Человек с двойным дном Гриньков Владимир
– А вертухаи эти как же? – спросил Колян и осекся, увидев глаза собеседника.
Будет мочить. Никаких сомнений.
– Поможешь? – ответил вопросом на вопрос Якут.
* * *
– Замнойидите! – пригласил Буза и первый нырнул в темное, пыльное, зловонное нутро барака.
Он провел гостей по коридору, который едва освещался светом из единственного окна в самом его конце. Часть стекол в окне отсутствовала, бреши были прикрыты картоном.
Поднялись на второй этаж. И здесь все та же безрадостная картина. За некоторыми дверями, мимо которых проходили гости, были слышны голоса. Ныркову в какой-то момент почудилось, будто он расслышал голос Клавы, но шаг не убавил, лишь скользнул взглядом по двери.
– Здесьбудетеместокозырное! – объявил Буза, ногой распахивая дверь.
Вошли в комнату и остановились сразу за порогом. В комнате не осталось ничего, что напоминало бы о прежних обитателях. Все вынесли. Вполне возможно, что еще до похорон неведомого Савелия. Только остался на стене выцветший плакат по технике безопасности: циркулярная пила режет доску, и в опасной близости от страшных зубов – человеческие руки. «Не работай без заднего кожуха»!
Буза выполнил свою миссию и готов был ретироваться. Развернулся, хотел выйти из комнаты, да не смог. Эти трое стояли у двери, и ни один не посторонился. Как стена.
– Звать тебя как? – спросил у Бузы один из этой троицы.
– Ковригинпетрсергеевич! – доложил Буза, по какому-то наитию вдруг сообразив, что так и только так надо отвечать. Четко, без утайки, полностью.
– Как обстановка тут у вас, Ковригин Петр Сергеевич?
– Нормальновсе!
– А врать-то нам зачем? – по-отечески, совсем негрозно спросил собеседник, а у Бузы ни с того ни с сего ноги сделались ватные.
Хотел бы ответить, да не получалось – слова застряли в горле.
– Рожа у тебя битая, Петр Сергеевич. Это почему?
– Упалударился…
– Об кого? – мягко осведомился лукавый собеседник.
Нельзя им врать.
– Естьтутодинвяткингена…
Пауза. Такое было чувство, будто гости сильно удивились.
– И друга твоего, с которым мы разговаривали, его тоже – Гена?
– Ага!
Эти мужики озадаченно переглянулись. Наверное, пытались сообразить, что это за зверь тут живет такой, который без разбора всех молотит.
– Какразтутживетдвекомнатыотвас! – на всякий случай предупредил Буза.
Выслуживался. А то этот Вяткин ненароком устроит гостям какую пакость, а к Бузе потом претензии – почему вовремя не предупредил.
– А еще такие грозные жильцы у вас тут есть?
– Нет! – с готовностью ответил Буза.
– А кто-то в последнее время приезжал?
– Нет! – ответил Буза.
Взгляд его предательски метнулся.
– На велосипеде ехал – кто?
Вот тут Буза понял, что попался.
– Накаком, – спросил он, – велосипеде?
И впервые за последнее время его фраза, обычно слитная, распалась надвое.
– На двухколесном, – ответил собеседник. – Ты не дури!
Они все знали про Якута. Может быть, по его душу и приехали. Так решил Буза. Ему было невдомек, что собеседники обнаруживали следы велосипедных шин на сырых участках дороги почти на всем ее протяжении. И спросили про велосипедиста, просто любопытствуя. А Буза засуетился. Подозрительно.
– Яневкурсахможетдругойктознает! – пролепетал Буза.
И было видно, что ничего больше от него сейчас не добиться.
– Ладно, гуляй пока.
Услышав это, Буза стремительно проскользнул в узкую щель между дверным косяком и плечом здоровяка. Когда его шаги затихли где-то далеко на лестнице, Потапов распорядился:
– Здесь обустраиваемся! А пока пройдем, осмотримся.
