Любовь заказывали? (сборник) Гольман Иосиф
– Мы-то не против… – вздохнул Моше, но тему больше не поднимал.
Перед тем как прощаться, Лариса неожиданно попросила израильтянина отойти с ней на два слова в сторону. Моше почувствовал себя неловко перед ее спутником, но отказать было бы еще глупее.
Они поговорили. Потом Моше попрощался с Петром.
– Если чего нужно будет, сразу на мобильный звони.
– Спасибо, – пожал ему руку Деникин.
Уже отойдя на несколько шагов, Моше вдруг обернулся.
– Я не по службе к тебе приехал, – сказал он. – А просто так.
– Перед отъездом еще встретимся, – улыбнулся Петр. – Как положено, не торопясь. А то все скомканно получилось.
– Идет, – согласился Моше и заторопился по улице. Большой, толстый. «Сибирский какой-то, – подумал Деникин. – И совсем невеселый».
– Ты не обиделся, что я с ним уединилась? – спросила Лариса.
– Я на тебя давно не обижаюсь.
– Вопрос касался Наташки.
– А при чем тут Наташка? – удивился Петр.
– У них очень сильная медицина. И есть Центр по изучению СПИДа.
– А что ты мне не сказала?
– А чем бы ты помог? Я туда писала. У них появилось новое лекарство, они набирали группу больных для апробации.
– Что тебе ответили?
– Что мест уже нет.
– А ты?
– Что – я?
– Не поверю, чтобы тебя это остановило.
– Я узнала, какая первичная информация о больном необходима. И приехала сюда.
«А я думал, она ко мне приехала», – мелькнуло в мозгу Деникина.
– Я к тебе приехала, – как будто прочла его мысли Лариса. – Но завтра мы поедем в Реховот. Ты не возражаешь?
– Нет, конечно. Но они же тебе отказали?
– Я нашла общих знакомых. Они обещали выяснить. Помочь, если это возможно. И Моше обещал, у него есть связи.
– Понятно.
Они пошли домой. Переоделись. Приняли душ. Потом прошлись легким шопингом по близлежащим магазинам. На входе в крупный универмаг их ощупали металлоискателем и осмотрели содержимое сумок.
Такие меры никак не отражались на праздной и веселой толпе, заполнившей тель-авивские вечерние улицы.
Их настроение тоже несколько поднялось. И совсем исправилось в маленькой кофейне, где они, сидя среди беззаботного и веселого местного люда, поглотили несметное количество невероятно вкусных сладостей.
Перед уходом у Ларисы зазвонил мобильный. Она перекинулась с кем-то несколькими фразами на английском и отключилась. По заблестевшим глазам Петр предположил, что говорили о чем-то важном. Не удержался, спросил, с кем болтала.
– С Моше, – неохотно ответила она.
– А почему на английском? – удивился Деникин.
– Чтобы ты не понял, – просто сказала Лариса. – Не обижайся, – заметив его реакцию, попросила она. Встала, обняла двумя ладонями его голову, прижалась щекой к его лбу: – Миша узнал о Центре. Завтра меня там ждут.
Перед тем как лечь спать, включили телевизор. И сразу наткнулись на видеоряд с трупами. Палестинец-камикадзе своим автобусом убил двух стоявших на остановке солдат, женщину и ребенка. У места трагедии собралась негодующая толпа. Они скандировали антиарабские лозунги. Уже горели на асфальте поминальные свечи.
В одном из военных, работавших на теракте, Деникин узнал Моше. Тот, сгорбившись, что-то рассматривал на земле. Потом камера переместилась, и Петр его больше не видел.
– Ну их всех к черту! – выругался Деникин. Если все принимать близко к сердцу, сердце лопнет. Он повернулся к Ларисе, обнял ее, прижался, вытесняя скопившееся в мозгу плохое. Она ответно подалась к нему, умело и бережно помогла.
«И пусть все катится к чертовой матери, – думал Деникин. – Я приехал сюда к Лариске. Остальное – их проблемы».
10
Следующее утро тоже было солнечным, но Лариса была необычно напряженной и замкнутой. Петр жалел ее, понимая, как это тяжко: метаться между отчаянием и надеждой. У нее, конечно, железный характер, но еще неизвестно, что лучше: прятать все внутри стального кокона или выплеснуть наружу, как это делают большинство женщин. Если б внутри стального кокона было и сердце железное…
– Мы в Реховот? – спросил Деникин, заводя свой «фордик».
