«Каскад» на связь не вышел Срибный Игорь

Вскоре на связь вышел командир инженерно-саперного взвода капитан Курпенко с докладом, что минные постановки сделаны согласно плану и саперы с группой прикрытия уходят. Седой пожелал им удачи и простился.

Мелкий снежок все так же сыпал с неба, задувала легкая поземка. Где-то вдалеке, ближе к центру города кто-то методично выстукивал на пулемете «считалку» футбольных фанатов: та-та, та-та-та, та-та-та-та, та-та.

Седой подозвал радиста группы связи, который неотступно следовал за ним, и сказал: «Передавай». В эфир ушел кодированный сигнал, обозначающий, что путь для колонны свободен.

С рассветом разведчики полностью освоили свои вновь оборудованные огневые точки и были готовы встретить противника со всех сторон. Около семи утра в квартиру на 8-м этаже, где Седой оборудовал свой НП, вошел Калиниченко. В его руках разрывалась от воплей на чеченском языке портативная радиостанция «Кенвуд». Он молча положил ее на снарядный ящик, за которым, как за письменным столом, сидел Седой, и, сбросив с плеча вещмешок, достал еще две такие же.

– Эти работали на другой частоте, но почему-то быстро заткнулись, – доложил он, – а эта орет уже минут пятнадцать.

Седой понял, почему в других домах не были обнаружены рации – какой-то «умный» командир боевиков, которому кто-то, видимо, доверительно сообщил стоимость радиостанций подобного типа (Седой видел их у московских омоновцев и знал, что каждая такая рация стоит 330 долларов), собрал радистов с рациями в одно место и гонял за информацией посыльных. А Калиниченко принес личную радиостанцию командира, по которой продолжали приходить запросы. В условиях партизанской войны это было, пожалуй, разумное решение, позволяющее сохранить и рации, и радистов и не рисковать ими, пока нет реальных боевых действий. Понял он также и то, что раз ответа нет, сюда с минуты на минуту примчатся разведчики «духов», чтобы узнать, что случилось с отрядом. Седой кивнул радисту, и тот сразу же передал ему наушник с ларингофоном. Рация работала на кодированном канале связи, поэтому Седой разговаривал открытым текстом. Он вкратце доложил обстановку и то, что разведчики готовы встретить колонну и прикрыть ее огнем. Сообщил он и о наличии радиостанций у уничтоженной группировки и о том, что боевики могут выслать разведку и выявить проникновение в район разведгруппы.

Переговоры со штабом не принесли ничего хорошего. Колонна не была готова не то что к движению – она вообще не была готова. Начальник оперативного отделения, с которым общался в эфире Седой, сказал, что вопросы по колонне еще только прорабатываются и время ее выхода вряд ли определит даже командующий группировкой. Следовательно, время «Ч» переносилось на неопределенное время, что не сулило разведчикам ничего хорошего.

Уже через час разведдозор, выставленный Седым в начале улицы, передал, что к ним на автобусе «ПАЗ» приближается группа боевиков. Времени на раздумья не было, и Седой скомандовал «огонь». Со стороны дозора застучали автоматные и пулеметные очереди…

Старшим в дозоре был Шайтаныч. Он и доложил по рации, что автобус уничтожен, но нескольким «духам» удалось уйти.

– Будьте готовы встретить новую делегацию, – передал ему Седой. – Однако боюсь, что на сей раз гости пожалуют на броне. В затяжной бой не ввязывайтесь, при малейшей угрозе охвата с флангов отходите на запасные позиции.

Кошмар начался около десяти часов. «Духи» поперли из окружающих десятиэтажки дворов, как тараканы из щелей, а по стенам домов забарабанили пули. Разведчики пока не отвечали огнем, поскольку сейчас основную роль в поединке должны были сыграть саперы. Когда передовая часть «духов» втянулась в проход между домами на всю глубину минного поля, саперы замкнули электрическую цепь. Полтора десятка фугасов рванули одновременно, расшвыряв атакующих. Но их место тут же заняли новые бойцы, с фанатическим упорством прущие к цели. Сработала вторая линия фугасов, сея смерть и разрушение, и только после этого «духи» откатились, окончательно утратив наступательный порыв.

Осознав, что по проходам не пройти, боевики затаились, продолжая вести беспокоящий огонь, а на Старопромысловское шоссе, гулко лязгая траками и тяжело дыша бензиновым перегаром, выполз танк Т-72. Поводив стволом по верхним этажам десятиэтажек, он замер, ожидая целеуказаний. До танка было около полукилометра – из РПГ не достать, и Седой подумал, что все окончится очень быстро. Но откуда-то со двора, оставляя за собой дымный след, вылетела стрела гранатометного выстрела, и корпус танка содрогнулся от прямого попадания под обрез башни. Сквозь линзы бинокля было хорошо видно, как огромное тело танка конвульсивно дернулось в попытке развернуть башню на выстрел, но заклиненный механизм вращения издал в ответ только мерзкий скрежет. Спустя несколько мгновений от второго попадания в моторный отсек танк выбросил столб ярко-красного пламени, и тут же сдетонировал боезапас, сорвав башню и отбросив ее на несколько метров. Седой мысленно поаплодировал Шайтанычу и внутренне порадовался тому, что ребята живы и продолжают воевать.

Наконец, боевики нашли безопасный путь проникновения на захваченный разведчиками плацдарм – полезли через окна оставленных жителями домов, минуя таким образом заминированные участки. Некоторые из них все же нашли «свои» мины, но основная масса прорвалась, шагая буквально по трупам. Очаги боя вспыхнули в нескольких местах одновременно, и Седой со своего НП прекрасно видел, как силы боевиков концентрируются вокруг занятых разведчиками домов. «Духи», не жалея запасов РПГ, лупили из них по окнам, на вспышки выстрелов разведчиков, уверенно приближаясь к десятиэтажкам. Перевес в живой силе был огромным: не менее 200 боевиков атаковали плацдарм только со стороны Старых Промыслов. Сколько их просочилось через дворы микрорайона, было известно только их Аллаху.

Седой вышел на связь и доложил в штаб о складывающейся обстановке. Разговаривать и на этот раз пришлось с начальником оперативного отделения. Последний передал приказ держаться до последнего, так как марш колонны никто не отменял. Сообщил также печальную весть о том, что из группы Олега Миляева вышел к своим только один сержант Карасев, остальные погибли, выполняя боевую задачу. Они уничтожили «Грады», боезапас к ним, уничтожили орудийную прислугу, но, окруженные превосходящими силами противника, приняли последний бой. Олег и Седой были из одного города. И на эту войну Олег призвался из запаса, немало сил приложив и обив немало порогов, чтобы попасть в отряд… Старший лейтенант Миляев был фанатично предан своей военной профессии разведчика, любил риск и опасность. Уволившись из армии по семейным причинам, он очень переживал свой уход и, чтобы по-прежнему чувствовать себя на острие жизни, страстно увлекся альпинизмом, обучая науке выживания пацанят в подростковом клубе и казачьем лицее. Когда войска были введены в Чечню и начались боевые действия, невзирая на протесты родных, Олег сразу же отправился в военкомат с заявлением о призыве его на военную службу. И вот Олега не стало…

Выругавшись про себя, Седой подумал о сыне Олега, оставшемся сиротой, но предаваться печальным думам было некогда, и он вновь вышел в эфир, чтобы продублировать приказ командирам групп.

Группа Миляева вышла к объекту, не замеченная секретами боевиков. Бесшумно сняв охрану у штабелей с ракетами, установили взрывные устройства с часовым механизмом инициирования взрыва и ушли к пусковым установкам.

Около «Уралов», на которых были установлены пусковые установки залпового огня, метрах в десяти, грелись у небольшого костерка трое «духов». С ними быстро покончили и занялись минированием машин. Взрывные устройства заложили под бензобаки, чтобы гарантированно вывести из строя «Грады». Саперы уже заканчивали монтировать фугасы, и заместитель командира разведвзвода морской пехоты сержант Молчанов подал знак разведчикам, стоявшим в боевом охранении, выдвигаться в головной дозор. Откуда-то из темноты вынырнул Миляев с тремя разведчиками и, хлопнув Молчанова по плечу, одними губами произнес: «Отходим». Пулеметчик сержант Молчанов, по боевому расписанию обеспечивавший прикрытие и отход группы, пропустил вперед саперов и остальных разведчиков, по привычке сосчитав отходящих. Некоторое время он стоял, прислушиваясь к звукам ночи, и вдруг уловил чутким ухом какой-то звук в кабине «Урала». Молчанов извлек из кобуры разгрузки бесшумный пистолет ПСС и, вскочив на подножку автомобиля, рывком распахнул дверь.

