь внимание какой-нибудь богатой наследницы, чей папаша сколотил состояние на торговле табаком или мылом. Титул, замок, хорошее воспитание — все это тоже неплохой капитал. Жаль, что Джеймс при этом не особенно хорош собой, бедняга.

Впрочем, это можно сказать обо всех членах нашей семьи, разве что наша младшая сестра Кэролайн со временем превратится в настоящую красавицу. В отличие от нас с Джеймсом она темноволоса и темноглаза и может позволить себе задирать нос.

Неприятности наши начались около пяти лет назад, когда от кровоизлияния в мозг скончался отец. Весьма досадное событие, даже учитывая тот факт, что он уже очень давно не жил с нами. Но только спустя месяц мы в полной мере осознали последствия этого несчастья. Когда пришло уведомление о том, что налог на собственность у нас не заплачен с прошлого года. Раньше я не особенно интересовалась этими вещами — отец был достаточно обеспеченным человеком и даже издалека заботился о Гвендиле и о нас. Но теперь владельцем замка был Джеймс, у которого не было и пенни за душой, а после прочтения отцовского завещания выяснилось, что мы можем претендовать разве что на его долги. Мы сами должны были думать о Гвендиле.

Джеймс, как сейчас помню, пришел в ярость — мы продали его дорогое ружье, всех лошадей и старинное бабушкино колье, чтобы заплатить налог. К тому же надо было на что-то жить, платить за обучение Кэролайн. Раньше отец присылал нам кое-какие деньги, и это позволило мне и Джеймсу получить приличное образование. Однако теперь я не уверена, что Кэролайн сможет учиться в том же университете, что и мы. Юной леди МакНорман придется поубавить свои светские амбиции…

Но все это такие пустяки по сравнению с судьбой Гвендиля. Веками МакНорманы заботились о его процветании. Для них замок был больше, чем просто дом. Я очень хорошо понимаю это чувство, но мои родные, увы, считают это девической блажью. Джеймс пытается заниматься сейчас биржевыми спекуляциями. В своих коротких письмах маме он уверяет ее, что, когда он преуспеет, он присмотрит для нас небольшой особнячок в спокойном пригороде, и мы заживем наконец как нормальные люди. Когда я читаю эти равнодушные строки, в которых он вполне серьезно рассуждает о продаже Гвендиля, я холодею и невольно начинаю молиться о том, чтобы моего брата постигла неудача и он не смог взять на себя заботу о нас. Ведь если Гвендиль будет продан, нам просто будет негде жить…

То ли мои молитвы весьма успешны, то ли Джеймс — полная бездарность в вопросах бизнеса, но пока он не может похвастаться особенными успехами. Так, мелочь, которая позволяет ему держаться на плаву. Богатых наследниц на горизонте тоже не видно, и Джеймсу остается только похваляться перед мамой и мечтать вместе с ней. Она-то полностью одобряет и поддерживает его. Он всегда был ее любимчиком.

Конечно, нельзя сказать, чтобы мы были совсем без средств. Кое-что у нас все-таки есть. В основном, доходы от арендаторов, но этого едва хватает. Гвендилю нужно так много, и я не представляю, что бы мы делали, если бы пожар в начале девятнадцатого века не разрушил большинство построек замка. У меня полно хлопот с главным зданием, я бы не выдержала, если бы мне пришлось заботиться о чем-то еще.

Сейчас знаменитый гвендильский замок фактически разделен на три части. Первая состоит из обширного холла и правого крыла, где находится столовая и наши комнаты. В этой части запустение и разруха еще не поселились окончательно. Ко второй относятся картинная галерея и многочисленные гостевые покои, заставленные старой мебелью, унылые, затхлые, прячущие под толщей пыли сокровища Гвендиля.

И, наконец, кошмарное левое крыло, где протекает потолок, отсыревают стены и, того и гляди, обрушатся переборки. А ведь именно там находится та самая Обеденная Зала, известная пирами, которые устраивали МакНорманы, принимая королевских особ. Я так и представляю себе чопорных дам в пышных платьях и гордых шотландских лордов, восседающих на чинных обедах в гвендильском замке…

Но, кажется, я опять размечталась. Наверное, мне стоит попробовать написать книгу о прошлом Гвендиля, придумать попутно захватывающую любовную историю, чтобы легче читалось, и продать ее какому-нибудь издательству. Может быть, тогда мне удастся наскрести денег на ремонт.

Или нет, лучше воззвать к общественности. Объявить о том, что Гвендиль — настоящий культурный памятник и нуждается в соответствующем обращении. Однако кто знает, что произойдет тогда. Отец рассказывал мне, что когда-то ходили разговоры о том, что замок давно следовало передать государству. Видите ли, такой широкий жест был бы вполне в духе МакНорманов! Слава Богу, отец любил Гвендиль не меньше, чем я, и только серьезные разногласия с леди Сесилией заставили его оставить нас. Я имею в виду себя и замок.