Сам первым и вышел из комнаты, за ним – старлей. Нырков шел последним, он не спешил, и, когда его товарищи уже спускались по лестнице, он оказался как раз напротив двери, за которой, как ему представлялось, пять минут назад слышался голос Клавы. Сейчас за дверью было тихо. Нырков осторожно постучал. Тишина. Тогда он постучал настойчивее.
– Кто?! – женский голос из-за двери.
Как вопль. Она не встревожена, а испугана, похоже.
– Это я! – сказал Нырков.
– Кто?!
Нырков поостерегся объяснять.
Слишком хорошо все слышно в этом коридоре, а есть ли кто-то в комнатах вокруг – неведомо. И нельзя дать никому понять, что он, Нырков, уже знаком с Клавой. Пока он размышлял, как поступить, лязгнула задвижка и дверь приоткрылась. В узкую щель испуганно выглядывала Клава.
Что-то дрогнуло в ее лице.
Дверь распахнулась настежь. Нырков увидел сидящего за столом Корнышева. В его дурацкой черной повязке.
И в следующий миг Клава бросилась к Ныркову на шею. Она вцепилась в него так, как на воде тонущий цепляется за своего спасителя.
– Вы приехали! Приехали!! Приехали!!! – исступленно повторяла Клава и осыпала поцелуями лицо Ныркова.
Он опешил, и единственное, что догадался сделать, – внес на себе Клаву в комнату, потому что кто-нибудь в коридоре мог увидеть эту разоблачительную сцену. Клава висела на нем, он непроизвольно ее обнял. Встреча мужа любящей женой после мучительно долгой разлуки – так увиделось бы происходящее стороннему наблюдателю. Но наблюдателей здесь не было. Сидел, конечно, Корнышев, но он был незрячий, и хотя по звукам мог догадываться о происходящем, его в расчет не принимали.
– Я боялась! Мне было страшно! – шептала Клава.
Она прижималась к Ныркову, и он сквозь тонкую ткань платья ощущал трепет ее горячего тела.
Клава вдруг откинула голову и, глядя Ныркову в глаза, сказала:
– Теперь со мной ничего плохого быть не может!
Это было похоже на спонтанное признание в любви. И поцелуй у них случился сам собой. Поди пойми, кто был инициатором.
Прерывистое дыхание. Шелест одежд. Корнышев все слышал. Не выдержал, резко двинул рукой по столу, сметая на пол тарелки-чашки-ложки. От грохота разбивающейся посуды парочка очнулась. Клава смутилась даже. А Нырков смерил Корнышева тяжелым взглядом и вышел из комнаты, но прежде на прощание коснулся губами пряди волос на Клавином виске.
* * *
Потапов шел по поселку, уже никому не нужному, кроме его немногочисленных обитателей, и почти всеми на белом свете забытом; и смотрелся этот нечаянный в здешних краях гость настоящим хозяином. Он никуда не спешил, в окружающее всматривался с интересом, и наблюдавшие за ним издалека аборигены провожали незнакомца настороженными взглядами, заподозрив, что с его появлением здесь их жизнь резко поменяется. Его спутника приняли за охранника, что было близко к истине. Этот плечистый парень отставал от «шефа» на ритуальные полшага и профессионально скользил окрест цепким всевидящим взглядом.
Нырков нагнал товарищей, когда те уже отошли от барака на приличное расстояние. Потапов посмотрел на него так внимательно, что Нырков посчитал нужным отчитаться:
– Видел Корнышева! Похоже, что он в порядке. Но поговорить не удалось.
Потапов понимающе кивнул.
Нырков молчал.
Потапов будто ждал чего-то. Не дождался и спросил:
– А баба?
– А что баба? – пожал плечами Нырков. Я о деле, мол, пекусь, а про бабу – это мне неинтересно.
– Видел ее? – спросил Потапов будто невзначай.
– Видел, – коротко ответил Нырков.
– Общался?
– Так, поздоровались только, – с деланым равнодушием сообщил Нырков.
Потапов не выдержал и расхохотался. И даже старлей засмеялся. Нырков смотрел на них растерянно.
– Ты на рожу бы свою взглянул! – сказал Потапов сквозь смех. – Вся в помаде!