Кабина была пуста, лишь на сиденье бугрился оставленный кем-то бушлат.

Молчанов тихо закрыл дверь и, взяв пулемет на изготовку, отправился догонять своих.

Откуда было знать сержанту, что на сиденье, укрывшись отцовским бушлатом, лежал чуть живой от страха худющий мальчонка 8 лет – сын водителя. Отец повсюду таскал его за собой, потому что шальной снаряд, угодив в их небольшой саманный домишко, похоронил под его обломками всю семью из восьми человек, из которых трое были детьми – сестренками малыша, которого звали Умар. Выжили только отец и Умар, потому что были в момент взрыва во дворе – ремонтировали велосипед.

Услышав, что дверца машины закрылась, Умар, превозмогая страх, выглянул в окно и увидел удаляющуюся фигуру русского, который уходил скорым шагом, срываясь на бег. Мальчонка выскочил из «Урала» и что было сил припустил в котельную, где ночевали артиллеристы и его отец, сжигая в печи запас угля, оставшийся, видимо, еще со времен социализма, поскольку при Дудаеве все коммунальные службы города потихоньку прекратили свое существование, а кочегары сменили лопаты и кочерги на автоматы Калашникова.

Ввалившись в котельную, Умар истошным голосом заорал: «Русские!» Мгновенно проснувшиеся взрослые выслушали его сбивчивый рассказ и, уяснив направление отхода русских, тут же по рации оповестили об этом всех соседей по позициям.

Разведчики не прошли и двух кварталов, как нарвались на первую группу «чехов». Головной дозор столкнулся с ними практически лоб в лоб. Выучка спецназа сказалась на результате поединка. Разведчики первыми открыли огонь, а в таких ситуациях, когда стрельба ведется практически в упор, побеждает тот, кто выстрелит первым.

Однако эта стычка, какой бы мимолетной она ни была, сыграла в итоге роковую роль – разведчики выдали свое местоположение. Теперь счет шел буквально на секунды. Рации боевиков тут же выдали в эфир информацию, и кольцо окружения стало неуклонно сжиматься.

На перекрестке улиц Нефтяников и Седова боевики блокировали группу, устроив засаду. Разведчики рассредоточились и приняли бой. В первые же минуты боя, попав под плотный пулеметный огонь, погибли сержант Котенко и прапорщик Ахметшин. Видя, что при многократном превосходстве противника в живой силе и немыслимой плотности огня им не прорваться, Олег решил увести группу дворами в сторону Февральской, но оттуда уже накатывалась новая волна «духов».

Сержант Молчанов догнал группу уже здесь – в огненном котле. Ему было совершенно ясно, что здесь их ждали специально, зная направление их движения. Всю дорогу он, прорываясь с боем за основными силами, терзался мыслью, что в кабине «Урала» кто-то был. И этот кто-то поднял тревогу. Он не сомневался в этом, так как слышал хлопок дверцы, когда уходил, но убедил себя, что опять показалось – он ведь видел, что кабина пуста. Молчанов прослужил шесть долгих лет в разведке морской пехоты, считал себя опытным бойцом и никак не мог смириться с мыслью о том, что так подвел товарищей. Он подполз к Олегу Миляеву, который в этот момент менял опустевший магазин, и сказал:

– Командир, уводи людей. Ищите дырку в засадной цепи и уходите. Я прикрою вас огнем, у меня еще две ленты по двести патронов. Хватит, чтоб прижать «духов» к земле. Как начну поливать, так сразу рывком и уходите.

– Ладно, – ответил Олег, – попробуем. Хотя сдается мне, что нас тут обложили по полной программе. Не могу только понять, каким образом они отследили наш маршрут.

Молчанов промолчал, только крепко пожал командиру руку, он отполз к углу какого-то полуразрушенного забора, по пути передавая разведчикам команду на бросок.

Пули злобно буравили бетон основания забора, швыряя его зазубренные кусочки в лицо, но Молчанов не чувствовал боли. Он перекрестился и, прошептав «ну, Господи, помоги!», привстал на одно колено и нажал на спуск, целясь во вспышки выстрелов со стороны баррикады. Тяжелый пулемет забился в его руках, расшвыривая тела боевиков, открывая проход разведчикам, которые тут же пошли на прорыв.

Когда закончились патроны во второй ленте, Молчанов был трижды ранен. Сидел, осознавая, что уже умер, только еще не вознесся на небеса. Он сидел, ожидая вознесения, ни о чем не думая, прислонившись спиной к мокрой стене, и по его щекам медленно стекали капли мелкого занудного дождя. Из рваной раны в правом боку тяжелыми толчками вытекала черная густая кровь, мгновенно смешиваясь с рыжевато-серой маслянистой грязью чеченской столицы. Правая рука, перебитая в плечевом суставе, висела плетью, и Молчанов с огромным трудом, изогнувшись и теряя последние силы, извлек пистолет из кобуры левой рукой. Сквозь мутную пелену, застилающую глаза, он увидел три фигуры, которые медленно приближались к нему. Он чувствовал, что обязан убить их, и это его последнее предназначение на Земле. Иначе вознесения не будет… Он попытался поднять пистолет на уровень глаз и прицелиться. Но пистолет оказался неподъемным. Молчанов заскрипел зубами от бессилия и, собрав в кулак всю волю, рывком вскинул пистолет и начал стрелять. Ему казалось, что он стрелял долго и метко, поражая врагов, но на самом деле он смог выстрелить всего лишь два раза. Одна пуля действительно попала в грудь боевика, поразив его насмерть, но вторая ушла в асфальт, поскольку рука больше не могла удерживать оружие в горизонтальном положении. А потом двое «духов» стреляли в него из двух автоматов, пока в магазинах не закончились патроны. Они шли медленно, потому что считали трупы своих собратьев, которых отправил к Аллаху этот русский пулеметчик, и не предполагали, что он еще жив. «Духи» попинали ногами мертвое тело Молчанова и подошли к только что убитому им Ибрагиму. «Это – семнадцатый», – сказал старший из них, и, загребая носками сапог грязь, они направились к разбитой пулеметными очередями баррикаде…

Олег и остальные разведчики, прорвавшись сквозь кольцо оцепления, теряя в стычках людей, преодолели еще два квартала. И уже почти вышли к улице Алтайской. Оставалось преодолеть лишь пару сотен метров. Здесь, зажатые в небольшом тупиковом дворике, через который лениво протекал арык с какой-то густой вонючей жидкостью, они получили передышку в виде предложения сдаться, которое им прокричали в мегафон.

Измотанные непрерывным преследованием, израненные, истекающие кровью, оставшиеся вчетвером, они уже физически не могли оторваться от окружавших их боевиков. И потому отправили в штаб с донесением сержанта Карасева, который тоже был ранен, но еще сохранил силы преодолеть оставшиеся до своих метры. Карасев, попрощавшись с разведчиками, смахнул некстати навернувшуюся слезу, поднырнул под нависший над арыком мостик и исчез, с головой погрузившись в вонючую жижу.

– Ну что, казачки, – едва шевеля ссохшимися от потери крови губами, сказал Олег. – Простимся. Видать, на этом свете не свидимся больше.

Разведчики молча обнялись и передернули затворы…

Через четыре минуты дудаевцы, перегруппировавшись, пошли на них в атаку…

Когда к телам погибших разведчиков подошли боевики, их командир долго смотрел на этих странных русских, которые втроем добрых полчаса сражались с его отрядом в пятьдесят человек, но так и не сдались, предпочтя смерть позору плена.

И когда Ваха, в недалеком прошлом бойщик скота на мясокомбинате, предложил отрезать им головы, командир так глянул на него своими черными глазами, что Ваха поперхнулся.

– Ты бы воевал, как они, мясник хренов! – сказал командир Вахе. И обернувшись к своим: – Похороните их как воинов!

Седой, осипший от постоянно висевшей в воздухе известковой и кирпичной пыли, уже несколько минут безуспешно вызывал на связь Калиниченко, пытаясь узнать обстановку на его участке, но рация молчала. Седой хотел было уйти вниз к сражающимся разведчикам, поручив это дело связисту, как вдруг Калиниченко сам вышел на связь.

– Что там у тебя творится? Почему на связь не выходишь? – прохрипел Седой в микрофон.

Калиниченко ответил, что в их доме «духи» уже захватили два первых этажа и бой идет непосредственно в подъездах. А радиста ранило еще час назад, и его вместе с рацией унесли на НП.