Многих удивляет, почему я называю родную мать леди Сесилией. Такое происходит довольно часто, в том числе и при посторонних. Я должна сразу оговориться — она считает это вполне нормальным и даже поощряет подобное обращение. Так, по ее мнению, достойнее. Маму обуревают аристократические амбиции, даже удивительно, что при подобном отношении к собственной родословной ее очень мало волнует фамильный замок. Может быть, потому что Гвендиль принадлежит МакНорманам, а не Хемишам?

И снова я сажусь на своего любимого конька. Но действительно очень обидно, когда гибнет такая красота, и ты не можешь ничего сделать, чтобы спасти ее.

Вот уж никогда не думала о том, что достать деньги — это целая проблема. Нищета и скупость шотландских лордов вошли в поговорку, но я всегда была уверена, что в двадцатом веке ничего не стоит сколотить приличное состояние. Раз, два и готово. Однако, разбогатеть, работая учителем или секретарем, невозможно (ни к чему иному меня в университете не готовили), а биржевые спекуляции моего брата Джеймса с завидным постоянством оканчиваются провалом.

Так что совершенно логично, что леди Сесилия постоянно думает о том, как бы получше пристроить Джеймса. О Кэролайн речь пока не идет, ей слишком мало лет, но, честное слово, у нее гораздо больше шансов составить приличную партию и восстановить Гвендиль. Хотя я очень сомневаюсь, что у нее возникнет желание сделать это…

Лично я о замужестве пока не задумываюсь. По крайней мере, всерьез. Иногда по ночам я мечтаю о том, что в моей жизни появляется мужчина, который становится моим мужем. Я не знаю, красив ли он, высок, молод или стар. Но точно одно — у него очень много денег, и я с радостным сердцем приступаю к ремонту замка.

Я знаю, что это ужасно неприлично — мечтать о богатом муже. Вернее, признаваться в этом. Но так как все мои подруги и моя мать втайне безумно желают того же, то я не понимаю, почему бы не сказать об этом вслух? Может быть, это как-то поможет?

2

— Ах, тетя Пэм, я не знаю, что делать, — вздохнула крупная темноволосая женщина средних лет.

Она сидела на диване и рассеянно листала модный журнал. Напротив нее расположилась морщинистая старушка в красивой дорогой одежде. Впрочем, присмотревшись к ней, можно было заметить, что она не так уж стара — глаза ее горели проницательным блеском, на губах играла насмешливая улыбка. После короткого разговора с ней любому становилось ясно, что леди Памела Хемиш, несмотря на свой безобидный внешний вид, никому не даст спуску.

— А в чем дело на этот раз? — вкрадчиво поинтересовалась леди Памела у племянницы.

Леди Сесилия МакНорман (а это была именно она) разразилась чередой душераздирающих вздохов. Тетя Пэм терпеливо слушала ее, зная, что ее «дорогая Сесилия» выскажется в любом случае.

— Гвендолин не дает мне покоя, — наконец произнесла Сесилия. — Девочке уже двадцать три года, а она, вместо того, чтобы думать о замужестве, днем и ночью терзает меня этим ужасным замком!

— Который, между прочим, является твоим домом вот уже двадцать пять лет, — мягко заметила Памела. — Помнится, когда ты выходила замуж за Эдуарда МакНормана, ты очень гордилась тем, что станешь леди Гвендильского замка.

Никто не любит, когда ему напоминают о собственной непоследовательности, пусть даже таким любезным тоном. Леди Сесилия не была исключением.

— Тогда Гвендиль был совсем другим, — сказала она, нахмурившись. — Двадцать пять лет назад все воспринималось совсем по-иному.

Разговор затих. Леди Сесилия не знала, как продолжать после нетактичного замечания тети, а Памела не торопилась помогать ей.

Памела Хемиш была младшей сестрой матери Сесилии. Это была подвижная пожилая леди, весьма наблюдательная и острая на язык. Она очень любила своих внучатых племянников и гордилась тем, что Сесилия вышла замуж удачно и родила столь замечательных детей. Конечно, были небольшие финансовые трудности… Но как без этого? Леди Памела смело могла называть себя философом — в семье Хемишей средств отродясь не водилось, и она привыкла всю жизнь сводить концы с концами. Это приучило ее спокойно смотреть на многие вещи и с достоинством воспринимать удары судьбы вроде краха на бирже или кражи семейных драгоценностей.