Нырков поспешно провел ладонью по лицу. На ладони остались алые следы.
– Бляха-муха! – сказал в сердцах.
Потапов резко оборвал смех и в одно мгновение приобрел вид озабоченный и даже суровый. Выдернул из кармана платок, протянул Ныркову:
– На! Вытрись!
Нырков чувствовал себя нашкодившим мальчишкой.
– Это хорошо, – сказал Потапов. – Лучше не придумаешь. Бабу сегодня на ночь забирай и играй с нею до утра в амуры. А я в ее отсутствие пообщаюсь с Корнышевым. Узнаю у него, как обстановка.
* * *
Единственный, кто здесь по своей воле решился заговорить с гостями, был старик Бадаев. Он вышел навстречу вновь прибывшей троице так, будто случилось это невзначай, вежливо поздоровался, и с удовлетворением отметил, что те остановились. Был, видно, интерес у них поговорить, и это давало Бадаеву шанс.
– Здесь живете? – задал необязательный пристрелочный вопрос один из гостей.
По виду – самый главный из всей троицы.
– Живем, хлеб жуем, – ответил Бадаев. – У нас тут хорошо! Надолго приехали?
– Надолго, – бестрепетно соврал Потапов. – А что тут хорошего у вас?
– Тут тихо. Все свои. Грибы опять же, ягоды. Самогоночка…
Последнее слово Бадаев так произнес и сделал столь выразительную паузу, что это никак иначе нельзя было расценить, кроме как предложение.
– Есть в наличии? – спросил догадливый Потапов.
– А как же!
– Будем брать, – пообещал Потапов, уже понимая, что становится почти что другом старику. – Собственное производство? Чистая, как слеза?
– Всех обеспечиваем, и никто еще не жаловался! – сообщил Бадаев, и вид у него был такой, что хоть сейчас его фотографируй для Доски почета.
– А сахар где добываете? Неужели в город ездите? – притворно ужаснулся Потапов, вспомнив неблизкий проделанный сегодня путь.
– Ногами не находишься. К нам автолавка приезжает. Можно все купить, были бы деньги. А сами мы – никак. Ни мотоциклета нет, ни лисапета.
– Ну как же! – попенял Потапов. – Разве нет велосипеда ни у кого?
– Нету! – ответил Бадаев и даже развел руками.
Получилось искренне.
– Может, в гости кто наведывается на велосипеде?
– Что-то не помню я такого.
– И в последние дни не видели? Вчера, позавчера…
– Нет, не было. А так-то я бы знал. У нас все без утайки. На виду.
Потапов понял, что разговор можно сворачивать. Похлопал старика по плечу, демонстрируя свое расположение. Пообещал:
– Так мы зайдем за самогоночкой!
Бадаев степенно склонил голову. На том и расстались. Старик пошел своей дорогой. Потапов смотрел ему вслед.
– Вот я что скажу, – произнес он, наконец, негромко. – Сколько ходил, а нигде я следов велосипедных не увидел. Последнее место, где их заприметил, – возле дома, в котором местный пахан живет. Что бы это значило, как думаешь? – обернулся к Ныркову.
– Чужие! – высказал предположение тот.
В другое время они, возможно, и внимания не обратили бы на такие мелочи. Но только не сейчас, когда здесь Корнышев.
* * *
На то, чтобы осмотреть поселок и прилегающую к нему территорию, Потапову с его товарищами потребовался час. Ничего подозрительного. Большинство построек необитаемы, и в них, судя по всему, даже случайно давно никто не забредал. Обнаружилась еще одна дорога, уходящая из поселка в лес. Колеи заросли травой и мхом, а упавшие поперек деревья уже успели сгнить – техника, похоже, здесь не проходила с тех самых пор, как прекратилась заготовка леса.
– Чужие здесь не ходят, – хмыкнул Потапов, подводя итог проведенной рекогносцировке. – Думаю, надо бы еще с местным населением сдружиться. Старик сказал, что тут грибы, мол, ягоды… Значит, люди ходят в лес. Надо бы порасспросить их, не видели ли чего необычного. Грибники – они приметливые люди. От них не спрячешься. А, старлей?