– Они прут и прут, не считаясь с потерями, – докладывал Калиниченко. – Лезут напролом! У меня уже восемь «трехсотых», из них трое – тяжелые. Слава богу, убитых пока нет.

– Они и будут лезть, поскольку понимают, что мы рассекли Старопромысловский район на две части, – ответил Седой, – и открыли дорогу к центру города с нашего направления. Так что держитесь.

На стороне атакующих было не только численное превосходство, им постоянно подвозили боеприпасы, в то время как разведчики считали каждый патрон и берегли каждый выстрел к РПГ. Атаки «духов» становились все ожесточеннее, хотя видно было, что и они выдыхаются. Дотемна разведчики выбили боевиков со всех этажей, и дома-доты снова стали полностью российскими.

Арык был неглубокий, и сержанту Карасеву пришлось передвигаться по его дну на четвереньках, отталкиваясь руками от стенок. Наполнявшая арык жидкость, видимо, была вязкой смесью насыщенной сероводородом воды с какими-то фракциями нефти и помимо того, что существенно затрудняла движение, нестерпимо воняла.

Несколько раз, услышав рядом чеченскую речь, сержант с головой погружался в жижу и несколько метров преодолевал в таком положении.

Вскоре арык закончился широким и глубоким отстойником, над которым нависал бетонный желоб.

Карасев выбрался из арыка и, укрывшись в густом кустарнике, вылил жидкость из ботинок и, как мог, отжал одежду. Холод пробирал до костей, так как свой бушлат и черную вязаную шапку он оставил на последней позиции, как и боезапас, стараясь максимально облегчить свой вес для передвижения в тесноте арыка. Сейчас у него было только два магазина к автомату и одна «эфка». И мокрый камуфляж на крепком жилистом теле…

Сержант достал из внутреннего кармана разгрузки карту, упакованную в непромокаемый пакет, и быстро сориентировался на местности. Чтобы добраться до своих, ему нужно было преодолеть обширный пустырь, за которым начинались поля совхоза «Родина», и выйти на улицу Кольцова. Рассчитывая уйти с наступлением темноты, Карасев затаился в кустарнике.

Но вскоре через мост, перекрывающий желоб арыка, началось усиленное движение. Боевики, пригибаясь, небольшими группами, перебежками двигались в сторону Старопромысловского шоссе, рассыпаясь по близлежащим кварталам.

Прямо перед убежищем Карасева резко затормозил «УАЗ», из которого выпрыгнули два «чеха». Они тут же присели на корточки, осматриваясь, а автомобиль, завизжав покрышками на мокром асфальте, умчался дальше.

Сержант лихорадочно зашарил рукой по карману разгрузки, в котором лежал глушитель к автомату, и, рывком выдернув его из чехла, навинтил на ствол.

«Духи», проводив взглядами умчавшийся «УАЗ», направились прямиком к убежищу Карасева, намереваясь, очевидно, отсидеться в этих же кустах.

Сержант подпустил их вплотную, и его автомат дважды глухо хлопнул, выбросив на мокрую землю две дымящиеся гильзы.

Оттащив тела боевиков в кустарник, сержант снял с одного из них шикарную натовскую куртку «капрал», непромокаемую и немыслимо теплую, и, уже буквально стуча зубами от холода, натянул ее на свою мокрую одежду. К великому удовольствию сержанта, в одном из многочисленных карманов куртки обнаружился чехол для каски, а в другом – «бандана» в виде куска ткани размером метр на метр, чтобы укрыть от пронизывающего ветра его обритую наголо голову.

Экипировавшись и почувствовав, как живительное тепло разливается по телу, Карасев воспрянул духом и теперь уже не сомневался, что дойдет к своим и доложит о геройской гибели разведгруппы и только что обнаруженной им передислокации боевиков.

Он неподвижно просидел в кустах более часа, наблюдая, как накапливаются в районе силы дудаевцев. Сержант, мимо убежища которого происходило движение, отметил на карте уже четыре артиллерийских орудия, две БМП, две машины с зенитными установками. Затем, дергаясь в руках неопытного механика-водителя и стреляя выхлопами некачественной «горючки», по шоссе тяжело прогрохотал гусеницами танк.

Сидя на пеньке акации, сержант вдруг почувствовал сильнейший озноб. Он плотнее закутался в куртку, но озноб не проходил, и сержант понял, что заболевает. Он достал перевязочный пакет и размотал набухшую от крови повязку на ноге. Рана выглядела ужасно: края ее воспалились и посинели. На ощупь мягкие ткани вокруг раны оказались плотными и горячими, а сама рана набухла гноем. Медикаменты у разведчика давно кончились, израсходованные на раненых товарищей, и теперь обработать рану было нечем. Сержанту пришлось использовать варварский способ прижигания ран. Он зажал в ножнах НРа патрон и, расшатав пулю, извлек ее из гильзы. Затем засыпал порох в рану и, зажав в зубах ИПП, чтоб не закричать от боли, чиркнул зажигалкой.

Дальнейшего он не видел, поскольку от дикой боли потерял сознание и упал на землю… Забытье было недолгим. Очнувшись, он промыл рану мочой и туго перебинтовал ее.

Силы катастрофически таяли, и Карасев понял, что если не отправится в путь немедленно, то шансов дойти у него больше не будет. Он тяжело поднялся с пенька. От слабости его шатало, но надо было идти, и сержант, по привычке попрыгав, едва отрывая каблуки от земли, отправился в полную опасностей дорогу. На удивление легко он преодолел пустырь. Встреченные по пути трое «духов» равнодушно скользнули взглядом по его сгорбленной фигуре, видимо, приняв за своего, и не сделали попыток остановить. И скоро он углубился в жилой квартал улицы Кольцова, где чудом не был застрелен салажонком из сводного отряда моряков-балтийцев, который, находясь на «блоке», настойчиво требовал назвать пароль на этот день и даже сделал предупредительный выстрел.

Карасев, у которого в пути сбилась повязка на простреленном бедре и открылось кровотечение, обессиленный от тяжкого пути, выпавшего в этот невыносимо долгий и холодный день на его долю, что-то прошипел в ответ и потерял сознание.

Моряки подобрали его и отнесли в лазарет. Едва придя в себя, Карасев назвал себя и потребовал немедленной связи с начальником разведки группировки. Тот прибыл через полчаса.

Все это время Карасев, преодолевая накатывающее беспамятство, формулировал мысленно доклад, стараясь как можно подробней рассказать о героизме своих товарищей, погибших при выполнении боевой задачи. Но когда в палатку лазарета вошли начальник разведки и командир его родного отряда спецназа ГРУ, Карасев сразу растерял все недавно построенные в гладкий доклад мысли и, постоянно сбиваясь и глотая слова, вытирая навернувшиеся слезы, коротко и невнятно смог доложить основное. Но пометки на его карте оказались красноречивее любых слов и сделали свое дело.

Командир отряда хотел сказать ему что-то ободряющее, но сержант Карасев, полностью исчерпав отведенный ему на эти сутки запас жизненной энергии и даже превысив его лимит, вновь потерял сознание.

Впереди его ожидало тяжелейшее воспаление легких, газовая гангрена, змеей заползшая в рану в грязном, зловонном арыке, и вследствие этого – ампутация ноги, тяжелое поражение мозга, полученное в результате переохлаждения, и затем – полная потеря связи с окружающим миром.

Только спустя полтора года Седой смог проведать своего боевого побратима в подмосковном Талдоме. Юра Карась, высохший, заросший клочковатой свалявшейся бородой, лежал в грязных простынях, бездумно глядя в потолок.

Его пьяненькая жена, выклянчив у Седого денег «на лечение» мужа, прежде чем убежать в магазин, вдруг обернулась у входной двери и произнесла совершенно трезвым голосом:

– Лучше бы его убили, и я была бы вдовой героя…

На выцветшем прикроватном ковре над головой сержанта, выделяясь своим нездешним видом и явно не соответствуя атмосфере «бардака» квартиры, серебрились орден Мужества и две медали «За отвагу»…

Седой знал, что сержант Карасев был представлен к званию Героя России, но генералы в наградном отделе Министерства обороны посчитали, что калеке, доживающему свой век в ирреальном мире, оно ни к чему…

К ночи «духи» оттянулись на исходные позиции, и разведчики наконец смогли передохнуть. Измотанные напряжением боя, продолжавшегося непрерывно почти семь часов, они буквально валились с ног. Но молодые организмы требовали своего, и вскоре окна были занавешены плащ-палатками, а на спиртовых горелках задымилась ароматная соевая тушенка, громко именуемая на этикетках почему-то «говядиной кусковой».