Ее любимицей в семье МакНорманов была Гвендолин. Леди Памела считала, что девочка очень напоминает ее в молодости — те же живость характера и сметливость ума. Кэролайн была слишком похожа на Сесилию, поэтому не могла претендовать на первое место в ее сердце. К мужчинам леди Памела, убежденная старая дева, всегда относилась с опаской, и даже от Джеймса МакНормана она старалась держаться подальше. Зато Гвендолин была совсем другой, и леди Памела втайне строила планы, как она найдет ей достойного жениха среди своих аристократических знакомых. Увы, пока достойных не наблюдалось…

— Я так и не поняла, в чем проблема с Гвендолин, — напомнила леди Памела после того, как прошло добрых десять минут.

— Ах, тетя Пэм, неужели ты не понимаешь? — Сесилия досадливо повела плечом. — В ее возрасте у меня уже был годовалый Джеймс. Если бы у Гвен была семья или хотя бы приличный жених на примете, она бы перестала носиться с этим замком и постоянно требовать от меня денег на ремонт. Как будто я могу их достать!

— А что слышно от Джеймса? — осторожно спросила Памела, чтобы переменить тему разговора.

Каждый раз, когда она навещала МакНорманов, она слышала одно и то же — Гвендолин давно пора замуж, Гвендолин слишком много думает о замке, Гвендолин всех измучила разговорами о ремонте…

— Джеймс работает, — коротко ответила леди Сесилия. О своем любимчике она могла говорить, не останавливаясь, но сейчас хвастаться было нечем. — Но пока… пока ему не очень везет.

— Может быть, ему стоит поступить в какую-нибудь приличную контору и начать зарабатывать стабильные деньги? Я не сомневаюсь, что с его способностями и образованием он без труда…

— Джеймс уже взрослый мужчина и поступает так, как считает нужным, — сухо произнесла леди Сесилия. Ее сын не нуждается в замечаниях и советах! — Он дельный мальчик и знает, что и как делать.

Леди Памела смиренно опустила глаза. Все время одно и тоже. Дельный мальчик постоянно балансирует на краю пропасти, и не исключено, что когда-нибудь им все-таки придется продать Гвендиль, чтобы окупить его очередное безумство.

— А как продвигается дело с той мисс Робертсон? Ты, кажется, рассказывала в прошлый раз, что их роман в самом разгаре…

— Не напоминай мне об этом!

Леди Сесилия взмахнула рукой. В прошлый раз она посвятила тетю Пэм во все подробности отношений Джеймса с некой мисс Роберт-сон, богатой наследницей одного американского миллионера. Они познакомились на вечеринке, и Джеймс утверждал без ложной скромности, что девица влюбилась в него с первого взгляда. Он уже подумывал о том, чтобы пригласить ее в Гвендиль и представить матери. Все его письма были полны описанием многочисленных достоинств мисс Робертсон. Леди Сесилия была вне себя от счастья и говорила только о будущей свадьбе Джеймса.

Однако вчера пришло очередное письмо, из которого стало ясно, что ее радужные планы несколько преждевременны. Мисс Робертсон внезапно охладела к молодому аристократу и увлеклась другим, менее знатным, но более привлекательным претендентом на ее состояние. Естественно, что напоминание о мисс Робертсон было не очень приятно леди Сесилии. В который раз она мысленно упрекнула себя за несдержанность в разговорах. Но сожалеть было слишком поздно.

— Эмилия Робертсон оказалась весьма ветреной девицей, — плаксиво произнесла Сесилия. Она как никто другой умела жаловаться. — В то время как бедный мальчик с ума по ней сходил, она вовсю строила глазки другому.

— А она очень богата, эта мисс Робертсон? — вскользь поинтересовалась леди Памела. — Может быть, переживать совсем не стоит…

Последнюю фразу она произнесла вполголоса, словно рассуждая сама с собой, но леди Сесилия прекрасно расслышала и была оскорблена до глубины души. Ее попытки представить Джеймса влюбленным и глубоко страдающим пропали втуне. Тетя Пэм не желала обманываться.

— Ах, тетя, ты меня поражаешь, — досадливо проговорила леди Сесилия, откинувшись на мягкую спинку дивана. — Ты же знаешь Джеймса. Он такой ранимый и чувствительный. Конечно, я не могу сказать, что эта Эмилия составляла счастье всей его жизни, но он уже успел привязаться к ней… И вдруг такой предательский удар. И со стороны кого? Его близкого друга, Сэма Беверли!

Леди Памела едва удержала лукавую усмешку. Она прекрасно знала, о ком идет речь. Сэм Беверли был добродушным здоровяком с пышущим здоровьем лицом и обаятельной улыбкой. Неудивительно, что девушка предпочла его. Бедняга Джеймс наверняка очень блекло смотрелся на его фоне.

— И теперь я не знаю, что делать, — продолжала жаловаться Сесилия. — Скоро надо решать что-то с университетом Кэролайн. И левое крыло замка того и гляди развалится… Гвен пора замуж, а у меня нет ни одной сотни фунтов ей в приданое. Ей и так то вряд ли можно рассчитывать на приличную партию, а уж без приданого… Ужас!

