Любовь заказывали? (сборник) Гольман Иосиф
– Не знаю, – равнодушно ответствовал сельчанин. – Не слыхал такого.
– Как не слыхали? – возопил уязвленный Фролов. Два атласа одновременно и одинаково врать не могут – это он по опыту своих путешествий знал точно. – Про озеро Ильмень не слыхали?
– А-а-а, Ильмень! – сильно ударяя на первом слоге, протянул вечерний прохожий. – Кто ж здесь не знает Ильменя! Ильмень – это другое дело.
– Ну и как к нему проехать? – ерзал от нетерпения Фролов – небо начинало темнеть решительно.
– А никак, – доброжелательно разъяснил эксперт. – Был на шоссейке мосток – теперь нет. Размыло. Так что только через Новгород. – И, довольный собой, неторопливо пошагал по темной дороге, быстро исчезая в сгущающихся сумерках.
– Фокус не удался? – констатировала Лида, слышавшая разговор через раскрытые окна.
– Похоже на то, – разочарованно согласился Сергей Петрович.
– А все равно не зря сюда заехали, – сказала девушка.
– Почему?
– Разве вы не чувствуете?
Конечно, чувствовал Фролов. Воздух, несмотря на фиаско с самым чистым озером, был таким вкусным, таким сладким, что не почувствовать этого мог лишь совсем безносый человек.
– Черемуха! – догадался Фролов. Как же до него сразу не дошло! Ведь она росла вокруг сплошной белой стеной, как лес.
– Точно, – согласилась Лида. – Никогда такого не видела.
– И я тоже.
Фролов сел за руль, завел мотор.
Ильменя они так и не увидели, потому что вскоре свернули направо, к трассе М10, по которой и ехали раньше.
Но представление об озере, как ни странно, получили. Дело в том, что уже метров через пятьсот от их остановки вода окружила шоссейку с обеих сторон. То это было что-то типа каналов, то разливалось широким озером, а то вообще становилось необъятной водной гладью, серо-стальной в скупом свете неполноценной пока белой ночи.
Если весь этот водный мир даже на карте не был обозначен, то Ильмень, заливший синим цветом изрядный кусок страницы географического атласа, действительно мог быть невообразимых размеров.
– А может, хорошо, что мы его не увидели? – улыбаясь, спросила Лида. – Останется интрига на следующую поездку.
– С вами я готов искать Ильмень ежедневно, – серьезно ответил Сергей Петрович.
Девушка перестала улыбаться и замолчала.
«Так тебе и надо, старый дурак, – мысленно подвел итог короткого диалога Фролов. – Так тебе и надо».
7
Выехали на трассу уже в полной темноте.
Сергей Петрович вдруг почувствовал, что устал. Раньше это ощущение он тоже испытывал, но оно не наступало так скоро.
Печально, подумал он. Хотя на самом деле истинную печаль он испытывал вовсе не оттого, что теперь без остановки мог проезжать на триста километров меньше, чем раньше.
Истинная печаль сидела справа от него, скорее даже не видимая, а угадываемая в полумраке салона, – свет исходил только от приборной панели.
Сергею Петровичу теперь были предельно ясны две очень важные вещи.
Первая – она ему очень нравится. Так нравится, что дух захватывает. По-всякому нравится – и как женщина, даже желание испытал, теперь уже не частое, – и как человек, о котором ему очень хочется заботиться. Ублажать бы ее да радовать – это было бы такое счастье!
Было бы…
Вторая важная вещь заключалась в том, что Сергей Петрович прекрасно понимал всю несбыточность своих мечтаний.
И дело не в возрасте. Для того же Паши все было бы даже очень сбыточно. Дело в его уставшей и очень немолодой душе. Ему было горько, печально и радостно одновременно.
– Что вы примолкли? – спросила Лида. – Устали?
– Есть немного, – честно ответил Сергей Петрович, а сам подумал – еще лет десять назад ни за что бы не сознался женщине, что устал.
– Может, остановимся, чаю попьем? – Кафе нечасто, но мелькали по обочинам.
– Нет уж, лучше так. А то совсем в сон потянет. Возраст, знаете ли.
– Что-то я вас не пойму, – спокойно сказала Лида. – Какой у вас возраст?
– К пятидесяти.
– Тогда вроде рановато себя в старики записывать. Ваш седой паренек вряд ли моложе будет.
– Паше почти столько же. Ну и что?
– Он сейчас, наверное, уже по девочкам рванул, – усмехнулась Лида. – А утром рассола выпьет и пойдет безжалостно за кусочек власти биться.