Заряда аккумуляторов в радиостанциях оставалось на пару часов работы. Седой принял решение поберечь запасные, поскольку неизвестно было теперь, как скоро они прорвутся из окружения, а донесение в штаб отправить посыльным. Он быстро набросал рапорт, в котором обрисовал незавидное положение разведчиков, и запросил доставки боеприпасов и возможности эвакуации раненых. Уложив рапорт в непромокаемый пакет, он вызвал прапорщика Истомина, одного из наиболее опытных разведчиков, поставил ему задачу и, дав в сопровождение двух «морпехов», отправил в штаб.

Привычно попрыгав и убедившись, что ничто из снаряжения не издает предательских звуков, разведчики исчезли во мраке ночи.

Седой уже собирался обойти посты, когда ожила рация повсюду сопровождающего его радиста. Тот выслушал сообщение и сказал:

– Со стороны улицы Славянской выходит дозорная группа Шайтаныча. У них один «двухсотый» и двое «трехсотых». Просят встретить.

Седой в горячке боя совсем забыл о ребятах Шайтаныча, вынужденных выходить из боя в полном вражеском окружении. Хотя он ничем не мог им помочь, Седой все же обругал себя последними словами и, прыгая через несколько ступенек, бросился вниз, где на втором этаже отдыхала резервная группа. Влетев в квартиру, где находились разведчики, он отобрал шесть человек, приказав взять с собой носилки, солидный запас которых был обнаружен в одной из облюбованных боевиками квартир. Пригибаясь и пряча лица от колючих мелких льдинок, швыряемых резкими порывами ветра, они вышли через пробитый взрывом пролом в стене навстречу группе Шайтаныча. Два двора миновали без приключений, но в третьем, прямо на углу детского сада, нарвались на группу «духов», которые, кряхтя и матерясь по-русски, тащили в их сторону ДШК. Обойти их не было никакой возможности. Седой на ходу вырвал из ножен свой знаменитый НР-43 и применил все свое умение владения им. Он крайне редко пользовался этим умением, поскольку работа с ножом – это чистое убийство, которое совершает не бездумная пуля, а твоя рука. Но в данном случае времени на раздумья не было, потому что руки ребят были заняты носилками для раненых разведчиков и они не успевали отреагировать на опасность. Нужно было выживать самим и спасать ребят из состава разведдозора. Причем сделать это надо было совершенно бесшумно, поскольку окрестные дворы кишели боевиками и на любой подозрительный звук тут же последовала бы их реакция.

Седой, глаза которого за время движения полностью адаптировались к темноте, мгновенно осмотрелся и оценил ситуацию. И пока «духи» пытались протащить пулемет в узкий проход между забором детсада и стеной пятиэтажки, он, ловко орудуя ножом, уничтожил их всех, успев при этом поймать ДШК за станину и аккуратно поставить его на землю. Разведчики, которые впервые воочию увидели то, о чем им рассказывали старшие по призыву солдаты, стояли, не в силах стронуться с места. То, что сейчас произошло на их глазах, поразило их, как гром небесный. В течение нескольких секунд пятеро боевиков расстались с жизнью, но при этом никто не успел заметить даже движений ножа в руках Седого – настолько молниеносно это было…

Самое интересное, что никто специально его этому искусству не учил. Видимо, оно было заложено в его естество на генетическом уровне предками: по отцу – запорожскими, а по матери – полтавскими казаками. Он вспомнил, как в далеком босоногом детстве обнаружил на «горищи» в доме прабабушки Феклы, в прошлом – сестры милосердия Отдельного Кавказского кавалерийского корпуса, казачью шашку, закутанную в полуистлевший кусок мешковины. Напрягая все свои детские силы, с огромным трудом извлек ее из ножен и завороженно смотрел на матовую, побитую от времени глубокими раковинами, поверхность клинка. Затем спустился с чердака и, подойдя к молодой, в руку взрослого человека толщиной вишенке, держа шашку за рукоять двумя своими детскими ручонками, вдруг одним ударом – наискось с потягом, срубил ее. С криком выбежала из хаты бабушка, однако сидевший за столом под старым вишневым деревом дед Кондрат остановил ее, удержав за подол. «То будэ добрый казак», – сказал он, кивнув на малыша, которому в тот год исполнилось всего семь лет и в сентябре он должен был идти в первый класс. С тех пор, приезжая на каникулы к бабушке, он доставал с чердака шашку и подолгу рассматривал тусклый клинок, трогая пальцами многочисленные зазубрины на его боевой части, и в голове его рождались видения конных сражений его предков-казаков с кочевниками-степняками, с польскими шляхтичами, с татарвой, с немчурой. В 14 лет он уже обладал недюжинной силой и мог за несколько секунд, работая шашкой крестовидными махами справа-налево и слева-направо, изрубить в щепки довольно толстые чурки. А со временем так же самостоятельно освоил и работу с ножом.

В Афганистане он уже метал ножи с двух рук, точно кладя два клинка в круг размером с донышко от кружки. Но одно дело показательные выступления перед командованием и совсем другое – реальная война…

Тряхнув головой, Седой отогнал мимолетные воспоминания детства и боевой юности и обернулся к разведчикам, которые стояли, разинув рты. Он пинками привел их в чувство и, ловко вырвав затвор пулемета, забросил его в ночную темень. Затем шепотом приказал спрятать пулемет и тела боевиков в кусты и двигаться дальше.

Группу Шайтаныча обнаружили у мусорных баков на пустыре. Смертельно усталые, утомленные длительным преследованием, в изодранном обмундировании, они сидели, подставив лица колючему ветру. Шайтаныч коротко рассказал, как они оторвались от наседающих «духов», поставив дымовую завесу и уйдя на площадку для мусорных контейнеров, огороженную невысокой кирпичной оградой, где никому бы и в голову не пришло их искать. Над ранеными разведчиками, укрывая их от непогоды, матросы держали растянутыми набухшие плащ-палатки. Отдельно лежал плотно укутанный палаткой погибший моряк.

– Кто? – спросил Седой.

– Старший матрос Игорь Круглов, – ответил погасшим голосом Шайтаныч. – Если бы не он, мы не оторвались бы от преследователей. Игорь увел их за собой и уже раненый догнал нас. У нас на руках и умер.

Тело Круглова и раненых разведчиков погрузили на носилки, и группа отправилась в обратный путь.

Отягощенные нелегким грузом, обратно двигались очень медленно. Дважды приходилось ложиться на мокрую негостеприимную землю, пропуская патрули боевиков. Непосредственно перед десятиэтажкой вновь наткнулись на группу «духов», которую расстреляли практически в упор, и едва успели ввалиться под спасительные своды подъезда, как по стенам забарабанили пули проснувшихся от пальбы дудаевцев.

С рассветом возобновились атаки боевиков. В домах-дотах складывалась угрожающая обстановка. В доме, в котором находился НП Седого, «духи» овладели уже четырьмя этажами и продолжали наседать, постепенно оттесняя разведчиков на верхние этажи. Часть из них подорвалась на мине-ловушке в квартире с телами покойных боевиков на первом этаже, после чего они совсем озверели.

Начинала сказываться нехватка боеприпасов…

Из двух других домов также поступали неутешительные доклады: повсеместно боевики овладевали одним этажом за другим.

К 16.00 разведчики продолжали удерживать в каждом доме по 3–4 этажа, но положение с боеприпасами становилось катастрофическим. Оставался только НЗ, к которому Седой категорически запретил прикасаться без его команды.

Расстреляв магазин по наседающим «духам», Седой откатился за мусоропровод между 5-м и 6-м этажами и вырвал из нагрудного кармана разгрузки новый. Это был последний магазин, снаряженный патронами, остальные были пусты. Ему предстояло сделать рывок на 6-й этаж, где находился радист, но плотный автоматный огонь прижимал его к толстому телу мусоропровода. Седой вынул две «эргэдэшки» и, разогнув захваты чеки, одну за другой метнул их в лестничный проем. Не успела осесть поднятая взрывами пыль, как Седой уже оказался за выступом стены шестого этажа.

Боевики прекратили атаку. Слышно было только, как они убирают тела погибших, освобождая проход. Седой оглядел разведчиков, укрывшихся за выступами стен и готовых отразить новую атаку, и шепотом приказал:

– Быстро, по одному – разобрать боезапас.