Леди Сесилия изящным жестом прижала надушенный платочек к глазам.

— Да, все это весьма печально, — кротко согласилась с ней леди Памела, не желая вступать с племянницей в споры относительно будущего Гвендолин. Лично она была о ней гораздо более высокого мнения.

— А тебе не кажется, что все-таки стоит позволить Гвендолин попробовать поискать работу? — спросила леди Памела через некоторое время. — У нее есть голова на плечах, и ты знаешь, сейчас молодые женщины очень неплохо устраиваются и…

— Даже слышать об этом не хочу! — буквально выкрикнула Сесилия с раздражением. Удивительно, откуда у женщины, которая минуту назад демонстрировала явную слабость, взялись силы на столь активный протест.

Вопрос о работе для Гвендолин неоднократно поднимался в этой семье. В Эдинбурге у нее была крохотная квартирка, оставшаяся после какой-то дальней родственницы, и девушка порывалась переехать туда и начать работать. Однако леди Сесилия была категорически против. У нее имелись вполне определенные взгляды на то, чем должна и чем не должна заниматься ее дочь, происходящая из одной из самых знатных шотландских семей. Все увещевания Гвендолин, взывания к здравому смыслу матери ни к чему не приводили — Сесилия твердо стояла на своем. Ослушаться матери Гвен не смела, да и при мысли о том, что ей придется покинуть Гвендиль, ее решимость таяла. И она старалась убедить себя в том, что вряд ли сможет найти достойную должность, чтобы заработать достаточно денег и помочь семье.

Леди Памела находила все это весьма неразумным. В Гвендиле девочка заперта в четырех стенах. В Эдинбурге у нее будет гораздо больше возможностей познакомиться с достойным человеком и…

Несмотря на то, что Памела Хемиш сама никогда не была замужем, она, как это часто случается с пожилыми дамами, питала непреодолимое пристрастие к сватовству. И хотя мужчины казались ей загадочными и опасными существами, она тем не менее внимательно присматривалась к тем, кого считала подходящей партией для той или иной знакомой девушки. Ее заветной мечтой было замужество Гвендолин, но, увы, пока ничто не предвещало, что ее желанию в скором времени суждено сбыться.

— О, тетя Пэм, я так рада тебя видеть!

В гостиную влетела невысокая изящная девушка с огромными голубыми глазами и задорными рыжими кудряшками. Длинная клетчатая юбка ловко сидела на ее ладной фигурке. С первого взгляда в девушке чувствовалась огромная жизненная сила, энергия и упрямый нрав.

Ее вряд ли можно было назвать красивой — веснушчатые голубоглазые создания со вздернутыми носиками и четко очерченными скулами не особенно соответствуют общепризнанным канонам красоты. Но было в ней нечто такое, что заставляло и мужчин, и женщин всматриваться в нее снова и снова и искать ее общества. Неунывающее ни при каких условиях существо, преданное и надежное, с твердыми жизненными принципами и убеждениями — такова была Гвендолин Маргарита Эрнестина МакНорман из Гвендильского замка.

Леди Памела с радостью приветствовала внучатую племянницу. С ее появлением в мрачной гостиной стало как будто светлее. Даже томная леди Сесилия оживилась. Впрочем, это можно было объяснить тем, что она чувствовала необходимость постоянно быть начеку в присутствии старшей дочери. От Гвендолин можно было ожидать всего. Кому-кому, а уж ее матери это было прекрасно известно.

— Чудесно выглядишь, Гвен, — улыбнулась леди Памела, потрепав девушку по щеке.

Гвендолин чуть нахмурилась. Она была очень невысокого мнения о собственной наружности, и каждое приятное слово по этому поводу казалось ей подозрительным. Не надо мне никаких одолжений, говорил ее серьезный взгляд. Но Гвендолин была слишком живого и деятельного нрава, чтобы долго сердиться. Морщинка на ее лбу разгладилась, и она принялась засыпать леди Памелу вопросами.

Ее мать внимательно слушала ее и легонько покачивала головой. За двадцать три года она не устала удивляться тому, как у нее могла родиться такая дочь. Сесилия считала себя очень выдержанным человеком, вершиной спокойствия и невозмутимости, одним словом, всего того, что приличествует настоящей леди. Однако Гвендолин, с ее взрывным характером и безумными идеями, абсолютно не соответствовала представлениям ее матери о девушке благородного происхождения.

— Гвен, дорогая, ты не могла бы говорить чуточку потише и помедленнее? — спросила леди Сесилия страдальчески, когда у Гвендолин иссяк запас новостей и вопросов. — Здесь довольно душно, а еще ты шумишь…

Гвендолин покраснела. Она вообще чрезвычайно быстро заливалась краской, и это качество ее кожи особенно раздражало ее.

— Прости, мама, — пробормотала она.