– Мы, товарищ подполковник, на занятиях маскировались так, что инструктор стоял в метре – и не видел, – ответил Сомов.
– Так то – инструктор! – сказал Потапов. – А то – грибник… В общем, завтра надо местных порасспросить. Это раз. И еще меня напрягает этот велосипедист-невидимка. Это два. Не идет из головы. Я бы наплевал на него с высокой колокольни, если бы не тот шустрила, который нам жилье показывал. Как у него глаза забегали, когда я про велосипед спросил!
День догорал. Небо над лесом стало красным. Нырков не сдержался и зевнул.
– Не спи! – похлопал его по плечу Потапов.
– Вам хорошо, вы ночью отдохнете, – огрызнулся Нырков. – А мне с Клавой куковать.
– Наша служба и опасна, и трудна, – с серьезным видом изрек Потапов. – Надеюсь, Родина по достоинству оценит ваш ратный труд, майор.
– Нам бы грамотно все обставить, – сказал Нырков. – А то я к Клаве, вы к Корнышеву – местные сразу догадаются, что мы из-за Корнышева приехали.
– Внедримся чисто, – пообещал Потапов. – Пошли за самогонкой!
И он в одно мгновение превратился в бригадира, который всю рабочую неделю свою бригаду держал в ежовых рукавицах и спуску никому не давал – но вот наступила пятница, можно всей бригадой выпить, вышло послабление. И, вроде, все равны, но и тут бригадир остается главным и организует весь процесс.
Предводимые Потаповым Нырков и Сомов дошли до барака, где проживал старик Бадаев. Тот встретил гостей как старых знакомых. Продал им самогон и попутно предложил консервированных грибов.
– Из личных запасов! – сообщил доверительно. – Вообще я никому не продаю.
Он умолчал о том, что местным не продает грибы только потому, что никто не покупает. Грибов здесь – как грязи. Кто же на такое не пожалеет денег?
Потапов взял и грибы, чем еще больше расположил старика. Теперь с Бадаевым можно было поговорить по душам.
– А как тут с дамским обществом? – спросил Потапов.
И тут же, чтобы вывести собеседника на нужную кандидатуру, сам ему ненавязчиво подсказал:
– Я видел тут одну. Вон там живет, на втором этаже. Красивая!
– Это Клавдия, – заглотнул наживку Бадаев. – Недавно появилась. Несколько месяцев как. Буржуй ее привез.
– Какой буржуй? – нахмурился Потапов.
– Есть тут один. Не местный тоже. Приехал не пойми откуда и неизвестно чем живет. Но деньги есть. Потому – Буржуй. Так мы прозвали.
– Так она с мужем? – изобразил озабоченность Потапов.
– Хахаль он ей. Недавно сделался слепой.
– Это как?
– Натурально! – сказал старик. – Не видит вовсе. Повязка на глазах.
– Так вы думаете, можно подкатиться к этой Клавдии, раз он не видит? – вроде бы советовался Потапов.
Он даже подмигнул Бадаеву по-свойски.
– Слепому рога пристроить легче, – согласился тот. – А все же остерегайтесь. Он хоть слепой, а недавно Коляна нашего отделал. Вы его видели, это главный наш.
– Ну-ну! – подбадривал Потапов.
– Так вот Буржуй и Коляну подпортил сильно настроение, и Бузе, прихлебателю Колянову.
Нырков слушал этот вроде бы никчемный разговор и мог оценить, насколько грамотно Потапов все проделал – обозначил свой мужской интерес к Клавдии в разговоре с местным жителем. И теперь Потапов со своими товарищами и с самогоном может запросто зайти пображничать к слепому Буржую. Если даже аборигенов это удивит, если начнут размышлять, почему именно Буржую выпало такое счастье, им старик Бадаев глаза раскроет, объяснит, что это Клавдию пошли кадрить командированные. История станет бытовой и очень всем понятной. Потом Нырков с Клавдией отправятся на променад. Потапов с Сомовым останутся с Корнышевым. И это тоже никого не удивит: друзья отвлекают Буржуя, пока их третий кадрит Клавку.