– Вполне возможно, – согласился Сергей Петрович. – Хотя вы зря о нем так сердито. Паша – замечательный парень. И друг тоже. А возвращаясь к возрасту… Возраст-то – он разный бывает. Биологический и… – запнулся Фролов, подбирая слова.
– Просто вы никого не любите, – спокойно сказала девушка. – И ни за кого не отвечаете. Вот и позволяете себе ветшать раньше времени.
Она так и сказала – «ветшать». Это было обидно.
– Вы не обиделись? – спросила Лида.
– Обиделся, – согласился Фролов.
– Я не хотела вас обидеть. Вы – хороший.
– Чем же я хороший? – язвительно спросил Сергей Петрович.
– Многим. Вот, например, вы не мажор…
– Что это такое? Я ведь вашего сленга не понимаю.
– Мажор – это человек, ориентированный исключительно на повышение своего социального статуса. Для молодежи это глупо. Для пожилых – глупо и стыдно.
– Точно литературовед, – пробормотал Фролов. – Еще чем я вас прельстил?
– Тем, что не пытаетесь рассказывать, как вы были круты в молодости. Тем, что не лезете меня лапать, особенно когда стемнело. Тем, что Эмму Витальевну подвезли.
– Я ж тимуровцем в школе был, – усмехнулся Фролов.
– Тем, что не пытаетесь купить меня деньгами, – монотонно продолжила перечисление его достоинств Лида.
– Эх, Лидочка, я бы, может, и попытался… – улыбнулся Сергей Петрович.
– Но мало зарабатываете? – рассмеялась Лида.
– Достаточно для жизни. Но недостаточно для подобных покупок.
Атмосфера немножко рассеялась, и «Форд», хоть и снизив в темноте скорость, но еще достаточно бодро, миновал Подберезье, Мясной Бор и Спасскую Полисть.
– Не люблю я эти места, – сознался Фролов.
– Почему? – спросила попутчица.
– Давят они меня. Слишком много народу здесь убили.
– А что здесь было?
– Здесь полегла Вторая ударная. Помните генерала Власова? Он-то немцам сдался, а большинство его бойцов – нет. Обидно, что после смерти на них осталось пятно. Вот мне и чудятся их неуспокоившиеся души. Одно название чего стоит – Мясной Бор! Нет уж, эти места лучше по свету проезжать. Ой, я вас не напугал? – забеспокоился Сергей Петрович. – А то такие рассказы на ночь глядя.
– Не напугали, – успокоила его Лида. – Вы же знаете, я только воды боюсь.
Погода опять портилась. Где-то на горизонте посверкивали то ли молнии, то ли зарницы.
«Форд» ехал все медленнее и медленнее.
– А вам обязательно сегодня в Питер попасть? – наконец в лоб спросил Сергей Петрович.
– А какие варианты? – поинтересовалась девушка.
– В Чудове – современный мотель. Там всегда есть места. Это километров двадцать отсюда.
– Если вы устали – я не против.
Мотель был на одной огромной площадке с автозаправкой и стоянкой большегрузов. Все это было ярко освещено и выглядело довольно празднично.
Подъехали прямо к его обшитой сайдингом стене.
– Вовремя приехали, – заметил Фролов. По лобовому стеклу ударили первые крупные капли. – Сейчас гроза начнется. Вы посидите в машине, а я пока номера оформлю.
– А можно я оформлю? – спросила Лида.
– Боитесь, что сделаю что-то не так?
– Нет. Просто боюсь в машине одна оставаться. Особенно если ливень начнется.
– Хорошо, – согласился Сергей Петрович, передавая ей свой паспорт. – Не обижайтесь, у меня полный багажник фирменного добра. Не могу оставлять, пока не сдадим под охрану.
– Я понимаю, – сказала Лида и вышла из машины.
Вернулась она минуты через три и слегка обескураженная.
– А мест нет, – открыв дверцу и возвращая документ, сообщила пассажирка.
– Да ну? – удивился Фролов. – Ни разу такого не было.
– Вот случилось, – подтвердила Лида, забираясь в салон.
Сергей Петрович все никак не мог поверить в произошедшее. Он опустил стекло и обратился к двум девицам, курившим на крылечке мотеля. Девчонки были вполне симпатичные, но их профессия была очевидна и без документов.
– Девочки, а что, действительно все занято?
– Для вас, мужчина, место найдем, – рассмеялась одна. – Но оплата почасовая.
– Понятно, – пробормотал Сергей Петрович, закрывая окошко.