— И потом, это просто неприлично. Пора бы уже научиться достойно вести себя, — продолжала леди Сесилия менторским тоном.

Она искренне любила старшую дочь, но никогда не упускала возможность прочитать ей нотацию. Присутствие леди Памелы нисколько не смущало ее — ведь тетя Пэм была их родственницей, а, значит, с ее присутствием можно было не считаться.

— Да, мама, — ответила Гвендолин спокойно, но глаза ее сердито блеснули. Она очень не любила, когда мать принималась поучать ее, особенно при посторонних.

Леди Памела почувствовала, что пора вмешаться и перевести беседу в другое, менее опасное русло.

— Ах, какая же я забывчивая! — с притворным огорчением произнесла она. — У меня совсем вылетело из головы, зачем я сегодня приехала к вам.

И Сесилия, и Гвендолин с интересом посмотрели на тетю. Леди Памела состояла в очень активной переписке с половиной знатных семейств Шотландии и Англии и всегда была в курсе самых последних событий. Обычно это были самые заурядные слухи, но порой она баловала их чем-то действительно важным. Судя по интригующему виду, который напустила на себя Памела сейчас, это был как раз такой случай.

— В чем дело, тетя Пэм? Не томи нас, — проговорила леди Сесилия с жадным любопытством. Всегда такая строгая к дочери, она порой забывала о собственных манерах.

— Как вы смотрите на то, чтобы устроить в Гвендиле праздник? — спросила тетя Пэм и улыбнулась.

На лицах ее собеседниц отразилось откровенное разочарование.

— Праздник? — протянула Сесилия. — О каком празднике может идти речь? Денег совершенно нет, да и повода для веселья я пока не вижу.

— Помните, в летописях Гвендиля есть упоминание о празднике, который раз в год устраивали в замке? — невозмутимо продолжала леди Памела. — Когда съезжались все соседи и родственники, и пир длился несколько дней?

Гвендолин кивнула головой. Еще бы она не помнила! Это было время величия Гвендиля. Время, которое безвозвратно ушло.

— По-моему, было бы изумительно возродить эту традицию. Конечно, не в былом масштабе, но можно было бы придумать что-нибудь…

— О чем ты говоришь, тетя Пэм? — резко перебила ее леди Сесилия. — Праздник в Гвендильском замке? Никогда не слышала ничего более смешного! Какое веселье может быть в этих руинах?

Гвендолин вспыхнула. Предложение леди Памелы, мягко говоря, странно, но это еще не повод для издевки! В конце концов, тетя Пэм очень здравомыслящая особа и наверняка за ее словами скрывается дельный план. И уж называть Гвендиль руинами леди Сесилия не имела ни малейшего права!

Леди Памела дождалась, когда Сесилия отсмеется, и спокойно продолжила:

— Вся округа знает, что вы разорены и еле сводите концы с концами. Было бы неплохо показать всем, что владельцы Гвендиля еще что-то представляют из себя. Не думаю, что это обойдется в такую немыслимую сумму. Я могла бы помочь. Немногим, конечно, но все-таки…

— Если ты хочешь помочь нам, мы найдем деньгам более достойное применение, — отрезала леди Сесилия. — Ты меня удивляешь, тетя Пэм!

— А на праздник можно было бы пригласить нужных людей.

Тут Гвендолин звонко рассмеялась.

— Немедленно выкладывай, что у тебя на уме, тетя Пэм. Перестань ходить вокруг до около. Бедную маму сейчас удар хватит из-за твоих идей.

Леди Памела улыбнулась, и лучики морщинок побежали от уголков ее глаз по всему лицу.

— Тебя не проведешь, Гвен. Сесилия, помнишь, шесть лет назад я ездила на свадьбу Уолтера МакНормана, вашего дальнего родственника? Ты еще оставалась дома, так как Кэролайн была серьезно больна?

Сесилия наморщила лоб, вспоминая события шестилетней давности.

— Кажется, да, — произнесла она неуверенно. — Этот Уолтер то ли кузен, то ли племянник моего покойного мужа…

— Скорее всего, племянник, — уточнила леди Памела. — Но это чисто номинальное родство, я даже не могу припомнить в каком колене. Чистое совпадение, что у вас одна фамилия. Вас вполне можно считать однофамильцами, но все-таки какая-то общая капля крови у вас есть.

— Они живут на побережье? Его супруга, кажется, очень богата? — спросила Сесилия, окончательно вспомнив, о ком идет речь.

— Очень. Сэр Уолтер сам владеет весьма значительным состоянием. Несмотря на благородную кровь, у него есть деловая сметка и голова на плечах, — усмехнулась леди Памела. — В числе прочего он имеет несколько заводов по производству виски. Очень прибыльное дело, скажу я вам.

— Виски! — фыркнула леди Сесилия, и Гвендолин тоже не смогла сдержать улыбку. — Подумать только, один из МакНорманов занимается производством виски!