– А кто же ему эта Клавдия? – осведомился Потапов. – Жена давнишняя? Или он так, познакомился по случаю?
– Их не поймешь, – ответил на это Бадаев. – Я на него гляжу – вроде, он сам к ней приноравливается, присматривается вроде – а это получается, что познакомились недавно. Зато она с ним – как с мужем давним. И сама об нем сказала однажды, что, мол, столько лет, сколько я его знаю…
– Так и сказала?
– Сам слыхал, – подтвердил Бадаев. – Так что не поймешь их.
* * *
В коридоре второго этажа не было людей, поэтому не пришлось разыгрывать спектакль. Просто Нырков стукнул в знакомую дверь, Клава открыла, и они вошли. Вот уже все в одной комнате. А как там оказались, под каким предлогом – свидетелей не было. Чисто сработано.
Корнышев полулежал на кровати, но, когда услышал шаги входящих людей, резко поднялся и сел. Глаза его под черной маской не были видны, но вся фигура выдавала сильное внутреннее напряжение.
– Слава! Это мы! – упреждающе произнес Потапов тихим голосом. – Приблизился и положил руку на плечо Корнышева. – Сегодня легенда у нас такая. Мы, залетные командированные, положили глаз на Клаву…
Тут Клавдия зарделась.
– И с самогонкой зашли к вам для знакомства. Так что в ближайшие два-три часа будем тут изображать застолье и шуметь, а вы с Клавдией нам тем временем потихоньку обрисуете всю обстановку.
Клава подняла крышку кастрюли, заглянула в кастрюльное нутро и не смогла удержать вздох.
– Продукты у нас есть, – тут же сообщил догадливый Потапов. – Целый багажник.
Он достал из кармана ключи с брелоком, протянул Сомову со словами:
– Принеси из машины чего-нибудь. Консервы, хлеб, водку.
Нырков выразительно посмотрел на бутылки с самогоном. Потапов перехватил его взгляд и засмеялся:
– Нет, такое я не пью!
Осторожничал. Разумно, конечно. Но с водкой как раз и случилась заминка. Старлей не смог найти ее в огромном багажнике «Хаммера». У него с собой было переговорное устройство, и он долго расспрашивал Потапова о том, где именно искать. Но так и не нашел. Потапову пришлось спуститься вниз. А через минуту уже он сам связался по переговорному устройству с Нырковым, который остался в комнате – чтобы тот спросил у Клавы, нужны ли помидоры-перец-огурцы. И когда голос Потапова раздался из динамика, Корнышев вдруг замер и превратился в слух.
– Кто-о-о э-э-это бы-ы-ыл?! – просипел он.
– Где? – не понял Нырков.
– По ра-а-ации кто говори-и-ил?!
– Потапов. А что?
Корнышев не ответил.
Может, он ошибся.
Может, это нервы.
Может, все не так, и он в конце концов останется в живых…
* * *
Шум застолья изображали так. Накрыли стол, разлили водку по железным кружкам, приступили к трапезе. Нырков и Сомов общались меж собой, рассказывали друг другу какие-то истории, звучало это вымученно, но шумно. Где-то после третьей у них стало получаться лучше. Если бы кто из местных проходил по коридору, у него бы и сомнений не возникло в том, что пьянка в самом разгаре. Тем временем Потапов, сидя здесь же, за столом, и даже успевая выхватывать из масляной банки куски тушенки, вполголоса расспрашивал Клаву и Корнышева.
Клава рассказала о визите Коляна и о том, как слепой Корнышев раскидал по комнате незваных гостей. Как котят – так она сказала. В голосе ее сквозили восторг и уважение.
С Клавой Потапов долго не беседовал.
– Ладно, мы тут пообщаемся, – сказал он и бросил выразительный взгляд на Корнышева. – А вы пока погуляйте, – это он сказал Клаве. – Наш товарищ с вами пойдет, чтобы никаких неожиданностей не случилось.
