Любовь заказывали? (сборник) Гольман Иосиф
– Я ее второй раз вижу, – полушепотом объяснил тот. – Остальные – приветливые. А эта – бывшая москвичка. В Олимпиаду удачно вышла замуж за иорданца. Удачно – это двести долларов в месяц и вторая жена. В восьмидесятом в России – бешеное богатство. А сейчас она просто нам завидует, мне так кажется.
– Может, денег ей собрать? – размышлял Деникин.
– Не поможет, – засмеялся сосед. – Вот если б мы все вдруг умерли, ей бы полегчало.
Пейзаж за окном почти не изменился. Просто ехали теперь по другую сторону долины Иордан. Селения были бедноватые и грязноватые. Даже относительно большие дома стояли непокрашенными.
На вопрос Деникина: почему не красят дома? – гид ответила, что после покраски дом считается достроенным и за него надо платить налог. Поэтому большинство домов не покрасят никогда.
Автобус одобрительно загудел. «Все как у людей», – сделали вывод россияне.
Деникин вновь закрыл глаза и не просыпался до самой остановки автобуса.
Оказалось, что они забрались довольно высоко в горы. Здесь было намного прохладнее, а холодный дождик показал многим туристам, что к вопросу выбора обмундирования они подошли легкомысленно.
Экскурсоводша, злорадно улыбаясь, потащила группу в одну из лавок, торгующих местными одеждами. Через двадцать минут группа была поголовно в палестинских накидках, а многие – еще и в шерстяных, довольно дорогих одеяниях. Подзадержавшийся Деникин лично наблюдал, как торговец отсчитывал экскурсоводше комиссионные.
«Каждый зарабатывает как умеет», – наконец решил он. Главное, что ему и Лариске стало тепло.
Потом был длительный пеший переход до большого скального массива, видневшегося вдали. Если бы не мелкий дождик, то прогулка была бы просто замечательной. Те, кто не любил дождя и не жалел денег, могли доехать до входа в Петру побыстрее, на лошади и даже на верблюде.
А входа как такового и не было. Виднелась высоченная скальная стена розоватого цвета, в которой внезапно открывался пролом, на первый взгляд кончавшийся тупиком. Но когда группа доходила до видимого дна тупика, оказывалось, что узкий проход, пробитый природой на всю высоту скальной стены, просто поворачивал.
Иногда он был достаточно широким, иногда сужался до считаных метров. В некоторых местах было видно, что его расширяли искусственно. Гид объяснила туристам, что это были места для стоянок верблюжьих караванов. В скалах даже вырубались чаши для масла. Его поджигали ночью для освещения и тепла.
Деникин с первого взгляда оценил природную крепость. Одна рота в этих проходах могла бы сдержать дивизию. Тем не менее эту крепость брали. В частности, дорога была вымощена каменными плитами, которые древние римляне привозили сюда с дальних каменоломен. А до древних римлян хозяевами города были другие, Деникин прослушал – кто.
Они шли по извилистому проходу довольно долго. В скалах по бокам начали появляться пещеры. Гид рассказала, что раньше в этих местах обитали только… мертвые.
Это был настоящий некрополь. Живые приходили сюда лишь на похороны. И чем выше в скале замуровывали тело, тем именитее был покойник. Но потом, с учетом великолепных оборонительных возможностей Петры, здесь стали жить, работать, молиться.
Узкий проход кончился неожиданно. Повернули за очередной поворот… и оказались в большой долине! Первым строением был гигантский храм, высеченный прямо в скале. Здесь вообще не было строений в привычном смысле слова. Здесь не строили, а отсекали ненужное.
Деникин стоял, зачарованный увиденным. Теперь он не жалел, что поднялся в такую рань. Он смотрел на долину, на великолепные храмы, окруженные со всех сторон скальной стеной.
Скоро сквозь хмарь проглянуло солнце, и стало ясно, почему эту Петру в отличие от другой называют Розовой. Она и в самом деле засияла всеми оттенками розового цвета.
– Здорово! – выдохнул Деникин. Лариса молча согласилась.
Перед обратной дорогой их очень вкусно и сытно накормили. Коренные жители Хашимитского Королевства оказались весьма доброжелательными людьми.
Почти весь путь в Эйлат Деникин просидел молча, переваривая увиденное. Перед глазами стояла Петра в лучах неяркого из-за облаков солнца.