— Сейчас двадцатый век, моя дорогая, — кротко заметила леди Памела. — Каждый зарабатывает деньги, как может. И не переживай, пожалуйста, насчет его родства с вами. Уолтера вряд ли можно назвать одним из МакНорманов в том смысле, который ты имеешь в виду. Если хочешь, я могу посмотреть в своих записях и уточнить вашу степень родства.

— Ладно, оставим в покое этого коммерсанта, — сказала Сесилия с легким презрением. — Какое он имеет отношение к нашему разговору?

— Почти никакого. Просто я поддерживаю отношения с его матерью, весьма почтенной дамой, и она сообщила мне в письме, что скоро к ним приезжает младшая сестра жены Уолтера…

— Господи, да какое мне до этого дело? — воскликнула леди Сесилия.

— Которая очень мила, богата и хочет выйти замуж за человека благородного происхождения. Видимо, лавры сестры, леди МакНорман не дают ей покоя, — закончила леди Памела, не обращая внимания на возгласы племянницы.

Леди Сесилия застыла на полуслове с открытым ртом. Вот с этого и надо было начинать, говорили ее глаза.

3

— Тетя Пэм, ты просто чудо!

Гвендолин невольно поморщилась. Ее мать так и светится от восторга, словно неведомая богачка уже стала женой Джеймса.

— Расскажи мне поподробнее. — Леди Сесилия придвинулась поближе к тете. — Кто она, как ее зовут и все остальное. Было бы замечательно познакомиться с теми МакНорманами поближе. В конце концов, мы все-таки родственники!

Гвендолин прыснула.

— Гвен, милочка, тебе не пора заняться своими делами? — спросила леди Сесилия с кислой миной.

Она совсем забыла, что здесь присутствует ее дочь, для которой ее матримониальные затеи всегда составляли источник неиссякаемого веселья.

— Я бы предпочла остаться с вами, мамочка, — произнесла Гвендолин, не желая понимать намек.

Леди Сесилия была абсолютно права, жалуясь на невоспитанность дочери. И сейчас она скорбно вздохнула, словно призывая леди Памелу в свидетели возмутительного поведения Гвендолин.

— Я должна обсудить с тетей Пэм важный вопрос, — нахмурилась Сесилия.

— Джеймс — мой брат, и я имею право знать все, что касается его, — отрезала Гвендолин и устроилась в кресле поудобнее, всем своим видом показывая, что никуда не собирается уходить.

— Пусть остается, она уже большая, — вмешалась леди Памела. — В конце концов, Гвендолин имеет право знать, кого мы сватаем Джеймсу. Ведь его жена — будущая хозяйка Гвендиля.

Настроение девушки резко испортилось. Тетя Пэм могла бы не упоминать об этом. Конечно, она прекрасно знает, что когда Джеймс женится и у него появятся дети, Гвендильский замок полностью перейдет в его распоряжение. Но зачем напоминать ей о том, что ее любимый дом на самом деле совсем не ее?

— Хорошо, — вздохнула леди Сесилия. — Но я жду, тетя Пэм…

Памела улыбнулась и сложила морщинистые руки на коленях. Она предвкушала реакцию Сесилии и не торопилась с рассказом.

— Девушку зовут Марион Гастингс. Я видела ее фотографию в модном журнале. Она очень миленькая, прекрасно одевается…

— И до сих пор не замужем, — пробормотала Гвендолин как бы про себя, но с расчетом быть услышанной.

Леди Сесилия метнула на дочь угрожающий взгляд, но ничего говорить не стала.

— Гастингсы очень состоятельная семья. Ее прадед разбогател, торгуя углем, и сейчас они владеют процветающей угольной компанией. Марион и ее старшая сестра Констанция — единственные наследницы всего состояния…

— О, кузен МакНорман отхватил лакомый кусочек, — снова произнесла Гвендолин.

— Замолчи, Гвен! — раздраженно бросила Сесилия. — Дай послушать!

Гвендолин невинно захлопала ресницами.

— Через две недели Марион приезжает погостить к сестре, и Джулия, мать Уолтера МакНормана, абсолютно определенно сообщила мне, что девочка намеревается как следует приглядеться к местным женихам. Американцы, видимо, ее не устраивают.

— А сколько ей лет? — немедленно полюбопытствовала Гвендолин.

— Двадцать восемь, — не очень уверенно ответила леди Памела и покосилась на Сесилию. — Конечно, Джеймс чуть моложе, но разве в этом дело…

— Тетя Пэм, Джеймсу всего двадцать пять! — воскликнула Гвендолин с притворным укором. — Она на целых три года старше его. Нет, это не годится!

— Гвендолин!

На этот раз в голосе леди Сесилии послышался настоятельный приказ молчать.