И снова у Потапова все получилось очень гладко и логично. Ему по службе надо с Корнышевым переговорить, чужие уши тут не нужны, Клаву он выпроваживал, а поскольку теперь забота о ее безопасности на них лежала, он к ней приставил охранника. Выпала такая роль Ныркову. Комар носа не подточит.
Когда Клава и Нырков ушли, Потапов сделал жест рукой, старлей метнулся к двери, закрыл ее на задвижку.
– Как тебе тут, Слава? – спросил Потапов.
– Нормально, – ответил Корнышев.
Он позволил себе говорить своим обычным голосом. Но повязку с глаз не снимал. То ли уже привык к ней, то ли не хотел выходить из образа.
– Общался с Клавой? Что-нибудь новое узнал?
– Нет, – сказал Корнышев. – Не то чтобы она скрытная, просто не было повода.
– И про то, как она рядом с тобой оказалась – тоже ничего?
– Ничего, – соврал Корнышев.
Потому что, если объяснять все с самого начала, всплывет история про Кипр. А про Кипр Корнышев сейчас опасался говорить. Там не разговор будет, а ходьба по минному полю. И не поймешь, где оступишься и тебя в клочья разорвет.
– Как ты думаешь, – сказал Потапов, – здесь, в поселке, кроме Клавы, есть еще кто-то, кто мог бы знать тебя прежде?
Корнышев пожал в ответ плечами и показал на свою черную маску. Я, мол, лиц не вижу.
– Я слепой, – пояснил он, чтобы было доходчивее. – Кто тут меня окружает – я не знаю.
– А лицо Клавы ты видел? – спросил Потапов.
– Нет, – соврал Корнышев.
– А голос ее тебе знаком?
Корнышев замотал головой. Нет, не знаком. Он даже не смог из себя выдавить это «нет», убоявшись, что выдаст себя интонацией. Потому что, когда Потапов спросил про голос, Корнышев дрогнул. Час назад он голос самого Потапова, кажется, узнал – в переговорном устройстве. И от этого узнавания ему сделалось сильно дурно, как говаривал когда-то один его знакомый.
– Странная штука, – задумчиво произнес Потапов. – Ты ее не признаешь. Зато она тебя знает не месяцы, а годы.
– Кто сказал? – насторожился Корнышев. – Она сказала?
– Ну, предположим, что она, – не стал раскрывать карты Потапов.
– Вам сказала? – нервничал Корнышев. – Или кому еще?
– Да какая разница! – ответил Потапов и забарабанил пальцами по столу. – Вот рассказывал ты нам когда-то про полковника Ведьмакина. Помнишь?
– Помню.
– Рассказывал и о том, что он затем превратился в рязанского шофера и сам он в это искренне верил. Было такое?
– Было.
– А ты сейчас искренне веришь в то, что ты – Корнышев?
Случилась секундная заминка. Потом Святослав сгреб в ладонь черную повязку и буквально сорвал ее, потому что хотел видеть глаза собеседника.
– Не понял! – произнес он.
Без угрозы, но все равно получилось мрачно.
Святослав жмурился, потому что после длительной «слепоты» тусклый свет единственной лампочки казался ему нестерпимо ярким.
– Вот, смотри, – сказал Потапов мягко. – Есть Клава, которая говорит, что давно знает Корнышева…
Он сделал упор на фамилии «Корнышев».
– Зато ты ее не знаешь, – продолжал Потапов. – Нет у тебя вот здесь, – похлопал себя по голове, – информации о ней. Не знал ты ее. Вот Корнышев, допустим, с ней знаком. А ты?.. – Развел руками.
Корнышев молчал. Тут какая-то ловушка. С ним опять играли, будто с мышью. Загоняли в тупик, откуда не бывает выхода.
– Какие-то близкие по времени события ты помнишь, – сказал Потапов. – А вот туда, назад, подальше, до Африки еще, попробуй что-то вспомнить. Ты рассказывал про бедолагу этого, Ведьмакина. Про его семью. Как вы их с Кипра вывозили. Ты сам-то был на Кипре?