– Нет, – ответила Лариса и назвала неизвестное Петру место.
После тщательного изучения карты Деникин его нашел.
– Далеко? – спросила Лариса. Она уже подготовила объемистую папку, видимо, с Наташкиными медицинскими документами, извлеченную из чемодана.
– Здесь все рядом, – улыбнулся Петр.
И действительно, через полтора часа она уже входила в двери института с мудреным названием.
Ожидание было довольно долгим. Петр курил, гулял по окрестным тенистым улочкам, прочитал купленную здесь же толстую израильскую газету на русском языке. Это не отвлекало. Мысли были рваными и нервными. Ларисино состояние передалось Деникину, он очень легко представлял себе ее ощущения.
Наконец Лариса появилась на ступеньках. Легко сбежала вниз. Пошла к их автомобильчику. Деникин, сидевший рядом на лавочке, поднялся навстречу:
– Ну как?
– Никак, Петенька, – просто ответила она. – Поздно, говорят.
Потом она навзрыд плакала на заднем сиденье, и Петр думал о том, что так оно лучше. Не в смысле, что Наташке не помогут, а в смысле что нельзя Лариске держать все в себе.
– Куда теперь? – спросил он, когда Лариса немного успокоилась.
– Куда хочешь, – ответила она и прикрыла глаза.
Петр завел мотор и поехал в Хайфу.
Он сам не знал, почему решил ехать туда. Просто ему вдруг захотелось повторить те ощущения, которые он получил в этом городе.
«Фордик» оставили внизу, недалеко от порта. И пошли вверх. Весь город разместился на склоне огромной, залитой солнцем горы. Снизу был порт и арабский район. Далее шли еврейские кварталы, причем по геометрическому уровню обитания жителей можно было легко судить об уровне их благосостояния. Зависимость прямая: по горе вверх – денег больше. Сначала – олимы (недавно прибывшие переселенцы), потом – средний класс и, наконец, на самом верху – местные буржуи, около вилл которых под легкими навесами стояли по две-три машины, одна из которых, как правило, родом из Германии.
На самый верх заехали на такси. Посмотрели с обзорной площадки вниз, на порт и море. На рейде и у причалов стояли игрушечные корабли.
Обратно пошли пешком. Иногда – по улочкам (ориентировались по направлению: им надо было – вниз), иногда по узеньким пешеходным тропкам, вымощенным камнем; в самых крутых местах – с перильцами. И всегда – в окружении огромного количества цветов. Цветы были под ногами. Цветы были под руками – на кустах. Цветы были на уровне глаз и над головой – на деревьях. Всех форм и раскрасок. А еще у цветов, казалось, не было запаха. Потому что в этом городе ароматным был сам воздух.
Даже Лариса расслабилась, улыбнулась.
А потом они попали в странный сад. Очевидно, что он был рукотворным, но ландшафтная работа садовника свелась к минимуму. Казалось, что все здесь растет само по себе, что так последние тысячи лет и было. В саду росли деревья, кустарники. И конечно, цветы. Все как во всем городе.
Но в отличие от всего города этот сад был напоен какой-то особенной тишиной. И спокойствием.
Поэтому Петр и привел ее сюда.
…В этом саду Петр уже был. В прошлом году они с женой отдыхали в круизе, и одна из остановок была в Хайфе. Это было первое его посещение Израиля. Корабль остановился внизу, в порту.
Петра удивляло все.
Они причалили в десять часов вечера и в город вышли уже ближе к полуночи. Однако, казалось, весь город был на ногах.
У жены Петра в Хайфе жила ее институтская подруга. Они связи не потеряли, переписывались, перезванивались. Их дети даже жили три недели у Петра в Москве. Чтоб язык не забыли. Вот и теперь они заранее созвонились, и сейчас россиян должны были встретить.
Их и встретили. Ночью, в плохо освещенном припортовом (арабском, как они уже знали) районе к ним бросились одиннадцатилетний мальчик и двенадцатилетняя девочка.
После обниманий и целований Петр поинтересовался, где же их родители. Оказалось, те встретили двумя улицами раньше знакомых и заболтались с ними.