Он пробежал в квартиру, приспособленную под КП и арсенал, и приказал радисту срочно передать всем старшим групп сигнал «Киров». Это означало, что разведчики должны получить боеприпасы из НЗ и быть готовыми по сигналу «Торнадо» выбить боевиков, связанных боем в десятиэтажках, из домов и начать выдвижение к Старопромысловскому шоссе, чтобы обеспечить проход колонны. Но колонны не было, штаб хранил упорное молчание, а людей нужно было выводить из котла, в который они попали. Каждый час промедления грозил стать последним…

Седой поднялся на крышу дома и сквозь окуляры бинокля осмотрел окрестности. То, что он увидел, не внушало никакой надежды на удачу при попытке прорыва. Разграничительной линии между ними и противником как таковой больше не существовало. На путях их отхода накапливались значительные силы боевиков, которые по действиям разведчиков предположили, что на этом направлении готовится удар «федералов», и экстренно стягивали сюда свои отряды. Они устанавливали «зэушки» и минометы, строили баррикады, на прямую наводку были выведены две БМП.

Со стороны центра города в сторону Старых Промыслов мелкими группами по 10–15 человек стягивались боевики. На параллельной улице в сквере «духи» устанавливали «Рапиру», развернув стволом в сторону домов, превращенных разведчиками в опорные пункты. Из кузова подъехавшей к скверу грузовой «ГАЗели» двое боевиков стали выгружать ящики со снарядами…

Седой мгновенно сообразил, что их убежища будут в несколько минут превращены в кучу щебня, поскольку уже имел возможность видеть результаты стрельбы «Рапиры» осколочно-фугасными снарядами.

Он скатился с крыши и опрометью бросился к радистам. Через несколько секунд в эфире зазвучал его голос, искаженный «Историком»:

– Всем командирам групп – по получении сигнала «Торнадо» немедленно начать прорыв из окружения. Всем немедленно покинуть верхние этажи! Выходим через окна первых этажей и прорываемся в сторону центра, поскольку путь к своим отрезан. Раненых уносим с собой. Пункт сбора будет определен дополнительно, в ходе движения!

Затем он связался со штабом и доложил свое решение о выводе группы.

– Будем пробиваться к центру. Прошу проработать возможность эвакуации раненых на маршруте нашего движения, – сказал он, – потому что с ними мы не прорвемся. Как только мы выйдем к какой-либо площадке, пригодной для приема вертолета, сообщим вам свои координаты. Еще: если будет такая возможность, обеспечьте нам прикрытие на выходе к какой-нибудь нашей части и укажите маршрут движения к ней. В 17.00 мы начинаем и… ждем вашей поддержки. Конец связи.

Дежурный радист, приняв сообщение Седого, бросился искать дежурившего по группе связи офицера, который в это время обедал в палатке-столовой. Прочитав радиограмму, он бросил ложку и, на ходу поправляя ремень и нарукавную повязку, побежал в штабную палатку. По команде доложил текст радиограммы начальнику оперативного отделения и остался около штаба ждать дальнейших указаний.

В 17.00 в эфире прозвучал сигнал «Торнадо», и разведчики пошли на прорыв.

Забросав противника гранатами, они с боем прорвались на первые этажи домов, и, расчистив внизу небольшой плацдарм, под плотным прикрытием, через проломы окон начали эвакуацию раненых.

А «Рапира» боевиков в это же время, хищно поводя по этажам гладкоствольным зрачком, начала вгонять снаряд за снарядом в только что оставленные разведчиками позиции, обрушивая межэтажные перекрытия…

Командующий прочел радиограмму только в 17.26, когда уже ничего изменить было нельзя, поскольку разведчики под прикрытием сгущающихся сумерек уже прорывались дворами, с боем прокладывая отряду путь сквозь боевые порядки «духов».

Командование боевиков, не ожидавшее прорыва блокированного отряда в сторону центра города, упустило драгоценное время, не успевая создать мощный заслон на пути прорыва. Но долго так продолжаться не могло, так как практически весь центр Грозного находился в руках «чехов»…

С наступлением темноты разведчики, дважды поставив «дымы» и рассеявшись мелкими группами по дворам, смогли оторваться от преследующих их небольших отрядов боевиков и закрепились в каком-то полуразрушенном административном здании. Корпус здания был старой постройки с мощной кирпичной кладкой, дубовыми дверями, наборным паркетным полом, наполовину разобранным местными «столярами-краснодеревщиками». Два доктора сводного отряда начали возиться с ранеными, которые стойко держались все время движения отряда под непрерывным огнем противника и теперь нуждались в немедленной медицинской помощи. На полу около них сразу начала расти куча окровавленных бинтов.

Несколько разведчиков остались на улице, периодически подавая специальные сигналы, чтобы обозначить место дислокации отряда для отставших групп, которые постепенно выходили к основным силам.

Где-то рядом постоянно вспыхивали перестрелки, гулко бухал миномет. По небу с разных сторон носились, перекрещиваясь, огненные дорожки «трассеров». Периодически вспыхивали, зависая в вышине и заливая землю мертвенно-бледным светом, осветительные мины. Повсюду, куда ни кинь взгляд, полыхали пожары.

Седой и Калиниченко, получивший во время прорыва сквозное пулевое ранение правого плеча, обошли внутренние помещения, убеждаясь в надежности занятых бойцами позиций. В закрытых местах разрешили жечь костры – благо горело везде и лишние отблески огня не могли привлечь постороннего внимания. Выйдя через черный ход во двор, обнаружили обширную, обнесенную бетонным забором территорию, внутри которой располагались гаражи и какие-то хозяйственные постройки. Двор был завален старыми ящиками, кучами металлолома, строительным мусором…

– Здесь, кажется, вертолет сесть сможет, – морщась от боли, сказал Калиниченко.

– Да, места хватит, – подтвердил Седой, – только нужно сейчас же отправить разведку, чтобы сориентироваться по плану города. Мы не знаем даже, на какой улице находимся, и надо, по возможности, вычислить номер строения. Хотя кто его увидит с вертолета?

Они вернулись под крышу и, назначив разведчиков в боевое охранение, занялись комплектованием разведгрупп, которые должны были уйти в ночь с заданием разведать обстановку вокруг их временного пристанища. Радист несколько раз пытался выйти на связь со штабом, но эфир был плотно забит десятками работающих на армейских частотах радиостанций. По насыщенности эфира, а также по тому, что в работу были задействованы и основные, и резервные радиочастоты, можно было сделать вывод, что на каком-то направлении войска ведут активные боевые действия, которые не были приостановлены даже с наступлением ночи.

Разведчики не знали, да и не могли знать, что их проникновение в тыл противника и захват ими плацдарма, практически на острие чеченской обороны, вынудили Масхадова – начальника штаба дудаевских войск – снять значительные силы с других участков и перебросить их в район Старых Промыслов. Он решил, что главный удар будет нанесен через поселок Ташкала, городок Иванова, с тем чтобы полностью отрезать Старопромысловский район и с захваченного плацдарма развивать наступление далее к центру города. Этим фактором тут же воспользовалось командование «федералов» и начало штурмовые действия во фланг группировке «духов» колоннами со стороны совхоза «Родина» и селения Алхан-Чурт. На рассвете 13 января в бой были введены подразделения ВДВ и морской пехоты, которые, смяв мощным ударом заслоны боевиков, устремились к центру города. 14 января штурмовые части вышли к Совмину, Главпочтамту, Кукольному театру.

Возможно, сыграли свою роль разведданные о передислокации дудаевских подразделений в район Старых Промыслов, доставленные сержантом Карасевым. Возможно, это был оперативный замысел командования – отвлечь основные силы противника, создав видимость прорыва из Старопромысловского района и ударив им во фланг… Об этом могли знать только высшие чины штаба.

А пока разведчики, с боем прорвавшись практически в самый центр Грозного, оттягивали на себя все больше и больше сил дудаевской армии…

К 2 часам ночи удалось, наконец, «продавить» связь и доложить командованию о действиях разведгруппы за истекшие сутки. В ответ была получена команда быть готовыми с 7.00 до 8.00 принять вертолеты для эвакуации раненых и получения нового боевого распоряжения.

Ночь прошла спокойно. Четыре разведгруппы обследовали ближайшие окрестности, выявили огневые точки противника и возможности продвижения отряда как по направлению к центру, так и в тыловой район. К назначенному времени разведчики блокировали район и расчистили площадку в центре двора для приема вертолетов.

С рассветом Седой отправил две группы проверить хозяйственные постройки и гаражи во дворе, чтобы исключить любую возможность проникновения боевиков на территорию через эти объекты. Вернувшиеся вскоре разведчики доложили, что имеется выход через слесарную мастерскую на задворки какого-то мелкого предприятия. Между ними и этим предприятием проходит грунтовая дорога, вдоль которой пробит арык глубиной около полутора метров. Воды в нем по щиколотку, так что в случае оставления удерживаемых позиций по арыку можно уйти в сторону центра. Седой поговорил с Калиниченко, и тот отправил десяток морпехов прикрывать это направление.