8
Надо было ехать, но он никак не мог настроиться. Это как с бегуном на дальнюю дистанцию: вот он уже, заветный финиш, а судья вдруг предлагает пробежать еще с десяток кругов.
– Я не против ночевки в салоне, – сказала Лида, поняв причины его медлительности.
– А я – против, – сказал Сергей Петрович и завел наконец двигатель.
Дождь тем временем потихоньку крепчал, не переходя, правда, в стадию ливня. Лишь зарницы впереди приблизились и усилились.
– Девчонки – бедняги, – выруливая на трассу, пробормотал про себя Фролов. Но Лида услышала.
– Чем же они бедняги? – спросила она.
– Работа свинская.
– Почему вы так считаете?
– Потому что езжу много. Такие уроды их снимают – мало не покажется.
– А вы думаете, их здесь силой держат?
– Нет, не думаю.
– Тогда и жалеть не надо, – резко сказала Лида.
– Почему же их не надо жалеть? – удивился Сергей Петрович.
– Потому что они сами для себя все выбрали.
– А вы считаете, человек не имеет права на ошибку?
– А почему вы считаете их выбор ошибкой? Если их самих все в этом выборе устраивает?
– Ну знаете, – не ожидал от нее таких речей Фролов. – А для своей дочки, уж извините меня за вопрос, вы такую судьбу считаете приемлемой?
– Если она ее выберет – да. Хотя я бы сильно не хотела. Но я бы многого для Аньки не хотела. Например, чтобы она стала дорожным рабочим, больничной няней или седьмым бухгалтером на госпредприятии. А решать уж будет она сама.
– Это очень современно, – только и заметил Сергей Петрович.
Некоторое время ехали молча, но Лида все не могла успокоиться.
– А, простите за нахальство, сами-то их услугами пользовались?
– Знаете, Лидочка, ни разу в жизни.
– Почему? Заразы боитесь или чистоту души сохраняете?
– Заразы – вряд ли, – не торопясь, обдумывая ответ, сказал Сергей Петрович. – Я думаю, насчет заразы нормальные профессионалки безопаснее любительниц будут.
– И я так думаю, – согласилась попутчица.
– А что касается чистоты души, то тоже, наверное, нет. Просто я не могу вот так, с ничего, взять и – извините – спариться. Мне нужно, чтобы человек мне нравился. И очень желательно – чтобы я ему тоже.
– Да, сложный у вас случай, – вынесла вердикт Лида, и оба рассмеялись.
А еще через десять минут им обоим было не до смеха.
Потому что гроза наконец грянула.
Да какая!
Боковой ветер налетал так, что приходилось обеими руками удерживать руль в общем-то не маленькой машины. И он же ломал ветви деревьев, а иногда и сами деревья – бросая их на край шоссе, – приходилось смотреть в оба, чтобы успеть объехать обломки.
Ливень хлестал по лобовому стеклу – аж щетки не справлялись, хотя включены были на максимальную скорость.
Но еще неприятнее было другое: зарницы приблизились к ним вплотную и оказались мощнейшими молниями. Даже не молниями, а огромными световыми, рассекавшими нависающие тучи прорубами, иногда – искривленными, зигзагообразными, как их обычно и рисуют. Иногда – прямыми огненными столбами. Причем такой интенсивности, что если вспышка происходила в секторе обзора, то напрочь ослепляла водителя, приходилось сбрасывать скорость практически до нуля, пока глаза снова не начинали видеть.
Завершал же эту адскую симфонию гром. Неимоверной силы удар – длинный, распадающийся на несколько оглушающих раскатов – сопровождал каждую сильную вспышку. А слабых вспышек в этой аномальной грозе вообще не было.
Такого Сергей Петрович не видел ни разу в жизни, хотя много чего успел в ней навидаться. Наверное, надо было остановиться и полчасика переждать – пусть гроза не закончится, а хотя бы станет не такой сильной, – но Сергей Петрович боялся это делать. Он опасался, что старенький «Форд» не выдержит безумной влажности и начнутся проблемы с запуском мотора. А вылезать в такую погоду из салона и копаться под капотом очень даже не хотелось. К тому же от пережидания они бы к Питеру точно не приблизились.
Нет уж, лучше плохо ехать, чем хорошо стоять.
Он бы и ехал потихоньку, если бы не странный звук справа. Сдавленный, зажатый, то ли всхлип, то ли вскрик.
Сергей Петрович посмотрел на пассажирку. И обомлел.
Она была в совершеннейшем ступоре. Широко раскрытые сухие глаза отражали в отсветах молний такой ужас, что у Фролова непривычно сдавило никогда ранее не болевшее сердце.