Когда Веня и Маша наконец пришли, Петр поинтересовался, не опасно ли детей отпускать так поздно, да еще в таком районе. Родители только посмеялись. В Израиле дети гуляют где хотят и сколько хотят. Кроме территорий автономии, разумеется.
«Израиль – страна контрастов», – пришел в голову затертый штамп. Но так оно и было. И есть.
А еще его поразили тараканы. Огромные, черные, они медленно ползали по ночным тротуарам и, попадая иногда под тяжелую поступь Петра, с характерным хрустом помирали. «Как же их птицы клюют?» – удивлялся Петр, пораженный размерами, казалось бы, привычной твари.
Следующий день был суббота, когда все евреи, согласно законам, должны отдыхать. Однако Вениамин без труда нашел такси, чтобы покатать гостей по городу. За рулем сидел араб, чьим воскресеньем являлась пятница. Не исключено, что вчера их водитель пользовался услугами еврейского шофера. Пообедали они в арабском ресторане.
«Очень разумно, – подумал Петр. – Будь у нас так же, избавились бы от пятничных и воскресных дачных пробок на дорогах. И недурно было бы завести еще одну религию. С выходным днем в среду».
Весь день друзья таскали их по городу, пытаясь удивить. Они заводили их в супермаркет с фонтаном в центре, в специализированный магазин игрушек, в бесчисленные кафе и рестораны. Им так хотелось, чтобы гости поразились увиденному великолепию! Так же, как они сами десять лет назад.
Нет, конечно, они читали о происходящих в России изменениях, смотрели по телевизору на нынешнюю Москву – в Израиле ловятся почти все российские программы. Но одно дело – телевизор, а другое – собственные ощущения, когда в магазинах покупателей встречали только пустые полки и злющие продавцы. И когда непонятно было, чем завтра кормить детей. Собственно, страх за детей и был основной причиной, по которой Веня и Маша воссоединились с исторической родиной.
И вот теперь им очень хотелось удивить прибывших. А – не получалось! Потому что все, конечно, было здорово. Но все было уже виденным-перевиденным в Москве. Причем здесь – послабее и попроще.
Хотя кое-что и впрямь поразило Петра. Сначала – дети ночью в порту. Потом – дети ночью по всему городу, веселые, танцующие и жующие. Вышеупомянутые тараканы, конечно. О цветах уже тоже было сказано. Но самое главное удивление – это сад, в который он сейчас осознанно привел Ларису…
– Что это? – спросила она. – Городской парк?
– Нет, – улыбнулся Деникин. И просветил новопосвященную: – Это, Лариска, храм.
– Где храм? – повертела головой Лариса.
– Здесь, – засмеялся Петр. – Вокруг. Внизу. Вверху. В тебе. Везде.
– Не понимаю, – честно созналась она.
– Мы с тобой пришли в Общий храм, – уже серьезно объяснил Деникин. – Это новая религия. Они пытаются объединить всех. Они и в самом деле считают, что все люди – братья. И Бог – един. А храмы строить не надо, потому что Господь все уже и так построил. Поэтому в своих храмах они сажают деревья и цветы. И все.
– Да-а, – задумалась Лариса.
Потом они присели на скамейку и так сидели больше часа. Молча.
– Пошли? – прервал молчание Деникин.
Лариса молча встала, поправила юбку. Они пошли вниз и очень скоро уже заводили свою глазастенькую машинку.
– Я тебе еще одно место хочу показать. Ты не против? – спросил Петр.
– Валяй, – согласилась Лариса. После отдыха в саду-храме она казалась спокойнее. Напряжение спадало. Конечно, умом она и раньше понимала всю призрачность своих надежд.
Вскоре на фоне сияющего на солнце синего моря показались высоченные дымовые трубы.
– Самая большая электростанция в Израиле, – объяснил Деникин. – Угольная, между прочим. – И добавил: – Почти приехали.
– Ты что, считаешь, я раньше такого не видела? – усмехнулась Лариса.
– Такого – не видела, – пообещал Петр.
Они припарковали машину, подошли к большой, огороженной забором территории, купили в киоске билетики.
– Так что здесь такое? – Лариса и в самом деле была заинтригована.