«Вертушки», как и было обещано командованием, прибыли вовремя. Запросив место по рации и обнаружив его по поставленным разведчиками оранжевым дымам, летчики произвели посадку. Быстро, без суеты погрузили раненых и погибшего моряка, выгрузили «сухпай» и боеприпасы. Особо порадовало Седого то, что первый борт доставил так необходимые разведчикам запасные элементы питания к радиостанции и еще одну Р-159. Майор-вертолетчик, которого Седой знал еще по событиям в Северной Осетии, отвел его в сторону и передал запечатанный печатями «секретно» бурый канцелярский пакет. Вытащив из летного планшета книжку-реестр, летчик попросил Седого расписаться за получение пакета и сказал:

– Во второй машине для вас еще спецгруз имеется, не забудьте забрать.

Седой молча кивнул и подошел ко второму вертолету, пилот которого уже убирал трап, закончив принимать раненых. Тот улыбнулся Седому и подал ему сверток, завернутый в плащ-палатку. Седой сделал рукой прощальный жест, и вертолеты, разгоняя лопастями двигатели, стали медленно подниматься в воздух. Сопровождающие «транспортники» МИ-8Т «крокодилы», зависнув почти вертикально в воздухе, одновременно рубанули НУРСами по каким-то только им видимым целям на земле и ушли, круто задрав носы к небу.

– Пацаны, к вам гости, – раздался в эфире голос пилота. – Мы немного подчистили улицы, но гостей слишком много, а нам нужно доставить ваших раненых…

Приземление вертолетов, конечно, не осталось не замеченным «духами», которые начали подтягивать свои силы к месту дислокации отряда. В нескольких местах почти одновременно вспыхнули перестрелки. Разведгруппы, прикрываясь огнем, начали медленно отходить к месту сбора, а Седой и Калиниченко, который категорически отказался эвакуироваться вместе с ранеными, тем временем вскрыли пакет и ознакомились с боевым распоряжением. Новый приказ предписывал отряду… прорваться к резиденции Дудаева и водрузить над ней российский триколор. Кроме четырех экземпляров российского флага в свертке, переданном вертолетчиками, оказался еще и военно-морской стяг с голубым крестом, наискось перечеркивающим белое полотнище.

К 9.00 боевики обложили захваченную отрядом территорию и попытались с ходу выбить оттуда разведчиков. Мощные стены, сложенные лет сто назад, сотрясались от прямых попаданий гранатометных выстрелов, но не рассыпались в пыль, как современные сооружения. Поэтому все атаки «духов» были отбиты с потерями для них. Но и у разведчиков прибавилось раненых. Наиболее опасным участком обороны оставались огромные металлические ворота и бетонный забор, ограждающий территорию. Поэтому Седой отправил саперов заминировать въезд и «набросать» растяжек вдоль забора. Благо, «вертушками» было доставлено достаточно боеприпасов, и в их числе четыре противотанковые мины ТМ-83, одну из которых саперы и установили на въезде.

Убедившись, что «в лоб» разведчиков не взять, «духи» поутихли, продолжая вяло постреливать по окнам. Но так продолжалось недолго…

С грохотом разлетелись сорванные с петель металлические ворота, и во двор влетел БТР, облепленный десантом боевиков. Почти сразу сработал инфракрасный датчик мины, и она взорвалась, выплюнув в броню сгусток раскаленного металла. Видимо, БТР был забит под завязку боеприпасами, поскольку от их детонации его корпус разорвало буквально на куски, которые с грохотом разлетелись по двору. Из десанта «духов» в живых не осталось никого. Досталось и толпе боевиков, которые попытались прорваться во двор вслед за БТРом. Их разметало взрывной волной и посекло осколками, так что немногие смогли отойти, унося на себе раненых. Постепенно утихла и стрельба с их стороны – зализывали раны.

Седой развернул на коленях карту города и некоторое время внимательно изучал ее. Затем подозвал Калиниченко и сказал:

– Сейчас, пока «духи» не опомнились, будем уходить по арыку. Выйдем мы вот сюда, – он ткнул черным, закопченным оружейной гарью ногтем в точку на карте. – Здесь осмотримся и постараемся закрепиться. Разведгруппы вышлем дальше по маршруту, чтобы не напороться на неожиданности. Я думаю, что прорываться к президентскому дворцу целесообразней двумя-тремя группами по 10–12 человек в каждой. Штурмовая группа, плюс группа прикрытия. Прорываться будем с разных направлений, поэтому там же, на месте, разделимся. С одной группой пойду я, с другой – ты, а вот кого поставить старшим на третью – надо думать.

Калиниченко думал недолго. Обернувшись к своим, он крикнул ближайшему к нему моряку, чтоб нашел старшего лейтенанта Гладкова. Через пару минут к ним подбежал широкоплечий крепыш лет двадцати пяти и, вскинув руку к виску в воинском приветствии, представился по Уставу.

Седой коротко обрисовал ему свой замысел и задачи группы, показывая на карте маршрут следования. Старший лейтенант внимательно выслушал его и сказал:

– Благодарю за доверие. Я не подведу. Только разрешите людей в группу подобрать мне лично.

– Подбирай, – ответил Седой. – Да! Не забудь о группе прикрытия. Часть людей штурмует, вторая часть – прикрывает тылы штурмовой группы. И обязательно подбери себе пару хороших саперов; возможно, придется разминировать подходы к резиденции Дудаева.

Оставив на подходе к мастерским группу прикрытия во главе с прапорщиком Дембицким и выслав вперед головной дозор, разведчики отряда короткими перебежками преодолели дорогу и длинной лентой втянулись в арык. Арык был узковат для разведчиков, в большинстве своем крепких широкоплечих парней, поэтому многим пришлось передвигаться чуть ли не боком, что существенно замедлило темп движения и соответственно увеличило риск быть обнаруженными противником. Но бог миловал, в заданный район вышли без происшествий. Арык здесь брал свое начало, и над ним нависала толстенная бетонная труба – то ли «ливневка», то ли производственный слив с территории какого-то предприятия. Седой отправил троих разведчиков проверить, куда ведет эта труба и возможно ли по ней выйти отряду. Остальные заняли круговую оборону в брошенных домах на перекрестке, заваленном строительными блоками и превращенном боевиками в ловушку для бронетехники. Разведчики обнаружили в домах оборудованные стрелковые позиции и заняли их, изготовившись к бою. Как и прежде, на позициях, подготовленных боевиками к обороне, обнаружился солидный запас боеприпасов, в том числе несколько ящиков РПГ-18 и РПГ-26.

Зимний день медленно угасал. Командиры, выставив боевое охранение и осмотревшись на занятом ими маленьком плацдарме, собирались уйти под крышу, чтобы спланировать задачи на завтрашний день, когда услышали рев автомобильного мотора. Быстро рассредоточившись, разведчики приготовились встретить незваных гостей. Ясно было, что к ним пожаловали «духи», которые должны были этой ночью контролировать перекресток.

Шайтаныч, который почти постоянно находился рядом, вопросительно взглянул на Седого, и тот лишь кивнул в ответ. Проворно взобравшись на баррикаду, Шайтаныч сдернул с плеча свой РПГ-7 и приготовился к стрельбе.

Вскоре, отчаянно дымя и кашляя перегретым двигателем, из-за поворота показался самосвал «ГАЗ-53», металлический кузов которого был битком набит нахохлившимися от холода вооруженными людьми. Подпустив его метров на сто, Шайтаныч нажал на спуск. Граната, оставляя за собою дымный след, устремилась к автомобилю и ударила под кузов, оторвав его от рамы и опрокинув на левую сторону дороги. Одновременно взорвался бензобак. Остальное довершили несколькими выстрелами разведчики. К их большой радости, в кузове обнаружился ящик рыбных консервов, большой запас овечьего сыра, чай в армейских термосах, завернутые в холстину еще теплые лепешки, конфеты… Но самое главное, разведчики притащили и поставили на камень перед командирами два картонных короба, в каждом из которых было по 10 новеньких портативных радиостанций «Моторола», зарядные устройства к ним, пружинные подводки с наушником и микрофоном, магнитные автомобильные антенны. Плюс три радиостанции, которые были у погибших боевиков. Правда, две из них получили пулевые «ранения» и при детальном осмотре оказались непригодными к дальнейшей эксплуатации. Рации были «навороченными» – с режимами сканирования частот и кодирования звукового сигнала. Разведчики могли только мечтать о таких… Во всяком случае, ни в одном из смежных подразделений спецназа Седой таких чудес техники не видел. Рассмотрев «подарки», он подозвал радистов и приказал им проверить и разобраться с управлением радиостанциями и запрограммировать их на одну частоту. Три радиостанции было приказано включить в режим сканирования и отдать разведчикам, владеющим чеченским языком, чтобы прослушивать переговоры противника. Тогда он еще не знал, что это решение очень скоро спасет от верной гибели группу старшего лейтенанта Гладкова…

А пока на землю тихо опускалась долгая зимняя ночь. Как и прошлая ночь, была она наполнена звуками и сюрреалистическими картинами войны. Все так же в разных направлениях носились по небу рваные строчки трассирующих пуль, ночную темень рвали сполохи разрывов и зарницы пожаров, вспыхивали и медленно угасали в черном закопченном небе то красные, то зеленые шапки сигнальных ракет.