17
Они зашли в номер. До отъезда в игрушечный эйлатский аэропорт оставалось около часа.
– Посидим на дорожку? – предложила Лариса. Она была по-прежнему спокойна, но улыбалась реже. Как всегда перед расставанием, время тянулось медленно. В таких случаях хочется либо остаться, либо побыстрее прекратить вялотекущий процесс.
– Что, почти уже по домам? – задал ненужный вопрос Деникин.
– Почти, – согласилась Лариса.
– Соскучилась по Джону? – неожиданно спросил он.
– Не знаю, – спокойно ответила она. – Наверное, да. По Наташке соскучилась. И по Максу.
Подумав, добавила:
– И по розам.
– А как вы вообще живете? Неделю были вместе, а как живете, не спросил.
– Размеренно, – опять не сразу ответила Лариса. – И раздельно.
– Это как?
– У всех свои интересы. У меня – работа и розы. У Джо – кантри-клуб, покер по четвергам, газеты и врачи. У него очень большая страховка. У Наташки – героин, – дрогнувшим голосом добавила она.
– А как Джон относится к… этой проблеме? – запнулся Петр.
– Никак. Он знает, что Наташа не его дочь. И всегда знал. Он заставил меня сделать ДНК-экспертизу.
– Как… не его? – шалея от нахлынувшей догадки, переспросил Деникин. – А чья же?
– Не пугайся, не твоя, – усмехнулась Лариса.
– А чья же?
– Да что ты так переживаешь, Петенька? – Она ласково провела ладонью по его седеющей шевелюре. – Точно не твоя. Дети могут родиться на два месяца раньше срока. Но на два месяца позже – не могут. Так что – не твоя.
– А чья же? – настойчиво переспросил Деникин.
– Одного мерзавца, – устало ответила Лариса. – Чиновник из иммиграционного управления.
Деникин молчал.
– Да, Петенька, я очень хотела остаться в Америке, – спокойно и размеренно повторила она.
– А так бы не осталась? Ты же вышла замуж за Джона?
– Джон еще в Москве погуливал. И там тоже. Я была в нем не уверена и хотела ускорить процедуру. И не смотри на меня так. Мне не стыдно.
– Я тебя не корю, – сказал Деникин.
– Коришь. Ты ведь меня не простил. И правильно сделал. Но и я, Петенька, тоже все сделала правильно. Мне надо было вырваться из того ада, и я вырвалась. У меня даже московской прописки не было. Я не хотела жить как моя мама. И я не хотела иметь мужа, как мой папа. Не обижайся, Петенька. – Она положила руку на его колено. – Не обижайся, пожалуйста. Я меньше всего хотела тебя обижать. Просто мне надо было что-то сделать, и я сделала что сумела.
– А… почему ты считала, что тебе со мной… будет плохо? – Деникин с трудом подбирал слова.
– Я не знала, будет плохо или не будет плохо. Но я была уверена, что в Америке будет хорошо. И не ошиблась. – Лариса запнулась. – Кто же мог предвидеть героин?
– Никто, – согласился Петр. – А как Джон к тебе относится?
– В смысле ДНК-экспертизы? Или загулов?
– И того и другого.
– Ты знаешь, спокойно. Сказал, что все бабы одинаковы. И заставил сделать тест, чтобы в случае развода я не могла претендовать на алименты. А загулы давно кончились. После первого инсульта. А недавно был третий.
– А почему же не развелись?
– Ему требовалась нянька. Я хорошая нянька. А мне требовался дом и статус. У него хороший дом и статус.
– Зря ты так про себя. Я-то тебя знаю. Ты многого стоишь.
– Стоила, Петенька. Стоила. Если б знать наперед, была бы я твоей верной женой. Но тогда я все сделала правильно. Помнишь, как нас на спецухе учили? Принятие решений в условиях информационной недостаточности. Вот и приняла.
Перед Петром внезапно оказалась та, прежняя Лариска. Он обнял ее, развернул к себе. Но она мягко развела его руки.
– Почему? У нас еще полчаса!
– Нет, Петенька. Все. Я уже почти вернулась. Отпуск кончился.
Он обнял ее за плечи. Она прижалась к его груди. Так и просидели, пока снизу не позвонил портье, сообщить о подъехавшем такси.
18
В Эйлате не только аэропорт игрушечный. Самолеты – тоже. В основном двухмоторные, с пропеллерами. Как пчелки.