– Здесь стоял римский легион. Во времена Пилата и раньше. А строил все царь Ирод. О нем часто упоминают в другом контексте, а он вообще был завзятый строитель.
Они прошлись вдоль выставленных в ряды античных экспонатов. Огромная мраморная нога (прочего пока не нашли), вазы, статуи. Крупные осколки совсем уж древних сосудов.
Солнце палило довольно жарко, и чувства сопричастности не возникало. Хотелось банку охлажденного спрайта. Или просто холодной воды.
– А это что? – спросила Лариса, показывая на замусоренный, заброшенный пятачок. На нем густо росли высокие растения, темно-зеленый цвет которых был приглушен пылью. Каждое из них заканчивалось длинным ярко-красным соцветием. Из-за этого казалось, что маленький пустырь со всей его растительностью кто-то поджег.
– Столетник! – рассмеялся Петр. Он тоже в свое время не сразу поверил объяснению. – Обычный столетник! Алоэ.
– Так он же раз в жизни цветет? – удивилась Лариса.
– Это смотря в каких условиях, – ухмыльнулся Деникин.
Они пошли в глубь территории и набрели на работающих археологов. Место раскопа было огорожено, но перед входом лежала целая гора битых черепков. На каждом из них чернилами была нанесена маленькая, но четкая надпись.
– Что это? – теперь уже удивился Петр. В прошлый приезд никто ему этого не показывал.
Лариса по-английски переадресовала его вопрос проходившему мимо археологу.
– Мелкие осколки керамики. Они подлинные, но научной ценности не представляют. Можете брать на память, – доброжелательно пояснил тот.
Петр взял в руку черепок. Интересно, кто держал в руках этот сосуд раньше? Римский воин? Или древний иудей? Или кухарка? А были ли в легионе кухарки? Деникин повертел черепок в руках, аккуратно завернул его в носовой платок и спрятал в сумочку с документами.
Лариса тоже выбрала себе реликвию. Потом подумала и подобрала вторую.
– Обрадую соседку, – объяснила она.
Они вышли в «раскопанную» часть. Здесь уже явно вырисовывались контуры древних построек. Некоторые сооружения поражали размерами и совершенством форм.
Огромный каменный амфитеатр повидал на своем веку все: и гладиаторские сражения, и диких львов, и даже, как объяснил экскурсовод, громадные симфонические концерты под открытым небом. Оказывается, здесь, в Кейсарии, проводили известные во всем мире парады оркестров.
Потом прошли дальше, к недавно раскопанной аллее. По ней две тысячи лет назад после службы прогуливались римские офицеры со своими дамами. Вдоль аллеи стояли, как и в те времена, беломраморные статуи.
Деникин достал из сумочки черепок. Погладил его пальцами. Вот теперь ощущение сопричастности, связи времен появилось.
И даже две худые кошки на длинных лапах и с длинными шеями эту сопричастность не разрушали. Тогда тоже были кошки. И как все их сородичи, живущие на берегах Средиземного моря, тоже были длиннолапыми и длинношеими.
– Пойдем перекусим? – предложил Петр.
– Давай, – согласилась Лариса.
Деникин обрадовался. Похоже, Лариска пришла в себя.
Перекусили они вполне основательно в заведении с соответствующим названием: «Царь Ирод». Они были одни в пустом зальчике. Прямо под окнами слабо шумел прибой.
Поев, не торопились уходить. В открытые окна смотрели на закатное небо, на силуэты деревьев, чернеющие по мере того, как света становилось меньше. Они были вне времени.
И даже черные дымовые трубы, обрамленные вереницей красных сигнальных огоньков, не выпадали из контекста. Море, сумерки, засыпающие столетники, рыжие кошки, легионеры, собирающиеся на вечерний променад, угольная электростанция, движущиеся светлячки автомобильных фар на дальнем шоссе.
Обычное движение жизни. Вот и все.
11
На следующее утро встали пораньше. Дорога предстояла дальняя, и Петр даже не поленился заглянуть под капот своей лошадки, или, если прибегать к подобной терминологии, пони. Он никогда не интересовался состоянием прокатных машин, но загорать в выходной день на пустынном шоссе не представлялось привлекательным. На пустынном – в прямом смысле, ибо ехать предстояло через знаменитую пустыню Негев.