Уже в полной темноте возвратились разведчики, обследовавшие трубу арыка. Они доложили, что прошли по трубе около ста метров и наткнулись на разветвление трубы на три колена. Разведчики прошли по всем ответвлениям и везде наткнулись на сваренные из арматуры задвижки. Открыть их изнутри не представилось возможным, хотя за ними просматривались какие-то производственные строения.

Седой тут же отказался от этого пути как бесперспективного и кивком головы подозвал к себе капитана Калиниченко и старшего лейтенанта Гладкова.

Командиры уселись вокруг ящика с РПГ и разложили карты, чтобы еще раз проработать маршруты. С рассветом они должны были уйти каждый со своей группой своим маршрутом. Для каждой группы был выбран оптимальный вариант передвижения, в который «духи», разумеется, могли внести свои корректировки. Детально проработав маршруты и задачи, офицеры разобрали комплекты флагов, которые предстояло водрузить над резиденцией Дудаева, и разошлись, чтобы поставить задачи разведчикам, которые утром пойдут с ними в бой.

Собрав свою группу, в которую преимущественно входили его спецназовцы, Седой коротко проинструктировал их и на карте показал маршрут движения. Большего не требовалось, поскольку воевали вместе они уже давно, каждый знал в бою свою задачу и свое место, и инструктаж больше предназначался приданным в группу «морпехам».

Около 22 часов возвратилась смена разведчиков, которые стояли в заслоне на параллельной улице. Костян, который был у них старшим, доложил, что во дворе одного из домов они обнаружили покинутую экипажем командно-штабную БМП без видимых следов повреждений. Седой приказал утром, как только рассветет, зачистить этот квартал; возможно, экипаж боевой машины прячется где-то в развалинах. Затем, чувствуя навалившуюся разом усталость, расстелил на полу складной коврик из плотного поролона, обшитый камуфлированной тканью, называемый на солдатском сленге «поджопником», и мгновенно уснул.

На рассвете он отправил две группы по пять человек обследовать район обнаружения БМП, остальным приказал готовиться к выходу. Чтобы не выходить из района дислокации толпой, которую легко обнаружить, экипировал группы Калиниченко и Гладкова трофейными радиостанциями и отправил по маршрутам с разрывом в 15 минут. А со своей группой остался ждать результатов работы поисковых групп.

Вскоре из наушника «Моторолы» Седой услышал голос Костяна:

– Командир, у нас нештатная ситуация. Вам бы нужно прибыть сюда. Я вышлю вам навстречу Тимоху с Кожемяком, они проводят до места.

Седой взял с собой троих разведчиков и вышел на улицу.

С утра слегка подморозило. Прекратилась мелкая морось, которая несколько дней подряд сыпалась с небес. Еще не совсем рассвело, и по фундаментам домов слоями струились клочья тумана. Почти не стреляли…

Разведчики быстро миновали забаррикадированный перекресток и вышли на соседнюю улицу. Из подъезда одного из домов вышел Тимоха и, махнув им рукой, снова скрылся в темном дверном проеме. Они добежали до подъезда и вошли в него. Подъезд оказался проходным, и Тимоха, проведя их через двор, молча показал рукой на расчищенную от мусора дверь подвального помещения, обитую жестью. Седой открыл дверь, и разведчики один за другим спустились вниз по бетонным ступеням.

В подвале горела «летучая мышь», тускло освещая закопченные кирпичные стены. На полу ревела синим пламенем паяльная лампа. Увиденная картина вызвала в сердце Седого щемящую боль: вдоль стен ютились, кто на чем, безмолвные тени, похожие на людей. Было много детей – маленьких и побольше, притихших, словно воробушки. Большинство народа были чеченцы, но попадались и русские, и армяне. В углу на разложенном картонном коробке сидели двое русских солдат, которые что-то рассказывали сидящему рядом на корточках Костяну. Седой подошел к ним. Костя поднялся ему навстречу и доложил:

– Заместитель командира Майкопской бригады и водитель БМП. Встали здесь без «горючки» в ночь прорыва остатков бригады с железнодорожного вокзала. Все это время вот эти чеченцы, – Костя обвел рукой темные своды подвала, – прятали их здесь от боевиков. Что будем делать, командир? Мы же не оставим их здесь?

Седой опустился на корточки около майкопцев, которые выглядели в тусклом свете керосиновой лампы как два дедушки лет семидесяти от роду, и спросил:

– Как вы себя чувствуете? Сможете идти с нами или вам необходима медицинская помощь?

Старший из них пожевал губами и произнес:

– Мы все это время, как и все остальные, питались в основном соленьями, которые люди обычно хранят в подвалах, и вареньем. Сейчас мы очень ослаблены и будем вам только обузой. Ваш товарищ сказал нам, что вы пойдете в центр города – нам не дойти туда вместе с вами. Тем более что вы будете прорываться с боями…

Седой повернул голову к разведчикам и, найдя взглядом Тимоху, сказал:

– Возьми с собой двоих и бегом к нашим. Заберите там все, что есть из продуктов, и тащите сюда. Термос с чаем захватите обязательно и наши портативные горелки. Выполняйте!

Он положил руку на колено офицера и, помолчав какое-то время, глухим голосом произнес:

– Я понимаю, как вам сейчас тяжело, но вынужден оставить вас здесь. У меня нет возможности вынести вас к своим, поскольку каждый человек на счету. Но обещаю – я сейчас же свяжусь со штабом операции и потребую для вас немедленной эвакуации. Да! Принесут продукты – ешьте маленькими порциями, иначе все упадете!

– Командир, неужели ничего нельзя для них сделать? – спросил Костя. – Если их здесь обнаружат боевики, им же конец!

– Костя, мы не можем им помочь. Если даже попробуем вынести их – нет никакой гарантии, что группа эвакуации сможет прорваться. Ты пойми, их придется тащить на носилках; какова будет мобильность такой группы? Они не смогут оторваться в случае обнаружения их противником. Вся группа будет обречена, понимаешь? Кроме того – и это главное, – мы не выполним приказ командования…

Седой тяжело поднялся и кивком головы позвал разведчиков за собой. Подавленные случившимся, покидали они подвал, где горе сблизило и породнило людей разных национальностей – врагов наверху и близких, как родня, в липкой темноте подземелья. Лишь после окончания операции Седой узнал, что на его радиограмму отреагировали: уже через 2–3 дня после их ухода майкопцев разыскали и вывели в тыл разведчики 19-й МСД.

Разведчики перебежками добрались до места дислокации, где все уже были готовы начать движение по забитому боевиками городу к Белому дому. Быстро отдав необходимые распоряжения и построив группу в боевой порядок, Седой скомандовал «вперед», и разведчики растворились в утреннем тумане…

Двигаясь к центру, прошли несколько кварталов, не встретив ни одной живой души, хотя слышно было, что где-то неподалеку разгорается бой. Как выяснилось значительно позже, это десантники сводного батальона 98-й гвардейской ВДД завязали упорные бои за овладение зданием Совмина ЧР, которые продолжались 13–14 января и закончились поражением дудаевцев. Но пока разведчики двигались своим маршрутом в полном неведении об окружающей их обстановке и дислокации противоборствующих сил.