— В том же самом письме Джулия вскользь упомянула о том, что неплохо было бы наконец МакНорманам познакомиться со своими Дальними родственниками, — продолжала леди Памела после небольшой неловкой паузы. — Я сразу поняла, что она имеет в виду. Почему бы Марион Гастингс не выйти замуж за Джеймса МакНормана? Это был бы союз, блестящий во всех отношениях.

— Неужели у Джулии МакНорман не нашлось другого жениха под рукой? — не выдержала Гвендолин. — С чего вдруг она вспомнила о нашем Джеймсе? Откуда она знает о его существовании?

— Не забывай, деточка, что мы с Джулией часто пишем друг другу. — Тетя Пэм потупила глаза.

— Ага, значит, она в курсе всех наших дел?

— В какой-то степени, да, — признала Памела. — Я должна была намекнуть, что в материальном плане девушке нечего ожидать от брака с Джеймсом…

— Какой позор! — фыркнула Гвендолин. — Дела нашей семьи настолько плохи, что абсолютно посторонние люди подсовывают Джеймсу каких-то перезрелых американских богачек!

— Не говори ерунды, Гвен, — процедила леди Сесилия, смертельно оскорбленная словами дочери. — Никто никого не подсовывает Джеймсу. Почему бы молодым людям и не познакомиться? Раньше только так и заключались браки в благородных семьях, и что-то не видно, чтобы кому-то от этого было плохо!

— Хорошо, как скажешь, — согласилась Гвендолин. — И что же ты предлагаешь, тетя Пэм?

— Устроить в Гвендиле праздник, пригласить друзей и родных, и в том числе Уолтера МакНормана с семьей. Это было бы очень интересно и естественно…

— И никто бы не догадался, что мы сватаем Джеймса, — закончила за нее Гвендолин. — Что ж, я считаю, что это великолепная идея. Если денежки этой мисс Марион пойдут на восстановление Гвендиля, я только за.

Леди Сесилия изумленно оглядела дочь. Только что она бросала язвительные замечания в адрес брата и его предполагаемой невесты, а сейчас объявляет, что полностью поддерживает идею тети Пэм. В высшей степени непоследовательная натура!

— Да, но где же нам взять деньги для праздника? — беспомощно спросила леди Сесилия. — Мы же не можем допустить, чтобы гости видели эти руины.

— Я постараюсь помочь, — улыбнулась леди Памела. Ее идея пришлась по вкусу, это было очень приятно. — Мы обязательно что-нибудь придумаем. Гвендиль будет прекрасен. И Джеймс тоже.

Женщины понимающе переглянулись.

— Это было бы великолепно, — тихо сказала леди Сесилия. — Но я боюсь даже мечтать об этом.

— А ты не мечтай, — произнесла тетя Пэм и стала подниматься. — Ты действуй. Напиши Джеймсу о празднике, пусть тоже подумает о том, где достать денег. Начинай составлять список гостей, где кого разместить…

— Этим пусть Гвен занимается, — пожала плечами Сесилия. — Она у нас специалист по замку.

— Одним словом, работы по горло, — заключила леди Памела. — Если хотите что-то получить, надо вначале как следует поработать. Так что думайте, девочки, а я пойду потихоньку. Мне еще к миссис Отерборн надо заглянуть.

— Но ты ведь напишешь Джулии МакНорман насчет праздника? — обеспокоенно спросила Сесилия. — Не получится так, что эту Марион кто-нибудь ув… что ей не захочется приезжать к нам?

— Мама боится, как бы добычу не украли из-под носа, — жизнерадостно заявила Гвендолин.

— Я сегодня же вечером напишу Джулии, — спокойно ответила тетя Пэм, игнорируя замечание Гвендолин. — До свидания. Не провожайте меня, я сама найду дорогу. Уверена, вам есть о чем поговорить.

И леди Памела вышла, подхватив свой объемистый ридикюль. Мать и дочь остались в гостиной одни. Гвендолин закинула ногу на ногу и принялась с независимым видом оглядываться по сторонам. Она знала, что сейчас начнутся нравоучения, и уже сожалела о том, что не смогла держать язык за зубами.

— Гвендолин, я надеюсь, ты понимаешь важность этого праздника? — начала леди Сесилия.

— Да. Нам ужасно нужны деньги. Мне это известно лучше, чем кому бы то ни было. Гвендиль…

— Я не желаю больше слышать об этом! И без Гвендиля у нас полно проблем. Если Джеймс женится на хорошей девушке, мы все от этого только выиграем!

— А вдруг эта Марион кривая и косая? — лукаво спросила Гвендолин.

— Памела сказала, что она миленькая.

— У тети Пэм все миленькие, — упорствовала Гвендолин. — Даже я. Нельзя как-нибудь взглянуть на эту девицу, прежде чем устраивать праздник и тратить уйму денег?