Только досмотр, как и везде, основательный. Пришлось изрядно потрудиться, чтобы уверить офицеров, что не только сами ничего нехорошего не везут, но и чужих вещей не проносят, и своих незнакомым людям не доверяли.
Наконец прошли в самолет.
И впрямь – автобус. Короткий салон, два ряда кресел с каждой стороны.
В последний раз посмотрели на эйлатские пальмы снизу.
Винты закрутились, самолет побежал по недлинной полосе и легко оперся крылом о воздух.
Только набрали высоту, как стемнело. В этих краях сумерки падают с внезапностью опускаемого занавеса.
– Сколько нам лететь? – спросила Лариса.
– Минут сорок, – ответил Деникин.
Израиль – особая страна во всем, что касается еды. Вот и здесь Деникин был потрясен, когда стюардессы предупредили о начале сеанса кормления.
– Обедом? – спросил натурально потрясенный Петр.
– Нет, сандвичем, – по-русски ответила рыженькая стюардесса, похожая на девчонку, затащившую их в Иорданию.
Сандвич оказался длинным батоном, разрезанным вдоль на половинки. В середину хлебосольные евреи положили пласт ветчины (из кошерной индюшатины!), листья салата, кружки помидора и дольки огурчика. Все это обильно смазали кетчупом и горчицей.
– Нехилый бутербродик, – оценил Деникин.
– Глаза боятся, руки делают, – ответила Лариса, ухватив крепкими зубами румяную горбушку.
И в этот момент настал конец света.
Раздался громкий удар, самолет резко тряхнуло. Свет, мигнув, погас, остались только фонарики аварийного освещения.
Машина стремительно провалилась вниз, а из сорока глоток одновременно вырвался вопль отчаяния. По салону залетали вещи, выпавшие с багажных полок, и длинные сандвичи.
– Лариска, держись! – закричал Деникин.
– Петенька, что это? – Лариса с силой вцепилась ему в руку. – Мы погибнем? Как же так? Наташка, Макс! – зарыдала она. Вокруг кричали, рыдали, молились.
– Все будет нормально! – крикнул Петр. Он уже заметил, что машина слушается рулей и хоть еще пикирует, но управляемо. – Может, ракета была? Все будет нормально, ничего не горит, рули работают.
Рыженькая стюардесса стояла в проходе, вцепившись в спинки кресел, и улыбалась такой улыбкой, что Деникин снова испугался. Потом он заметил на ее щеке кровь.
В динамиках раздался спокойный голос, но народ и так начал приходить в себя, как только самолет замедлил падение. Потом включилось основное освещение, а полет стал горизонтальным.
К стюардессе подошла ее старшая коллега, салфеткой вытерла кровь со щеки, обняла и увела в служебное помещение. Потом вышла и что-то объяснила по-английски и на иврите.
– Что она сказала? – спросил Деникин у Ларисы.
– У рыжей девчонки сегодня первый рабочий день, – перевела та.
– Везет нам сегодня с рыжими девчонками, – рассмеялся Деникин. Ему свирепо захотелось есть. Лариска свой сандвич упустила, и Петр оторвал ей половину. Они с аппетитом зажевали испуг. Точно так же поступили и окружающие, тем более что старшая и оправившаяся от шока рыженькая принесли всем желающим дополнительного провианта.
– Что это было? – по-английски спросила Лариса у пилота, когда воздушный автобус уже стоял на бетонке Бен-Гуриона. – Мой спутник подумал, что ракета.
– Я тоже так подумал, – галантно улыбнувшись, ответил пилот. – К счастью, это была просто воздушная яма. Над горами такое случается.
19
Они стояли во внутреннем транзитном зале аэропорта. Выходить не имело смысла, чтобы вновь не напороться на процедуры службы безопасности. Посадка на Ларисин самолет ожидалась через пятнадцать минут, а еще через десять должны были пригласить Петра.
– Ну, вот и все? – полуспросила Лариса.
– В каком смысле? – вопросом ответил Деникин.
– Конец каникулам, – улыбнулась она.
– Да, в родные пенаты.
– Мне было хорошо, – сказала Лариса.
– Мне тоже, – сказал Петр.
– Ну, будем прощаться? – Она аккуратно, стараясь не испачкать помадой, поцеловала Петра в губы. Он погладил ее по голове.