Вскоре вышли к библиотеке на улице Чехова, где обнаружили БТР с десантными эмблемами на броне и самих десантников, занявших оборону в двухэтажном здании напротив. Как оказалось, им сутки назад была поставлена такая же задача, как и им, но выполняли они ее силами одной разведгруппы. Командир десантников, молодой совсем майор, рассказал, что добрались они до места, где встретили группу Седого, со стороны Черноречья. По улице Сайханова прорвались к центру, а потом, уходя от наскоков многочисленных групп боевиков, потеряли ориентацию. На улицу Чехова, где впервые увидели на доме табличку с названием улицы, попали чисто случайно. Здесь их БТР встал и дальше ехать не хотел – заклинило один из двигателей. По пути в ходе боестолкновений уничтожили снайпера и двух гранатометчиков. Вчера попытались пешим порядком пройти дальше к центру, но напоролись на кольцо обороны «духов» и отошли.

Седой и командир десантников уселись на ящики с боеприпасами, и майор достал из планшета карту, больше похожую по размерам и по точности на раскраску из школьного атласа. Седой удивленно посмотрел на майора, недоумевая по поводу того, кто мог снабдить разведчиков такой картой, но промолчал.

– Вот здесь, – майор показал на карте перекресток, название улиц на котором можно было прочесть, только вооружившись лупой, – у них проходит рубеж обороны. Дальше вот сюда и сюда. Я так думаю, что Белый дом полностью обложен мощным кольцом обороны. Прорвать его будет довольно сложно.

Окончив свой рассказ, майор вопросительно взглянул на Седого.

– Ну, что так смотришь? – улыбнулся тот в усы. – Дальше вместе пойдем. Не бросать же вас здесь – безлошадных. А прорываться сквозь кольцо обороны «духов» не будем – мы сквозь него тихонько просочимся. Вот дождемся ночи и пойдем. А сейчас мои разведчики отправятся искать проход. Кстати, – Седой лукаво посмотрел на майора, – вы не дошли до Белого дома всего лишь два квартала. Если бы у вас была нормальная карта, а не выдранная из школьного учебника заготовка, вы бы не плутали, а вышли прямо к нему.

Он развернул на коленях свою карту масштаба 1:21500 – в общем-то, тоже не очень подробную – и показал десантнику их местоположение: ориентир – библиотека. Затем провел пальцем черту от библиотеки на улице Чехова через Комсомольскую и проспект Победы, и его палец уперся в резиденцию Дудаева.

Майор-десантник в ответ только развел руками…

Седой легко поднялся, хлопнув ладонями по коленям, и отошел к своим бойцам, занятым нехитрыми приспособлениями временного пристанища в более-менее уютное место. Прервав это мирное занятие, он построил разведчиков, отобрал группу из пяти бойцов, вооруженных АК-47 с ПБС, и отправил их в поиск. Двоих снайперов Седой послал на крышу соседней пятиэтажки прикрывать выход и возвращение группы, а также контролировать прилегающую территорию. Снайперы тоже вооружились бесшумными ВСС вместо громоздких и громких при стрельбе СВД.

Дожидаясь возвращения разведчиков, Седой обошел здание и хотел было подняться на крышу к снайперам, когда в его наушнике прозвучал тональный вызов и раздался голос снайпера Маньяка:

– Командир, на соседней улице, по-моему, Абаканской (название плохо видно в прицел), река там как раз делает поворот в нашу сторону, остановилась «Нива». Двое «чехов» на капоте разложили какую-то карту и тычут в нее пальцами. Мы можем «снять» их.

– Где они точно?

– Параллельная улица в сторону Сунжи, около баррикады. От моста через реку метров двести, от вас – метров двести пятьдесят.

– Держите их на прицеле, мы попробуем взять их живьем.

Седой взял с собой троих разведчиков, и они, пригибаясь, дворами побежали к указанному снайпером месту. Чтобы сориентироваться, вышли в проход между домами, но наваленная на перекрестке баррикада скрывала обзор, и разведчики стали двором обходить ее. В это время снова ожила рация, и Маньяк скороговоркой выпалил:

– Командир, они уходят! Вы не успеваете!

– Тогда «огонь», – скомандовал Седой. – И держите перекресток под прицелом. Мы уже на подходе!

Через 2–3 минуты разведчики вышли к перекрестку и обнаружили там белую «Ниву», около которой лежало два бездыханных тела в дорогих натовских камуфляжных костюмах. Оба с пулевыми ранениями в голову.

– Видим вас, – сказал в микрофон Маньяк. – Ситуацию контролируем.

Разведчики осмотрели трупы и, к великой радости Седого, обнаружили в офицерском планшете одного из них подробную карту, на которую были нанесены все три кольца обороны чеченской столицы. Их добычей стали также два АПС, два бинокля десятикратного увеличения и две радиостанции. Обыскав автомобиль, взяли еще два автомата и четыре «Мухи». Уложив тела боевиков в «Ниву», разведчики установили мину-ловушку и ушли.

Возвратившись под крышу их временного пристанища, Седой внимательно изучил карту. Карта боевиков не только давала возможность разведгруппам беспрепятственно обойти опорные пункты «духов», но и вскрывала всю систему их обороны. Полученные данные нужно было немедленно передать в штаб. Седой, ранее отдавший приказ всем группам хранить в эфире молчание, был вынужден сам же его и нарушить. Вскоре координаты укрепрайона боевиков ушли в эфир.

Седой назначил разведчиков в боевое охранение и, отправив их на посты, приказал всем свободным отдыхать. Он и сам валился с ног от усталости и поэтому тоже прилег на выбитую взрывом дверь, которую ему вежливо уступил ее «хозяин» – улыбчивый мальчишка-десантник. Седой не стал раскладывать даже свой «поджопник» – настолько устал. Едва его щека коснулась запорошенной кирпичной пылью твердой поверхности импровизированной кровати, как плотный тягучий сон тут же выключил сознание, погружая в свои благотворные целительные объятия.

Приближалась ночь, и бойцы, не дожидаясь команды, стали готовиться к выходу. Тимоха, который родился и вырос в Грозном, был готов провести группу по маршруту, проложенному по бандитской карте Седым. С крыши возвратились снайперы, доложив, что темнота быстро сгущается и дальше работать невозможно. Назначив время выхода на 22.00, Седой подошел к разведчикам, которые уединились в глухом крыле здания и, надев наушники, прослушивали радиочастоты боевиков.

– Ну, что слышно у дудаевцев? – спросил он, присев на какой-то ящик около «слухачей».

– Похоже, одну из наших групп обнаружили и начинают окружение, – ответил Майдан, который знал чеченский язык почти как свой родной. – Вот сейчас какой-то Ваха говорит Черному, что наши передвигаются дворами между улицами Федеративной и Ноябрьской и скоро выйдут к улице Деловой. Черный предлагает пропустить их, загоняя огнем дальше к центру, и устроить засаду на выходе разведчиков к улице Маяковского.

Седой сразу понял, что боевики преследуют группу старшего лейтенанта Гладкова, поскольку это был их маршрут движения, и вышел в эфир.

– «Каскад-второй»! Я – «Каскад»! Вызываю на связь. Прием.

Гладков отозвался почти сразу. По его хриплому дыханию, прорвавшемуся из мембраны наушника, и звукам близкой перестрелки Седой понял, что группа передвигается ускоренным маршем и уже вошла в огневой контакт с противником. А это значит, что люди измотаны и им будет нелегко оторваться.

– «Второй!» Слушай внимательно: тебя обнаружили и сейчас обкладывают со всех сторон. На выходе к улице Маяковского вам готовят встречу. Поэтому ставь дымы и немедленно уходи в сторону, спасай людей! Сейчас, в темноте, вы слепы, а «нохчи» ориентируются свободно. Повторяю, ставь дымы и уходи! Ты окружен!

– Я понял вас, «Каскад». Ставлю дымы и ухожу с маршрута. Куда мне лучше идти, где наши?

– Обстановка пока неясная. Бои идут по всему центру. Но боевики его удерживают, поскольку подготовили оборону. Поэтому сейчас оторвись от преследователей, до поры затаись где-то во дворах. Жди моей команды на выдвижение – в решающий момент поддержишь огнем и живой силой.

– Я понял, «Каскад»! Выполняю! И удачи вам, братишки!

Этот сеанс связи с группой Гладкова, к великому сожалению разведчиков, оказался последним. Сколько ни пытался впоследствии радист ГСН, да и сам Седой вызвать на связь морпехов, ответа не было.

Четырнадцатого января оборвалась связь и с группой капитана Калиниченко, который доложил, что его группа блокирована боевиками на пересечении улиц Лермонтова и Гикало и они ведут огневой бой. Но это будет позже…

Седой передал наушник с гибким поводком микрофона Майдану и сказал, обращаясь к радистам:

– Скоро двинемся. Ваша задача – ловить информацию. Мы вас прикроем, поскольку без вашей работы будем слепы и глухи и можем угодить прямо в ад!