Леди Сесилия задумалась. Конечно, Гвен несносная девчонка, но в ее словах есть разумное зерно. Джеймс будет не прочь жениться на состоятельной девушке, в этом леди Сесилия не сомневалась. Однако вряд ли он согласится опуститься до брака с не слишком привлекательной особой. Джеймс был очень чувствителен к общественному мнению, и если все вокруг начнут говорить, что лорд Гвендильского замка женился только ради денег… Нет, на это он точно не пойдет.

— Но как мы можем взглянуть на нее?

— Да, откровенные смотрины нынче не в моде. Какая жалость, — покачала головой Гвендолин.

Несмотря на все свои насмешки, она знала, что женитьба Джеймса на богатой наследнице была бы наилучшим выходом из положения. Как ни прискорбно было это признавать.

— Послушай, а что если ты съездишь к МакНорманам на недельку?

— Я? — оторопела Гвендолин.

Глаза леди Сесилии загорелись.

— Все очень просто. Можно представить, что ты не совсем хорошо себя чувствуешь. Поправляешься после болезни. И тебе необходим морской воздух. Дом Уолтера как раз на побережье. Мрачное место, насколько я припоминаю, но воздух как раз то, что надо. Ты поедешь поправляться, и будет совершенно естественно, если ты остановишься у родственников. Мы с тетей Пэм напишем им и…

— Мама, это невозможно!

Гвендолин вскочила с дивана. Изумление, досада, злость — все по очереди отражалось на ее лице.

— Почему? — удивилась леди Сесилия. — Это будет вполне естественно. А у тебя будет возможность поближе познакомиться с этой Марион. Великолепная идея! А потом последует приглашение на праздник…

Леди Сесилия принялась бормотать что-то про себя, прикидывая, как лучше всего будет предупредить Уолтера и что Гвендолин нужно будет взять с собой. Гвен смотрела на нее с широко раскрытыми глазами. В этом была вся ее мать, с ее рассуждениями о приличиях и хороших манерах и абсолютно возмутительными поступками. Леди Гвендолин отправляется высматривать невесту для своего братца к незнакомым людям. Какой позор!

— Я никуда не поеду, — отчетливо произнесла мрачная Гвендолин.

Леди Сесилия подняла голову, потревоженная резким тоном дочери.

— Что ты сказала? — спросила она, замечая нахмуренный лоб Гвен. — Что-то не так?

— Я никуда не поеду, — повторила девушка. — Я не буду разыгрывать клоуна даже ради тебя или Джеймса. Они все сразу поймут, зачем я приехала.

— Гвендолин, дорогая, не говори ерунды, — проворковала леди Сесилия. Она умела быть очень нежной, когда хотела. — Представляешь, как будет здорово съездить куда-нибудь. Ты же нигде не была. Я уверена, МакНорманы очень обрадуются тебе. Ведь мы же родственники, в конце концов. Тебе будет весело у них, гораздо веселее, чем здесь, а уж с приездом мисс Гастингс там, наверное, будут сплошные развлечения…

— Не поеду, — буркнула Гвендолин.

— Ты ведешь себя глупо. Тебя никто не съест. Неужели ты не хочешь познакомиться с Марион? Оценить ее? Подружиться с ней?

— Проследить, чтобы ее никто не увел, как несравненную мисс Робертсон? — осведомилась Гвендолин с горькой иронией. — Ведь ты ради этого посылаешь меня туда? Тебе абсолютно все равно, красива Марион или нет, главное, что у нее есть деньги, и уже поэтому она подходящая партия для Джеймса. А как же кровь? Не ты ли всегда выступала за чистоту крови? Разве Джеймс не опозорит себя такой женитьбой?

— Фу, Гвен, какой резкой ты можешь быть, — вздохнула леди Сесилия. — Очень некрасиво с твоей стороны напоминать мне о тех неосторожных словах. Сейчас не Средневековье, и можно забыть о законах крови. Принцы женятся на моделях, принцессы выходят замуж за охранников… Почему бы и нам не поступать точно также?

— Если бы Джеймс влюбился в обычную секретаршу и привел ее в Гвендиль, ты бы тоже приняла ее с распростертыми объятиями?

— Ты поражаешь меня, Гвендолин, — сухо произнесла Сесилия. — Неужели ты не понимаешь, что если в ближайшее время у нас не появится много денег, твой обожаемый Гвендиль развалится окончательно? И ты, и Джеймс, и Кэролайн заслуживаете гораздо большего, чем ваш отец был в состоянии вам дать. Почему же ты с таким презрением относишься к моим попыткам как-то уладить наши дела? Вот тетя Пэм все понимает, ей не надо ничего объяснять.

Гладкий высокий лоб леди Сесилии прорезала скорбная складка. Сердце Гвендолин сжалось. Бедная мама, она ведь ни в чем не виновата. Она искренне любит их и желает им добра. И, в конце концов, разве она не права?