– Может, в случае чего вернешься? – спросил Деникин.
– В случае чего? – усмехнулась Лариса. – Пока есть Наташа и Джо, я буду с ними.
– А…
– А потом? Потом я останусь в Америке. С Максом. Ты представляешь, как жить негру в России?
Петр молчал.
– Вот и я не представляю, – улыбнулась Лариса. – Да и рядом с тобой быть не хочу. У тебя есть кому быть рядом.
«Лариска, как всегда, права», – думал Деникин, глядя, как удаляется по коридору ладная Ларискина фигурка.
Она вдруг остановилась и обернулась:
– А здорово, что это была не ракета?
– Здорово, – искренне согласился Петр.
Она помахала рукой и, уже не оборачиваясь, прошла пост таможенного контроля.
Через десять минут, строго по расписанию, объявили его самолет.
20
…Петр сидел в удобном кресле у иллюминатора родного ИЛ-96-300. Мягко посапывали ПС-90, надежные соловьевские движки. На краю огромного, приподнятого вверх крыла в темноте весело перемигивались огоньки.
«Вот я и дома, – отрешенно и успокоенно думал Петр. – Вот и хорошо».
Лайнер заложил некрутой вираж, видимо выйдя на свой эшелон и ложась на генеральный курс.
Петр поднял защитную шторку и, прижавшись лбом к стеклу, попытался что-нибудь разглядеть во тьме. Когда глаза немного привыкли, он и в самом деле многое увидел. Россыпь огней на не закрытой облаками земле. Полную луну и ярчайшие южные звезды в небе. И даже – гораздо ниже их – маленький светлячок самолета. Может быть, такого же, на котором совсем недавно так здорово напугали их с Лариской.
Лариса!
Мысли Деникина снова поменяли направление. Он вспомнил ее мягкое и одновременно упругое тело под своими ладонями. Ее спокойные зеленые глаза. И так привлекающий его несгибаемый стерженек ее характера. Она могла бы стать его жизнью.
Но – не стала.
У него – другая жизнь. И он летит домой, к своей жизни.
Он в последний раз прислонился к стеклу. Внизу, в ярком свете луны тускло сверкнула блеклая водная гладь, темная и безжизненная.
«Мертвое море!» – вдруг догадался Деникин. Он не знал полетной карты, но почему-то был уверен в своей догадке.
Огромный резервуар без единого живого существа в чреве распространял вокруг волны опасливого напряжения.
Самолет завершил вираж, четверка ПС-90 под крыльями «ильюшина» добавила звука.
Деникина охватила теплая волна радости. То, что она не была мотивирована никакой логикой, лишь добавляло удовольствия.
«До-мой, до-мой», – мысленно подпевал в такт двигателям Деникин. Через четыре часа он обнимет жену и детей. У него – другая жизнь. И он летит домой, к своей жизни…
Рассказы
Отсрочка
С полгода назад Шторм начал сдавать. Сначала, неожиданно и как-то сразу, у него поседели усы и морда. Все это было бы даже забавно, но, заметив седину, Хозяин по-новому, критически оглядел своего друга. И ужаснулся.
Бока Шторма впали так, что при дыхании обнажались ребра. Грудь, могучая, как и прежде, выглядела странно при проваленной тощей спине. И уж совсем жалким стал круп, из-под кожи которого на каждом шагу выпирали кости. Проведя этот беглый неутешительный осмотр, Хозяин вздохнул и впервые подумал о том, что, заводя четвероногого друга, неизбежно берешь обязательство его хоронить. Слишком уж разнятся век собачий и век человеческий.
– Ну что, – сказал он Шторму, – стареем, брат?
Шторм, лежавший перед ним на ковре, поднял морду, прянул ушами и, не услышав ничего более, снова опустил голову на лапы. Веки прикрыли начавшие мутнеть глаза. Шторм засопел и впал в свое уже ставшее обычным состояние. Уши его отслеживали комнатные шумы, но надо было произойти чему-то особо серьезному, чтобы Шторм поднялся.
«Режим разумной экономии», – грустно улыбнулся Хозяин. Он порассуждал еще немного о бренности всего земного и решил, поскольку с природой не поспоришь, не заострять внимания на печальном.