– Лида! Лидочка! – крикнул он. – Что с тобой? – Его голос потонул в очередном раскате грома.
Девушка мучительно затрясла головой, как будто корчась от боли и от невозможности вдохнуть воздух.
И тут Фролов все понял.
Теперь он не думал о возможной возне под капотом. Тормознув машину, он аккуратно свел ее с дорожного полотна на гравийную обочину. Расстегнул привязной ремень. Сделал то же самое с ремнем Лиды.
Развернувшись, насколько позволяло сиденье, двумя руками притянул ее к себе и прижал к груди.
– Все хорошо, моя девочка, не бойся, все хорошо! – громко говорил он, обнимая теплое, но как будто застывшее женское тело. – Успокойся, моя милая! Это просто гроза!
Он гладил ее по голове, по спине, прижав лицом к своей груди, и повторял, повторял, повторял одно и то же:
– Это просто гроза. Все будет хорошо. Я с тобой. Не бойся, моя милая.
Прошло не меньше двух-трех минут, пока девушка начала «возвращаться». И вот теперь заплакала. Да так жалобно, со слезами, со всхлипами. И, что больше всего разрывало сердце Фролову, – с какими-то детскими причитаниями.
– Мама! Мама, мамочка! – звала Лида свою исчезнувшую маму, на несколько ужасных минут вернувшись в ту страшную ночь.
Впрочем, приступ пережил свой пик и явно стихал. Еще минут через пять она уже обессиленно лежала в руках Сергея Петровича. Ни гримас, ни судорог, ни бреда больше не было.
– Успокоилась, девочка? – тихо спросил ее Фролов, чувствуя, что ей хочется освободиться, и ослабляя объятия.
– Простите меня, пожалуйста, – как школьница, попросила Лида.
– За что? – спросил-отказал ей Сергей Петрович. И очень тихо: – У тебя часто так бывает?
– Нет, – уже спокойнее ответила она. – Редко.
Вместе с приступом заканчивалась и гроза, его вызвавшая. Ливень сменился обычным дождем, ставшим вполне по силам даже изрядно изношенным «дворникам».
– Ну что, попробуем завестись? – улыбнулся Сергей Петрович.
– Попробуем, – благодарно улыбнулась в ответ Лида.
Старенький стартер взвыл в ночи и пусть не сразу, но завел двигатель.
– Молодец, – как живого, похвалил его Сергей Петрович и включил скорость.
Еще через два часа они были в питерской двухкомнатной квартире, которую постоянно снимала компания-работодатель Фролова.
Машину бросили здесь же, перед домом, на охраняемой стоянке.
Сами поднялись наверх, разобрали постели и свалились замертво.
Перед тем как заснуть, Сергей Петрович услышал скрежет проворачиваемого ключа – Лидочка заперла дверь в свою комнату. Почему-то его это обрадовало: значит, не так уж он и стар, если от него запираются на ночь молодые женщины!
9
Утро разбудило Сергея Петровича давно позабытым – и оттого особенно приятным – ароматом домашнего завтрака. Именно домашнего, не заморозки какой-нибудь фабричной – на маленькой кухоньке, громко пошкварчивая, явно жарились сырники или что-то подобное. Даже по запаху было понятно, что все получится безумно вкусным.
Фролов мгновенно поднялся, оделся и направился на запах с визитом вежливости.
Лидочка была в домашнем, очень симпатичном халатике, хоть и подчеркивающем несомненные достоинства ее фигуры, но как-то тактично, не специально и уж точно не вызывающе.
– Доброе утро, – поздоровалась вчерашняя попутчица. – Ничего, что я хозяйничаю? Вот в холодильник без спроса влезла.
– У вас, во-первых, замечательно получается, – искренне сказал Сергей Петрович. – А во-вторых, если б не вы, продукты точно бы пропали – из меня домашний хозяин никакой.
– А как же вы питаетесь?
– В выходные в кафе хожу. А в будни – у нас столовка на фирме отличная. И бесплатная к тому же.
– Кстати, о деньгах, – вспомнила Лида. – Мне неудобно здесь жить, не заплатив. Да и вообще неудобно. Вчера еще куда ни шло, слишком поздно приехали, а сегодня поищу гостиницу.
– Да что вы! – испугался Фролов. – Никуда вас не отпущу. Кто ж мне такие сырники еще сделает?
– Честно говоря, мне самой тут нравится, – после короткой паузы призналась девушка. – Но тогда я должна заплатить свою долю.