Поначалу Деникин даже намеревался сменить автомобиль на более солидный, однако он уже привык к своему малышу, да и времени было жалко.
«Фордик» оказался в полном порядке. Масло, тосол в норме, запаска на месте (у прокатных машин такое – не всегда), даже баллонный ключ лежит.
Петр проверил давление в шинах и чуть приспустил их. Груза мало, а асфальт будет горячий: солнце жарило прямо с утра.
Конечно, пятьсот верст не расстояние, Деникину случалось за одну ночь гораздо больше отмахивать. Но в чужой стране, с чужим языком да еще в нерабочий день лучше не рисковать.
Ну, вроде все готово.
– Поехали? – спросил он Ларису.
– Да, конечно. – Она последним штрихом навела окончательную красоту и, поправив невидимую складку на платье, направилась за своей сумкой.
«В этом – она вся, – подумал Деникин. – Хоть на бал, хоть в поход – внешность должна быть одинакова. Точнее – одинаково прекрасна. И никаких спортивных штанов. Красивые ноги должны быть видны. И чтобы вокруг – едва ощутимый изысканный аромат. Не духами пахнет – Ларисой! Молодец! – окончательно оценил Петр. – Какой была, такой и осталась. И слава Богу».
Лариса бросила сумку на заднее сиденье, сама устроилась на переднем. Петр завел мотор.
– Сейчас всю страну проедем, – пообещал, трогаясь.
– Отлично.
– Сначала – Кирьят-Гам, потом – Бер-Шева, потом – Димона, – водил пальцем по карте Петр, придерживая руль левой рукой, – далее минуем Мертвое море и поворачиваем направо, к морю Красному. До упора. Держи! – протянул он карту Ларисе. – Будешь штурманом.
– Есть, мой капитан! – отсалютовала Лариса.
А у Петра защемило сердце старой обидой. Он тогда утром назначил ей встречу в 19.00. У кинотеатра «Художественный».
«Есть, мой капитан!» – ответила Лариска, веселая и свежая, как будто не было бессонной замечательной ночи. Потом подкрасила губы и побежала на лекцию. А днем дала согласие Джону.
«Старый козел!» – чуть не выругался Деникин.
Но что там прошлое ворошить! Все равно ничего не изменишь. И главное, никто не знает, как лучше. Если к другому уходит невеста, то, как сказал поэт, неизвестно, кому повезло!
– Кто старое помянет, тому глаз вон, – вдруг хитренько сказала Лариса. Петр поежился: его всегда поражало, когда она угадывала его мысли. На лице, что ли, написано?
– Да уж, – согласился он. И задал вопрос, который никогда не задавал раньше: – Как дела у Джона?
– Нормально, – неохотно ответила она, – на пенсии.
– Не работает?
– Не-а. У них не принято.
– То – «у нас», то – «у них», – улыбнулся Деникин.
– У нас не принято, – поправилась Лариса. – Отработал свое, накопил денег – получи удовольствие. Пока можешь, – добавила она.
– Что так мрачно?
– Ты лучше на дорогу смотри! – Их довольно лихо подрезал новенький «Гольф»-кабриолет. За рулем сидела девчонка в темных очках. Длинные каштановые волосы развевались по ветру. А щекастый очкарик сидел рядом и – даже издали было понятно – влюбленно взирал на лихую водительницу. Израильтяне вообще не относятся к числу аккуратных водителей, но эти вели себя совсем плохо. Деникин возмущенно нажал на сигнал, пожалев, что он не на своем «пятисотом». Клаксон откликнулся таким смешным писком, что Петр от ярости чуть жвачку не проглотил. Однако девушка отреагировала адекватно: повернулась и извиняющимся жестом продемонстрировала свое смущение.
– Лучше б она на дорогу смотрела! – повторил Ларискины слова Деникин, но злость сразу прошла. Девчонка, видимо, даванула на акселератор, потому что «Гольф» вдруг просто улетел от их букашки.
– Понравилась? – хитро спросила Лариса.
– Что я, «Гольфов» не видел? – уклонился от ответа Петр.
– Я не про «Гольф»…
– Девчонка как девчонка, – пожал плечами Деникин. И покривил душой. Потому что – понравилась. И даже чуточку грустно стало. Вот у него «мерс». Фирма. Все такое. А вряд ли такая или похожая девчонка посмотрит на него так, как на этого смешного толстяка. Которому, наверное, даже машину доверить страшно.