Жизнь потекла своим чередом. Немножко напрягшись, можно было не замечать, что по приходе Хозяина с работы Шторм уже не прыгал вокруг него в тесном коридоре. И что во время прогулки он уже не тащил Хозяина за собой, получая упреки за скверное поведение. Нет, теперь он шел слева и немного сзади, покорно выполняя то, что от него безуспешно требовали в течение предыдущих двенадцати лет. Можно было, при желании, не заметить и того, что у него начали голубеть зрачки. Он уже несколько раз радостно бросался на улице к совершенно незнакомым женщинам, искренне принимая их за жену Хозяина.
Можно было. И Хозяин старался не замечать. Но время шло.
Время бежало, время летело.
Нет, не так: время ползло, медленно и неостановимо.
И когда жена решилась сказать это, Хозяин уже был согласен. О чем тут спорить? Пока что Шторм ходит на своих четырех, а что будет через неделю, через месяц?
– У нас маленький ребенок, – резко сказала жена. – Надо решаться.
– Да, – ответил Хозяин.
– Вчера Шторм снова не ел. Кожа да кости остались. Смотреть страшно! – Жена говорила зло и напористо. – Чего дальше ждать? Пока он под себя ходить начнет?
Она говорила зло и напористо, потому что нелегко отправить в лечебницу того, кого любишь.
– Это только собака, – сказала она. – Только собака.
– Да, это надо сделать, – сказал Хозяин.
А сынок из кроватки радостно гукал и пытался достать ручонкой сквозь деревянные прутья холодный собачий нос. Шторм отодвинул морду подальше, ребенок, обиженный, разревелся.
Вечером, это была пятница, у Шторма подкосились задние лапы. Он мучительно пытался подняться на передних, но лапы на паркете разъезжались, и пес всякий раз оказывался на полу.
Хозяин подошел к собаке. Придерживая за живот, помог встать.
Шторм висел у него на руках, виновато помаргивая короткими черными ресницами. Ему было стыдно за свою беспомощность, и он страдал.
«Чушь, не надо очеловечивать животное», – подумал Хозяин.
– Завтра надо его отвести, – сказала жена.
Перед сном Шторм немного оклемался и тихим шагом погулял с Хозяином. Придя домой, он плюхнулся на свой коврик, неестественно выбросив задние лапы.
– Что, зверь, плохо тебе? – Хозяин присел на корточки, погладил его по голове. – Ты уж прости меня, Шторм.
Пес улыбнулся, готовый простить Хозяину что угодно.
– Не надо очеловечивать животное! – зло сказала жена. Когда злишься, жалость исчезает и легче сделать то, что без злости не сделаешь никогда.
– Ладно, – сказал Хозяин, – до завтра.
…Утро выдалось солнечным. Суббота. Хозяин взял Шторма на поводок. Тот поднялся довольно легко и, в предвкушении прогулки, радостно завилял хвостом. Давненько он не чувствовал себя так бодро.
– Может, мне с тобой сходить? – тревожно спросила жена. – Бледный ты очень.
– Не надо, – сказал Хозяин.
«Двенадцать лет назад я принес его в дом в авоське», – вспомнил он.
– Пошли, – сказал Хозяин Шторму. Тот двинулся вперед.
Чтобы сократить путь, пошли лесом. Шторм даже побегал по траве, пугая птиц. Ему казалось, что бегает он очень быстро, а прыгает ловко и высоко. Поэтому он так быстро устал. Остановившись, высунул язык и попытался попить из грязной лужи.
– Фу! – крикнул Хозяин. – Живот испортишь!
Потом подумал и разрешил.
Шторм напился из лужи. Походил по грязи лапами. Лег в жижу брюхом. Чудесный выдался день! Сегодня можно все. Пес зажмурился от удовольствия, вспоминая триста граммов колбасы и шоколадку, полученные на завтрак. Хороший сегодня день!
…Конечно, не стоит очеловечивать собак. Собаки не могут жмуриться от удовольствия, вспоминая завтрак. Собаки могут стариться, и тогда их надо убивать. Не убивать даже – усыплять. Да и что остается делать, если Шторм уже не может ходить, а в доме – маленький ребенок?
Не стоит очеловечивать животное, если с самого начала знал, что когда-нибудь поведешь его в лечебницу…
Они шли по мрачному, заросшему кустарником лесу. Тучи воронья метались по небу, истошно крича. «Это не символ, – подумал Хозяин. – Это просто соседство крупного зверосовхоза. Неужели забитых зверьков бросают птицам? Ну и мысли у меня сегодня…»
Шторм устал. Язык его высунулся. Легкие ходили под ребрами, тщетно пытаясь насытить кислородом утомленные мышцы.