– Лидочка, это невозможно, – объяснил ей Фролов. – Это корпоративная квартира. Фирма платит за нее независимо от того, живет здесь кто-нибудь или нет.
– А продукты?
– И с продуктами то же самое. Женщина местная за этим следит. Так что станете вы их есть или нет, никакого значения не имеет. В лучшем случае просроченную еду заберет эта дама. В худшем – она просто пропадет.
– Но ведь мне можно какие-то деньги внести?
– Куда? – вопросом ответил Сергей Петрович. – Бухгалтерия в Москве. А я у вас точно не возьму. Так что бросьте все эти церемонии и живите спокойно, ладно?
– Ладно, – не стала ломаться Лида.
– Ну и славненько. – Фролов пошел в ванную наводить марафет, а девушка осталась дожаривать свои восхитительно пахнущие сырники.
…Первые три сырника он слопал молча, обжигаясь горяченным Лидочкиным творением. На похвалу просто не хватало силы воли – ведь для этого необходимо было освободить рот.
– Где вы так научились? – наконец вымолвил он.
– У бабушки, – улыбаясь, ответила Лида. Ей было приятно смотреть на столь очевидную оценку своих кулинарных способностей.
– Молодчина у вас бабушка, – оценил Фролов.
– Молодчина, – согласилась Лида. – Я бы без нее точно пропала. И тогда, и сейчас – она же с Анькой сидит, когда я в отлучке.
– А чего ребенка с собой не взяли? – полюбопытствовал Сергей Петрович. – Пять лет – уже можно брать. Кстати, немножко рано все-таки для белых ночей. Чуть позже они еще белее будут.
– Ребенок еще успеет, – не сразу, будто обдумывая ответ, сказала девушка. – А поехала, как обстоятельства позволили.
Вообще Лидочка мгновенно никогда не отвечала, сначала как бы взвешивала заданный вопрос, и это тоже нравилось Фролову.
– А что же вы сами не едите? – упрекнул ее Сергей Петрович.
– Фигуру берегу, – то ли в шутку, то ли всерьез ответила Лида.
– Вам ли говорить про фигуру? – укоризненно произнес Фролов.
– О-о-о… – протянула она. – Стоит только увлечься…
– А по мне, вы такая красивая, что больше ничего и не надо, – вдруг быстро выпалил он. И опять покраснел – в отличие от своего шустрого друга Паши Сергей Петрович не то чтобы был скуп на комплименты, а даже поздравлять женщин с Восьмым марта и то стеснялся.
– А где вы все сдружились? – спросила Лида, одновременно ловко собирая посуду и протирая стол влажной салфеткой.
– В полиграфическом. Сразу, еще на первом курсе. Я только из армии пришел, а эти салаги – из школы. Леха – москвич. Паша – из маленького городка на Украине, уже не помню точно откуда.
– Вы меня удивили вчера, – сказала Лида.
– Чем же?
– Что ушлым комсомольцем был Алексей, а не ваш Паша.
– Леха тоже не был ушлым комсомольцем. Он просто был принципиальный и социально активный. Вот и пошел по комсомольской стезе, правда, карьеры не сделал.
– Да уж, – улыбнулась она. – Принципиальность карьере точно не помощник.
– А я в парткоме института был, – похвастал Сергей Петрович. – Я ведь из армии уже членом партии вернулся. В войсках ГБ служил.
– Серьезный вы мужчина, – беззлобно улыбнулась Лидочка. – Диссидентов гоняли?
– Нет. Не наш профиль. А в вузе – так даже защищал. Кстати, вместе с Лехой.
– Как это?
– А вот так. И знаете, кто у нас в качестве диссидента проходил?
– Откуда ж мне знать. Кто-нибудь известный?
– Паша, собственной персоной. Ночью перетрудился на любовном фронте и заснул прямо на лекции по марксистско-ленинской философии – вы и предмета такого небось уже не застали.
– И что? Это был ужасный проступок?
– Да нет, не очень. Но когда преподаватель подошел, чтоб разбудить пообиднее, он у Паши на коленках книжку раскрытую увидел. И вытащил. «Архипелаг ГУЛАГ» солженицынский. А это уже не только исключением пахло. По тем временам все светило гораздо круче.
– И как же отбились?
– Мы с Лехой целый спектакль поставили. Якобы он нам обоим – но поодиночке – говорил, что нашел книгу в парке, а изучает ее, чтобы знать врага в лицо. И обещал сдать по прочтении в соответствующие органы. И еще двое это подтвердили: что, мол, плевался, но читал – иначе как честному комсомольцу отбивать идеологические атаки? А другим якобы даже на обложку взглянуть не давал.