«Ну вот, еще и парня обидел», – смутился Петр.
– Понравилась… – подвела итог спутница. – Значит, еще не старый.
До Бер-Шевы добрались быстро. Дорога ровная, чистая. Машин почти нет. Дальше началась настоящая пустыня.
Солнце палило, на асфальте то и дело попадались черные следы торможения. А на обочине – лопнувшие, точнее – разорванные на куски покрышки.
– Отчего так? – спросила Лариса.
– Жаркий климат, горячие водители, – ответил Петр.
– Может, сбавить?
– Нормально едем.
Вокруг не было песков, привычного синонима пустыни. Так. Выжженная трава. Желто-розовые неровные валуны. Зато – до самого горизонта.
Ни деревца, ни строения. Если б не шоссе да дорожные знаки, легко понять, как водили здесь сорок лет тех, кого отучали от рабства. Впрочем, тут, никого не встретив, можно и дольше пробродить!
Лариса включила музыку. Они неслись по пустыне, а в салоне звучал низкий женский голос. Непонятный древний язык. Непривычная – неевропейская – мелодия. В самой музыке слышалось что-то древнее, волнующее. Может, если б они слушали ее в московской квартире, все было бы по-другому. Но сейчас было так, как было.
У Деникина аж мурашки по телу пробежали.
– Офра Хаза, – сказала Лариса.
– Кто? – переспросил Петр. Лариса не раз удивляла его непредсказуемыми знаниями. На экзаменах никогда не блистала, но вот так, вдруг, выдать могла. Деникин даже имени такого не слышал.
– Офра Хаза, – повторила Лариса. – Еврейка йеменского происхождения. Недавно умерла.
– Я такой даже не слышал, – честно признался он.
– Да, она в России малоизвестна.
– А в Америке?
– Тоже.
– Откуда же ты знаешь?
– Она мне нравится, – просто ответила Лариса.
«Вот так всегда. Вроде ответила, а вроде – нет».
– Что это? – спросила Лариса, когда в районе Димоны справа показался огромный серебристый купол.
– Не знаю. Похоже на обсерваторию. Или на ядерный реактор. У них же здесь ядерный центр, – вспомнил Деникин.
В небе над мерцающим в мареве куполом висел небольшой дирижабль. Со всех сторон объект был огражден многими рядами колючей проволоки. Кое-где виднелись предостерегающие надписи.
– Да, похоже на ядерный объект, – сделал вывод он.
Лариса поежилась.
Машинка неслась, рассекая древнюю пустыню. Пела покойная Офра Хаза. В чреве серебристого атомного объекта разваливались ядра казавшихся вечными химических элементов. И над всем этим черной тенью парил дирижабль.
Через несколько километров, за запретной зоной, встретили знакомый «Гольф». Ни девчонки, ни толстяка в нем не было.
Деникин покрутил головой – пусто. Правда, и валуны стали крупнее: спрятаться можно в сотне метров от шоссе.
– Уж замуж невтерпеж, – произнес он.
– Завидно? – спросила Лариса.
И опять в точку! «Да что она за колдунья такая?»
– Может, тоже остановимся? – предложил он.
– Нет, – улыбнулась она. – А то ты ее представлять будешь.
«Вот же чертова баба!» Деникин обнял Ларису за плечи, но та отстранилась:
– Петенька, все после приезда.
А еще через пять минут стало не до обниманий. Плоская, загроможденная валунами пустыня вдруг оказалась горным плато. А с него вниз начал спускаться настоящий горный серпантин! Дорога, извиваясь, круто уходила вниз. А в пропасти то тут, то там мелькали ржавые кузова тех, кто не сумел вписаться в озорные повороты.
Деникин крепче сжал руль и слился с машиной.
Скоро на одном из виражей он увидел вдалеке внизу зеленую водную гладь. Она даже издали никак не напоминала морскую.
Но это было море.
– Мертвое море, – сказал он.
– Когда мы до него доедем? – спросила Лариса.
– Оно останется в стороне.
– Как же так? – расстроилась она. – Проехать мимо Мертвого моря и не искупаться?
– Все в наших руках, – благосклонно кивнул Деникин и на развилке повернул налево.