– Потерпи немного, дружок. Скоро придем, – подбодрил Хозяин и прикусил язык.
Они шли и шли, а грязный лес, наполненный вонью, вороньим криком и мухами, не кончался.
А когда он кончился, Хозяин понял, что они заблудились. Перед ними простиралась огромная свалка. Вокруг, насколько хватало глаз, валялись ржавые железины, истлевшие деревянные балки, дыбились горы выбранного грунта. Людей не было. «Как после боя», – подумал Хозяин. Вороньи стаи, правильными кругами кольцующие небо, дополняли безрадостное сходство.
Впрочем, вглядевшись пристальнее, Хозяину удалось обнаружить нечто вполне человеческое. Метрах в пятистах отсюда, на противоположной опушке леса, отделенной от свалки речкой с мостиком, рос одинокий белый дом о трех этажах. Он именно рос, потому что в высоту был едва ли не больше, чем во всех остальных измерениях.
Хозяин с ковыляющим на поводке Штормом пересек свалку и подошел к дому. У единственного подъезда стоял стол, явно вынесенный из квартиры. Четыре женщины играли на нем в лото.
– Как до ветлечебницы дойти? – спросил Хозяин.
– А что, собака заболела? – спросила первая.
– Ой, какая худая! – сказала вторая. – Убейте ее!
А две оставшиеся довольно дельно объяснили дорогу.
Хозяин повел Шторма дальше, и минут через двадцать они увидели бетонный забор, окружавший приземистое серое здание с маленькими окнами. Пройдя сквозь раскрытые ворота, они оказались у дверей. Из дома вышел мужчина в сером халате.
– Усыплять? – спросил он, бегло оглядев Шторма, и, не дожидаясь ответа, приказал: – Проходите!
Хозяин провел Шторма внутрь. Внутри было холодно и темно. Внутри был декабрь и воняло тем, чем, наверное, усыпляют собак. Шторм, почуяв неладное, вздохнул и прижался мордой к ноге Хозяина.
Напротив, на выкрашенной в грязно-зеленый цвет стене, висел плакат. «Опасайтесь бешенства!» – предупреждал он. С плаката смотрели на Хозяина бешеные собаки, бешеный теленок, бешеная лисица и даже неведомый Хозяину, но тоже бешеный, корсак. Плакат рисовал художник мощного, но мрачного дарования. Бешеные глаза животных вызывали одновременно страх и жалость. Хозяину стало жутко.
Ждали они довольно долго. Шторм начал дрожать. Дрожь его становилась все сильнее, он пытался ее унять, но не мог и виновато опустил голову.
Потом поднял глаза, посмотрел Хозяину в лицо.
«Я боюсь, – сознался Шторм. – Но это ничего. Не дрейфь, Хозяин».
Он высунул длинный язык и бережно облизал Хозяину руку.
«Это не больно… – грустно улыбнулся Шторм. – Ты же сам говорил: раз – и животное засыпает».
…Какая неосторожность очеловечивать животное, которое сам же привел в лечебницу!
Вошел фельдшер.
– Подержите собаку, – сказал он. – Не беспокойтесь, мучиться она не будет.
– Мы пришли на прививку, – сказал Хозяин. – От бешенства.
Фельдшер удивился. Пожал плечами. Сделал укол. Бешенством Шторм не заболеет.
Они вышли на улицу. Снова июнь. Снова солнце.
«Эх ты, – говорили глаза Шторма, – струсил! Счастье твое, что ты мой Хозяин. Я тебе даже это прощу».
Обратно шли по зеленому лесу. Ворон сменили неведомые Хозяину сладкоголосые птицы.
«Отсрочка, – думал Хозяин. – Хорошо это или плохо? Конечно, я обманул сам себя. Отложил неприятное дело, только и всего. Но, с другой стороны, тот, кто не умер при рождении, тоже лишь получает отсрочку. Что такое сотня лет в масштабах Вселенной?»
А Шторм, уже вновь уставший, шел рядом, по-стариковски переваливаясь и любовно заглядывая в глаза своему кумиру…
К няне
Читать бесплатно другие книги:
